36

Не будь дома миссис Прингл, Брейди прокрался бы к себе домой неслышной тенью.

Эта игра в прятки, начинавшаяся еще до того, как Брейди успевал по возвращении из командировки переступить порог родного дома, вошла у них с сыном в традицию, когда Заку было года четыре. Брейди лишь сообщал время прибытия своего самолета в аэропорт — и очередная игра начиналась. Может быть, Зак прятался сразу же, а может, вычислял, сколько времени потребуется отцу, чтобы добраться до дома, или просто смотрел в окно — этого Брейди не знал. (Однажды он спросил об этом Карен, но та лишь лукаво опустила глаза и ответила: «Не скажу».) Как бы то ни было, к моменту его появления дома сын уже сидел в каком-нибудь укромном месте. Прятаться он был мастер. Он мог залезть в самый неприметный уголок и сидеть там, не шевелясь, пока Брейди его не находил или не сдавался, что тот обычно и делал, если добросовестные поиски в течение примерно сорока пяти минут оказывались безуспешными.

Наградой за победу в прятках для Зака был обед в ресторане по его выбору. Поначалу этим заведением чаще всего оказывался «Макдоналдс», в последнее время — «Олив Гарден». Если же Брейди удавалось отыскать Зака, то они отправлялись играть в минигольф, что нравилось Брейди куда больше, чем Заку. Надо сказать, в последнее время Брейди не часто доводилось поиграть в мини-гольф.

Три года назад Брейди направили в командировку в Лос-Анджелес. Вернувшись, он обыскал весь дом с чердака до подвала. К тому же Карен нарочно поддразнивала его. Брейди потратил на поиски два часа и, наконец, сдался. Тогда жена повела его в подвал и, отодвинув в сторону фальшивую стену, показала маленькую потайную комнату, где сидел сын. Оказалось, их друг Курт Оукли, который давно хотел построить для Зака такое убежище (еще раньше он соорудил тайник для трех своих сыновей, и те были в восторге), узнав об игре, уговорил Карен и во время очередной отлучки Брейди осуществил свой проект.

Брейди возмущался, что все это нечестно, что подвал он изучил недостаточно хорошо, чтобы заметить разницу. Кроме того, вход в комнату был искусно замаскирован: там висел гобелен с изображением гребцов, стояли пустые коробки из-под стирального порошка и бутылки с моющими средствами. Все гениальное просто: коробки и бутылки стояли не на самом полу, а на низко расположенной полке, прикрепленной к отодвигающейся части стены, и отъезжали в сторону вместе с ней. Брейди в конце концов признал свое поражение и сводил всех — включая Курта, его жену Кари и сыновей — в «Красный Лобстер», где подавали просто изысканные кушанья.

С тех пор Зак довольно часто играл или читал в своем убежище, прятался, чтобы разыграть друзей, которые о нем еще не знали, но никогда больше не скрывался там от Брейди. Тем не менее Брейди всякий раз туда заглядывал, потому что знал: стоит хоть однажды пропустить тайник, как сын окажется именно там.

Когда миссис Прингл, которую отец и сын забыли предупредить об игре, впервые увидела Брейди на охотничьей тропе (это случилось примерно через полгода после гибели Карен), он показался ей зловещей тенью, крадущейся вверх по лестнице. Дело было поздно вечером, да и зрение у старушки было уже слабое, но голос оказался сильным. Она завизжала на всю округу и схватилась за сердце. Брейди испугался, что миссис Прингл уйдет в мир иной или, во всяком случае, перестанет приходить к ним в дом. К счастью, она быстро оклемалась, только взяла с Брейди слово, что он будет предупреждать ее о своем появлении.

Так что на сей раз, отперев входную дверь своим ключом и разувшись в коридоре, он первым делом отыскал миссис Прингл — та смотрела телевизор в его кабинете — и откашлялся, чтобы она его заметила. Миссис Прингл слегка вздрогнула, но посмотрела на Брейди с материнской лаской и кивнула.

Через полчаса, когда она уже собиралась уходить, Брейди еще не удалось найти сына.

— Чур-чуры — нет игры! — воззвал он из прихожей и, немного подождав, повторил: — Чур-чуры — нет игры! Зак! Миссис Прингл собирается уходить!

Брейди беспомощно посмотрел на старушку, и та многозначительно указала глазами на что-то за его спиной.

Брейди обернулся: в коридоре, ведущем на кухню, стоял Зак и радостно улыбался.

— Где ты прятался? — спросил отец.

— Не скажу, — ответил сын, точь-в-точь как когда-то его мать.

Брейди раскрыл объятья, и Зак с разбегу бросился в них.

— Думаю, сегодня я поем макароны с сыром, — сообщил отцу Зак.

— В «Олив Гарден»?

— Конечно!

* * *

Попрощавшись с миссис Прингл, отец с сыном не поехали сразу угождать аппетиту Зака, а решили заехать на кладбище Маунт-Оливет — проведать жену и мать. Могила Карен на вершине холма была идеальным местом упокоения, какое представляется большинству людей, хотя это самое большинство и вынуждено в конце концов довольствоваться небольшим клочком земли в монолите размером в футбольное поле, рассчитанном на тысячу могил. Жизнь Карен была застрахована на небольшую сумму. Большая часть страховки ушла на покупку двух смежных участков на необустроенной части кладбища, рядом со столетним дубом, который дирекция обязалась сохранить в неприкосновенности. За участок Брейди выписал чек в 60 тысяч долларов — в два раза больше, чем стоили другие.

Каждый раз, посещая могилу, Брейди убеждался, что деньги потрачены не зря: подальше от прочих скорбящих, от тесного безликого строя могил в старых и более современных «общинах» — так директор кладбища называл разные части своего некрополя. Складывалось впечатление, будто он возводит новые кварталы для растущих семейств — в каком-то смысле так оно и было. Здесь, под дубом, Зак мог без помех повидаться с матерью: поговорить, попеть, поплакать и просто полежать на ее могиле. Как правило, он все это и проделывал. Когда Брейди приезжал сюда один, он тоже так себя вел.

Теперь Зак сидел перед памятником из розового мрамора — большой прямоугольной плиты, протянувшейся на оба участка. С левой стороны, где лежала Карен, из плиты выступало сердце. С правой, где предстояло когда-то упокоиться Брейди, располагалась большая цветочная ваза в римском стиле. Брейди казалось, что Карен понравился бы такой памятник.

Зак водил рукой по буквам надписи:

ЛЮБИМОЙ СУПРУГЕ И МАТЕРИ,

ДОЧЕРИ И СЕСТРЕ

КАРЕН ЭНН МУР

Дальше шли даты рождения и смерти. Брейди и Зак оба старались не смотреть на них. Была какая-то безысходность и беспощадность в столь кратком отрезке, обозначенном ими. Даты напоминали им о том, что река времени относит их все дальше от родной женщины, и ее образ становится все меньше, как бы ни старались они удержать ее в поле зрения. Еще ниже шла любимая строка Карен из Библии:

Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь.

Филиппийцам, 4:4

— Странные слова для могильного камня, — заметил Брейди, когда Карен как-то раз сказала ему, что выбрала бы именно эти слова для своей эпитафии.

— Ничуть не странные! Господь очень добр, и когда я в конце концов встречу его, я, конечно, возрадуюсь. Надеюсь, ты тоже.

— Когда я к Нему отправлюсь или когда ты?

— В обоих случаях, но вообще-то я имела в виду свой уход.

— Не надейся, радоваться я не буду, разве только в том случае, если уйду первым.

— Подумай только, как Бог хочет, чтобы мы радовались. Эта мысль специально повторяется: «И еще говорю…»

— А можно поговорить о чем-нибудь другом?

Заказать мастеру выгравировать именно эти слова на могильном камне было невыносимо тяжело. Тогда, как и теперь, радости он не испытывал.

Стоя шагах в десяти позади Зака, Брейди слышал, как тот тихо рассказывает матери о школе, о недавно прочитанной интересной книжке, о мальчишке из футбольной секции, который приставал к нему, а он сумел дать отпор. Брейди знал, что Карен сейчас обняла бы сына, провела пальцами по его волосам и сказала: «Как интересно!» или: «Я тобой горжусь!». Впрочем, кто знает — может, она прямо сейчас делает это.

Брейди положил руки на пояс и случайно дотронулся до своего сотового телефона. Он и забыл про него… Отцепив телефон, Брейди переключил его на виброзвонок. Ничто так не нарушает душевный покой, как звонок сотового.

Он дал сыну побыть с матерью наедине еще несколько минут, потом сел рядом. Зак дотронулся указательным пальцем до первой буквы в слове «ЛЮБИМОЙ». Брейди приложил сверху свой палец. Словно повторяя надпись еще раз, они вместе обвели все буквы в ней вплоть до четверок после «Филиппийцам». Даты жизни они, как всегда, пропустили.

 

37

Ориентируясь по карте, скачанной с одного из вебсайтов, Алиша подъехала на арендованном «додже» к захламленной автостоянке близ храма Святого Антония Египетского на Тридцать Пятой Авеню. Нью-Йорк она знала не очень хорошо и храмов на своем веку тоже видела не слишком много, поэтому ожидала увидеть большое, богатое, украшенное барельефами здание с окнами-розетками и тяжелыми резными деревянными дверями, напоминающими корму испанского галеона. Но храму Святого Антония было далеко до собора Святого Патрика. Он оказался типовой каменной церковью; ступени перед фасадом вели к парадным двустворчатым вратам чуть выше обычной входной двери, крышу венчала невысокая звонница со шпилем. Узкие окна в боковых стенах были забраны цветным стеклом.

Метрах в пятнадцати западнее церкви стояло двухэтажное кирпичное здание с запыленными окнами и без парадного входа. Между домом и церковью с небольшим отступом в глубину двора проходила высокая стена, имитировавшая каменную церковную, но явно более поздней постройки. Промежуток от тротуара до стены был покрыт пожухлой травой. От ступеней парадного входа к калитке, расположенной посередине между храмом и кирпичным домом, по дуге шла дорожка, вымощенная плитками. Алиша шагнула за калитку — и сразу очутилась в каком-то другом мире.

Двор, в который она попала, вполне мог служить декорацией для съемок фильма про вампиров, вроде тех, что снимали в семидесятых на киностудии «Хаммер филмз»: низкое хмурое небо, зловещий лес, вой каких-то тварей в отдалении. По всему двору, словно пытаясь кого-то поймать, распростерли голые ветви ивы. Сумерки сгустились, воздух стал на несколько градусов холоднее. На садовом столике и стоявших вокруг него трех металлических стульях лежал толстый слой грязи и опавших листьев. Алише стало неуютно, и она потерла руками плечи, чтобы согреться. Дворик был с трех сторон огорожен домами, а с четвертой этот кирпичный мешок завершался каменным забором. Вход в двухэтажное здание обнаружился слева от калитки, рядом висела деревянная резная дощечка с надписью: «Священник Данкен МакАфи». Поднявшись на бетонное крыльцо перед дверью, Алиша нажала освещенную кнопку дверного звонка. Где-то далеко в доме раздалась трель, похожая на колокольный звон. Через несколько секунд загорелась лампочка над дверью. Затем открылось смотровое окошко, устроенное в двери на уровне лица. Но за ним было темно, и Алиша ничего не смогла рассмотреть.

— Добрый вечер! — неуверенно поздоровалась она с темной пустотой за дверью.

Где-то в доме хлопнула другая дверь, а за входной стало чуть светлее, и в смотровом окошке высветился кусок прихожей. Алиша заглянула в него — и вдруг прямо перед ней возникло лицо. Ей были видны только широко раскрытые мечущиеся глаза и острый нос.

— В чем дело? — раздраженно спросили у нее.

— Отец МакАфи? — спросила в ответ Алиша.

— Это вы открыли дверку? Она что, не была закрыта на засов? — в свою очередь спросил стоявший за дверью после недолгой паузы.

— Она открылась после того, как я позвонила. Но я никого здесь не видела, — после этих слов лицо исчезло из окошечка, и Алиша поняла, что священник осматривается. Все это начинало ее тревожить. — У вас что-то случилось, святой отец?

Его лицо вновь показалось в окошке:

— Он следит за нами. Уходите.

— Кто следит? Может, вам нужна помощь?

— Конечно нет. Кто вы? Что вам нужно?

Алиша поднесла к его лицу удостоверение:

— Я из ФБР. Специальный агент Алиша Вагнер. Мы с вами вчера говорили по телефону.

— Вы насчет людей, перенесших клиническую смерть? — Его седые брови горестно сжались. — Я же сказал, что ничем не могу вам помочь.

— Вы упоминали о краже — когда это произошло? — спросила Алиша.

— При чем тут кража? Вы хотели что-то узнать о людях, испытавших опыт «жизни после смерти», вы что-то там расследуете…

— Произошедшая у вас кража может быть связана с нашим делом.

— Как связана?

— Можно мне войти?

Священник опять оглянулся. Потом, не говоря ни слова, закрыл смотровое окошко. Последовала долгая томительная пауза. Алиша подумала, что сегодня может уже и не увидеть больше отца МакАфи, и вздохнула. Но он ведь должен понимать, что не сможет прятаться от нее вечно. Днем-то церковь открыта. Она вернется утром и опросит его, хочет он того или нет. Алиша уже начала поворачиваться, чтобы уйти, когда послышался лязг массивного железного засова, и дверь отворилась.

Внешность отца МакАфи удивила Алишу — он был похож на стареющего, но некогда знаменитого киноактера. Живые голубые глаза на загорелом лице, мускулистый подбородок с ямочкой посередине и две глубокие вертикальные складки на щеках. «Вороньи лапки» в уголках глаз говорили об опыте и искушенности. Ему было не меньше шестидесяти, но седина еще не одолела и половины его пышной черной шевелюры. Хотя бакенбарды, окаймлявшие лицо МакАфи, были полностью седыми. Священник был высок ростом — под два метра. В общем, он не был похож на человека, которого легко напугать. МакАфи был одет в черную рубашку с короткими рукавами и широкие черные брюки. Никаких священнических атрибутов у него не было.

МакАфи шагнул в сторону, пропуская Алишу.

— Спасибо, — сказала она и прошла в коридор, освещавшийся только светом, проникавшим через открытую дверь гостиной.

— Уж не знаю, чего вы ждете от этой беседы, — произнес священник, запирая дверь на засов.

— Не могли бы вы для начала сказать…

— Ш-ш-ш! — вдруг зашипел на нее старик и приложил палец к губам. Не говоря ни слова и не делая больше никаких знаков, он направился в освещенную комнату. Алиша проследовала за ним через темную библиотеку еще в один коридор. По пути священник все время осматривался, словно искал потерявшегося ребенка. Наконец он привел ее в кабинет, обставленный мебелью из темного дерева. Пол в кабинете также был из твердой темной древесины. В воздухе пахло свежим дымом благовоний — шелковицы или еще какого-то растения. Этот аромат не мог скрыть другого, неприятного запаха, который к нему примешивался, — но чего именно, Алиша сразу не поняла.

Священник прошел за письменный стол, сел в кресло, обитое красной потрескавшейся кожей, и включил настольную лампу с янтарно-желтым абажуром. На запыленной белой стене за его спиной светлело прямоугольное пятно — очевидно, на этом месте до недавнего времени висела небольшая картина.

Алиша обвела взглядом кабинет. Кроме той, что на столе, комнату освещали две старинные лампы, стоявшие на столиках по обе стороны от красного кожаного дивана. Получалось и светло, и уютно. На стене над диваном висела большая картина, на ней бородатый старец в коричневой мантии и шапочке, воздев посох, отгонял омерзительное чудовище — наполовину дракона, наполовину человека. Над длинной мордой чудища выпирали красные глаза размером с яблоко, с клыков капала слюна, когтистые лапы поднимались перед посохом, словно чувствуя его силу. Несмотря на явное намерение чудовища уничтожить человека, лицо у того было удивительно спокойным и возвышенным.

— Святой Антоний Египетский, — сказал отец МакАфи. — Отшельник. Говорят, на него часто нападали демоны. Но слово Божье низвергало их обратно в ад.

— Какое у него лицо…

— Как будто он не отбивается от монстров, а загорает на пляже. Вера в Господа дарует душевное спокойствие в смутные времена. — Священник произнес это бесстрастно, словно по обязанности.

— Вы, кажется, сами в это не очень верите, — повернулась к нему Алиша.

— Почему, верю. Сомнения меня не тревожат, — ответил МакАфи, разглядывая свои ногти, и добавил: — Но такой степени веры мало кто из нас может достичь.

Во взгляде на картину, которым священник сопроводил свои слова, промелькнуло что-то похожее на обиду.

— Так чем, по-вашему, я мог бы вам помочь? — спросил он чуть погодя.

Алиша присела на широкий подлокотник дивана, достала из кармана блейзера блокнотик с вопросами и ручку.

— Святой отец, по телефону вы сказали, что в вашей квартире около трех недель назад совершена кража, похищены ваши архивы. Вы не помните точной даты, когда это произошло?

— Двадцатого апреля.

— Вы сообщили об этом в полицию?

— Я уже говорил вам, что сообщил. И никто не почесался.

— Куда вы написали заявление?

— В полицейский департамент Нью-Йорка, естественно.

— И они не стали проводить расследование? Не взглянули на следы взлома, не брали анализ…

— Они ничего не сделали! — резко ответил отец МакАфи, поставил локти на стол и в отчаянии воздел руки. — Что вы за дура, ей-богу!

Алиша посмотрела ему в глаза. Поначалу он прямо сверлил ее взглядом, но она не отводила глаз. Секунд через тридцать мускулы на правой стороне его лица судорожно дернулись: словно какой-то подкожный паразит проскользнул от глаза к краю губы. Алиша вдруг почувствовала, что священник готов расплакаться.

— Простите, — произнес он, закрыв лицо руками. — Раньше я не был таким раздражительным. За все эти недели я проспал от силы пару часов. Я перестал есть. Я… Я…

Алиша отложила на диван ручку и блокнот, подошла к письменному столу и попыталась успокоить его, погладив по голове. Тот вздрогнул, когда ее пальцы коснулись его виска, но не отнял ладони от лица.

— Что случилось, святой отец? — спросила Алиша. — Расскажите мне все не как полицейскому, а как другу. Я умею слушать.

Отец МакАфи отнял от лица руки. Вблизи было видно, как он изможден. Под глазами мешки; кожа свисала складками, как портьеры. На белках глаз вздулись кровеносные сосуды. Кожа на лице была сухой и желтой, как луковая кожура. Священник издал тяжкий вздох и словно даже немного уменьшился при этом.

— Я знаю, кто меня обокрал, — сказал он, покивав головой. — Во всяком случае, кто приказал это сделать.

— Кто-то заказал эту кражу? — Алиша положила руку на его костлявое плечо.

— Ватиканский священник отец Рендалл. Адальберто Рендалл. — В голосе отца МакАфи звучало отвращение, когда он произносил это имя.

— Ничего не понимаю.

— В этом вы не одиноки, — горько рассмеялся МакАфи. — Он приходил ко мне якобы по поручению Секретного архива Ватикана.

— «Секретный» — это что, название?

— Да. «L’Archivio Segreto Vaticano». Секретный он не потому, что о нем никто не знает, а потому что он закрыт для журналистов и широкой публики. В нем можно работать только по специальному разрешению. Секретным является то, что в нем хранится.

— Чего же хотел этот отец Рендалл?

— Он поздравил меня с тем, что собранным мной материалам присвоен статус Magnipensa Scripta Conservanda. Он присваивается только очень важным для католической церкви документам и сочинениям. Посланиям святого Франциска Ассизского, например, «Азбуке веры» и тому подобным вещам. И вот Святой престол решил включить мой архив в перечень драгоценных текстов и взять его на хранение с тем, чтобы крупные богословы могли его изучать. Неладно что-то в Датском королевстве — то есть в Ватикане. Так я и ответил отцу Рендаллу.

— А что представляет собой ваш архив?

— А-ах! — Отец МакАфи встал из-за стола. Когда он распрямил спину и плечи, к нему, во всяком случае, внешне, вернулось достоинство. Священник неторопливо подошел к двери справа от дивана. Открыв ее, он включил там верхний свет. За дверью оказалась комнатка размером с большой чулан, уставленная старыми картотечными шкафами высотой в рост самого священника. МакАфи вытащил один ящичек — в нем было пусто. Он вытащил другой, из другого шкафа и в другом ряду — тоже пусто. Священник беспомощно развел руками.

— Труд всей жизни, — произнес он.

Алиша тоже шагнула к одному из шкафов у другой стены комнатки и вытянула наугад один из ящиков. Там валялся одинокий листик бумаги.

— Что здесь хранилось? — спросила она.

— Вырезки из газет, записи моих бесед с людьми, больничные документы: истории болезни, электрокардиограммы, энцефалограммы, заключения о смерти, а еще — журналы, рисунки, диаграммы, фотографии, черновики рукописей… все.

— Материалы для ваших книг?

— Труд всей жизни, — повторил МакАфи. — Все пропало, все.

— У вас не осталось копий, электронного варианта?

Он грустно засмеялся и покачал головой.

— Я начал эту работу задолго до прихода компьютеров. Я больше доверяю бумаге, ее можно в руках подержать. Люблю разложить бумаги по всему кабинету, даже по полу, и книги всегда писал от руки. Они неплохо продавались, и издатель позволял мне такую вольность. Что касается фотокопий… мне даже в голову не приходило их делать.

Священник посмотрел на шкафы таким страдальческим взглядом, каким престарелый патриарх мог бы смотреть на склеп своего безвременно ушедшего семейства.

— Значит, все украденные материалы относились к опыту людей, переживших клиническую смерть? — поинтересовалась Алиша.

— Да, сорок лет исследований.

— А что из собранных вами материалов не вошло в книги?

— Да много чего. Например, беседы с людьми, которые утверждали, что пережили это состояние, но чей опыт невозможно было подтвердить. Таких было очень много.

— А чем же можно подтвердить такой опыт? — спросила Алиша, прислонившись спиной к одному из шкафов.

— С физиологией все просто. Были ли свидетели произошедшего с человеком несчастного случая или сердечного приступа? Есть ли медицинские свидетельства? Применялись ли средства реанимации? Кем? Сколько времени длилась остановка сердца? Были ли скоротечные ишемические нарушения? Зато метафизический опыт — вещь не настолько определенная. Я ищу свидетельства того, что субъект находился вне пределов своего тела, — таких, например, когда он приходит в себя, располагая знаниями, которых у него, по идее, быть не должно.

— Например?

— Знания о том, что происходило вокруг в то время, когда он находился в состоянии клинической смерти. В идеале это должно быть что-нибудь такое, чего обычный живой человек не смог бы воспринять с помощью органов чувств. Так что разговоры окружающих, находившихся рядом, в расчет не идут. А вот сведения о том, что медсестра потихоньку завязала шнурок на туфле или промахнулась, выбрасывая мусор в мусорное ведро, — это годится. Иногда люди возвращаются, обладая знаниями древних языков или какими-то сверхъестественными способностями, но это редко. Чаще всего их опыт невозможно подтвердить или он не подходит к моей теме. Для меня первейшее свидетельство — эмоциональное состояние человека сразу после того, как он пришел в себя.

— Эмоциональное состояние? — Алиша пожалела, что оставила блокнот на диване. — Каким же оно должно быть?

— Ужас, — поднял брови отец МакАфи.

— Но мне казалось… — недоуменно заморгала Алиша. — Ну говорят же, сияние всякое, прекрасная музыка, умиротворение…

— Вы не читали моих книг. Большинство пишущих — я не называю их исследователями, потому что исследованием там обычно и не пахнет — так вот, большинство пишущих действительно сосредотачивает внимание на, так сказать, позитивных воспоминаниях о пережитом состоянии клинической смерти. У меня есть подозрение, что эти истории, как правило, выеденного яйца не стоят, — улыбнулся священник. — Видите ли, девушка, моя специализация — это люди, которые после смерти попадали в ад.

 

38

Симпотная баба. Он заметил это, когда она еще стояла на освещенном крыльце. Стояла и смотрела через окошко прямо на него, хотя, конечно, не видела ни хрена — что там увидишь в такой темноте. Когда поп отвел ее в кабинет и прикрыл дверь, он подкрался поближе и стал подслушивать. По вопросам, которые задавала бабенка, стало ясно, что ее-то ему и велели дождаться. Когда они зашли в каморку, где когда-то хранился архив, он даже прокрался в кабинет, чтобы лучше слышать, как святой отец перечисляет то, что было украдено: «…Вырезки из газет, записи моих бесед с людьми, больничные документы…»

Как приятно было слышать горечь утраты в этом голосе! Он заулыбался, и на верхней губе у него опять разошлась трещина. Он дотянулся до нее языком и ощутил вкус крови. Глаза невольно задержались на картине с монахом и демоном. Ну и брехня! По правде демон враз захавал бы этого святошу.

