Крики людей растворились в сгущающемся пространстве. Звенящие удары, направленные на волшебников, со свистом пронзили воздух, так и не достигнув цели. Исчезнув среди тающих облаков магии. Среди плодов неведомого им ремесла.

Люди знали о магах лишь из преданий, старых, загадочных, и, столкнувшись с ними, попытались подружиться. Не вышло. Потому что случайность перекрыла все пути внезапными перипетиями — очень жаль.

Однако ничего не закончилось: Кэт и Эдмунд стояли среди кривого неухоженного сада, сплошь обсыпанного увядшими лепестками и колючками. Узловатые ветви тяжело нависали над головами, царапаясь, обжигаясь, пытаясь добраться до глаз неэстетично замшелыми сучьями. Листья скручивались в увядающие трубочки. Массивные корни лопатами разрывали землю, разбрасывая отсыревшие земляные клочья. Возможно, когда-то там был сад, густой, ароматный, цветущий; но теперь всё погибло. Остались лишь безжизненно сжавшиеся кусты. Никому не нужные листья, ветви и сучья. Которые могли послужить неплохим укрытием случайным путникам и ворам, не желавшим встречаться со странными и немного сумасшедшими жителями Дотрейеса.

Между тем лазурное небо по-прежнему млело неподвижным куполом. Чистым от туч, не застеленным грозовым пламенем, но до дрожи неестественным. Время растворялось вязковатыми песчинками. Кажется, скоро Дотрейес должна была настигнуть неведомая ночь, туманная, загадочная. Возможно, скрашенная всё тем же голубеющим заревом. А может быть, гораздо более разнообразная. Изобилующая пряными ароматами растений и хрустальными голосами местной живности — как в эльфийском лесу, сумрачном, далёком. Или в лесу Делинии Сэварт, над которым кто-то словно специально повесил золочёный солнечный кубок. Да, там было великолепно. Там хотелось идти, исследовать, буквально отдаваясь в мохнатые мшистые объятия. Предаваясь бесконечной прелести колдовского очарования.

К счастью, тот лес остался далеко позади. А вот сомнительное укрытие было близко. Каменное строение с покатой металлической крышей все ещё смотрело на путешественников покрытыми тканями окнами, наблюдая за каждым их движением, каждым жестом, каждым мановением. Упорно фиксируя неподвижным взглядом их мимолётные стремления.

Им не уйти от людей? Им не спрятаться? Это уже казалось смешным. Для тех, кто прекрасно владел магией и кто уже и без того сделал всё, чтобы ухудшить своё положение.

Магия. Оставалась только магия. Или бегство — по правде говоря, второй вариант привлекал путешественников, не располагавших временем для бессмысленных сражений, гораздо больше. Вот только куда и как? Эдмунд упорно не представлял, как лучше покинуть ненавистный ему Дотрейес. Идти пешком было бы слишком глупо, искать карету или лошадей не имело смысла, а телепортироваться больше не получилось бы. Кэт уже попробовала, резко, уверенно, но не достигла ничего, кроме… заброшенного сада, дорогу от которого она прекрасно запомнила даже среди паникующей толпы.

— Не лучшее положение, — горько усмехнулась Кэт, стряхивая с себя семена местного растения. В тёмных глазах чуть заметными искорками метался странный блеск. Непослушные пряди неестественно спадали на лицо — а она, кажется, даже не замечала этого. Всё ещё будучи одурманенной колдовскими речами упрямых жительниц Дотрейеса. Хотя происходящее она явно прекрасно осознавала и хотела хоть что-нибудь исправить, причём как можно более удобным способом. Если это вообще было возможно, разумеется. — И что же так взвинтило тебя? Надеюсь, от меня ты скрывать не станешь?

— Вероятно, нет. Но расскажу обо всём позже: думаю, сейчас не время для таких разговоров. Нужно искать выход.

— Нужно просто идти, по-моему, — чуть наклонив голову, возразила Кэт. — Разве у нас есть другой вариант? Лично я его не вижу.

— Да, скорее нет, но не стоит бросаться сразу: пламя заклятий только погасло, люди, наверное, ищут его сотворителя. Поэтому нас могут легко заметить. — Эдмунд внимательно посмотрел на небо, чистое, беспечное, лазурное. Уже не содрогавшееся от ветвистых магических молний.

Кажется, таинственные незнакомцы остановились. Враг пал и отступил, окунувшись в смертоносную воронку магии. Враг испугался чего-то страшного, что неспособно было пасть от его ударов. Что обладало гораздо большими силами, знаниями и снаряжением. Или готовил новый план нападения.

А в голове Эдмунда крутилось множество дум, смутных, навязчивых. Непонятная тревога давила изнутри, опутывала сердце, тяготила разум и душу. Дурное предчувствие стремительно возрастало, словно ещё немного — и должно было произойти что-то страшное, ужасное, неминуемое. Разлука? Расставание? Потеря? Потеря… Кажется, к нему назойливыми мухами пытались ворваться мысли о потере; подсознательный страх, липкая, тягучая тревога. Нечто совершенно новое и малопонятное. Нечто странное, неясное, пока что плохо различимое.

Но юноша упорно заставлял себя не думать о туманном предзнаменовании: скрюченные остатки сада едва ли представлялись лучшим местом для погружения в себя. Особенно если где-то совсем рядом, внутри непроницаемых стен, в суматохе корчились люди, пытаясь отыскать внезапно исчезнувших обидчиков. Которые на самом деле находились совсем-совсем рядом — даже немного забавно.

Между тем заветная карта была снова с ними, и теперь друзья внимательно рассматривали каждый её контур. Хотя в сознании Эдмунда мало что задерживалось: его взгляд метался по географическим линиям, останавливался где-то посредине, но сразу же ускользал, ничего не беря во внимание. Даже голос Кэт казался чем-то чужим и отстраненным. Словно принадлежавшим непонятной незнакомке, решительно не хотевшей оставаться среди сухих обезображенных зарослей, даже несмотря на возможные городские опасности.

