Стоял обыкновенный зимний день. Небо, тёмное и тяжёлое, было заволочено плотной завесой туч. Робкие солнечные лучи, периодически прорывая преграду, несмело заглядывали в полупустую комнату, пробегая по немногочисленной мебели. Но несмотря на это, погода оставалась пасмурной и, по-видимому, не собиралась меняться в ближайшие дни.
Одинокая девушка сидела на невзрачной, потёртой от времени кровати и шила. Каждый шов она старалась делать как можно более аккуратным, но, так как профессионалом в этом деле не являлась, периодически допускала и огрехи. Некоторые стежки выходили неровными, и особенно досадным было то, что такие оплошности обычно становились заметными лишь по окончании работы над изделием. Когда очередной наряд, казалось, уже находился в состоянии полной готовности, девушка, принимавшаяся осматривать вещь, непременно обнаруживала какие-то недостатки. Возможно, они и не выглядели слишком броскими, однако совсем не нравились начинающей швее.
Впрочем, ни о какой работе, связанной с шитьем, девушка не задумывалась. Ей пришлось полюбить это дело только потому, что другого способа обзавестись парочкой новых нарядов она не находила. Её семья жила слишком бедно. Конечно, пропитанием они себя обеспечить могли, однако что-то большее не позволяли, даже если сильно того хотели. И во всём была вина не только ограниченного бюджета, а ещё и отцовских наказов. Глава семьи запрещал жене, давно потерявшей интерес к обновкам, и дочери, у которой всё же периодически возникали мысли о новой одежде, покупать какие-либо вещи. Немногочисленные деньги мужчина забирал себе. Никто не знал, что он в конечном итоге на них приобретал, но, скорее всего, ничего действительно полезного. Ведь у него не было ни целей, ни интересов; мужчина ничего не хотел от жизни, считая её чем-то пустым и совершенно бессмысленным. Жена и дочь, в свою очередь, также разделяли его мнение.
* * *
А раньше всё было иначе. Когда-то семья Колдвелл состояла из достаточно обеспеченных, заинтересованных жизнью людей.
Роуз Колдвелл, в прошлом очень дружелюбная и открытая женщина, работала в банке. С карьерой у неё всё складывалось замечательно, да и в личной жизни проблем не намечалось. Она очень любила свою семью, стараясь проводить с ними как можно больше времени и делая всё, чтобы её муж и дочь радовались своему существованию. Также у Роуз было много друзей, большая часть из которых являлась такими же светлыми, общительными людьми, как и она сама. Они часто посещали дом Колдвеллов, периодически преподнося тем какие-нибудь приятные сюрпризы.
Помимо этого, Роуз любила животных, в особенности кошек. Несмотря на свой возраст, женщина продолжала мечтать о котёнке и очень просила мужа, чтобы тот однажды подарил ей этого милого питомца.
В свободное время женщина обычно читала, занималась рукоделием или, если у неё было подходящее настроение, посещала спортзал, чтобы подправить некоторые изъяны в фигуре. Роуз тщательно следила за собственной внешностью и выглядела весьма неплохо, даже когда не наносила на себя макияж, что, безусловно, также давало ей мотивацию к жизни и самосовершенствованию. Но несмотря на это, женщина была очень ранимой, и любое оскорбление, направленное в её сторону, могло повергнуть Роуз в глубоко подавленное состояние. В такие моменты она, казалось, становилась совершенно другим человеком, не похожим на себя. Женщина переставала интересоваться миром и событиями, которые в нём происходили. Бывало даже такое, что она, всегда тщательно следившая за собственной внешностью, запускала себя. Однако подобное обычно быстро проходило, и через несколько дней, проведённых в раздумьях, Роуз возвращалась к прежнему образу жизни. По крайней мере, так было раньше…
Томас Колдвелл, в отличие от своей мечтательной и, наверное, немного наивной жены, старался жить реальностью. Он не строил красивых грёз, однако, наслаждаясь собственной жизнью, практически не задумывался о жестокости сего мира. Мужчину устраивала его семья, работа, связанная с инженерией, жильё — а ни в чём большем он, по его мнению, особо и не нуждался. Счастливым Томас не называл себя никогда, но и среди несчастных не числился. Он любил мир, невзирая ни на что; мужчине нравилось жить, и от всего, что происходило с ним, он пытался получить какое-то удовольствие. Как и Роуз, главной жизненной ценностью Томас считал семью, которую горячо любил и ради которой порой даже шёл на жертвы. Друзей у мужчины было немного, но всеми ими он очень дорожил.
