В политическом плане непосредственно следовавшие за римским владычеством века в основном характеризовались постепенным разделением Италии на две части: большая часть центра и юга в значительной степени оставалась под контролем церкви и восточного греческого царства с престолом в Равенне, а север постепенно захватывали и заселяли «варварские» племена франков, готов и лангобардов.

Германские правители

«Первым ударом» варваров по северу стало нападение Одоакра, который сверг Ромула Августула и сам сделался правителем в 476 году. Хотя в этом событии видят конец Западной Римской империи, пришествие Одоакра не слишком изменило положение дел в Италии, конечно, кроме того факта, что теперь правителем стал германец. Уважая римские обычаи и традиции, Одоакр во многом продолжил политическую жизнь Италии в римском духе, добиваясь расположения и поддержки правящей элиты, например сенаторского сословия в Риме. Он даже просил, чтобы восточный император Зенон в Константинополе признал его вицеимператором, но не преуспел в этом.

Как мы уже говорили, в 493-м, после ожесточенных четырехлетних военных действий, Одоакра сверг остготский захватчик Теодорих. Последовали 60 лет (493–552) готского владычества. За это время в Италии поселилось значительное число готов, особенно вокруг Вероны, Павии, Центральных Апеннин, Пицена и Самния (особенно в Марке и Абруццо), в Риме и Равенне и к северу от реки По. Самого Теодориха вполне можно охарактеризовать как величайшего из германских правителей. По существу, он продолжал политику управления через римские институты, включая сенат, и, похоже, разбирался в науке управления государством. Он сумел сохранить внутренний мир и обеспечил относительно гармоничное сосуществование готов и римлян — не в последнюю очередь благодаря справедливому администрированию и беспристрастности. Еще он много строил в Риме и Равенне, Вероне и Павии. Для путешественника особый интерес представляет великолепная незавершенная гробница в Равенне с самыми роскошными европейскими мозаиками этого периода. При этом Теодорих казнил философа Боэция (480–524), «последнего римлянина», написавшего в тюрьме свое знаменитое сочинение «Об утешении философией».

Византийское завоевание

Теодорих умер в 526 году, и при его наследниках остготское царство постепенно пришло в упадок. Напряжение между готами и римлянами усиливалось в течение царствования правления Аталариха (526–534), мальчика, вместо которого правила его мать Амаласунта. Ее убил наследник Аталариха Теодагат (534–536) в 535 году, и это стало предлогом для восточного императора Юстиниана объявить войну остготам. Последовали двадцатилетние кровавые битвы, опустошительные для большей части полуострова. Готская война закончилась тем, что высадившиеся в 535 году на Сицилии византийские войска под командованием Велизария, а позднее Нарсеса, последовательно били готов под чередой правителей, из которых самыми известными были Витигис (536–540) и Тотила (541–552). Велизарий проложил себе путь через весь полуостров и в 540 году взял Равенну. Тотила провел удачное контрнаступление, отобрав большую часть Италии и Сицилии, включая даже Рим, откуда изгнал всех жителей и опустошил город. Только Равенна и некоторые ключевые прибрежные города под прикрытием византийского флота остались в руках византийцев. Однако Нарсес в конце концов отвоевал полуостров для византийцев, убив Тотилу, а затем Тея, последнего остготского царя, в 552 году. К 561-му Нарсес также победил франков, с 540 года селившихся к северу от реки По. Византийское завоевание Италии завершилось.

Коренные итальянцы по большей части казались безучастными наблюдателями и жертвами этой жестокой борьбы между готами и византийцами и как будто не слишком интересовались тем, кто выйдет победителем, поскольку враждующие стороны не сулили стране блага. Война разоряла огромные области страны, убытки были особенно значительны в Эмилии, Пицене, Умбрии и Кампании. Здесь деревни и села были разрушены, до нас дошли свидетельства нешуточного голода и лишений. В конце концов готы исчезли из итальянской истории достаточно таинственным образом, почти не оставив следов своего владычества. Юстиниан продолжал, образно говоря, крутить часы назад, выпустив в 554 году «Прагматическую санкцию», которая восстановила Италию в качестве провинции Восточной империи, возвратила все имущество (включая рабов!) доготским владельцам и оживила многие римские институции. Имеются свидетельства, что завоевание Юстиниана было радостно встречено многими группами старого римского правящего класса, оно оставило след и в итальянской культуре. Данте помещает императора в рай; он появляется на фресках Рафаэля в Ватикане; в церкви Сан-Витале в Равенне имеются изображения его самого и его супруги Феодоры — прекрасные примеры оказавшего значительное влияние на итальянские художественные произведения византийского искусства. Вдобавок Юстиниан запомнился кодификацией римского права перед смертью в 565 году. Его исчезновение со сцены истории обозначило следующий важный момент этого раннего периода Средневековья: новый подъем варваров в лице лангобардов.

Лангобарды

Лангобарды были германским народом. Они вторглись на север Италии из Паннонии (современная Венгрия) в 568 году под предводительством Альбоина, заняли долину По в течение 568–569 годов, не встретив особого сопротивления, сажали своих герцогов в главных городах, потом в 572-м после трехлетней осады взяли Павию и овладели нынешней областью Венето, Лигурией и Тосканой. Около 571 года лангобарды также заняли обширные территории в глубине полуострова, на удивление мало заботясь о завоевании земель между своими владениями, и создали герцогства: Сполетское при Фароальде и Беневентское при Дзотто.

Альбоина убили в 572 году, его наследника Клефа постигла та же участь два года спустя: плохо кончающие честолюбивые и жадные до власти вожди — постоянная тема итальянской истории! Последовало десятилетнее междуцарствие, в течение которого лангобарды, по-видимому, не имели никакого верховного властителя, но к концу VI века при молодом и романтическом Аутарии (584–590) и Агилульфе (590–616) они владели двумя третями Италии. Конечно, они пытались овладеть всем полуостровом, но это им не удалось из-за малой численности и частых внутренних разногласий, поскольку одна из основных византийских тактик против них заключалась в подкупе вождей. Вдобавок византийцы со своим «территориальным поясом», связывавшим Равенну и Рим, служили эффективной преградой экспансии лангобардов, часто при поддержке коренных итальянцев, полагавших, что греческая империя предпочтительнее, чем северные грабители. Таким образом, разделение Италии надвое оформилось окончательно.

