Узнав об исчезновении странника, Габриэлла очень рассердилась. Что, в конце концов, происходит в ее замке? Сначала таинственный незнакомец, как привидение, бродит по замку, теперь – загадочное исчезновение пилигрима. И это еще не считая мелких, но досадных неприятностей, постоянно происходивших в замке.

– Буффон, объясни мне, как мог исчезнуть человек из хорошо охраняемого замка? Он что, улетел? Растворился в воздухе?

– Я не знаю, госпожа, – потупив глаза, ответил шут. – Я расспросил всех, кто мог его видеть, но, к несчастью, так и не получил вразумительного ответа. Никто ничего не знает.

– Обыскать каждый уголок, каждую щель, каждый закуток замка, – приказала Габриэлла, сурово посмотрев на Буффона. – И еще… отправь несколько воинов на его поиски в окрестностях замка. Если ему каким-то непостижимым образом удалось выбраться из замка, то далеко он, пеший, уйти все равно не мог… Достань мне его хоть из-под земли!

– Слушаюсь, моя госпожа, – поклонился шут, ставший за эти месяцы правой рукой молодой хозяйки.

Оставшись одна, Габриэлла задумалась. Так, в глубокой задумчивости, она и сидела до тех пор, пока ход ее мыслей не был прерван стуком в дверь.

– Моя дорогая племянница! – произнес вошедший Раймунд де Карруаз. – Что-то случилось? В замке просто в воздухе носится какое-то лихорадочное возбуждение. Неужели какие-нибудь неприятности?

– И да, и нет, дядя, – хмуро посмотрев на него, ответила девушка. – Мы ищем вчерашнего пилигрима.

– Зачем? – удивленно приподнял брови герцог.

– После долгих ночных раздумий у меня появились вопросы к страннику, и я хотела бы получить ответ.

– Моя дорогая, – облегченно вздохнул Раймунд де Карруаз. – Вряд ли этот оборванец смог бы ответить на них.

– Почему вы так считаете? По словам самого странника, он был знаком с моим мужем, причем очень хорошо, раз Жирард доверил ему дорогую для себя вещь.

– Простите, милая племянница, если мои слова ранят вас… Но мне кажется, что граф таким образом хотел попрощаться с вами. По-видимому, он предвидел свою скорую кончину… Еще раз простите меня.

– Если бы это было так, то тогда… – Габриэлла осеклась.

– Что тогда? – недоуменно посмотрев на девушку, спросил герцог.

– Н-ничего, – замялась Габриэлла. Какая-то неведомая сила заставила ее замолчать, так ничего и не объяснив дяде. Немного помолчав, она продолжила: – Я просто подумала, что тогда бы мое сердце подсказало мне, что с Жирардом приключилась беда. Я почувствовала бы приближение несчастья.

– Моя дорогая девочка, – герцог в знак сочувствия погладил Габриэллу по руке, а затем поцеловал ее. – Я догадываюсь, как вы относитесь к мужу. Но предчувствия и предположения – вещи очень ненадежные. А вот медальон и письмо – это прямые доказательства случившейся трагедии. Хотя это и нелегко, но надо смириться со случившимся… Я понимаю, как вам тяжело, – добавил герцог, заметив на глазах у девушки слезы, – и готов поддержать вас, как сумею, и помочь, если от меня будет польза. Вы сильная и со всем справитесь… К тому же вы должны гордиться: ваш муж погиб за святое дело.

– Господин герцог, – с чувством отозвалась Габриэлла, приняв надменный вид, – а вам не кажется, что вы слишком рано похоронили Жирарда?

– Не сердитесь, госпожа Габриэлла, я только попытался сделать выводы, – попробовал оправдаться герцог.

– Позвольте мне самой их делать, – в голосе девушки зазвучали металлические нотки. – Пока нет прямых доказательств гибели моего мужа, он для меня жив.

– Но письмо и медальон разве не являются этими самыми доказательствами? – постарался вразумить упрямицу герцог.

– Если слова пилигрима и вещи, переданные им, были бы истинными, то в медальоне должно было бы лежать кое-что, что Жирард при мне положил туда и что должно было ко мне вернуться в случае его смерти.

