23 января

Последние несколько дней были на редкость впечатляющими. Я побывал на приеме во дворце, как мне кажется, в очередной раз должным образом подтвердив свою лояльность Короне Ее Величества, и уже на следующее утро переехал на Даунинг-10. Из мемуаров предыдущих премьер-министров мне было известно, что, согласно вековой традиции, когда ПМ въезжает в Уайт-холл впервые, весь персонал выстраивается вдоль парадной лестницы, восторженно аплодируя своему новому хозяину. Интересно, почему они не приветствовали аплодисментами меня? (Этот «обряд посвящения» неукоснительно соблюдается, только если новый премьер-министр победил на всеобщих выборах. – Ред.) Надеюсь, это не следует воспринимать, как дурное предзнаменование…

Весь переезд занял где-то около двух дней. Апартаменты ПМ располагаются в высшей части Уайт-холла. Топография этого величественного здания весьма запутанна, поэтому не заблудиться в нем вряд ли возможно. Снаружи оно выглядит, как обычное здание григорианского стиля. Относительно небольших размеров, довольно серое и невзрачное, но внутри… это нечто заслуживающее внимания. Внутри это в каком-то смысле даже мини-дворец!

Во многом такое впечатление создается потому, что на самом деле весь комплекс состоит не из одного, а из двух соединенных друг с другом зданий (в Номере 11 проживает канцлер казначейства); оба здания соединены единой системой коридоров, лестничных проходов и внутренних двориков. Одно из них пятиэтажное, а в другом шесть этажей, и в его задней части имеются большие и по-королевски роскошные залы. Очевидно, чтобы доставить королевское удовольствие моим высокопоставленным подданным. (Похоже, время от времени Хэкер на самом деле страдал чем-то вроде мании величия. – Ред.)

Впрочем, вполне вероятная возможность заблудиться в коридорах этого дворца даже сегодня, на пятый день моего пребывания в качестве ПМ, показалась просто мелочью по сравнению с тем, что мне пришлось испытать, когда меня привели в «спецотдел» под «спецэтажом» МО (министерство обороны – Ред.).

Внешне там все выглядело так, как и следовало ожидать: развешенные по стенам детальные карты всех пяти континентов; не обязательно симпатичные девушки, прилежно сидящие у мониторов; серьезные офицеры в штатском, сидящие за письменными столами… Экскурсию проводил сам сэр Джефри Говард, начальник Генерального штаба – высокий, щеголеватый генерал моложавого вида с песочного цвета волосами, мохнатыми бровями и отрывистым командным голосом. Сэр Хамфри и мой главный личный секретарь Бернард, само собой разумеется, были рядом. То есть прямо за мной.

Мой первый вопрос, естественно, касался «горячей линии».

– С кем именно, господин премьер-министр? – несколько озадаченно спросил генерал.

– Как с кем? С русскими, конечно.

– А-а-а, с ними… Это на Даунинг-стрит, сэр.

На Даунинг-10? Я с осуждением посмотрел на своего главного личного секретаря. Тогда почему же мне, премьер-министру, этого не показали? На лице Бернарда появилось выражение крайнего удивления. Судя по всему, ему тоже не показали. Ладно, проехали. Поточнее выясним потом.

– Значит, в случае чрезвычайных обстоятельств я смогу немедленно связаться с советским президентом? – продолжил я.

– Э-э-э… Теоретически, да, – осторожно ответил генерал Говард.

– Это что, означает «нет»?

– В каком-то смысле да, господин премьер-министр. Во всяком случае, так мы говорим журналистам. Хотя один раз нам все-таки удалось выйти на связь с Кремлем. Но только не дальше кремлевского коммутатора…

– Вы хотите сказать, оператор не смог соединить вас с кем надо? Интересно, почему?

– В общем-то, мы пытались найти ответ на этот простой вопрос, но нам так и не удалось. Кремлевский оператор на другом конце провода практически не говорил по-английски.

– А как часто вы пытались повторить подобную операцию? Ну хотя бы с целью проверки, насколько эффективно работает столь важная система.

Мой вроде бы простой вопрос сильно его озадачил. Проверять эту систему? Зачем? Похоже, такое ему и в голову никогда не приходило. Тут в наш разговор деликатно вмешался сэр Хамфри.

– Видите ли, господин премьер-министр, они стараются не очень-то злоупотреблять подобными проверками. Чтобы не сеять никому не нужную панику, так сказать, на другом конце… Особенно если речь идет в контексте ядерного оружия.

Что ж, предельно понятно и ясно. Тут никаких вопросов.

Поняв это, генерал, не теряя времени на излишние объяснения, подвел меня к телексному аппарату.

– А вот это, господин премьер-министр, и есть то самое! – со значением произнес он.

– То самое? – толком ничего не поняв, переспросил я.

– Да, то самое.

– Прекрасно, – бодро сказал я, но тут же понял, что совершенно не понимаю, что, собственно, он имеет в виду. – Э-э-э… а что это, собственно, такое? – вроде бы равнодушно, но с понимающим видом поинтересовался я.

– Это спусковой крючок, господин премьер-министр, – наклонившись ко мне, тихо пояснил сэр Хамфри.

У меня даже мурашки побежали по коже.

– Спусковой крючок?

– Да, господин премьер-министр. Только… ядерный. Та самая ядерная кнопка.

– Вот это? – Невероятно. Я долго с удивлением смотрел на самый обычный телексный аппарат. – Ну и что здесь такого? Это и есть тот самый спусковой крючок?

– Да, тот самый, господин премьер-министр. – Генерал, похоже, прочувствовал важность моего вопроса. – Только в определенном смысле. Видите ли, это вроде бы самая обычная телексная связь с «Нортвуд», специальной субмариной флота Ее Королевского Величества. Через него вы посылаете туда закодированный сигнал, а «Нортвуд» должным образом подтверждает аутентичность этого сигнала.

– Чтобы не было ни малейших сомнений в том, откуда он поступил, – снова пояснил сэр Хамфри.

– Получив нужное подтверждение и определив конкретную цель, «Нортвуд» пересылает команду одной из наших субмарин «Поларис», где, собственно, и нажмут ту самую настоящую «кнопку».

Господи, как же все это просто – я отдаю приказ, они его выполняют! Только и всего? Нет-нет, тут должно быть что-нибудь еще…

– Так они и сделают? Вот так просто? Только и всего?

– Да, сэр, только и всего, – не скрывая гордости, подтвердил генерал Говард.

– Сразу же, как только я отдам приказ?

– Да, сэр, сразу же, как только вы отдадите приказ.

– И что, никто не будет возражать?

Мой простой вопрос, похоже, его буквально шокировал.

– Как это возражать? Но это нонсенс! Господин премьер-министр, это же просто немыслимо! Наши офицеры выполняют приказы, а не обсуждают их. Иначе и быть не может…

– Ну а если мы в этот момент будем отмечать, скажем, ваш день рождения, и мне невольно придется оказаться, так сказать, не совсем в трезвом состоянии? – шутливо спросил я.

На что секретарь Кабинета с необычной для него серьезностью ответил:

– Вообще-то было бы лучше, если бы вы в таком состоянии не оказались. Даже невольно!

– Само собой, нет… ну а если у меня, допустим, вдруг возьмет и «поедет крыша»? Именно в этот момент…

– Полагаю, члены Кабинета смогут это заметить. Это не так уж и трудно, господин премьер-министр.

Хамфри явно хотел меня обнадежить. Само по себе такое желание, конечно, заслуживает похвалы, но у меня возникают большие сомнения, что мои коллеги будут в состоянии это заметить. Ведь по меньшей мере у половины из них самих если уже не «поехала крыша», то, выражаясь более корректно, произошел «сдвиг по фазе».

– Ну а предположим, я сначала отдал приказ нажать на «кнопку», а потом вдруг взял и передумал?

– Ничего страшного, господин премьер-министр, – хихикнув, ответил генерал. – Никто ведь об этом никогда не узнает.

Я тоже попытался хихикнуть, но почему-то не смог и вместо этого спросил, сколько у нас всего ядерных ракет. Генерал довольно улыбнулся.

– У нас? У нас четыре субмарины «Поларис», на каждой из них шестнадцать ракет. С тремя боеголовками на каждой.

Умение складывать и вычитать в уме никогда не было моей сильной стороной, а доставать свой карманный калькулятор было бы в тот момент не совсем желательно… То есть совсем нежелательно. Хорошо, что Бернард, заметив мои колебания, тут же догадался подсказать.

– Сто девяносто две, господин премьер-министр.

Значит, ему все-таки сказали!

Сто девяносто две ядерные ракеты! Господи, подумать даже страшно. А тут еще Хамфри, как бы мимоходом, добавил, что каждая из них раз в пять мощнее бомбы, сброшенной на Хиросиму. И принимать решение придется ПМ, то есть мне? Все молча смотрели на меня. Генерал – с сочувствием и даже пониманием.

– Я понимаю вас, господин премьер-министр, – мягко сказал он. – Всего сто девяносто две. Да, маловато, конечно…

Да, но это совсем не то, о чем я думал. Сто девяносто две ядерные ракеты – лично для меня вполне достаточно. Даже более чем достаточно. Генерал, естественно, не согласился.

– Извините, конечно, господин премьер-министр, – слегка прищурившись, возразил он, – но в нашем деле более чем достаточно никогда не бывает. Особенно если не забывать о нацеленных на Британию тысяче двухстах советских ракетах для нанесения мгновенного ответного удара.

Тысяча двести? Может, пренебрежительно отмахнуться? Сделать вид, мол, плевать нам на это. Мы их одной левой… Да, так и надо делать.

– Ну и что из этого? Британии всегда приходилось сражаться с превосходящими силами противника, разве нет? Достаточно вспомнить хотя бы Битву за Британию. И мы всегда мужественно…

Я понял, что несу сущую чепуху, еще даже не закончив фразу. О каком мужестве можно говорить, если речь пойдет о ядерной войне?!

Однако генерал Говард понял это по-своему. Увидел в этом удобную возможность замолвить словечко в пользу «трайдентов». И тут же, не теряя времени, заметил, что чем скорее мы примем их на вооружение, тем больше повысим свою боеспособность. А значит, и репутацию в качестве мировой державы. Потому что…

– Ничего страшного, – перебил я его. – Слава богу, у нас хватает и обычных вооружений.

Генерал скептически хмыкнул.

– Господин премьер-министр, наши обычные вооруженные силы смогут сдерживать русских от силы семьдесят два часа, не более.

– Не более?

– Не более.