Италия во времена лангобардов

Важно отметить, что способность экзарха в Равенне отражать нападения варваров во многом зависела от светской власти и от поддержки папства, которое, можно считать, развилось к тому времени в «третью силу». Папы владели огромными земельными наделами и пользовались широкой поддержкой низших слоев населения, предоставляя, как и прежде, зачаточную форму социального обеспечения бедным, финансируя их из доходов со своих имений. Власть Восточной империи на Апеннинском полуострове часто была слабой, но папство во многом поддерживало ее, страшась воинствующего язычества лангобардов, выразившегося, например, в антикатолическом эдикте Аутария 590 года (вскоре после этого Аутарий умер — божественная кара, согласно Григорию Великому!). Церковь во многом брала на себя ответственность за управление византийской территорией и организацию сопротивления лангобардам. Можно предположить, что, не будь папства, Италия объединилась бы под владычеством лангобардов в VI или VII веке.

Папы тех времен вовсе не были образцами чистоты и святости, как мы могли бы ожидать, но многие из них были выдающимися личностями. А самый замечательный из них — Григорий Великий, хитрый и образованный знатный римлянин, принявший сан в 590-м и добившийся на переговорах с Агилульфом прекращения осады лангобардами Рима в 594 году. Затем последовала череда перемирий между византийским экзархатом и лангобардами, установление устойчивого равновесия в Италии и относительного мира на ее землях почти на 130 лет вперед.

Лангобарды устроили свою столицу в Павии, и на протяжении большей части их владычества владения лангобардов на севере Италии и в Тоскане политически доминировали над герцогствами Сполетским и Беневеитским, особенно во времена правления Гримоальда (662–671) и Лиутпранда (712–744), пожалуй, самых значительных лангобардских владык. В самой Павии было немало великолепных построек, свидетельствующих о ее выдающемся положении среди лангобардских городов. К ним относились королевский дворец, несколько изящных церквей и интересный купальный комплекс, один из немногих в VII веке. В отличие от остготов, лангобарды принесли в Италию явно германские обычаи, хотя их административные и политические структуры очень напоминали римские. Сохранилось значительное количество сведений об их порядках, поскольку то, что можно считать типично германскими особенностями, полно и систематически документировано Ротарием в его эдикте от 643 года. Лангобарды в основном группировались вокруг нескольких независимых знатных воинов, обычно герцогов, или гастальдов, владевших землями и проживавших, как правило, в главном городе своей территории, например в Милане, Брешии или Вероне. Лангобардским правителям нередко приходилось раздаривать покровительство и поместья, дабы обеспечить себе герцогскую поддержку. Это выливалось в существенное обесценивание власти и способствовало росту независимости и влияния городов и областей — предвестие позднейшего положения вещей в Италии. Центральные и южные герцогства отличались большей централизацией: Сполето и Беневенто крепко держали бразды правления местными гастальдами. Высокая степень местного самоуправления вела к частым пограничным спорам между крупнейшими городами, которые обычно обращались к верховному правителю за посредничеством. Например, между Пармой и Пьяченцой произошло четыре спора с 626 по 854 год; можно вспомнить и длительную тяжбу между Ареццо и Сиеной, и поныне отражающуюся в соперничестве между этими городами.

Лангобарды усвоили итальянский язык, утратив собственный к 700 году, и местную манеру одеваться, сменив традиционные холщовые одежды на римские чулки и штаны. Они смешивались и роднились с местными жителями, как свидетельствуют их захоронения в Ночера Умбра, Кастель Трозино (под Асколи), Инвиллино во Фриули, Фьезоле, Брешии и Чивидале. Таким образом они почти растворились в местном населении, оставив при этом по себе долгую память. Однако важно отметить, что здесь говорится о так называемой правящей элите. Большинство населения Италии оставалось римлянами по происхождению, что препятствовало изменениям в обычаях, которые могли внести лангобарды и любые другие завоеватели: влияния носили скорее эволюционный, нежели революционный характер. Власть лангобардов над обширными итальянскими территориями длилась около 200 лет, пока их не сменили следующие главные действующие лица на социально-политической арене Италии — франки.

Карл Великий и франки

Франки в те времена были самой мощной военной силой, они всегда представляли величайшую угрозу владениям лангобардов. Уже в годы правления Аутария им почти удалось вторжение, провалившееся по чистой случайности. Лангобарды, со своей стороны, всегда стремились задобрить франков; например, правитель Лиутпранд оказывал им военную помощь против арабов. В середине VIII века угрозу обратило в действительность растущее стремление лангобардов «откусить» часть византийской территории, усугубленное новыми отношениями между папством и Каролингской династией во Франкском государстве. Алчность лангобардов к территориальным приобретениям во многом диктовалась географическими императивами: смешно и нелогично было видеть две области господства лангобардов в Италии, разделенные полосой византийской территории между Равенной и Римом. Военная мощь лангобардов росла на протяжении правления Лиутпранда, который сумел завоевать большую часть экзархата и поставил своих сторонников во главе герцогств Сполетского и Беневентского. В 752 году Аистульф, завершив поглощение этих двух герцогств, взял Равенну и устремил свой взор на Рим. В этот момент папа Стефан II призвал франков на помощь. После смерти Карла Мартелла в 741-м папы искали расположения Каролингов, осознавая потребность во внешней поддержке против лангобардов по причине убывающей способности византийцев участвовать в итальянских делах. Франки ухватились за эту привлекательную возможность и ответили на папский призыв. В 755 году в Италию вторгся Пипин III, победил Аистульфа, вручил экзархат папству и вернулся обратно во Франкское государство. Когда правитель лангобардов Дезидерий снова стал угрожать Риму в 772 году, новый король франков Карл Великий завоевал большую часть полуострова (773–774). В отличие от своего отца Пипина, Карл Великий довел дело до конца и, подтвердив возвращение экзархата папам, сам принял корону лангобардов. Господство лангобардов в Италии завершилось, ему на смену пришли Каролинги.