Кэт утверждала, что они сильнее, что могли действовать магией. А случайных прохожих, уже прослышавших о помутившейся репутации «героев», способны были попросту смести с дороги. Поэтому ни в коем случае не должны бездейственно стоять на месте, не понимая, куда податься дальше.

Эдмунд был отчасти согласен с Кристаленс, хотя убивать, мучить и обезображивать он не собирался — как минимум потому, что никогда не отличался жестокостью. И всё ещё пребывал в некотором шоке от инцидента в Дотрейесе.

Но он прекрасно понимал, что они должны поскорее идти вперёд, поскорее покинуть город, затерянный в вечной глуши и дикости. Им там было не место, они и вовсе не собирались туда заходить. Дотрейес не являлся точкой, отмеченной на их личном маршруте. Они попали туда случайно, слившись с паникующей толпой, странно вписавшись в неподготовленное перепуганное войско. Которое, кажется, готовилось к смерти — и только.

Какой же нелепой казалась Саннорту мысль об их великодушном геройстве! Может, они и владели магией, может, чем-то и помогли окружённым жителям, но без всяких благородных целей. Потому что были не более, чем путниками, случайными, нежданными. Немного сбившимися с маршрута из-за внезапной встречи с вольфентами около речного берега. Всё остальное — лишь слова.

Эдмунд с огромным трудом заставил себя отвлечься от дурных мыслей. Да, возможно, с Лили и вправду стряслась беда, ужасная, непоправимая беда… Возможно, она где-то далеко, за многие расстояния от него, страдала и печалилась, сжимаясь от невыносимой боли. Или с ней уже произошло нечто поистине страшное! Что нельзя ни изменить, ни исправить, ни вернуть. Что невольно обратило настоящее прошлым, а желания — несбыточными мечтами и иллюзиями. Но в тот напряжённый момент ему следовало заботиться несколько о другом…

Дотрейес безмолвно пронизывал неугодных путников изумрудно-лазурными глазами. Наивными, беспечными, но хранящими в своих глубинах истинную злобу и ненависть. А ещё бездумное поклонение мнимым идеям и принципам, от которых возникало лишь одно желание — просто уйти. Содрогнувшись, повернуть в другую сторону, чтобы не общаться с этими людьми лично, чтобы не слушать странные и абсурдные речи, чтобы не сталкиваться с неисправимой дикостью.

По большей части жители действительно выглядели измученными и жалкими, несмотря на все свои попытки казаться гордыми и яростными… В их взглядах и действиях неизменно читались отблески прошлого, неушедшие остатки старинных времён. Если бы это увидел Эдмунд, не встречавшийся с тёмными эльфами и их слепым поколением великому королю, он бы, наверное, ужаснулся.

Вместе с этим юноше не давали покоя и противоположные мысли, тревожные, тоскливые. Которые заставляли его ощутить самого себя безжалостным эгоистом и циником, сотворённым из камня и льда. Боящимся потерять дорогое лишь самому себе и совершенно не ценящим чужие обряды и обычаи…

— Я не понимаю тебя. Неужели тебе нравится стоять здесь и смотреть на то, что творится в этом городе? У нас нет времени. Нас в любой момент могут настигнуть эти люди. Нужно идти, Эдмунд! — Кэт попыталась вывести друга из размышлений, невыразимо отвлекавших от происходящего вокруг и предстоящего будущего. Но он и сам упорно пытался отойти от этих мыслей — хотя бы ненадолго, хотя бы на несколько минут. Тщетно: теперь те думы буквально правили им, навязчивые идеи не давали покоя, а пророческие слова упорно вертелись в голове, навевая зловещие образы. Неприятно.

— Да, прости, это всё… очень странно, — отрешённо откликнулся Эдмунд, сжав ладони в кулаки. Пытаясь сосредоточиться на дальнейшем пути.

Потому что стоять было как минимум бессмысленно. Бессмысленно и опасно. Тех людей, яростных, разгневанных, насчитывалось слишком много, а их традиции, возможно, включали и некоторые боевые навыки. Которыми они, несмотря на общую неподготовленность, могли прекрасно овладевать в напряжённые времена.

— Для меня здесь всё немного странно, — иронично усмехнулась Кэт, осторожно выглядывая из-за раскидистого дуплистого дерева, крепко цепляющегося ребристыми корневищами в рыхлую землю.

— А ты помнишь Артура Нэдсона? — неожиданно для самого себя произнёс Эдмунд, в голове которого внезапно зародилась удивительная идея. Она выплыла из воспоминаний, оставшихся о первых днях его жизни в волшебном мире. О днях, когда не было никакого задания, когда всё казалось удивительно мирным, светлым, прекрасным. Не опечатанным кровавым клеймом войн и неразвитых цивилизаций.

— Артура Нэдсона? — Кэт удивлённо подняла брови. — Да, помню, но причем здесь он? Мы в Дотрейесе.

— Когда-то он пытался обучить нас заклятию невидимости. Да, я прекрасно помню условия: оно действует лишь тогда, когда никто как бы то ни было не стремится обнаружить мага, его применяющего. Но ведь о нас пока, скорее всего, наслышаны по большей части только те люди, которые сейчас находятся в укрытии. С остальными оно может подействовать.

— А это неплохая идея, — Кэт задумалась. — Вот только мы уже слишком давно не применяли эти чары. Я, например, и вовсе не помню их. И даже не запоминала: почему-то они мне с самого начала показались бесполезными.

— Я бы не стал называть их бесполезными. Хотя бы потому, что благодаря этим чарам у нас когда-то получилась неплохая экскурсия. Конечно, сейчас обстановка гораздо более напряжённая, но, возможно, это заклятие поможет нам и в этот раз. Я его помню. Думаю, следует попробовать.

