Шипы нежной розы.
Секунды тянулись, как часы, пока Иласэ сидела, притаившись, в кустах, и ждала его возвращения. Каждый собственный вздох казался громовым раскатом, ей становилось то жарко, то холодно. На одну руку она намотала самодельную петлю, сделанную из отрезанной от плаща полосы, в другой был кинжал. Иласэ знала, как Тартис опасен, знала, что он сильнее и быстрее ее. Если Темный заметит хоть проблеск возможности справиться с ней, он этим воспользуется.
А потом Тартис вышел с противоположной стороны, и Иласэ увидела его лицо, эти красивые черты в маске недоумения. Он казался таким юным, таким безобидным… Ее гнев вернулся с новой силой.
Теперь он стоял к ней спиной. Иласэ выпрямилась. Не сознавая своих действий, подняла с земли толстую палку. Она не вспомнила о том, что нужно двигаться бесшумно, но, каким-то образом, Тартис не услышал ее.
Она ударила его по затылку со всей силы, и он зашатался, потом по спине… До этого мгновения Иласэ и не сознавала, что у нее был план.
Тартис закричал, падая, и она оказалась сверху, затягивая на шее Темного петлю; он захрипел, и она прижала обнаженное лезвие к его горлу. Кинжал был в восторге, умолял нанести удар, чтоб он смог напиться крови.
Иласэ не слушала.
Светлая наклонилась, заглянув в широко распахнутые растерянные глаза Тартиса, и прошипела:
- Ты мертвец.
Темный застыл, глядя на нее со страхом и изумлением, и что-то внутри нее взвыло в триумфе. Она хотела, чтобы он испытывал ужас. Она хотела причинить ему боль.
Его губы дрогнули:
- Иласэ?
Тартис шевельнулся, пытаясь подняться на локтях, и Иласэ запаниковала. Она дернула веревку, затягивая петлю, и Темный захрипел, его руки метнулись к горлу, пытаясь ослабить удавку. Ее ладонь, сжимающая рукоять кинжала, задрожала, и девушка чуть не отрезала ему голову.
- Не шевелись! - крикнула Иласэ, - Положи руки вниз! Положи руки вниз, или я перережу тебе глотку!
Очень медленно, Тартис подчинился, опустив руки к бокам, но тело осталось напряженным. Иласэ чувствовала, как напряглись мускулы на его ногах, готовясь скинуть ее в сторону. Не в его это было природе оставаться покорным перед лицом угрозы.
- Если ты хотя бы дернешься, - процедила она сквозь зубы, сильнее вдавливая лезвие в его шею, - я нарисую тебе здесь улыбку. Не забывай - кинжалу не обязательно касаться, чтобы убить.
Тартис смотрел на нее, словно не узнавая, но эти слова, должно быть, проникли в сознание, потому что напряженные мышцы под ней обмякли.
- Что ты делаешь? - прохрипел он с трудом.
Иласэ зло усмехнулась:
- Мне надо бы убить тебя прямо сейчас, но ты жив только потому, что у меня есть вопросы. А когда ты ответишь, я убью тебя, и никто никогда не найдет твое тело.
- Ты блефуешь! Ты… ты не убьешь меня! - он казался таким уверенным. Вот главная проблема со лжецами - они не верят, что кто-то может говорить правду.
Какой идиот!
- Я перережу тебе горло и буду смеяться, глядя, как ты истекаешь кровью, - прошипела Иласэ, не отводя от него взгляда. Тартис побледнел, в глазах мелькнули страх и неуверенность. Ну, наконец-то!
В непривычной ухмылке потянулись вверх уголки ее губ:
- Не двигайся! Потому что иначе я сперва отрежу тебе руки, потом ноги, а голову сберегу напоследок.
- Иласэ…, - он судорожно сглотнул, - Иласэ…
Едва сознавая, что делает, девушка с силой ударила его рукоятью кинжала по виску, заставив взвыть и скривиться от боли.
- Замолчи! - крикнула она, - да как ты смеешь, отвратительный, мерзкий ублюдок! Еще раз скажешь мое имя, и я выколю тебе глаза, как… - Иласэ с всхлипом втянула в себя воздух, прогоняя жуткие воспоминания о детских трупах.
- А может, я поступлю так в любом случае, за все, что ты сказал мне, и сделал, и…, - она с трудом заставила себя остановиться. Странное холодное спокойствие ушло, сменившись огненной яростью. Иласэ сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь усмирить бушующий гнев.
Тартис прижал ладонь к пострадавшему месту, потом, с выражением шока, посмотрел на нее, покрытую кровью.
Вид его раны почему-то удивил Иласэ, и она запоздало поняла, что все это время боялась, что окажется слишком слаба и не сможет по-настоящему причинить ему вред. Собственная мысль показалась девушке на редкость забавной, и она истерически захихикала.
