Вечер, мглистый, густой, задумчивый. Пропитанный сладковатыми запахами и далёкими таинственными звуками. Скрашенный добрыми разговорами и тихими несбыточными желаниями.

Поздний вечер наступил на город, мутная пелена мрака легла на улицы, сады, здания. Мрак оплёл стены, высокие, увесистые; а ещё прикрыл город от вмешательства внешнего мира, одолеваемого злобой, жестокостью и ненавистью. Словно запрятав его на далёком необитаемом острове. Чудесном мнимом островке. Уютном уголке, до которого не добирались магические правила и принципы.

Магические… За пределами плескалась магия, но в самом селении — нет. Только люди. Обыкновенные люди, обделённые волшебными способностями, умелыми руками воздвигли городок посреди туманной долины, тихой, маленькой, неприметной. Затаенной в силуэтах деревьев, не бросающейся в глаза буйным особам, отчаянно жаждущим войн и кровопролития.

Боль? Кровь? Ненависть? Эти люди не любили боль, хотя уже не раз с ней сталкивались, не раз отбивали ее зверские атаки. Они считали это неправильным. Они хотели, чтобы все — будь то люди, маги, эльфы или другие главенствующие народы — хранили мир и благоденствие. Тёплые, спокойные, светлые. Позволяющие городам тихо развиваться и совершенствоваться.

Боль была страхом местных жителей; кровь, пролитая в битве, считалась проклятием. Разрушенные площади и скверы означали вечные страдания; подломанные посевы и высадки предрекали нечеловеческие муки, вечные, невыразимые. Выстроенные на фасадах горя и ненависти.

Несмотря на мирные взгляды жителей, этот вечер предвещал неминуемое. Войско, состоящее из людей и магов, целенаправленно двигалось в сторону города, стремясь разрушать, мучить и убивать. Жаждая нещадно сминать выхоженные сады и пастбища, подламывать цветы и деревья. Жадно желая окроплять мощённые камнем улочки чистой, неповинной кровью.

Роуз Монг знала это. Она не раз читала о битвах, долгих, разорительных. И не раз видела изображения, поражающие невыносимой жестокостью.

Роуз не любила чужую боль. А если правильнее, она просто ненавидела смотреть на то, как кто-то страдал, мучился, извивался, умоляя о помощи. Так же, как и те люди, она отчаянно желала мира. Несмотря на то что была магом. Любимой дочерью волшебников, которых великий мастер магии Мавен Ворнетт отправил на некоторое время в секретное укрытие.

В укрытие, которое теперь решительно не имело смысла. Потому что тёмные маги уже подступали, резко, стремительно. Сжигая благоговейные мирные луга, сады, пристани… Разумеется, от них уже не получилось бы укрыться, не вышло бы спрятаться. Даже при яром желании.

Тем не менее тот вечер семья Монг проводила в укрытии, крепком, массивном, но не слишком надежном. Двухэтажное здание, воздвигнутое на окраине города… Оно едва ли способно было защитить от волшебников: магия могла с лёгкостью разрушить и стены, и окна, и кровли. Или проникнуть сквозь щели и трещины, тёмные, незаметные. И закружить в смертоносной воронке невинных жителей, наивно надеявшихся обрести спасение.

Роуз Монг сидела в неуютной комнате, пропитанной затхлостью и ветошью. Напротив неё возвышался потёртый деревянный стол, старый, потрескавшийся. Зачем-то украшенный букетом местных грязновато-розовых цветов. Стены дышали вечерним холодом; шкафы, вдоль них тянувшиеся, разносили неприятные запахи сырости. Сырость. В этих краях было много сырости, там часто шли дожди, обдававшие плохо закрытые здания грязноватыми каплями.

А в комнате ещё стояла кровать, едва державшаяся на подломанных ножках. Но Роуз и ее семья не нуждались в ложе: они предпочитали образ жизни волшебников, а не обычных людей. Поэтому обходились без сна, лишнего, ненужного, отнимающего и без того ограниченное время.

