— Хизер, стой! Пожалуйста, не иди вперёд! Прошу-у…

— Но другого выхода просто нет.

— В том-то и дело, что его нет. Идти дальше нет смысла. Мы все равно погибли, понимаешь?!

— Да, наверное, ты права… Но, может, все-таки попробуем поискать людей? Они могут быть где-то рядом.

— Ну да, ищи. Много найдёшь.

По тёмному небосводу, залитому едва заметным закатным свечением, плыли мясистые тучи. Чёрные, словно сама тьма, громоздкие, сплошь напитавшиеся влагой, они медленно опускались на пики гор, смешивались с морозным туманом, обрисовывали странную и в то же время завораживающую картину горного зимнего вечера. Их полные брюхи то и дело мелькали, прикладываясь совсем близко, осыпая всякого, кто в тот момент стоял на вершине горы, сотней безжалостных ножей — тех самых, которыми, наверное, осуществлялась кара небес. Небо гневалось, жутко гневалось. Но осадков не было — лишь «звоночки», количество которых неустанно увеличивалось.

На земле же по-доброму, как в старых детских сказках, искрился пушистый снежок. Абсолютно чистый, словно душа ребёнка, хрупкий и невинный, он заботливо прикрывал промёрзлую землю от морозов. А стужа в этих местах была сильная, и костлявые пальцы её нередко неприятно щекотали кожу, хилые растения, то, что можно было назвать почвой, — в общем, всё, что попадало в её величественные владения.

Из-за морозного марева несмело выглядывали живописные долины, горы пестрели тропами, извилистыми, запутанными. Ориентироваться было трудно, и только карта, необходимая в этой местности, могла спасти заблудших путешественников от печальной участи. Карта, которая отсутствовала у них… У двух одиноких девушек, по нелепой случайности отбившихся от своей группы и оставшихся наедине с ревущими ветрами, леденящей стужей и периодически начинающимся снегопадом.

Хизер и Анна — так звали тех несчастных путниц, с которыми любовь в природе сыграла весьма злую шутку. Во время небольшого привала в палаточном лагере девушки, вдохновившиеся природой, ненадолго отошли от группы, выбрались к особо живописному уголку и, наслаждаясь видами, некоторое время стояли там и тихонько разговаривали.

Но буря не знала ни времени, ни человеческих желаний — она была нещадна, нещадна, холодна и абсолютно бесчувственна. Снежный вихрь отчаянно разыгрался, закрутив в воздухе густую снежную воронку, закрыв видимость, укутав землю глубокой белеющей пеленой. И все. Все осталось позади: и лагерь, и вещи, и припасы, и тропка, ведущая к палаткам. Только деньги сохранились у путниц, однако теперь в них было мало смысла.

Девушки пытались вернуться в лагерь ещё во время бури, и это стало их роковой ошибкой: блуждание против завывающего ледяного ветра вместо спасения лишь усугубило ситуацию — ничего не видя в сплошном белом мареве, они свернули на ошибочный путь, вследствие чего совсем заблудились.

В конце концов Анна и Хизер забились под низкий уступ, где отлог горы защищал их от бурного ветра и метели, и, обнявшись, пытались сохранить частички тепла друг друга от сковывающего всепроникающего мороза. На их счастье, когда буря закончилась, конечности путешественниц ещё не были отморожены, хотя им показалось, что они провели в укрытии целую вечность.

Выбравшись из-под уступа на негнущихся затёкших ногах, девушки с ужасом убедились, что совершенно не помнят этих мест. Высокие пики теперь были гораздо более заснежены, чем во время их походов с группой, и путницы не могли ориентироваться по ним. Дороги и тропы тоже замело снегом. И, насколько хватало глаз, никакого намёка на человеческое жилье.

— Мы не выберемся отсюда, — посиневшими от холода губами прошептала Анна. — Не успеем найти дорогу до темноты.

Девушка выглядела искренне напуганной. Паника металась в её блестящих серых глазах, тонкие губы дрожали, а выразительное, местами резкое и немного удлинённое лицо исказилось гримасой ужаса — она не могла принять эту правду. Действительность была слишком тяжёлой, словно камень, надвигалась медленно и с каждой секундой все ниже нависала над головами растерянных подруг.

Хизер же, в отличие от своей подруги, была настроена более позитивно. В её глубоких зелёных глазах также плясала тревога, мягкие черты лица приобрели задумчивый вид, голос чуть подрагивал, но она не собиралась сдаваться, не хотела просто так отдаваться в цепкие лапы стихии, не желала погибать среди этих зловещих безлюдных просторов.

