9 марта

Сегодня я, слегка пошатываясь от усталости, поднялся по лестнице в нашу квартиру, чтобы перекусить. К счастью, Энни оказалась дома. Она бросила на меня всего один взгляд и сразу же поняла, что заседание Кабинета прошло из рук вон плохо.

– Есть у нас что-нибудь для смывания крови с ковров? – спросил я, с глубоким вздохом опускаясь в свое кресло с яркой ситцевой обивкой.

– Чьей крови? – поинтересовалась Энни, доставая графинчик.

– Всех и каждого.

Она спросила, налить ли мне порцию виски или двойную. Я предпочел тройную.

Главной причиной моей внезапной депрессии послужил отчет казначейства, который нам прислали только сегодня утром. Финансовый кризис оказался куда хуже, чем кто-либо из нас мог предположить. Никто не заметил, даже не почувствовал его наступления – меньше всего лично я – кроме одного человека: моего предшественника, последнего премьер-министра. Ничего удивительного, что он так неожиданно подал в отставку!

Энни это совсем не удивило.

– Я всегда удивлялась, с чего бы ему подавать в отставку, освободив место человеку, который старше его. Странно, не правда ли?

– Я совсем не старше его, – с обидой заметил я.

– О, вот как? – Она бросила на меня сочувственный взгляд. – Может, ты просто так выглядишь…

Я выгляжу так только сейчас, это уж точно! От свалившихся проблем у меня просто пухнет голова: прежде всего, что мне делать с необходимыми бюджетными урезаниями в расходной части? Далеко не все члены моего Кабинета будут готовы на них пойти. Наоборот, у большинства из них в голове амбициозные планы развития. Тем более, что в свое время я сам попросил их об этом.

До нас донеслись звуки медленных, тяжелых, каких-то безжизненных шагов на лестнице, и в гостиную вошел мой главный личный секретарь. Энни предложила ему виски.

– Тройной, пожалуйста, – уныло попросил он.

Энни сочувственно кивнула, но мудро предпочла промолчать.

– Бернард, – обратился я к нему, – почему Хамфри не предупредил меня о приближении кризиса?

Он сел на низенькую тахту и отпил из своего бокала.

– Вряд ли сэр Хамфри что-нибудь понимает в экономике, господин премьер-министр, у него ведь чисто классическое образование, сами знаете.

– Ну а сэр Фрэнк? Разве он не глава казначейства?

Бернард отрицательно покачал головой.

– Боюсь, он разбирается в экономике еще хуже, господин премьер-министр. Он ведь экономист.

Энни присоединилась к нашей беседе с бокалом вина в руке.

– Джим, если на страну надвигается кризис, то неужели члены Кабинета не понимают простой истины – надо урезать расходы?

– Нет, они прекрасно понимают, что расходы надо урезать, но… у других, не у них.

– Но это же чистейшей воды эгоизм, – заметила она, делая глоток из своего бокала.

Моя жена почему-то все еще считает, что Кабинет – это единая команда. На деле же все совсем наоборот. Члены Кабинета постоянно конкурируют друг с другом и то и дело строят различные козни. А популярность легче всего завоевать, тратя деньги. Государственные деньги! Они делают членов Кабинета популярными у министерств, партии, парламента, прессы, в то время как сокращение расходов неизбежно ведет к падению их популярности. Энни не поняла, зачем Бернард попытался, как он выразился, «популярно ей все объяснить», но, так или иначе, делал он это настолько многословно и в свойственной ему на редкость путанной манере, долго и нудно говоря о каких-то шляпах, что понять его мысль оказалось просто невозможно.

Вспоминает сэр Бернард Вули:

«На самом деле мое объяснение было предельно четким и ясным. Насколько мне помнится, по мнению миссис Хэкер, люди будут только рады, если расходы будут сокращены, хотя бы потому, что все они являются налогоплательщиками. Я терпеливо объяснил ей, что все дело в шляпах. Избиратель, который носит свою шляпу избирателя, всегда жутко рад, когда правительство платит за что-то, поскольку он искренне считает, что все это бесплатно! Он не осознает, что когда на нем шляпа налогоплательщика, он платит за все, что получает в своей шляпе избирателя. А члены Кабинета, которые носят свои шляпы министров, постоянно соперничают сами с собой, потому что, нося также шляпы членов Кабинета, они обязаны вынимать экономические успехи из шляпы и одновременно позволять налогоплательщику, на котором его шляпа избирателя, считать, что правительство тратит чьи-то другие деньги, а если нет, то свои, и поэтому им приходится стараться держать все это под своими шляпами».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

Энни спросила меня:

– Послушай, Джим, ты поощрял все эти планы увеличения расходов, потому что тебе нужна популярность?

Единственным возможным ответом было «и да, и нет». Конечно же, мне нужна популярность, что в этом плохого? Только так можно быть избранным. Кроме того, популярность составляет одну из неотъемлемых основ демократии. Но мне также казалось, что нам это вполне по плечу. Тогда я не знал, и никто меня даже не предупредил о надвигающихся проблемах с инфляцией, финансовым кризисом и низкой производительностью труда.

Энни поинтересовалась, что я собираюсь со всем этим делать.

– Ты уже отдал требуемые распоряжения? – спросила она.

– Я не могу отдавать распоряжения, Энни, – жалобно ответил я.

Ей это было непонятно.

– Он всего лишь премьер-министр, миссис Хэкер, – объяснил Бернард. – У него нет даже своего министерства.

Энни всегда вполне искренне считала и, насколько мне известно, считает и сейчас, что премьер-министр полностью управляет ситуацией. Это явное заблуждение. Лидер может вести за собой других только по общему согласию.

– Так кто же тогда управляет ситуацией, если не ты? – озадаченно спросила она.

Ее вопрос, в свою очередь, озадачил меня. Потому что ответа на него, собственно, нет. Я немного подумал.

– Вообще-то никто…

Энни, похоже, была еще больше озадачена.

– А это что, хорошо?

– Должно быть, – безнадежно пробормотал я. – Это же одна из неотъемлемых основ демократии.

– Это сделало Британию тем, чем она является сегодня, – с искренним убеждением добавил Бернард.

Энни попробовала осмыслить все, что услышала.

– Значит, страной управляет Кабинет, а не ты…

Она совершенно все не так поняла.

– Нет, конечно же, нет! – воскликнул я. – Вспомни, Энни! Ведь не я управлял ситуацией, когда был простым министром, разве нет?

– Нет, – согласилась она. – Хотя мне казалось, именно ты.

Моя жена, подобно прессе и другим СМИ, все время цепляется к слову «управлять». Хотя все дело в том, что в правительстве ни у кого нет власти управлять! Многие имеют власть остановить что-либо, но почти ни у кого нет власти сделать хоть что-либо. У нас система управления с мотором газонокосилки и тормозами «Роллс-Ройса»!

На публике, само собой разумеется, я такого никогда не скажу. Мой электорат примет это за пораженчество. Хотя, на мой взгляд, совсем нет! Это истина! И я твердо намерен за нее сражаться. (Нам с трудом верится, что Хэкер хотел заставить своих читателей поверить в то, что он собирался сражаться за истину. – Ред.)

Затем мы затронули тему возможных последствий надвигающейся финансовой неразберихи. Завтра ко мне явится делегация заднескамеечников палаты общин – они хотели бы узнать, как обстоят дела с обещанным мной повышением зарплаты. Естественно, мне придется сообщить им, что теперь мол, сами понимаете, это, к сожалению, вряд ли возможно. Они будут в бешенстве. И наверняка заявят:

1. Что я не должен отказываться от обещания.

2. Что они получают оскорбительно низкие зарплаты.

3. Что меня это совершенно не волнует, потому что я сам получаю пятьдесят тысяч фунтов в год.

4. Что дело не в деньгах, это вопрос принципа.

5. Что они требуют прибавки не для себя лично.

6. Что тем самым я наношу удар по самим основам парламентской демократии.

Откуда мне известно, что они будут говорить именно это? Очень просто – именно это в свое время говорил я сам, когда тоже был заднескамеечником.

Единственный возможный ответ в таких случаях – придумать что-нибудь достаточно правдоподобное:

1. Что я глубоко и искренне им сочувствую – чего я, конечно же, не делаю.