Тартис вздрогнул от этого звука, но Иласэ не заметила.
- Помнишь, - проговорила она, слегка раскачиваясь, то и дело прерываясь, чтобы тихо засмеяться, - однажды я плакала, и ты думал, оттого, что боялась тебя, боялась, что ты меня убьешь. - Иласэ сильно дернула петлю, заставив Тартиса задохнуться, наблюдая, как страх заполняет его глаза. Возможно, он думал, что она спятила. Девушке стало его почти жаль.
- Ты такой глупый, - проговорила она мягко, - я плакала, потому что осознала: однажды мне придется тебя убить. Мне стало грустно тогда. А когда ты будешь умирать, я потеряю последнее, что осталось от моей невинности и никогда больше не смогу даже приблизиться к белому единорогу, - она вздохнула, - Ты ведь думал, я окажусь легкой добычей?
- Ил… - он запнулся, боясь сказать ее имя, - тебе нужно успокоиться и подумать, что ты делаешь. У тебя истерика. На самом деле ты не хочешь никому причинять боль. Девушка, которую я знаю, не обидела бы и муху.
Иласэ зло засмеялась:
- Девушка, которую ты знаешь? Ну и ну! Как мило! Заткнись и не дергайся, или я начну пускать тебе кровь, пока не подчинишься. А сейчас, - она провела кончиком кинжала по его шее до самой мочки уха, - я кое-что спрошу у тебя, и ты расскажешь мне правду. Если солжешь, я узнаю от кинжала и убью тебя.
Его взгляд сказал Иласэ, что Тартис не знал, верить ли ей, не знал, верила ли она в собственные слова.
Иласэ ощутила яростный триумф: наконец-то она узнает правду, узнает, кто убил ее сестру. Она уже хотела спросить у Тартиса, не он ли это сделал, когда поняла, что Темный вряд ли спрашивал имена своих жертв.
- Ты был на южной границе во время нападения кочевников? - процедила она.
Ее вопрос удивил Тартиса, во взгляде мелькнула растерянность - такого он явно не ожидал.
- Нет, - прошептал он.
Что?!!
Иласэ стиснула рукоять, готовясь, в приступе ярости, перерезать его лживую глотку.
«Он говорит правду», - голос кинжала прозвучал недовольно, с оттенком скуки: клинок хотел убивать, почему она тянет?
Растерянная, Иласэ заколебалась, то касаясь кинжалом его шеи, то отводя в сторону. Наконец, она задала следующий вопрос:
- Кто там был из Темных?
Тартис покачал головой, глядя то на ее руку с кинжалом, то на лицо:
- Я не знаю.
Нет! Этого не может быть!
- Ты принадлежишь Братству Хаоса? - этот вопрос Иласэ почти прорычала.
Тартис вновь явно заколебался:
- Нет. Думаю, что нет. Я не проходил инициацию и не был на собраниях.
Ее яростная устремленность таяла с каждым словом.
- Но ведь ты убивал людей, верно? - выкрикнула Иласэ, машинально затягивая петлю.
- Нет, - прохрипел он, пытаясь ослабить давление веревки на горло.
- Ты мучил сервов!
- Нет!
- Ты насиловал девушек!
- Нет!!!
- Проклятье! Но что-то ты же делал! Скажи мне, что ты делал! - разозлившись, Иласэ вонзила кинжал в землю рядом с его головой, и Тартис, уловив резкое движение, в панике дернулся в сторону, вскинул руки, чтобы с силой оттолкнуть ее.
Изумленная, девушка откатилась в сторону, рука соскользнула с серебряной рукояти, и клинок остался торчать в земле. Если б не это, она бы убила его.
Тартис попятился назад, повинуясь животному инстинкту бегства. Иласэ опомнилась первая, взгляд устремился к рукояти, но его глаза последовали за ней, и к оружию Тартис метнулся вперед нее.
Темный был быстрее, но Иласэ, с воплем ярости, бросилась вперед и впилась в его лицо ногтями. Четыре глубокие кровоточащие царапины прошлись по его лбу и носу. Тартис бы не отступил, но ее вторая рука нацелилась в его глаза, и он дернулся назад, спасая зрение.
Иласэ выхватила из земли кинжал и бросилась на Тартиса, ударила его плечом в солнечное сплетение, и они упали. Ее рука с оружием, светящимся в предвкушении убийства, взметнулась вверх. Одна рука Тартиса метнулась к ней, в тщетной попытке перехватить удар, другая инстинктивно закрывала голову. И то, и другое было бесполезно - кинжалу не обязательно прикасаться, чтобы убить.
- Не надо! - крик был полон такого ужаса и отчаянья, что Иласэ замерла, рука повисла в воздухе.
«Ника кричала так же?»
Сделай это! Убей его быстро, пока он не сопротивляется…!