— Да, давай рискнём. Всё же, будучи даже так, почти условно невидимыми пробираться через город гораздо разумнее, чем во всей своей красе.

Друзья продвинулись чуть дальше, углубившись в окрестности заброшенного сада. Они тихонько пробрались внутрь небольшого древесного кольца, похоже, некогда служившего местным украшением. Заросли встретили путников резким травянистым ароматом. В голову закрались мысли и воспоминания о неухоженных садах нашего мира, давно забытых и затерянных в пыльном душноватом мраке. Да, этот уголок явно не отличался дружелюбным видом, окрестности казались всё более мерзкими, странными, отталкивающими. И лишь усиливали желание уйти и больше никогда не возвращаться.

Друзья примкнули к коре массивного дерева. Стараясь не думать ни о чём, кроме колдовских слов, Эдмунд сосредоточился на заклятии, не сложном, но требующем внимания. Заклятие невидимости. Простейшая магия, некогда показавшаяся ему, совсем не обученному, чем-то поистине высоким и сложным. Теперь он уже управлял этими чарами мастерски — благодаря Лили. Благодаря её невероятным умениям и стараниям. Без Лили бы и вовсе ничего не было, без Лили бы путешественники даже не попали в волшебный мир, странный, удивительный. С каждым днём всё больше поражающий их своими видами и жителями. И всё-таки, что же происходило с ней в тот момент?..

Юноша чуть мотнул головой, пытаясь сосредоточиться лишь на исполнении заклятия, упорно стремясь очистить разум от беспокойных навязчивых мыслей. Не слишком успешно: думы тонкими невидимыми лапками цеплялись за сознание, отчаянно царапались где-то в груди, вызывая холодящую тревогу. И отпускать не собирались.

Кэт крепко сжала руку приятеля, похоже, давая ему понять, что опасность близко. Жители Дотрейеса находились совсем рядом, их вооружённая толпа раздиралась громкими криками в стенах здания, явно пытаясь выяснить, куда исчезли обидчики. Громко переспоривая друг друга. Жаждая отыскать истину в бессмысленном и сомнительном конфликте. Но могли и поглядывать в окна — вряд ли здесь обошлось без подозрений. Потому что некоторые жители прекрасно знали и о магии, и о волшебниках, и о телепортации. И о многих других секретах, которые старались скрывать друг от друга особые приверженцы примет и поверий.

Незаметно слова произнеслись. Колдовская речь прошла успешно, обратив Кэт и Эдмунда невидимыми фигурами, затерянными среди раскидистых зарослей. Недоступными человеческому глазу, не помышлявшему, что именно в этих кустах притаился теперь уже самый жуткий и ненавистный враг.

В последний раз оглядевшись и не приметив неподалёку от себя жителей Дотрейеса, Кэт и Эдмунд наконец двинулись в путь, долгий, неизвестный. Испещряющий окрестности измученного города, что дышал отблесками боли и разрушения. Следами отступившей маунвертовской армии.

* * *

Туманная ночь опоясала город, резко, стремительно, неожиданно. Разрушенные окрестности укутались во тьму, словно в спасительное покрывало. Небо помутилось чёрно-красной пеленой, разразившейся закатным пламенем, неприступным, загадочным. Отбрасывавшим смутные блики на безнадежно разрушенные дома. Лазурь стала палевой, запах дневных цветов смешался с холодными ароматами ночи. Деревья растворились в сумраке, обратившись старыми безмолвными призраками, выбравшимися на улицы города, чтобы посмотреть, как живут их потомки. Изменилось ли что-нибудь с прошлого? Кажется, ответ в любом случае был бы очевидным: у жителей не изменилось ничего, а сам город так и остался пропитанным замшелыми запахами ветоши и безумия. Если только раньше всё не обстояло ещё хуже.

Между тем не по себе уже явно стало даже Кэт. Когда они шли, она постоянно кидала на окружающие окрестности взгляд, полный нескрываемой надежды. Явно желая увидеть заветные ворота, покрытые ажурной чеканкой, с которых и началось их странное приключение в Дотрейесе. Но пока что их поблизости не намечалось.

Вырисовывались только тёмные окрестности, затерянные в тревожном безмолвии. Которое нарушали лишь переклички местных ночных птиц, звучные, заливистые. Пернатые прятались где-то в смутной ночной тени и, кажется, обменивались сплетнями о том, что случилось в Дотрейесе днём, что повергло его в панику и ужас.

Людей, к счастью, на улицах практически не было. Черный, густой, слоистый мрак сцепил загадочные окрестности, помутив человеческую видимость. Город казался другим. Он терялся и тонул в призрачных очертаниях, которые, наверное, заметно пугали суеверных жителей Дотрейеса. Тем более — после того, что случилось днём, что запятнало дороги кровью, что посыпало гравий костями случайных жителей. А ещё после того, что совершенно случайно принёс в городок Эдмунд, искренне ненавидевший, когда чужие люди вторгались в его личное пространство. Когда хотели дотронуться до души, вскрыть и обнажить каждую струну и эмоцию — как это пыталась сделать старуха из Дотрейеса. Хорошо, что Кэт вовремя догадалась использовать телепортацию! А иначе бы могло случиться нечто худшее.

Но теперь худшее осталось позади, вооруженные кричащие толпища потерялись среди зарослей, тишины и мрака. Невидимые случайному глазу, Кэт и Эдмунд осторожно пробирались сквозь ночные проулки, наблюдая за редким светом уличных фонарей.

По правде говоря, дорога была нелёгкой: городского освещения не хватало, а использовать магию путешественники не собирались, тем более — под заклятием невидимости. Поэтому они только покорно следовали карте, невольно наблюдая, как ночь глубже сгущалась над садами и зданиями. И как замазывала своими красками пятна крови, оставшиеся от трагического дневного сражения.