Теперь Роуз сидела за деревянным стоялом и со скучающим видом рассматривала его многочисленные трещины, прислушиваясь к монотонному тиканью часов, которые странно выбивались из общей бедной атмосферы затейливой вычурностью орнамента.

Родители сидели напротив дочери, тихо переговариваясь, обмениваясь тревожными новостями и взглядами. Битва. Предстояла неминуемая битва, болезненная, мучительная. Обещавшая захватить и умелых, и неподготовленных, жаждавшая вылить кровь на малочисленные людские земли.

— Там будут маги. Сильные маги. А эти люди редко сталкиваются с магией, поэтому необученные. Трудно им придётся, — печально вздохнул отец Роуз, с подозрительным прищуром глядя в небольшое разбитое окно.

— Да. Трудно. Но я верю, что Маунверт пока не столь силён. Очень хочется надеяться, что они справятся, — понурив голову, отозвалась мать.

— Справятся? Не говори ерунды, — горестно отмахнулся отец. — Людей здесь совсем немного, а там — и люди, и маги. Целая армия.

— Ну почему ты так пессимистично? — женщина ласково взяла руку мужа. — Надо верить. Должна быть надежда. — Она попыталась улыбнуться подрагивающими уголками губ.

— Надежда есть, — неожиданно вмешалась в разговор Роуз, до этого витавшая в своих мыслях, мрачных, тревожных. Затемнённых нарисованными, но страшными изображениями битв.

— Роуз, не надо… — прервала ее мать, с тоской глядя прямо в глаза дочери. — Мы не надежда. Мы не боевые маги.

— Да, наверное, это так… — Роуз робко замялась, кажется, чуть покраснев от смущения: она ненавидела спорить с родителями. Она вообще ненавидела с кем-то спорить и ссориться. — Но у меня здесь есть друзья, и мне больно представлять, что с ними может стать. Я не хочу, чтобы они погибли, — последние слова Роуз произнесла тихо, приглушённо, неуверенно. Словно пытаясь мысленно убедить себя, что это невозможно, что так не случится, что все непременно выживут. Но при этом прекрасно осознавая наивность и глупость таких идей. Потому что в битве все были равны и любого могла с огромной вероятностью настигнуть гибель, страшная, мучительная.

— Никто не хочет, — мать ласково пропустила сквозь пальцы прядь волос дочери. — Никто не хочет. Но мы осознаем собственные силы. Которых крайне недостаточно, чтобы участвовать в страшной и кровопролитной битве.

Внутри Роуз заиграло негодование, горячее, бурное. Ей не нравилась апатия родителей. Ей хотелось их переубедить, наставить, уговорить, но… это не имело смысла. Битва — это боль. Битва — это мучение. Битва — это страшное деяние, разрывающее мирные взгляды и представления. А они не хотели боли. А ещё они считали, что город — подобие хрупкого стебля, который в любой момент способен был сломаться и осыпаться на кровавую почву.

Роуз запуталась в себе, тяжко, горестно. Она боялась страданий родителей, но не могла принимать их пассивности, не могла представить, что из-за их нежелания погибнет больше людей. И в то же время она имела возможность сама присоединиться к друзьям, спасти город от боли, скорби, но не желала предавать родителей. Уйти. Сбежать. Оставить семью. Нет. Это было бы предательство, жуткое, болезненное. Способное ранить и покалечить хрупкие души родителей.

А если она погибнет? Если окажется в земле, холодной, безмолвной? Или станет чудовищем вроде вольфента? Глупая девочка, не послушавшаяся совета родителей и бросившаяся в омут кровопролития и смерти? Неправильно. Совсем неправильно. Она просто не могла себя заставить так поступить. Её сердце и душа не принимали этого, начиная внутренние укоры от каждой такой мысли, каждой идеи, каждого намерения. Заставляя её проникаться невольным отвращением к самой себе.