Отвечая на этот вопрос, генерал Говард почему-то встал по стойке смирно. Смотреть на это было просто забавно. Стоять по стойке смирно в гражданском костюме? Кстати, я только тогда обратил внимание на то, что моя, так сказать, «свита» полностью состоит из военных, хотя никто из них не был в военной форме. Если, конечно, не считать формой одинаковые костюмы в полоску…

Но костюмы костюмами, бог с ними, в конце концов, а вот информация, с которой меня только что ознакомили, или, скорее, возможные последствия, это серьезно. Более чем серьезно!

– Значит, в случае нападения русских мне придется моментально принимать решение, так?

Снисходительно улыбнувшись, генерал покачал головой.

– Нет-нет, господин премьер-министр, совсем не моментально. У вас будет что-то около двенадцати часов.

Двенадцать часов? Но для меня это и есть моментально! Я спросил, не следует ли нам что-нибудь сделать, чтобы хоть как-то исправить положение.

– Да, конечно же следует, – с готовностью согласился он. – Но, к сожалению, все последние тридцать лет политики твердили нам, военным, что обычные вооруженные силы не в состоянии сделать это.

Сэр Хамфри, стоявший за моей спиной, молча кивнул, как бы подтверждая это. И сразу же подтвердил это словесно.

– Дело в том, господин премьер-министр, что обычные вооруженные силы стоят жутко дорого. Куда дешевле просто нажать на «кнопку».

24 января

Сегодня чуть ли не всю ночь не мог заснуть. Вчерашний визит в МО весьма радикально изменил мое представление о способности нашей Британии защищаться от агрессии. А приведенные цифры просто ошеломили.

«Семьдесят два часа… всего семьдесят два часа…», даже не осознавая, как лунатик, пробормотал я, когда мы с Бернардом обсуждали тему предстоящих переговоров.

– Семьдесят два часа? Господин премьер-министр, вы на самом деле имеете в виду семьдесят два часа? – удивленно спросил он. – Но, боюсь, это слишком много даже для Верховного комиссара Новой Зеландии.

Это что, профессиональный юмор госслужащего? У них так принято шутить? Неужели не ясно, что я имею в виду время, в течение которого НАТО сможет сдерживать русских? Я, в каком-то смысле тоже шутливо, поинтересовался, не могли бы мы попытаться уговорить американцев (естественно, исключительно в качестве ответной меры) усилить их собственные обычные вооруженные силы.

По мнению моего главного личного секретаря, это все равно ничего не решит.

– Американские солдаты в Германии настолько обкурены, что нередко толком не знают, зачем они там вообще и на чьей они, собственно, стороне. Например, во время последних маневров НАТО американские офицеры рассредоточились и вместо полигонов предпочли рощи и ложбины, где куда как более приятно устраивать пикники с рядовыми и сержантами противоположного пола…

Я поинтересовался, как с этим обстоит дело у других натовских подразделений. Он ответил, что с этими все в порядке. Правда, только по будним дням.

Как это только по будним дням? А нельзя ли поточнее?

– На выходные голландцы, датчане и бельгийцы, как правило, уезжают домой.

Чудовищно, просто чудовищно! Другого слова просто не придумаешь. Такого мне еще никогда не приходилось слышать.

– Значит, если русские решат напасть на нас, то нам бы очень хотелось, чтобы они сделали это между понедельником и пятницей? Только так, и никак не в выходные!

Он одобрительно кивнул головой.

(Вообще-то, даже если бы силы Варшавского договора вдруг решили вторгнуться между понедельником и пятницей, НАТО это вряд ли помогло бы, поскольку ее армейские казармы настолько далеки от передовых позиций, что русские в любом случае оказались бы там намного раньше. – Ред.)

– И что, все об этом уже знают? – удивленно спросил я.

Под «всеми», само собой разумеется, имелись в виду русские. Бернард понимающе улыбнулся. Если об этом знает главный личный секретарь ПМ (то есть Бернард Вули – Ред.), то же самое, естественно, знают и русские.

– Как правило, большая часть информации о натовской обороне поступает сначала в московский кремль, а уж потом к нам на Даунинг-10. Правда, практически сразу же, – с довольным видом добавил он.

– Значит, в конечном итоге все сводится к «трайдентам»?

Бернард согласно кивнул.

– Да, господин премьер-министр. Если сводится, и когда…

– Если сводится, и когда, – задумчиво пробормотал я. – Ну и как это прикажете понимать?

Заметив мое недоумение, Бернард с готовностью пришел мне на помощь.

– Если это сработает.

Если сработает? Кто? Зачем? Кому все это надо?

– Вообще-то, господин премьер-министр, когда на вооружение поступают новые виды ракет, то боеголовки к ним не всегда соответствуют стандарту. Речь, само собой разумеется, идет о микронах, но… Вы же сами понимаете. Такое у нас уже было с «поларисами» и «крылатыми ракетами». Вот, смотрите. – Он пролистал несколько страниц досье. Которое уже лежало на столе прямо перед ним! Странно, что я даже не обратил на это внимание. Что ж, предусмотрительно. Даже очень предусмотрительно!

– «Неполадки с электропроводкой, с микрочипами, с частотными колебаниями от спутника, ну и так далее, и тому подобное…». Скорее всего, чего-то подобного следует ожидать и от «трайдентов».

– Ну и что нам теперь делать? Подать на производителей в суд?

Бернард, печально покачав головой, объяснил, что это в любом случае невозможно, поскольку мы не можем «выносить сор из ядерной избы». Слишком велик риск. Да, в этом он, конечно же, прав. На все сто процентов. Соображения безопасности превыше всего. И производители прекрасно это знают.

– Ну а если просто сменить производителей?

– Мы давно это делаем, только толку от этого все равно никакого. Вся проблема в том, что остальные производители тоже знают об этом. – Он тяжело вздохнул. – Наверное, именно поэтому та чертова ракета, слава богу, не ядерная, грохнулась прямо на игровом поле гольф-клуба «Сэндвич».

Сначала мне показалось, я просто ослышался. Боевая ракета грохнулась на игровое поле гольф-клуба? Неужели такое возможно? Тогда почему об этом не сообщали наши доблестные СМИ? Ни газеты, ни радио, ни, наконец, телевидение!

– Потому что мы сразу же нашли удобное «прикрытие». Поэтому на следующее утро члены клуба с некоторым удивлением, но, заметьте, не более того, обнаружили новую лунку на седьмом прогоне.

Не знаю, чего бояться больше – такого рода «прикрытий» или грохающихся не там, где надо, ракет? Бернард попытался меня успокоить. Оказывается, технические сбои происходят только с новыми типами торпед. Все остальные – то есть те, которые были произведены во время второй мировой войны – работают как надо, приземляются где надо и не доставляют особых хлопот.

Но они же сорокалетней давности! И почему, интересно, они работают лучше, чем наши суперсовременные? Ответ Бернарда был настолько очевидным, что не вызывал никаких сомнений. Вообще-то мне следовало бы догадаться и самому: во время войны ракеты вольно или невольно проходили многократные практические испытания и соответствующие доработки. Сейчас все иначе – мы просто не можем должным образом тестировать современное ядерное оружие из-за того, что в мирное время это слишком дорого, а соответствующей войны пока еще не было. Только и всего!

Тут мне невольно пришла в голову мысль, что совсем неплохо было бы порасспросить и про прочие военные секреты. А вдруг там тоже свои скрытые угрозы, опасные и для страны, и для ПМ! Поэтому я тут же поинтересовался у своего главного личного секретаря, чего еще я не знаю об обороноспособности Великобритании.

Бернард недоуменно пожал плечами.

– Не знаю, господин премьер-министр. Откуда мне знать, чего именно вы не знаете?

Никакой намеренной дерзости в его словах, похоже, не было, так как он сразу же дал мне полезный совет – переговорить на интересующую меня тему со старшим научным консультантом Кабинета. Вполне возможно, он видит эту проблему несколько иначе, чем военные в МО.

Не желая откладывать столь важное дело в долгий ящик, я попросил Бернарда немедленно пригласить его ко мне.

– Само собой разумеется, господин премьер-министр, но лучше не сейчас, а после работы, так сказать, «за рюмкой чая», – посоветовал он. – Лучше, чтобы сэр Хамфри ничего не знал об этом. Иначе он может очень расстроиться. Поскольку не считает старшего научного консультанта одним из нас.

Я не поленился заглянуть в «Кто есть кто». Оказалось, старшим консультантом Кабинета служит профессор Исаак Розенблюм, который был на нашей стороне в битве при Арленде и даже был награжден Его Величеством «За храбрость». Ну и как же такому человеку можно не верить? Неужели сэр Хамфри стал таким подозрительным?

– Боюсь, с его австрийским акцентом ему вообще мало кто верит. – заметил Бернард. – И к тому же он вряд ли учился в Оксфорде или Кембридже. Или хотя бы в ЛШЭ (Лондонская школа экономики – Ред.).

Надеюсь, это всего лишь одна из дежурных шуточек моего главного личного секретаря.

25 января

Сегодня вечером, естественно, после работы, я пригласил профессора Исаака Розенблюма к себе домой. Как говорят, на «рюмку чая». После чего у меня чуть не «поехала крыша». Ведь в политике редко когда удается познакомиться и побеседовать с действительно интеллектуальным человеком! В свое время я сам читал лекции в политехническом училище, но даже там, в научной среде, не так уж часто встречал интеллектуалов. (Хэкер, похоже, вполне искренне считал преподавание в политехническом училище убедительным подтверждением своей принадлежности к академическому миру. – Ред.) Таковые, разумеется, встречаются и в политике, и в науке, хотя, честно говоря, и там и там их совсем немного. Но политики откровенно стыдятся в этом признаваться, а ученые по этому поводу почему-то мало беспокоятся.

Итак, профессор Исаак Розенблюм, старший научный консультант Кабинета. Низенький, жилистый человечек. Где-то за семьдесят. Но на редкость активный, с горящими глазами, и, главное, мозг по-прежнему как стальная мышеловка!

В какой-то момент я почувствовал себя абитуриентом, который готовится к встрече с безжалостным, неподкупным профессором на вступительном экзамене в самый престижный университет страны.

Зато потом… потом у меня вдруг появилось ощущение, что наша беседа будет иметь решающее значение для будущего моего, моего правительства и, может, даже для всей моей страны! Значит, грядут неизбежные перемены… (Джеймс Хэкер настолько возбудился, что, надиктовывая свои воспоминания, совершенно забыл о государственной службе. Которая была, есть и всегда будет! – Ред.)

Он пришел где-то после восьми, когда Хамфри уже давно ушел. Нашу службу безопасности Бернард предупредил, чтобы его провели через задний ход. Не дай бог эти чертовы журналисты пронюхают о его приходе…

Розенблюм сразу же начал разговор с вопроса, верю ли я в так называемую теорию «ядерного сдерживания».