Пятясь, он отступил в коридор и скользнул обратно в темноту. Он помнил здесь каждый угол и каждый поворот. Теперь это были его владения. Старикан уже не отваживался далеко отходить от комнат, которыми постоянно пользовался: кабинет, спальня, туалет и кухня. Ничего, скоро поп будет спать в кабинете, там же и парашу себе поставит, а жрать вообще забудет.

А после того как он наконец убьет священника, инсценировав его самоубийство, он напишет что-нибудь соответствующее на картине. Причем напишет почерком старика, чтобы ни у кого не оставалось сомнений. Что-нибудь типа: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»

Он засмеялся, прерывисто, по-звериному, со свистом выдыхая воздух через острые зубы. Потом отыскал знакомую дверь в старый забытый чулан, в котором стояли штабелем отсыревшие коробки. К стене за ними был прислонен кусок фанеры. Он отодвинул фанеру — открылся проход, из которого потянуло сквозняком. Он обнаружил этот лаз, когда обшаривал дом священника в поисках архивов. Одна из досок в стене чулана подалась, а за ней открылся тайный ход через подвал в заколоченную пристройку для слуг. На стене в пристройке висел календарь за 1974 год.

Это открытие навело его на блестящую идею. Он тайком поселится в пристройке и будет производить набеги на церковь и поповский дом, наводя ужас на старого священника. Он будет показываться, так, чтобы тот видел только его тень, или портить имущество — а потом снова скрываться в своем логове. Он устроит попику долгую мучительную пытку, настоящий террор. А насладившись этой игрой — ведь когда-нибудь она ему надоест, — он прикончит священника и скроется в городских джунглях. Отличный план.

Кроме того, ему ведь все равно поручено проследить, когда появится следователь и начнет расспрашивать старика про архив и людей, переживших клиническую смерть, — ему сказали, что этот детектив должен проявить интерес, которого кража старой макулатуры не заслуживает. Почему не позабавиться, чтобы скоротать время?

Он спустился в подвал по узенькой лестнице. На полу в его каморке горела свеча, за ней лежала груда одеял и грязной одежды. Он сел на эту груду и положил на колени драный вещмешок. Из его бокового кармана он достал новенький блестящий сотовый телефон. Раскрыв, набрал двенадцатизначный номер. Услышав сигнал в трубке, набрал еще четыре.

В телефоне ему коротко ответил мужской голос на чужом языке.

— Она пришла, — произнес человек с вещмешком. Выслушав ответ, он довольно заулыбался, и на его верхней губе в трех местах разошлись трещины.

 

39

Данкен МакАфи знаком предложил Алише вернуться из хранилища в кабинет. Подчинившись, она села на диван и снова взялась за блокнот и ручку.

Отец МакАфи выключил свет в хранилище и закрыл дверь. Он собирался присесть на другой стороне дивана, как вдруг что-то привлекло его внимание, и он подошел к той двери, через которую они в самом начале пришли в эту комнату.

— Я что, оставил дверь открытой? — спросил он, указывая на зазор шириной сантиметров в пятнадцать, оставшийся между дверью и косяком.

— Не помню, — покачала головой Алиша.

Священник шагнул в темный коридор, посмотрел в одну сторону, в другую, потом вернулся в кабинет и аккуратно закрыл дверь, дождавшись звука защелки. Усевшись на диван, он вздохнул и провел рукой по волосам.

— Мои «люди-икс»… — начал он задумчиво.

— Кто, простите? — вмешалась Алиша.

— А, «люди ИКС», — произнес он после секундной запинки, — это мы, исследователи, так называем людей, испытавших клиническую смерть. Жаргонное словечко. Чтобы не говорить все время: «Испытавшие клиническую смерть» — это слишком длинно. Сокращено получается ИКС. Как правило, это действительно очень интересные люди, у них большая жажда жизни. Расставшись на краткое время с жизнью, они начинают ее очень ценить.

— Так вы говорите, эти… ваши люди ИКС… — термин позабавил Алишу, — попадали… в ад?

— А потом возвращались обратно, — покивал священник. — Причем возвращались обезумевшими от страха. После чего их память старалась как можно быстрее избавиться от этих воспоминаний. Они все забывали — настолько это было страшно. Но если успеть вовремя, в течение пары дней, расспросить, где они побывали, то можно услышать рассказ об очень ярких образах и впечатлениях. Мало кто из живущих всерьез верит, что попадет в преисподнюю, а те, кто догадывается, что им это предстоит, не представляют себе, насколько это неприятное место. Впоследствии многие из людей ИКС приходят к Богу и усердно молятся Ему. Другие пытаются как-то исправить свою жизнь, помогают бедным, совершают хорошие поступки… Перемена в поведении и отношении к миру бывает просто поразительной. Наверное, это чувство и называется «страх Божий».

— А кто-нибудь из них становится одержимым религией? — подумав, спросила Алиша.

— Представьте себя на их месте: вы только что убедились не только в существовании ада, но и в том, что вам туда выписан прямой билет. Но если есть ад, то существует и рай, верно? И тогда целью вашей жизни становится — поменять станцию назначения. Ну его к чертям, этот ад! Вы представляете себе Царствие Небесное, читаете о нем, окружаете себя всякими памятками — в общем, целенаправленно туда стремитесь. Что касается вашего вопроса: да, многие из тех, кто краем глаза заглянул в преисподнюю, порой хватают, на взгляд окружающих, немного через край в своем стремлении перебраться на другую сторону. Они посещают все богослужения своей церкви. Они носят крестики и футболки с религиозными высказываниями. Они собирают издания Библии, а некоторые действительно читают ее.

— А как насчет ангелов? — спросила Алиша, вспомнив безделушки в спальне Синтии Леб.

— Да, конечно, обитатели рая им интересны, — ответил МакАфи. — Они — представители того места, куда всей душой стремится человек ИКС. Он хочет, чтобы они стали его друзьями и соседями. И вот еще что: некоторые из людей ИКС, с которыми я разговаривал, выражали уверенность, что именно ангелы Божьи вытащили их души из ада и возвратили обратно в тело. Люди полагали, что ангелы хотели дать им еще один шанс. Так что они испытывали страстную признательность к этим существам. Одним из проявлений такой благодарности становилось коллекционирование предметов, связанных с ангелами — книг, иллюстраций, статуэток.

В общем, похоже на Синтию Леб. Вот только картины, которыми она расписывала пластмассовые мусорные корзинки, изображали как раз ад, и очень красочно. В духе картины Босха в кабинете Дэниэла Фирза.

— Может ли тяга к раю, — спросила она, — сочетаться у людей ИКС с интересом к аду?

Вместо ответа отец МакАфи посмотрел на нее искоса — так, словно предположил, что она знает больше, чем хочет показать.

— То дело, которое вы расследуете… — наконец сказал он. — Мне бы хотелось знать подробности.

— Святой отец, я пока не могу ничего рассказать, но когда появится такая возможность — обязательно. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, это очень важно.

— Как правило, — подумав, сказал священник, — первоначальный всплеск интереса к религии переходит у людей ИКС в не такую сильную, но постоянную заботу о своей душе. Его порыв становится… если не подсознательным, то малозаметным. Вместо мелодий «Битлз», например, он напевает про себя церковные гимны. Рисунки, которыми он бессознательно покрывает листок на каком-нибудь совещании, тяготеют к религиозной тематике. Когда опыт пребывания в аду окончательно уходит в подсознание, человек ИКС может испытывать тягу как к райским, так и к адским образам и символам.

— Вы знакомы с творчеством Иеронима Босха?

Отец МакАфи коротко хохотнул — если бы не веселое оживление на лице, можно было подумать, что он просто дважды кашлянул.

— Ох, агент Вагнер, не забудьте, пожалуйста, о вашем обещании при первой возможности рассказать мне про дело, которое вы сейчас расследуете. Босх у людей ИКС — любимый художник. Несмотря на то что его мрачные и страшные картины живописуют преисподнюю и демонов, которые мучат и пожирают грешников, они словно завораживают таких людей — отталкивают и притягивают одновременно.

Алиша склонилась над блокнотом, записывая стенографическими сокращениями опорные слова: «Люди ИКС, ад, религиозная одержимость! подсознательная (каким словом он пользовался?) тяга! — к образам рая/ада, любимый художник — Босх…»

Подняв голову, она встретилась взглядом с отцом МакАфи.

— А вы не знаете, почему они так любят именно Босха?

— Они сами не знают. Я спрашивал. К тому моменту, когда они его открывают для себя, сознание обычно успевает вытеснить из памяти те ужасы, свидетелями которых они стали. Но он им созвучен. Моя версия состоит в том, что Босх сам был человеком ИКС. Он видел демонов и собственно ад и перенес свои впечатления на картины. Его творения притягивают людей ИКС тем, что они тоже все это видели.

— Значит, Босх рисовал то, что видел, в состоянии, близком к смерти?

— Думаю, да, хотя исторических доказательств у меня нет. Вся его жизнь — сплошная загадка. Он, кажется, сознательно отгораживался от окружающего мира. Его настоящее имя — Йером ван Акен. Позвольте я вам кое-что покажу.

Хрустнув суставами, он тяжело поднялся с дивана и подошел к письменному столу. Достав из ящика большую тяжелую книгу, МакАфи вернулся на диван. Книгу он положил перед Алишей так, чтобы она могла прочесть название: «Рай и ад в изобразительном искусстве». Под заголовком располагалась иллюстрация — явно из Босха: демоны творили с людьми всякие ужасы. Священник открыл книгу на странице с закладкой: занимавшая весь разворот картина изображала некий религиозный ритуал, проводимый, судя по всему, на развалинах церкви. Там был монах в голубой мантии, священник в высокой шапке и золотистом облачении, обезьяна с черепом на подносе и красиво одетая женщина с кротовьей мордой вместо лица. На заднем плане горел какой-то город, и мерзкие чудовища ехали верхом на существах, похожих на рыб, птиц и крыс. На Алишу картина произвела очень неприятное впечатление.

— Это центральная часть триптиха «Искушение святого Антония», принадлежащего кисти Босха, — сообщил отец МакАфи.

Алиша вопросительно посмотрела на него.

— Да, тот самый святой Антоний, что изображен на этой картине, — он кивнул в сторону висевшего над ними полотна. — А здесь он вот, в голубой мантии. А это — так называемая «черная месса», злая пародия на католическое богослужение. Ее участники поклоняются сатане. Вместо вина они используют мочу. Подобные «службы» часто отправляли лишенные сана священники, они читали Священное Писание задом наперед и плевали на крест. На алтарь они клали трупы животных и отрубленные человеческие головы. В Средние века верили, что подобно тому, как во время церковного богослужения происходит чудо пресуществления — превращения вина и хлеба в кровь и тело Христово — так и черная месса наполняет Злом мертвую плоть. Потом они подбрасывали эти трупы и головы своим врагам, надеясь тем самым навлечь на них проклятье.

Алиша отвела взгляд. Это было зло в чистом виде, очевидное даже для неверующих, нечто настолько дурное, против чего и атеисты должны были бороться на стороне «добра».

Отец МакАфи показал на светлое пятно на стене — след отсутствующей картины:

— Десять лет у меня здесь висела гравюра с этой картины.

— Зачем же вам нужно было держать здесь настолько отвратительную вещь?

— Наверное, по той же причине, по которой Босх ее нарисовал. Для определенного стимула и для того, чтобы почтить тех, чья вера одолевает приступы искушения. — Он указал пальцем на изображение «черной мессы» в книге. — Этот ритуал олицетворяет собой всякие соблазны, которые могут на время отвлечь наше внимание: плотские наслаждения, отрицание установлений, наше личное противление воле Господней. Но вы видите — святой Антоний не поддался им. Он не участвует во всем этом. Смотрите, как он, преклонив колена в молитве, смотрит на нас, словно желая сказать: «Сила дается мне свыше, не от мира сего, и она больше, чем давление, которое оказывают на меня силы зла».

Алише показалось, что священник вложил в свое толкование — как случается с большинством интерпретаций — что-то личное. Вероятно, он увидел в картине то, что хотел увидеть.

— Один из людей, переживших клиническую смерть, с которым я потом беседовал, нашел эту гравюру и переслал мне. Очевидно, в качестве иллюстрации к теме нашего разговора.

— Понимаю. А где же теперь эта гравюра?

— Насколько я понимаю, в Ватикане.

— Гравюра?

— Ну, подлинник-то хранится в Национальном музее старинного искусства в Лиссабоне, и там его вряд ли кому-то уступят, а моя гравюра исчезла вместе со всем архивом.

— Тем, который хотел заполучить отец Рендалл?

— Да, якобы для Ватикана. Архивы Святого Престола — из крупнейших в мире. В них хранятся документы, свидетельствующие обо всех мировых событиях, оказавших влияние на веру, церковь и развитие человечества: союзнические договоры, пророчества, кары Божьи, случаи изгнания нечистой силы. Регистрируются также дела светские: рождение, крещение, бракосочетание и признание брака недействительным, смерть. Там лежат документы со времен рождества Христова и даже раньше. Это удивительное собрание человеческих знаний и мнений, начиная с давних времен. Рендалл хотел приобщить плоды моих трудов к этой богатой коллекции. Он собирался прислать людей и грузовик прямо на следующее утро, чтобы все забрать.

— Но вы не разрешили?

— Нет конечно! Ведь после выхода каждой моей книги кто-нибудь из журналистов обязательно связывался с Ватиканом, чтобы поинтересоваться «официальной позицией» церкви, — и там всякий раз открещивались от меня, как от слегка помешанного. Не до такой степени, чтобы отстранить меня от должности или применять какие-то другие санкции, но ясно давали понять: отец МакАфи действует по собственной инициативе, это у него хобби такое, а католическая церковь здесь не при чем, увольте. В общем, я сказал, что с удовольствием завещаю церкви свои архивы, но до своей смерти никому не собираюсь их отдавать.

— Как отец Рендалл воспринял ваш отказ?

— Поначалу ему показалось, что я просто ему не верю, сомневаюсь в его полномочиях. Он заговорил о возможности обратиться к его начальнику, кардиналу, обладающему огромной властью и влиянием в Ватикане. Его, мол, одно время даже хотели избрать папой. А теперь он уже слишком стар. «Ну, пусть он позвонит мне, — сказал я Рендаллу, — и я скажу ему то же, что и вам». Он стал настаивать, горячиться, но в таких случаях спорить со мной — все равно что биться головой о стену. У него даже вены на голове надулись. Он сказал: «Ну хорошо, посмотрим, что скажет ваш архиепископ». Я ответил: «Да ради бога», — и указал ему на дверь, вот и все.

— Но это оказалось не все.

— Да уж… В тот вечер я работал допоздна, а встал рано утром. Все здесь было перерыто, а архивы исчезли. Странное совпадение, правда?

— Вы ничего не услышали сквозь сон?

— Моя спальня прямо над нами, на втором этаже. Комната моей экономки рядом, через стенку. Но никто из нас не проснулся. Их, вероятно, было несколько, они должны были работать очень быстро. Жаль, я не застукал этих… — Отец МакАфи удержался, видимо, от резкого слова, которое чуть не слетело с его уст.

Алиша почувствовала, что мысли потекли с медленной, полной напряжения силой, как внедорожник на первой передаче, преодолевающий грязь и рытвины. Если эта кража действительно связана с «убийствами Пелетье» — а она, кажется, связана, хотя многое пока непонятно, — отец МакАфи и его экономка не представляют себе, как им повезло, что они так крепко спали той ночью.

— Вы не знаете, почему они не забрали документы вместе со шкафами?

— Потому что шкафы очень тяжелые, — после секундного раздумья ответил священник. — Их транспорт в Италию, вероятно, не рассчитан на такой вес.

Логично, хотя Алиша не готова была поверить, что в этом деле замешан Ватикан. Но если не замешан, то совпадение, как заметил отец МакАфи, действительно странное.

— Что вы предприняли?

— Позвонил в полицию! Пришли два детектива, что-то там себе записали и посоветовали мне обратиться в свою епархию.

— Да, все это похоже на внутрицерковные разборки по поводу имущества, — кивнула Алиша.

— Но это мой личный архив! — воскликнул священник.

— Вы обратились в епархию?

— Конечно. Они пообещали разобраться. А через неделю сообщили, что никто в Ватикане моими архивами не интересовался.

— А что отец Рендалл?

— Есть такой служащий у них в архивах, но он ответил на запрос нашей епархии, что про меня слышит впервые, не говоря уж о моих бумагах, которые ему сто лет не нужны. Я пытался сам его найти. Безуспешно. Пытался связаться с кардиналом Амбрози, префектом Ватиканских архивов. Он не отвечал на мои звонки. Но что еще хуже… — Тут старик замолчал и стал смотреть в сторону двери в коридор.

— Да, святой отец! О чем вы?

Те страхи, от которых Алиша отвлекла отца МакАфи своим визитом, вдруг вернулись к нему. Он побледнел, взор устремился куда-то вдаль.

— Я знаю, намерения у отца Рендалла дурные, я сужу по тому, что он принес с собой в эту обитель… принес и оставил.

— Что? Я не поняла.

— Кто-то… или что-то поселилось здесь с того вечера. — Священник покрутил головой, подыскивая слово. — Какая-то нечисть. Оно преследует меня, наблюдает за мной из темноты, порой я вижу его тень. Оно портит церковную и домашнюю утварь. Вы чувствуете этот запах, который я попытался отбить жасмином?

Нос Алиши уже принюхался к тому неприятному запаху, который она ощутила, едва зайдя в кабинет. Теперь она поняла, что это такое, и кивнула.

— Тухлые яйца — их бросили на пол и в ящики стола. По-моему, это существо мочится на ковры — по крайней мере, такое зловоние от них исходит. — Отец МакАфи помолчал, вид у него был жалкий, как у побитой собаки. — Оно завывает и хохочет в других комнатах. А по ночам орет у меня в спальне, но когда я включаю свет, в комнате никого не оказывается. Мария, моя экономка, неделю назад не выдержала и ушла.

— А что полиция? — спросила Алиша, уже догадываясь, что она услышит в ответ.

— Они предложили поставить видеокамеру. Хотели убедиться, что я не сошел с ума.

— Установили?

— Но эта тварь крадет записи. Кто бы это ни был — демон или человек, — его занес сюда отец Рендалл.

— Демон?

Священник печально посмотрел на Алишу и не стал развивать эту тему, понимая, что она все равно не поверит. Она сделала еще пару пометок.

— Скажите, святой отец, в книгах вы называете имена своих «людей ИКС»?

— Они бы меня тогда на части разорвали, во всяком случае большинство. Они хотели сохранить это в тайне, и я им обещал.

— И их никак нельзя опознать?

— В книгах я изменил имена их врачей, работодателей, названия больниц и улиц — все, что могло их выдать. Такие люди, особенно побывавшие в аду, в наше время более скрытны, чем гомосексуалисты. За них никто не вступается, не объясняет, что если ты пережил сверхъестественный опыт, это еще не значит, что ты сумасшедший. А если человек побывал в аду, это вообще может плохо отразиться на репутации.

— Но с вами они соглашались побеседовать.

— Помогает сан священнослужителя. Кроме того, как я уже говорил, я стараюсь встретиться с ними как можно быстрее, пока они не окружили себя защитной броней.

— Как вы узнаете о вероятном «человеке ИКС»?

— Я читаю лекции в больницах, часто выступаю на радио и собраниях людей, которые увлекаются всем этим.

— Чем?

— Сверхъестественным, паранормальным. Среди людей, увлекающихся НЛО и полтергейстом, я, можно сказать, свой. Главное — я оповещаю людей о своих поисках. Очень многие знают, чем я занимаюсь и как со мной связаться. Даже скептически настроенные врачи… когда они сталкиваются с тем, что их пациент, приходя в сознание, вопит об адском пламени, обжигающем его тело, и страшных существах, которые его держат, начинают верить или, во всяком случае, сомневаться в своем неверии — и звонят мне.

— И вы бросаете все и едете?

— До недавних пор случаев возвращения с того света было не так много. Теперь все больше способов вернуть к жизни человека, у которого остановилось сердце, и звонить стали чаще. В последнее время я бросаю все и еду, только если случай представляется достаточно интересным.

— Так у вас, очевидно, есть имена и адреса сотен «людей ИКС», вместе с подробностями их пребывания в аду?

— У меня собраны тысячи свидетельств… были.

— Они хранились в ваших архивах, вместе со всей информацией о «людях ИКС»? — Алиша почувствовала, что вышла на след.

— Я держал их под замком, — священник показал на тяжелый засов, которым запиралась дверь в хранилище. — Похоже, они смогли подобрать отмычку.

Алиша наскоро сделала еще несколько пометок. Затем, отыскав нужную страничку, вырвала ее из блокнота и подала МакАфи.

— Вам знакомы какие-нибудь из этих имен?

Старик, держа список на удобном от глаз расстоянии, принялся читать их негромко вслух, вслушиваясь в каждое поочередно — и качая отрицательно головой. Потом поднял брови.

— Уильям Белл, — произнес он. — Я беседовал с ним. Поначалу он заинтересовал меня тем, что был молод, лет двадцать, насколько я помню. Это было три-четыре года назад. Он жил тогда в штате Юта.

— В Моабе, — подтвердила Алиша. По ее информации, Белл там прожил всю свою недолгую жизнь.

— Он катался на водном мотоцикле, лихачил, заложил слишком крутой вираж и не удержался в седле. Ударился головой о руль и попал под скутер. Друзья его вытащили, сделали искусственное дыхание, вызвали реанимацию. Он пришел в себя после двенадцатиминутной остановки сердца, хотите верьте, хотите нет. Пришел в себя с криками о помощи, стал размахивать перед собой руками. Он кричал: «Они схватили меня! О, Господи, спаси меня от них! Умоляю!» — что-то в этом духе. Один из сотрудников «скорой помощи» знал о моей работе и связался со мной.

— Вы сказали, что Белл поначалу заинтересовал вас из-за возраста. А потом что-то изменилось?

— Из тех случаев, которые я изучил, примерно в десяти процентах опыт клинической смерти, вместо того чтобы дать человеку импульс стремиться к раю, просто подавляет его, — сказал МакАфи. — Они уходят в состояние, которое называется тоска зеленая. Ничто уже не может вывести их из этой пожизненной депрессии, они устраиваются на бесперспективную работу, их отношения с людьми быстро заходят в тупик. Узнав свой приговор, они словно решают от отчаяния пораньше привести его в исполнение. Вот он оказался одним из таких.

— Никакой надежды?

— Такие люди, как Белл, считают, что они обречены на преисподнюю, только получили небольшую отсрочку. Возможность поменять ад на рай представляется им невероятной — слишком много трудов надо совершить, а какого-то секретного пароля, открывающего путь в царство Божье, они не знают. Жаль их, конечно.

Священник снова посмотрел в список.

— Синтия Леб… может быть… — Он отдал листок Алише. — Эх, память у меня уже не та. Я многие имена отправлял в архив, особо не вникая в ситуацию, особенно если она не представляла, на первый взгляд, интереса. Вы уж извините.

Алиша, в свою очередь, просмотрела список. Все перечисленные в нем люди были зверски убиты. Почему? Информация, полученная от МакАфи, привела Алишу к мысли, что все эти люди побывали на том свете и, кажется, сами были уверены в том, что видели ад собственными глазами. Она-то считала все это ерундой, но важно другое: есть люди, которые в это верят. Отец МакАфи, например, поверил — и составил список этих людей. Так, может быть, убийца тоже не считал это ерундой — и воспользовался записями священника, чтобы отыскивать «людей ИКС»?

Проведение расследования похоже на уборку в квартире: сначала беспорядка становится больше. Даже теперь, когда Алиша поняла, что общего было у жертв, у нее появлялись все новые вопросы. Зачем кому-то понадобилось убивать людей, которым в состоянии, близком к смерти, померещилось, что они видели ад? Как с этим связан Ватикан или, во всяком случае, отец Адальберто Рендалл? Почему архив МакАфи вдруг понадобился — настолько сильно, что они пошли на кражу? Они помогали убийце? Но зачем, зачем, зачем? Она могла только продолжать задавать вопросы.