Спустя несколько часов однообразного пейзажа в редких световых лучах показались ворота города, окружённые стеной. Некогда массивной, высокой, неприступной. Но теперь беспомощно разрушенной и лежащей на каменистых выступах раздробленными безжизненными обломками. Внимательно осмотревшись, путники ещё раз сверились с картой — кажется, правильно: карта показывала, что это — нужно направление. Поэтому можно было уверенно идти дальше. Хотя некоторые сомнения, смутные, ненужные, всё же остались и заставляли оборачиваться, осматриваться, а порой даже возвращаться немного назад, чтобы убедиться, что это именно та, нужная дорога.

Тем временем Эдмунд по-прежнему предавался внутренней тревоге за Лилиан, заставлявшей его прокручивать в голове странные образы. Эммариаль. Незнакомая Эммариэль, скрепившая отношения влюбленными чарами… Неужели встреча с ней предстояла совсем близко? Неужели всё это — правда? Неужели Лили была в опасности, жуткой, неминуемой? Неужели Лили мучилась, ожидая, пока придёт самый близкий ей человек, но не получая от него никакой помощи? Потому что он слишком далеко. Потому что он в опасном путешествии, пролегающем через множество дорог и перепутий, через множество рек, и гор, и перелесков. Его нет. Он очень далеко — он не слышал её, не ощущал, не чувствовал. Только мучился от дурного предзнаменования, гласившего, что беда близка и неминуема.

С Кэт они практически не разговаривали — лишь периодически тихонько окликали друг друга, чтобы убедиться, что никто не отстал и не потерялся, что никто не заплутал среди ненавистных троп Дотрейеса. К счастью, путники шли рядом — болото безумного города не топило и не затягивало в пучину своих дымчатых окрестностей.

Уже приблизившись к главным воротам, Эдмунд неожиданно задумался о загадочном спасителе Дотрейеса. Кем был таинственный маг, освободивший измученный город от ненасытного вражеского гнёта?.. Несомненно, это кто-то невероятно сильный, вооружённый, обученный. Владеющий мощной, возможно, даже междумирной магией. Несмотря на то что чары, которые он использовал, вряд ли относились к высшим. Это звучало наивно, но, быть может, он пришёл не только на помощь Дотрейесу, но и всему миру?

Таинственный наследник Равенсов?..

Не исключено. Но не обязательно — в голове у Эдмунда возникало множество вариантов, местами очень странных, запутанных. Великий маг, героически спасший безоружный город. Неведомый герой, благочестиво пришедший на помощь гибнущим людям, помешанным на приметах! Может, он и вовсе был не из настоящего: неприятные воспоминания о встрече с Делинией Сэварт не исключали и такого варианта. Очередной волшебник, сохранявший жизнь и молодость благодаря чужим жизням… На этот раз хотя бы благодаря вражеским.

Эдмунд бы ещё долго рассуждал, если бы прямо перед друзьями не возникли очертания остатков стены, жалких, безжизненных. Испещренных глубокими трещинами, в которые невесомыми змейками заползала вихрастая ночь.

Массивные ворота, оставшиеся открытыми со внезапного вражеского отступления, тихонько звякали проржавленными петлями, словно жалуясь на ненасытных врагов, словно печалясь о погибших воинах. Словно соболезнуя наивно поверившим старинным приметам жителям.

Подобравшись ближе к воротам, Эдмунд невольно сжался: он ощутил горький зловонный запах, знаменующий окончание кровопролитной схватки. Пары крови, железистые ароматы стали и цепкие цветочные флёры… Которые особенно выбивались из воцарившейся атмосферы смертоносного безмолвия.

Кажется, мёртвых уже не было: их сразу же спрятали, скрыли от чужих глаз, чтобы почтить благолепную память. Чтобы в очередной раз предаться старинным поверьям и традициям. Но густые, резкие, давящие ароматы крови, вцепившиеся в воздух Дотрейеса, остались. И теперь особенно резко ощущались около цветущей границы города, дремлющей судорожным, задыхающимся сном.

Осторожно проскользнув сквозь чеканные ворота, друзья выбрались на каменистую площадку. Что потонула во мраке, в ароматах и незримых ночных силуэтах.

Пустота. Никого не было. Безмолвные камни дышали полуночным холодом, вбирая в себя все запахи, все звуки, все ощущения. Пытаясь избавиться от вражеских копыт и сапог.

Но многочисленные следы остались — даже сквозь клубья мрака можно было догадаться, что не так давно там что-то происходило, что там сохранились вмятины, сделанные копытами экипированных коней Маунверта. Булыжники покрылись пылью и рытвинами. С ворот где-то, наверное, ещё медленно, вязко стекала кровь, обагряя некогда мирную землю.

Посторонившись от ненавистных ворот, странники сняли с себя заклятие невидимости: оно больше не имело смысла. Потому что в этих краях главную опасность уже представляли не обычные люди, а маги, мудрые, опытные. Определённо стремившиеся заметить незадачливых случайных путников. А против тёмных магов и их многочисленной армии никакое заклятие невидимости бы не помогло — печально.

А путь их, как оказалось, был не таким уж и долгим, каким представлялся — всего лишь несколько часов. Нудных, неприятных, но не слишком утомительных. Друзья думали, что дорога окажется гораздо более замудрённой, длинной и даже опасной. Но всё довольно быстро прошло. Ненавистный Дотрейес, окружённый лазурным куполом и оплетённый приторными цветочными запахами, затерялся в чертогах тумана, в объятиях неведомого ночного сумрака. А вместе с ним остались позади и безумные люди, помешанные на приметах, и загадочные гадалки, и неведомые спасители, разбросавшие врага магическими молниями.