2. Что они, безусловно, заслуживают прибавки – что, безусловно, совсем не так!

3. Что я сделаю это своим приоритетом номер один, как только нам удастся преодолеть нынешний финансовый кризис – чего даже и не подумаю делать!

4. Что если члены парламента сначала голосуют за несоразмерно большое повышение уровня своих собственных выплат, а затем говорят, что на повышение заработных плат всем нет денег, чести парламенту это не добавляет – если не сказать наоборот!

Умолчать надо будет только об одном: когда кто-либо говорит «дело не в деньгах, это вопрос принципа», они, как правило, хотят сказать, что дело именно в деньгах!

Я объяснил все это своей жене. К моему удивлению, она стала на их сторону.

– Но ведь членам парламента действительно серьезно недоплачивают, разве нет?

Поразительно! Недоплачивают? Серьезно недоплачивают? Пришлось объяснить Энни, что членство в парламенте – это не более чем шикарно субсидированное удовлетворение собственного эго. Это работа, не требующая ни квалификации, ни профессионализма, ни результативности, ни даже обязательных рабочих часов, но которая при этом предоставляет комфортабельный кабинет, телефон и дотированное питание целой толпе чванливых краснобаев и надутых бездельников, которые вдруг обнаруживают, что многие воспринимают их серьезно только потому, что они могут ставить буквы ЧП после своих имен. Как можно говорить о каких-то недоплатах, когда на каждое свободное место претендуют, по меньшей мере, около двухсот кандидатов? Их было бы не меньше двадцати, даже если бы им пришлось за такую работу платить самим!

– Но ведь всего лет пять тому назад ты сам был заднескамеечником, – не без язвительности заметила моя жена.

Пришлось объяснить ей, что я был исключением. Считался одним из лучших, поэтому-то и сумел подняться на самую вершину.

Энни поинтересовалась, уверен ли я, что мои ответы смогут заставить их замолчать.

Вряд ли. Но и им никогда не заткнуть мне рот.

– Впрочем, выбора в любом случае нет, – сказал я, слегка пожав плечами. – Страна просто не примет повышения зарплаты депутатам, когда мы урезаем таковую медсестрам и учителям.

– Медсестрам и учителям? – обеспокоенным тоном повторила Энни. – Но это ведь куда как более серьезно, разве нет?

Иногда мне кажется, что моя жена никогда не научится разбираться в нашей политической кухне.

– Нет, Энни, – устало сказал я, – намного менее серьезно. Медсестры и учителя не могут голосовать против меня до следующих выборов, а заднескамеечники могут проголосовать против меня сегодня в десять часов вечера.

10 марта

Как я и предполагал, встреча с моими заднескамеечниками прошла очень бурно. Они сказали все, что, по-моему, и должны были сказать. Я сказал все, что, в соответствии со своим собственным предсказанием, и должен был сказать, а они посоветовали мне не забывать, что если я потеряю поддержку своих собственных заднескамеечников, то больше вообще ничего никому не смогу сказать.

Позже я вызвал к себе секретаря кабинета и укоризненно сказал ему, что если бы меня заблаговременно предупредили, накал этой встречи наверняка можно было бы несколько смягчить.

Он согласился, что да, отсутствие заблаговременного предупреждения, безусловно, достойно сожаления.

Что означало: он не понял сути вопроса.

– Это ведь ваша прямая обязанность, Хамфри, – намеренно подчеркнул я. – Вы секретарь Кабинета и должны позаботиться о том, чтобы нужные бумаги рассылались заблаговременно.

Он виновато опустил голову.

– Увы, господин премьер-министр, но у нас всегда серьезные проблемы с рассылкой документов до того, как они написаны.

Да, но если нужные документы не были написаны, то тогда почему они не были написаны? Я бросил на Хамфри сердитый взгляд.

– Ведь казначейство наверняка знало о наступающем кризисе, разве нет?

– Господин премьер-министр, – ответил Хамфри, пожав плечами. – Я не постоянный заместитель канцлера казначейства, вы же знаете. Вам лучше спросить об этом самого сэра Фрэнка.

– Ну и какого ответа, интересно, от него можно ждать? – спросил я. – Как вы считаете? Вы лично…

Хамфри снова пожал плечами.

– Смиренному смертному, подобно мне, не пристало даже догадываться о сложных и возвышенных побуждениях небожителей. Хотя, говоря в более общем плане, полагаю, сэр Фрэнк считает: если казначейство знает, что что-то надо сделать, то у Кабинета не должно быть слишком много времени, чтобы подумать об этом.

Это привело меня в бешенство.

– Но это же возмутительно!

– Да, – согласился он с сочувственной улыбкой. – Такой подход называется у нас «политикой казначейства».

– Ну а предположим, у Кабинета возникают такие вопросы, на которые требуются ответы?

– Мне кажется, точка зрения сэра Фрэнка заключается в том, что в редких случаях, когда казначейство понимает такие вопросы, Кабинет не понимает ответы, – как можно более осторожно произнес секретарь Кабинета.

Его слова возмутили меня еще больше.

– Ну а вы, Хамфри, вы тоже разделяете его точку зрения?

– Я, господин премьер-министр? – с искренним изумлением воскликнул он. – Я всего лишь пытаюсь честно выполнять желания моего премьер-министра и Кабинета.

Ну раз так, я немедленно выразил свое сильное желание, чтобы в будущем все должные бумаги и документы рассылались, по меньшей мере, за сорок восемь часов до заседания Кабинета. И настоятельно попросил его передать мои слова сэру Фрэнку.

Хамфри заверил меня, что сделает это с превеликим удовольствием, для чего попросит встречи с ним незамедлительно. И, откланявшись, торопливо вышел из кабинета.

Его высокопарная абракадабра не ускользнула от моего внимания и не ввела в заблуждение. Он явно считает, что Фрэнк становится слишком самонадеянным. Или… до сих пор беспокоится насчет моей недвусмысленной угрозы назначить Фрэнка главой государственной службы. Конечно же, опасается! Причем еще как! Вот почему он с такой готовностью хочет преподнести ему горькую пилюлю. Во всяком случае, сейчас.

А может, стоит избавить его от переживаний? Ну а если продолжать держать их обоих в подвешенном состоянии? Интересно, я что-нибудь от этого приобретаю? Да, безусловно – обеспокоенного и лояльного секретаря Кабинета!

(Позже в тот же день сэр Хамфри Эплби встретился с сэром Фрэнком Гордоном, постоянным заместителем канцлера казначейства. В клубе «Риформ» [26]«Риформ» – Лондонский клуб, членами которого являются высшие государственные чиновники, политические деятели, видные журналисты. Основан в 1832 г. – (прим. пер.).
. Сэр Хамфри сделал довольно подробные записи об этой встрече в своем личном дневнике. – Ред.)

«Мы с Фрэнком обсудили случай с запоздалой рассылкой казначейством некоторых документов для заседания Кабинета и короткой информационной записки, касающейся экономического кризиса. Фрэнк выразил определенную надежду, что я объяснил ПМ, что запаздывание информации было вызвано неожиданными изменениями в американской политике в отношении процентных ставок. Я заверил Фрэнка, что защищал его более чем достойно, не оставив у премьер-министра ни малейших сомнений в реальной причине произошедшего досадного инцидента.

Фрэнка мой ответ привел в восторг. Оказывается, он не такой проницательный, как могло показаться. Он был весьма заинтересован, чтобы в такое время мы не утратили доброй воли ПМ. Учитывая финансовый кризис, нам в любом случае придется прибегнуть к той или иной форме сокращения государственных расходов на заработную плату. К сожалению, членам парламента отказывают в повышении содержания именно в тот момент, когда Фрэнк должен внести предложение об увеличении давно планируемого повышения заработной платы государственным служащим.

Да, ситуация явно неловкая. Естественно, никто из нас не заинтересован в повышении заработной платы лично для себя. Постоянные заместители меньше всего думают о деньгах. Зачем? Любой из нас может сделать себе состояние – стоит только уйти в промышленность. Но… деньги есть деньги, а служба есть служба.