– Что ж, тогда вы правы, – несколько раздосадованно промолвил Раймунд де Карруаз. – Очень жаль, что нам не дано одною силою мысли перемещаться в пространстве. Может быть, когда-нибудь в будущем нашим пра-пра-пра-правнукам удастся это сделать…

– Что? – перебила дядю Габриэлла, заинтересованно взглянув на него.

– Я сказал, что жалею о том, что человек не может перемещаться из одного места в другое так быстро, как ему хотелось бы. Если бы это стало возможным, то нам не пришлось бы гадать о случившемся.

– Мы не можем перенестись, – задумчиво растягивая слова, проговорила девушка, – но…

– Я не понимаю вас, – не улавливая хода ее мыслей, изрек помрачневший герцог.

– Но мы можем отправиться туда, – договорила Габриэлла, вопросительно взглянув на собеседника.

– Куда отправиться? – герцог все еще не понимал, на что намекает племянница.

– В Египет… Ведь если верить последним новостям с Востока, именно туда направился мой муж и принц Эдуард с войском.

– Вы вообще понимаете, о чем говорите? – вскричал Раймунд де Карруаз, начиная нервно шагать по комнате. – В Египет… Вы так спокойно об этом говорите, как будто речь идет о поездке в соседнее графство. Там война, моя милая, а кроме войны, еще магометане. А вы женщина.

– И что с того? – с вызовом произнесла Габриэлла.

– А то, что по их законам место женщины не на войне, а у семейного очага или в гареме. Вы, вероятно, хотите стать трехтысячной женой султана Бейбарса?

– Но, дядя, разве паломничество по святым местам совершают только мужчины? Многие знатные дамы в сопровождении воинов и свиты не раз проделывали этот путь.

– И где же взять этих воинов? – с насмешкой спросил герцог.

– Уверена, мои вассалы, поклявшиеся в верности, поддержат меня.

– Сомневаюсь, дитя мое. Более того, я совершенно уверен: они сочтут эту идею сумасбродной и нелепой…

– Вы так считаете? – не сдавалась девушка.

– Габриэлла! – воскликнул Раймунд де Карруаз. – Ну неужели вы не понимаете, что это – сумасшедшая идея! Вы не только не найдете мужа, но и себя погубите… – тут он запнулся, как будто пораженный внезапной мыслью. Герцог бросил смущенный, но недобрый взор на девушку и замолчал.

Девушка поймала этот взгляд и горько рассмеялась, уловив его значение.

– Нет, дядя, и не думайте, – иронично заметила она. – В случае моей смерти замок и земли отойдут короне. Я уже давно составила завещание, которое хранится в надежном месте.

– Габриэлла… племянница моя! – возмутился герцог. – Как вы могли такое помыслить? Я пекусь и забочусь о вас, что есть силы, и стараюсь оберегать вашу жизнь. Это мой долг перед вашим отцом и моим братом… А вы… вы обижаете меня подобными нелепыми догадками.

– О, дядя, простите меня, – виновато поглядев на герцога, молвила девушка. Она подошла к нему и, положив руки ему на плечи, смиренно поцеловала в щеку. – Вы меня простили?

Герцог хмуро взглянул на племянницу и хотел было отчитать ее за глупое предположение, но, увидев ее умоляющие глаза, в конечном итоге растаял.

– Ох уж эта молодость, – вздохнул он. – Я тоже был горяч в юношеские годы и часто не думал, о чем говорю и что делаю… Да что об этом вспоминать…Я, конечно, прощаю вас, дитя мое. Но скажите, ваше решение отправиться в Египет окончательное?

– Да, дядя… И, надеюсь, вассалы моего отца примут крест вместе со мной.

В ответ герцог только покачал головой. Он был уверен, что из этой затеи ничего не выйдет. В этот момент в комнату вошел Буффон.

– Моя госпожа, – виноватым голосом начал он. – Увы, у меня дурные вести… Мы обыскали каждый уголок, но никого не нашли.