– Да, верю, – не раздумывая ответил я.

– Интересно, почему? – поинтересовался он.

Не зная, что, собственно, сказать, я просто ответил, что мы все верим в теорию ядерного сдерживания.

– Интересно, почему? – терпеливо повторил он.

– Ну… ну потому, что это сдерживает.

– От чего? И главное – кого?

Честно говоря, лично мне никогда еще не приходилось иметь дело с людьми, которые умеют так коротко и емко, я бы сказал, даже слишком емко выражать свои мысли. И, тем не менее, к чему он клонит?

– Что, собственно, вы имеете в виду? – спросил я.

– Как что? – искренне удивился он. А затем попытался выразиться чуть подробнее и яснее. – Кого это должно сдерживать?

Не знаю, как ему, но мне все предельно ясно – естественно, русских! Чтобы они даже и не мечтали нападать на нас!

– Интересно, почему?

Он явно сомневался в том, что политика сдерживания способна удержать русских от нападения на нас. Пришлось уточнить.

– Потому что они будут знать: если они только попробуют, я нажму на кнопку, – твердо сказал я.

– На самом деле нажмете? – не скрывая некоторого нажима в голосе, спросил он.

– А что, вы думаете, не надо?

– Так вы на самом деле нажмете?

– Да, конечно же… В качестве самой крайней меры. – Я снова подумал. – По меньшей мере, думаю, что нажму. Да нет же, обязательно нажму! А как иначе?

– Простите, господин премьер-министр, но когда именно, по-вашему, можно применить эту самую крайнюю меру?

Как когда? Это же очевидно.

– Когда русские вторгнутся в Западную Европу.

Профессор Розенблюм снисходительно улыбнулся.

– Но тогда у вас будет всего только двенадцать часов, чтобы лично принять решение об этой, так сказать, самой крайней мере. Разве нет?

Неужели он прав? Но это же… Безумие какое-то!

Старший научный консультант Кабинета бросил на меня критический взгляд.

– Пожалуй, вам не следует так волноваться. С чего бы русским вот так взять и захотеть аннексировать всю Европу? Зачем? Им это не удалось сделать даже с маленьким Афганистаном. – Он многозначительно покачал головой. – Нет, если они что и задумают сделать, то это почти наверняка будет хорошо известная «тактика салями».

(«Тактика салями» – это на самом деле хорошо известный тактический прием, когда добычу отрезают кусочек за кусочком. То есть не всю Европу сразу, а постепенно. Сначала один регион, потом другой, потом третий, ну и так далее… Причем сначала, как правило, будет не захват территории как таковой, а публичные угрозы, мелкие нарушения границы, неизвестно откуда взявшиеся блокпосты на дорогах… – Ред.)

Розенблюм вдруг встал. Внимательным взглядом обвел мою гостиную. Затем, не выпуская из руки бокал с апельсиновым соком, с важным видом продолжил рассуждать на тему об оборонных проблемах. Прежде всего, упомянул об уличных беспорядках в Западном Берлине, о неизвестно каким образом возникших пожарах и неожиданно прибывших из Восточного Берлина пожарных бригадах, которые тут же пришли на помощь. Невзирая даже на государственную границу! Затем он остановился, бросил на меня пристальный взгляд и спросил, хватит ли у меня мужества нажать на кнопку в таких обстоятельствах.

– Конечно же нет!

Довольно кивнув, Розенблюм поинтересовался, нажму ли я на кнопку, если вместе с пожарными туда также прибудет и полицейский наряд. Я снова отрицательно покачал головой. Не начинать же ядерную войну из-за незначительного пограничного инцидента.

На лице старшего научного консультанта появилась кривая улыбка.

– Ну а если вместе с полицейскими восточные немцы пришлют военных? Для начала совсем немного, но потом еще и еще… Только для того, чтобы помочь прекратить беспорядки, не более того. А затем на смену им придут русские войска. В таком случае вы готовы нажать на кнопку?

Русские войска в Западном Берлине? Готов ли я в таком случае начать ядерную войну? Нет, нет, это же нелепость. Конечно же нет!

– Правильно, – с неожиданной готовностью согласился старший консультант. И тут же продолжил: – А что делать, если русских «попросят» не уходить? Чтобы, скажем, помочь гражданской администрации. И на всякий случай закрыть дороги. Равно как и международный аэропорт Темплхоф, тем самым отрезав Западный Берлин от внешнего мира. (Западный Берлин был всего лишь крохотным островком ФРГ внутри Германской демократической республики. «Демократической» в данном случае означает «коммунистической», не более того. – Ред.)

Так нажму ли я кнопку в этом случае? Не знаю. Мне надо подумать, мне нужно время…

– В вашем распоряжении всего двенадцать часов, господин премьер-министр. Или, по-вашему, целых двенадцать часов?

Двенадцать часов! Сначала я чуть было не запаниковал, но вовремя вспомнил, что все это не более, чем теоретические догадки. И напомнил ему об этом.

Он пожал плечами.

– Вы ведь премьер-министр. Причем не вчера, а сегодня. Телефонный звонок из штаб-квартиры НАТО может прозвучать в любую минуту.

Вы не поверите, но он… действительно прозвучал! Тут же! Я застыл на месте. Как завороженный. Бернард торопливо подбежал к письменному столу и снял трубку.

– Да? Приемная премьер-министра. Мы вас слушаем. Да-да, секундочку. – Прикрыв трубку рукой, он повернулся ко мне. – Это из штаб-квартиры НАТО, господин премьер-министр. Будете говорить?

Господи, неужели кошмарные сны воплощаются в реальность?! Неужели этот чертов научный консультант, пусть даже и старший, все-таки накаркал?

Слава богу, мой главный личный секретарь снова выручил меня, пояснив:

– Они спрашивают, не хотите ли вы выступить на ежегодном собрании НАТО в апреле.

Вообще-то я хотел, но теперь уже не был в этом уверен. Не уверен ни в чем! Поэтому не мог ничего ответить. Мой верный Бернард Вули коротко ответил за меня «да» и положил трубку.

– Прекрасно, – с довольным видом продолжил профессор Розенблюм. – Теперь давайте рассмотрим сценарий номер два. В ходе запланированных маневров русская армия «совершенно случайно» пересекает границы Западной Германии… В данном случае вы прибегнете к вашей самой крайней мере?

– Пожалуй, нет, – подумав, ответил я.

Крайняя мера тут, вроде бы, ни при чем. Во всяком случае, пока…

– Ладно, – с еще более довольным видом продолжил профессор. – Тогда сценарий номер три. Предположим, русские так или иначе уже вторглись в Западную Германию, в Бельгию, Голландию и Францию. Предположим, их танки и солдаты уже подошли к Ла-Маншу. Предположим, они намерены вторгнуться в Англию. Это станет для вас тем «крайним случаем»?

Я испытал крайнюю степень затруднения.

– Нет, наверное, все еще нет, – сказал я медленно.

– Интересно, почему? – не скрывая язвительности, поинтересовался он. – Почему нет?

А действительно, почему нет? В голове была сплошная каша. Я изо всех сил пытался разобраться, что к чему, но, честно признаюсь, как ни старался, так и не смог. Поэтому не совсем внятно пробормотал:

– Потому что… потому что мы готовы вступить в войну только для того, чтобы защитить самих себя. А разве можно защитить самих себя, совершая откровенное самоубийство?

– Так когда же для вас наступает «крайний случай»? – с ухмылкой спросил профессор. – Когда русские на Пикадилли? У Центрального вокзала? В Букингемском дворце? Когда именно? – Затем сел и с довольным видом откинулся на спинку кресла у камина.

Я долго смотрел на него, тщетно пытаясь сосредоточиться.

– Ну… если вы имеете в виду, что концепция ядерного сдерживания не имеет смысла, то… Кстати, профессор, не это ли именно вы имеете в виду?

Он покачал головой.

– Нет-нет, вот этого, заметьте, я не говорил. Если либо у русских, либо у американцев есть бомба, то и другая сторона должна ее иметь. Вот почему у нас должен быть свой «поларис». Так сказать, на всякий случай…

Что он хочет этим сказать? Что, собственно, предлагает?

– Отмените «трайденты», господин премьер-министр. Потратьте эти пятнадцать миллиардов на обычные вооружения. Поскольку вы в любом случае не нажмете на кнопку. Разве нет?

– Почему бы и нет? – осторожно спросил я. – А если у меня не будет другого выбора?

Он тяжело вздохнул.

– Увы, это мы уже проходили. Но пока еще никто и никогда не ставил нас в ситуацию, когда у нас не было выбора. Не забывайте: если они что и задумают, то, скорее всего, прибегнут к тактике «салями». Только так, господин премьер-министр. И никак иначе.

– Хорошо. Допустим, мы отменим эти пятнадцать миллиардов фунтов на «трайденты». И на что мы их потратим? На пушки и танки?

– Нет-нет. Мы потратим их на ГТ. – И, заметив на моем лице следы непонимания, с энтузиазмом пояснил: – Горячие технологии. Умные ракеты, умеющие сами находить цель, инфракрасные лучи и тому подобные навороты. Но находиться они должны будут на вооружении обычной армии. Но при этом, учтите, не только и не столько обычной, сколько мощной и сильной.

Вдохновение – это поистине великая сила. До меня вдруг дошло, что надо делать. Когда на тебя снисходит вдохновение, то «щелк!» – и все сразу становится на свои места. До нелепости просто, но на редкость эффективно. Значит так: прежде всего мы отменяем «трайденты» и не покупаем «крылатые ракеты», после чего вводим призыв на военную службу, который решит наши проблемы не только с созданием мощной и сильной армии, а значит, и с повышением обороноспособности страны, но и с угрожающе растущей безработицей. Потрясающе! Я поделился своей находкой с Бернардом, но тот почему-то заметно нахмурился.

– Господин премьер-министр, а вам не кажется, что призыв может оказаться довольно смелым решением?

Вот тут он не прав. Совсем не прав! Военный призыв был бы «смелым решением» в ситуации полной занятости, но сейчас… сейчас он прежде всего даст молодым людям возможность найти себе достойное применение, делать хоть что-нибудь полезное. И для себя, и для страны. Не говоря уж о жизненном опыте, приобретенных навыках, профессиях, ну и всем прочем. Многих из них армия заставит даже научиться читать! Ведь неграмотным оттуда пока еще никто не ушел.

Назовем же мы все это не службой в армии, а «Национальной службой» – пусть каждый британец знает, что молодые люди служат на благо нашего общества и всей нации в целом.