Но город осел у путников осадком воспоминаний. Ужасных воспоминаний. Жутко неприятных воспоминаний, заставлявших сжиматься в тревоге и представлять в муках самого дорогого и близкого человека — по крайней мере, для Эдмунда. У Кэт, кажется, была другая, собственная тайна… Которую она пока что не раскрывала.

Путешественники дошли до небольшого лесочка, расположенного неподалеку от ворот Дотрейеса, и, наколдовав шары света, принялись рассматривать карту, тщательно, увлечённо. Задаваясь чёткой целью составить необходимый маршрут. Блуждать было некогда, времени оставалось слишком мало, поэтому следовало детально продумать путь, обратив внимание на каждую мелочь.

Между тем вольфентов, кажется, уже не было — кругом стояло безмолвие, таинственное, туманное. Глубокая ночь шагала по окрестностям, закутывая их в одеяние тьмы, поглощая звуки, голоса, проблески. Ночь побеждала, царила, властвовала. Ночь распоряжалась окрестностями мира, давая им указания, заявляя, что делать, куда идти, как действовать. И они её покорно слушались, облачаясь в чёрные одеяния, сливаясь в незримом тёмном пологе.

Карта тихо шелестела в руках путников, словно указывая, куда им последовать дальше. Как выбрать путь, что не заведёт их в сердце опасности, что не оставит навеки среди неведомых и неизученных просторов мира. Что не скрутит их беспомощные тела в бесконечных мучительных страданиях.

Река. Ледяная речушка, протекающая неподалёку от Дотрейеса, где друзей чуть не атаковали вольфенты. Её неведомые хрустальные глубины словно манили их, зазывали, притягивали, подсказывали направление. Эдмунду сразу подумалось, что теперь им, наверное, следовало к ней вернуться. Чтобы не сбиться с пути и выбраться, наконец, на истинную безопасную дорогу.

Вольфенты остались позади, их клыки и вздыбленная шерсть растворились в полуночной кисее вместе с вооружёнными всадниками, представлявшими армию Маунверта. Поэтому путь стал безопасней. Поэтому настало нужное время, чтобы сделать небольшой шаг назад, чтобы подробнее обдумать дальнейшее передвижение.

— Полагаю, нам стоит вернуться к реке, — произнёс Эдмунд, всё ещё пытаясь отогнать навязчивые мысли, картины, видения. И странные предзнаменования.

Перед глазами по-прежнему невольно представала непонятная встреча, состоявшаяся в неведомом саду, затерянном в изобилии терпких запахов. Эммариэль… Эммариэль? Кто она? Скоро ли встретится ему на пути?

Нет, не время. Он не должен был думать об этом в столь ответственный момент, когда они уже вышли из ненавистного Дотрейеса, но всё ещё точно не определились, куда идти дальше. Куда держать дальнейший путь, важный, значительный. Куда податься в поисках древнейшего и великого.

— Да. Именно так. Отличная мысль, — одобрила Кэт, резким движением забирая карту и поспешно готовясь отправиться в дорогу. — Идём. Стоять решительно некогда.

Согласившись, Эдмунд уверенно последовал за Кэт, упорно пытаясь не отвлекаться на посторонние мысли. Не думать о встрече, туманной, загадочной. Не представлять черты лица незнакомки, что восстановила магию, что ненавидела, когда её называли настоящим именем. Что решила чарами скрепить свои отношения с Эдмундом… Будущее? Неужели это было ближайшее будущее? Странно.

Между тем вид раскрошившейся городской стены снова сменился зарослями, густыми, колышущимися. Жадно пьющими ночной мрак вместе с его звуками и запахами. Вместе с непонятной живностью, обитающей в его глубинах.

Заросли царапались, резко, неприятно. Друзьям это не нравилось. Они пытались увернуться от хлёстких ветвей, чтобы не получить удар, но деревья всё равно настигали их, оставляя отметины на коже, кажется, пытаясь дотянуться до глаз. Может, это было предупреждение? Может, своеобразное предзнаменование?

Но вот путешественники уже стояли на берегу реки, тёмном, безмолвном, таинственном. Опоясанном прозрачным светом уплывающих звёзд. Скраденном печатями света и сумрака.

Как выяснилось, они незаметно выбрались на другой берег, куда несколько часов пытались наколдовать лодку — удивительно! В окружении пылающих яростью чудовищ и подступающего сумрака всё выглядело гораздо сложнее. А оказывается, имелась другая дорога, более лёгкая, короткая, удобная. Только немного затерявшаяся в обители колючих зарослей и корявых жилистых ветвей. Но это уже имело не слишком большое значение.

Как только Эдмунд замер на месте, вглядевшись в застеленную сумраком даль, в голову к нему снова полезли тяжёлые мысли, неприятные, навязчивые. Разжигавшие в его душе пламя тревоги и будоражившие подсознательный голос, который упорно убеждал, что Лили в жестокой опасности. Наедине с моральной, физической болью и нескончаемым одиночеством.

Юноша тряхнул головой, силясь отогнать назойливые думы — снова не слишком успешно. Но на этот раз ему не позволил погрузиться в размышления бодрый голос Кэт, кажется, сразу же принявшейся активно продумывать дальнейший маршрут:

— Теперь нам надо чётко решить, куда мы пойдём дальше, — твёрдым тоном заметила Кристаленс, принявшись любопытствующе разглядывать многочисленные наброски на карте.

— Думаю, лучшим вариантом будет Антеффская долина. Мы её уже отметили, посмотри, — отстранённым голосом произнёс Эдмунд, делая вид, будто смотрит на изображение долины, но на самом деле снова пытаясь справиться с неотпускавшими его мыслями. Которые становились всё мрачнее и мрачнее, всё туманее и туманее, всё печальнее и печальнее.