В политическом отношении век франкского господства в Северной Италии в основном замечателен воссозданием Западной Римской империи в форме Священной Римской империи и сплочением папских земель. Контроль церкви над ними, как мы видели, установили Пипин и Карл Великий, теперь же он был узаконен неожиданной и довольно своевременной находкой документа, впоследствии получившего известность как «Константинов дар», где бывший восточный император якобы дарил Италию папе Сильвестру и его наследникам. Священная Римская империя была учреждена на Рождество 800 года, когда папа Лев III (795–816) пожаловал почетный титул императора Карлу Великому во время одного из редких визитов последнего в Италию. Империя, которую можно рассматривать как союз европейских христианских государств во главе с императором, обладавшим политической властью, и папой, то есть духовным предводителем, простояла тысячу лет; ее создание знаменовало ключевой поворот в итальянской истории, связав судьбу этой земли с судьбой Северной Европы.

Однако правление Каролингов мало воздействовало как на повседневную жизнь, так и на политическую географию Апеннинского полуострова. Это не так уж удивительно, если учесть, что франки смотрели на земли Италии как на относительно малозначащий «угол» своей империи и никогда не брались за управление ею всерьез. Карл Великий даже пожаловал ее во владение своему четырехлетнему сыну Пипину в 781 году, и этот престол последовательно доставался младенцам, например Бернарду (812–817) и Лотарю (817–855). Даже взрослея, итальянские короли продолжали относиться к своей вотчине снисходительно и проводили в ней не так много времени. В результате административное управление в королевстве во многом оставалось таким же, каким было при лангобардах, с центральным правительством в Павии и системой местных чиновников, сосредоточенных вокруг герцогов, гастальдов и епископов в крупных городах. Правда, герцогов-лангобардов постепенно вытесняли франкские и алеманские графы, но единственным административным нововведением во времена франков стало использование посланников (missi), или королевских гонцов, руководивших местными дворами. Довольно интересно, что королевство в эту эпоху отсутствующих правителей, похоже, имело в высшей степени эффективное управление, что было, вероятно, обусловлено системой, созданной еще лангобардами, и вызывает интригующие параллели с современной Италией.

После смерти Карла Великого в 814-м империя Каролингов, державшаяся во многом на его личности, начала распадаться и в 888 году рухнула. После Карла Великого самым значительным франкским императором был, конечно, Людовик II, сын Лотаря, сидевший на престоле двадцать лет и ведший знаменитые войны против арабских захватчиков на Юге; он умер в 875 году, унеся мимолетные надежды на объединение Италии под франками в свою миланскую гробницу. После Людовика II королевство вступило в период, который можно описать как эпоху смятения и хаоса: местные магнаты и иноземные претенденты развязывали разрушительные гражданские войны в борьбе за престол Италии и титул императора, обычно достававшийся вместе с ним. Если и существует какая-либо отличительная особенность этого периода, она заключается в том, что различные кланы аристократии, вовлеченные в борьбу за власть, склонялись на сторону то Германии, то Франции, и что большинство королей после Карла Великого очевидно выбирали ту или другую лояльность. Например, Гвидон (Ги) Сполетский (889–894) и Карл, прозванный Лысым (875–877), поддерживали Францию, а Беренгар Фриулийский (888–924) и тоже довольно забавно прозывавшийся Карл Толстый (879–887) были сторонниками Германии.

На заднем плане этой междоусобной войны присутствовала внешняя угроза, теперь исходившая от арабов на Юге и мадьяр на Севере. Одним из долгосрочных результатов этого положения вещей стал рост замкового строительства (incastellamento), к которому для самообороны призывали знать и дворянство. Этот процесс официально санкционировался государственными хартиями, особенно теми, что изданы Беренгаром, и стал важным этапом укрепления населенных пунктов и городов, о чем мы расскажем позднее. Любопытный пример замка этой эпохи — дворец дьякона Аудельберта (Одельберта) в Ногаре под Вероной, возведенный согласно хартии 906 года.

Некое подобие порядка и централизованной власти в королевстве Италия восстановила череда германских императоров, особенно три Оттона: Оттон I (962–973), Оттон II (973–983) и — что удивительно — Оттон III (983-1002), а также Генрих II (1004–1024). Они сумели отразить мадьярскую угрозу, разбив мадьяр в битве при Лехфельде в 955 году, и установили имперский контроль над папством через папу Иоанна XII (955–964), довольно бесцветного человека, навязанного церкви его отцом Альберихом. Важно заметить, что папский сан к тому времени стал едва ли не наследственной должностью среди римской знати. Поэтому он утратил всякое подобие духовного и религиозного доверия. Всего лишь один пример: мать Альбериха Марозия была известна своими любовными связями с папами. И все же, несмотря на «германскую реставрацию», королевство Италия продолжало идти по пути упадка и разъединения. Противостояние авторитету центра неуклонно росло, так что Беренгар и его наследник Гуго постоянно вынуждены были прибегать к силе. В правление Беренгара графские дворы, важный символ центральной власти, перестали функционировать, и к 990 году государству пришлось отказаться от своего права на налогообложение. Последний удар был нанесен, когда в 1024 году народ спалил королевский дворец в Павии. Символ королевства исчез вместе с его авторитетом и властью.

Централизованное государство разрушила его собственная слабость вместе с неуклонным ростом местного самоопределения и одновременным оформлением нового правящего класса. Как мы видели, Италия в силу своего географического положения и других особенностей всегда была собранием отдельных местностей, каждая со своим характером и традициями. Представление о централизованном государстве оставалось во многом пережитком римского господства. Сила римского наследия была такова, что местные аристократы в некоторой степени были готовы подчинить свои интересы центральной власти и потому ориентировались на государство, — разумеется, извлекая выгоды из покровительства королей, страстно желавших упрочить свое положение. Однако постепенно интересы отдельных личностей среди аристократов стали настолько сильны, что центральное государство в некотором смысле утратило свое значение, и, следовательно, его власть ослабела до того, что во всех отношениях перестала существовать. Место действия основных событий переместилось из центра на периферию, и с XI века вплоть до роста национального самосознания и экономических преобразований XIX века история Италии становится историей отдельных городов, местностей и областей.