Великолепная идея, дающая колоссальный шанс для политического развития Британии и ее народа! Более того, я знаю, как все это назвать – Великий почин! Мой великий почин! Великий почин Джима Хэкера! Я уже сделал черновые наброски своего выступления в палате общин, где прозвучат основные мотивы концепции: «…в истории нашего великого островного государства время от времени возникают моменты, когда должен появиться хотя бы один человек, которому всевышний доверил вывести свой народ из долины теней на солнечную поляну мира и процветания…».

Интересно, почему эта мысль никогда не приходила ко мне раньше? (Одной из причин этого, возможно, является тот простой факт, что Хэкер и профессор Розенблюм встретились в первый раз. – Ред.)

26 января

Думаю, нет, просто уверен, что настало время перемен. И я тот самый человек, которому выпало претворить их в жизнь. (Побыв в должности ПМ всего лишь неделю, Джим Хэкер, похоже, уже возомнил себя чуть ли не небожителем. То есть, как это частенько случается, начал утрачивать связь с реальностью. – Ред.)

Почти все утро провел на заседании комитета Кабинета, назначая оставшихся членов моего правительства и младших министров. Затем поднялся наверх немного перекусить.

Но, к моему глубочайшему удивлению, на столе ничего не было. А моя жена Энни уже застегивала плащ. Причем была явно не в самом лучшем настроении. На мой вполне невинный вопрос, куда это она собирается, она напомнила мне, что опаздывает на заседание ее благотворительного комитета.

Тогда я спросил, могу ли я рассчитывать на самый простой омлет. Всего из двух яиц. Или хотя бы на что-либо еще… Она, не отворачиваясь от зеркала, ответила, что яйца в холодильнике.

Невероятно! Моя жена хочет, чтобы я сам себе делал омлет! Нет-нет, не принимайте меня за шовиниста или даже антифеминиста. Упаси господь! Но ведь я премьер-министр, и у меня по горло других забот. Не менее важных… Кроме того, мне с этической точки зрения просто не положено обедать вместе с моими подчиненными в нашем служебном буфете.

Что ж, ее позиция в принципе мне вполне ясна. Мы ведь еще раньше договорились, что она будет продолжать свою благотворительную деятельность, даже когда я стану ПМ и нам придется переехать на Даунинг-10, несмотря на все связанные с этим неудобства. Похоже, теперь я начинаю понимать почему. Здесь нет и не может быть личной жизни. Вообще никакой! Например, когда мы с Энни, в общем-то вполне мирно, обсуждали проблему омлета, раздался вдруг стук в дверь и в гостиную, не дожидаясь приглашения, решительно вошла молодая, совсем не симпатичная женщина – курьер МИДа, с «зеленым кейсом» в руках. (Специальный чемоданчик зеленого цвета, в котором перевозят важные государственные документы министерства иностранных дел. – Ред.)

– Вам срочные материалы из МИДа, господин премьер-министр, – извинившись, сказала она. – Пожалуйста, примите и распишитесь.

Энни выразительно развела руками.

– Вот видишь? Видишь, каково это жить в стеклянном аквариуме? У меня должно, понимаешь, должно быть право ходить куда я хочу и жить своей собственной жизнью. А здесь? Стоит мне только захотеть выйти, чтобы купить сигареты, как приходится проходить через несколько десятков журналистов, телевизионщиков с камерами, посыльных, секьюрити в штатском у дверей. Не говоря уж о зеваках на улице. О какой личной жизни тут можно говорить? Оказывается, у меня на нее нет никакого права!

Я неуверенно заметил, что в случае необходимости всегда можно воспользоваться черным ходом.

– Какая разница, через которую дверь выходить? – рассерженно возразила она. – Личной жизни у нас нет даже здесь, в нашей квартире. Например, сегодня – звонок президента из Белого дома в два часа ночи. На целых сорок минут!

– Да, но в Вашингтоне было уже девять утра, – заметил я, думаю, не совсем умно.

Звонок был, конечно, важный, напрямую связанный с моей предстоящей встречей с американским президентом. Правда, сразу за этим в нашу спальню ворвались два охранника с громадными служебными собаками – они получили анонимный сигнал о возможном теракте и хотели немедленно принять соответствующие меры. То есть проверить помещение на предмет наличия взрывного устройства.

Помню, Энни тогда бросила на меня выразительный взгляд.

– По-твоему, это и называется «личная жизнь»?

По-моему, она не совсем права: ведь куда лучше перетерпеть неудобства с поисками бомбы, чем разлететься от нее на клочки, разве нет? А так называемой «личной жизнью» можно насладиться, просто погуляв… ну, скажем, в нашем внутреннем садике. Там вообще никогда никого не бывает. Идеальное место для того, чтобы отдохнуть душой…

– Джим, это я уже пробовала. И гуляла, и ходила. Или, если хочешь, наоборот, ходила и гуляла, – с явным вызовом выкрикнула она. – И за мной наблюдало человек шестьдесят, не меньше. Из кустов, из окон Номера десять, Номера одиннадцать, Номера двенадцать и даже из офиса Кабинета министров! Совсем как в тюремном дворике для прогулок, когда на тебя глазеют как собратья по заключению, так и псы-охранники. И при всем этом, обрати внимание, за нашу, с позволения сказать, «личную жизнь» платят не они, а мы сами! Хотя все должно было бы быть наоборот – именно они должны платить за то, что мы здесь живем.

Должен признаться, в каком-то смысле она права. Мне всегда казалось, что за особые заслуги перед отечеством таких как я можно было бы и освободить от квартплаты. Ведь они же не просто живут там вместе с семьей, но и работают… (Тем, кто не имеет прямого отношения к политике, трудно понять, что, взваливая на себя бремя ответственности за судьбы страны, человек совершает нечто вроде «самопожертвования». Хотя многие другие не менее искренне удивляются: с чего это Хэкер вообразил, что, придя к власти, он может не платить за квартиру? – Ред.)

Когда ищейки с полицейскими поводырями наконец-то ушли, кстати, ничего не найдя, я сказал Энни:

– Послушай, и все-таки жить здесь совсем не так уж и плохо. По крайней мере, район здесь достаточно тихий…

Говорить это было на редкость глупо, поскольку не успел я закончить фразу, как на улице загремел духовой оркестр, сопровождавший традиционный парад конных королевских гвардейцев. Во всю силу и прямо под нашим окном!

Взгляд, которым Энни одарила меня, был, мягко говоря, более чем выразительным.

– Это происходит с семи утра, Джим! – рявкнула она.

Да, это на самом деле парад королевских конных гвардейцев. И на самом деле традиционный. И им, само собой разумеется, надо где-то тренироваться. И мне, конечно же, крупно повезло, потому что мой рабочий день в любом случае начинается еще до семи утра.

Я, как мог, попытался ее успокоить.

– Энни, дорогая, ну будь ты хоть чуть-чуть более разумной. Служение обществу всегда предполагает… э-э-э… определенные жертвы.

– Определенные жертвы? Отлично. В таком случае, я жертвую своим сном, а ты своим обедом!

И с видом оскорбленной добродетели удалилась. Я выбежал за ней.

– Энни, Энни, а что ты ела на обед?

– Половину датского бутерброда!

Весь кипя от гнева, я вернулся в квартиру. Но второй половины нигде не нашел. В холодильнике, конечно, были яйца, но не готовить же их премьер-министру самому! Поэтому я мрачно спустился вниз, бесцельно пошатался по коридорам, зашел к себе в кабинет. Постоял у окна, голодным взглядом следя за тем, как духовой оркестр конных гвардейцев с британским упорством репетирует этот чертов традиционный парад, оставил в приемной записку Бернарду с настоятельной просьбой зайти ко мне сразу же после того, как он вернется с обеда…

Ровно через сорок пять минут мой главный личный секретарь с очень довольным и, главное, очень сытым видом, постучавшись, вошел в мой кабинет. Первым делом я поинтересовался, хорошо ли он пообедал.

– Да, как всегда, сэр, – несколько удивленно ответил он.

– И где вы сегодня обедали?

– Как всегда, в нашей столовой.

– Обед, как всегда, из трех блюд?

– Естественно.

– С вином?

– Да, как всегда, бокал «бордо», но… – Он на секунду запнулся, явно пытаясь понять, к чему, собственно, я клоню. – Вообще-то… если вас это так интересует, господин премьер-министр, то извольте: классический индийский суп с острыми приправами, телячья отбивная с картофелем «соте» и…

– Нет-нет, Бернард, не интересует, не волнуйтесь… Скорее наоборот! Скажите, а вас не интересует, что сегодня ел на обед ваш премьер-министр, то есть я, Джеймс Хэкер?

Явно почувствовав, что я чем-то расстроен, но не будучи полностью уверен, чем именно, Бернард сочувственно поинтересовался:

– Э-э-э… может, вам самому интересно поделиться?

– Да, интересно, – неожиданно для самого себя рявкнул я. – Так вот, к вашему сведению, ничего. Ни-че-го!

– Господин премьер-министр, вы что, сели на диету?

Я насколько возможно кратко объяснил, что диета здесь ни при чем, а затем выразил искреннее удивление тем фактом, что у нас на Даунинг-10 есть все условия, чтобы кормить Бернарда Вули, всех личных секретарей, помощников, наших оранжерейных дам и даже курьеров, но… только не премьера, то есть меня. А ведь жить здесь, черт побери, приходится не им, а именно мне!

Бернард вежливо поинтересовался, не могла бы готовить для меня миссис Хэкер. Ведь все условия для этого имеются. Я напомнил ему, что у миссис Хэкер есть своя работа. В ответ он предложил мне нанять личного повара. А что, совсем неплохая идея, но… но только на первый взгляд – оказывается, ему придется платить. Из своего собственного кармана. Где-то около восьми-десяти тысяч в год. А этого я, увы, позволить себе не могу. Тогда мой главный личный секретарь посоветовал мне переговорить на эту тему с секретарем Кабинета. На мой вполне естественный вопрос, почему бы это не сделать ему самому, он, с искренним сожалением пожав плечами, ответил, что не в его привычках вести переговоры, если он сам «не в силах изменить систему».

Честно говоря, такая беспомощность начала меня раздражать. Я махнул рукой и молча отвернулся к окну.

Через некоторое время Бернард осторожно кашлянул.

– Э-э-э… секретарь Кабинета в любом случае будет здесь с минуту на минуту, господин премьер-министр. Так что, пока у нас есть немного времени, может, продолжим заниматься делами королевства?

– Чтобы заниматься делами королевства, нужно нормально питаться, – моментально отреагировал я. – Мне нужен повар!