Вместе с тем, однако, мы с Фрэнком полностью едины в том, что должны постараться сделать все возможное для наших младших коллег.

По иронии судьбы, попытки помочь им неизбежно включают в себя повышение наших собственных зарплат – к которому мы, само собой разумеется, совершенно не стремимся, – в результате чего нас совершенно несправедливо будут упрекать в том, что мы, дескать, прежде всего заботимся о своих собственных интересах, попросту говоря, хотим набить карманы. Увы, это еще один крест, который нам суждено нести…

(Данный отрывок из личного дневника сэра Хамфри представляется в высшей степени интригующим. Верил ли он сам в то, что, добиваясь значительного повышения заработной платы для государственного аппарата, в результате которого он и сэр Фрэнк получат самые большие прибавки, он исходил из альтруистических побуждений? Или он просто был слишком осторожным, когда писал это в своем личном дневнике, на случай, если этот дневник по тем или иным причинам „пропадет“ и будет предан гласности. – Ред.)

Я настоятельно попросил Фрэнка ускорить решение нашего предложения о повышении заработной платы госслужащим. Главное, чтобы оно прошло до ограничения таковой. Ясно также, что это должно произойти за день до очередного заседания Кабинета в следующий четверг вечером. Если министрам дать два дня на обсуждение этого вопроса с заднескамеечниками и своими политическими советниками, от них можно ожидать самых неожиданных возражений.

Фрэнка беспокоило, что мы будем дергать Кабинет, который функционирует всего две недели. Я заверил его, что другой альтернативы на данный момент просто нет.

Затем Фрэнк предложил, чтобы эта инициатива исходила от нас обоих. Его желание вполне объяснимо – количество увеличивает степень надежности. Хотя он дал и свои собственные объяснения: по его мнению, мы оба одновременно являемся чем-то вроде совместных глав государственной службы.

Надо ли говорить, что такую точку зрения я принять никак не мог. Главой госслужбы, де-юре, является секретарь Кабинета, и только он один. Ни о чем таком совместном не может быть и речи! Фрэнк же предпочитает думать, что раз он отвечает за финансовые аспекты, а я за административные, значит, мы оба, де-факто – равноправные главы государственной службы.

Ему явно очень хотелось продолжить обсуждение этого вопроса дальше, однако я постарался избежать этого, заявив, что, на мой взгляд, мне надлежит стоять в стороне, проявляя максимальную беспристрастность в отношении вопроса о зарплатах работников госаппарата. Я сказал ему, что если ПМ перестанет мне верить, это будет фатальным ударом для всей нашей госслужбы. (Равно как и для самого сэра Хамфри, что он, по всей вероятности, тоже прекрасно осознавал. – Ред.)

Поэтому я сказал Фрэнку, что будет намного лучше, если наше предложение внесет именно он, и выразил полную готовность присоединиться к нему, как только для этого наступит должное время.

Затем Фрэнк поднял еще одну проблему, на этот раз, как мне показалось, весьма своевременную – ему не хотелось бы, чтобы решение по нашему предложению принимал Кабинет.

В конечном итоге мы пришли к соглашению, что вопрос, как обычно, должен быть отправлен на рассмотрение соответствующего независимого, то есть беспристрастного, комитета.

Основной вопрос заключался в том, кто будет его председателем. Мы оба согласились с тем, что им должен быть Арнольд, хотя Кабинет вряд ли одобрит кандидатуру бывшего госслужащего высшего ранга в качестве беспристрастного председателя комитета для решения вопроса о повышении зарплаты государственным служащим.

Я предложил профессора Уэлша. По мнению Фрэнка – во всяком случае, так о нем говорят – это просто глупый старый хрыч. Что ж, пусть будет так. Но Уэлш уже обращался ко мне с просьбой пристроить его в качестве председателя комитета по университетским грантам, поэтому нисколько не сомневаюсь: он с готовностью поймет, что от него требуется.

Фрэнк согласился с тем, что профессор Уэлш – это действительно отличный выбор».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

15 марта

Прошло всего пять дней с тех пор, как я проинструктировал Хамфри следить за тем, чтобы ни один документ не поступал в Кабинет позже, чем за два дня до соответствующего заседания. В тот же самый день мы также приняли решение, что повышение зарплаты на членов Парламента не распространяется и что казначейство должно как минимум наполовину сократить наши бюджетные расходы.

И что же я нахожу сегодня на своем письменном столе? Предложение о повышении заработной платы государственному аппарату!

Хамфри, на мой взгляд, довольно безрассудно объяснил это тем, что поскольку предстоящие сокращения неизбежно повлекут за собой значительное увеличение дополнительной работы для госслужащих, последние, безусловно, заслуживают определенного повышения своей зарплаты.

Это же смехотворно! Если не сказать больше… Даже если в его аргументах и есть определенный смысл, как он смеет пытаться провести это через Кабинет не далее как завтра? Ведь я категорически потребовал, чтобы все документы предоставлялись Кабинету как минимум за сорок восемь часов до рассмотрения!

Секретарь Кабинета признать свою вину решительно отказался.

– Простите, господин премьер-министр, но я не могу говорить за сэра Фрэнка. Он же…

– Вот и говорите за себя, – резко осадил я его. – Вы же секретарь Кабинета. А также глава государственной службы.

– На самом деле? – Хамфри иронически улыбнулся. – Как приятно слышать…

– На данный момент времени, – со значением произнес я.

Якобы пропустив мои слова мимо ушей, Хамфри заявил чуть ли не официальным тоном:

– Как секретарь Кабинета, я целиком и полностью согласен с необходимостью сокращения бюджетных расходов, но как глава госслужбы именно я несу ответственность за реальные проблемы, которые неизбежно возникнут в административном плане, если предлагаемое повышение зарплаты работникам госслужбы не будет принято достаточно быстро. Вопрос весьма сложный, поскольку на мне ведь две шляпы.

– По-моему, это должно быть крайне неудобно? – иронически заметил я.

– Если у тебя при этом два ума, то нисколько, господин премьер-министр, – невозмутимо возразил Хамфри.

– Или два лица, – добавил Бернард и тут же пожалел об этом.

Потому что я тут же предложил:

– В таком случае, может, мне следует освободить вас от одной из шляп, а, Хамфри?

Он пришел в ужас.

– Нет-нет, господин премьер-министр, меня полностью устраивает и то, и другое.

– Лица? – удивленно поинтересовался я.

– Нет-нет, шляпы!

– Но, по-моему, вы сами только что сказали, что у вас серьезные проблемы, разве нет?

– Всего одна, господин премьер-министр. Крайне низкое состояние духа, что неизбежно ведет к угрозе забастовок. Представьте себе последствия забастовки, например, компьютерщиков в сфере социальных услуг! Более того, мы уже испытываем затруднения с наймом новых кадров.

Для меня это что-то новое.

– Я думал, у вас десять кандидатов на одно вакантное место.

– Да, десять, – неохотно признал он. – Но у абсолютного большинства этих претендентов очень низкий уровень, а с тем, который нужен, встречаются крайне редко. Почти у всех – класс второй степени.

Смехотворный интеллектуальный снобизм!

– У меня, кстати, третьей, – заметил я.

Хамфри явно заколебался, видимо, осознавая, что сказал что-то не совсем тактичное. Бернард поспешил ему на выручку.

– Для премьер-министров третья – это вполне нормально, а сэр Хамфри имеет в виду госслужащих.

Но секретарь Кабинета упрямо стоял на своем.

– В случае отказа сотрудничать профсоюзы государственной службы фактически парализуют всю работу правительства. Исходя из предположения, конечно, что до этого таковое сотрудничество было достаточно активным. К тому же профсоюз высших госслужащих насчитывает огромное количество членов.

– Включая вас? – поинтересовался я.

Хамфри поспешил заверить меня, что хотя он, безусловно, член этого профсоюза, наше плодотворное сотрудничество, в любом случае, останется таким же, как и всегда.

То есть, мягко говоря, именно то, что мне далеко не всегда нравится.