Деревня

Мы скоро вернемся к этому драматическому процессу дробления, но прежде чем покинуть Итальянское королевство, нужно сделать два замечания. Во-первых, необходимо подчеркнуть, что политическая история королевства на самом деле является историей небольшой группы аристократов, в большинстве своем родившихся вне полуострова. Крестьянству, составлявшему — надо ли говорить — большинство итальянского населения, государственное устройство во многом было безразлично. Поселяне вступали с государством в контакт опосредованно, страдая от его войн; часто они страшились его как далекой угнетающей силы, но их повседневную жизнь оно почти не затрагивало.

А жизнь в деревне была весьма проста. При этом в Италии наблюдались огромные различия между местностями и областями. В основном крестьяне были собственниками возделываемой земли по традиции римских колонов, владели крохотными наделами, которые обеспечивали удовлетворение насущных нужд. Остальные были арендаторами у различных землевладельцев: от церкви и знати до мелких помещиков. Они кое-как кормились от земли, исполняя трудовую повинность, внося плату за пользование землей и делая разные подношения землевладельцу; так сложилась система натурального хозяйства (sistema curtense). Вплоть до периода замкового строительства (incastellamento), означавшего рост поселений вокруг укрепленных центров, сельская местность делилась на massa, или fundi (поместья, имения), как правило, носившие имя первого владельца, и на деревни, обычно именовавшиеся casalia (поселение), villae (усадьбы), loci (местечки) или vici (веси). Большая часть сельской местности в те времена состояла из лесов и болот, хотя период между 800 и 1100 известен как время широкого освоения и очистки земель. Основные деревенские продукты различались от региона к региону, но в основном состояли из зерновых, вина и мяса некоторых животных, обычно свиней, коров и кур, которых часто отдавали землевладельцу в оплату за пользование землей. Кроме того, крестьяне держали маленькие огороженные садики, где, как правило, росли бобы и фрукты. Риксольф, летописец XI века, обрисовал ежедневный крестьянский рацион в области под Луккой: кусок хлеба, четверть амфоры вина, четверть амфоры бобовой похлебки, мука из диких злаков, жир или постное масло и по случаю немного мяса. Можно предположить, что на такой диете сидели на протяжении всей жизни. Земледельческие технологии были предельно примитивны, плугами пользовались редко, единственное свидетельство механизации — внедрение водяных мельниц к концу тысячелетия. В таких условиях для подавляющего большинства итальянцев того времени было совершенно безразлично, кто управлял страной: готы, лангобарды или франки.

Юг

Кроме того, споры о раннем итальянском Средневековье часто сосредоточивались на центральных и северных областях и обходили вниманием юг. Этот явный уклон в некоторой степени обоснован, поскольку самые значительные события того периода происходили именно в Итальянском королевстве, в любом случае, сохранилось слишком мало документов о том, что совершалось на Юге. Однако, чтобы дополнить картину, нам необходимо коротко очертить развитие этой части полуострова. История Юга в эти времена, мягко говоря, сложна и запутанна и, возможно несколько поверхностно, описана одним историком как «внутренние схватки, столь же бесплодные, сколь темные». В политическом плане, как мы видели, после византийского завоевания Юг находился под властью Восточной империи. Таково было положение вещей до прихода лангобардов, установивших контроль над пространными южными областями, включив их в герцогство Беневентское. Большая часть Юга, особенно Сицилия, область вокруг Неаполя и нынешние Калабрия и Апулия, однако, остались в руках византийцев, хотя Неаполь пользовался значительной независимостью от Константинополя.

Это несколько шаткое положение продержалось почти без изменений 250 лет, пока Сицилию не завоевали мавританские захватчики из Аравии. Эта операция началась в 827 году, когда 10 000 мавров высадились на южном берегу острова у Мадзары. К 843 году большая часть Сицилии очутилась в руках мавров, хотя полностью завоевание завершилось только в 902 году. Мавры использовали остров как опорный пункт для многочисленных вылазок на материк, вызывая великую панику и грабя итальянские города, например Геную в 934 году. Действительно, большая часть истории материковой Италии в течение этого периода была обусловлена арабской угрозой и потребностью найти действенное средство против нее. Арабское честолюбие наконец умерили франкский король Людовик II и союз южных территорий под предводительством папы Льва IV (847–855), одержавший блистательную победу при Остии в 849 году.

Приблизительно на два последних века первого тысячелетия юг страны для удобства рассмотрения можно разделить на четыре обособленные, но соотносимые между собой части, хотя независимая морская республика Амальфи тоже процветала в IX веке, соперничая с Пизой, Генуей и Венецией. Но прежде всего, это Сицилия, остававшаяся во власти сарацин, которым удалось развить блестящую культуру, с тех пор оказывавшую существенное влияние на население острова. В Капитанате, сформированном в X веке из большей части нынешних Апулии и Калабрии сохранялось византийское владычество; здесь имелось сильное центральное правительство, пережившее упадок северного королевства почти на столетие. Управление основывалось на мощной налоговой системе, обеспечивавшей необходимые средства; поселения рассматривались как налоговые единицы — кастры, иначе, укрепленные города, и хории, то есть неукрепленные.

Еще следует отметить герцогство Беневентское, где упадок государства пришелся на IX век. Беневент был организован по образцу Итальянского королевства при Лиутпранде и Аистульфе; местная администрация основывалась на власти гастальдов, а позднее графов. Довольно любопытно, что эти чины были скорее выборными, нежели наследственными. Герцогство чеканило свою монету, сами герцоги были богатейшими и могущественнейшими людьми и лично управляли повседневными делами. Относительно ранний упадок Беневента, вероятно, можно отнести на счет географических особенностей этой территории, затруднявших осуществление властных функций «на расстоянии», отчего de facto росла автономия.