— Подожди, ещё рано отчаиваться, — Хизер постаралась, чтобы ее голос звучал бодро, — Дошли же как-то сюда, значит, и обратно вернемся. Лучше скажи, ты помнишь, вверх или вниз по склону мы направлялись, когда уходили из лагеря?

— Вроде вверх… Но во время бури мы плутали, совершенно не ощущая направления.

— Что ж, тогда направимся вниз. Нужно двигаться поскорее, чтобы успеть до сумерек.

И девушки, увязая в снегу, пошли по выбранному пути. Вскоре они наткнулись на полузасыпанную тропу, и в их сердцах ярким огоньком загорелась надежда. Ступая по тропке, они стали подниматься на соседнюю вершину, однако уклон становился всё круче; взбираться по нему, усыпанному крупными камнями, не заметными под снегом, становилось всё тяжелее. И Хизер с Анной решили, что не стоит идти дальше, ведь они не помнили, чтобы ранее их путь проходил по такому резкому спуску. Жалея о потраченном на тяжёлый подъём времени, они повернули обратно.

— Скорее, у нас ещё есть шанс! — воскликнула Хизер.

Девушки бросились бежать по наугад выбранному пути, по колено увязая в снегу. Их ожидала новая надежда — скоро они наткнулись на узкую тропку, и новое разочарование — она вывела их к обрыву. Свернули налево — вскоре им преградила путь осыпавшаяся во время бури лавина. Бросились в другую сторону и, задыхаясь, побежали против поднявшегося обжигающего холодом ветра. Леденящая стужа пробирала их, казалось, до самых костей, одежда совсем не спасала от пронизывающего насквозь ветра. Бедняжки изнемогали от усталости, а впереди не показывалось ни следа человеческого пребывания.

— Хизер, я больше не могу, — жалобно простонала Анна. — У меня закоченели пальцы, я не чувствую ног и не могу больше двигаться!

— Пожалуйста, Анна, соберись! Я верю, ты сможешь.

— Ты безжалостная… Завела меня непонятно куда, а теперь тебе плевать на мое самочувствие!

— Что ты такое говоришь! Давай я помогу тебе идти. Главное — не останавливаться, иначе замёрзнем насмерть.

Анна всем весом оперлась на подругу, и они заковыляли вперёд, спотыкаясь и едва переставляя от усталости окоченевшие ноги.

Скоро Хизер почувствовала абсолютное изнеможение, ей казалось, что тело не повинуется её разуму. Стиснув зубы от напряжения, она пыталась сосредоточиться на движении и не обращать внимания на сгущающиеся сумерки.

А вот Анна паниковала, жутко паниковала. С её губ срывались невнятные, подобные детскому лепету слова, большая часть из которых, разумеется, касалась судьбы путниц; голос периодически переходил на истерический вопль.

Вдруг Хизер увидела сухое дерево, которое запомнилось ей своей нетипичной формой. Девушка с ужасом поняла, что она видела эти корявые сучья и изогнутый, почти прижатый к земле ствол в самом начале их пути. Значит, они ходили кругами и совершенно не продвинулись к спасению! На путницу накатила удушающая волна паники, но она постаралась справиться с отчаянием и оставила ужасное открытие при себе — побоялась, что мрачная новость окончательно сломит дух подруги.

Наконец, Анна со стоном повалилась на колени.

— Я больше не могу пошевелиться, я слишком устала и замёрзла! Мне нужно отдохнуть, — ноющим голосом протянула она.

Стоило Хизер остановиться, усталость навалилась на неё с удвоенной тяжестью и появилось непреодолимое желание хотя бы на минуту прилечь в пушистый глубокий снег, мягкий и манящий, обещающий дать долгожданный отдых утомленному телу.

Путешественница изо всех сил пыталась бороться с губительным искушением. Слабым голосом она уговаривала Анну, что им следует исследовать местность чуть дальше, пытаясь убедить, что они смогут выйти к людям или, если повезёт, так и вовсе найти свою группу.

Однако все ее попытки были бесполезны. Анна, потерявшая всякую надежду, упорно доказывала подруге, что выхода нет, и единственное, что им теперь остаётся делать, — просто смириться, осознать близость смерти. Все равно они не выживут, ведь ни еды, ни ночлега у них не было, а человеческая нога в этих краях появлялась редко, крайне редко. Анна категорически отказывалась продолжать путь, уверяя, что это бессмысленно, что все уже потеряно и им никак не выбраться. Выхода нет. Впереди — лишь мрак, лишь прямая тропа к неминуемой гибели, час которой все приближался, тихонько, но уверенно подкрадывался.