Габриэлла помрачнела. Ее милое, обычно улыбчивое и подвижное лицо опять застыло, а светло-голубые глаза потемнели от негодования. Она отвернулась от мужчин и подошла к окну, пытаясь успокоиться. Глядя на хрупкую с виду девушку, трудно было предположить, что под этой изящной оболочкой скрывается несгибаемая воля и сильный характер. Но это было действительно так, и герцог, а уж тем более Буффон, знали об этой характерной черте. Постояв несколько минут при полной тишине, Габриэлла, наконец, вымолвила:

– Буффон, разошли приглашения моим вассалам. Через два дня в замке намечается праздник.

– Моя госпожа, простите за любопытство, но что мы будет справлять? – поинтересовался Буффон.

Габриэлла медленно повернулась и спокойно произнесла:

– Начало нового крестового похода, который возглавили мой муж и принц Эдуард.

Удостоив девушку последнего неодобрительного взгляда, Раймунд де Карруаз, не желая, однако, больше пререкаться, испросил разрешения удалиться, сославшись на дела.

– Госпожа, вы серьезно? – удивленный намерениями Габриэллы, переспросил Буффон, когда за герцогом закрылась дверь. – Праздник, сейчас?

– А что тебя смущает? Поделись со мной. Ты же не просто слуга, ты – мой советник.

– Вы ведь не просто так собираетесь собрать всех под одной крышей. Я прав?

– Да, Буффон, как всегда… На этом празднике я хочу дать обет.

– Но вы не рыцарь! – изумился советник.

– И что с того? Разве обязательно нужно быть рыцарем, чтобы защищать свои земли или отправиться на поиски любимого человека?

– Госпожа, подождите… Если я вас правильно понял, вы собираетесь ТУДА???

– Разумеется, Буффон, – просто ответила девушка и опять отвернулась к окну.

– Боже Правый, Святая Дева Мария!..

И какой бес нашептал вам эту мысль?.. А-аа, я догадываюсь.

– Герцог тут ни при чем. Для него самого мое решение тоже стало неожиданностью.

– Надо думать… Но тогда…

– Я должна найти мужа. Моя семья покинула меня, оставив в печальном одиночестве. Пойми, Жирард – единственный родной для меня человек на этой грешной земле. Кроме него, у меня никого нет. Я не могу оставить его одного на враждебной земле. Я нужна ему, а он нужен мне.

– А как же герцог?

– Герцог… – отрешенно повторила Габриэлла. – Хоть в нем и течет кровь моих предков, для меня он был и остается чужим человеком. Возможно, со временем это чувство пройдет, а пока… А пока будем праздновать, осушать кубки и слагать речи о победе!..

… Как и пожелала хозяйка замка, через два дня веселый гул голосов заполнил парадную залу, ярко освещенную многочисленными факелами. После смерти герцога эти покои впервые вновь увидели гостей. По такому случаю вассалы и их дамы были одеты в самые дорогие и нарядные, затейливо украшенные одежды. Габриэлла радушно принимала и потчевала гостей. Вино лилось рекой, а слуги без устали подносили все новые и новые кушанья. Менестрели на все лады восхваляли храброго короля Людовика и отважных воинов, которые продолжили его дело.

Пир был в самом разгаре, когда паж, стоявший у дверей, протрубил в рог. Услышав его, все разом повернули головы к дверям. Двери распахнулись, и на пороге показался герольд. Он держал в руках блюдо, на котором находился живой фазан. Распорядитель вошел в залу и направился к высокому столу. Его сопровождали две девушки и рыцарь в полном боевом снаряжении. Весь его внешний вид говорил о том, что этот воин готов хоть сейчас ринуться в бой. Подойдя к хозяйке замка, герольд и шедшие за ним люди низко поклонились. После чего распорядитель обратился к Габриэлле:

– Издревле так заведено, что на пирах и празднествах подобные подарки преподносятся хозяину замка. Но сегодня мне захотелось немного нарушить традиции и преподнести этот дар прекрасной хозяйке, ибо госпожа изъявила желание дать обет, который будет иметь большое значение не только для нее, но и для всех ее подданных.