— Святой отец, у вас нет предположений, могло бы кому-то понадобиться по какой-то причине убить «человека ИКС», именно потому что он — человек, испытавший клиническую смерть?

— Убить? Нет, я не… Так все эти люди… — МакАфи указал на листок, который она держала в руке. — Они убиты? Но боже мой… за что? — Он напряженно обвел комнату взглядом. — Мои архивы! В них есть списки. Но их ведь так много.

Священник еще раньше упоминал о тысячах «людей ИКС», но только после того, как он с ужасом произнес «так много», Алиша до конца осознала смысл сказанного. Тысячи людей. Может быть, те пятеро убитых, о которых им стало известно, — всего лишь первые из тысяч? Уму непостижимо. Скорость, с которой убийства следовали одно за другим, свидетельствовала о больших амбициях, — так сказал Брейди.

— Мисс Вагнер, — сурово спросил священник, — я должен знать: среди убитых есть дети?

— Нет, а… разве среди людей, побывавших на том свете, есть дети?

— Да, есть, и немало.

— И они попадали в ад?

— Увы, да. На сей счет среди христианских богословов всегда шли споры. Мои исследования показывают, что дети могут попасть в ад — и попадают. И это дает повод для новых дебатов. Кальвинисты скажут, что это доказывает доктрину избранности — Бог заранее выбирает тех, кто будет спасен. Католики верят в крещение, в то, что этот обряд спасает детей от ада до тех пор, пока те сами не решат, принять или отвергнуть любовь Христову. Однако я разговаривал с крещеными детьми, у которых после возвращения из клинической смерти сохранились в памяти очень яркие и убедительные картины ада. Трудно понять, почему любящий нас Господь отправляет малышей на вечные мучения.

Тут Алиша была с ним полностью согласна.

— И как вы себе это объяснили? — поинтересовалась она.

— Господь воистину милостив, — улыбнулся священник, — и пути Его неисповедимы.

— В ваших списках были дети, — помолчав, сказала Алиша тихо и утвердительно.

— Да. По меньшей мере, несколько десятков.

Ей тут же представилась картина: сканирующие лазеры ЦМП мельтешат по обезглавленному тельцу ребенка. Алиша встряхнула головой, отгоняя видение, и резко встала:

— Отче, я должна…

Она чувствовала, что должна что-то немедленно сделать, но не знала — что. Ей хотелось занести свои размышления в компьютер, там их было удобнее организовать, рассортировать данные, попытаться провести связи между фактами визуально, а не умозрительно; к тому же данные и версии накапливались, их необходимо было где-то хранить. А еще ей нужно было поговорить с Брейди. И все это хотелось сделать как можно скорее. Ей срочно нужны были ответы на накопившиеся вопросы.

Зачем кто-то убивает «людей ИКС»? Сколько человек у него в списке — тысячи?

Священник встал и положил руку ей на плечо.

— Агент Вагнер, хотите чаю? Мне кажется, вы так же обеспокоены, как и я.

— Нет, спасибо. Мне нужно собраться с мыслями. Вы мне очень помогли.

Она повернулась к двери — и вдруг увидела, что та вновь приоткрыта. Алиша мигом выхватила из кобуры пистолет. Блокнот и ручку она так же быстро спрятала в карман блейзера.

— Не думаю, что… — начал отец МакАфи.

Алиша, подняв руку, остановила его, затем ногой открыла дверь. Коридор утопал во мраке. Она прижалась к стене и выглянула в одну сторону. Слишком темно, ничего не видно. С одной из фотографий в рамочке на стене напротив улыбались несколько священников. Дальше висели еще рамки, но что было на этих фотографиях — она уже не могла разобрать. Алиша быстро обогнула дверной косяк, оказавшись в коридоре лицом в другую сторону. Пистолет она держала перед собой двумя руками. Она буквально ощущала глубину тьмы в том месте, где коридор переходил в библиотеку, — так спелеологи в полной темноте чувствуют, что вместо узкого лаза дальше идет пещера.

— ФБР! — закричала она. — Выходите на свет! Быстро!

Алиша ничего не слышала и не видела, просто попыталась «взять на пушку». Она бросила взгляд назад — коридор позади был словно забит черной ватой. Она вернулась в кабинет, закрыла дверь и, затаив дыхание, прижалась ухом к трещине между дверью и косяком. Постояв так секунд двадцать, она повернулась к МакАфи.

— Вы что-нибудь видели? — прошептал он.

— Ничего, — покачала головой Алиша. — Святой отец, хотите я останусь? Я могу осмотреть дом и церковь, переночевать в комнате вашей экономки… во всяком случае, эту ночь.

— Благодарю вас, но ваш визит напомнил мне, что в мире есть вещи пострашнее теней и завываний. Есть даже убийства.

— Которое вполне может входить в планы того, кто вас донимает.

— Господь защитит меня.

«Ага, защитит! — хотелось ей сказать. — Так же, как защитил Синтию Леб, Дэниэла Фирза, Уильяма Белла…»

— Не провожайте меня, — сказала она вместо этого.

— Подождите! — вдруг сказал он, когда Алиша уже открывала дверь. Алиша даже вздрогнула. Оказалось, он решил на прощанье подарить ей одну из своих книг — «Расплата — ад». Алиша кивнула в знак благодарности.

— Берегите себя, отче! — сказала она и скользнула в темноту.

 

40

Брейди вставил в DVD-плеер диск с фильмом «Скуби Ду и вторжение инопланетян». На кухне просигналила микроволновка. Через минуту в комнату вошел Зак — в пижаме и с огромной чашкой попкорна в руках.

— С двойным маслом, — торжественно объявил он, держа чашку, как призовой кубок, доставшийся в тяжелой борьбе.

— Годится! — оценил Брейди. Он сел на диван и приглашающе похлопал рядом с собой.

Зак с разбегу плюхнулся задом на эту точку — попкорн полетел во все стороны.

Брейди едва сдержался, чтобы тут же не одернуть сына. Но он ведь твердо решил повеселить Зака, а не портить ему настроение. Он обещал. Брейди показалось, что сын испытывает его: не сорвется ли отец по малейшему поводу в наезженную колею угрюмой раздражительности. Мальчик, конечно, хотел, чтобы он снова стал тем веселым и любящим папой, каким был до гибели Карен, но Заку не нужен был фальшивый наигрыш. Брейди, посмеиваясь, собрал попкорн с коленей.

— Напитков у вас, стало быть, не подают, — предположил он.

— Ой, я забыл! — спохватился сын, сунул ему чашку и помчался на кухню, крикнув: — Без меня не начинай!

Тут уж Брейди рассмеялся от души. Ну вот, он проводит время с сыном, и сын счастлив. Все-таки он молодец. Он мысленно запер на прочный засов ту черную дыру, которая, дай ей волю, могла мгновенно поглотить ту тихую радость, которую Брейди сейчас испытывал. Слишком часто он давал ей волю, и общение с Заком, которому так нужна была его поддержка, превращалось в вымученное кривляние. Слишком легко было представить рядом с ними Карен: насколько вместе с ней было бы проще и веселей — и вот уже тоска по ней властно стучалась в сердце Брейди. Он научился не подпускать ее. Ради сына. Меньше всего на свете он хотел учиться этому искусству, но иначе он мог потерять Зака.

Зак о чем-то спрашивал у него с кухни.

— Что? — очнулся Брейди.

— «Пепси», «спрайт» или рутбир?

— «Маунтин Дью», пожалуйста.

— «Маунтин Дью» у нас нет. «Пепси», «спрайт» или рутбир?

— «Доктор Пеппер».

Зак вернулся с двумя разными банками.

— Ваш «Доктор Пеппер», пожалуйста, — сказал он, вручая отцу «пепси».

— О, спасибо, это мой любимый сорт.

Открыв для себя банку «спрайта», Зак пристроил ее на кофейный столик и забрал у Брейди чашку с попкорном.

— Шоу начинается! — скомандовал он.

Брейди взмахнул пультом, и на экране появилось уведомление ФБР о том, что незаконное копирование преследуется законом.

— Ты этим занимаешься? — спросил Зак, показав на экран. Он прижался к руке отца и отправил в рот пригоршню попкорна.

— Нет, за злыми пиратами гоняются другие. Они слишком страшные, где уж мне! — Брейди тоже угостился попкорном.

— У тех, кто их ловит, наверняка полно всяких бесплатных киношек.

— Может быть, но тогда им придется арестовать самих себя.

В комнату вошел Коко, весело помахивая сразу головой и хвостом. Остановившись на коврике перед телевизором, он повернулся к хозяевам той стороной, где у него находились выпученные глазки и высунутый язык, и стал ждать, не перепадет ли ему угощения. Зак бросил ему через стол несколько зерен. Мелко тряся пушистым хвостиком, песик слизнул их в одно мгновение. Поняв, что больше ему ничего не причитается, он свернулся калачиком на ковре.

Приключения незадачливых героев фильма уже через пять минут проняли Брейди, и он смеялся над ними вместе с сыном. Зак придвинулся к нему еще ближе и почти повис на его руке. Чашку попкорна он зажал между ног. Брейди потянулся к ней, но понял, что ему придется, поворачиваясь, отодвинуть уютно устроившегося у него под боком сына, и решил отказаться от попкорна.

Услышав с улицы какой-то звук, Брейди перестал смеяться. Это был глухой стук, будто что-то упало на землю. Зак продолжал хихикать над выходками Шэгги, и Брейди уже готов был решить, что ему послышалось, как вдруг уловил какой-то тихий скрежет. Коко тоже насторожился, подняв уши.

— Не ходи туда! — кричал в телевизор Зак. — Ну почему они вечно лезут в самые темные и страшные места?

Коко вскочил и уставился на темный коридор, который вел на кухню. Брейди расслышал через шум телевизора его низкое злое рычание. Песик отступил назад, быстро оглянулся на Брейди и опять стал смотреть в коридор.

— Пап! — оглянулся и Зак. — Что происходит?

— Чш-ш-ш, — Брейди осторожно отстранил сына и встал. Тот потянулся к пульту управления, видимо, для того, чтобы отключить звук, но Брейди схватил его за руку и шепнул: «Подожди!» Он сам ничего не мог разобрать из-за телевизора, но инстинктивно чувствовал, что лучше оставить звук включенным.

Брейди подумал о своих пистолетах — один в спальне, второй на кухне. Оба лежат в тайниках, запирающихся спецзамками, настроенными на его отпечатки пальцев; Брейди мог бы открыть их одним прикосновением. Но до них слишком далеко.

Коко скулил и поглядывал на Брейди, ища поддержки, и в то же время продолжал наблюдать за коридором. Наконец он не выдержал и побежал в прачечную, откуда через специально оборудованный для него лаз мог попасть на улицу.

Брейди тоже чувствовал, что кто-то приближается. Не отводя взгляда от темного коридора, он взял из рук сына чашку с попкорном, отставил ее в сторону и сгреб Зака под мышку. «Пошли отсюда», — шепнул он и, прижимая к себе сына, обогнул кофейный столик. Из прачечной на улицу вела и обычная дверь. Они на цыпочках подошли к ней. Брейди вспомнил про сотовый, висевший на поясе, — эта вещица была такой маленькой, что он все время забывал о ее существовании. Он одной рукой вытащил телефон, раскрыл его и большим пальцем набрал 911.

— Оператор службы 911. Чем вам помочь?

— В мой дом забрались неизвестные, — приглушив голос, сказал Брейди. — Приезжайте скорее, — и назвал адрес.

— Сэр, вы не могли бы…

Но Брейди уже закрыл телефон и сунул в карман. Кто-то был на улице возле дома, у самой двери. Оттуда раздался громкий жалобный визг — и вдруг оборвался. Визжал, конечно, Коко.

— Ко… — начал Зак, рванувшись к двери.

Брейди зажал ему рот ладонью и прижал к себе.

Острый животный запах, донесшийся из-за двери, ударил ему в ноздри, как внезапный порыв ветра в лицо. И Брейди все понял. Он резко обернулся, ожидая, что из коридора вот-вот покажутся собако-волки. Там никого не было… затем мелькнула какая-то тень…

Брейди метнулся дальше, к единственному оставшемуся выходу из комнаты, который вел, правда, не на улицу, а в подвал. Он осторожно подтолкнул Зака вниз по ступенькам, подстраховывая рукой, чтобы не упал. Второй рукой Брейди закрыл за собой дверь, стараясь двигаться тихо, но быстро.

— Давай, давай, — прошептал он, отпуская Зака. Мальчик быстро, уверенно и бесшумно сбежал вниз по ступенькам.

На двери подвала имелся засов, который снаружи открывался ключом. Когда Зак еще только научился ходить, дверь оборудовали этим запором, чтобы он не забрел сюда. Изнутри дверь отпиралась и запиралась вручную, чтобы никто случайно не оказался запертым в подвале. Брейди задвинул засов и спустился по лестнице. Он двигался не так быстро, как Зак, но почти так же тихо. Пока он спускался, Зак успел открыть дверь в свое убежище. Он шагнул туда и тревожно обернулся на отца.

Брейди остановился на полпути к этой маленькой комнатке, скорее похожей на нишу.

«Не пойдет», — подумал он. Собаки их найдут по запаху. Что же делать? Что? Взгляд его метался по помещению. Стиральная машина, сушилка, обогреватель для воды, металлические полки с краской, чистящими средствами и… Брейди посмотрел на тюбик со смазкой, которой он потчевал свой внедорожник. Может, им раздеться и намазаться машинным маслом, чтобы отбить собственный запах? Он вспомнил занятия в школе ФБР, на которых им объясняли, как выслеживать противника с собакой и как уходить от такой погони. Обоняние у собаки в миллион раз более чувствительно, чем у человека. «Даже если объект полностью погружен в воду, — говорила инструкторша, — собака может уловить его запах по одному-единственному пузырьку, всплывшему на поверхность».

В дверь подвала поскребли когтями.

— Пап, прячься, — умоляюще прошептал Зак.

Брейди посмотрел на сына, потом вновь на лестницу. Можно попробовать прорваться на кухню… резко открыть дверь и бегом к сейфу с пистолетом… разорвут по дороге.

Может, на этом все и кончится? Оставят ли убийца и его собаки Зака в покое? Как ни больно расставаться с сыном, оставить его совсем одного, но лучше так, чем дать ему погибнуть. Пока что убийца никогда не убивал двоих сразу.

Брейди вытер пот, заливавший глаза.

— Папа! — снова позвал Зак.

Ситуация сейчас другая. Убийца переместился из того географического региона, где действовал, вслед за одним из людей, расследующих его преступления. Это что — акция устрашения? Месть за то, что его разыскивают, а значит, считают виноватым? Что бы это ни было, он стал действовать иначе.

«А вдруг он не удовольствуется только моей смертью?» — вернулись мысли Брейди к той единственной проблеме, которая сейчас имела для него значение.

Звуки «Скуби Ду», доносившиеся из комнаты, замолкли. Кто-то выключил телевизор. Теперь он взломает дверь, в которую скребутся его собаки.

Брейди шагнул к лестнице.

— Папа! — продолжал шептать Зак, охрипнув от отчаяния.

Брейди взял швабру, наступил на ее рукоятку у самой щетки и потянул вверх. Она отломилась по диагонали, получился заостренный кол длиной около метра. Что, если попытаться застать убийцу врасплох, выскочить и воткнуть ему кол в горло? Брейди знал, что собак ему не одолеть. Загрызут. Но если убить их хозяина, они не смогут ворваться в тайное убежище Зака. Унюхают, поскребутся — и все. В конце концов, приедет служба спасения или собакам надоест. Зак останется жить.

Брейди обернулся, чтобы приказать сыну запереться в тайнике и не выходить ни в коем случае, что бы ни случилось. Тут его взгляд упал на бутылочку, которую он в рассеянности поставил на маскировочные коробки, прикрепленные к двери в убежище. У него в голове появился план спасения. Шансов, правда, он давал немного, но имело смысл попытаться. Только теперь в случае неудачи сын наверняка погибнет.

У Зака из глаз текли слезы, одна из них сорвалась со щеки — прежде чем она коснулась земли, Брейди успел рассчитать все свои дальнейшие действия.

Он схватил бутылочку — в ней был отбеливатель, и его, как с радостью отметил про себя Брейди, оставалось еще много. Отвинтив крышку, он стал расплескивать жидкость по полу, постаравшись в первую очередь обработать участок перед убежищем, затем возле лестницы. Остаток он расплескал по всему подвалу, чтобы не привлекать внимания к тайнику.

— Аммиак, — сказал он Заку, показав на полку с чистящими средствами.

Зак подбежал к полке и схватил склянку с аммиаком.

— Лей на отбеливатель, — приказал Брейди. — Задержи дыхание.

Дверь в подвал задрожала.

— Быстрей!

— Готово, — сказал Зак через несколько секунд.

У Брейди защипало глаза и начало саднить в горле. Отбеливатель вступает в реакцию с аммиаком, и образуется трихлорид азота, ядовитый газ. Брейди читал, что около десятка домохозяек, не знающих об этом свойстве бытовых химикатов, ежегодно отправляются на тот свет. Собакам пары этого вещества должны показаться в миллион раз более неприятными. Брейди надеялся, что звери вообще не станут спускаться в подвал. Тогда, если их хозяин найдет укрытие, а он, конечно, найдет, Брейди выскочит на него с колом. Бой будет неравным — топор против палки, но хотя бы без собак. Шанс, кажется, есть. А если удача сегодня на стороне Муров, то без боевых псов убийца, может, и не сунется сюда. Хотя непохоже…

— Хорошо, хорошо, — Брейди затолкал сына в укрытие, зашел сам и аккуратно прикрыл дверь. В ней была проделана дырочка на уровне глаз Зака, так что Брейди пришлось нагнуться, чтобы заглянуть в нее. Ядовитым парам хватило, кажется, полминуты, чтобы заполнить весь подвал. Очень скоро они начали просачиваться в отверстие, и у Брейди заслезился глаз. Приходилось его время от времени вытирать.

Дверь в подвал распахнулась от мощного удара. По деревянным ступенькам быстро зацокали когти. Два пса — на вид вылитые волки — добежали до нижней ступеньки и остановились. Один взвыл, прыжками помчался вверх и скрылся из виду. Второй заскулил, попытался понюхать пол, но тут же резко отдернул голову. Он еще раз попытался спуститься, но снова заскулил и попятился вверх по ступеням.

Послышался громкий окрик. Брейди не мог разобрать слов — то ли стены искажали звук, то ли мужчина говорил на незнакомом языке.

В поле зрения появился еще один собако-волк, поменьше размером, но такой же свирепый на вид. Он осторожно спустился в подвал, все время оглядываясь на невидимого отсюда человека, который отдавал команды — голос был властным, но слова по-прежнему непонятными. У этого волка голова вдруг так же резко отдернулась от воздействия ядовитых паров, как у второго. Он повернул было назад, потом развернулся и сделал еще одну попытку спуститься. Но почти тут же сдавленно кашлянул и убежал под раскаты сердитого властного голоса.

Тут Брейди пришлось оторваться от смотрового отверстия, чтобы вытереть слезящийся глаз. Ощущение было такое, словно веки натерли школьной резинкой. Сзади за него дрожащими руками цеплялся Зак. Брейди, не оборачиваясь, дотянулся до него и успокаивающе погладил. Потом приложился к отверстию другим глазом.

Прямо перед собой он увидел человека и от неожиданности чуть не отпрянул от двери. Как быстро тот спустился… и как бесшумно. Брейди поначалу показалось, что мужчина одет в маскарадный костюм. Его длинные спутанные волосы свисали на плечи. Рыжая борода закрывала и часть лица, и часть вязаной рубашки. На незнакомце были узкие, на вид кожаные штаны и старинного покроя сапоги, немного не доходившие до колен. Правой рукой он сжимал топорище длинной секиры, острый конец которой едва не касался земли. Мужчина был крепким и мускулистым. Глядя на него, Брейди засомневался, что кол из сломанной швабры сможет не то что всерьез поранить, а оставить хотя бы царапину на этом словно выточенном из дуба теле — оно казалось абсолютно неуязвимым.

Мужчина осматривал мокрый пол. По движениям груди было видно, что он дышит редко и неглубоко. Умно. Убийца подошел к стиральной машине и сушилке слева от их укрытия и занес топор таким движением, что у Брейди екнуло в животе. Рыжебородый наклонился, на миг пропав из вида. Слышно было, как он открывает люк стиральной машины, затем дверцу сушилки.

«Он что, не знает, что там слишком тесно для обычного человека? — подумал Брейди, а от следующего предположения у него по спине пробежал холодок. — А может, он ищет именно Зака?»

Убийца вышел на середину подвала, встав между лестницей и укрытием, где прятались Брейди и Зак. Он принялся медленно, поворачиваясь на месте, как башня у танка, осматривать по кругу весь подвал, начав со ступенек лестницы. Он явно не торопился уходить и собирался довести охоту до конца.

В этот момент у Брейди в кармане зазвонил телефон.

 

41

Слава богу, что они заехали на могилу Карен перед прокатом видеокассет. Слава богу, что на кладбище Брейди переключил сотовый на виброзвонок — и так и оставил. Однако после трех вибросигналов телефон должен был автоматически переключиться на громкий звонок. Отскочив от смотрового отверстия, Брейди стал лихорадочно рыться в кармане брюк, считая тихие содрогания сотового. На втором звонке он добрался до телефона, зажал в кулак, но не смог вытащить — рука застряла в кармане. Третий звонок. Брейди с отчаянья нажал напропалую несколько кнопок, надеясь, что одна из них сбросит вызов или выключит телефон. Сердце едва не выскакивало из груди… Четвертого звонка не последовало. Брейди перевел дыхание и снова прильнул к отверстию.

Убийца ничего не услышал. Он продолжал стоять в центре подвала, внимательно осматривая все места, где можно было спрятаться. Глаза его покраснели и тоже слезились. Дом был построен до принятия новых пожарных правил, и подвальных окошек в нем не было. На полу были только что разлиты химикаты. Собаки указали убийце, что беглецы скрылись в подвале, и он не сомневался: добыча прячется где-то совсем близко.

Рыжебородый повернулся лицом к укрытию. Он смотрел прямо на Брейди, но тот знал, что гобелен с гребцами настолько хорошо маскирует глазок, что его не заметно даже вблизи при внимательном рассмотрении. Убийца скользнул взглядом по верхнему краю «стены», потом уставился на коробки, прикрепленные к ней у самого пола.

«Это просто коробки», — отчаянно пытался внушить ему Брейди.

Убийца шагнул в его сторону и пнул пустые коробки. Они издали гулкий звук, но не отлетели в сторону. Рыжебородый начал поднимать топор, целясь в дверь убежища.

Брейди отпрянул. Оттолкнув Зака в глубину ниши, он поднял обломок швабры и приготовился защищаться.

«Такой топор разрежет эту дверку, как нож — ломтик хлеба», — промелькнуло у него в голове.

Но удара все не было. Немного поколебавшись, Брейди осмелился выглянуть в глазок. Убийца стоял там же, сжимая двумя руками занесенный над головой топор и словно задумавшись. Смотрел он куда-то вверх, на потолочные балки подвала, которыми служили опорные лаги для пола первого этажа. Брейди услышал далекий, нарастающий звук полицейской сирены.

«Ага! — подумал он. — Беги, сволочь! Проваливай!»

Но вместо этого убийца устремил взгляд в его сторону и взмахнул топором. Брейди отпрыгнул, и через полсекунды лезвие топора прошло сквозь дощатую дверь, раскроив ее от уровня головы до уровня груди человека. На голову им посыпались пыль и гипсовая крошка.

Зак испуганно вскрикнул. Он, видимо, ударился головой о выключатель, потому что над ними загорелась единственная лампочка, освещавшая тайник.

Оценив мощь руки, державшей секиру, Брейди пришел к выводу, что с обломком швабры ему против нее делать нечего, и единственный шанс, который у них остался, — отсрочить неминуемую гибель, протянуть время до прибытия полиции. Сирены завывали совсем близко. Брейди бросил палку и сделал первое, что пришло в голову: схватился за торчащее из двери лезвие. Он тут же поранил ладонь левой руки об остро наточенный топор. Убийца рванул на себя секиру. Лезвие наполовину ушло из захвата Брейди. Оно стало скользким от крови. Брейди зажал его изо всех сил и почувствовал, что мясо на ладони разошлось до кости, в которую и уперлось лезвие. Киллер снова дернул на себя топор, но Брейди удержал его. Он хотел крикнуть какое-нибудь проклятье этому зверю, который ворвался в его дом, но из груди вырвалось только сдавленное рычание.