Свободное время Томас, интересовавшийся здоровым образом жизни, посвящал спортивным занятиям или каким-нибудь активным увлечениям. К примеру, одно время мужчина сильно увлекался футболом, и его семье приходилось часто посещать вместе с ним различные матчи. Также мужчина нередко водил жену и дочь на всяческие концерты, периодически проходившие в их уютном городке. И это даже не потому, что ему нравился определённый вид музыки. Томас слушал практически всё, независимо от жанра и исполнителя, и совершенно не понимал насмешек над каким-либо видом музыкального искусства. Ну и, конечно, он старался как можно больше общаться с семьёй и считал концерты одним из лучших вариантов совместного времяпровождения.
Несмотря на то, что мужчина очень любил жену и дочь, из-за его вспыльчивого характера они часто ссорились, что порой приводило к весьма неприятным последствиям. К примеру, однажды Роуз, задетая слишком резкой фразой мужа, хотела уйти из дома — по крайней мере, тон, которым она это заявила, звучал вполне серьёзно. Но, к счастью, тогда всё обошлось, а супруги помирились и вновь зажили так, как прежде.
Взяться за ум старших Колдвеллов заставила их дочь Эмма, которая жутко не любила, когда её родители ссорились. В детстве девочка обладала достаточно мягким и совершенно не упрямым характером. Но несмотря на это, Эмме порой удавалось убедить родителей, что, совершая тот или иной поступок, они ошибались.
Девочка всегда была достаточно тихой и скромной и, кроме того, искренне ненавидела конфликты. Даже если того требовала ситуация, Эмма пыталась всячески избежать ссоры, стараясь решить проблему исключительно мирным путём. В отличие от родителей, Колдвелл-младшая крайне редко демонстрировала публике свои эмоции, переживая всё в себе. Впрочем, веских поводов для стенаний раньше у неё никогда не было. Девочку всегда устраивала её достаточно спокойная, но в то же время наполненная счастливыми моментами жизнь, семья, любившая её больше всего на свете, друзья, которых у Эммы было достаточно много. Несмотря на то, что душой компании девочка себя никогда не считала, ей нередко удавалось находить людей, с которыми она чувствовала себя уютно.
Как и отец, Эмма не была мечтательницей, а наоборот, старалась жить реальностью. Но тем не менее ей нравилась собственная жизнь, и менять что-либо в ней она не желала.
Главным своим увлечением раньше Эмма считала балет, которым с огромным удовольствием занималась вместе с лучшей подругой. Также девочка любила читать, неплохо рисовала и, когда улучала свободную минуту, рукодельничала вместе с матерью, создавая милые и приятные на вид вещицы.
Невзирая на то, что Эмма не строила светлых мечтаний, её вполне можно было назвать жизнерадостной, весёлой, полной энергии. Главной жизненной ценностью девочка также считала семью, и потому она очень хотела, чтобы её родители всегда чувствовали себя счастливыми.
Но два года назад, когда Эмме было восемнадцать лет, Томас заинтересовался азартными играми. Они втянули его в разрушительный процесс, захлестнув мужчину с головой. Постепенно он, ранее стремившийся жить, потерял все цели, все интересы, полностью отдавшись в плен карточных игр. Томас играл, абсолютно не задумываясь о последствиях. И ничто: даже многочисленные уговоры, мольбы и слёзы жены — не могло его остановить. Сначала мужчина потерял работу, затем — деньги, а после — и жильё. Несмотря на это, Роуз, искренне переживавшая за дальнейшую судьбу мужа, не бросила Томаса. Она из последних сил пыталась что-то изменить, однако, поддавшись отчаянию, тоже бросила абсолютно всё, в том числе и работу, и друзей. Женщину охватила полнейшая апатия, и, потеряв интерес к жизни, она решила отдаться судьбе.
Лишившись всего, Томас наконец остановился. Колдвеллы были вынуждены отправиться в деревню и поселиться в доме его покойной матери, не отличавшемся роскошью или богатством. Томас устроился на работу сторожем, Эмма — свинаркой, а Роуз, начавшая считать дни до собственной смерти, решила оставаться дома.
* * *
Эмма Колдвелл сидела в комнате, которую ей выделили родители, шила и размышляла. У девушки был выходной, который она, как и всегда, решила посвятить себе и собственными мыслям. Эмма, жившая лишь реальностью, ни о чём не мечтала, но любила вспоминать светлое, наполненное радостными мгновениями прошлое — это её хоть немного отвлекало от серой действительности.