При этих словах Габриэлла поднялась и торжественно произнесла:

– Я приношу обет прежде всего пред Господом нашим и Девой Марией возложить на себя крест для совершения похода, чтобы поддержать наше славное войско, которое не убоялось трудностей и продолжило поход в Иерусалим. Я клянусь отдать свое тело в защиту Святого Гроба и веры и сделать все, что смогу, а также, чего смогу своей властью, лишь бы заслужить милость Господа. И если так случится, что сам султан вызовет меня на бой, клянусь именем Господа принять его вызов во славу нашей веры.

Если бы Габриэлла, произнося эти слова, знала, как они впоследствии окажутся недалеки от истины! Стоя лицом к лицу с заклятым врагом христиан, она вспомнит свой обет. Но пока, ничего не подозревая о будущих событиях, она, преисполненная благородных чувств, принесла эту клятву перед многочисленными свидетелями.

Вымолвив последнее слово, она обвела взглядом гостей и затем села на свое место. В зале установилась мертвая тишина. Никто не смел даже пошевельнуться. Речь Габриэллы вызвала такое удивление, что многие из присутствовавших сомневались, верить ли собственным ушам, и отказывались принимать ее слова за чистую монету. Конечно, все прекрасно знали, что бывший герцог, не имея наследника, воспитывал дочь по всем правилам рыцарства. Она умела все: великолепно ездила верхом, умело сражалась не только на мечах и копьях, но и ловко билась на палках, а также прекрасно стреляла и хорошо плавала. И если девушка и не выступала на турнирах, то только потому, что это было неприлично и такое поведение могло осудить общество. Но зато на охоте она с удовольствием демонстрировала свое мастерство, ловя одобрительные взгляды отца и восторженные – вассалов, которые не могли не восхищаться умениями и отвагой своей юной хозяйки. Но то была охота, развлечение, а тут речь шла о принятии креста и походе на Святую землю.

Первое потрясение сменилось замешательством. Вассалы Габриэллы не знали, что им предпринять. С одной стороны, после смерти герцога они дали клятву верности наследнице замка, но, с другой стороны, стать пиршеством для ворон далекой сирийской земли им тоже не хотелось.

Между тем герольд, отойдя от высокого стола, направился к ближайшему вассалу и остановился возле него, устремив внимательный взгляд. Тот в нерешительности потупил глаза, не зная, как поступить в этой ситуации. Габриэлла, увидев колебания рыцаря, пришла ему на помощь:

– Доблестные рыцари! Вы не раз доказывали моему отцу, что отважны и неустрашимы, бесстрашны и смелы. Мне понятна ваша неуверенность. Одно дело: принести клятву верности хозяйке, ставшей по завещанию единственной наследницей замка, и совсем другое – встать под знамена не рыцаря, а женщины. Если я еще не доказала свою отвагу и умение владеть оружием наравне с мужчинами, не убедила вас в своей мудрости, если вы считаете, что мой муж, граф де Сен-Мор, и принц Эдуард продолжили поход не ради правого дела, а влекомые гордыней, то вы вправе отказаться от участия.

– Я клянусь перед Богом, что сделаю все от меня зависящее, но отстою гроб Господень, – послышалось в конце зала.

Гости от неожиданности вздрогнули. Но этого обета, который первым дал один из самых преданных и верных вассалов бывшего герцога, оказалось достаточно, чтобы за ним и все остальные вассалы, даже самые сомневающиеся, дали клятву перед фазаном и дамами. Когда под сводами парадной залы смолкли слова последнего произнесенного обета, Габриэлла встала и, преисполненная достоинства, произнесла:

– Я благодарю вас, воины Креста, за принятое решение. Вы сделали то, что должны были сделать и что диктовал вам долг. Господь вознаградит вас за мужество и преданность. Мы отправимся во враждебные земли, чтобы присоединиться к нашему отважному и неустрашимому войску. Вместе мы добьемся того, за что боролся король Людовик и наши предки. Мы докажем этим неверным, что только наша вера по праву может и должна считаться истинной… Аминь!

Раздался хор одобрительных возгласов, и зазвучали хвалебные речи. И только один человек не разделял всеобщей радости. Это был Раймунд де Карруаз.