Когда Хизер начинала движение вперёд по тропе, убеждая Анну, что она уже передохнула и необходимо двигаться дальше, та останавливала её, говоря, что не пойдёт за ней ни при каком стечении обстоятельств. И девушка останавливалась, слушаясь подругу, — она не могла, не позволяла себе даже ненадолго бросать свою спутницу. Хизер бы лучше сама погибла, чем оставила подругу замерзать в снегу.

— Ладно, мы останемся, — наконец сдалась Хизер, поддавшись убеждениям Анны. Наверное, будь она немного увереннее, попыталась бы справиться с искушением и, превозмогая усталость, продолжила бы своё движение к цели, но ее хватило ненадолго: Анна все решила за них обеих, определила дальнейший путь, выбрала судьбу. И теперь — только ждать гибели, ведь Хизер понимала, что в их положении движение — это действительно жизнь.

— Наконец-то до тебя дошло! — В панике Анна вела себя немного грубо, но Хизер не обижалась, так как прекрасно её понимала.

— Ну, может, надо было еще попробовать поискать, но не могу же я тебя здесь оставить…

— Так значит, я теперь ещё и виновата! Что ж, тогда давай по-другому. Тебе надо — иди дальше. Я просто не пойду.

— Нет, ты не виновата… — Хизер замялась.

— Но ты ведь не можешь меня здесь оставить. Следовательно, из-за меня ты тоже погибнешь, а, если бросишь меня, может, спасёшься, хотя я очень сомневаюсь.

— Я остаюсь с тобой, — удивительно твёрдо ответила подруга.

Хизер обречённо вздохнула, окинула взглядом местность, где, возможно, оборвется их жизнь: косматые тучи, лезвия-вершины, вонзающиеся в эти грузные тела, и бескрайнюю, окутанную туманом долину, стелющуюся где-то далеко-далеко внизу — там, где, возможно, жили люди, где могло быть спасение… А затем резко опустилась в снег рядом с Анной и села, обхватив колени руками и уткнув в них голову.

Каждая мышца её тела нестерпимо болела, и Хизер удивилась, как несколько минут назад она хотела продолжать путь — теперь она была не в состоянии даже пошевелиться. Впрочем, мысли путницы утратили ясность, превратившись в вялые, бессмысленные обрывки, их затмевало ощущение холода, на котором сосредоточилось всё её сознание.

Тем временем начался мелкий снег, а небо стало густо-чёрным. По-прежнему тяжёлое, холодное; цвета его, на одном участке как-то странно смешиваясь с красками природы, играли угрюмыми, депрессивно-мрачными оттенками.

Кружащиеся в непрерывном, утомляющем взор танце снежинки убаюкивали Хизер, которая, как ни странно, уже не ощущала холода. Её чувства и разум словно притупились.

В пляшущем снежном вихре она увидела папу и брата, катающихся на санках с большой горы. Это было два года назад, тогда мама пошла за горячими бутербродами, а Хизер стояла, закутанная в большой зелёный шарф по самые щёки, и фотографировала происходящее. Видение плавно сменилось другим: Хизер, ещё совсем маленькая, сидела на коленях у тёти, к которой они приехали в гости всей семьёй. Стены комнаты были увешаны картинами, которые восхищали девочку. Одно полотно вставало перед глазами Хизер за другим, сменяя друг друга и причудливо смешиваясь.

Хизер тряхнула головой, пытаясь отогнать сон, и взглянула на подругу. Она ничком лежала в снегу, закрыв глаза. Хизер хотела окликнуть её, но язык не повиновался ей. Преодолевая желание сомкнуть отяжелевшие веки, путница пыталась сосредоточить свой взгляд на подруге, однако изображение размывалось и вскоре снежная пустыня сменилась песчаным пляжем, где Анна загорала в такой же позе, когда они вдвоём ездили к морю после окончания школы.

Хизер, чей разум более не мог сопротивляться грёзам, а утомлённое тело, покоящееся в мягком снегу, казалось, налилось свинцом, погрузилась в сон. Суждено ли подругам проснуться? Неужели их юные жизни оборвутся так рано, вдали от родных мест?