Я еще раз повторил ему, что не смог бы получить согласия Кабинета, даже если бы сам хотел этого. На фоне неминуемого «бунта» заднескамеечников, вызванного предстоящими бюджетными сокращениями, члены парламента никогда не одобрят повышение зарплаты служащим госаппарата. И Кабинету не остается ничего иного, кроме как тоже решительно возражать против этого.

Моментально поняв суть проблемы, Хамфри предложил просто попросить Кабинет в принципе дать свое предварительное согласие на рассмотрение этого вопроса. Тогда для его более детального рассмотрения можно создать специальную группу беспристрастных экспертов.

Что ж, похоже, это вполне разумный компромисс. Единственно, что вызвало у меня легкое недоумение, – это предложение Хамфри назначить председателем экспертного комитета профессора Уэлша. Говорят, он ведь просто-напросто глупый старый хрыч.

(На следующий день Кабинет на самом деле согласился рассмотреть этот вопрос. Но только в принципе, не связывая себя никакими обязательствами. До тех пор, пока не будут выработаны конкретные детали. Что и было спешно сделано, поэтому уже на одиннадцатый день сэр Фрэнк направил сэру Хамфри Эплби соответствующее письмо. В нем сэр Фрэнк, излагая суть вопроса в письменном виде, был несколько менее осторожен, чем сэр Хамфри. Нам удалось самим обнаружить это личное, написанное от руки письмо в архивах Кабинета (см. ниже). Предположительно, сэр Хамфри постарался сохранить его, чтобы в случае необходимости использовать в своей борьбе с сэром Фрэнком за полный контроль над госслужбой. Хэкеру письмо, естественно, так и не показали, но из него наглядно видно, каким образом готовились требования о повышении заработной платы государственным служащим в конце двадцатого века. – Ред.)

«27 марта

Дорогой Хамфри!

Прилагаю к сему письму все необходимые рабочие бумаги. Уверен, Ты согласишься, что наибольшую прибавку заслуживают старшие руководители госслужбы, поскольку именно на их плечи приходится наибольшее бремя ответственности за успешную деятельность правительства Ее Величества.

Эта категория включает в себя постоянных заместителей министров, главных личных секретарей, заместителей постоянных заместителей, просто личных секретарей и, само собой разумеется, двух высших руководителей госслужбы (то есть секретарь Кабинета и постоянный заместитель канцлера казначейства – Ред.) , что в процентном отношении составит около 43%. Увы!

Прилагаемые бумаги не подлежат разглашению. Поскольку таковые, как правило, направляются в отдел „Q“, то члены Кабинета вряд ли найдут время их запрашивать и, тем более, читать. Краткое изложение сути вопроса на одной странице для Кабинета приблизительно такое же, как в последний раз. Оно озаглавлено: „Сравнимые виды работ в промышленности“ и также прилагается.

Ты, без сомнения, заметишь, что сравнительная шкала заработных плат основана на данных о директорах „Би-пи“ и „Ай-би-эм“. Полагаю, они ничем не рискуют, поскольку в полном соответствии с нашей обычной практикой мы ссылаемся не на конкретные имена, а на „типичные промышленные фирмы“.

Затем мы для сравнения приводим наши новые примеры повышения заработной платы на другом конце шкалы, т.е. на самом низком уровне.

Например, повышение з/п в неделю:

3.50 ф.ст. – для рассыльного;

4.20 ф.ст. – для регистратора;

8.20 ф.ст. – для научного консультанта.

Для высшего руководящего уровня (то есть для сэра Фрэнка и сэра Хамфри – Ред.) указанное повышение составит 25 000 ф.ст. в год. Упоминать об этом в кратком изложении вряд ли имеет смысл. Во-первых, члены Кабинета могут подсчитать все это сами, если, конечно, захотят, и во-вторых, это относится только к указанным выше двум высшим должностям. Ну а если это все-таки вызовет определенную критику, что ж, как уже упоминалось ранее, нам придется нести еще один тяжкий крест.

Искренне твой,

Ф.Г.».

(Сэр Хамфри практически немедленно прислал тщательно сформулированный ответ. – Ред.)

«27 марта

Дорогой Франк!

Рад был познакомиться с твоими предложениями в отношении повышения заработной платы государственным служащим. Искренне признателен за то, что держишь меня в курсе дела.

Не менее искренне благодарен за то, что не посвятил меня во все ненужные детали. С моей стороны было бы в высшей мере бестактным знать полную картину, поскольку заработная плата целиком и полностью в твоей компетенции. Не считаешь ли ты нужным нам самим выйти с инициативой отложить повышение заработной платы определенной категории госслужащих? И ты почему-то ничего не упомянул о пенсиях.

Ты уверен, что Кабинет не захочет рассмотреть эти предложения более детально, чем они изложены в кратком изложении?

Искренне твой,

X.Э.».

(Сэр Фрэнк незамедлительно ответил сэру Хамфри. – Ред.)

«Дорогой Хамфри!

Если в ходе обсуждения будет поднят вопрос о повышении наших зарплат, мы, безусловно, можем сами предложить не делать этого в данное время. Получим все несколько позже, когда вся эта суета утихнет.

Да, о пенсиях я действительно даже не упоминал. Считаю это пока несвоевременным по причинам инфляционной индексации, которая неизменно вызывает некую враждебность со стороны окружающих и настолько запутывает простые понятия, что пенсии становятся чем-то вроде мало кому понятного придатка.

Лично я не вижу причин, по которым Кабинету вдруг захотелось бы влезать в детали. Министры делают то, что говорят им их советники, а на кого именно распространяется их лояльность, нам всем хорошо известно.

Фрэнк».

(Ответ сэра Хамфри сэру Фрэнку. – Ред.)

«28 марта

Дорогой Фрэнк!

Я внесу этот вопрос в повестку дня последним, непосредственно перед обедом, так что на его обсуждение останется не более пяти минут.

Поэтому все должно пройти гладко, если, конечно, этому не помешает педантичная дотошность профессора Уэлша.

Как всегда твой,

X.Э.».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

29 марта

Сегодня утром у меня был в высшей степени интересный телефонный разговор с моим главным политическим советником Дороти Уэйнрайт. Я еще вчера попросил ее поработать с бумагой насчет требований госслужбы о повышении заработной платы. Она хотела сообщить мне ответ.

– Ну и каков же ваш ответ? – спросил я.

– Не столько ответ, сколько целый ряд серьезных вопросов, – сказала она. – Нет-нет, не к вам, господин премьер-министр. К секретарю вашего Кабинета, сэру Хамфри. Данные требования преследуют исключительно его собственные интересы. Кроме того, они весьма неуместны и вызывают немало серьезных вопросов, на которые нет ответа. Но прошу вас, отнеситесь к моим вопросам как в высшей степени конфиденциальным, иначе вам ни за что не удастся поймать Хамфри за руку. Соответственно, я не могу говорить о них сейчас, но завтра передам их вам обязательно.

(К счастью для сэра Хамфри, этот телефонный разговор полностью слышал Бернард Вули в своем кабинете. Нет, он, конечно же, не подслушивал. Просто в прямые обязанности главного личного секретаря входит прослушивание всех входящих и исходящих звонков премьер-министра, чтобы иметь возможность составить для ПМ памятную записку, а также ограждать его от возможных не совсем точных интерпретаций его слов. В данном случае Дороти Уэйнрайт допустила тактическую ошибку, не позвонив по личному телефону ПМ или, что было бы лучше всего, не поговорив с ним лично.

В равной мере верно также и то, что Бернард Вули не имел права разглашать полученную таким образом конфиденциальную информацию. В принципе, конечно, можно было бы считать, что он неукоснительно следовал этому правилу, однако, как явствует из личного дневника сэра Хамфри, дело обстояло не совсем так. Бернард Вули не всегда неукоснительно соблюдал это правило. Впрочем, не следует забывать, что, подобно всем личным секретарям, ему вольно или невольно приходилось соблюдать лояльность двум господам. – Ред.)

«Когда я после небольшого делового разговора с ПМ вышел из его кабинета, меня вдруг остановил Бернард. Причем с весьма озабоченным видом. Он сообщил мне о неких подвижках. Точнее говоря, о подвижках, непосредственно связанных с вопросом, по поводу которого, как рассчитывала наша госслужба, не должно быть никаких подвижек.