Наконец, был Рим и его непосредственные окрестности, если только Рим можно рассматривать как часть юга. Здесь над обществом властвовала церковь, которой, как мы видели, в свою очередь, управляла местная знать. Город стал значительно меньше, чем в имперские времена, но все еще был достаточно могуществен, чтобы оставаться «центром притяжения» для знати. Церковь, и без того владевшая большей частью земель, получила контроль над сельской местностью через такие монастыри, как Субиако и Фарса, и через такие крупные епископства, как Веллетрийское и Тиволийское. Однако к X веку с быстрым развитием коммун по всей области Лацио сам город и его окрестности также оказались охвачены процессом «анархического вырождения», происходившего на всем полуострове. Повседневность южных деревень походила на сельскую жизнь на севере за исключением большего числа разного рода арендаторов и, как следствие, меньшего числа собственников земли.

Города и коммуны

Рост городов

Теперь мы можем вернуться к подъему городов, к развитию эффективной власти, что является наиболее характерной чертой итальянской истории в конце раннего Средневековья. Происхождение большинства важных итальянских городов можно возвести к римским муниципиям, которые, в свою очередь, выросли на месте поселений, основанных греками, этрусками и самими римлянами. Некоторые муниципии, например Луни и Бресцелло в долине реки По, пришли в упадок и исчезли. Другие, как Ветимилья и Альтино (Торчелло, а затем Венеция), поменяли местоположение. Однако большинство сумело пережить разорения темных веков, причем «уровень выживания» на севере был выше, чем на юге, где города становились все меньше и малочисленнее.

Типичный итальянский город в последние века тысячелетия в архитектурном отношении был скромен, характеризовался маленькими церквями и деревянными частными домами с внутренним двориком спереди и садиком позади. Конечно, город был окружен стенами, обычно восходившими к временам римлян и определявшими его форму, — как правило, прямоугольную, с двумя главными улицами, пересекавшимися в центре, на форуме, и соединявшими городские ворота. По мере того как государство и церковь становились главными силами, почти в каждом городе центр смещался к дворцовой площади, а форум превращался в рыночную площадь, то есть в коммерческий центр города. Собор обычно строили на краю старого города, но постепенно он также превращался в центральную точку с пространством перед ним (теперь обычно соборная площадь, piazza del duomo), где горожане собирались утром и вечером и оживленно обсуждали политические дела (эта традиция сохранилась и по сей день). Эту планировку можно легко различить в историческом центре многих современных итальянских городов, например в Милане, Турине, Модене, Пьяченце, Болонье, Флоренции, Вероне и Лукке.

К концу тысячелетия размеры и значение городов возросли. Быстро расширялись масштабы церковного строительства; возведение большинства храмов, этих средневековых символов общественного положения, оплачивалось богатыми горожанами, которые давали построенным ими церквям свои имена. Только в Лукке к 900 году насчитывалось 57 церквей. Купцы и ремесленники жили по соседству с беднотой, в большинстве своем искавшей в городах спасения от опасностей и лишений сельской жизни и часто зависимой от церковных подачек. Приблизительно к XI веку города стали по существу административными центрами, ведшими, так сказать, паразитический образ жизни за счет налогообложения деревни. Существовавшая торговля состояла во многом из разнообразия международных товаров, ввозимых по традиционным соляным торговым путям. В основном это были предметы роскоши для удовлетворения потребительских запросов богатых классов. Исключением была Венеция, вынужденная развивать свою торговлю раньше других из-за недостатка экономической опоры на хоть сколько-нибудь значимые земледельческие окрестности. К концу X века Венеция уже сделалась крепкой торговой державой, пользуясь существенными коммерческими привилегиями со стороны Восточной империи и контролируя большую часть побережья Адриатики. Среди материковых городов в этот период быстрее всего развивалась экономика Милана.

Таким образом, к концу X века мы наблюдаем урбанизацию Италии, что достаточно интересно уже само по себе, но, в общем-то, находится в русле происходившего в это время по всей Европе. Однако случившееся позднее отнюдь не лишено интереса, поскольку в течение XI и XII веков в движение пришла совокупность сил, которая произвела коренной переворот в характере итальянских городов и выдвинула их на передовую тогдашней истории.

Экономическое развитие

Среди исторических обстоятельств, обусловивших эти события, прежде всего отметим существенный рост численности населения Италии, которое в период с X по XIV век, по некоторым оценкам, удвоилось. Он повлек за собой повышение спроса и цен на землю и сельскохозяйственную продукцию и, несмотря на расширение освоенных земель, сопровождался широким демографическим перемещением из сельской местности в города, чья величина и политическая значимость, соответственно, возросли. Мелкие поселения быстро выросли до размеров небольших городов, как Мачерата в Марке, а крупные города — Флоренция, Милан, Генуя, Пиза и Кремона — заметно растянулись вдаль и вширь.

Во-вторых, этот период стал временем стремительного распространения торговли и роста купеческого капитализма в Италии — средневековая версия «экономического чуда» времен после 1945 года. Этот процесс питался ширившейся торговлей, как местной — продуктами питания, тканями и произведениями ремесленного производства, так и — особенно в случае крупнейших городов, приречных городков и морских портов, — международной, такими дорогостоящими товарами, как пряности и красители. Рука об руку с этим шло возникновение банковских и кредитных структур, призванных облегчить растущий экономический обмен. К концу XI века Венеция, Генуя и Пиза стали хозяевами Средиземного моря, крупнейшими центрами морской торговли и серьезными морскими державами. Они распространяли области своей торговли, вставая во главе борьбы с сарацинами и поддерживая крестовые походы и отвоевание Сицилии норманнами у арабов. На юге эти процессы были менее очевидны; тем не менее такие города, как Салерно, Гаета и Амальфи, по-прежнему оставались крупными торговыми центрами. Известно, что материковые городки Павия, Милан, Пьяченца, Лукка, Асти, Верчелли, Кремона и другие торговали с севером вплоть до Британии (небольшой знак влияния итальянского купеческого капитализма этого периода — Ломбард-стрит, одна из самых оживленных улиц лондонского Сити, получившая название от ломбардских банкиров).