— Ну почему… Почему вы так говорите? — обреченно пролепетала Роуз, взявшись рукой за голову.

— Потому что это правда, Роуз. Чистая правда.

— А может быть, мне самой помочь? — Роуз поднялась с места, пытаясь казаться уверенней — не слишком успешно.

В голову сразу же невольно закралась мысль о её внезапном порыве, случившемся почти два года назад. Она отважно бросилась в замок Маунверта, чтобы спасти подругу, забыв о запретах, о страхе, об опасности. Даже не подумав о последствиях своего решения.

Тогда в ней победили эмоции, ярко, невыносимо. Отзвуки нестерпимой боли, оставшиеся после смерти Артура Нэдсона… Но теперь вперёд вышли разум и глубокая любовь к родителям, подкреплённая осознанием того, что им будет больнее, гораздо больнее…

— Что? Ты с ума сошла! — Ужаснулась мать, отстранившись от дочери. В её глазах заметались искорки страха и паники. Кажется, Роуз невольно вынудила её окунуться в воспоминания о своём подвиге, тревожные, томительные. Заставила вновь передумать много жутких и ужасающих мыслей.

Роуз снова села и виновато потупила взгляд: она собиралась совершить ужасную ошибку, страшную, непоправимую. Которая могла обернуться плачевными последствиями.

В глазах Монг-старшей не было слез, но, кажется, её мучила ужасная тоска, вытягивавшая из её разума самые тяжелые воспоминания и обращавшая их наружу, в поток мыслей, в воронку тревоги и беспокойства. Руки немного тряслись, глаза затуманились тенью ужаса. Она трагически замерла на месте, кажется, с подступающей паникой глядя на дочь. Словно читая все её мысли и намерения.

— Прости, мама, — виновато произнесла Роуз и замолчала, поджав губы. Думы принялись мучить её с новой силой.

— Нет. Ты никуда не пойдёшь, — чётко отрезал отец, подходя к окну и с беспокойством наблюдая за тем, как на вечернем небе проступали расплывчатыми пятнами ослепительно яркие звёзды. Напоминавшие огоньки тревоги, что предвещали наступление битвы.

— Да, понимаю, — Роуз тяжело вздохнула и, встав с места, направилась к шкафу. Взяв с полки первую попавшуюся книгу, она снова села за стол и сделала вид, будто углубилась в чтение, вдумчиво, тщательно. Стремясь понять все идеи и смыслы, каждую малейшую задумку автора. Каждое маленькое сюжетное ответвление.

На самом деле, она ничего не понимала. Слова не задерживались в её сознании, проносясь мелкими назойливыми насекомыми, а смыслы и вовсе казались чем-то смутным, туманным, загадочным. Тонущим за занавесом тревожных мыслей и жутковатых идей и образов, которые неустанно возникали в голове девушки.

И если бы кто-то вдруг спросил у неё, о чем книга, она бы замерла на месте с растерянным видом. Тщетно пытаясь вспомнить хоть какое-то слово или предложение.

В тот момент руки были словно отдельно от разума. Тонкие пальцы мягко перелистывали пожелтевшие страницы, стремясь узнать, что дальше, а мысли бродили где-то посреди далёких полей и пустошей. Посреди окруженных площадей. Посреди кровопролитного сражения, беспощадно захлестывающего неподготовленный город.

Маг должен был помочь. Маг не мог сидеть на месте, мирно, расслабленно. С беспечным видом наблюдая издалека за бьющимися людьми, не способными противостоять заклятиям. Маг должен был сражаться!

Между тем родители ушли, и Роуз осталась одна, задумчивая, растерянная. Горящая неиссякаемым желанием присоединиться к кровопролитной схватке.

Боль? Гибель? Страх? Ее уже ничего не пугало — в ней снова было достаточно решимости совершить ужасное, отчаянное; мешало только сильное беспокойство за родителей, и без того успевших намучиться.