Я удержался от ремарки, что государственный аппарат всегда рассчитывает на отсутствие подвижек во всех без исключения вопросах.

Похоже, БВ почему-то не может или просто не хочет изъясняться в своей обычной ясной и четкой манере. В частности, он заявил мне, что указанные подвижки непосредственно связаны с предметом, который в обычном случае целиком и полностью находится под контролем госаппарата, но в данном случае указанные подвижки, как ни странно, получили определенное развитие. Я сказал ему, что он говорит загадками. В ответ БВ меня искренне поблагодарил.

Как ни странно, мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, в чем, собственно, дело – „его губы были запечатаны“, и он весьма иносказательно ссылался на памятную записку, которую ему пришлось делать в отношении конфиденциального телефонного разговора ПМ с одним из своих наиболее доверенных политических советников.

Я спросил его, так ли это на самом деле? Он молча кивнул.

Тогда я попросил его назвать имя этого доверенного советника. БВ ответил, что разглашать имена не имеет права. Большая помощь!

Я задал ему несколько наводящих вопросов, пытаясь выяснить, шла ли речь о надвигающемся финансовом кризисе или о новой ядерной стратегии ПМ. Бернард уклончиво намекнул, что речь шла о чем-то куда более важном, чем и то, и другое.

Сразу же догадавшись, что он, очевидно, имеет в виду требование госслужбы о повышении заработной платы, я прямо спросил его об этом, однако он отказался и подтвердить, и опровергнуть это. Что ж, так оно и должно быть.

Я попросил Бернарда дать мне дружеский совет. Он с готовностью посоветовал мне тщательно проанализировать создавшуюся ситуацию, возможно, даже временно заняв нейтральную позицию, держа ушки на макушке, прикрывая возможный отход и не забывая следить за тылом. С его стороны это, конечно, было очень мило, но его предостережению я внял.

В ответ на мою искреннюю признательность он торопливо сказал, что ничего мне не говорил. Я, само собой разумеется, согласился, что поступить иначе с его стороны было бы недостойно».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

30 марта

Сегодня с утра встречался с Дороти. Она передала мне на одном листке краткое изложение требований госслужбы о повышении зарплаты, и на другом листке – свой список моих отличнейших вопросов к сэру Хамфри. Больше всего меня устраивало то, что Дороти поделилась со мной всеми этими соображениями абсолютно конфиденциально – прежде всего, потому что я узнал о Хамфри кое-что весьма важное: он не всегда на стороне государственной службы! Теперь я был готов задать ему настоящую трепку.

Когда он вошел, я первым делом вручил ему достаточно пухлую папку с материалами о повышении зарплаты служащим госаппарата. Скорее всего, она будет отправлена в отдел «Q». Слава богу, у Дороти хватает терпения перерабатывать даже такое. Причем достаточно быстро!

Затем я поинтересовался, что он обо всем этом думает. По его мнению, материалов слишком много, чтобы вот так сразу делать какие-либо выводы. Тогда я попросил его прочитать великолепное краткое изложение всего на одной странице.

Он быстро пробежал глазами листок, затем перевел взгляд на меня и заметил, что я ставлю его в весьма затруднительное положение.

Что ж, видимо, пора браться за него по-настоящему.

– Послушайте, Хамфри, мне вполне понятна ваша обязанность соблюдать лояльность к своим коллегам по госслужбе, но ведь вы должны быть еще более лояльным по отношению к Кабинету и его политике.

– Согласен, – неожиданно легко согласился он.

Его ответ, честно говоря, привел меня в некоторое замешательство.

– Вы что, согласны?

– Да, согласен.

Нет-нет, тут что-то не так.

– Вы хотите сказать, что со мной согласны?

– Да, согласен, – твердо сказал он.

Не будучи полностью уверен в том, что Хамфри не хочет запутать меня какой-то непонятной мне игрой слов, я попытался точно выяснить, что конкретно он имеет в виду.

– Скажите, с кем именно вы согласны?

– Как с кем? С вами, господин премьер-министр.

Но мне этого было мало. Я хотел быть абсолютно уверен.

– Это точно? Не с сэром Фрэнком?

– Нет, – не задумываясь, ответил он.

– Значит… значит, вы вообще не собираетесь со мной спорить? – подытожил я.

Он пожал плечами.

– Конечно же нет. – И добавил: – На случай, если я не совсем ясно выразился, господин премьер-министр, позвольте повторить это еще раз. Я согласен с вами.

Чуть не онемев от искреннего изумления, я попросил его высказать свое мнение о предмете нашего обсуждения, то есть о предложении повысить заработную плату госслужащим.

Его пространный ответ не заставил себя ждать и прозвучал приблизительно следующим образом.

– Само по себе, оно не является чрезмерным, господин премьер-министр, однако, на фоне серьезных финансовых затруднений более общего плана осуществлять его на практике было бы и не разумным, и не соответствующим национальным интересам Британии. Мне не хотелось бы критиковать своих коллег, но, по-моему, сэру Фрэнку, который, без сомнения, исходил из самых лучших побуждений, следовало бы поставить интересы страны выше более узких клановых интересов госаппарата. Их требование о повышении собственной заработной платы вызывает самые серьезные вопросы.

Забавно – он употребил ту же самую фразу! Я сказал ему, что тоже приготовил несколько серьезных вопросов. И передал ему перечень Дороти.

Он быстро пробежал перечень глазами.

– Хорошие вопросы, господин премьер-министр. Интересно, откуда они у вас?

– Откуда? – несколько озадаченно переспросил я. – Ну… просто сами пришли в голову…

Он снова бросил взгляд на листок.

– Да, очень хорошие вопросы.

Поскольку именно так я… то есть мы с Дороти, и думали, я спросил Хамфри, что нам с этими очень хорошими вопросами теперь делать.

– Что делать? – удивленно повторил он. – Задавать.

Вообще-то мне казалось, в каком-то смысле я уже задаю их, однако ему казалось, что задавать эти вопросы следует не ему, а сэру Фрэнку.

– Думаю, вам следует пригласить его сюда и обсудить их, – посоветовал он. – У него должны быть на них ответы. Да, конечно же, они у него есть. В конце концов, это его работа.

А ведь он прав. Я попросил его связаться с Бернардом, чтобы тот, как можно быстрее, пригласил ко мне сэра Фрэнка. А Хамфри я поблагодарил за объективность и, главное, беспристрастность, проявленную им в данном вопросе. Ведь ни для кого не секрет, что если это предложение пройдет, то секретарь Кабинета тоже получит добавку. Причем, похоже, совсем немалую…

Хамфри поблагодарил меня, но тут же заметил, что для него самая большая награда – это осознание полезности своего служения обществу. Уверен, он говорил чистую правду. Поскольку то же самое, безусловно, является высшей наградой и для меня.

Когда за ним закрылась дверь, я пригласил к себе Бернарда и попросил объяснить мне, как, интересно, госслужащие могут бороться за условия коллективных соглашений, одним из важнейших вопросов которых является заработная плата, если все они члены одного и того же профсоюза. Вести переговоры с самими собой?

Его ответ был вполне предсказуем. Он тут же сказал, что с этим не бывает никаких проблем, поскольку на них две шляпы.

– Все это, конечно, хорошо, – сказал я. – Ну а как быть в случае забастовки?

– Да, определенные неудобства, конечно же, здесь есть, – согласился Бернард. – Но секретарь нашего профсоюза является членом Совета профсоюзов государственной службы, который, например, готовил прошлую забастовку… и одновременно принимал должные меры по срыву таковой.

Я поинтересовался, чем все это закончилось. По словам Бернарда, ему все удалось наилучшим образом.

Интересно, каким это образом?

– Ему, очевидно, были известны планы другой стороны, – сказал я.

– Какой другой стороны? – удивленно спросил Бернард.

– Обеих других сторон, – как мне показалось, вполне логично ответил я. – Той стороны, на стороне которой он не был в тот момент, когда он был на стороне той, другой, стороны.

Моему главному личному секретарю это не показалось проблемой.

– Да, но он никогда не раскрывал планов другой стороны.

– Кому? – растерянно спросил я.

– Своей собственной стороне.

– Какой собственной стороне?