Затем ему в колено, пробив доску, ударила обутая в сапог нога. В то же мгновение острие секиры выскользнуло у него из рук и исчезло за дверью. Брейди отлетел к противоположной стене, сбив по пути Зака. Тот ударился о стену и упал, потеряв сознание. Брейди тоже не удержался на ногах и с размаху сел рядом. Через трещину в двери он видел, как убийца заглядывает в убежище.

Лицо рыжебородого свело от ярости. Его собаки лаяли и выли где-то наверху. Убийца поднял топор для следующего удара. Но, постояв немного, он вдруг повернулся и исчез из виду. Брейди услышал, как он взбежал вверх по ступенькам. Лай прекратился. Наверху хлопнула, закрываясь, дверь — или ее выбили с разбегу ногой, Брейди не мог точно сказать. Потом все стихло. В доме воцарилась неестественная тишина, как полный штиль после внезапно пронесшегося торнадо.

Вокруг них клубился ядовитый газ. Какое-то время Брейди не замечал его, теперь резь в глазах усилилась, легкие сдавило, и горло заболело сильнее. Зак судорожно втянул в себя воздух. Вид у него был такой, будто он плакал целую неделю.

— Все в порядке, сынок! — произнес Брейди. Он протянул к сыну руку, но с нее капала кровь.

Зак поднялся на колени и обнял отца. Всхлипнув, он издал тихий жалобный стон.

Брейди прижал его к себе здоровой рукой:

— Все хорошо.

В этот момент до его слуха донесся чей-то тоненький голос. Вначале ему показалось, что это полицейский громкоговоритель с улицы, но голос звучал где-то совсем близко. «Брейди! — пищал он. — Брейди!» Брейди выпустил Зака — тот сел обратно на пол — и вытащил из кармана сотовый телефон. Оказывается, пытаясь сбросить вызов, он нажал кнопку «да», и телефон все это время был включен. Брейди поднес его к уху.

— Брейди! — это был голос Алиши.

— Я слушаю, — ответил он. Голос был сиплым. Если он и Зак немедленно не выберутся из подвала, ядовитый газ доделает то, чего не сделал киллер. Держа трубку у лица, Брейди встал на ноги и помог подняться Заку.

— Что у вас происходит? Что там за шум и грохот? Вы в порядке?

— «Убийца Пелетье», он приходил сюда, он чуть не… — Брейди только после этих слов начал осознавать, что могло произойти на самом деле. — Но мы в порядке, Зак и я, мы живы.

Алиша замолчала.

Брейди раненой рукой стал сдвигать в сторону ложную стену убежища. Она двигалась неохотно, цепляясь разбитыми частями за пол и несущую стену. Мысли его помимо воли направились по руслу под названием Если Бы. А если бы Курт не построил для Зака это убежище? А если бы полиция не приехала или не включила по дороге сирены?

— Брейди! — Голос Алиши звучал решительно и уверенно. — Слушай. Не обращайся в полицию. Ни к местным, ни к нашим.

В этот момент, словно по подсказке невидимого суфлера, кто-то властно постучал в парадную дверь.

— Да они уже здесь, — сказал Брейди, потихоньку выбираясь вместе с Заком из подвала. — А в чем дело? Почему…

— Что-то тут не так, — ответила Алиша. — Слушай… сделай так, как я прошу, ладно? Найди где спрятаться, но в полицию не обращайся. Поверь мне.

Брейди сам чувствовал, что она права. Откуда здесь взялся «убийца Пелетье»? В самом деле, тут что-то очень сильно не так.

В дверь продолжали стучать.

— Но они уже приехали, — сказал он, не в силах понять, что делать дальше — мысли путались в голове. — Мы вызвали 911.

— Скажи им, что это ошибка.

Брейди не нашелся что ответить.

— Соври что-нибудь, Брейди. Не давай им влезть в это дело, ни им, ни ФБР. Они не помогут, а только свяжут тебя по рукам и ногам всякими подписками. И ты станешь живой мишенью. — Она немного помолчала и добавила: — И Зак тоже.

— Ладно, пока я им ничего не скажу, — зажмурившись, произнес Брейди. — Все, позже перезвоню.

— Пока?

Он дал отбой.

— Все будет хорошо, — сказал он сыну, погладив его по лицу.

В дверь барабанили. Еще немного — и полицейские взломают дверь.

— Надо придумать, что соврать, сын. Я потом тебе все объясню. — Брейди в двух словах рассказал Заку, как тот должен отвечать на вопросы служителей закона, и пошел открывать.

 

42

Трубка щелкнула, и Алиша несколько секунд слушала пустоту разъединенной телефонной линии — она казалась не просто тишиной, а каким-то вакуумом. Надо же, Брейди Мур, что называется, бросил трубку. Алиша тоже положила свою — она звонила с гостиничного телефона, из своего номера — и села на кровать. Ну, раз он обещал ничего не говорить полиции, значит, не скажет. Во всяком случае пока — то есть пока не поговорит с Алишей еще раз, не выслушает, какие у нее появились опасения и соображения.

А какие тут соображения? Тут бы с опасениями определиться. Ясно только то, что все это ни во что не укладывается… Серийный убийца ни с того ни с сего нападает на федерального агента — само по себе более чем странно. К тому же он перелетает для этого на другой конец страны. Это дико, это подозрительно и… и вообще. Алиша не могла подобрать подходящего слова для того жуткого ощущения, которое испытала, услышав о нападении на Брейди. Словно какое-то мерзкое существо с ледяными лапками поднялось по ее позвоночнику вверх. А теперь оно, как червь, точило ей мозг, разъедая чувство реальности происходящего. Всего этого не могло быть. Это нереально.

Алиша почувствовала, что от треволнений у нее во рту пересохло. Она встала и рассеянно подошла к тумбочке. В ведерке для льда лежал сложенный пластиковый пакет — постояльцы для чего только не используют эти ведерки помимо хранения льда, и кто знает, моет ли их после этого прислуга… Она выложила пакет на стол, взяла ведерко, проверила, при ней ли ключ-карточка от номера, и вышла, тщательно закрыв за собой дверь.

Она прошлепала босиком мимо лифтов до Т-образного перекрестка коридоров. Потом, следуя указующему знаку, дошла до ниши, где стояли автоматы, торгующие напитками, конфетами и льдом. К тому моменту, когда ее ведерко наполнилось льдом, Алиша решила как можно скорее ехать в Вирджинию. Задумчиво погромыхивая льдом в ведерке, она отправилась обратно в номер.

Брейди, конечно, на грани истерики. Не из-за того, что его жизни грозит опасность, а оттого, что дело коснулось Зака. Алиша не винила Брейди за то, что он разнервничался; ему надо помочь, ему сейчас нужен хладнокровный товарищ, с которым можно вместе обдумать ситуацию и выработать план действий. До него четыре часа на машине, если только не обращать внимания на знаки ограничения скорости… а кто обращает? Когда он позвонит, она сообщит, где укрыться (если он к тому моменту не найдет надежного места), и сама вскорости туда прибудет.

Алише тоже было страшно до чертиков, но при этом она чувствовала возбуждение, отчасти даже приятное. Поднимаются же люди на Эверест без кислородной маски. Опасно, глупо, никому не нужно? Да. Но они зачем-то идут на это, и Алиша начинала понимать, что они при этом испытывают.

У двери с табличкой «Обслуживание номеров» она задержалась. Эта комната находилась шагах в тридцати от ее номера по другой стороне коридора. Алиша приметила ее, когда в первый раз искала свой номер. Тогда она даже пыталась сюда заглянуть, но дверь оказалась заперта. Отели и мотели часто становятся местами совершения преступлений, Алиша приучила себя всегда быть настороже.

Дверь в комнату прислуги была приоткрыта. Шагнув в сторону, Алиша толкнула ее — свет в комнате не горел. Придерживая дверь ногой, она дотянулась до выключателя. Лампочка осветила ряды полок с постельным бельем и полотенцами. Наготове стояла тележка со средствами гигиены, салфетками и туалетной бумагой, маленькими бутылочками шампанского. Утренний сервис: кому что. Возле люка в прачечное отделение стояла пустая бельевая корзина размером с мусорный контейнер. Никаких злобных парней с рыскающим взглядом и преступными намерениями.

Алиша выключила свет и аккуратно прикрыла дверь — щелкнул автоматический запор.

Психопатка и перестраховщица. «Не-а, — мысленно ответила себе Алиша. — Просто неплохой профессионал».

Вернувшись в номер, она посмотрела на сотовый телефон, чтобы убедиться, что ей никто не звонил за время отсутствия. Мобильный лежал на тумбочке возле гостиничного телефона. Если бы кто-то звонил, телефон после этого сигналил бы каждые тридцать секунд.

«Надо было захватить его с собой», — подумала Алиша и направилась в ванную. Но Брейди не должен так скоро позвонить. Ему нужно сперва отделаться от полицейских из службы спасения.

Алиша навела себе стаканчик воды со льдом. Воду она налила прямо из-под крана, а полукруглый кусок льда измельчила собственными зубами. Поднеся стакан ко рту, она застыла.

Пистолет. Она оставила его на тумбочке вместе с мобильником. Перед мысленным взором Алиши всплыла картинка — как выглядела тумбочка после ее возвращения от торговых автоматов: гостиничный телефон, сотовый, складной дорожный будильник и пульт дистанционного управления от телевизора. Пистолета с кобурой не было.

Занавеска душа едва заметно дрогнула. В зеркале Алиша уловила движение за своей спиной. Но прежде чем она успела как-то отреагировать или хотя бы подумать, что предпринять, занавеска с лязгом отлетела в сторону. Над ее головой поднялись и опустились руки, накинув на нее что-то сзади. Алиша начала поднимать руку, в которой держала стаканчик с водой. Она хотела завести ее за спину, схватить нападающего за волосы и выволочь вперед. Но что-то с силой согнуло ее руку в локте. Стаканчик со льдом больно ударил Алишу по скуле, скользнул по лицу и вывалился из пальцев.

Она не могла пошевелить рукой — та была прижата к лицу.

«Гаррота!» — поняла Алиша. Она почувствовала, как проволока впилась ей в предплечье. В зеркале она видела свои расширенные от ужаса глаза. Из раны на руке, заливая локоть, потекла кровь, капли брызнули на зеркало. Алиша рванулась назад, вперед, но нападавший держал ее крепко. Ему по чистой случайности не удалось заарканить ей шею: из засады, которую он устроил в ванной, ему не было видно, что она поднесла ко рту стакан. Но он был полон решимости довести дело до конца и изо всех сил затягивал проволоку. Она уже дошла до лучевой кости и скользила по ней вверх, срезая мышцы и ткани с руки. Проволочная петля сдавливала шею сзади. Врезаться в мягкие ткани горла спереди и сбоку, где проходили сонная артерия и яремная вена, проволоке не давала попавшая в захват рука.

Большинство людей полагает, что гаррота рассчитана на удушение. Это не так: с изобретением проволоки пользующиеся ею убийцы стали просто перерезать горло своим жертвам. Голова оставалась держаться только на позвоночнике. Несколько лет назад Алиша видела снимок убитого гарротой главаря банды. Проволока перерезала ему мышцы и связки, вены и артерии, хрящ щитовидной железы и трахею. Она так глубоко вошла в четвертый позвонок, что убийца не смог ее вытащить (рваные края пореза свидетельствовали о том, что он пытался это сделать). У Алиши не было времени вспоминать все подробности. Но за доли секунды она успела представить себе, как будет выглядеть ее тело, когда его обнаружат. Голова неестественно вывернута относительно позвоночника. Внутренние ткани шеи обнажены, но залиты кровью так, что их невозможно различить. А вокруг одного из шейных позвонков намертво затянута струна от пианино.

Все, что осталось сделать киллеру, — закрутить ей руку назад, чтобы проволока смогла вонзиться в горло. Алиша это понимала. Нападавший тоже.

Алиша попыталась достать его левой рукой, но киллер увернулся. Она не могла наклониться вперед, чтобы как следует пнуть его в пах, но могла пнуть хотя бы в ногу. Когда ей это удалось, нападавший не удержался на ногах и упал в ванну, но захват не ослабил и увлек ее за собой. Она упала сверху на его жесткое костлявое тело. Слава богу, хоть зеркала ей больше не было видно — кому хочется напоследок наблюдать за тем, как тебя зверски убивают? Ноги Алиши были задраны на край ванны, рука в гарроте оказалась над лицом. На лицо и в рот потекла кровь. Алиша давилась, отплевывалась и рычала от злости и страха. Киллер барахтался под ней, все туже затягивая гарроту.

Она еще раз постаралась дотянуться до него рукой, и теперь увернуться он уже не смог. Алиша вцепилась ему в ухо. Она стала крутить и тянуть его изо всех сил, стараясь оторвать. Она не отращивала ногти, но и те, что были, постаралась вонзить поглубже в плоть врага.

Киллер как-то не по-мужски взвизгнул. Алиша продолжала рвать ему ухо, ощущая под пальцами теплую скользкую кровь.

Он ударил ее, кажется, лбом в затылок, и в глазах у нее потемнело.

Руки его находились у основания ее шеи, где сходились концы гарроты, завершавшиеся, насколько ей было известно, рукоятками. Киллер вдруг с огромной силой оттолкнул Алишу от себя, затем еще раз, потом в сторону. Она была ошеломлена ударом в затылок и только моталась в его руках.

«Он хочет перепилить мне руку!» — мелькнула мысль. Но оказалось, что он просто пытался подняться на ноги, что ему вскоре удалось. Встав, он потянул ее вверх. Перед глазами снова оказалось зеркало. А сама она выглядела практически мертвой: обмякшее, залитое кровью тело, серое лицо, полузакрытые глаза и полуоткрытый рот.

«Нет, этого не может быть!»

Настал ее черед ударить головой. Алиша стиснула зубы и резко откинула голову назад. Проволока впилась в руку глубже, раздирающая боль отдалась в сознании, и перед глазами вспыхнули десятки ярких огоньков. Но игра стоила свеч: по громкому хрусту она поняла, что сломала противнику нос.

Он болезненно закряхтел, но не выпустил Алишу, боясь утратить преимущество. Однако, опасаясь дальнейших ударов, киллер наклонился, и они снова опрокинулись через край ванны, на этот раз вперед и наружу. Алиша ударилась головой о полку, а потом об унитаз.

Гаррота разжалась: противник упустил одну рукоятку. Алиша вытянула подальше руку с торчащей из нее проволокой, не давая ему вновь дотянуться до рукоятки. Это была деревянная палочка сантиметров пятнадцать длиной и в дюйм толщиной, гладкая, натертая руками до блеска, но грязная и перепачканная в крови. Киллер потянул за оставшуюся у него рукоятку, разрезая проволокой мышцы предплечья. Она закричала от боли. Свободная рукоятка дошла до ее руки и уперлась. Понимая, что за этим последует, Алиша зацепилась рукой за унитаз. Киллер дернул за проволоку. Алиша почувствовала, как проволока скребет по кости предплечья. Рукоятку заклинило в ране, и дальше она не шла. Еще один рывок — также безрезультатно. Положение прочно упиравшейся в унитаз руки Алиши было таким, что она не могла бы надежнее, чем сейчас, удерживать гарроту, даже если бы зажала рукоятку в кулаке.

Окровавленная проволока проходила прямо перед ее лицом. Алиша испугалась, что следующим движением убийца затянет гарроту вокруг ее головы, используя только одну рукоятку. Тогда он может разрезать Алише щеку, глаз и нос.

Но киллер стал действовать иначе. Он уперся ей в спину, чтобы встать на ноги. Алиша вцепилась в него здоровой рукой. Он поймал эту руку и стал выкручивать. Алиша в этом момент лежала боком на полу — на холодном белом кафеле, залитом ее кровью. Враг продолжал заворачивать ей руку за спину; сопротивляясь, она цеплялась раненой рукой за унитаз. Перед глазами Алиши мелькнула длинная U-образная рана на предплечье, похожая на кровоточащий рыбий рот.

Повернувшись, она увидела над собой какого-то демона. Его перекошенное лицо дышало ненавистью.

Глаза были налиты кровью, и на подбородок с уха стекала кровь. Через щеку шли четыре параллельные красные борозды, из ноздрей тоже шла кровь. Все-таки Алише удалось его немного повредить. Длинные черные растрепанные космы спускались на костлявые плечи, напоминая гриву умирающего льва. Под носом, на подбородке и впалых щеках неровными островками росли волосы. Оскал узких губ открывал ряды заостренных зубов. Изо рта вырывалось нечто среднее между шипением и рычанием. А еще оттуда текла слюна и падала теплыми каплями Алише на лицо.

Человек-демон выкручивал ей руку, пытаясь заставить перевернуться лицом вниз. Алише совсем не хотелось оказаться в таком положении. Кроме того, он стоял над ней, расставив ноги, а это не самая выгодная позиция для нападающего. Алиша быстро подтянула ногу к груди и ударила киллера пяткой в пах. Тот выпучил глаза и с громким воплем «х-хо-о-о!» вылетел в открытую дверь ванной.

Опершись на руку, Алиша приподнялась, но ослабшая от боли рука подломилась, и она упала на пол. Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, Алиша перевернулась и попыталась встать, опираясь на другую руку. Та тоже болела, но действовала. Алиша поднялась, хватаясь за унитаз, полку и раковину, ежесекундно ожидая нового удара: вот-вот он обрушится и повергнет ее на пол, где она и останется до прибытия медэксперта, который приедет устанавливать время ее смерти. За спиной стукнула дверь. Алиша повернулась. Дверь, ведущая в комнату, закрывалась после удара о стену. Алиша бросилась к ней и схватила за ручку, пока та не захлопнулась. Она хотела открыть ее, но в этот момент ее сильно толкнули в спину, и Алиша со всего маху ударилась о дверь.

 

43

Брейди демонстрировал свою кровоточащую ладонь полицейскому, стоявшему у него в прихожей. Его напарница, низенькая женщина, одетая в голубую форму на размер меньше, чем надо, обошла Брейди и, держа руку на рукоятке пистолета, осматривала гостиную. Кобура у нее была расстегнута. Брейди еще на входе показал им удостоверение, но оно не произвело на них никакого впечатления. В их городе каждый тридцатый житель когда-то или по сию пору служил в правоохранительных органах. А такие люди, при всем своем усердии, в первую очередь люди, а потом уже агенты, и столкновений с законом у них столько же, сколько у обычных гражданских. Поэтому у местных полицейских удостоверение агента ФБР давно уже не вызывало почтительного трепета.

Беседовавший с ним коп был худым и долговязым, с густыми седыми волосами и пронзительно-синими глазами. Он не столько смотрел на Брейди, сколько обшаривал его взглядом.

— Значит, электронож? — переспросил он. Судя по именному значку, звали его Андерсон.

— Глупо, правда? — сказал Брейди. Он старался держаться спокойно, хотя рука заметно дрожала. «Что я делаю?» — спрашивал он себя. Ему хотелось станцевать перед этими полицейскими Танец Спасенной Жертвы, в котором он мог бы выплеснуть накопившееся недоумение, негодование, нервное напряжение — и выразить свою радость. Он должен сейчас ходить по дому, показывая копам, где что произошло, непроизвольно размахивая руками, нервно подтрунивая над собой и время от времени восклицая: «Ну что ты будешь делать?» и: «В моем доме! В моем собственном доме!»

Больше всего ему хотелось сказать: «На меня и моего сына напал серийный убийца! Он ушел, когда услышал вашу сирену! Он не мог уйти далеко! Надо догнать его!»

— Будем надеяться, в следующий раз я не буду резать окорок прямо в руке, — говорил он вместо этого.

— Будем надеяться, — сухо отвечал Андерсон.

— А где сейчас ваш сын, сэр? — подозрительно глядя на Брейди, спросила женщина-полицейский.

— Э-э, да ложится спать, наверное, — неуверенно ответил он, надеясь, что это прозвучало искренне. Он знал, что полицейским преподают психологию и нейролингвистическое программирование, учат определять по жестам и мимике, правду говорит человек или лжет. Люди, которые лгут, скорее склонны поднимать глаза вверх и вправо, а те, которые пытаются что-то вспомнить, — вверх и влево. Вруны часто так или иначе стремятся прикрыть рот пальцами или ладонью. Они словоохотливы, без понуканий вдаются в подробности, ошибочно полагая, что чем больше в рассказе деталей, тем больше он похож на правду. Способность выдумывать мелкие подробности, очевидно, вообще у людей в крови. Во всяком случае, им это проще, чем вспоминать детали подлинных — часто неприятных или даже мучительных — событий. Большинство говорящих правду сообщает только необходимую информацию. Но знание того, какие мелкие физиологические признаки выдают ложь, не очень-то помогает человеку от них избавиться. Брейди непроизвольно дотронулся до губ — и тут же отдернул руку.

— Хотелось бы поговорить с ним, если вы не возражаете, — сказала женщина.

Брейди все это время продолжал улыбаться, надеясь на то, что копы в конце концов решат, что он просто дурак. Пораненную руку он держал перед собой так, словно просил милостыни — но набрал он, естественно, только полную ладонь крови, которая продолжала сочиться из пореза.

— Вы не могли бы позвать его, сэр?

— А, да, конечно! — Он громко позвал сына, выждал секунд пять, потом позвал еще раз.

— А где ваша супруга, сэр?

— Она умерла. Полтора года назад.

— Прошу прощения. Подруга?

— Не обзавелся, — покачал головой Брейди.

Со стороны кухни послышалось шлепанье босых ног. Через миг на полу коридора показалась тень Зака, следом за ней вышел он сам.

— Что, пап?

Зак, одетый в пижаму, являл собой образец детской невинности и простодушия — хоть сейчас на картинку. Единственный изъян — спутанные волосы и видневшаяся на макушке пыль, которая осыпалась на них в подвале. Брейди хотел как бы невзначай подойти и, погладив сына по голове, стряхнуть ее, но женщина-полицейский преградила ему дорогу.

— Тебя зовут Закари? — спросила она.

Зак кивнул.

— В доме есть кто-нибудь еще?

— Только я и папа, — удивленно ответил мальчик.

— Это ты вызвал 911?

— Да, мэм, — понурил голову Зак.

«Молодчина», — подумал Брейди.

— Тебе ничего не грозит, малыш, — произнес Андерсон. — Но скажи, пожалуйста, зачем ты это сделал?

Зак посмотрел на него, потом на отца, затем перевел взгляд на руку Брейди.

— Папа поранился, — сказал он тихо и виновато. — Я услышал, как он кричит, и побежал на кухню. У него была вся рука в крови, и… — Он замолчал и потупился.

— Все нормально, Зак, — подбодрил его Брейди. Сам он при этом вдруг осознал, что совершил поразительно предсказуемую ошибку, из разряда тех, к которым относится нагромождение подробностей. Он сочинил излишне сложное оправдание. Почему было просто самому не «признаться», что он вызвал полицию по ошибке? Зачем он втянул в это Зака? Да, внезапное нападение его ошеломило, но это же не оправдание. Брейди чувствовал, что сын зря поверил его глупой затее.

— Ну… и он говорил всякие плохие слова. Очень плохие, — Брейди встретился взглядом с сыном: у Зака на ресницах блестели слезы, но он закончил шепотом: — Он никогда таких слов не говорил. Мне показалось, что случилось что-то очень страшное. Ну, я и… позвонил.

Женщина полицейский улыбнулась напарнику.

— И ты сказал диспетчеру, что к вам в дом кто-то забрался? — спросила она у Зака.

Тот кивнул в ответ.

— Зачем?

— Папа говорил, что так быстрее всего вызвать помощь, потому что на остальные вызовы ваши ребята приезжают не так быстро.

Действительно, Брейди когда-то так говорил, но на этот раз он успел забыть, что именно сказал диспетчеру. А ведь и правда, он говорил про взломщика. Брейди был поражен, что Зак так быстро нашелся, и пристальные взгляды полицейских его не смутили.

Полицейские посмотрели на Брейди. Он застенчиво улыбнулся.

— А почему ты говорил шепотом? — поинтересовалась у Зака женщина, не отрывая взгляда от Брейди. Вот тут уже было о чем беспокоиться. Может, она ловила их на вранье, с самого начала точно зная, что звонил в службу спасения Брейди?

Ему оставалось только изобразить недоумение, — правда, сильно напрягаться не пришлось, — повернуться к сыну и спросить:

— Зак!