Неожиданно мертвую тишину нарушил таинственный звук, внезапно донесшийся с запада. Сквозь сон его услышала Хизер, он заставил её очнуться, напрягшись, приподнять голову и всмотреться вдаль. Кажется, это были чьи-то шаги, вот только откуда именно они раздавались, кому принадлежали, в каком направлении двигались, оставалось неясным. Сердце Хизер часто забилось, она попыталась встать, но онемевшие конечности не повиновались ей.

— Анна, ты слышишь это? — Немного приподнявшись, Хизер посмотрела на подругу — та лежала на снегу тихо, неподвижно. Словно окаменела. К горлу Хизер леденящей волной подступила паника: кажется, подруга уже была близка к смерти.

— Анна, очнись! — настолько громко, насколько позволяли силы, взмолилась Хизер, судорожно пытаясь вернуть подвижность замёрзшим конечностям. — Анна! Ты жива?

— Скорее н-н-н-ет, — выдохнула Анна, не поднимая головы.

— По-моему, кто-то приближается сюда, — возбуждённо сказала Хизер, пытаясь встать и напряжённо вглядываясь в морозный туман.

Звук стал отчётливее, и Хизер на негнущихся ногах сделала несколько неуверенных шагов в сторону, откуда он доносился. В голове неугомонной каруселью завертелись мысли о том, что это живой человек, что это спасение, заветное, долгожданное. Которое казалось таким несуществующим и нереальным. Которое затерялось в дымке бредовых мыслей и смутных образов, рвущихся в затуманенную холодом голову.

Спасение! Хизер сделала глубокий судорожный вдох, подумав о том, что, возможно, совсем скоро они будут спасены, что на этот раз ледяные пальцы смерти не сомкнутся на их беззащитных шеях. Спасены. От этих мыслей Хизер зашагала быстрее, надежда засияла внутри неё согревающим огоньком. Словно уютный костёр, разведённый посреди лагеря в бархатистую звёздную ночь, красивую, вдохновляющую. Насквозь пропитанную приятными эмоциями и добрыми разговорами.

Лагерь. Группа. Быть может, это кто-то из группы заметил пропажу подруг и отправился на их поиски сквозь мороз и холод? Но не мог обнаружить. Потому что метели, захватывающей многие расстояния, и сгустившейся ночи не было никакого дела до человеческих проблем и трудностей, бед, неприятностей.

Подумав о том, что, может, их ищет кто-то из группы, Хизер зашагала решительней, стремительней. Наивная уверенность всецело овладела путницей, принявшись нашёптывать ей разжигающие надежду мысли и образы.

Ослабленный судорожный крик вырвался из горла Хизер:

— Помогите! Мы здесь!

Однако никто не откликнулся: кажется, это кто-то чужой, отстранённый, незнакомый. Кто-то, кому не было дела до случайных путников, заблудших в горах. Но нельзя было упускать единственный шанс — следовало идти дальше, несмотря на боль, на усталость, на скользкий подступающий страх перед неизвестностью. Выжить. Только выжить. Теперь им нужно было только выжить, а в этом им мог помочь лишь некто, таившийся в насупленной морозной тьме.

Неожиданно Хизер кто-то схватил за плечо. Вздрогнув, она обернулась и увидела Анну, решившую догнать подругу, а не оставаться умирать в снегах.

Пройдя пару шагов, подруги увидели, что к ним приближался таинственный незнакомец. Который, как показалось девушкам, совершенно не располагал к себе. Странный, недружелюбный, наверное, немного зловещий — словно напитавшийся холодом, обитавшим в каждом уголке, в каждом маленьком клочке этих замёрзших земель.

Когда неизвестный подобрался совсем близко, стало ясно, что им был довольно высокий мужчина, полностью закутанный в чёрный плащ с капюшоном, надвинутым на лицо. Шёл он медленной, гордой, уверенной походкой — будто король, в очередной раз обхаживавший свои владения. На девушек странник не обращал внимания — очевидно, ему не было до них дела, никакого, абсолютно никакого.

— Помогите! Пожалуйста!

Странник остановился. Наверное, его удивило появление людей в столь гиблых местах, но виду он не подал — лишь немного постоял, равнодушно посмотрел вокруг и собрался двигаться дальше. Этому человеку явно было все равно, что девушки страдали, корчились от боли, изнывали от голода. У него имелись свои дела, бросать которые он не собирался ни при каких обстоятельствах.