– Той стороне, на стороне которой он был в тот момент, когда не был на стороне другой стороны, – терпеливо объяснил Бернард

Я честно попытался нащупать здесь хоть какую-то логику.

– Да, но даже если он никогда не раскрывал планы другой стороны своей собственной стороне, он всегда точно знал планы другой стороны, хотя бы потому, что был также и на той, другой, стороне!

Бернард на секунду задумался. Затем уверенно констатировал:

– Значит, он никогда не раскрывал самому себе то, что уже и без того знал.

– Неужели такое возможно?

– Вполне, господин премьер-министр, – невозмутимо пояснил мне мой главный личный секретарь. – Просто он являл собой образец благоразумия, только и всего.

Лично для меня он, скорее, являлся образцом институциональной шизофрении. Впрочем, оставался еще один принципиально важный вопрос, на который надо было обязательно получить членораздельный ответ.

– Бернард, когда возникает естественный конфликт интересов, на чьей стороне выступает государственный аппарат?

– На той, которая побеждает, господин премьер-министр, – не задумываясь ответил он. И одарил меня улыбкой победителя.

(Обстоятельства, вынудившие сэра Хамфри выступить против предложения сэра Фрэнка о немедленном повышении заработной платы государственным служащим, поставили его в сложное положение. Если вначале он мог себе позволить выглядеть перед ПМ достаточно уверенно, то теперь, когда ПМ уже помогли найти несколько ключевых вопросов, и данные предложения были фактически обречены, лучше всего было явным образом дистанцироваться от них. Однако необходимо было найти способ спасти эти предложения от провала – частично потому, что это укрепило бы его положение в глазах коллег по госслужбе, а частично потому, что ему самому лишние деньги не помешают. Причем сделать это надо так, чтобы в целом еще и восстановить свое влияние на ПМ.

Соответственно, он решил посоветоваться со своим знаменитым предшественником, сэром Арнольдом Робинсоном. Одним из многочисленных постов, которые сэр Арнольд согласился принять после своей отставки, стало президентство в движении «За свободу информации». Как ни странно, но сэр Арнольд не сообщил об описанных выше событиях ни прессе, ни даже своим коллегам по движению. Более того, его личные записи увидели свет только относительно недавно, когда в соответствии с его завещанием эти записи были извлечены из специального сейфа банка. Ровно через тридцать лет после его смерти. – Ред.)

«Мы встретились за обедом в клубе „Атенеум“. Хамфри был заметно обеспокоен тем, что не смог должным образом поддержать предложения Фрэнка. Огорчительно, конечно, но ведь вряд ли стоит поддерживать предложения, которые явно обречены на провал.

Эта весьма энергичная женщина Дороти Уэйнрайт подготовила для Хэкера перечень убийственных вопросов плюс предложение, чтобы политики перестали позволять нам самим решать вопросы о нашей собственной оплате, передав их в ведение специального комитета парламента. Чудовищное извращение действительности! Следующим шагом была бы попытка политиков заменить собой государственных служащих. Якобы на основании их некомпетентности, что могло стать своего рода началом конца.

Да, некоторые государственные служащие, без сомнения, некомпетентны, однако не настолько, чтобы политики смогли это заметить. Куда лучше было бы наоборот – чтобы госслужащие заменили политиков по причине их некомпетентности, хотя такое, к сожалению, невозможно, поскольку в результате Палата общин окажется без депутатов, а страна без Кабинета, что будет означать конец демократии и начало ответственного правительства.

Судя по всему, Фрэнк предложил вполне приемлемую формулу – сравнительную шкалу зарплат в промышленности. Однако требуемое им повышение составляет ни много ни мало, а целых 43%. Я посоветовал им сделать следующее:

1. Поскольку практически все государственные служащие работают в Лондоне, необходимо значительно повысить так называемые „столичные доплаты“, которые считаются расходами и, следовательно, не учитываются в процентных расчетах.

2. Ввести специальное выпускное пособие для тех, кому присвоены классы первой и второй степеней.

3. Удвоить размер выплат за безупречную службу, которые получают все без исключения. Таковые считаются бонусами и, следовательно, не являются повышениями заработной платы.

4. Пункты 1–3 снижают размер повышения зарплаты до 18% для высших категорий. Далее: таковые следует исчислять с 1973 г., который был высшей точкой процентных повышений (не доходов – Ред.), до окончания периода требуемых повышений, а не до его начала.

Практическое применение всех вышеуказанных четырех предложений снизит процентное повышение где-то до 6%. Что, на мой взгляд, по-прежнему слишком много. Поэтому единственным выходом остается формальное сокращение численности самого госаппарата, в результате чего существенное повышение зарплаты на индивидуальном уровне приведет к снижению таковой в общем выражении.

Вся проблема в том, что реальные сокращения государственной службы будут означать фактический конец цивилизации. Во всяком случае, в нашем понимании мира. Впрочем, разумный ответ напрашивается сам собой: надо перестать называть некоторые категории служащих „государственными служащими“, только и всего.

Например: стоит только превратить все музеи в независимые тресты или фонды, и тогда весь их персонал автоматически перестает считаться служащими госаппарата. Все они останутся теми же самыми людьми, выполняющими ту же самую работу, оплачиваемую теми же самыми государственными грантами. Но поскольку гранты, равно как пособия или бонусы, не учитываются в зарплатной статистике, это будет выглядеть как сокращение, причем серьезное сокращение. Если, конечно, никому не придет в голову вникнуть в этот вопрос более детально [27] .

Остается всего лишь одна проблема – создать необходимое количество таких фондов или трестов. Впрочем, делать это совсем не обязательно. Достаточно не более чем запланировать их на ближайшие два года, чтобы они были отражены в соответствующей статистике. И если они по той или иной причине так и не будут созданы, винить в этом потом будет фактически некого.

Эплби чуть не захлебнулся в выражениях благодарности. На что я скромно ответил, что всегда рад оказать дружескую помощь. (Особенно, как мы не без оснований подозреваем, учитывая приближение дня раздачи наград по поводу годовщины рождения Ее Величества королевы. Так уже в июне сэр Арнольд стал кавалером ордена Бани [28] . – Ред.)

Я также предложил обсудить этот вопрос и с Фрэнком Гордоном в казначействе, однако Хамфри был категорически против. Похоже, у Фрэнка сейчас слишком много проблем, но он почему-то ничего мне о них не говорил. (Скорее всего потому, что сэр Фрэнк сам о них еще ничего не знал. – Ред.)

В заключение я посоветовал Эплби провести еще одну важную реформу.

Члены парламента, как правило, весьма предвзято относятся к вопросам заработной платы государственных служащих, поэтому любые попытки провести предложения о ее повышении через палату общин встречают ожесточенное сопротивление депутатов. Однако если связать их собственные зарплаты с зарплатами госслужащих соответствующих рангов, то тогда каждый раз, когда они голосуют за очередное повышение зарплаты госслужбе, они автоматически голосуют за повышение своей собственной заработной платы. Аналогичным образом можно связать так же и индексирование их пенсий, что избавило бы нас от многих неприятных моментов.

Этого не делалось, когда я был секретарем Кабинета, потому что предшественник Хэкера опасался слишком частых инфляционных повышений государственных расходов. Я искренне надеюсь, что члены парламента не будут столь эгоистичны, и хотя политики всегда отличались неуемной жадностью, мы, государственная служба, должны стать выше этого и не судить всех по нашим собственным стандартам».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

3 апреля

Сегодня провел на редкость интересную встречу. Присутствовали: сэр Хамфри, Бернард, сэр Фрэнк и Дороти Уэйнрайт. Да, и конечно же, я сам. Что Хамфри лояльный и бескорыстный работник, мне уже понятно. А вот Фрэнк пока вызывает определенные сомнения.

Именно он открыл совещание, заявив, что заработная плата госслужащих упала значительно ниже сравнимых величин в промышленности. Когда же я поинтересовался, какие именно сравнительные величины имеются в виду, он постарался избежать прямого ответа. То есть фактически отмахнулся, с авторитетным видом заметив, что это довольно сложная формула, весьма успешно применявшаяся вот уже несколько лет подряд.