— Я не хотел, чтобы папа рассердился. Я тайком позвонил. Мне казалось, что он очень сильно порезался и его надо спасать. Потом оказалось, что не очень сильно, — Зак виновато поджал губы. — Извините.

Андерсон рассмеялся, и напряжение в комнате, возросшее, как давление в глубоководном кессоне, спало.

— Что ж, береженого Бог бережет, — произнес он. Брейди показалось, что после этих слов Андерсон взъерошил бы Заку волосы, стой он немного поближе к нему.

На лице Зака появилась слабая улыбка, а по щеке покатилась слеза.

Женщина наконец убрала руку с пистолета и погладила мальчика по плечу.

— Ты поступил правильно, — подтвердила она.

Брейди смотрел, как сын принимает похвалу, и ругал себя на чем свет стоит. Зак врал как по писаному. Даже странно было узнать сына с этой стороны. А себя Брейди чувствовал полным идиотом. Если дело дальше так пойдет, где-то к полуночи ему придется надеть колпак с бубенчиками.

— …лечить, — уловил он последнее слово из того, что говорил ему Андерсон. Брейди повернулся к нему.

— Что, простите?

— Говорю, руку вам надо все-таки подлечить. — Андерсон вышел за порог, и напарница последовала за ним.

«В такой ситуации в кино, — подумал Брейди, — один из полицейских должен вдруг заметить что-нибудь необычное — торчащий в двери топор, мертвое животное на крыльце — и сказать: “Стоп, минутку, а это что такое?” И тогда из кустов выскакивает киллер и всех убивает».

Но это было не кино. Полицейские, улыбаясь, откланялись.

— Спасибо вам, — сказал им на прощанье Брейди, закрыл дверь и повернулся к сыну: — Это было классно! Ты такой потрясающий ак…

Но вместо широкой улыбки, которую он ожидал увидеть, лицо его сына исказила гримаса горечи и страха. Губы у Зака задрожали, из глаз потекли слезы. Он всхлипнул и бросился к отцу. Брейди опустился на колени, и руки Зака сомкнулись у него на шее. Сын прижался к его груди так, словно хотел зарыться в него и спрятаться от ужасов этого мира. Брейди крепко обнял его. Он понимал, что кровоточащая рука сильно перепачкает пижамку Зака, но ему было все равно. Он потерся лицом о волосы Зака — они пахли шампунем и подвальной пылью.

— Зак. Зак, все хорошо, — повторял он. — С нами все в порядке. Я сделаю все, чтобы с тобой такого никогда больше не повторилось, — тут он вдруг осознал, чего больше всего боится сын, и добавил: — Я постараюсь, чтобы и со мной тоже ничего не случилось.

Он еще долго обнимал и успокаивал Зака. Когда тот выплакался, Брейди отстранил его, чтобы заглянуть в сыну лицо, и сказал:

— Я отвезу тебя к дяде Курту и тете Кари.

— Нет, — покачал головой Зак и снова заплакал. Четыре года назад Курт и Кари Оукли переехали в Уилмингтон, штат Делавэр. Туда от Гаррисонвилля было два с половиной часа езды на автомобиле. Брейди полностью доверял этой семье. Зак будет в безопасности, и ему там понравится. Шансов, что кто-то, даже в ФБР, знает о них, было очень немного.

— Зак, я должен этим заняться. Надо раз и навсегда избавиться от того, кто на нас напал. Ты понимаешь меня?

— Давай вместе поживем у дяди Курта, — шмыгнув носом, предложил Зак. — Там нас никто не найдет.

— Сынок, я бы с удовольствием. Но в этом мире есть чудовища, которые не исчезают от того, что мы от них прячемся. Надо выйти и встретиться с ними лицом к лицу.

— Как Давид и Голиаф, — произнес Зак, но так тихо, что становилось понятно: он не хочет, чтобы его отец был Давидом. Он хотел, чтобы отец остался с ним.

— Примерно.

Они долго молча глядели друг другу в лицо. Говорить что-то еще не имело смысла. Потом снова крепко обнялись.

— Ну, ступай собери какую-нибудь одежду и зубную щетку в свою спортивную сумку, — сказал Брейди, тоном давая понять: «Давай, пора. Это нужно сделать немедленно».

Зак, кажется, успел прийти в себя. Он начал подниматься по ступенькам, но вдруг остановился и бросился обратно.

— Что случилось? Куда ты? — перехватил его Брейди.

— Коко! — почти закричал Зак.

— Зак! Иди собирай вещи. Я сам его поищу.

Брейди захватил пистолет из тайника на кухне и включил свет на заднем дворе. Он помнил, как песик завизжал — и как внезапно оборвался его визг. Брейди вышел из дома на мощеную площадку с садовым столом. В их районе возле каждого дома имелся солидный земельный участок, большая часть которого приходилась на задний двор. Есть где поиграть детям. Именно поэтому Карен его и выбрала, хотя для их семьи такое жилье было дороговато. Брейди посмотрел в сторону дальнего забора, которого было не видно из-за деревьев. Ему совсем не хотелось идти туда одному, без прикрытия. Держась лицом к той стороне, он двинулся боком вдоль задней стены дома, время от времени негромко окликая Коко. Так он дошел до бокового забора и хотел добраться тем же маршрутом до противоположной стороны двора, как вдруг его внимание привлек непонятный влажный блеск. Листья кустарника были измазаны чем-то темным и жидким. Брейди коснулся листьев пальцами и выставил руку на свет. Красное… кровь. Он опустился на четвереньки и всмотрелся в темноту под ветвями.

— Коко? — прошептал он.

Брейди залез под куст и застыл, различив в темноте светлую шерсть лежавшего на земле песика. Она не шевелилась. Брейди протянул здоровую руку и слегка пошевелил Коко. Тот не подавал признаков жизни. Брейди хотел обхватить его тельце рукой и вытащить из кустов, но угодил пальцами в какое-то теплое и влажное месиво. При этом раздался такой звук, словно он наступил в грязь. Брейди отдернул руку — она была вся в крови, кроме того, на нее налипли комочки земли и опавшие листья. Брейди непроизвольно судорожно выдохнул и практически так же судорожно и непроизвольно принялся вытирать руку о траву. Потом еще раз посмотрел на комок шерсти в траве.

— Прости, богатырь, — прошептал он.

Обернувшись, он посмотрел на окно комнаты Зака, располагавшееся на втором этаже прямо над ним. Окно было зашторено. Поразмыслив секунду, Брейди решил сказать сыну, что Коко не нашел. Зака, конечно, трудно будет убедить уехать, бросив песика здесь. Но ничего, можно пообещать, что соседи его поищут, найдут и присмотрят за Коко несколько дней.

Как-то вскоре после гибели Карен Брейди, сидя на диванчике в гостиной со стаканом бурбона в руке, вдруг почувствовал себя хрупким, как фарфоровая статуэтка, и даже надтреснутым от удара. Он понял: еще одна большая потеря — и он не выдержит, во всяком случае, долго не протянет. Брейди не мог точно сказать, что с ним тогда случится: умрет он от сердечного приступа или покончит с собой, а может, сойдет с ума… но что-нибудь случится обязательно. И вот теперь он ощутил, что за прошедшее время не стал прочнее. Брейди трясло, ему казалось, что он вот-вот сломается. Но опасность, угрожавшая сыну, придавала ему сил, заставляла держаться. Может быть, он сломается потом, когда сын будет в безопасности.

Несмотря на то, что внешне Заку удавалось справиться с собой, Брейди опасался, что сын тоже не так крепок, как кажется. Брейди не хотелось проверять свои догадки на практике. Он не будет испытывать сына на прочность и обременять его душу известием о гибели Коко.

Брейди поднялся с четверенек, рассеянно обтирая ладонь о штаны. Обратно к дому он шел так тяжело, словно ему на плечи навалили мешок с песком. Сознание его сосредоточилось на двух неотложных нуждах: отмыть руки и как можно скорее покинуть город.

* * *

Из своего микроавтобуса, припаркованного у обочины в двух кварталах от дома Брейди Мура, Олаф видел, как полицейские ушли. Он облегченно вздохнул и услышал за спиной тихий шорох — собаки подняли головы с груды мусора на полу и с любопытством посмотрели на хозяина. Как Олаф ни крутил колесико настройки объектива, он не мог добиться четкого изображения в бинокле: полицейские и их машина и даже дом Мура расплывались перед глазами. Дело было не в оптике, а в глазах — сказывалось действие ядовитых паров, которые применил объект для своей защиты.

Копы спустились с порога, и входная дверь закрылась. Олаф отложил бинокль и утер глаза рукавом. Надо будет раздобыть глазных капель… и таблеток каких-нибудь — горло дерет страшно.

Сзади послышалась возня, и возле его ноги появилась морда Фрейи. Олаф почесал ей голову и потрепал уши.

— Что думаешь, девочка? Здорово он тебя развернул, да? — сказал он и улыбнулся. — Правда, умно.

Он еще раз посмотрел в бинокль. Со стороны казалось, в доме все спокойно, и это было странно. Олаф ждал нашествия блюстителей закона. Ему казалось, что это какая-то ловушка: пока он наблюдает тут за фасадом, со двора в дом, наверное, пробрался целый отряд вооруженной охраны и поджидает его возвращения.

Боги уберегли от смерти Брейди Мура и его сына — во всяком случае, на время. Но смертный приговор им не отменен, так что Олаф должен сделать еще одну попытку. К приговору богов нужно относиться с почтением. Бывает непросто отделить собственную оплошность от воли Одина. Бог богов всегда добьется своего и исправит все оплошности, но Олаф должен серьезно поразмышлять: что он сделал не так? Почему он не справился с заданием? Очевидно, слишком шумно подбирался. Дал возможность объекту выстроить оборону. Надо будет поработать над техникой скрадывания. Что еще? Оценка обстановки. Олаф чувствовал, что отступил слишком рано. Он нашел дичь, и она была совсем рядом, но он отступил, услышав звук сирен. Полминуты. Ему нужно было задержаться всего на тридцать секунд.

Олаф зажмурился. Слезы, задерживаясь в ресницах, смягчали жжение в роговице. Он опустил руку и потянул рычаг, которым откидывалась спинка сиденья.

«Что бы ты сделал на моем месте, Один? — думал он. — Когда бы ты совершил следующий ход?»

Он представил себя лежащим ниц перед входом в залы Валгаллы. Он был ничтожен перед этим величием, вошь подноготная. Но Олаф искал наставления и подверг себя дальнейшему уничижению: он — грязь на сандалиях Одина, он даже недостоин называться живым. Этого мало… Олаф мысленно склонялся все ниже и ниже…

Вдруг он почувствовал: долгожданный ветерок овеял его лицо, воздух и его кости содрогнулись от дальнего грома. Дверь открылась. Один почтил его своим присутствием. Сознание Олафа померкло, когда Один повлек его в Священный Зал.

Утратив способность физической речи, Олаф обрел дар исторгать оглушительной силы слова там, куда воспарил его дух.

Он начал неистово молиться.

 

44

Алиша ударилась о край двери лбом и щекой, и дверь захлопнулась от этого удара. Все поплыло у нее перед глазами. Киллер обхватил рукой шею — он еще не отказался от мысли ее задушить. Он инсценировал бегство, чтобы неожиданно напасть на нее сзади, когда она бросится в погоню. Алиша чувствовала, что рука сдавила ей горло, как петля. Она тут же захотела кашлять — и не могла. Удушающий захват полностью перекрыл доступ воздуха и возможность крикнуть. Алиша закричала, но только мысленно — там, в душе, это был отчаянный и пронзительный вопль. Она вцепилась в его запястье обеими руками и попыталась разжать захват. Алиша тянула изо всех сил, но давление на горло не уменьшалось.

Захват стал туже. Ей казалось, гортань вот-вот не выдержит и проломится. Если это случится, она умрет от удушья, даже если сможет освободиться. Трахея останется сдавленной, и душить Алишу у злодея уже не будет необходимости.

Решив, что вторая рука у киллера тоже занята для затягивания захвата, Алиша уперлась ногами в дверь и «побежала» по ней вверх. В рукопашном бою самыми эффективными часто оказываются те приемы, что рассчитаны на инстинктивное противодействие противника. Например, когда один тянет или выкручивает другому какую-то часть тела, тот скорее всего, сопротивляясь, начнет прилагать обратное усилие. Это усилие сразу же используется во второй части приема. Гораздо эффективнее бывает сопровождать движение противника и самому сразу же его использовать, не давая себя поймать. «Не тянуть, а толкать канат», — объяснял ей инструктор по рукопашному бою в школе агентов ФБР.

Знай это напавший на нее человек-демон, он отступил бы на шаг, как только ноги Алиши начали свое восхождение по двери. Тогда она потеряла бы опору и вернулась на пол. Но он поступил так, как большинство глупых драчунов: уперся ногами попрочнее, не давая сдвинуть себя с места. Оттолкнувшись босыми ногами от двери, Алиша занесла их за спину нападавшему. Силы вращательного движения ее тела оказалось достаточно, чтобы вывернуться из захвата. Она перелетела через киллера и приземлилась на ноги. Он опрокинулся на спину, так что его голова оказалась между ее ног. Алиша знала, что теперь надо перенести центр тяжести тела и придавить противнику грудь коленом, но у нее не было сил. Легким срочно требовался воздух. Перехваченное конвульсией горло не сразу позволило сделать вдох. Когда же ей это все-таки удалось, вместе с воздухом по нему словно устремились вниз миллионы мельчайших осколков стекла.

Киллер снизу вцепился Алише в ногу — на пальцах у него были острые ногти. Она начала падать и постаралась повернуться при этом так, чтобы попасть коленом ему в горло. Он заметил это и успел увернуться. Колено Алиши скользнуло по его плечу и стукнулось о пол. Она вскочила и бросилась в комнату.

Куда же он дел пистолет? Спрятал или забрал? Искать было некогда, но в комнате были и другие предметы, которые Алиша могла использовать для самозащиты.

Она шагнула к кровати, но киллер схватил ее за ногу, и Алиша упала. Рукой она успела зацепить свой блейзер, лежавший на краю койки. Блейзер упал ей на голову, а вслед за ним соскользнул увесистый предмет, лежавший под блейзером. Алиша отбросила блейзер и схватила то, что ей было нужно: продолговатый цилиндр в кожаном футлярчике.

Пока она расстегивала футляр и вынимала металлический цилиндр, человек-демон полз по ней от ног к голове, поочередно хватаясь и подтягиваясь руками. Алиша рывком перевернулась под ним и ударила тяжелым цилиндром по руке — вернее, когтистой лапе, — вцепившейся ей в правый бок. Нападающий зашипел от боли — за рядами острых клыков открылась черная глотка. Другой рукой он схватил Алишу за бедро. Она ударила и по этой руке.

Шипение перешло в вой. Алиша пнула киллера обеими ногами в лицо и плечо и выбралась из-под него. Они вскочили на ноги одновременно и тут же приготовились к следующему раунду.

Киллер увидел цилиндр у нее в руке и засмеялся.

— Ну, давай, — произнес он высоким скрипучим голосом. — Газ мне по барабану.

Его голос чем-то напомнил Алише лай гиены. Да и вообще стоявшая перед ней тварь имела неуловимое сходство с этим животным.

— Хорошо, что я им не запаслась, — ответила она и сделала движение запястьем. Издав звук меча, выходящего из ножен, цилиндр, как по волшебству, превратился в метровую металлическую дубинку. Превратись он в голубя, нападавший удивился бы не так сильно. Алиша, не замахиваясь, чтобы не дать человеку-гиене подготовиться, двинула его дубинкой по голове. Тот рухнул на койку, она спружинила, и он мешком повалился на пол.

Удар отдался резкой болью в руке Алиши, напомнив ей об искромсанном гарротой предплечье. Ее ослабевшие пальцы не удержали дубинку, та полетела на пол, ударилась и покатилась по полу. Алиша подхватила ее и отвела за голову, изготовившись к следующему удару. Но человек-гиена не спешил подниматься на ноги, и она замерла, ожидая подвоха.

Она стояла, отведя левую ногу чуть назад и перенеся на нее основной вес тела, чтобы правая нога была свободна для удара или ухода в сторону. Это была стандартная стойка «фугал соги» из таэквон-до. Осознав это, Алиша вспомнила, что несколько приемов, которые она использовала для отражения нападения, ей показали на тренировках по рукопашному бою, но она применила их инстинктивно. Инструкторы постоянно твердили, как важно в пылу сражения применять нужный прием не задумываясь. А потому заставляли отрабатывать одно и то же движение до автоматизма. Алише впервые представился случай по достоинству оценить пользу этих тренировок.

Человек-гиена не шевелился. Шагнув ближе, Алиша пнула его в голень. Он не шелохнулся. Она направила на него дубинку, как рапиру, и ткнула в ребра. Ноль эмоций. Алиша перехватила дубинку левой рукой, осторожно склонилась над согнутым телом и отыскала у него на шее сонную артерию. Пульс бился ритмично. Гиена отключился, но был жив. А жаль. Алиша выпрямилась и перевернула его тело ногой. Показалась та часть головы, на которую пришелся удар. Вдоль шишки, выпиравшей из головы так же, как и его острые скулы, шла рана длиной сантиметров в десять. Волосы вокруг пропитались кровью.

«Первым делом заковать его, — подумала Алиша, бросив взгляд на сумочку, в которой она в числе прочего держала наручники. — Потом найти пистолет и перевязать руку».

Пока она занималась всем этим, она придумала, что делать с Гиеной. Идея показалась ей блестящей — хотя и абсолютно безумной. Но Алише она пришлась по душе.

 

45

Шоссе на Анакосту к северу от Гаррисонвилля чем-то напомнило Брейди электрокардиограмму. Леса и фермы — как паузы между ударами огромного человеческого сердца. Здесь все успело затихнуть. Редко-редко где-нибудь вдали покажется фонарь у дома, в котором остальные огни уже погасли, и жители спят крепким сном. Потом — удар: показался крупный город, сто высокие здания играют цветными огнями, жизнь бьет ключом. Бу-БУХ, бу-БУХ, бу-БУХ… Сельская местность — большой город — пустошь — городок…

Брейди гнал машину вдоль этой гигантской электрокардиограммы. Въезжая в пределы городов, он держал скорость чуть выше разрешенной, миль на восемь и час. Он знал, что большинство дорожных полицейских охотится на тех, кто превышает скорость больше чем на десять. Вдали от города Брейди давил на газ, полагая, что на безлюдных участках ночным стражам автострад подстерегать добычу не так интересно.

Он бросил взгляд на Зака: тот спал на переднем сиденье, подтянув ноги к груди и подложив под голову свою любимую «одеялочку». Было еще только девять вечера, мальчик отсыпался после пережитого стресса.

«Тойота-хайлендер» — машина удобная в управлении, а дорога была несложной, не требующей большого внимания. Но думать не хотелось. Брейди, правда, пытался отыскать причину, по которой «убийца Пелетье» мог захотеть свести с ним счеты. Не может быть, чтобы они с Алишей успели подобраться к преступнику так близко, что стали представлять для него ощутимую угрозу. Или все же подобрались, сами того не ведая? Но даже если так, как убийца его выследил? Неужели Брейди настолько заметная фигура, что его так просто вычислить? Или ему присуща какая-то характеристика, по которой преступник выбирает жертву, — общая с остальными? Больше всего тревожил вариант, на который намекнула Алиша: действиями преступника кто-то руководит, и этот кто-то в подробностях знает, кто такой Брейди и чем он занимается. Но тут мысли возвращались к исходному вопросу: кому могла понадобиться его смерть? Ходить по этому замкнутому кругу было настоящей пыткой.

Брейди потянулся к бардачку и достал из него хромированную фляжку. На ней древнеанглийским шрифтом были выгравированы его инициалы: BDM. Эту фляжку ему подарила на день рождения Карен. Тогда ей эта вещица показалась милым сувениром, безделушкой. Брейди в то время совсем не пил, разве что иногда добавлял капельку коньяка в кофе. Карен и представить себе не могла, что фляжка станет для него предметом первой необходимости.

Брейди отвинтил большим пальцем прижимное кольцо на горлышке и поддел пробку. Он поднес фляжку к носу, понюхал и содрогнулся. Ну, и дрянь же этот «Джим Бим».

Тельце спящего сына притягивало внимание Брейди, как небесные тела притягивают своим гравитационным полем мелкие объекты. Хоть Брейди и не смотрел на Зака, но почему-то все сильнее ощущал его присутствие. В этой фляжке был не просто виски — там плескалась кислота, которая может разъесть его семью — то, что от нее осталось — уничтожить карьеру Брейди и будущее его сына.

«Но я по крайней мере это осознаю, — подумал он и сделал маленький глоточек. — Это просто жидкий аспирин, микстура, с одного глотка вреда не будет, только польза».

Брейди задумался, не принять ли еще, раз это так полезно — и тут завибрировал сотовый. Телефон лежал у него в пепельнице, завалявшаяся там же мелочь позвякивала в такт звонкам. Брейди взял трубку и посмотрел на экран: «Номер не определен».

— Алло! — тихо сказал он, нажав кнопку приема.

— Это я, — ответил ему голос Алиши.

— Давай я перезвоню тебе с проводной линии.

Алиша назвала номер телефона гостиницы.

— У меня 522-й номер, — добавила она. — Только быстрей: я переезжаю в другую комнату.

— Пять минут, — сказал Брейди, подавив желание узнать о причине внезапного переезда, и нажал «отбой». Если убийцу на него натравил кто-то в ФБР, этот человек может пойти на все, чтобы довести дело до конца. А отследить звонок с мобильного — для ФБР такое же обычное дело, как «бизнес-ланч» для коммерсантов. Установить местонахождение конкретной трубки даже проще, чем представляют себе параноидные романисты в самых смелых фантазиях. Каждый сигнал с телефона улавливается сразу несколькими ретрансляторами, которыми утыкана местность. Как правило, ближайший ретранслятор, который получает самый сильный сигнал, присваивает звонок себе и дальше с ним работает. Но с помощью специальной программы, которую активно применяют разные правительственные агентства, можно использовать ретрансляционные вышки как пеленгаторы и по силе сигнала определять место нахождения абонента с точностью до тридцати сантиметров, даже если он при этом движется.

Брейди миновал знак, указывавший различные услуги, которые можно получить, съехав с автострады на следующем ответвлении. Ему было все равно, лишь бы там имелся телефон. Он свернул с трассы и быстро отыскал подходящую заправочную станцию. У Брейди была телефонная карточка, но он не хотел ею пользоваться. Перед выездом он запасся пригоршней четвертаков, которые хранились у него на комоде в большой банке из-под майонеза. Брейди установил в прорезь с десяток монет и набрал номер отеля. Ему ответила телефонистка, он попросил соединить его с номером 522.

— Назовите фамилию проживающего, — сказала она.

— Вагнер.

Послышался щелчок соединения и гудок вызова.

— Да!

— Алиша? — на всякий случай спросил Брейди, хотя узнал ее голос.

— А что, не похоже?

— Может, нам завести какой-нибудь пароль? Например: «Ничего не понимаю».

— Не смешно. Пусть будет кодовое слово «Морган». Скажем: «Позовите Моргана».

— Морган? — Брейди осознал, что она не шутит.

— Да, из имен и названий получаются неплохие кодовые фразы. Если все в порядке, отвечаем так: «Морган слушает». А если что-нибудь не так, например, ты не можешь говорить свободно или подозреваешь, что линия прослушивается, или кто-нибудь держит тебя на мушке, тогда кодовые слова «не тот». Например, «Вы, наверное, не тот номер набрали». Договорились?

— Ты уверена, что все это так необходимо?

— На тебя только что совершили покушение.

— Да, но это…

— И на меня тоже.

— О чем ты? — после длительной паузы спросил Брейди.

— Какой-то… — голос у Алиши пресекся от волнения, как ни старалась она держаться, — какой-то человек проник в мой номер и попытался меня убить.

— Алиша… — Брейди не нашел что сказать. У него сжалось сердце и засосало под ложечкой. Он почувствовал внутри такую же пустоту, какую ощущал при мысли о той опасности, которая сегодня угрожала Заку. Брейди привалился плечом к стене будки и спросил: — Ты в порядке?

— Жить буду, — ответила она. — Слушай, я собиралась приехать к тебе, но мне тут надо кое с чем разобраться. Ты можешь приехать в Нью-Йорк?

— Уже еду. На самом деле. Меньше трех часов пути.

— Не уточняй. В мой номер не заходи. На лестничной площадке третьего этажа я для тебя кое-что оставлю.