Бернард пообещал вплотную заняться этим вопросом и через интерком попросил секретаря пригласить в кабинет нашего пресс-атташе Малькольма Уоррена. Крупный, простоватого вида йоркширец, профессиональный государственный служащий, но с пониманием того, что, собственно, происходит в реальном мире. Хотя Малькольм был человеком моего предшественника, я не стал от него избавляться, ценя его железную хватку в общении с парламентскими журналистами и вообще всей пиаровской братией Уайт-холла.

Я попросил его быть как можно короче, так как у меня назначена встреча с секретарем Кабинета. Причем начаться она может в любой момент.

– Само собой разумеется, господин премьер-министр. У меня, собственно, всего два маленьких вопроса. Первое и самое главное: нам нужно обсудить ваше первое выступление по телевидению в качестве премьер-министра.

Мое первое выступление по телевидению? Да, это действительно настолько важный вопрос, что я попросил его на день-другой отложить обсуждение, чтобы у нас было больше времени обговорить массу серьезных деталей.

Второе, что он хотел со мной обсудить, это предстоящий официальный визит в Вашингтон. Конечно же, это намного менее важно, чем мое первое официальное выступление по телевидению, кто бы спорил…

Впрочем, как оказалось, здесь присутствовал совершенно неожиданный для меня аспект. В Вашингтон меня хочет сопровождать целая толпа телевизионщиков и журналистов! Но это же очень хорошо.

– Да, конечно же, хорошо, господин премьер-министр, – с готовностью согласился Малькольм. – Но… очень дорого.

Пришлось терпеливо объяснить ему, что такой случай просто грех было бы упускать. Представляете? Премьер-министр Великобритании стоит вместе с президентом Соединенных Штатов на лужайке Белого дома! Национальные гимны, фотографии двух мировых лидеров! Он поведает всему миру о наших тесных и чуть ли не братских отношениях, о нашем единстве и готовности решительнейшим образом отстаивать человеческие ценности. Возможно, даже не забудет упомянуть о моем личном вкладе и высокой гражданской позиции. Поэтому важно, чтобы все это максимально широко освещалось и у нас в Британии. Гласность такого рода невозможно переоценить. Это жизненно важно для Британии. (Хэкер имеет в виду – жизненно важно для него. – Ред.) Жизненно важно для нашего престижа. (Его престижа. – Ред.)

– Да-да, конечно же, – довольно улыбнувшись, подтвердил Малькольм. – Жизненно важно. Особенно для успеха нашей политики. У нас не должно быть секретов от прессы, когда речь идет об успехах нашей страны.

Он прав. Тысячу раз прав! Мы должны, нет, просто обязаны быть предельно открытыми перед своими избирателями. Особенно в освещении достижений моего правительства. Мне надо выглядеть абсолютно честным перед своим народом! Британцы имеют право досконально знать о каждом успехе своего правительства…

Я также подсказал Малькольму, на мой взгляд, совсем неплохую тему для прессы. Сообщил ему, что не далее как сегодня мне пришлось самому готовить себе обед. И, как бы ненароком, поинтересовался, известно ли ему об этом. Оказалось нет, не известно. Поэтому пришлось также подробно рассказать, что у нас нет ни повара, ни домохозяйки, ни даже официанта, что моя жена Энни тоже очень устает от своей работы, а мы пока не можем позволить себе нанять их… Короче говоря, похоже на то, что скоро мне, премьер-министру великой державы, вполне возможно, придется самому мыть тарелки и стирать свои носки!

Малькольм, похоже, не сразу понял, что именно я имею в виду. Поэтому осторожно заметил, что для прессы такого рода информация вряд ли представит большой интерес. Я намекнул, что можно красиво преподать это под названием типа: «Джим Хэкер не небожитель! Ему прекрасно известны проблемы простых людей, поскольку он сам является одним из них. Самый простой британец, только и всего». Что-то вроде того…

Пресс-атташе попросил разрешения немного подумать. А затем сказал:

– Идея, конечно, хорошая, господин премьер-министр, но стоит ли представлять вас одним из них, то есть «самым простым британцем»? Даже если на самом деле так оно и есть.

Сначала мне показалось, будто я не совсем понял, что именно он имел в виду, но затем, после очередной паузы, последовало разъяснение.

– Я хотел сказать, что такого рода реклама может быть весьма контрпродуктивной, господин премьер-министр. Думаю, вы помните случай, когда на Джимми Картера напал кролик.

Да, смутно припоминаю. На фотографиях, опубликованных во всех ведущих газетах, он действительно выглядел довольно глуповато. Возможно, искренне полагал, что снимки его обычной утренней пробежки вокруг лужайки Белого дома укрепят его имидж «самого простого американца», но на самом деле испуганный вид президента сослужил ему плохую службу – он потерял немало голосов, и, значит, пребывать в Белом доме ему оставалось совсем немного. А что, может, Малькольм не так уж и неправ? Осторожность в такого рода вещах никому пока еще не мешала…

Когда наш пресс-атташе, вежливо откланявшись, наконец-то ушел, Бернард практически сразу же ввел в кабинет нашего секретаря Кабинета. Я извинился за задержку, сказав, что был занят обдумыванием некоторых очень важных вопросов.

– Очень хорошо, – одобрительно заметил он.

– Вы же понимаете, я работаю премьер-министром всего неделю, причем…

– Причем, с вашего позволения, совсем неплохим премьер-министром, – перебил он меня.

Что ж, приятно слышать. Особенно когда одобрение исходит от таких твердолобых, как наш секретарь Кабинета. Я сказал ему, что не напрашиваюсь на комплименты, но дела на самом деле пока идут хорошо, и его объективная оценка моих усилий меня только радует.

Впрочем, мы сразу же обнаружили нашу первую ошибку. Нет, ошибку скорее не нашу, а их! Первую, но, похоже, достаточно серьезную. Я, вроде бы мимоходом, заметил, что хорошо, когда имеешь возможность награждать бывших союзников. И добавил, думаю, весьма кстати:

– Интересно, а Рон Джоунс доволен, что его сделали пэром?

– Естественно, – почему-то равнодушным тоном ответил Бернард. – Даже сказал, что все члены будут просто в восторге.

Члены? Какие члены? При чем здесь члены?

– Члены его профсоюза, господин премьер-министр. Национальной федерации…

До меня вдруг дошло. Это же чудовищно.

– Господи, кто угодно, только не он! – Я же имел в виду нашего заднескамеечника Рона Джоунса, а не того Рона Джоунса!

Бернард удивленно поднял брови.

– На самом деле?

По-моему, на редкость неадекватный ответ.

Мы сидели, молча глядя друг на друга. Да, обратного пути, похоже, уже нет. Мой главный личный секретарь попытался хоть как-то сгладить впечатление.

– Вообще-то, он был очень доволен, господин премьер-министр.

Еще бы! Доволен и очень, не сомневаюсь, очень удивлен. Я спросил у Хамфри, можем ли мы что-нибудь сделать для нашего Рона Джоунса. Например, сделать пэром его тоже.

По мнению секретаря Кабинета, вряд ли.

– При всем уважении к вам, господин премьер-министр, мы не можем посылать в верхнюю палату двух лордов Ронов Джоунсов. Это может выглядеть так, будто мы наладили нечто вроде серийного производства пэров.

Но ведь я ему обещал! Ну хоть что-нибудь… Какое-то время мы молча сидели, почесывая затылки. Затем у Хамфри, похоже, появилась идея. Поскольку у нашего Рона, судя по всему, нет ни малейшего интереса к телевидению – кажется, у него нет даже цветного телевизора, – мы сделаем его директором «Би-би-си»!

После чего мы перешли к куда более важным проблемам. Я объяснил секретарю Кабинета, что нам с Энни требуется личный повар. Он, очевидно, не совсем поняв сути вопроса, предложил дать объявление в газету. Пришлось терпеливо разъяснить, что нам нужен не простой повар, а правительственный повар. Который одновременно будет и домоправителем.

Хамфри, как, впрочем, я и ожидал после разговора с Бернардом, не очень-то горел желанием помочь. Сказал, что нанять правительственного повара и заодно домоправителя будет крайне трудно, поскольку Номер 10 – частная собственность, которая является всего лишь зданием правительства Ее Королевского Величества. Вот так: ни больше, ни меньше!

– Да, но там живет премьер-министр правительства Ее Королевского Величества, – резонно возразил я. – Причем вместе с семьей. Которые, как и все люди, вынуждены завтракать, обедать, а иногда даже и ужинать, разве нет? И почему, интересно, они не имеют права иметь правительственного повара?

– Нет-нет, господин премьер-министр, боюсь, это невозможно, – почему-то категорически заявил Хамфри.

Но это же нелепо. Секретарь Кабинета убеждает меня, что я имею полное право взорвать весь мир, но не могу требовать, чтобы мне и моей семье приготовили яичницу!

Будучи логиком по природе, я все-таки попытался выяснить причины этой несуразицы. Откуда у нее, так сказать, растут ноги.

– Ну а предположим, я приглашу на обед германского посла?

– Это совершенно другое дело, – с готовностью ответил Хамфри. – Официальное мероприятие, гостеприимство на правительственном уровне и так далее. Мы с превеликим удовольствием обеспечим стандартный обед, включающий пять блюд, три сорта французского вина и два – шотландского виски. Никаких проблем…

Значит, тем самым он хочет сказать, что обед германского посла – это государственное дело, а обед британского премьера – нет? Причем, конечно же, не только германского, а и всех остальных послов.

Поэтому я тут же попросил главного личного секретаря организовать мои встречи за обедом с германским послом в понедельник, с французским послом во вторник и с американским послом в среду. А затем, вспомнив о наших обязательствах перед Содружеством наций, вполне официальным тоном добавил, что в четверг мне предстоит обедать на Даунинг-10 с Верховным комиссаром Новой Зеландии.

– Кстати, Бернард, сколько у нас стран-членов ООН?

Естественно, ответ у него был, как говорят, на кончике языка.

– На данный момент сто пятьдесят восемь, господин премьер-министр.

– Отлично. – Я радостно посмотрел на секретаря Кабинета. – Теперь мы с женой обеспечены нормальными обедами как минимум на шесть месяцев. Ну а когда они закончатся… Когда они закончатся, пойдем по второму кругу…

Бернард с озабоченным видом перелистывал мой деловой ежедневник.

– Но, господин премьер-министр, у вас нет столько свободного времени, чтобы каждый день встречаться с послами. У вас должны быть и другие деловые обеды.

– Отлично, – довольно сказал я. – Тем лучше. С послами ведь можно обедать и в свободное время. Разве нет?