Но оказалось, отмахнуться от меня не так-то просто. Я показал ему несколько конкретных цифр.

– Вот, взгляните-ка. Постоянный заместитель уже получает свыше сорока пяти тысяч в год, а секретарь Кабинета и постоянный заместитель канцлера казначейства – свыше пятидесяти одной тысячи.

Фрэнк снова попытался увильнуть.

– Возможно, вы и правы, – невнятно пробормотал он с неким подобием улыбки.

Это же курам на смех! Ему что, неизвестно, сколько он получает? Или, может быть, случайно слегка подзабыл?

Я повернулся к секретарю Кабинета, сидевшему за столом справа от меня, и попросил высказать свое мнение.

Он был, как всегда, предельно осторожен. И правильно.

– Простите, господин премьер-министр, – с ноткой формальности произнес он, – но мне об этом судить не положено. Я тут лицо заинтересованное. К тому же, за оплату госслужащих отвечает постоянный заместитель канцлера казначейства. Разве нет, Фрэнк?

Прекрасно! По крайней мере, у Хамфри хватило честности открыто признаться в наличии у него личного интереса. Следующей слово взяла Дороти, сидевшая слева от меня.

– Могу я задать вопрос, господин премьер-министр? – спросила она. Я молча кивнул. Она пристально посмотрела на Фрэнка, сидевшего прямо напротив нее. – Скажите, сэр Фрэнк, какие отчисления вы делаете на случай непредвиденного развития событий?

Постоянный заместитель канцлера казначейства был потрясен. Такого вопроса он явно не ожидал, поскольку ему никогда еще не приходилось на него отвечать.

Видя его замешательство, Дороти пояснила свою мысль:

– Ведь руководители высшего ранга в промышленности могут быть уволены. Или потерять работу в результате слияний, или по причине краха их компаний. Ваша же работа, судя по всему, гарантирована со всех сторон и на все сто процентов.

Он снова попытался уклониться от прямого ответа.

– Ну, у нас тоже случаются зигзаги и крутые повороты.

– Интересно, какие? – ледяным тоном поинтересовалась Дороти.

По словам Фрэнка, хотя высшие руководители государственной службы, возможно, и имеют гарантированную работу, но им приходится практически постоянно перерабатывать и испытывать огромное напряжение.

– А в промышленности разве картина иная? – иронически спросила Дороти. Затем бросила на меня многозначительный взгляд и добавила: – Не говоря уж о том, что им приходится принимать решения и выполнять их.

Ее язвительные слова вызвали у Фрэнка яростную вспышку гнева. Даже пухлые щеки заметно побагровели.

– То же самое приходится делать и государственным служащим! – раздраженно парировал он.

– На самом деле? – с откровенной ухмылкой спросила Дороти. – Лично мне всегда казалось, что принимать решения – это удел министров…

– Равно как и нести ответственность, – непроизвольно добавил я.

Фрэнк был в явной растерянности: не знал, отвечать ли на все эти риторические вопросы или лучше не стоит?

– Да, но… видите ли… Конечно же, решения принимают министры, – наконец-то признал он. – Но ведь решать, как конкретно их выполнять, приходится не кому-то иному, а именно нам, государственным служащим!

Тут Дороти нанесла ему нокаутирующий «удар прямо в челюсть», невинно заметив:

– Как секретарше, которая сама решает, в каком формате напечатать деловое письмо шефа?

– Да, – сначала согласился Фрэнк, но тут же передумал. – Нет, конечно же, нет… Мне кажется, сэр Хамфри лучше всех понимает, что, собственно, я имею в виду.

Секретарь Кабинета поднял глаза от пустого листка бумаги, на который он, не произнося ни слова, все это время пристально смотрел.

– Решать тебе, Фрэнк, – медленно протянул он. – Заработная плата работникам госаппарата – это ведь твоя епархия, разве нет?

Дороти передала мне коротенькую записку, в которой было написано: «Как насчет служебного элемента?»

Я бросил на Фрэнка ледяной взгляд.

– Ну а как насчет служебного элемента?

– Служебного элемента? – недоумевающее переспросил он. – Что вы имеете в виду под служебным элементом?

Действительно, а что, собственно, я имею в виду? Или, точнее, что имеет в виду Дороти? Я вроде бы непроизвольно повернулся к ней и жестом показал, что разрешаю ей ответить вместо меня.

– Служебный элемент имеет немаловажное значение для высших категорий государственной службы, поскольку он напрямую связан с почетными наградами, – поняв мой намек, немедленно отреагировала она. – рыцарскими званиями, орденами, медалями…

– В какой-то степени, – осторожно поправил ее Фрэнк.

Дороти снова повернулась ко мне.

– Поэтому, господин премьер-министр, не логичнее ли было бы сравнивать государственных служащих не с промышленными набобами, а, скорее, с руководителями благотворительных организаций? Насколько мне известно, – она вытащила из кипы какую-то бумажку, – да, в настоящее время они получают где-то около семнадцати тысяч.

– Интересное предложение, – не сдержав улыбки, заметил я.

Еще какое интересное! Фрэнк был в состоянии, близком к панике. Хамфри выглядел не намного лучше.

– Не думаю… Но ведь так мы никогда не наберем нужных работников! – возразил Фрэнк голосом, почти на пол-октавы выше обычного. – Моральное состояние государственных служащих упадет до нуля… Не сомневаюсь, секретарь Кабинета полностью со мной согласен.

Но секретарь Кабинета хранил полное достоинства молчание. Я бросил на него вопрошающий взгляд.

– Итак, Хамфри?

– Видите ли, господин премьер-министр, делами оплаты государственных служащих занимается непосредственно постоянный заместитель канцлера казначейства. Поэтому… Фрэнк, по-моему, премьер-министр имеет право получить ответ на свой прямой вопрос.

Фрэнк был просто в шоке. Это было видно невооруженным глазом. Хотя он и попытался выдавить из себя некое подобие улыбки…

Затем мы перешли к следующему пункту в перечне Дороти – индексации пенсий, но не успел я его озвучить, как сэр Фрэнк тут же отмел его в сторону, как не имеющий никакого отношения к делу.

– Договоренности об этом были полностью достигнуты еще несколько лет тому назад.

– Но они имеют значительную ценность, – заметил я.

– Ценность – да. Но довольно скромную, – возразил он.

Я выдернул ту самую бумажку из кипы, которую Дороти специально приготовила для сегодняшнего заседания.

– Вот оценочная стоимость выкупа пенсии постоянного заместителя. Шестьсот пятьдесят тысяч фунтов стерлингов!

Фрэнк снова улыбнулся. На этот раз, скорее, иронически.

– Но это же абсурд!

– А во сколько, интересно, оцениваете ее вы? – спросила Дороти.

Фрэнк был настолько возбужден происходящим, что в запале не удержался от глупости назвать конкретную сумму.

– Где-то около ста тысяч, господин премьер-министр.

Да, такой возможностью грех не воспользоваться.

– В таком случае, Фрэнк, позвольте мне сделать вам предложение, от которого, как принято говорить, нельзя отказаться, – почти торжественно начал я. – Правительство готово выкупить вашу пенсию, равно как и любого государственного служащего, который согласится ее продать, в полном соответствии с вашей оценкой. Мы заплатим вам сто тысяч наличными в обмен за ваши пенсионные права. Договорились?

Фрэнк в этот момент выглядел так, что невольно приходило в голову хорошо известное среди госслужащих сравнение с образом «обезглавленного цыпленка».

– Нет-нет, я имел в виду… то есть я сказал первое, что пришло мне в голову… на самом деле такие расчеты никогда не производились… Во всяком случае, лично мною…

Дороти с олимпийским спокойствием победителя пустила в него очередную стрелу. Естественно, в самую десятку.

– Сумму «650 000 фунтов стерлингов» нам любезно предоставило соответствующее страховое пенсионное общество.

– Возможно, но когда подписывалось соглашение, я абсолютно уверен, сумма была уже совсем иная, – растерянно пролепетал Фрэнк.

Оказывается, у безжалостной Дороти в запасе была еще одна не менее гениальная идея.