Брейди почувствовал себя как Элли, которую смерч неумолимо уносил в Волшебную страну — в любую секунду могло произойти все что угодно, и выхода никакого не было.

Брейди! — тихо сказала Алиша.

— Да!

— Будь осторожен, — сказала она и повесила трубку.

* * *

Алиша сидела на койке в своем номере, опершись спиной на кучу подушек в изголовье. На полу в углу комнаты лежал убийца, прикованный наручниками к толстой ножке блока кондиционирования воздуха. Он был все еще без сознания. Вернее, не все еще, а опять. Минут десять назад он пошевелился и застонал. Алиша не была готова с ним общаться, а потому пришлось еще разок угостить его дубинкой.

Она посмотрела на свой дорожный будильник. Тридцать минут назад она позвонила одному своему старому знакомому и попросила его приехать. Он обещал, что будет через час. «Надеюсь, оставшиеся полчаса мистер Гиена будет паинькой», — подумала Алиша.

Еще до разговора с Брейди она начала обзванивать другие номера гостиницы, предварительно составив список и положив его перед собой на койку. Отель «Марриот Таймс-Сквер» был небоскребом высотой в пятьдесят два этажа. Каждый этаж вмещал от двадцати до сорока номеров, в зависимости от размера и количества специализированных помещений: гостиных, холлов, тренажерных залов и прочего. Первые две цифры из четырех означали этаж (в трехзначных числах — одна), на котором располагался номер. Комната Алиши была на пятом этаже. Двадцатью этажами выше, надо полагать, находилась комната номер 2522. Притворившись восторженной провинциалкой, Алиша позвонила портье и узнала, что всего в отеле 1528 номеров, что свободные номера есть, а значит, ее кузине, которая якобы должна приехать через несколько часов, не о чем беспокоиться. («Представляете, она забыла перед вылетом забронировать номер в гостинице, ну что за женщина, честное слово, если бы у нее была съемная голова, она бы и ее постоянно забывала!»)

Алиша знала, что в большинстве отелей стараются селить постояльцев рядом, в результате целые этажи бывают свободны от жильцов. Она взяла телефон и, сверившись по блокноту, набрала номер 3314. В трубке звучали длинные гудки. Девять вечера, конечно, не самое удачное время для поиска пустых номеров. Если не отвечают, вполне может оказаться, что постоялец ужинает где-нибудь в ресторане, смотрит шоу на Бродвее… да мало ли чем может прельстить приезжего человека вечерний Нью-Йорк! Алиша нажала рычажок, прервав соединение, и набрала номер 3316.

— Да! — ответил недовольный мужской голос.

— Простите, не туда попала, — сказала Алиша и вычеркнула в списке номер 3316. Потом перевела дыхание и набрала 3414. Ей опять никто не ответил, и она набрала 3416. Там тоже никто не взял трубку, и Алиша набрала 3412. Ответила какая-то хрипловатая женщина, которая явно ждала звонка. Но не от Алиши.

Через двенадцать минут и пятнадцать этажей Алиша нашла свой «свободный коридор». В номерах с 4910-го по 4929-й трубку не поднимал никто. Алиша готова была побиться об заклад, что эти комнаты пустуют не потому, что их обитатели пошли прогуляться по Бродвею, а потому что в них никого не поселили.

— Ваш номер ждет вас, мистер Гиена, — произнесла она слащавым голоском, обращаясь к лежащему на полу человеку. Тот и ухом не повел.

Алиша осторожно провела пальцами по полотенцу, которым обернула раненое предплечье. Пальцы ощутили теплую липкую влагу, подушечки окрасились кровью. Третья повязка промокла насквозь. Алиша посмотрела на часы. Ее знакомый придумает, как остановить кровь. В конце концов, был же он когда-то врачом. Хоть и давно. Она знала Аполлона по другому роду занятий, который, как он уверял, был более доходным и приятным. Жаль, она не сказала ему, что ранена. Когда звонила Аполлону, ее больше беспокоила участь Гиены, чем собственная. При мысли об этом Алиша улыбнулась, хотя ее мутило от вида собственной крови, подсыхавшей на кончиках пальцев.

 

46

По дороге к Уилмингтону, где жили Оукли, Брейди несколько раз съезжал с автострады. Ему очень не хотелось терять время, отклоняясь от прямого курса, но следовало убедиться, что слежки нет. Длинные участки узких проселочных дорог лучше всего подходили для этой цели. Один раз, остановив машину, он вышел и внимательно осмотрел небо. Вертолетов в поле зрения не было. Последний раз, чертыхаясь про себя, он свернул с автострады, когда до цели оставалось полчаса езды. Заехав в темную пасть автомойки, Брейди вооружился фонариком и залез под машину. Он осмотрел все места, где обычно устанавливается аппаратура для слежения, и ничего не нашел. Потом стал обшаривать автомобиль наугад — и тоже ничего не обнаружил. У Брейди не было с собой приборов, с помощью которых можно было точно сказать, есть на его машине «маячок» или нет. Но во всяком случае, он сделал, что мог.

Когда Брейди завел мотор, Зак встрепенулся. Брейди смотрел, как сын трет ладонями лицо, потягивается и сонно моргает. Встретившись с ним взглядом, Зак улыбнулся, очень растрогав отца. Брейди вновь убедился, что сыну спокойнее, когда он рядом, и он вновь решил, что должен это доверие оправдать.

Выглянув в окно, Зак увидел стены автомойки и ряд закрытых магазинчиков напротив.

— Где это мы? — поинтересовался он.

— Примерно в получасе езды до дома дяди Курта.

— Это что, автоматическая мойка?

— Ага, я тут хотел почистить машину, привести в божеский вид. Но этот агрегат не работает.

Судя по всему, Зак не верил ни одному его слову.

— Есть хочешь? — спросил Брейди. На заднем сиденье у них лежала упаковка чипсов «Принглз».

— Нет, — покачал головой Зак. — Вот пить хочу.

Брейди отыскал на заднем сиденье бутылку воды и вручил ему.

— А в туалет?

— Хочу, — подумав, сказал Зак.

— Ладно, сейчас отыщем местечко. А потом — к дяде Курту и тете Кари, — сказал Брейди и мысленно добавил: «А потом — в Нью-Йорк и еще бог знает куда».

— Они знают, что мы едем?

— Я им позвонил с телефона-автомата. Они будут очень рады. Мальчишки заорали от радости, когда дядя Курт им сказал.

Зак улыбнулся.

— Послушай, Зак, — после недолгого колебания продолжал Брейди. — Я не сказал им о том человеке, который напал на нас сегодня. Не хотел пугать.

— Я тоже буду молчать, — кивнул Зак.

— Давай скажем, что мне нужно уехать на несколько дней по работе, а с тобой посидеть в этот раз оказалось некому. Вот мы и решили, что самое время тебе у них погостить, — несколько приободрившись, стал объяснять дальше отец. В общем-то, он пересказывал историю, которую уже успел рассказать Курту.

Зак насупился и опустил глаза.

— Сынок, я знаю, как ты не любишь лгать. Это замечательное качество. Просто ситуация такая. Необычная. Боюсь, если они узнают, что произошло на самом деле, то попытаются как-нибудь помочь. Обратятся в полицию, например, или будут искать меня в Бюро. Тогда кто-то из плохих парней может узнать, где ты находишься, — Брейди сделал паузу, проклиная себя за то, что собирался сказать — и тем самым снова поселить страх в душе сына. — Зак, они могут решить добраться до тебя. И в следующий раз у них может получиться. — У Брейди из глаза покатилась слезинка. Это произошло неожиданно для него самого: он даже не подозревал, до какой степени взвинчены его эмоции. Ему казалось, что чувство утраты и отчаяние столько времени незримо следуют за ним, что он уже к этому привык. Брейди улыбнулся и смахнул слезу.

Зак не улыбнулся в ответ, а долго смотрел на его щеку своими темными глазами. Брейди даже показалось, что он хочет прикоснуться к ней рукой. Но Зак просто посмотрел ему в глаза.

— Ты боишься, что дяде Курту, тете Кари и их детям грозит опасность? — спросил он.

— Я боюсь… — Брейди запнулся и с трудом договорил: — Боюсь, что опасность грозит тебе.

— Ты боялся за маму? До того как она умерла?

Брейди подумал.

— Нет, не очень. Может, смутно, в душе. Вообще-то, я опасался дорожных происшествий, но по-настоящему не представлял себе, что могу лишиться настолько дорогого человека. Что вот так все может кончиться. — Он посмотрел на ночную улицу — там все было каким-то сизым: дорожные знаки, деревья, магазины — все было окрашено в разные оттенки серого и синего. Теперь Брейди вполне мог представить себе жизнь, целиком окрашенную в такие мрачные цвета. — Я ужасно не хочу потерять еще и тебя.

Сын потянулся к нему, и они обнялись.

— Я тоже не хочу тебя терять, — сказал Зак. Он отстранился и посмотрел на отца сухими глазами. Он не раскис от того, что сказал ему Брейди, напротив, у него словно прибавилось сил и решимости. — Давай каждый из нас сделает все, чтобы мы не потеряли друг друга. Я не скажу дяде Курту и тете Кари о том парне с собаками, — сказал он деловым тоном. — А ты… не позволишь ему тебя убить. Договорились?

— Ты меня сегодня не первый раз удивляешь, — покачал головой Брейди.

— Так что, по рукам? — настойчиво спросил Зак, протянув ладошку.

— По рукам, — пожал его руку Брейди.

Он вывел машину из автомойки, и они продолжили путь.

* * *

Через сорок минут они входили в гостиную Оукли. Везде горел свет — Брейди догадался, что Кари нарочно включила для них эту иллюминацию. Старший сын Оукли Тейлор, ровесник Зака, специально не ложился спать, чтобы встретить друга. Он был полон идей, чем они могли бы заняться — от еды до игрушек. Презрительно скривившись, он пожаловался, что родители заставляют его возиться с младшими братьями и, может, им с Заком придется вместе этим заниматься, «но если салажня будет мешать, пендаля им…»

— Тэйлор! — возмутилась мать.

Брейди не понял, что ее больше возмутило: лексика сына или смысл сказанного.

— Что же ты не покажешь Заку свою палатку? — перевела разговор Кари.

Тэйлор проглотил наживку:

— Хочешь посмотреть, какая у меня палатка? Мы можем спать в ней!

— У-у-у… — Зак посмотрел на отца.

— Ступай. Я зайду перед отъездом.

Зак пошел за приятелем — к удивлению Брейди, не к двери, ведущей в сад, а на второй этаж, к спальням.

— Он поставил палатку у себя в комнате, — улыбнулась Кари, заметив выражение лица Брейди.

— Кстати, классно получилось, — засмеялся и Курт.

Супруги охотно и часто смеялись — порой Брейди даже не мог понять, над чем. Но люди они были замечательные. Брейди с Карен даже назначили их опекунами Зака в завещании — правда, тогда возможность преждевременной смерти им обоим казалась ничтожной. Брейди и теперь считал, что Оукли — лучшие люди из тех, кому он может доверить сына. Ну, вырастет смешливым. Это не самое плохое, к чему можно приучить ребенка.

— Брейди! Что это ты делал?! — воскликнула Кари, взяла его за руку и осмотрела повязку. — Ты истекаешь кровью!

— Да так, окорок неудачно порезал, — вяло соврал Брейди. — На самом деле не так страшно, как выглядит.

— У меня есть бинт, — сказала она, направляясь в другую комнату.

— Нет, не надо, — возразил он. — Все в порядке. Заживет потихоньку.

Она посмотрела недоверчиво.

— А Коко с тобой, что ли? — спросил Курт, поглядев в окно на внедорожник Брейди.

— Нет, он где-то шлялся, когда мы уезжали, так что пришлось его там оставить.

— Такого песика — бросить одного дома! — удивился Курт.

— Да он убежал и…

— Так вы его на улице оставили?!

— Ну, он там и жил в последнее время. Когда нас дома нет, а ему надоедает гоняться по окрестностям, он у соседей. Ничего с ним не сделается, — отвечал Брейди, а сам в это время думал: «Не удивительно, что люди так часто лгут. Как просто, оказывается».

Добродушно покачав головой, Кари предложила ему выпить чашечку кофе в кабинете.

— Нет, некогда, — с искренним сожалением сказал Брейди. Он уже почти целый год их не видел и соскучился. Но он почему-то не стремился видеться с ними чаще. Наверное, потому, что неловко упиваться собственным горем в присутствии людей, которые так хорошо к тебе относятся.

Курт спросил, что случилось, и Брейди ответил, что ему надо срочно уладить кое-какие дела. Дела не только неотложные, но деликатные, так что лучше, если Оукли не будут сами ему звонить и искать. Когда он добавил: «Ни при каких обстоятельствах», — их сочувствие переросло в беспокойство.

— О чем ты говоришь, Брейди? — хмуря брови, спросил Курт и положил ему руку на плечо. — Мало ли что может случиться…

— Ни при каких обстоятельствах, — повторил Брейди. — Не пытайтесь искать меня через ФБР. Не оставляйте записок у меня дома, не звоните на мобильный, не посылайте эсэмэс-сообщений. Простите, ничего не могу пока говорить. Расскажу… когда вернусь.

— И когда это будет?

— Не знаю пока. Через несколько дней, может, через неделю. И пожалуйста, не выспрашивайте у Зака, что да как.

— Вот уж чего мы не будем делать! — обиженно сказала Кари.

Брейди понял, что последняя предосторожность была излишней, и ему стало стыдно.

— Я сам буду позванивать время от времени. Постараюсь — раз в день, — пообещал он, а себе дал слово найти способ, как это делать, не выдавая местонахождения Зака.

— Отсутствие Коко как-то связано с этим? — спросил Курт, бросив подозрительный взгляд на окровавленную руку Брейди.

Брейди помедлил с ответом. Курта интересовало, насколько его загадочные дела задевают личную жизнь. Брейди не знал, что ответить. «Убийца Пелетье» очень даже может ее задеть. Однако Алиша просила пока держать все в тайне.

— Нет, — просто ответил он и спросил, не могут ли Оукли снабдить его термосом горячего черного кофе в дорогу.

Кари отправилась на кухню, а Курт, словно извиняясь за излишнее любопытство, завел разговор о всяких мелочах. Вот Тэйлор собрался в скауты, а Зак как к этому относится? Можно ли дать Заку покататься на вездеходе? А как насчет бейсбола?

Когда Кари принесла термос, Брейди пошел попрощаться с Заком. Они обнялись и поцеловались.

— Не забудь про наш договор, — сказал Зак.

— Ты тоже не забудь.

Зак кивнул. Он проводил отца до машины. Брейди выбрался задним ходом с подъездной аллеи и бросил прощальный взгляд на сына. Зак стоял на крыльце вместе с Куртом и Кари и сосредоточенно махал ему рукой. Брейди посигналил и отправился навстречу неизвестности.

 

47

В полночь, проделав немалый путь, он стоял на лестничной площадке третьего этажа в отеле «Марриот Таймс-Сквер». Все вокруг — пол, стены, потолок — было сделано из бетона, покрытого специальным материалом, из-за которого он казался влажным. Упрятанные за решетку лампочки давали ровно столько света, чтобы постоялец, споткнувшись и слетев кубарем по ступенькам, не мог подать на администрацию в суд за то, что на лестнице ничего не видно.

Чего Брейди все-таки не видел, так это послания от Алиши с известием, где ее искать. К своему номеру она велела не приближаться.

«О’кей, Алиша. Тогда где же ты?»

Брейди осмотрел пол, дверь, потолок — ничего. На стене у двери висел огнетушитель. Сняв его с крюка, Брейди осмотрел оборотную сторону… и тут увидел надпись, сделанную черным несмываемым маркером вдоль красного цилиндра: «я+ты-шоу+Z; рука».

Превосходно. Вот в чем Брейди никогда не был синен, так это в криптографии. Он даже ребусы и прочие головоломки в газетах всегда пропускал. Или вот тоже загадка: как отнять от двадцати девяти один, чтобы осталось тридцать? Легко, скажете? Конечно, если записать 29 римскими цифрами, а еще лучше, выложить спичками: XXIX. Убираем предпоследнюю «единичку» и получаем тридцать. Очень остроумно. Интересно, Алиша знает о том, что головоломки — не его стихия? Они уже довольно долго общались. Но Брейди не помнил, говорили ли они о криптографии.

Скорее всего, решил он, Алиша должна была сделать, загадку несложной, но такой, чтобы только он мог догадаться — вспомнив, о чем они точно говорили. Итак, первое слово «я». Это именно слово, а не просто буква, потому что за ним идет «ты». Оно должно означать некое число, потому что в итоге надо вывести номер комнаты, в которую Алиша перебралась. «Я» — это сама Алиша. Какие числа с ней связаны? Рост. Пять футов и шесть дюймов — примерно. Итого шестьдесят шесть дюймов. Наверное. Вес? Э-э-э, килограммов пятьдесят. Возраст — тридцать один год.

Только ее возраст Брейди знал точно. Оставалось надеяться, что Алиша на это и рассчитывала. А может, это число букв в ее имени или сумма их порядковых номеров? Нет, это слишком отвлеченно. Хотя… может быть. В конце концов, Брейди решил остановиться на возрасте. Итак, тридцать один.

Дальше, «ты» — это, следовательно, возраст Брейди. Тридцать три. Теперь «шоу». Шоу… Что за шоу? Ток-шоу. Шоу-бизнес. Что-нибудь на Бродвее?

Вообще-то, ни он, ни Алиша представлениями особо не интересовались, и Брейди не помнил, чтобы они что-то подобное обсуждали. Вот с Карен они ходили на концерты. Брюс Спрингстин. Шон Маллинз. «Джарз оф Клэй». Нет, это он так далеко зайдет. Может, все-таки что-то на Бродвее сейчас идет — с числами? Но ни с числами, ни без чисел Брейди ничего в голову не приходило. Значит, Алиша и не должна была на это рассчитывать. Какое-то другое шоу…

Телевизионное. Такое, о котором они говорили. Есть такое?

Конечно! Сериал «24». Причем им обоим он нравился. Там еще Кифер Сазерленд играл агента спецслужбы. Основная «фишка» сериала была в том, что за один сезон показывали всего одни сутки из жизни главного героя, с начала до конца — по часу в неделю. Несмотря на то что за одни сутки в жизни одного агента не может произойти столько событий, авторы фильма как-то умудрялись добиваться относительной достоверности. Итак, 24.

Заглавная «Z» — это, конечно, Зак. Ему девять лет.

Итого, что мы имеем? 31+33–24+9=49. А следующее число скорее всего отделено так, чтобы с ним не производили никаких арифметических действий, а просто поставили рядом. Это вторая часть номера.

«Рука». Длина руки в дюймах? Как-то зыбко. Пять пальцев? Но номера 495 в этом отеле нет. Рука… плечо… кисть? Какая-то ассоциативная связь? Но Алиша не будет заставлять его гадать. Это что-то определенное. То, о чем они говорили…

«Ох, Алиша, не проще было просто написать на огнетушителе номер? Кто бы его здесь увидел, скажи на милость?»

Брейди спустился на две ступеньки и сел на лестницу. Глядя на головоломку, он вертел перед собой огнетушитель, как авторучку с секретом, словно надеялся, что под определенным углом сможет увидеть на нем правильный ответ.

«Рука… ручка… кисть… пальцы… плечо… А ведь мы что-то про руку недавно говорили… Совсем недавно…»

Точно. Вчера, когда ехали в Форт-Коллинз осматривать место преступления. Они говорили о том, как Руди Мюниц прыгнул на капот разгоняющейся машины того типа, что похитил девочку. И сломал руку. Алиша мне сказала, что сама ломала руку в… в каком возрасте? Помнится, Брейди тогда пытался представить себе, как она выглядела в те годы. В четырнадцать лет — вот во сколько! Получается, номер 4914. Брейди вернул на место огнетушитель и перешел с мрачной лестничной площадки в роскошно отделанный коридор. Сориентировавшись, где находятся лифты, он быстро зашагал в ту сторону, стараясь не перейти на бег.

* * *

После того как он постучал во второй раз, дверь приоткрылась на длину цепочки, и в образовавшуюся щель выглянул знакомый зеленый глаз. Это была Алиша. Брейди сразу же заметил, что бровь у нее рассечена, а на лбу и в прекрасных светлых волосах запеклась кровь. Увидев его, Алиша прикрыла дверь и отперла цепочку, чтобы открыть по-настоящему.

— Скорей, — сказала она, пропуская его. К правому предплечью Алиша прижимала тряпку. Брейди хотел спросить, что с ней, но его внимание привлек оказавшийся в комнате незнакомый человек. Это был высокий негр, одетый во все черное. Он повернулся к двери, оторвавшись от какого-то занятия, — чем он там занимался, Брейди сразу не разглядел — и настороженно посмотрел на пришедшего. Уголки его массивных губ сурово опустились, и выражение лица напомнило древнегреческую маску трагедии. Черное лицо, все в морщинах и складках, почти незаметно переходило в костюм, так что весь он казался одним большим темным пятном в освещенной комнате.

Мужчина молча вернулся к своему занятию, а Брейди вопросительно посмотрел на Алишу.

— Спокойно, — сказала она, запирая входную дверь. — Это Аполлон. Это я попросила его приехать.

Негр шагнул в сторону, и Брейди увидел то, что было объектом внимания Аполлона. У него на миг перехватило дыхание, он невольно сделал шаг назад. Боком к нему на стуле, привязанный к спинке, сидел человек. Он выглядел хилым и хрупким, к тому же очень бледным — настолько белым, насколько черным был Аполлон. Голова привязанного была покрыта пышной, хотя и спутанной шевелюрой черных волос. Он учащенно дышал и корчился, испытывая на прочность кожаные ремни, которыми был привязан. Его длинные костлявые пальцы с острыми грязными ногтями то судорожно сжимались в кулаки, то разжимались. Словно почувствовав взгляд Брейди, он обернулся и издал змеиное шипение.

Брейди сделал еще шаг назад и натолкнулся на Алишу.

Зрачки привязанного были расширены до предела. Взгляд метался по комнате, как у испуганного животного. Верхняя губа, правая щека и ухо были в крови. Под глазами висели черные с синеватым отливом мешки. Зубы, казалось, все до единого были заостренными клыками. Привязанный продолжал шипеть, как змея, пока Аполлон не отвесил ему затрещину.

— Прекрати! — велел негр. Голос у него был густой и мощный, он тек гладко, как субмарина на большой глубине.

Человек на стуле по-собачьи огрызнулся и заворчал на тяжелую руку, пытаясь то ли ее увидеть, то ли укусить.

— Какого черта здесь… — начал Брейди.

— Этот тип пытался меня убить, — объяснила Алиша, подталкивая его поближе к неприятному существу. — Как его звать, он не говорит, так что я называю его Гиена.

Гиена снова открыл рот, готовясь зарычать или зашипеть, но прежде чем успел издать хотя бы звук, Аполлон схватил его за длинные волосы и запрокинул ему голову.

— Что, снова заклеить тебе пасть? — наклонившись, спросил он.

Глаза Гиены заметались вправо-влево, словно ища, откуда раздался голос. Потом он судорожно дернулся, и Брейди понял, что это он показывал глазами «нет», не имея возможности пошевелить головой.

— Тогда заткнись, — посоветовал Аполлон, отпуская его, и в виде аванса за хорошее поведение поощрительно погладил по голове.

Брейди огляделся. Номер был просторным, у одной стены стояли две двуспальных кровати с тумбочкой посередине. На тумбочке под лампой уже лежало несколько Алишиных вещей. На стене над тумбочкой был еще один светильник — бра из двух ламп, каждая на своем шарнире. Из них горела только одна, и света через абажур пробивалось немного. Очевидно, светильник был приспособлен для чтения в постели. Между второй кроватью и дальней от двери стеной стоял письменный стол, рядом с ним — торшер, который и освещал комнату. На противоположной стороне комнаты, за спиной Аполлона, стоял кофейный столик, рядом с ним стул и небольшой диванчик на двоих. На диванчике Брейди разглядел несколько открытых кейсов от «Халлибертон», на вид дорогих и стильных. Рядом с ними валялись провода, бинты и разные медицинские инструменты. Брейди показалось странным, что Аполлон разместился со своим хозяйством в темном углу комнаты.

Стена напротив двери состояла сплошь из стекла — это было окно с видом на ночной Нью-Йорк. По высоте оно начиналось от низенького блока отопления, протянувшегося от одной боковой стенки до другой, и заканчивалось у самого потолка. Плотные шторы были связаны в толстые колонны по обеим сторонам окна. Внизу за стеклом мерцали и тлели миллионы огней. Эта россыпь постепенно рассеивающихся огоньков у Брейди почему-то вызвала ассоциацию с фосфорной атомной бомбой — он словно находился над эпицентром взрыва.