Новая аристократия

Разросшиеся города и их процветавшая экономика ускорили стремительные социальные изменения, породив новый тип правящего класса, более многочисленный и жадный до богатства и власти. Традиционная правящая элита в городах состояла из епископов и государственных чиновников — миссов, гастальдов, графов и других правителей. Теперь к ним присоединились или пришли им на смену феодальные магнаты, епископальное духовенство, крупные рыцари, известные как вавассоры и капитаны, и все их приближенные и кровные родственники. Деление на духовенство и мирян все больше стиралось, поскольку в клир шло множество дворян, живших вполне по-светски, в частных домах, с женами и любовницами. Оптимизм и благосостояние новой аристократии этого периода также вели к росту уровня рождаемости, что, в свою очередь, еще больше увеличивало ее численность.

Возникновение нового правящего класса было не единственным социальным процессом в городах в то время. Был налицо также рост «cives», зачаточного класса свободных людей, получавших доходы от коммерции, ростовщичества, а также высококачественного ремесленного производства. Вдобавок развивался слой «popolino», который мы теперь можем назвать рабочим классом, — отчасти свободный, а частично связанный различными видами рабской зависимости. Он был наиболее многочисленным слоем населения, конечно, добывавшим себе хлеб насущный тяжелым трудом, служа господам или подряжаясь на не требующую квалификации работу; чаще всего это были бездомные люди, которые спали под открытым небом и, естественно, составляли неотъемлемый элемент прироста городского населения. Однако основной импульс развитию городов в XI веке давала быстро разрастающаяся прослойка знати. Увеличение ее численности вызывало потребность в новых источниках доходов, поэтому дворяне стремились к торговле, коммерции, к лакомым кускам в сфере недвижимости и положению в традиционной церкви и аристократии. Кроме того, они обладали военным потенциалом, выдвигаясь в качестве конных воинов и бойцов.

Аристократические коммуны

Перед лицом этих сил государство, в любом случае бывшее слабым и неспособным поддерживать централизованный контроль, пришло в упадок, выродившись в не более чем умозрительную категорию и обратив Италию в простое географическое понятие. Власть захватила новая городская элита, либо изгнав традиционную аристократию, либо просочившись в нее. Она правила, формируя коммуны, которые становились доминирующей политической силой на полуострове. Эти коммуны были по существу объединениями людей — новых синьоров или аристократов, — связанных между собой клятвами преданности, пользовавшихся народным признанием, ведших дела в своих городах и управлявших ими. Сначала они возникли в 1180-е годы в Милане, Пизе, Лукке, Парме, Риме и Павии, в следующем десятилетии за ними последовали Пьяченца, Ареццо, Асти и Генуя, а затем — Верона, Пистойя, Комо, Сиена, Болонья, Флоренция и многие другие в начале XII века. Коммуны возникли почти везде на севере и в центре Италии, в то время как на Юге норманны начали строить сильное централизованное государство. Коммуны представляют поистине впечатляющий материал для изучения процесса революционных изменений и политического эксперимента и оставили по себе множество интересных достопримечательностей.

Города управлялись тем, что известно как консульская система, отзвук классических времен. Основу ее составляли консулы, которых члены коммуны выбирали из своего числа сроком на один год, облекая их полномочиями, основанными на клятве верности. Имелось нечто вроде рудиментарного парламента в форме «condone», или общего собрания всех членов коммуны, где решения принимали довольно анархическим способом, выкрикивая «да» или «нет». Однако действительно серьезные решения принимало собрание консулов, числом от четырех до двадцати, которые были представителями исполнительной и судебной власти в коммуне. На практике политическую жизнь коммуны контролировали высокопоставленные фамилии: Джандонати, Фифанти и Аббати во Флоренции, Делла Торре, Сорезино, Пустерла и Манделло в Милане и Герардеска, Висконти и Гаэтани в Пизе представляют прекрасный пример.

Эта форма правления существовала, пока в смутные 1190-е годы и в самом начале XIII века в ответ на растущую угрозу со стороны «ροροίο» аристократические коммуны не усвоили представление о сильном человеке с более концентрированными исполнительными властными полномочиями. Такими людьми стали подесты, избираемые из знати, хотя и на сравнительно короткий срок службы. Города на протяжении периода коммун неизменно оставались захватническими и милитаристскими по своей природе, заботящимися прежде всего о своей обороне и расширении. Они постепенно перерастали в города-государства, ведшие постоянные войны с соседними феодалами за принадлежавшие им земли, которые в случае победы присоединяли. На протяжении второй половины XI и всего XII века им удавалось действовать как сплоченным единствам, пользуясь выгодами внутреннего согласия.

Это согласие укреплялось еще и внешней угрозой, что неудивительно, поскольку они часто бились между собой. Пиза и Генуя вели войну с 1067 по 1085 год, Флоренция объявила войну Сиене в 1082-м, затем захватила Фьезоле и напала на Лукку; Милан конфликтовал с Павией, Кремоной и Лоди в 1107-м, и это лишь немногие примеры. Они также подвергались постоянной угрозе и вооруженным нападениям со стороны старинных знатных родов: Эсте, имевших виды на Феррару и Падую; Гвиди, Убальдини и Альберти, бившихся против Флоренции, и семей Альдобрандески и Маласпина, угрожавших новому порядку в Сиене и Модене.

Маттео да Коррига, подеста Перуджи в 1278 г.