– Хорошо. Тогда как насчет использования индексированных пенсий в качестве альтернативы почестям и наградам? Пусть каждый госслужащий сам выбирает форму вознаграждения своего благородного труда: почести или наличные деньги.

– Но это же нелепость, самый натуральный абсурд! – чуть ли не завизжал сэр Фрэнк.

– Интересно, почему? – искренне удивилась Дороти.

Признаться, мне тоже было весьма интересно услышать ответ на этот простой вопрос. Сидевший справа от меня Хамфри молчал, будто набрал в рот воды. Очень, очень необычное для него состояние. Даже Бернард, и тот заметно побледнел. Мне же все это доставляло искреннее удовольствие.

Сэру Фрэнку ничего не оставалось, кроме как попытаться защитить то, что защитить было невозможно.

– Да, но такой выбор поставил бы… э-э-э… поставил бы нас… э-э-э… то есть их в немыслимое положение. То есть, я хочу сказать, как быть тем, кто уже имеет почести и награды?

У Дороти, как и следовало ожидать, имелся на это готовый ответ.

– Очень просто. У них есть логичный выбор: либо отказаться от почестей и наград, либо отказаться от своих индексированных пенсий. – Она слегка наклонилась вперед и одарила секретаря Кабинета обнадеживающей улыбкой. – А что думаете об этом вы, сэр Хамфри? Или, может быть, вы предпочтете, чтобы вас называли мистер Эплби?

Хамфри все это, похоже, нисколько не забавляло. Он явно ожидал от сэра Фрэнка намного большего – ведь под вопрос ставились и его собственная зарплата, и награды! Поэтому он как можно рассудительней сказал, что, по его мнению, сэр Фрэнк достаточно детально занимался этим вопросом.

– Вряд ли достаточно детально, – заметил я. – Послушайте, Фрэнк, а разве вам лично это требование о повышении не сулит, мягко говоря, совсем неплохие доходы?

Сэр Фрэнк чуть не захлебнулся от негодования.

– Господин премьер-министр, дело совсем не в этом, – чуть не плача сказал он. Что предположительно означает «да».

– Значит, лично вы сочтете за честь отказаться от предлагаемого повышения? – ледяным тоном спросила его Дороти.

Фрэнк, казалось, потерял дар речи. А Дороти, не дожидаясь, пока он придет в себя, повернулась к Хамфри.

– Не сомневаюсь, секретарь Кабинета тоже, так ведь, сэр Хамфри?

Мне, конечно, было его искренне жалко: надо же оказаться в такой нелепой ситуации! Он же, запинаясь и спотыкаясь, начал лепетать что-то о прецедентах, о потребностях госслужбы в целом, о долгосрочных интересах… Затем его вдруг как бы осенило.

– Да! – воскликнул он. Причем уверенно и твердо. – Да, сочту за честь отказаться от этого повышения, если и только если правительство будет убеждено, что высшие руководители должны получать меньше своих подчиненных, и что Кабинет распространит этот принцип на себя самих и своих младших министров.

Таких намерений у меня, естественно, никогда не было, да и не могло быть. Да и в любом случае, зачем мне загонять в угол Хамфри, который в данном вопросе проявил лояльность и фактически выступил на моей стороне? Поэтому я поблагодарил присутствующих и разрешил им всем, кроме Хамфри, с которым хотел переговорить, так сказать, в частном порядке, считать себя свободными.

Меня интересовало личное мнение секретаря Кабинета, не слишком ли мы круто обошлись с Фрэнком.

– Наоборот, господин премьер-министр, – решительно возразил он. – Ему пришлось отвечать на вопросы в высшей степени правильные и исключительно по существу дела. Хотя, признаться, быть не совсем лояльным по отношению к своим коллегам не соответствует ни моему духу, ни моим принципам.

Сразу видно, что он никогда не был членом Кабинета министров.

5 апреля

Сегодня наконец-то снова проявился Хамфри. Оказывается, он был очень занят подготовкой нового и намного более скромного предложения о повышении заработной платы госслужащим и горит желанием объяснить, что к чему.

– Видите ли, господин премьер-министр, – войдя в кабинет, с порога заявил он мне. – Собственно говоря, я всегда считал требования казначейства чрезмерными и не отвечающими стратегическим интересам страны. Особенно в период всеобщей финансовой напряженности. Они прекрасны для государственных служащих, кто ж будет спорить, однако совсем не то, что может рекомендовать секретарь Кабинета, исходящий из высших интересов Британии. Именно поэтому мы не позволяем постоянному заместителю канцлера казначейства стать главой государственной службы!

Что ж, намек более чем прозрачен.

Затем он познакомил меня с заметно более скромным предложением, которое предполагает повышение заработной платы госслужащим на 11 с чем-то процентов в течение двух лет, то есть в среднем чуть меньше 6% в год.

Это же совсем другое дело! Такое не грех и одобрить. Хотя Хамфри меня об этом даже не просил. Добавил только, что низшие категории государственных служащих должны пройти надлежащие процедуры, а требования Ассоциации следует рассмотреть особо, быстро и с соблюдением полной конфиденциальности.

Причина данной просьбы заключается в том, что Хамфри опасается, как бы его схема не привела к обратным результатам. Ведь большинство ее членов могут потребовать намного большего. Уверен, он прав – Фрэнк не должен это видеть, именно поэтому Хамфри хочет, чтобы об этом не знала ни одна душа. Даже политические советники…

Лично меня все это полностью устраивает (если, конечно, ему удастся убедить своих коллег согласиться на столь небольшое повышение – какие-то 6%). Хамфри утверждает, что с этим не будет проблем, если я гарантирую свою помощь и поддержку в вопросе конфиденциальности. Конечно же гарантирую, в таком вопросе разве можно мелочиться?

Оставалась всего одна, но весьма существенная проблема – парламент! Заднескамеечники буквально сатанеют, когда госслужащим повышают зарплату. Впрочем, у Хамфри и на этот случай имелось вполне приемлемое решение. На мой взгляд, просто великолепное решение! Включающее масштабную реформу, которая ни у кого не вызовет никаких возражений. (Под словами «ни у кого» Хэкер, само собой разумеется, имел в виду не британскую общественность, а палату общин – Вестминстер и государственную службу – Уайтхолл. – Ред.)

– Господин премьер-министр, если «привязать» заработную плату членов парламента к соответствующим рангам государственных служащих, то тогда им не придется голосовать против повышения своей собственной зарплаты. Каждый раз, когда ее повышают госслужащим, повышают и им тоже. Автоматически! А если то же самое проделать и с индексацией их пенсий, то будет еще лучше.

– Естественно, будет, – не раздумывая, согласился я. – Великолепно, просто великолепно! Благодарю вас. – В каком-то смысле сейчас сэра Хамфри вполне можно было бы назвать источником здравого смысла и истинного бескорыстия. – Хамфри, как вы считаете, к какому рангу госслужащих следовало бы «привязать», например, заднескамеечников?

– На мой взгляд, к старшему консультанту.

– Да, но не слишком ли это для них мало? – удивленно спросил я.

– Дело в том, господин премьер-министр, что заднескамеечники и сами не очень-то велики, – ответил он, и в его глазах промелькнул какой-то хитрый огонек.

– Ну а к чему «привязывать» членов Кабинета?

– Может, к главным личным секретарям постоянных заместителей? – предложил он.

– А премьер-министра?

– Премьер-министра? – Хамфри ненадолго задумался. – Ну, поскольку в настоящее время вы получаете даже меньше меня, то… то, мне кажется, вас лучше всего «привязать» к рангу постоянного заместителя. Кроме того, вы, как и я сам, можете иметь индексированную пенсию. Которую можно исчислять не на основе лет, проведенных вами на посту премьер-министра, а как если бы вы выполняли эту работу всю свою жизнь, и данная сумма стала бы вашим выходным пособием при уходе в отставку.

Что ж, вполне приемлемое предложение, ничего не скажешь. Я искренне поблагодарил его.

– Не стоит благодарности, – отмахнулся он. – Это же самое обычное партнерство, не более того.

– Безусловно, – согласился я. – Самое настоящее партнерство!

– Да, господин премьер-министр.

Какой же он все-таки замечательный человек. Во всяком случае, в душе.