Он повернулся к Алише и теперь разглядел, что на предплечье у нее не тряпка, а сложенная в несколько слоев марля, приклеенная лентой. Через марлю сочилась кровь, и Алиша время от времени осторожно дотрагивалась до нее. Заметив его взгляд, она отлепила один край марли у запястья: по руке сантиметрах в восьми параллельно друг от друга шли два глубоких разреза. Они уходили под повязку, которая тянулась почти до локтя. Края раны покраснели. Кожа между разрезами была бледной, а под ней словно растекался огромный синяк. На рану были наложены швы. Брейди не мог представить себе, каким орудием можно нанести такую жуткую рану.

Алиша приклеила марлю обратно.

— Он хотел прикончить меня гарротой, — объяснила она, кивнув на Гиену. — Рука попала в петлю.

Брейди вдруг понял, как страшно ему было бы ее потерять, — не только потому, что она его коллега, напарница, а потому что… она — Алиша. Он не решился бы объяснить это другими словами. Несмотря на ее резкость, амбициозность и подчас неразборчивость в средствах — а может, и благодаря этим качествам, кто знает, — Алиша казалась ему куда лучше, чем девяносто процентов людей, которых он знал. Утрата, которой не произошло благодаря счастливой случайности, была бы для Брейди невосполнимой.

Он прикоснулся пальцами к горлу Алиши, как бы проверяя, насколько оно пострадало. Жест неожиданно для него получился очень чувственным, сердце на миг замерло от прилива нежности. Брейди понимал, что если он сейчас встретится с Алишей взглядом, то уже не сможет и дальше делать вид, что все ограничивается товарищеской заботой. Чувство к ней заявило о себе так внезапно, что он испугался. На шее у Алиши остались следы, так что посмотреть было на что: тоненькая ранка сантиметра три длиной, которая тоже начала нарывать. Гаррота едва не сделала свое страшное дело.

Брейди развернулся и ударил Гиену в челюсть.

— Э-э, мужик, спокойно, — произнес Аполлон и схватил его за руку.

Брейди потер костяшки пальцев и посмотрел в невыразительные глаза Гиены. Ему тут же захотелось ударить его снова, но он сдержался. Того, казалось, удар ничуть не побеспокоил: он только немного подвигал взад-вперед нижней челюстью. Брейди почувствовал, как Алиша прикоснулась ладонью к его спине. Он поглядел на невозмутимое лицо Аполлона, потом стал смотреть, чем тот занимается. На медицинской стойке возле стула были укреплены три капельницы для внутривенного вливания. Трубки от двух из них шли к иглам, которые уже были введены в руку Гиене. На глазах у Брейди Аполлон присоединил иглу к третьей и сноровисто воткнул ее в вену на второй руке привязанного.

Гиена посмотрел на иглу и, кажется, криво усмехнулся. Брейди посмотрел на Алишу, перевел взгляд на Аполлона, затем опять на Алишу.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Аполлон медик, — сказала Алиша. — Он раньше работал на секретные службы как специалист по допросам.

— По допросам?

— Теперь внештатник — уже года три, если не ошибаюсь?

Аполлон кивнул.

— Я согласился помочь вам только из-за того, что этот парень сделал с моей дорогой Алишей, — сказал он, поглядев на Брейди. Лицо его оставалось каменным (если только можно называть каменной такую толстощекую физиономию), а речь была очень правильной, будто он много лет учил английский с учителем.

— Минуточку, — сказал Брейди и спросил у Алиши, указывая на Аполлона: — Откуда ты знаешь этого человека?

Алиша уселась на койку прямо напротив Гиены.

— Мы познакомились несколько лет назад, когда Бюро выявляло террористов после одиннадцатого сентября. Я тогда проводила испытание новых средств слежения, но от ФБР в тот момент срочно требовали результатов, а значит, арестов, и мне пришлось некоторое время заниматься оперативной работой.

Брейди вспомнил царившую в Квонтико паническую атмосферу — его тогда включили в группу, от которой требовали составить психологический портрет типичного террориста. Задача представлялась невыполнимой, но никто не отказался. Брейди вместе с другими членами группы опрашивал террористов, отбывавших наказание в тюрьмах строгого режима. Несколько неженатых добровольцев съездили в Афганистан, где беседовали с охотниками за террористами. Кроме того, составлялись базы данных на всех уличенных и подозреваемых анархистов за последние пятьдесят лет; учитывалось все: от пола до любимого цвета — ни одна сторона их жизни не осталась без внимания. Искали общие характерные особенности. Все отделы были охвачены бурной деятельностью. Тогда многие формальности были отброшены, от сотрудников требовали немедленных результатов — в виде арестов.

— Тогда все думали, что террористы вот-вот нанесут следующий удар, — продолжала Алиша. — Нам нужна была информация, срочно, причем достоверная.

Брейди кивнул.

— Сейчас следователи, ведущие допрос, для получения информации используют угрозы или пытаются вступить в сделку с преступником, даже если речь идет о жизни похищенного ребенка, которой грозит опасность. Преступник чаще всего думает, что любое признание поможет упрятать его за решетку, и молчит. Следователям остается рыскать по городу в поисках неопровержимой улики, которая поможет припереть его к стенке, — и молиться, чтобы она нашлась. Ну, ты знаешь.

— Так расскажи то, чего я не знаю.

Алиша рассеянно дотронулась до раненой руки и поморщилась.

— До Второй мировой войны мы — я имею в виду правительство США и правоохранительные структуры — гораздо меньше церемонились в вопросах получения информации от подозреваемых, особенно когда дело касалось человеческой жизни. Физическое воздействие применялось часто. Полицейские держали под рукой красный перец, которым натирали глаза подозреваемых во время допросов. Клещи, паяльные лампы…

Брейди жестом остановил ее и нервно посмотрел на Аполлона, который возился с толстым кабелем, служившим, судя по прикрепленным к нему электродам, для регистрации деятельности сердца или мозга.

— Вы же не собираетесь…

— Брейди, дай договорить. После того как фашисты показали всему миру, до каких крайностей можно дойти в пытке, правительства одно за другим стали отказываться от ее применения. Законы, запрещающие пытки, были и раньше, но после войны секретные службы договорились: «Все, больше пыток не применяем». Но у тех к тому времени появился новый способ добывания информации.

— «Сыворотка правды», — догадался Брейди, глядя на то, чем занимался Аполлон, столь мало похожий на медика. Тот рассмеялся, не отрываясь от своего занятия. Он вставил в одну из капельниц с прозрачной жидкостью — вероятно, с физиологическим раствором, подумал Брейди — шланг от другой, из которого закапала какая-то красная жидкость. Она смешивалась с прозрачным раствором, постепенно окрашивая его.

— Можешь так это называть, — сказала Алиша. — На самом деле никакой «сыворотки правды» не существует. И никогда не было. Такое название предполагает очень простое действие: сделал укол, получил правду. На деле все гораздо сложнее.

Наблюдая за Аполлоном, в это легко можно было поверить.

— Фокус в том, — сказал он, продолжая приготовления, — чтобы взломать сознательные запреты, в первую очередь, запрет на разглашение тайны. Лучше всего это сделать, держа человека на грани сознательного и бессознательного состояния. Мы называем это сумеречной зоной. Это примерно то же самое, что напиться «в стельку». Защитные барьеры снимаются, ум и тело расслаблены.

Он расчехлил один электрод и хотел прикрепить его к Гиене, но понял, что одежда мешает это сделать, и вручил электрод Брейди — подержать. Взявшись за футболку Гиены обеими руками, Аполлон разорвал ее до пупка. Гиена попытался его укусить, но не достал. Кожа на его теле была лишена растительности и просвечивала, так что отчетливо виднелась сеть голубых вен.

— А это еще что такое? — спросил вдруг Аполлон. Он отвел в сторону один из лоскутов футболки: над левым соском Гиены стала видна бурая пятиконечная звезда — перевернутая сатанистская пентаграмма размером с кулак.

— Татуировка? — сказала Алиша, привстав с кровати, чтобы лучше разглядеть рисунок.

— Выжжено на коже, — сказал Аполлон, потрогав пентаграмму пальцем. — Как клеймо.

— Снимите с него рубашку, — заинтересованно сказал Брейди. — До конца.

Аполлон разорвал рукава и содрал оставшиеся куски футболки с изможденного тела Гиены. Алиша наклонила торшер, чтобы получше осветить его — при этом она стала немного похожа на волшебника с магическим посохом. Рука у нее подрагивала, и в такт ей колебались тени Гиены и Аполлона на противоположной стене.

Весь торс Гиены был покрыт разными символами. Там были полумесяц со звездой, свастика и две эсэсовских молнии, звезда Давида в круге и крест с крюком внизу — или, как показалось Брейди, перевернутый вопросительный знак с поперечиной. Он имел какое-то отношение к бунту против Бога. Сатанистские и оккультные знаки были хорошо знакомы Брейди со времен изучения психологии преступления.

— Здесь нет, — пробормотала Алиша.

— Чего нет? — не понял Аполлон.

— А еще есть? — спросил Брейди.

— Вот здесь, — Аполлон показал на спину.

Туда свет не доставал, и Алиша выдернула вилку из розетки, оставив в комнате только зыбкое освещение слабой лампочки над кроватью. Но и в этом свете Брейди, наклонившись, заметил что-то очень похожее на то, что они искали.

— Кажется, есть… — произнес он. Алиша нашла другую розетку, включила свой «магический посох» и залила светом спину Гиены. Там, над левой лопаткой, горело солнце с искривленными лучами, заштрихованное вертикальными линиями — тот знак, что был выжжен на лбах и ладонях жертв «убийств Пелетье». Но здесь он был гораздо крупнее.

На спине у Гиены красовались и другие символы. На правой лопатке была буква «А», заключенная в круг. Брейди вспомнил: это знак анархии. Он заменял собой целое высказывание на латыни, которое переводилось как: «Твори что хочешь» — правило сатанистов. Ниже, у позвоночника, находились уджат, он же «глаз сатаны», и три шестерки, расположенные кругом, верхней частью к общему центру.

Брейди несколько секунд не мог оторваться от «солнца».

— Ну что, оно? — спросила Алиша.

— Да, оно.

— Что — оно? — недоумевал Аполлон.

— Знак солнца, — объяснила Алиша. — Очень необычный. Ни в одном из наших справочников не значится.

— Но вы его уже где-то видели?

— На трупах, — кивнула Алиша.

Гиена вдруг откинул голову назад, затем изо всех сил вперед — так, что стул заходил ходуном. Он рычал и дергался во все стороны, вкладывая все силы в попытки разорвать путы. Ножки стула стучали по ковру, как сердце, работающее с перебоями.

Брейди отступил, потом сделал шаг вперед — нужно было что-то сделать, пока этот тип не освободился, не разломал стул и не привлек шумом внимание окружающих. Прежде чем Брейди успел примериться, с какой стороны схватить Гиену, Аполлон повернул краник на одной из капельниц. Эффект был такой, словно он ударил своего пациента дубинкой по голове: тот мгновенно отключился. Всего секунду назад он бушевал, как цунами — и вдруг затих.

— Быстро действует, — произнес Аполлон, впервые за все время улыбнувшись.

 

48

Аполлон — это было прозвище. Вначале Алиша решила, что он взял себе такое «погоняло», потому что сын Зевса прославился как целитель, творец и избавитель от напастей. «Нет, — возразил, узнав об этом, один из коллег, — все дело в том, что мифологический Аполлон всеведущ и всевидящ. Наш Аполлон со своим наборчиком химикатов, уж поверь, может выведать все, что люди хотят от него утаить».

Когда Алиша спросила об этом у самого Аполлона, тот широко улыбнулся, отчего его лицо расплылось, как у бульдога с полной пастью собачьего корма, и сказал: потому, что этот греческий бог такой красавчик.

Теперь, когда Аполлон настраивал свое оборудование, он был похож на сосредоточенного бульдога.

Гиена пребывал «в отключке»: голова свешивалась на грудь, изо рта к бедру тянулась тонкая паутинка слюны. Под белой кожей, обожженной символами ненависти и зла, выпирали ребра.

Аполлон подключил проводок к одному из девяти электродов, которые прикрепил к телу сатаниста. Когда он потянулся за очередным проводком, Гиена застонал и дернул головой. В сотый раз за последние десять минут Аполлон отправил его спать, повернув краник на капельнице. Действие наркотика ослабевало так же быстро, как и начиналось.

Алиша уже успела сфотографировать цифровой камерой символы на торсе Гиены. Брейди вернул торшер в первоначальное положение — теперь свет падал на сатаниста спереди. Брейди стоял в нескольких шагах от Алиши, скрестив руки на груди, и смотрел на Гиену. Его реакция на известие о покушении на ее жизнь стала для Алиши приятной неожиданностью. Вот интересно, думала она, сорвался бы он так, если бы Гиена пытался убить напарника-мужчину. Во всяком случае, горло мужчине-напарнику Брейди так трогать не стал бы. Пальцы у него были словно заряжены статическим электричеством.

Он повернулся к ней, и Алиша отвела взгляд, для маскировки проведя себе пальцем по брови.

— Слушай, а этот номер на твое имя? — спросил он, подойдя ближе.

— Нет. На мое имя тот, пятьсот двадцать второй. А этот был свободен. По-моему, весь этот этаж у них не заселен.

— А как же вы вошли?

Электронные замки на дверях отеля славились тем, что к ним невозможно подобрать отмычку.

— А так же, как он забрался в мой номер, — кивнула Алиша в сторону Гиены. Обойдя вокруг койки, она достала из-под лежавшего на постели блейзера какой-то маленький предмет. Вернувшись, Алиша подала его Брейди: это был приборчик величиной с пачку сигарет. С одной стороны из него выступала тонкая пластмассовая карточка. Брейди нажал кнопку — на приборе загорелся жидкокристаллический цифровой индикатор.

— Пять секунд — и готово, — сообщила Алиша.

— У него была эта штука? — недоверчиво покосился на тощего киллера Брейди.

— А на вид — бездомный наркоман, правда?

Брейди повертел в руках устройство: никакой маркировки, сведений об изготовителе, и никаких пятен грязи, кстати.

— Кто-то снабдил его этой штуковиной.

— Тот, кто отдает ему приказы.

— Ну, вот, — произнес Аполлон. — Готов начать по первому слову.

Брейди выключил приборчик и бросил его на койку.

— Что начать? — уточнил он.

— Сейчас я приведу это существо в сознание, но как бы не до конца, — пояснил Аполлон и указал на капельницы. — Вот этим я буду держать его в сумеречной зоне. Барбитураты. Мой собственный рецепт. Амобарбитал натрия, — начал оживленно перечислять он, — пентотал натрия и секонал. Нужны небольшие дозы — меньше тех, которые я ему до сих пор давал. Находясь в сумеречной зоне, сознание не успевает сочинить ложь. Она даже не успевает понять, когда нужно солгать.

— Она? — переспросил Брейди.

— Я имею в виду душу, — немного смешавшись, сказал Аполлон и провел ладонью полукруг сантиметрах в десяти над головой Гиены. — Она прекрасна: простая и сложная, злая и великодушная, правдивая и лживая одновременно. Безусловно, женственная. — Его складчатая физиономия снова расплылась в широкой улыбке.

— Держать человека в полубессознательном состоянии очень непросто, — продолжал Аполлон. — Слишком много успокаивающего — он отключается. Слишком мало — он настолько приходит в сознание, что перестает говорить правду. К тому же все люди разные. На одних нужно много химиката, кому-то хватает чуть-чуть. Кто-то реагирует быстро, иные не реагируют совсем. Одни испытывают эйфорию, другие печалятся… Или начинают нервничать, — добавил он, подумав, — если часть мозга понимает, что другая часть проболталась.

— В одной барбитураты, — сказал Брейди, указывая на капельницы. — А в других что?

— Тут главным образом «сыворотка правды». Небольшая доза помогает в тех случаях, когда мой способ не дает нужных результатов. Это психотропное вещество. Оно может вызвать галлюцинации и чувство невыносимого ужаса. Потому и было запрещено. Я добавил сюда немного других галлюциногенов, быстродействующих, как и эти барбитураты. Смятение и путаница в голове помогают взломать защиту.

Аполлон дотронулся до третьей капельницы.

— А здесь стимуляторы. Барбитураты снимают сознательные запреты. А стимуляторы делают ее разговорчивой. Тяв-тяв-тяв. — Он изобразил ладонью говорящий рот. — «Под кайфом» душа бывает настолько разговорчивой, что настоящих тайн от нее не дождешься — до них просто очередь не доходит.

Наркотики и стимуляторы одновременно. Интересно, сколько подопечных Аполлона получили инфаркты или инсульты, подумала Алиша. Может быть, электрокардиограф помогает ему избегать таких неприятностей.

Гиена опять застонал.

— Ну что, готовы? — спросил Аполлон.

Брейди — от треволнений лицо его постарело сразу на несколько лет — вопросительно посмотрел на Алишу.

— Давайте начнем! — кивнула она.

 

49

Аполлон пристроился возле кофейного столика, на котором стоял электрокардиограф. Он щелкнул тумблером, и самописцы начали вырисовывать кривую сердечного ритма Гиены. При этом они издавали такой звук, словно кто-то водил ногтями по столу. Самого Аполлона при этом стало почти не видно из-за стула, на котором сидел опутанный проводами и трубками худосочный киллер.

«Не обращайте внимания на человека за ширмой», — подумала Алиша.

Руки Аполлона метались от одной капельницы к другой.

— Состав все время нужно настраивать, — пояснил он. — Я сейчас задам ему несколько вопросов, чтобы проверить, насколько он готов. Потом можете начинать.

Алиша напряглась. Она несколько раз видела, как проводятся такие допросы, но сама никогда в них не участвовала. Алиша знала, что вопросы при этом надо формулировать очень точно, иначе ответ можно получить какой угодно, в том числе о детских воспоминаниях. Например, на вопрос «Это ты напал на того человека?» можно получить утвердительный ответ, только допрашиваемый будет говорить о том случае, когда он в пятом классе бросил ластик в спину учителю.

Алиша включила маленький цифровой диктофон, лежавший на койке. Гиена покрутил головой, потом резко поднял ее, словно проснулся. Веки его были полуоткрыты.

— У-у-у-у… — простонал он.

— Слушай меня! — раздался гулкий голос Аполлона из-за стула. — Как тебя зовут? Имя?

— У-у-у-у…

Аполлон повертел краники.

— Назови свое имя!

Глаза Гиены открылись, и он уставился прямо на Алишу. У нее от этого взгляда напряглась кожа у основания шеи и ощетинились волоски на руках. Но смотрел он куда-то сквозь нее, на то, что ему одному было видно.

Он беззвучно что-то произнес одними губами, затем еще раз.

— Назови свое имя! — повторил Аполлон.

Лицо Гиены просветлело.

— Menya zavut Malik, — произнес он скрипучим и как бы девчачьим голоском. Как у прокуренной девочки-скаута, подумала Алиша. Особенно мерзким ей казалось то, что голос исходил из этого зловещего тела.

— Это что, по-русски? — прошептал Брейди.

Алиша пожала плечами.

— Говори на английском! — приказал Аполлон.

— Angliskam?

— Da, — для убедительности ответил Аполлон.

— Harasho. — Допрашиваемый помолчал и произнес невнятно и с сильным акцентом: — Инглиш, йес.

— Назови свое настоящее имя!

— Малик.

«Ну, хотя бы Малик», — подумала Алиша. С именем, пусть отдаленно напоминающим человеческое, он уже не казался ей таким страшным.

— Какое у тебя полное имя?

Малик застонал, словно в сильном замешательстве.

— Фамилию назови!

— Э-э… Иванов, — он по-русски растягивал начало слов, а последний слог словно проглатывал.

Аполлон повернулся к Алише и сделал знак, чтобы она подошла. Она склонилась к нему.

— Я допрашивал русских, — прошептал Аполлон ей на ухо. — Иванов — это самая распространенная фамилия в России. — Как Смит в Америке. Не могу сказать, настоящая, или он врет. А имя Малик не настолько распространенное, так что тут он, возможно, говорит правду.

Алиша кивнула и отошла к Брейди.

— Сколько тебе лет? — продолжал спрашивать Аполлон.

— Двадцать восемь.

Выглядел он лет на десять старше.

— Где ты сейчас находишься?

Этот вопрос привел Малика в замешательство. Он оглядел комнату, задержав на несколько секунд взгляд на Алише и Брейди. Потом медленно прикрыл глаза.

— Ты дома? — уточнил Аполлон.

— В гостинице, — ответил Малик, не открывая глаз.

— Тебе кто-то велел сюда прийти?

— Да.

Алиша и Брейди насторожились. Аполлон кивнул Алише, мол, дальше спрашивай ты. Она посмотрела на Брейди — тот ободряюще улыбнулся.

— Кто сказал тебе прийти в отель?

Лицо Малика исказила гримаса.

— Кто сказал?

Скрип самописцев стал на тон выше, они задвигались чаще. Малик дышал так тяжело, словно лицо у него было завязано полотенцем.

— Кара… муки… — невнятно прошептал он.

— Стоп, я его, кажется, теряю, — озабоченно сказал Аполлон. — Секундочку, — он покрутил «барашки» краников. Это действие напомнило Алише настройку каналов у старого телевизора.

— A-а, какое страшное кино! — завизжал Малик.

— Спросите что-нибудь другое, — предложил Аполлон. Алиша пожала плечами. Ей хотелось знать, кто подослал к ней киллера, и больше ничего не приходило в голову.

— Что ты знаешь про человека с собаками? — спросил Брейди. — Про убийцу с собаками?

— Хорошая собачка, — руки Малика зашевелились. — Ко мне, собачка! — Его лицо вдруг превратилось в свирепую звериную морду. Руки сжались в кулаки и задвигались вверх-вниз, насколько позволяли путы. Он засмеялся жутковатым смехом, состоявшим из частых коротких выдохов.

— Наверное, он мысленно бьет палкой собаку, — шепнул Брейди.

Кулаки Малика замерли. Он вытянул голову, высунул язык и начал делать в воздухе лижущие движения. Язык у него всякий раз загибался кверху и убирался в рот, после чего Малик делал глотательные движения.

— Он… — начал было Брейди, но запнулся от отвращения.

Алиша прикрыла рот ладонью. Малик явно лакал кровь какой-то из своих жертв.

— Что ты заешь об отце МакАфи? — поспешно спросила она. Малик перестал «лакать» и облизнул сперва верхнюю, затем нижнюю губу.

— Мак-Аф-ф-фи-и-и-и? — протянул он нараспев тоненьким голосом.

— Что ты знаешь об отце МакАфи?

— Он свинья. Свинья. Он думает, что может спрятаться. Он прячется за своего Бога. А Бог… это… ничего… пустое место… — Он улыбнулся, точнее, по-волчьи ощерился.

— Малик, это ты пугал отца МакАфи?

— Да-а-а, — снова засмеялся он. — Малик разъяснит МакАфи.

— Что разъяснит?

— Что его Бог — ничто. Не защитит, не вступится.

Аполлон поднял руку, собираясь вмешаться.

— Правильно, Малик, — сказал он. — Да, Бог отца МакАфи — ничто.

— Ничто, — повторил Малик.

Анина поняла, что, продемонстрировав Малику свое одобрение, Аполлон словно ввел дозу нужного химиката.

— Что ты собирался сделать с отцом МакАфи, плохим МакАфи? — произнес Аполлон и кивнул Алише, передавая ей инициативу.

Малик застонал, как оголодавший человек при виде накрытого стола с шикарными закусками.

— М-м-м-м-м, плохой МакАф-фи-и-и-и. — Он откинул голову, словно вглядываясь в потолок, но глаза его оставались закрытыми. — Такой высокий, неприкосновенный. Неприкосновенный, — повторил он с полнейшим презрением. — МакАфи будет висеть на своей люстре. — Малик сладострастно улыбнулся. — На кишках своих будет висеть.

У Алиши холодок пробежал по спине. Она закрыла глаза и сделала глотательное движение. У нее заныла раненая рука. Алиша не сомневалась, что Малик собирался сделать с добросердечным старым священником именно это. Когда она снова открыла глаза, ей показалось, что в комнате стало темнее. Она посмотрела на лампы: обе продолжали гореть.