А вот Хамфри с озабоченным видом заметил, что у МИДа может быть иная точка зрения. (Так оно и есть. Как было принято говорить в госслужбе: «Один обед ПМ с послом нередко сводит к нулю два года терпеливой работы всего дипломатического корпуса». Поэтому МИД вряд ли с пониманием отнесется к столь частым обедам. – Ред.)

Мнение бюрократов из МИДа в данном случае мне, в общем-то, не очень важно. Намного важнее другое – почему, интересно, никого не интересует, сыты или голодны премьер-министр великой державы и его семья?! А ведь именно ему время от времени приходится принимать судьбоносные решения.

Впрочем, Хамфри смотрит на это совсем по-другому. Хотя вполне понятно почему – он ведь тоже обедает в «столовке» Кабинета министров. Так делается уже два с половиной века, многозначительно добавил он.

– Это можно считать убедительным аргументом? – как мне кажется, весьма иронично поинтересовался я.

– Вот именно. Уже два с половиной века. Более того…

Тут его совершенно неожиданно перебил Бернард.

– Э-э-э… при всем уважении к вам, сэр Хамфри, – без особого почтения начал он, но затем со свойственной ему настырностью и педантичностью продолжил: – Это вряд ли можно считать убедительным аргументом уже два с половиной века, поскольку полвека тому назад он был убедительным только целых два века, век тому назад только полтора века, а два века…

Хамфри бросил на него такой убедительный взгляд, что он моментально остановился. Хотя его формальная логика была по-своему безупречна и, как всегда, не имела никакого отношения к делу.

Я тут же использовал возникшую паузу, чтобы отвлечь гнев секретаря Кабинета от моего верного главного личного секретаря.

– Хамфри, простите, но вы меня не убедили. Мне нужен повар, и я хотел бы настоятельно просить вас организовать его оплату.

Всесильный секретарь Кабинета повернулся ко мне. С каменным лицом.

– В таком случае, позвольте мне настоятельно попросить вас посмотреть на вашу настоятельную просьбу с другой стороны. Как вам понравится, если пресса во весь голос объявит, что вашим самым первым шагом в качестве премьер-министра стало повышение своей собственной зарплаты ни много ни мало, а на целых восемь-десять тысяч фунтов стерлингов в год?

Вот это да! Такое мне даже в голову не приходило. Хотя не совсем понятно, а зачем, собственно, им говорить об этом? Это же наше внутреннее дело…

Хамфри, похоже, прочитал мои мысли.

– Кстати, мы в любом случае обязаны им это сказать. Другого выхода просто нет. Заработная плата и расходы премьер-министра должны быть абсолютно прозрачными. Таков неписанный закон.

– И что, нет никакого варианта как-то… ну, скажем, обойти это? – с надеждой спросил я. – Совсем никакой?

– Увы, господин премьер-министр. Открытое правительство, сами понимаете. Свобода информации. Мы должны всегда предельно честно и открыто сообщать прессе все, что они… могут узнать и без нас… Из, так сказать, других источников.

Нет, все равно не могу поверить. Никак не могу поверить, что нет способа решить столь маленькую проблему! Но раз секретарь Кабинета настаивает, причем весьма категорично, что эта проблема стала практически неразрешима с того дня, как Номер 10 стал официальной резиденцией первого ПМ, то есть два с половиной века тому назад, значит, так оно и будет. Во всяком случае, с точки зрения нашей государственной службы. Поняв мои сомнения, Хамфри переменил тему.

– Кстати, господин премьер-министр, до моего прихода вы, кажется, кое-что обдумывали. Это так?

– Да, обдумывал, вы правы. Мы все пришли к соглашению, что начало моего премьерства было достаточно успешным. Поэтому я невольно задал себе важный вопрос: что надо делать, чтобы успех нам сопутствовал и далее?

Хамфри одобрительно посмотрел на меня.

– Прекрасно. А вы, случайно, не рассматривали… как реальную возможность для продолжения успеха… так сказать, профессионально ничего не делать?

Ничего не делать? Нелепость какая-то. Но я сдержался. Секретарь Кабинета никогда просто так ничего не говорит.

– Нет, Хамфри, премьер-министр должен проявлять решимость и твердость.

– Да, безусловно, – с готовностью согласился он. – Ну а как насчет твердой решимости ничего не делать, господин премьер-министр?

– Нет. – Теперь можно было позволить себе снисходительно улыбнуться. Ведь за рулем государственной машины был я. – Нет, нет и еще раз нет! Но твердым я буду, не сомневайтесь.

– Прекрасно, – сказал сэр Хамфри.

– И решительным, – продолжил я.

– Само собой разумеется, – подтвердил сэр Хамфри.

– И самое главное – быть лидером!

– Лидером? Да, это здорово. И, конечно же, это самое главное.

– А поскольку премьер-министр сейчас я, значит, у меня есть и власть, и право делать это, разве нет?

– Кто бы позволил себе сомневаться в этом, господин премьер-министр? Вы наш законно избранный лидер, и мы, ваши верные подданные, покорно последуем за вами, куда бы вы нас ни повели…

Ну, раз так, то мне, очевидно, следует прежде всего посвятить его в главные моменты моей новой политики. Моего великого почина.

– Я принял решение отменить «трайдент», потратить высвободившиеся пятнадцать миллиардов фунтов на обычные войска и новейшие технологии, а также восстановить военный призыв, тем самым решив самые болезненные проблемы с нашей обороной, платежным балансом, системой образования и безработицей. Так сказать, одним махом.

От изумления у него чуть не отвалилась челюсть. Я бросил вопросительный взгляд на Бернарда, который с явным интересом смотрел на своего прежнего шефа.

Мы оба терпеливо ждали ответа Хамфри. Однако ответа так и не последовало. Во всяком случае, сразу. У секретаря Кабинета был такой вид, будто его только что укусила бешеная собака. Я дал ему пару минут, чтобы прийти в себя, но затем, устав ждать, развел руками и попросил его сказать хоть что-нибудь.

– Хоть что-нибудь?… Э-э-э… Видите ли, господин премьер-министр… Кстати, а кто именно подсказал вам эту, с позволения сказать, идею?

Не очень-то тактичный вопрос. Пришлось напомнить ему, что до его прихода я долго думал.

– Вам этого нельзя делать! Ни в коем случае! – категорически заявил он. Как ножом отрезал.

Сначала мне показалось, Хамфри имеет в виду, что я не могу думать. Или не должен… Но он, тяжело вздохнув, уже куда более спокойным тоном пояснил, что считает мой великий почин и недопустимо революционной, и, главное, абсолютно беспрецедентной новацией.

Итак, маски сброшены! Значит, война? Значит, всесильная госслужба в его лице намерена воспрепятствовать моему великому почину? Ну уж нет, кому-кому, а не ему решать это!

Впрочем, у секретаря Кабинета на этот счет было иное мнение. Лично он уверен – именно ему.

– Господин премьер-министр, простите, но, боюсь, не в ваших силах вот так одним махом реорганизовать всю оборонную систему королевства, – буквально отчеканил он. – Не говоря уж обо всем остальном.

Мой ответ был не менее решительным и простым:

– Премьер-министр здесь пока еще я один!

Кроме того, он ведь, кажется, обещал следовать за мной, куда бы я его ни повел, разве нет? Причем сразу же согласился с тем, что я должен быть не только решительным, но и твердым лидером, должен уверенно вести за собой весь народ. Так против чего же он, собственно, возражает?

(Скорее всего, сэр Хамфри имел в виду, что Хэкер должен быть решительным, только если принимаемые им решения были одобрены самим сэром Хамфри. То же самое относилось и к лидерству – только если таковое осуществляется в правильном, то есть «одобренном» направлении. – Ред.)

– И к тому же, за мной законная власть, – чуть подумав, добавил я.

Это ему явно не понравилось.

– Да, само собой разумеется, господин премьер-министр, но только строго в рамках закона и конституции, равно как и с учетом административного прецедента, бюджетной прозрачности и правил Кабинета министров. Писаных и неписаных! Кстати, вы поинтересовались мнением своих коллег по Кабинету? Что они думают по этому поводу…

– Я сам назначаю членов Кабинета, – со значением ответил я.

Хамфри холодно улыбнулся. Даже не скрывая явной иронии.

– Уверен, вам вряд ли захочется самому переназначать их, господин премьер-министр.

Весьма забавно. Так он обычно любил говорить, когда покровительственно поучал меня. Но я даже не улыбнулся. Даже ничего не сказал. Просто терпеливо ждал, когда он догадается, что иного выхода у него просто нет и что ему все равно придется капитулировать. К моему глубочайшему удивлению, однако, секретарь Кабинета тоже продолжал хранить молчание.

– Почему вы так упорно молчите, Хамфри? – не выдержал я.

– Вы дали мне слишком серьезный повод для молчания, господин премьер-министр. Даже для очень упорного…

– Неужели хотите сказать, что, по вашему мнению, «трайдент» отменять не следует?

– Не мне судить, господин премьер-министр.

Иного ответа от него нельзя было и ждать. И правильно. Он ведь всего лишь государственный служащий, не более того.

– Прекрасно, – великодушно согласился я. – Полагаю, мы, как всегда, договорились?

Как ни странно, оказалось, не совсем. Потому что он, слегка нахмурившись, сказал:

– В принципе да, но поскольку вас интересует мое мнение, то…

– Естественно, интересует. В принципе. И что из этого следует? Так в чем же состоит это ваше мнение?

– Только в том, что нам нужен «трайдент».

Лично я не вижу в этом особого смысла. Хамфри, думаю, вполне искренне пытаясь воззвать к моему здравому смыслу, спросил, нет ли у меня намерения потратить государственные деньги на «крылатые ракеты».

Я ответил, что отныне Соединенное королевство не должно иметь намерений тратить государственные деньги на закупку любых ядерных вооружений. Вообще никаких!

Он даже побледнел.

– Простите, господин премьер-министр, но… вы, случайно, не приверженец одностороннего разоружения?

При чем здесь одностороннее разоружение? У нас ведь остаются «поларисы», и мы совсем не собираемся от них избавляться.

Секретарь Кабинета с явным облегчением вздохнул – по крайней мере, безопасности страны не будет нанесен смертельный удар. И тем не менее, счел необходимым заметить, что в современных условиях «поларисы» уже недостаточно эффективны, что это устаревшая, в каком-то смысле уже допотопная система, а вот «трайденты» – просто супер. Во всяком случае, на данный момент времени – намного большая скорость, намного больше боеголовок, независимое самонаведение на цель, ну и так далее, и тому подобное… Их русские практически не смогут перехватить. А вот «поларисы» – смогут. Создав соответствующую многоуровневую систему ядерной защиты.