Казалось, в моменты, когда девушка погружалась в свои мысли, она уносилась на далёкий остров, расположенный посреди безбрежных вод, овеянных туманом времени. Эмма странствовала по тропам собственного прошлого, с грустной улыбкой вспоминая чудесные моменты, какие переполняли её жизнь прежде. Счастье, мимолётное и совершенно эфемерное, унеслось вместе с детскими годами. Оно осталось где-то очень далеко, там, куда не ходили корабли, не летали самолёты…
И вот девушка снова находилась наедине со своими невесёлыми мыслями. Вновь перед её глазами возникал расплывчатый образ миловидной девчушки с прямыми каштановыми волосами, развевающимися от порывов ветра, горящими зелёными глазами, маленьким аккуратным носом и ровными губами, играющими задорной улыбкой. Девочка смеялась, а Эмма, представляя её, лишь с грустью вздыхала. Девушка осознавала, что прошлое уже не вернуть и другой жизни у неё не будет, как бы она того ни желала.
Но вот Эмма случайно уколола палец, что заставило её невольно вернуться в настоящее.
Девушка огляделась по сторонам. Безусловно, за время, которое она провела в воспоминаниях, ничего не изменилось. Эмма по-прежнему сидела в неуютной спальне, в которой когда-то давно, в молодости, её бабушка, весьма непостоянная женщина, спала с различными мужчинами.
По причине того, что ничем другим, кроме разгульства, женщина в этих стенах не занималась, комната была обставлена достаточно скромно. Возможно, что когда-то в ней стояло чуть больше мебели, однако со временем женщина, к слову, так и не нашедшая себе постоянного мужа, перетащила аксессуары в прочие комнаты.
Теперь спальня выглядела полупустой. На стенах до сих пор оставались старые, выцветшие и местами отклеившиеся обои. Шкаф был всего лишь один, сделанный из весьма дешёвого сорта дерева, и стоял он по левую сторону от входа. Посреди помещения, рядом с кроватью, находился небольшой столик, уставленный всякими мелочами, — на нём Эмма обычно хранила швейные принадлежности. Кровать же, на которой спала девушка, располагалась около стола и, стоит заметить, была в отвратительном состоянии. Потёртая, грязная, со слегка подломившимися ножками, она отталкивала от себя одним лишь своим видом.
Но Эмме было всё равно. Девушка уже давно не чувствовала того отвращения к этому дому, которое возникло у неё при въезде. А свою личную комнату Колдвелл-младшая так и вовсе считала сродни роскоши, о какой ей, конечно, уже давно пришлось позабыть.
В очередной раз осмотрев стены, Эмма встала с кровати и, убрав швейные принадлежности, подошла к окну. Мимолётно взглянув на заснеженные окрестности и, разумеется, не обнаружив абсолютно ничего интересного, девушка решила вновь перебрать старые бабушкины наряды. Их перешиванием она, собственно, и занималась в свободное от работы время, чтобы хоть как-то скрасить свою серую и однообразную жизнь.
Но только Эмма занялась поиском нового материала, как в комнату вбежала её мать, заставив дочь отвлечься. Женщина, в последнее время выглядевшая абсолютно равнодушной, была определённо чем-то напугана, и это несколько смутило Эмму.
— Что-то случилось? — спросила девушка тихим, лишённым эмоций голосом.
— Да, кажется, я слышу голоса… Они доносятся из нашей с твоим отцом спальни. Их много, они зовут меня.
— Может, отец вернулся с работы и кого-нибудь привёл?
— Нет. Он ещё работает.
— Хорошо, я проверю, что там.
— Нет, подожди. Прислушайся. Кажется, они не только там, но и здесь… Они всюду!
На некоторое время Эмма и Роуз замолчали, прислушались к звукам. Но всё было тихо. Не слышалось абсолютно ничего, что бы могло вызвать подозрения, однако женщина, которая, казалось, действительно улавливала какие-то звуки, становилась всё более беспокойной.
— Ну что? Слышишь их? — спросила она, хватая со стола ножницы, чтобы, вероятно, обороняться от неведомого врага.
— Нет, — ответила Эмма всё тем же безэмоциональным голосом.
Девушка действительно ничего не слышала. И её, разучившуюся чему-то удивляться, не особо волновало, придумывала мать или нет. Однако какая-то искорка былого любопытства, ещё не успевшая окончательно угаснуть, вероятно, всё же зажглась в тот момент внутри Эммы.