И вновь в его думах возникали бездонные серые глаза, умные, мечтательные. Лилиан являлась перед ним туманным призраком, замершим посреди черно-фиолетового небесного моря, широкого, необъятного. Она внимательно смотрела на него, наблюдая за каждым движением, словно читая его изнутри. И немного осуждая.

— А мне эта долина чем-то не нравится, если честно. Вряд ли там мы сэкономим время. Конечно, я плохо знаю этот мир, но идти туда мне уже не хочется, — Кэт подозрительно сощурилась, аккуратно проводя пальцами по нарисованным границам неведомой Антеффской долины.

— Да, наверное, — машинально откликнулся Эдмунд, незаметно для самого себя сдаваясь в плен образов вымышленной реальности. Которая преследовала его с самого Дотрейеса.

А может быть, то озеро где-то совсем недалеко?

— С тобой что-то не то, — без особого беспокойства, но с озадаченностью в голосе заметила Кэт. — Тебя, что ли, мучает совесть после того, что сделала с собой эта старуха? Не беспокойся. Она сама виновата. Здесь я тебя полностью поддерживаю. — Кэт коснулась ладонью руки приятеля и, сделав секундную паузу, расслабленно продолжила: — А знаешь, меня тоже должна мучить совесть… наверное. Потому что я украла несколько целебных микстур из Дотрейеса. — Сказав это, Кристаленс вызволила из кармана мантии маленький стеклянный флакончик с ярко-красной жидкостью, смутно блеснувшей в отблесках светового заклятия, и протянула её Саннорту. — Это — особое снадобье, сразу залечивающее почти любые раны. Если только они не смертельные и не нанесённые магическим предметом. Насколько я поняла, обычно его капают в глаза. Таких у меня два флакона, а ещё есть две целебные мази, тоже с похожим эффектом.

— Нет. Это всё видение, которое мне показал обруч, — решил честно признаться Эдмунд, взяв из рук Кэт лечебный элексир. Он хоть и не всецело, но всё-таки доверял своей спутнице.

— Видение? Правда? — Кристаленс удивлённо подняла брови. — Я думала, ты отнёсся к нему со скептицизмом.

— Да, скорее так… — Саннорт немного замялся, задумавшись, как бы лучше выразить эти подробности. — Но кое-что меня всё-таки настораживает.

— Честно говоря, мне даже интересно, что же ты там увидел. Хотя я отношусь к таким делам крайне скептически — хватило горького опыта маминой знакомой, которая решила обратиться к магу в нашем… то есть в мире обычных людей. — Убрав карту в карман мантии, Кэт непринуждённо присела на траву и вгляделась в даль, мутную, туманную. Заполненную расходящимся отзвуками ночи. — Решила обратиться к магу — ты только вдумайся! Если бы она знала о способностях моей матери, она бы вряд ли стала обращаться к колдунье-мошеннице. А вот с этой гадалкой, я полагаю, всё обстоит не лучше: очередной глупый обычай и выдумка Дотрейеса. А вообще, теперь настало время поговорить поподробней. Итак, расскажи мне, что у тебя вызвало такую… хм, необычную для тебя реакцию. Да даже не просто необычную… Не знаю, как это назвать. Не свойственную тебе совсем! Вот если бы это сказал, например, Алекс Найтон, я бы почти не удивилась. А вот ты… Ты не Алекс Найтон. Так что это было откровенно неожиданно. Расскажешь, что там тебе столь страшное привиделось?

— Это очень сложно. Честно говоря, я сам плохо понимаю, к чему это, зачем это.

— То, что увидела я, наверное, сложнее. Я расскажу. Вместе попробуем разобраться. Очень надеюсь, что ты не будешь показывать свою обычную скрытность. Иначе будет хуже и мне, и тебе.

— Хорошо. Я тоже расскажу: от тебя это скрывать не имеет особого смысла.

— Именно. Я ведь не какая-нибудь старуха из Дотрейеса. Я внимательно слушаю.

— Если кратко, то это была мимолётная сцена, обрывок из разговора. Во время которого со мной магически скрепила отношения некая Эммариэль. Потому что, кажется, она не видела смысла ждать свадьбы. Она намекнула, что все уже и так ясно, и чётко отметила главное условие — мы одного возраста. Там мы были одного возраста. А лет ей на вид примерно столько же, сколько и нам. Теперь меня мучает дурное предчувствие, что с Лили совсем скоро случится что-то страшное. Или уже случилось, а я ничего не знаю.

— Так все-таки ты веришь их приметам?

— Нет. Это все запутанно: с одной стороны, я не верю Дотрейесу. Не желаю верить, считаю все его идеи абсурдными. Но не могу выбросить из головы то, что мне показал обруч.

— А мне он показал мрак и какие-то расплывчатые красные точки. Почему-то я сразу подумала, что это чьи-то глаза. Может, вампира какого-нибудь… Вообще, будет забавно встретить в этом мире вампира. Ты не знаешь, водятся они здесь или нет?

— Вампиры? Кажется, нет, насколько я знаю из теории и небольшой практики. Но есть много других неприятных существ. А сама ты как относишься к предсказанию?

— Мне все равно, честно говоря. Немного интересно… Но я ему не верю. Бред это. Просто бред. Не думаю, что гадалки Дотрейеса имеют высшую компетенцию, чем мошенница, с которой связалась знакомая моей матери.

— Да, согласен, но мое предсказание было как будто чем-то реальным. Чем-то существующим, должным случиться в ближайший момент. Я не знаю, как его оценивать, но оно уверенно не вылазит у меня из головы.

— Не думай о нем. Просто забудь. Дотрейес позади, никто на нас не бросается, никто ничего не требует. Это был просто мимолётный инцидент.

— Если бы это было так просто забыть… Пока я не выясню хоть каких-то подробностей о личности некой Эммариэли, я точно не смогу его забыть. Впрочем, не будет сейчас об этом. Давай думать о том, что нам предстоит дальше.