– Когда?

– В стратегическом смысле в любое время, господин премьер-министр. Начиная с сегодняшнего дня…

Уклончивый ответ можно увидеть, как минимум, за пятьдесят шагов. (Это уж точно. Тем более что Хэкер и сам был специалистом в подобного рода ответах. – Ред.) Тогда я спросил его, когда конкретно этого можно ожидать.

– Ну… скажем, к две тысячи двадцатому году. – Я только улыбнулся. – Впрочем, это может случиться намного раньше, чем можно ожидать, – торопливо добавил он.

– Хотите сказать, такая система противоядерной защиты будет способна перехватить все наши сто девяносто два «полариса»?

– Нет, нет, конечно же, не все, господин премьер-министр. Хотя… как минимум, девяносто семь процентов.

Я достал из ящика карманный калькулятор и проделал несколько простых вычислений.

– Значит, пять «поларисов» все-таки будут в состоянии прорваться через систему защиты, так ведь?

Хамфри расплылся в широкой улыбке.

– Вот именно! Всего лишь пять.

– Что ж, вполне достаточно, – тоже улыбнувшись, ответил я. – Достаточно, чтобы стереть с лица земли Москву, Ленинград и Минск.

– Да, конечно. – Он как-то странно ухмыльнулся. – Но, увы, только и всего…

Интересно, правильно ли я его понял?

– По-моему, этого вполне достаточно, чтобы заставить русских подумать и остановиться, разве не так?

Но похоже, любовь сэра Хамфри к «трайдентам» не знает границ.

– Господин премьер-министр, неужели вы не видите? Ведь имея «трайденты», мы могли бы стереть с лица земли всю Восточную Европу! В прямом и переносном смысле.

Да, но зачем ее стирать?! Лично мне это совершенно не нужно. О чем я ему сразу же и сказал. Глядя прямо в глаза. Секретарь Кабинета нетерпеливо кивнул. Конечно же нет! Ему показалось, будто я ничего не понимаю.

– Это станет мощным сдерживающим фактором, господин премьер-министр, только и всего.

– Возможно, но это же самый обычный блеф, не более того. Кроме того, я вряд ли решусь прибегнуть к такой мере.

– Но они ведь не знают, что вы вряд ли к ней прибегнете, не так ли?

– А если все-таки догадаются?

– Да, пожалуй, – был вынужден согласиться он. – Возможно, они и догадаются. Но абсолютно уверены не будут. Это исключено.

В этом он прав. А им и не надо быть абсолютно уверенными. Вполне достаточно просто знать, что я вряд ли сделаю это.

– Правильно, – снова согласился он. – Но даже если они, возможно, знают, что вы вряд ли сделаете это, то все равно у них не будет абсолютной уверенности в том, что вы не прибегнете к этому.

Все это время мой главный личный секретарь усердно делал пометки в своем специальном блокноте. Как же удачно, что он практически в совершенстве владеет искусством стенографии. Поэтому уже в конце рабочего дня я получил полную запись нашей беседы.

Впрочем, Хамфри достаточно умен, чтобы вовремя понять – его аргументы насчет так называемого «фактора сдерживания» не производят должного впечатления. Соответственно, он предпринял еще одну попытку убедить меня не отказываться от «трайдентов». На этот раз при помощи банальной лести и попытки сыграть на моем тщеславии. С чего бы, интересно, ему надеяться, что такой, с позволения сказать, «примитив» поможет ему добиться желаемого?

– Послушайте, господин премьер-министр, в принципе, все это сводится к одной простой истине. Постарайтесь ее понять. Вы – премьер-министр, премьер-министр Великобритании! Неужели вам не хочется, чтобы наша великая страна имела все самое лучшее?

Как это не хочется? Конечно же хочется!

– Прекрасно. – Он довольно улыбнулся. – Тогда, господин премьер-министр, давайте представим себе некую ситуацию. Допустим, вы заходите на некую элитную выставку ядерных ракет. Вам, не сомневаюсь, тут же захочется купить «трайдент». А что – красивый, элегантный, короче говоря, самый лучший. А Британии нужно только самое лучшее, не так ли? Ведь в мире ядерных вооружений «трайдент» – это практически то же самое, что костюм, пошитый на Савиль-Роуд, Ролс-Ройс «Корниге», бутылка «Шато-лафит» урожая 1945 года. Предложение, от которого, так сказать, невозможно отказаться. Как от покупки чего-нибудь в «Хэрродс».

– За одним маленьким исключением: оно стоит пятнадцать миллиардов фунтов, при этом не очень-то нам и нужно, – выдержав должную паузу, спокойно возразил я.

Хамфри печально покачал головой. Наверное, счел, что я чего-то недопонял.

– То же самое, господин премьер-министр, можно сказать в отношении практически любой покупки, которую совершаешь в «Хэрродс», – заметил он.

Что ж, в каком-то смысле это вполне разумно…

30 января

Официальный прием на Даунинг-10. С шести тридцати до восьми. Мой первый прием в качестве премьер-министра. Хотя многие из гостей еще не успели отойти от прощания с предыдущим режимом… Я их, конечно, прекрасно понимаю, но поскольку мы все-таки члены одной и той же партии, на данный момент это не имело особого значения.

Вообще-то меня это совершенно не интересовало. Особенно после на редкость долгого и утомительного рабочего дня. Но, как это часто случается, в ход событий вмешалось нечто совершенно неожиданное. Произошло это во время случайного разговора на том самом приеме. Среди приглашенных был генерал Говард, который всего неделю тому назад водил меня по, так сказать, секретным «закромам» МО. Во время приема я отвел его в сторону и негромко сказал, что хотел бы передать ему, возможно, не совсем приятную информацию.

– Говорите прямо, господин премьер-министр, не стесняйтесь. Даже самое худшее, – ответил он, горделиво выпятив подбородок.

Что я, естественно, и сделал. Как, собственно, он и просил. Сказал ему, что, хотя для соответствующих служб это будет серьезным ударом, а для избирателей крайне непопулярным шагом, я, тем не менее, твердо намерен отменить «трайденты» и направить освободившиеся деньги на иные, но не менее важные нужды.

В ответ он пробормотал что-то не совсем вразумительное. Тогда я попросил его не слишком спешить с выводами, не возражать и, главное, не… Тут я остановился, поскольку до меня дошло, что я, похоже, не совсем разобрал, что, собственно, он сказал.

– Простите, генерал, что вы сказали? – на всякий случай переспросил я.

– Отличное решение, господин премьер-министр, – не задумываясь, ответил он. Как всегда, коротко и предельно точно.

Не будучи полностью уверен, что понял его правильно, я снова переспросил:

– Вы хотите сказать, что вы «за»? За отмену «трайдентов»?

– Естественно.

Ну и дела! Второй раз всего за одну неделю мои обоснованные и, как мне казалось, вполне разумные представления об обороноспособности страны перевернулись с ног на голову!

Какое-то время я стоял, молча глядя на этого представительного, почти двухметрового гиганта, рыжеволосого, с нависшими бровями. Наконец пришел в себя.

– А почему?

– Потому что нам они не нужны, – коротко ответил он. – Пустая трата денег. Никому не нужная. Вообще никому.

Невероятно! Один из высших армейских офицеров страны соглашается со мной, что «трайденты» – это пустая трата денег. Причем никому не нужная! Я сказал ему, что зато твердо намерен сохранить «поларисы», американские военные базы и усилить наши обычные войска.

– Вы совершенно правы, господин премьер-министр.

Интересно, он что, такой податливый? Или оригинальничает…

– И что, такого же мнения придерживается весь наш генеральный штаб? – многозначительно поинтересовался я.

Он отрицательно покачал головой.

– Никак нет, господин премьер-министр. ВМФ очень хотели бы получить «трайденты». Они ведь запускаются с их подлодок. Без них адмиралы потеряли бы все свое значение.

– Значит, они будут против?

– Само собой разумеется. Моряки всегда против. Они ведь чуть не помогли нам проиграть вторую мировую, возражая против морских конвоев.

– Ну а ВВС? – с надеждой спросил я.

– Да как вам сказать? А знаете, лучше спросить их самих. Особенно если вас интересует мнение ангарных техников. Хотя, боюсь, они все равно предпочтут «трайденты». Но только если те будут запускаться не с субмарин, а с воздуха. Как, скажем, «Эксосет».

В голове неожиданно «кликнуло», и до меня вдруг дошло: с чего бы это разным видам вооруженных сил одинаково смотреть на одно и то же? А действительно, с чего бы? С чего бы им иметь общую точку зрения?

Генерал попытался, надеюсь, вполне искренне, объяснить логику мышления военных летчиков.

– Они хотят, чтобы ракеты запускались с их самолетов, господин премьер-министр. Им хочется парить там, в высоте и сбрасывать бомбы или ракеты на здания, на людей… Но вся беда в том, что этого-то они и не умеют грамотно делать. Прикажи им нанести ракетный удар по Москве, и совсем не факт, что они смогут ее найти. Более того, даже если все-таки найдут, то, скорее всего, промахнутся.

Итак, проблема предельно ясна. Как провести мой великий почин через МО, если за него готова выступить только армия? Я довел это до сведения генерала, но у него, оказывается, уже имелось готовое решение.

– Как вам, полагаю, известно, господин премьер-министр, должность министра обороны скоро станет вакантной. В принципе, она должна принадлежать ВМФ. Их очередь, ничего не поделаешь. Но решение принимать вам. И если вы назначите солдата…

Он намеренно и вполне выразительно не закончил предложение, хотя кем именно станет этот «солдат», лично мне было понятно. Значит, если я назначу его, то на моей стороне будет министр обороны. Не уверен, что этого будет достаточно, и как отреагирует на это ВМФ, но подумать об этом, думаю, стоит. Определенно стоит!

(На том приеме сэр Хамфри Эплби тоже нашел время перемолвиться парой слов с генералом Говардом. Однако их разговор, в отличие от беседы с премьер-министром, в каком-то смысле изменил вероятный ход событий. – Ред.)

«Генерал выглядел необычно довольным после своей короткой беседы с ПМ, за которой я наблюдал, стоя с бокалом виски совсем неподалеку. Когда мы, совершенно случайно, оказались наедине и смогли поговорить, он прежде всего выразил явное удовольствие от встречи с премьер-министром, у которого есть хоть немного здравого смысла.

Я поинтересовался, какой именно стране повезло иметь такого ПМ. Мне, конечно же, было понятно, что он имеет в виду Хэкера, но на всякий случай я все-таки переспросил, о чем конкретно они говорили. Оказывается, всего только об отказе от „трайдентов“, а совсем не о возвращении военного призыва. Когда же я перечислил ему возможные последствия, он, как и следовало ожидать, пришел в ужас.