Однако самый серьезный вызов новым городам-государствам, ставший в итоге фактором, выявившим их коллективную мощь, исходил от централизованного германского государства и наводившего ужас на многие народы императора Фридриха I Барбароссы, или Рыжебородого. Барбаросса, князь из рода Гогенштауфенов, принял императорский венец в 1155 году, а затем занялся восстановлением центрального авторитета королевства, ставя тех, в ком видел анархических узурпаторов, на место. Он ворвался в Италию с мощной немецкой армией в 1158-м, чтобы смять миланскую коммуну, а затем потребовать «царской» централизованной власти над городами на церемонии в Ронкалье. Когда Милан восстал против него в 1162 году, он безжалостно спалил его дотла, и положение ведущих городов-государств на короткое время показалось угрожающим. Однако они ответили с похвальным единством и силой, создав Первую Ломбардскую лигу против Барбароссы, который на вершине своего могущества в 1160-е годы начал теснить большинство городов Северной Италии, включая Венецию, Верону и Виченцу, главные города Пьемонта, Ломбардии и Эмилии. Император выступил против Лиги в 1174 году, но потерпел сокрушительное поражение при Леньяно в 1176-м и был вынужден принять Констанцский мир, ратифицированный в 1183 году и узаконивший авторитет и положение коммун. Позднее в том же веке подобных уступок от германцев добились коммуны тосканские, объединившиеся в собственную лигу: так завершился разгром государственнической контрреволюции. Вторая Ломбардская лига для защиты от германцев была сформирована в 1226 году.

Башни среди хаоса

К концу XII века коммуны пережили ряд существенных и полных глубокого значения изменений, которые в конце концов бросили вызов аристократической монополии, а затем опрокинули ее. Коммуны всегда были по своей природе в высокой степени соревновательными, полными ожесточенной борьбы за положение и богатство, что неудивительно в период подобного быстрого развития. Между тем, к концу века это соревнование вылилось в дикое и часто кровавое междоусобное соперничество, ведшее к серьезным нарушениям законности и порядка во многих городах. Возникла серьезная опасность для жизни знати, создавшей в ответ обширные и сплоченные семейные кланы, consorterie.

Башни Сан-Джиминьяно

Одной из особенностей этих кланов, впечатлявшей современников, была традиция возведения башен, вздымавшихся на 80 метров (а то и выше) над уличной толпой, подобно крепостным сторожевым сооружениям или обзорным пунктам, но в значительной степени являвшихся символом власти и влияния. Поначалу такое строительство было дозволено немногим, и чем выше была башня, тем выше было общественное положение ее владельцев. Семейные кланы постепенно объединялись с подобными же сообществами, образуя клятвенные союзы из десяти-сорока человек, чтобы контролировать тот или иной район города. Доступ в башни был строго ограничен для членов союза, которые иногда владели подземными переходами, соединявшими их дома с башнями, или чаще перекидывали мосты с верхних этажей своих домов в окна башен. Союзом обыкновенно управляли мужчины, мальчиков принимали с пятнадцати лет, девочкам было запрещено наследовать башни. Башни множились в большинстве городов — только во Флоренции к 1180 году их было около 100 — и становились характерной чертой городского пейзажа с его плотной толпой на извилистых и узких улицах, маленькими общественными площадями и двумя-тремя рядами городских стен, строившихся по мере того, как старые становились городу тесны.

Средневековые башни, как многие описанные выше достопримечательности, путешественник может увидеть в «историческом центре» большинства современных итальянских городов. Один из примеров — Павия. Наверное, самая знаменитая башня — это Торре Азинелли, которая тянется в небо на 97 метров (и наклоняется больше чем на два метра!) рядом с башней поменьше в центре Болоньи, неподалеку от знаменитого старого университета. В Сан-Джиминьяно, «городе башен» между Сиеной и Флоренцией, много башен в прекрасной сохранности (уцелело 40 из 72), которые господствуют над Тосканской долиной на мили вокруг.

Группы семейных кланов под предводительством честолюбивых и беспощадных аристократов постепенно превратили отдельные кварталы городов в военные зоны, соперничавшие друг с другом в стычках, доходивших до локальных гражданских войн. Различные районы культивировали свои особенности, горделивую преданность месту и даже, если верить Данте, особую манеру говорить. Таков был трагикомический конец и логическое завершение того самого процесса политического дробления, породившего города-государства.

Народные коммуны

В то же самое время простые горожане, городские купцы и ремесленники, организовывались в гильдии для защиты собственных интересов против поползновений аристократии. Эти гильдии, как и народные соседские объединения, которые устраивал нарождающийся средний класс, чтобы оградить себя от уличного насилия, вскоре столкнулись со знатью. Народ в современном понимании появился в большинстве городов (помимо крупных торговых государств Венеции, Генуи и Пизы) между 1190 и 1225 годами. Вскоре он решительно взял свою долю в управлении коммунами, а затем к концу XIII века в большинстве городов сумел частично и даже полностью отнять контроль у аристократов, иногда попутно изгоняя их. В Милане пополаны прорвались к власти в 1212 году, овладев половиной служб коммуны, подобные события произошли в Кремоне (1210), Виченце (1222), Вероне (1227), Лукке и Модене (1229), Болонье (1231), Сиене (1233), Флоренции (1244) и Перудже (1250), и это лишь немногие примеры. Даже в генуэзском порту народ под предводительством Гульельмо Бокканегры отхватил свою толику власти в 1257 году.

Конечным результатом стало создание народной коммуны. Непросто дать классовую интерпретацию этого процесса, поскольку между аристократией и пополанами существовала большая социальная мобильность, они не обладали непроницаемыми единством. Тем не менее можно утверждать, что средний класс отнял власть у аристократии и сделал это за пятьсот лет до Великой французской революции! Хотя, в конечном счете, народ приходил к власти насильственным путем, он всегда был хорошо организован и дисциплинирован. В военных целях пополаны делились на вооруженные отряды, в административном отношении они полагались на ошеломляюще запутанную систему классификации, деля города на кварталы, приходы, соседства (в Сиене — «контрады», ныне состязающиеся в знаменитых ежегодных скачках за знаменем, «palio»), вплоть до отдельных улиц и домов. Эти подразделения отражали усложненный способ организации правления в коммунах. Он был закреплен в письменных уставах, составленных нотариусами, конечно, входившими в состав правления, и был замечательно демократичен для того времени. Имелось широкое законодательное собрание, народный совет, определявший политику. Магистраты, или исполнительная власть, состояли из 8-12 человек, обычно известных как «старейшины» (anziani), которых впоследствии сменил, как и в аристократических коммунах, один сильный человек, народный капитан, а старейшины стали при нем советниками. Народная коммуна также выработала широкую и усложненную систему чиновничества, включая судейство и казну, где трудились профессионалы из пополанов.