— Эммариэль. Эммариэль… Интересное имя. Заинтриговало даже.

— Конечно, я сомневаюсь, но, может, оно тебе ещё и знакомо?

— Нет. Первый раз слышу, говорю честно.

— Да. Понимаю. Это был странный вопрос, — со смутной печалью в голосе откликнулся Эдмунд, ощущая, как тиски тревоги сжимают его всё крепче, всё отчаяннее — неприятно! Ужасно досадное ощущение, от которого хотелось поскорее избавиться. А ещё очень глупое: в тот момент юноша чувствовал себя несколько неловко и нелепо. Словно стал кем-то совсем другим. Словно обратился неправильным собой.

Между тем чёрный языки ночи, будто бесшумные призраки, продолжали незаметно ходить вокруг друзей, неосязаемо, неощутимо. Заполняя пространство и щекоча слух изобилием стрекочущих и звенящих звуков. Речное зеркало тихонько звякало, ударяясь о прибрежные камни и рассыпаясь мелкими брызгами-осколками. Это была таинственная ночь.

Неожиданно Эдмунда словно ударила молния, стремительная, невидимая. В голову совершенно внезапно пришла откровенно безумная мысль… Смутная, опасная, непродуманная. Которую уверенно не следовало лелеять, но которая буквально с самого начала захватила встревоженный разум юноши. И не желала отпускать. Как бы он ни пытался с ней совладать, как бы ни желал её утихомирить.

Камень связи! У путешественников имелись камни, с помощью которых они могли связаться с Мавеном Ворнеттом. Или друг с другом — в крайних случаях.

Опасно, ужасно опасно — этот метод таил в себе множество опасностей, загадок и рисков. Которые могли здорово затормозить или даже окончательно прервать незаконченное путешествие друзей. Но для Саннорта, кажется, уже не существовало никаких преград: он был полностью захвачен.

Юноша и сам ощутил, как что-то в его глазах засверкало, заметалось взбудораженными огоньками; как напряглись ладони в предвкушении опасного, волнительного, но безумно важного для него дела. И как нечто заиграло в груди, ярко, мотивирующе. Принявшись упорно подталкивать его на осуществление безрассудной идеи. И в тоже время останавливая.

Достать камень, произнести заклинание, связаться с Лили — это казалось так просто, легко, мимолётно. Но какое-то другое чувство вводило его в замешательство, заставляя стоять на месте, думая, рассуждая, оценивая. Наверное, голос разума, осознавшего всю опасность такого поведения.

— Прости, Кэт, мне нужно немного побыть одному, — неожиданно заявил Эдмунд, — встретимся на этом же месте через час. Карту лучше оставь себе.

— Ты серьезно? — Кэт неодобрительно хмыкнула. — Может, лучше уединишься примерно через… год? Или чуть меньше. Нам нужно идти, а не философствовать. — Последнее слово девушка произнесла едко, саркастично. Явно взывая друга к правильному пути. И в то же время очевидно не разделяя с ним его переживания — неудивительно.

Но Эдмунд оставался прямым и непреклонным, поэтому не собирался сдаваться, поддаваясь возражениям Кристаленс, слушая внутренний голос разума. Кажется, теперь его постепенно одолевало горячее тревожное безрассудство.

Юноша медленно приблизился к воде. Чёрная гладь заиграла полуночном блеском, смутным, призрачным. Мелкие волны мягко соприкоснулись с поросшим травяным пологом берегом.

Эдмунд чуть прищурился, вглядываясь в разбегающийся кругами мрак. Огонёк тревоги немного ослаб, тихо, незаметно. Кажется, от одиночества на душе стало спокойнее — неудивительно. После всего, что произошло в Дотрейесе, ему не слишком хотелось видеть людей. Кроме одной. Кроме Лили.

Между тем приторный сумрак сгущался неясными шагами. Где-то пронзительно звучали трели ночных птиц, странные, перекликающиеся. Удивительно гармонирующие с судорожными речными всплесками.

Мысль. Страшная мысль. Безумная мысль. Эдмунд чуть вздрогнул, полностью осознав, какая идея посетила его взвинченный разум. Но неумолимые пальцы невольно коснулись кармана мантии, а перед глазами снова проявился призрачный образ Лили, окутанный несуществующей дымкой. Которая могла стать существующей. Если бы он решился на опасный поступок, который бы помог ему избавиться разом от всех тревог, опасений и переживаний — хотя бы ненадолго.

Напряжённые пальцы скользнули по гладкому карману мантии, коснувшись островатых граней камня. Опасно. Ужасно рискованно, ненадежно. Но Эдмунд должен был знать, что Лили живая, что с ней все в порядке. Что в своём путешествии он не пропустит никаких роковых случайностей.

Тяжелый магический камень мягко лёг на ладони юноши. Он крепко сжал шероховатые ребра, мысленно сомневаясь, правильно ли поступает. Потому что их могли заметить и выследить. А по отношению к Кэт такой расклад событий был бы как минимум предательством.

Задумчивый серые глаза внимательно рассматривали тёмные грани камня, а в голове неудержимым потоком крутились слова заветного заклинания. Он очень хотел их произнести, но не мог заставить себя, неспособен был начать: идея выглядела слишком сомнительной и непонятной.

Но вот посреди туманных древесных зарослей, пропитанных сладковатыми запахами, вновь возник нереальный образ. Чувства смешались, обратившись сжимающим холодом. Пальцы крепче стиснули безмолвный камень, заставив губы шёпотом проговаривать желанные опасные слова.

Его тихая, монотонная речь слилась с полуночным птичьим гомоном, который давил на разум, который решительно накалял напряжение. Наполненная терпким сумраком река заиграла редкими всплесками.