Тартис медленно убрал руку, прикрывающую лицо, дыхание вырывалось глубокими прерывистыми всхлипами:
- Я не сделал никому ничего плохого, - выдавил он, почти умоляя ее.
- А как же я? - прошептала Иласэ.
Что-то мелькнуло в его глазах, и, будь Темный кем-нибудь другим, Иласэ сочла бы это за стыд.
- Прости, - сказал он хрипло, - я знаю, что ты мне не веришь, но я, правда, сожалею.
Иласэ хихикнула, но ее глаза оставались черными ледяными провалами:
- О, я верю тебе, верю: ты действительно сожалеешь, что оказался в таком положении, - она сжала рукоять крепче, и Тартис вздрогнул. Иласэ снова засмеялась:
- Посмотри, как ты сейчас жалок! На самом деле ты просто глупый щенок, притворяющийся мужчиной. Избалованный сопляк, ноющий, как ему тяжело, в то время как другие сражаются за свои жизни и за жизни своих семей! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты думаешь, это игра, это веселье? Ты назвался чудовищем - ты ответишь за свои слова.
- Нет, подожди! - Тартис смотрел на нее в панике, с трудом удерживаясь, чтобы не попытаться оттолкнуть, понимая, что тогда она точно убьет его.
- Почему нет? - крикнула в ответ Иласэ, - назови мне причину.
- Ты не убийца, - он произнес эти слова неуверенно, с интонациями ребенка, убеждающего самого себя, что монстры под кроватью не существуют.
- Я - убийца! - крикнула Иласэ в ответ, еще раз располосовав ему лицо ногтями. - Это реальный мир, и все мы - убийцы и монстры! Убей или будь убитым, и я выбираю первое!
- Но я ничего не сделал!
- Мне все равно! - крикнула она в ответ, но в ту же секунду, услышав собственные слова, поняла, что бледнеет.
Ведь это неправильно. Как ей может быть все равно?
Иласэ внезапно осознала, что хочет убить его, и неважно, виновен он, или нет. Она хочет разрезать его на кусочки за все, что она выстрадала, за погибшую Нику и приемных родителей, за десятки других, сгоревших в магическом огне, за обезображенные трупы маленьких детей.
Она хотела отомстить, и неважно, кому…
Но ведь он невиновен…
Это пока, - подумала Иласэ с яростью. Еще несколько лет - и все, чем он впустую похвалялся, станет реальностью. Но я не позволю ему дожить до этого.
И он пытался изнасиловать меня. Я не прощу его.
Ты и не должна. Но ты не можешь убить его.
Иласэ с яростью затрясла головой, сражаясь с внутренним голосом. Тартис вздрогнул, думая, должно быть, что она окончательно спятила.
Мы не убиваем невиновных, - сказал этот голос, ее совесть, нежная, как бархат, скрывающий сталь, - Ника была невинна, дети, погибшие на южной границе, были невинны. Мы должны защищать, помнишь?
Но он убьет меня! Если я отпущу его сейчас, он убьет меня.
Голос промолчал.
Я должна его убить! - крикнула она мысленно, обращаясь к голосу.
Нет ответа. Ее выбор, с которым ей жить.
Дай мне убить его! - взвыл кинжал, чувствуя, как решимость девушки колеблется.
… нет.
Я голоден! Дай мне сделать то, ради чего я был создан!
Создан, чтобы убивать людей? Убивать магов?!!
Ее кровь вскипела от ярости и ужаса:
«Ты был сделан не для того, чтобы убивать!» - крикнула Иласэ клинку, - «Ты должен защищать нас! Вернуть нас домой!»
Она думала, что кинжал запротестует, восстанет против нее, но он неожиданно замолчал, притих, как ребенок, которому сделали выговор.
Может быть, ему нужно было обдумать смысл своего существования?
Иласэ медленно поднялась, острие кинжала все также направлено на Тартиса:
- Ты жив только потому, что я не убиваю невиновных. Если в будущем ты хоть в чем-то будешь мне угрожать, я убью тебя на месте. Я сделаю это не колеблясь, потому что я х о ч у убить тебя. Ты веришь мне? Ты должен верить, или ты умрешь.
- Я верю, - сказал Тартис хрипло, осторожно приподнимаясь на локтях, лицо и шея покрыты ручейками крови.
- Хорошо, - Иласэ шагнула к нему и, как могла сильно, пнула в пах. Тартис взвыл, сжавшись от боли в комок.
- Это за то, что ты сделал. Еще когда-нибудь прикоснешься ко мне, - я отрежу тебе яйца и запихаю в глотку!
Какое-то время Иласэ с удовольствием смотрела, как он с воем катается по земле, потом достала компас.
- Добро пожаловать в дикий лес, ублюдок! - и Иласэ пошла к деревьям, оставив его лежать на поляне, скорчившегося, в позе зародыша.
Пусть добирается домой, как знает.