Этот особенный период в итальянской истории действительно весьма интересен. Однако он оказался непродолжителен и к началу XIV века сам себя изжил, а города-государства перешли в следующую стадию своего развития, превратившись в олигархии и диктатуры, ставшие социальным основанием Ренессанса. Почему же народная коммуна с ее сравнительно демократическим и передовым образом политической организации пала, уступив место, быть может, более предсказуемым формам правления? Причина отчасти во внутренней слабости пополанов, отчасти в неодолимой исторической мощи традиционной аристократии и нуворишей, «организованных земельных и денежных ресурсах», как написал один историк. Важно отметить, что народ состоял из различных и постоянно меняющихся групп, странных объединений и союзов: могущественных банкиров и коммерсантов, мелких купцов и ремесленников — беднота туда, конечно, не входила. Банкиры и коммерсанты в основном использовали народ, чтобы прорваться в цитадель аристократического консульского правительства; добившись своих целей, они отбрасывали за ненадобностью скромный средний класс: он чаще всего был помехой и угрозой. Так богатеи и новый средний класс, приходя к власти, бросали на произвол судьбы народ, а вместе с ним и народную коммуну. Начиная с XIV века большинство городов переживали период беззакония и распространения серьезного насилия, когда городские купцы-капиталисты объединялись с традиционной знатью с целью захвата власти и управления городами. В более широкой перспективе неудачу народа можно считать вполне предсказуемой, ввиду затребованных им радикальных изменений, во многом опережавших время.

Наследие народных коммун действительно велико. Их критиковали консервативные и радикальные историки, соответственно за неудачу в сохранении законности и порядка в городах и за неспособность развить подлинно народное движение, включающее и организующее бедноту. Тем не менее при народном правлении города, как мы видели, быстро и весьма впечатляющим образом развивались, реализуя значительные архитектурные замыслы, и в наши дни доставляющие наслаждение посетителям. Прекрасные примеры — Судейский дворец и Старый дворец (Палаццо Веккио) во Флоренции, Приорский дворец в Вольтерре, Палаццо Паблико в Сиене и Капитанский и Приорский дворцы в Тоди.

Палаццо Веккио во Флоренции. Построен в 1299–1314 гг.

Экономика городов также процветала при народных коммунах, которые, как и следовало ожидать, получали поддержку со стороны торговли и производства народных прослоек, пришедших к власти. Очевидно также, что непринужденная, приветливая и приятная атмосфера, отличающая многие итальянские города, так называемый «итальянский характер», несмотря на социальную нестабильность, возникли именно в те далекие времена.

Народные коммуны также оказали длительное воздействие на итальянскую политическую мысль, литературу и даже на сам язык страны. Данте Алигьери (1265–1321) был пополаном, и его «новый сладостный стиль», запечатленный в «Божественной комедии», стал основой современного итальянского языка. Он во многом испытал влияние народной речи и ее характерных особенностей, хотя сам был в действительности поэтической реакцией на «простонародный» язык пополанов.

Прежде чем перейти к следующему периоду, необходимо коротко остановиться на некоторых крупных политических процессах на полуострове в течение XI, XII и XIII веков. Это поможет представить обстановку, в которой развивались города-государства, а самым значительным и интересным здесь было падение норманнов на юге полуострова и в Сицилии, а также события политической и духовной жизни, затронувшие католическую церковь и ее отношения с германскими, а затем с французскими императорами.

Норманны

Норманны начали селиться на юге в первые годы XI века. Они быстро усвоили христианство и обычаи местного населения; будучи умелыми наемными воинами, сумели получить Аверсу, пожалованную им герцогом Неаполитанским в 1030 году. Это позволило приезжим норманнам законно селиться на юге. Одним из них был Танкред Отвильский, основавший со своими двенадцатью сыновьями Норманнское государство на юге. Один из его сыновей, Робер Гвискар, сначала захватил Калабрию, используя раннюю форму партизанской войны. Его младший сын Рогер начал завоевание Сицилии, завершенное уже его сыном, которого короновали Рогером II в соборе Палермо в 1130 году. Сначала норманны встретили противодействие со стороны пап, сломили его, разбив войска папы Льва IX (1049–1054) в битве при Чивитате в 1053 году, после чего их власть на юге была признана и узаконена папой Николаем II в 1059 году.

Норманны показали себя замечательно разносторонними и способными правителями на юге. Сравнительно немногочисленные, они удерживали крепкую и при этом гармоничную власть на своей территории и эффективно управляли тем, что позднее вошло в историю под названием королевства Сицилия. Секрет состоял в привлечении к процессу управления различных народностей, составлявших население юга, — сарацин, итальянцев, греков и французов, в то же время позволяя им сохранять многие индивидуальные особенности и самосознание. Так, норманнским флотом заведовали греки, налоговая система строилась по арабскому образцу. Над всем этим стояло абсолютистское централизованное государство на основе вывезенного из Нормандии феодализма с князьями и различными формами королевских пожалований. В целом получалось государство, способное противостоять тому типу раздробления, которое мы наблюдали на всем остальном полуострове, а также достаточно сильное, чтобы наилучшим образом отвечать на оба главных вызова столетия, внешний и внутренний: со стороны папства и со стороны империй Запада и Востока. Действительно, Рогер II сумел в течение своего 24-летнего царствования завоевать Мальту и некоторые части Ливии. Эклектизм как отражение разносторонности заметен и в норманнской архитектуре: например, кафедральный собор в Монреале под Палермо, возвышающийся над городом, представляет собой уникальное смешение греческого, арабского, французского и римского влияний. Упадок королевства наступил из-за династического кризиса: король Вильгельм II не оставил наследника-мужчины по своей смерти в 1189 году. Это позволило германскому императору Генриху VI ввести императорское правление в Сицилийском королевстве, завоевав его с обычным насилием и жестокостью.