От нескольких слов камень залился магическим светом, тусклым, туманным. От вида которого сердце юноши забилось с особым волнением, а глаза, кажется, загорелись феерическим блеском. Он скоро услышит её. Совсем скоро он узнает, что она жива, что она ждёт его. Что ей ничего не угрожает.

Но внезапно со стороны зарослей ударила ослепительная вспышка света. Резкая боль пронзила руку юноши, а камень, сделав стремительное движение, выскользнул и отлетел в сторону. Эдмунд отпрянул к реке, внимательно вглядываясь во мрак. Осознавая, что чудесной мысли вряд ли суждено осуществиться в ближайшее время.

— Отлично! Ты мастер своего дела! — язвительный тон неприятно врезался в напряженный слух.

Растрёпанные каштановые волосы, струящиеся вдоль плеч, блестящие карие глаза и чётко очерченные губы, отчего-то изогнутые в ядовитой усмешке. Вглядевшись в пятна магического света, бегающие по берегу, Эдмунд увидел Кэт. Которая с откровенным недовольством сжимала в тонких пальцах отлетевший камень связи. В её подозрительном взгляде читался нескрываемый холод — обычно такой вид она принимала, когда говорила о своей семье.

— Гениально, правда? — Кэт язвительно прищурилась, глядя в прохладно спокойный узор серых глаз. — А теперь забери. Если сумеешь.

Неприятная боль вновь пробежала по запястью волнообразными изгибами — когда-то Кэт похожим образом выхватила камень телепортации у своего дяди-предателя, правда тому, если верить её рассказам, было ещё больнее. Иногда в девушке пробуждалась необузданная жестокость.

Эдмунд символически опустил руки, показывая, что сражаться с Кристаленс он не собирался, что забирать у неё камень было бы как минимум глупо. Она права — он поступил странно, абсурдно, необдуманно. Словно ребёнок, который не смог удержать соблазна развлечься с необычной игрушкой. Но в тоже время от этой игрушки, возможно, зависела судьба самого близкого ему человека. Что Кэт едва ли могла в полной мере осознавать.

— Нет, я не собираюсь с тобой сражаться, — спокойным тоном произнёс Эдмунд, немного отстраняясь от спутницы. — Выслушай меня сначала, пожалуйста.

— Но и камень не получишь.

— Выслушай.

Коричневая вязь засверкала огоньками гнева. Стремительная рука, сжимавшая камень, чуть поднялась; язвительные губы принялись произносить заклинание.

— Кэт, что ты делаешь? — Эдмунд подозрительно посмотрел на Кэт, в первую секунду пытаясь понять, что она собиралась осуществить. Пугающая мысль цепкими пальцами схватилась за встревоженную голову, крепко, обжигающе.

И сбылась. Потому что спустя доли секунды она сделала это. Потому что рука, стискивавшая камень, сотворила голубую магическую вспышку, что невидимым лезвием вонзилась в уязвимую матери.

Заветный камень связи рассыпался жалкой крошкой, мелкой, незаметной. Эдмунд с ужасом и изумлением посмотрел на Кэт, глаза которой по-прежнему горели едким сарказмом.

Внутри снова появился лёд. Привычное спокойствие обратилась холодной тенью. Изумление во взгляде смешалось с хорошо сдерживаемым, но нескрываемым гневом и даже отвращением.

— Зачем ты делаешь это? Эти камни — единственный способ, с помощью которого можно связаться с Ворнеттом. Опомнись, прошу тебя, — холодно произнёс юноши, пытаясь вразумить спутницу, рука которой подозрительно скользнула в карман её мантии.

— И это говоришь мне ты? — Кэт с наигранным удивлением вздёрнула брови, при этом непринуждённо поправляя воротник. — По-моему, тебе вообще стоит молчать.

Резкое движение — и чуть поблёскивающий камень снова оказался на ладони Кристаленс. Только теперь это был её камень. Её личный камень связи, который она, кажется, с таким же невозмутимым видом намеревалась уничтожить.

Несмотря на боль, Эдмунд вытянул свободную руку вперёд, приготовившись осуществить отбрасывающее заклинание. Яркая магическая вспышка кинжалом прорвала кисейный мрак ночи.

Внезапное столкновение заклятий отдалось зловещим треском. Камень связи буквально взмыл вверх и, сделав круг в воздухе, резко осыпался на землю. Уже в виде мелкой невесомой крошки.

— Кэт, ты хотя бы понимаешь, что только что сотворила? — удивление, ужас и разочарование смешались в холодно спокойный, почти деловитый тон. Напряжённые пальцы скрестились на груди. — Ты разбила оба камня, лишив нас основного способа связи с отрядом Ворнетта.

— Правда? А ты чуть не призвал на этот берег армию прислужников Маунверта. Причём втайне от меня. Это тоже не очень здорово.

Коричневый витой узор и серая гладь принялись наполняться серебристой яростью. Смешанной с некоторым непринятием происходящего. Потому что никто из друзей даже и предположить не мог, что камня связи скоро не станет, что он легко расколется на мелкую крошку от одного лишь заклинания. Причём заклинания Кэт.

Общая ярость заиграла тревожными всплесками, сопровождаемыми прохладными птичьими трелями и переливами. Пелена запахов обратилась невидимой цепью, крепкой, неразрывной. Кажется, едва сдерживающей магов от новых заклятий.

Но неожиданно речной берег пронзила вспышка, яркая, витиеватая; свет отбрасывающего заклятия ударил Кэт, заставив резким движением отпрянуть в сторону. Пальцы Эдмунда крепко сжали ребристую рукоять меча. Трава зашелестела зловещим треском под звуком шагов неизвестного ночного странника. Таинственная фигура метнулась в сторону Эдмунда, резво, стремительно.

Сверкающие лезвия соприкоснулись в стальном танце.