— Извините… — вновь обратилась Хизер к путнику, уже почти не рассчитывая на отклик. — Мы потерялись. Моя подруга в критическом состоянии и почти не чувствует холода — кажется, её конечности онемели. Пожалуйста, помогите нам. Умоляю…

Метель стенала, кружила, ревела. А незнакомец, оставшийся на месте, молчал. Судя по всему, он заинтересованно смотрел на путницу, осмелившуюся попросить у него помощи. Напряжение нарастало, обстановка стремительно накалялась, но неизвестный все стоял на месте, не говоря ни слова, — возможно, о чем-то увлечённо раздумывал, а может быть, просто решил потянуть время, чтобы насладиться видом чужих страданий.

Время шло, бежало, мчалось, а странник молчал — Хизер и Анна терпеливо ожидали его реакции.

Определившись с чем-то, неизвестный наконец заговорил достаточно высоким, холодным, словно песня льдов, голосом:

— Да, безусловно, я могу помочь вам, и сделать это мне не составит абсолютно никакого труда. Я провел здесь достаточное количество времени, чтобы обойти большую часть местных дорог, изучив их вдоль и поперёк. Однако всё в нашем мире, как известно, совершается за определённую плату. И вам тоже придётся мне заплатить.

— Мы готовы вам отдать все деньги, которые у нас остались, только, прошу вас, помогите нам, — взмолилась Хизер.

— Нет, я никогда не беру с людей денег, а тем более, если дело касается таких очаровательных дам, как вы, — усмехнулся незнакомец.

— Но в чем же будет заключаться плата?

— Позже вы все узнаете. А сейчас следуйте за мной, — произнес молодой человек, не став тратить время на бесполезный трёп.

Путешественницы двинулись за своим проводником, внимательно глядя по сторонам, примерно оценивая, насколько далеко они ушли от знакомых мест.

Быстрым шагом миновав узенькую тропку, незнакомец, в свою очередь, свернул на более широкую дорогу, окруженную глубокими, искрящимися в редком солнечном свете сугробами. Он приближался к вершине. Пейзажи постепенно менялись, становились совсем темными, мрачными, словно напитанными неведомой тоской, и все громче завывала непогода, все отчаяннее кружила метель.

Девушкам казалось, что и воздух становился тяжелее, будто нечто сжимало его, поглощало — они беспрестанно делали глубокие вдохи, стремясь набрать побольше кислорода в лёгкие.

А время тянулось медленно, жутко медленно — словно специально, под действием неведомой силы. Хизер и Анна, не замечавшие признаков жилых селений, вновь начинали паниковать, так как не ведали, куда, в какие таинственные края и земли ведёт их подозрительный человек: меняющиеся пейзажи не говорили им ровным счётом ничего. Он же все так же уверенно шёл, не разговаривая и не уделяя абсолютно никакого внимания заблудившимся девушкам.

Но вот огонёк надежды ярче замерцал в душе Хизер: она увидела очертания домов, возможно, маленьких, нелицеприятных на вид, но таких, в которых обитали люди, в которые протекала чья-то полноценная жизнь. Впрочем, радоваться было рано. Дома могли быть заброшенными, давно заброшенными. И вести туда девушек незнакомец мог совершенно не с благими намерениями — Анна, ставшая ещё более напряжённой, не выпускала эту мысль из головы.

Однако в скором времени стало понятно, что местность эта обитаема и в небольших домиках, умытых скользкой дымкой, действительно проживали люди. Они приближались к посёлку, маленькому, загадочному, затерянному в горах. И то, что поджидало их в его пределах, оставалось загадкой.

Очутившись в селении, девушки сразу же принялись осматриваться, вглядываясь в каждое здание, стараясь не упустить из виду никаких необычных или подозрительных объектов. Дома были маленькими, с треугольными крышами, покрытыми густыми серебрящимися снежными шапками — словно на картинках соответствующих книг. Странности отсутствовали. Все выглядело таким спокойным, обыкновенным, возможно, даже дружелюбным.

Загадочный человек же, заметив, что путницы осознали факт своего спасения, молча развернулся и таким же уверенным, гордым шагом направился по тропе, которая привела его и девушек к людной местности.

— А как же плата? — робко спросила Хизер вслед своему спасителю.

— Дура! — прикрикнула на неё подруга, чему неизвестный, впрочем, не уделил никакого внимания.

— Все потом, все потом… — обернувшись, загадочно произнёс неизвестный и, поворотившись в нужную сторону, неспешно двинулся в, наверное, далёкий, неведомый растерянным девушкам путь.