Военный призыв нужен Хэкеру, чтобы хоть как-то облегчить проблему занятости и таким образом добавить себе голоса избирателей. Генералам же такой призыв не нужен и никогда не был нужен! Они вполне искренне гордятся профессионализмом и элитностью своей армии. Крепкой, дисциплинированной, возможно даже, лучшей в мире. Генштаб категорически против призванных на военную службу нечесаных панков, обкуренных наркоманов и безработных дебилов, короче говоря, четверти миллиона никчемных хулиганов, способных разве что чистить картошку на кухне гарнизонного штрафбата. Генералы категорически не хотят, чтобы призыв превратил их элитную армию в обычную.

Их также очень беспокоит новый закон о „равных возможностях“. Американцам прекрасно известно, что натовские командиры никогда толком не знают, кого к ним пришлют на службу – мужчин или женщин, пока те не прибудут к месту назначения. Причем не всегда даже по прибытии…

Учитывая, увы, вполне реальную возможность возврата военного призыва, генерал Говард явно предпочитал „трайденты“. Несмотря даже на все их очевидные недостатки. Поэтому настоятельно попросил меня употребить все влияние, чтобы „остановить“ премьер-министра.

Я терпеливо объяснил, что „остановить“ премьер-министров практически невозможно. К нашему глубочайшему сожалению. Но зато их можно „притормозить“. Причем фактически до нуля! Более того, большинство новых ПМ готовы пойти на это уже через несколько месяцев.

Прежде всего, как мне кажется, надо деликатно переговорить с американским послом. Генерал Говард, не раздумывая, согласился с моим предложением».

31 января

Сегодня новости и хорошие, и плохие. Плохие, как всегда, были первыми.

В ходе моей утренней встречи с секретарем Кабинета Бернардом и пресс-атташе Кабинета Малькольмом мы, само собой разумеется, затронули вопрос о конкретных деталях моего предстоящего визита в Соединенные Штаты. В задачу Малькольма входит обеспечить для корреспондентов «Би-би-си» и «Ай-ти-эн» не просто хорошие, а очень хорошие места на лужайке Белого дома. Откуда они смогут сделать крупные снимки – меня вместе с президентом.

Включая, естественно, фотографии начала второго дня переговоров и сцены прощания, где он обнимает меня за плечи. Совсем как в прошлом году с западногерманским канцлером.

Но когда я попросил Малькольма как можно быстрее утрясти все эти вопросы с нашим посольством в Вашингтоне, он, почему-то пожав плечами, сказал, что с этим наверняка будут проблемы.

Ну а для чего тогда вообще все эти посольства? Нелепость какая-то: как только требуется сделать что-либо действительно важное для Британии (то есть для Хэкера – Ред.), они тут же, как нарочно, придумывают проблемы. Просто вредители какие-то!

И дело совсем не в том, что я преследую какие-то свои собственные политические интересы, хочу выглядеть более важным в глазах избирателей или что-нибудь в этом роде. Нет, это важно прежде всего для Британии! Важно, чтобы весь мир видел ее как равного партнера Соединенных Штатов, только и всего.

Хамфри почему-то не захотел продолжать обсуждение этого, на мой взгляд, совсем немаловажного вопроса, а предложил заняться текущими проблемами. И буквально сунул мне под нос листок с повесткой дня ближайшего заседания Кабинета. Интересно, почему?

Совсем не обязательно быть Эркюлем Пуаро, чтобы сразу же заметить: да, над ней явно поработали. Причем весьма основательно. Например, убрали вопрос об отмене «трайдентов»! Я попросил Хамфри объясниться. Ведь это именно его, секретаря Кабинета, обязанность составлять повестку.

– Конечно же, мы собирались обсудить вопрос о «трайдентах», господин премьер-министр, кто бы возражал. Но затем мне пришла в голову, как мне кажется, вполне здравая мысль, что, может, лучше отложить его на потом. Более детально его изучим, подумаем о возможных последствиях, подготовим требуемую документацию, скоординируем наши усилия с соответствующими ведомствами, постараемся предусмотреть непредвиденные обстоятельства. Не стоит забывать – речь ведь идет о безопасности королевства!

Господи, неужели ему на самом деле кажется, что мне можно задурить голову такими дешевыми приемчиками?!

– Конечно же нет, господин премьер-министр, – с невинным видом возразил он. – Просто Кабинет должен проанализировать все возможные факторы, только и всего.

Я ухмыльнулся.

– Все возможные? Это что-то новое.

Его это почему-то не развеселило.

– По-настоящему государственные решения требуют времени, господин премьер-министр.

Лично мне, честно говоря, было не совсем понятно, к чему он, собственно, клонит. «Откладывание дела на потом» – старейший трюк в мире. К тому же всем прекрасно известно – чем дольше откладываешь, тем труднее начать! Истина, не требующая возражений…

А затем последовала плохая новость. Взрыв бомбы, иначе не назовешь. Похоже, Хамфри удалось узнать от американского посла – неофициально, само собой разумеется, – что наша отмена «трайдентов» совсем не обрадует Соединенные Штаты. Если, конечно, мы не попросим поставить нам какую-нибудь другую из их ядерных боеголовок.

Сначала я был против. Категорически против! Потому что обязан думать прежде всего о Британии. Но они выдвинули по меньшей мере два существенных соображения. Первое – им нужны надежные партнерские отношения, так как нести бремя ядерной защиты в одиночку, честно говоря, трудновато. Что ж, по-своему, это вполне разумно, но поскольку у нас все-таки остаются «поларисы», то… Впрочем, второе куда как более серьезно – потеря миллиардов долларов в бизнесе и, как минимум, десятков тысяч рабочих мест в американской аэрокосмической промышленности.

Но главное, тем не менее, заключается в следующем: что конкретно мне удастся сделать с противостоянием наших союзников моему великому почину? Я твердо заявил Хамфри, что не имею намерений изменять свою политику. Американцам, увы, придется с этим примириться. У них просто нет иного выбора!

– Как вам угодно, господин премьер-министр, – спокойно ответил он. С вежливым полупоклоном. Но затем продолжил: – Вообще-то мне казалось, что если бы нам удалось не затрагивать проблему с «трайдентами» до вашего возвращения из Америки, это в любом случае помогло бы нам избежать определенных, мягко говоря, неудобств.

Я довольно резко возразил ему:

– Знаете, Хамфри, если такие проблемы возникнут, мне лучше всего обсудить их с американским президентом непосредственно во время нашей личной встречи.

В ответ секретарь Кабинета печально покачал головой.

– В этом-то все и дело, господин премьер-министр. По протоколу, который ни в коем случае нельзя нарушать, повестка вашей личной встречи с президентом Соединенных Штатов должна быть полностью согласована заранее. Ведь беседовать вы будете, надеюсь, не только о личных делах, не так ли?

– А почему бы и нет?

– Почему бы и нет? Хороший вопрос, господин премьер-министр. Дело в том, что… как бы это попроще сказать… Не исключено, что вам просто не о чем будет говорить. А если ваши планы насчет «трайдентов» станут известны американцам раньше времени, то, как мне представляется, произойдут некоторые изменения и в повестке.

– Интересно, какие?

– Вас будет принимать не президент, а вице-президент.

Его слова буквально ошеломили меня. Не президент, а вице-президент? Неужели такое возможно? Я не поверил своим ушам. Может, он шутит? Оказалось, нет. Совсем не шутит…

Но это же нелепо. Просто смехотворно! Более того, похоже на оскорбление. Великой нации! Даже премьер-министра какой-то ср… Ботсваны встречал сам президент США! (Правда, тогда Ботсвана не имела возможности отменить госзаказ на покупку «трайдентов». – Ред.)

Хамфри постарался объяснить ситуацию как можно тактичнее.

– Не сомневаюсь, они проведут это по, так сказать, «мягкому» варианту, господин премьер-министр. Придумают что-нибудь вроде внезапной зубной боли, как было с Никитой Хрущевым. Или катара верхних дыхательных путей, как было с ливанским премьером, или сильного ушиба во время утренней пробежки. Или случайно проспал, как было с…

Он ведь прекрасно понимал, что главная цель моего визита в Соединенные Штаты заключалась в том, чтобы весь мир увидел меня вместе с президентом США. На лужайке Белого дома и внутри него. Я поинтересовался, какой у меня есть выбор.

– В общем-то, никакого, господин премьер-министр – коротко ответил секретарь Кабинета. А затем добавил, что если я хочу, чтобы меня принимал сам президент, то для начала должен забыть об отмене «трайдентов». Хотя бы на время…

Удар ниже пояса. И решать это надо было как можно скорее и желательно напрямую. Лучше всего в ходе моего официального визита. Более удобная возможность представится не скоро. Так что… пусть будет как будет, а там посмотрим.

Впрочем, оставалась еще одна не менее важная проблема: поднимать ли мне вопрос с «трайдентами» в Кабинете или не поднимать. Сэр Хамфри посоветовал мне не торопить события и подождать до возвращения. На случай утечки информации. Возможно, он и прав. Кто-то ведь уже «слил» эту конфиденциальную информацию американскому послу! Вот только кто?

– Послушайте, Хамфри, разве новому ПМ не следует прежде всего показать всем, что он уже за штурвалом, что кое-чего уже добился и что у него твердая рука?

И вот тут секретарь Кабинета преподнес мне по-настоящему хорошую новость. Судя по всему, я все-таки добился того, чего не имел ни один из моих предшественников. За все два с половиной века! Вы не поверите, но ни много ни мало, а… личного повара! Причем, так сказать, за счет заведения. Который будет готовить для нас с Энни, когда нам захочется и когда нам надо. За исключением, конечно, выходных и праздников.

Вот это здорово! Почти как запись в книге рекордов Гиннеса. Значит, я правильно начал и так же буду продолжать. Я – настоящий лидер, и пусть госслужба даже не сомневается в этом! Теперь на Даунинг-10 новые веяния и твердая рука. Только так и никак иначе!

Да, в отношении «трайдентов» моя политика останется прежней. Равно как и мои намерения. Со временем, конечно, посмотрим, но пока… лично я не вижу ничего плохого в том, чтобы отложить решение вопроса до моего возвращения из Америки. Соответственно, я дал Хамфри твердое указание исключить вопрос о «трайдентах» из повестки завтрашнего заседания Кабинета.

– Да, господин премьер-министр. Само собой разумеется, господин премьер-министр, – с готовностью согласился секретарь Кабинета.