Роуз была уязвима. Она могла погибнуть. Они бы остались одни, несчастные, страдающие. Отягощенные горем и болью от утраты единственной дочери.

Поток мыслей девушки внезапно прервала ветвистая молния, озарившая небо, чёрное, зловещее. Что-то леденящее одолело Роуз изнутри, заставив крепко примкнуть к окну, наблюдая за каждым движением города. Сердце часто забилось. Мучительные картины чётко вновь чётко предстали её затуманившемуся взгляду. Пальцы мелко задрожали, скользя по запятнанному стеклу.

— Час настал. Раздумывать некогда, — вслух проговорила Роуз, глядя, словно заворожённая, на тени магических отблесков.

Армия магов была близко. Они надвигались на город, озаряемые смертоносным оружием, и сила их была несравнима с людскими способностями; а бороться с ними могли лишь они, мирная семья Монг, тихая, спокойная. Всегда ненавидевшая конфликты и сражения.

Уже ни о чем не думая, кроме битвы, Роуз буквально отскочила от окна.

В комнате стояла тишина; часы мерно тикали, накаляя напряжение. Часы. Время, текущее сквозь надвигающийся огонь битвы.

Роуз осторожно отворила дверь и, протиснувшись в коридор, прислушалась. Никого. Кажется, родители ушли в соседнюю комнату, чтобы обсудить предстоящую битву, оставив дочь наедине с мыслями и переживаниями.

Прокравшись по пустынному отсыревшему коридору, Роуз добралась до главной двери. Коснулась дрожащими пальцами холодной ручки — открыто: похоже, в укрытии ожидалось пополнение, поэтому дверь не заперли. К счастью девушки — или к сожалению.

Роуз резко толкнула дверь дверь и, выбравшись на оплетённую мраком улицу, глубоко вздохнула, печально, томительно. Пытаясь прочувствовать внезапно наступившую свободу, которая далась без особых усилий.

Свобода. Удивительная свобода, окрашенная чужой кровью и магическими вспышками…

Роуз Монг замерла посреди небольшой цветущей поляны, расположенной неподалёку от массивного каменного двухэтажного здания с местами разбитыми окнами, что служило мирным жителям временным укрытием.

Ветер мягко развевал её светлые волосы, высокая трава тихо шелестела от лёгких шагов. Ночные звуки ласкали слух девушки, навевая смутные благостные мысли и добрую надежду.

Свобода. Да, кажется, в этом было ощущение свободы. Роуз чувствовала его, наблюдая за чернеющим высоким небом, ловя порывы ветра и прислушиваясь к таинственным полуночным шорохам.

Но свобода неприятная, тревожная. Отражающаяся липким внутренним холодом, что заставлял мучиться от неприятных дум и представлений, назойливых, неотступных. Не способных скрыться даже под пеленой мыслей о великом подвиге, о благодатной помощи.

Вернуться? Возможно, следовало вернуться? Быть может, все ее патетичные идеи были глупостью, нелепой, несусветной, пусть и отчасти благородной?

Роуз остановилась, подумав, что, наверное, действительно следовало вернуться. Получше поразмыслить. Пережить этот момент с родителями. Послушать чужие советы, полезные, мудрые, спасительные, а не отчаянно бросаться в смертоносный вихрь закипающего сражения.

Роуз обхватила руками голову, передававшись секундным тревожным раздумиям. Но ее размышления вновь прервала магическая молния, сотрясшая небосклон зловещим сиянием, озарившая беспокойно дремлющий город. Вздрогнув, девушка на некоторое время задержала взгляд на небе и сразу же осознала, что враг близко, совсем близко. Эти мысли словно одурманили ее голову жгучей тревожной пеленой.

Уже не раздумывая, Роуз сделала решительный шаг и, раскинув объятия прохладным порывам ветра, без всяких сомнений двинулась вперёд. Навстречу подкрадывающейся опасности. Навстречу надежде и спасению.