Следующий вопрос она задавала, глядя на Аполлона; смотреть на ту тварь, что была привязана к стулу, у нее не хватало сил.

— Малик, это ты выкрал бумаги отца МакАфи?

Он, не отвечая, медленно опустил голову.

— Секундочку, — Аполлон принялся крутить свои вентили, поглядывая при этом на электрокардиограф. Затем снова кивнул Алише.

— Так это ты украл бумаги отца МакАфи?

— Конечно! — вскинул голову Малик. — А кто сказал, что Малик этого не делал? «Достань этот архив, Малик. Доставь его мне». Кто-нибудь сказал, что это не я сделал?

— Никто не говорил, что Малик этого не делал. Малик хорошо сделал. А кто тебе сказал… кто велел Малику достать архив?

— Священник.

— Да, священник, но кто… — Алиша остановилась перевести дыхание. Брейди дотронулся до ее руки.

— Малик, — сказал он. — Священник приказал тебе выкрасть архив, так?

— Да.

— Как зовут священника?

— Рендалл.

Тот самый Адальберто Рендалл, который якобы представлял архивы Ватикана. Алиша посмотрела на Брейди и кивнула.

— Где сейчас отец Рендалл? — спросил он.

— Дома.

— Где — дома?

— Далеко отсюда. У себя дома.

— Малик, где находится дом отца Рендалла?

Он молчал.

— Где твой дом, Малик? — допытывался Брейди.

Тот молчал, часто и прерывисто дыша. Когда он заговорил, голос его звучал на октаву ниже. Скрип перешел в хрипоту.

— В аду его дом. В черной тьме… горячей!

Алиша невольно взглянула на диктофон — посторонний человек, слушая запись, ни за что не поверил бы, что это тоже говорит Малик.

— Почему горячей? — спросил Брейди.

— Огонь. Жжет. Кровь, — Малик снова стал раскачиваться в разные стороны, широко улыбаясь, открыл рот, демонстрируя черные десны и свои нечеловечески острые зубы. Он издал протяжное громкое шипение, и до Алиши донесся выдохнутый им воздух, который вонял чем-то гнилым и прогорклым, как протухший гамбургер. Она отшатнулась, наткнулась на койку и села.

— Крови! — заорал вдруг Малик так, словно требовал пива в забегаловке. — Пустите этому ребенку кровь! Режьте его! Режьте скорей!

— Малик! — протестующе загудел из-за его спины Аполлон. Лицо его выражало такое же страдание, которое испытывала Алиша.

— Хозяин? — завертел головой Малик, пытаясь обернуться. — Хозяин, это вы?

— Кто твой хо… — подалась вперед Алиша.

— Хозяин! Мы привезли детей! Мы привезли вам еще детей! — закричал он, мотая головой и судорожно сгибая руки.

— Он бредит, — ошеломленно пробормотал Брейди.

— Наши тела принадлежат тебе. Наши души принадлежат тебе. Наши дети принадлежат тебе. Мы все наги перед тобой, хозяин! Мы наги! Всё возьми!

Они его теряли. Алиша подобралась ближе к его стулу и, присев на корточки, взяла Малика за судорожно напрягшуюся руку и заглянула в лицо.

— Малик, — просительно сказала она, — где живет отец Рендалл? На кого он работает? Кто твой хозяин?

— Кара… — невнятно произнес он перекошенным ртом. — Муки… — и вдруг захихикал. Брейди от отвращения отступил еще дальше.

Аполлон, сгорбившись за спинкой стула, машинально продолжал подкручивать краники на капельницах. Он был похож на кукловода, который не хочет отвечать за поведение своей марионетки, и дергает за ниточки исключительно по обязанности. Малик вдруг замер, словно прислушиваясь к приказам, которые слышал он один.

— Жру! — закричал он так же неожиданно, как и затих. — Я жру их мясо! Вот, видишь? — Он вытянул голову и принялся, щелкая зубами, хватать воздух. Он жевал, облизывался и проглатывал невидимую плоть. — Я жру их мясо! — гордо крикнул он и засмеялся еще отвратительнее, чем раньше.

Затем он оттолкнулся от пола ступнями. Щиколотки его были прочно привязаны к ножкам стула, но толчок был настолько сильным, что стул опрокинулся. Вернее, он мог опрокинуться, если бы сзади не сидел на корточках Аполлон. Тот подпер плечом стул и вернул его в исходное положение.

Но было поздно. Алиша видела, как Малик ухватил зубами одну из капельниц. Он сорвал ее мешок с подставки и, бешено мотая шеей, стал рвать на части, как акула разрывает большие куски пищи. Жидкость из капельницы брызнула во все стороны.

Немало ее выплеснулось и на лицо близко сидевшей Алиши. У нее защипало в глазах, а во рту она ощутила горьковатый вкус. В ноздри ударил острый запах, напоминавший спиртное с примесью чего-то цитрусового. Алиша вскочила на ноги, отшатнулась и упала на колени возле кровати.

 

50

Раствор из капельницы, которую разорвал своими острыми зубами Малик, жег Алише глаза и язык. Моргая от боли, она открыла глаза и попыталась понять, не грозит ли ей со стороны русского еще какая-то опасность. Он сидел на стуле, уставившись в потолок, челюсть его безвольно отвисла. И вдруг Алиша увидела: изо рта Малика к потолку стала подниматься струйка черного дыма. Она собиралась в некое вращающееся облако, которое на глазах увеличивалось. Из облака то и дело вырывались завитки густого дыма, похожие на змей, они тут же втягивались обратно в общую крутящуюся массу. Облако излучало невидимый жар, от которого по очертаниям окружающих предметов пробегала рябь. Алиша ощущала этот жар кожей лица, она вдыхала раскаленный воздух, которым все труднее было надышаться.

«Этого не может быть», — сказала она себе, но сама же себе ответила, что все это происходит на самом деле, — и сердце бешено заколотилось при этой мысли. Алиша протерла глаза — под веки словно песка насыпали.

— Режьте детей на кусочки! — заорал Малик. — Съешьте их!

И вдруг у Алиши перехватило дыхание — она увидела детей! Их лица высовывались из крутящегося облака, как из воздушного шара: маленькие головки, испуганные невинные лица.

Алиша закрыла глаза, но детские лица не исчезли. Они возникли перед ее мысленным взором помимо воли Алиши: мальчики и девочки, от ясельного до младшего школьного возраста. Их лица становились все отчетливее. Они плыли перед ней, чередуясь, как в киномонтаже. Они были искажены страхом и отвращением, словно их грубо держали невидимые Алише руки. Потом все эти юные создания в один голос начали кричать.

Алиша распахнула глаза. К ней двигался Брейди, он звал ее и спрашивал, как она себя чувствует. Он протянул к ней руку, и она отшатнулась — вместо рук у него были черно-фиолетовые когтистые лапы, в чешуе, как у рептилии. Алиша почувствовала на лице легкое прикосновение: нормальные руки. Тогда ей пришло в голову, что чешуйчатые лапы тянулись к ней из-за спины Брейди — кто-то за ним прятался.

Брейди отнесло в сторону, словно сдуло сильным ветром. Перед ней вновь оказался Малик, привязанный к стулу. Лампы освещали все пространство вокруг него, но он почему-то оставался в тени; очертания его расплывались, будто он сам понемногу превращался в дым. Алиша вдруг ясно увидела: так и есть. Голова его удлинялась, сливаясь с тем дымным смерчем, который исходил у него изо рта и поднимался к вертящемуся грозовому облаку под потолком.

Но способность орать он не утратил.

— Вижу! Я вижу! — завопил он. — Он здесь!

— Заткните ему пасть! — закричала Алиша, поддавшись вспышке гнева и обращаясь к кому-то, кто был с ней рядом и должен был помочь… Но кто? К кому она обращалась?

— Открой ему свою душу! — приказал Малик. Он все больше превращался в дымчатую тень — и ускользал куда-то. Путы не могли его сдержать, потому что были рассчитаны на человеческие конечности, а он уже перестал быть человеком.

— Забери меня, хозяин!

С каждым словом, которое изрыгал Малик, поднимавшийся от него дым становился гуще, а облако расширялось. Звуки этих слов врезались ей в мозг и раздирали душу. Алиша чувствовала, что это не просто человеческая речь. Слова Малика становились осязаемым инструментом создания хаоса. Она поняла: это разрушительные заклинания, он творит зло силой дыхания и звука. В конце концов что-то стало образовываться в вертящемся облаке — уже не дети, а нечто другое. Оттуда словно высунулся локоть — снова исчез. Потом показалась какая-то более крупная часть тела — колено или голова — и тоже втянулась обратно. Алиша была свидетелем некоего отвратительного подобия движений зародыша в животе беременной женщины.

Она хотела встать, но ее остановило что-то влажное, ткнувшееся ей в лицо. Это Брейди… зачем-то вытирал ее мокрым полотенцем. Алиша оттолкнула его.

— Отстань! — крикнула она. — Ты что, не слышишь? Ты что, ничего не видишь?

— Да, хозяин! У меня есть кровь! Я приберег ее для вас!

Целый хор голосов подхватил эти слова. Изо рта Малика продолжала изливаться чернота и подниматься в облако. В комнате стало еще темнее: лампы были бессильны против воронки зла. В ноздри Алише ударило зловоние — голова ее дернулась, как от физического удара. Ей тут же вспомнилась страшная вонь, исходившая из черного мусорного мешка, который открыли при ней следователи — там лежали разложившиеся останки женщины, похищенной за несколько недель до этого. Алишу вдруг охватила уверенность, что труп из того мешка сейчас где-то здесь, притаился под койкой или за диванчиком и шевелится, исполненный недобрых намерений. Ей захотелось бежать прочь из комнаты, бежать, бежать куда-то далеко.

Но она не могла бежать — мускулы двигались замедленно и вяло, словно воздух в комнате оказывал ей такое же сопротивление, как вода.

«Что?.. — подумала Алиша. — Что?..» Дальше этого слова ее недоумение не могло выразить себя. Однако этого слова было достаточно, чтобы выразить все ее замешательство и ужас. Алише хотелось закричать громко-громко — и ей это удалось:

— ЧТО?!!

Капелька пота скатилась со лба Алиши на щеку. Она провела рукой по щеке: все лицо было мокрым от пота… или еще чего-то… ей чем-то плеснули в лицо, но чем, она уже не помнила.

«Кровью, — вдруг поняла Алиша. — Детской кровью».

Она посмотрела на руку — ладонь была в чем-то красном. Затем капли кровавой жидкости у нее на глазах обесцветились и стали прозрачными.

«Да что происходит?»

В мозгу один за другим вспыхивали варианты — один другого хуже, — и сердце отзывалось на каждый из них тревожным учащенным стуком. Малик — черный маг или демон… она умерла… это кошмарный сон, из которого она не сможет выбраться…

Но все происходило на самом деле — Алиша точно это знала!

Что-то изменилось в комнате, что-то важное, требовавшее внимания. Алиша боязливо посмотрела на крутящееся облако. Оттуда высунулась когтистая лапа, она пыталась прорвать пронизанную венами мембрану. Алиша содрогнулась, осознав, что если это случится, все в этой комнате погибнут… потом все в гостинице… потом в городе…

Она должна что-то предпринять… должна… Оглянувшись, Алиша заметила на тумбочке свой пистолет. Одолев Малика у себя в 522-м номере, она нашла свое оружие у него за поясом.

«Неужели это было сегодня? Со мной или с кем-то другим?»

Недолго думая, она бросилась на кровать, схватила пистолет и снова вскочила на ноги. Краем сознания она успела отметить, что медлительность ее куда-то исчезла и что бегству она предпочла схватку. Держа пистолет двумя руками, она прицелилась в Малика, который продолжал на стуле свои метаморфозы. У того из-за спины выросло какое-то существо. Оно, как и тварь, что кружилось в облаке, было черным и похожим на человека.

— Алиша, — произнесло существо. Голос показался ей знакомым. Она прицелилась в эту новую мишень.

— Где Аполлон? — спросила она. — Что вы с ним сделали?

— Я здесь, — медленно сказало существо. — Это скополамин… тебе…

— Нет! — взвизгнула Алиша, потрясая пистолетом, чтобы пригрозить ему. Облако вверху разрасталось и скоро должно было занять весь потолок, в том числе и над ее головой. Когтистая лапа все еще пыталась вылезти из него — и даже не одна; к ней присоединилась вторая, и обе они тянулись к Алише.

На нее вдруг навалилась страшная усталость. Закружилась голова, и Алиша сделала шаг в сторону, чтобы не упасть. Поле зрения стало сужаться. Она встряхнула головой. Нельзя потерять сознание среди всех этих тварей… этих демонов, что ее окружают. Но она чувствовала, что долго не продержится. Оставалась одно: уложить всех до того, как свалится сама. Приготовив руку к отдаче, Алиша напрягла палец на спусковом крючке.

Сбоку что-то мелькнуло — кто-то прыгнул на нее сбоку через кровать. Ударом по рукам он выбил у нее пистолет.

«Брейди! Он с ними!»

Брейди обхватил Алишу и плотно прижал ее руки к бокам.

«Нет!»

Она попыталась вырваться… укусить его… сделать хоть что-нибудь… Но он держал ее очень крепко. Они повалились на кровать. Алиша лягалась, выворачивалась и пыталась ударить его затылком, но каждый раз промахивалась. Темное существо выбежало из-за спины Малика и схватило ее за ноги.

«Держи ее, — сказало оно, — пока у нее глюки не пройдут».

 

51

— Все казалось настолько реальным… — покачала головой Алиша.

Она стояла в ванной, опершись на раковину, и вытирала волосы. По настоянию Аполлона она только что приняла длительный горячий душ. На взгляд Брейди, душ и полчаса, прошедшие с тех пор, как он ее выпустил, пошли ей на пользу. Правда, кровеносные сосуды на белках глаз у нее были сильно расширены, но в целом Алиша выглядела очень неплохо, если учесть, какое «путешествие» ей пришлось пережить.

Однако когда она поднесла ко рту стакан, сразу стало видно, что с ней не все в порядке: рука тряслась так сильно, что вода выплескивалась, и Алиша не могла отпить ни капли. Брейди забрал стакан и приложил ей к губам. Она сделала глоток и улыбнулась над своей слабостью. Алишу смущало, что она не может обойтись без посторонней помощи. Брейди знал, что она будет прилагать сверхчеловеческие усилия, чтобы восстановить свою независимость, вернуть силы и стать прежней Алишей.

Она переоделась в брючный костюм, очень похожий на тот, что был на ней раньше, только немного другого цвета. Водолазка была бежевой, а блейзер — он сейчас висел на вешалке на двери — и брюки снова кофейного цвета, только на сей раз это был черный кофе, без сливок и даже без сахара.

Алиша вновь сменила повязку на руке: та опять пропиталась кровью. Брейди потрогал свою повязку на ладони — она тоже промокла.

— Аполлон говорит, та порция, которую ты получила, наверное, равна нескольким дозам ЛСД.

— Проследи, чтобы я больше никогда не принимала наркотики, — сказала Алиша, закрыв глаза, и сдавила себе пальцами переносицу.

— Думаю, мне не придется этого делать. Ты и сама справишься.

У нее напряглись скулы. «Справится», — подумал Брейди, восхищаясь ее силой воли. Когда Алиша открыла глаза, взгляд у нее был ясным и решительным.

— Так что нам делать с этим парнем? — спросила она, кивнув в сторону комнаты.

Брейди, поддернув штанину, поставил ногу на край ванны. Воздух здесь был еще влажным от пара. Но ему казалось, это поможет смягчить ту тяжесть, которую он ощущал в груди. Через закрытую дверь доносился голос Аполлона: он упаковывал свое хозяйство и время от времени цыкал на Малика, чтобы тот перестал орать и дергаться. Тот не слушался, но громко кричать не мог, потому что Аполлон приклеил ему лентой ко рту толстую марлевую подушку.

— Оставим его здесь, — предложил Брейди. — Уберемся отсюда подальше и позвоним в нью-йоркское отделение ФБР. Скажем, что он связан с «убийствами Пелетье» и находится здесь.

— Эта связь неочевидна, — покачала головой Алиша. — Одних символов мало.

— Может, скопировать запись допроса на диск и оставить им? Хоть на какие-то выводы это их наведет…

— Да, можно, конечно. Только это безумие, — Алиша пристально посмотрела на Брейди. — Мы удерживали его против его воли, накачивали наркотиками. Оставим им свидетельство против самих себя?

— Есть идеи получше?

Она подумала и покачала головой.

— Нам нельзя ходить вокруг да около. Есть люди, которые хотят нашей смерти. И мы до сих пор не знаем, почему.

Последнее замечание задело Брейди. Они не приблизились к выяснению причины, по которой на них открыли охоту. У них появилось несколько ниточек, ведущих к тем, кто был в этом заинтересован. Например, они узнали про священника Адальберто Рендалла. Но мотив по-прежнему оставался загадкой, и от этого еще обиднее было сознавать, что они стали мишенями. Они не имели возможности доказать свою невиновность или как-то договориться, выторговать себе жизнь. Они не понимали, на что рассчитывает преследователь, собираясь отправить их на тот свет.

— Ладно, — произнес Брейди, надеясь отвлечься от мыслей об отвратительном существе в соседней комнате. — А что мы будем делать дальше?

Лицо Алиши просветлело — она всегда знала, что делать дальше.

— Найдем этого Рендалла. Может быть, сможем найти, кто в ФБР сливает информацию о нас. Будем работать как обычно. Пойдем по следу, поэтапно, шаг за шагом, пока не дойдем до конца.

«Конца расследования — или конца нашей жизни?»

Брейди не стал говорить это вслух. Да, он был пессимистом, но уже сам устал от этого и — можно было не сомневаться — надоел своим унынием Алише. Кроме того, в нем крепло какое-то новое ощущение. Оно все сильнее давало о себе знать. Ему хотелось защитить дорогих ему людей и поквитаться с теми, кто им угрожал, причинял вред и заставлял страдать. Брейди не вполне понимал, что это за чувство, но оно было сильным, гневным и каким-то раскрепощающим. Оно напоминало тигра на привязи. Брейди не хотел загонять этого зверя обратно в клетку, но пока не решался спустить его с поводка.

Алиша свела вместе кончики указательных пальцев, придя к выводу, что именно нужно сделать в первую очередь.

— Давай «сядем на телефон» и выясним…

В этот момент из комнаты послышался треск и басовитый болезненный вскрик. Алиша распахнула дверь и выскочила из ванной. Брейди поспешил за ней, на ходу нашаривая пистолет. В комнате царил полумрак. Торшер был опрокинут, лампочка в нем разбита. Комната освещалась только тусклой лампой над кроватью. Малик стоял на ногах. К стулу у него оставалась привязанной только одна рука — он размахивал ею в воздухе вместе со стулом без видимого напряжения. Во второй руке что-то поблескивало. Судя по хватке и положению руки — нож или бритва, подумал Брейди. Малик стоял почти в центре комнаты, немного ближе к окну, чем к Алише и Брейди. Аполлон лежал на полу у его ног: приподнявшись на одном локте, второй рукой он защищал голову. Его лоб и левая сторона лица были залиты чем-то блестящим — нетрудно было понять, что это кровь, хотя полумрак скрадывал цвета предметов.

— Я думал, он без сознания! — закричал Аполлон. — Он… притворился и…

— А-а-ррр-г-х-х-х! — зарычал Малик через приклеенную ко рту марлю и полоснул своим оружием по Аполлону. У того развалился надвое рукав рубашки. Аполлон всхлипнул и отпрянул. Так он оказался чуть дальше от лезвия, которым размахивал Малик, но все равно оставался уязвимым.

Брейди направил на Малика пистолет.

— Положи нож! — крикнул он. — Быстро!

Малик уставился на него безумным взглядом. Он тяжело и часто дышал, его костлявые плечи вздымались и опадали, как мехи.

— Где мой пистолет? — шепнула Алиша.

— Я его спрятал, — сказал Брейди.

— Стреляй! — крикнул Аполлон.

Малик присел и еще раз чиркнул лезвием по руке Аполлона, распоров ему кожу на запястье.

— Стой! Стоять! Не двигаться! — приказал Брейди, но Малик уже сделал, что хотел, и распрямился.

— Брейди? — негромко спросила Алиша. — Ты можешь выстрелить?

— Ш-ш-ш.

— Почему ты не выстрелил?

Брейди казалось, что стрелять нужно наверняка, в голову или в сердце. Иначе у Малика останется возможность смертельно ранить Аполлона; это не так уж трудно — полоснуть по горлу, ткнуть в грудь, в висок или в глаз как следует. А он не был уверен, что сможет точно выстрелить. Ему еще никогда не приходилось применять оружие по служебной необходимости. Может, отдать пистолет Алише? Это значило бы отправить зверя внутри обратно в клетку, а Брейди этого не хотелось.

Малик сорвал клейкую ленту с левой щеки. Марлевая подушка отвалилась и осталась болтаться на правой. Он воздел глаза и руки вверх.

— Хозяин, помоги же своему слуге! — завопил он.

Аполлон («Вот идиот!» — мельком подумал Брейди) протянул вверх руку. «Стой!» — хотел крикнуть Брейди, но опоздал. Негр изо всех сил вцепился русскому в пах. От натуги он заскрипел зубами, на руке его вздулись вены. Малик взвизгнул — боль на миг парализовала его, и он не знал, как сопротивляться.

— Ну! — рявкнул Аполлон. — Стреляй!

— Давай же, Брейди! — подхватила Алиша. — Стреляй! Стреляй!

Палец Брейди скользнул с предохранительной скобы на спусковой крючок. Усилие в полтора килограмма — и готово. Но он колебался. Мог ли он отнять жизнь у человека, если нет непосредственной угрозы жизни другому человеку? Может, он и сам сейчас выронит оружие от боли?

Но не тут-то было. Гримаса боли на лице Малика сменилась гримасой ярости. Он с размаху воткнул лезвие в руку Аполлона — оно вошло глубоко в предплечье. Аполлон вскрикнул, но не выпустил его. Малик выдернул свое оружие — это оказался скальпель. Он снова замахнулся. Стоит ему чуть наклониться, понял Брейди, и он дотянется до головы Аполлона.

Грохнул выстрел. Перед Брейди все заволокло облачком дыма. Но сквозь дым было видно, что он попал Малику в плечо. Пуля прошла насквозь и пробила стекло за его спиной. Две длинных трещины разбежались в разные стороны от образовавшегося отверстия: одна — вверх, вторая — вниз, к подоконнику. Более мелкие с ледяным хрустом устремились во всех направлениях. Силой удара Малика развернуло. Случилось ли то, что было дальше, по воле русского или по воле случая, Брейди так никогда и не узнал. В развороте Малик поднял руку с привязанным к ней стулом, и ударил им в треснувшее стекло. Окно разбилось вдребезги, в комнату ворвался холодный ветер. Малик вывалился наружу вслед за стулом.

Аполлон, продолжавший цепляться за его пах, заехал на блок кондиционирования воздуха, панель которого поднималась к подоконнику под углом, как пандус. Вслед за Маликом он тоже неумолимо скользил к огням ночного Нью-Йорка. Немного Аполлон задержался, только ударившись головой и ногами о металлическую оконную раму.

— Выпусти его! — крикнула Алиша, бросаясь вперед.

— Он держит меня за руку! — ответил Аполлон. От страха голос его звучал на октаву выше.

Алиша наклонилась над ним, затем сказала: «Не вижу» — и залезла прямо на Аполлона. Встав на него на колени, она схватилась руками за края рамы и выглянула наружу.

Чтобы как-то подстраховать Алишу, Брейди схватился за ткань водолазки у нее между лопаток. Барахтавшийся внизу Аполлон больно ударил его ногой по ребрам.

Алиша что-то сказала, но голос ее затерялся в порыве ветра.

— Что? — крикнул Брейди.

— Он воткнул свои когти в руку Аполлону! Дай мне пистолет!

Ему показалось, что Алиша опять бредит.

— Ты что, хочешь его сбросить?

— А он сам не отцепится! И обратно он не собирается! Он отталкивается от стенки ногами, хочет утянуть Аполлона за собой! Дай пистолет! — Она протянула к нему правую руку, отпустив оконную раму.

Брейди вложил ей пистолет в ладонь, и тот исчез из виду.

— Отцепите его! — ревел Аполлон. Он извивался на подоконнике, отчего Алиша уходила все дальше за окно.

— Эй! — закричал Брейди. — Не шевелитесь, а то вы все втроем сейчас полетите!

Но Аполлон начал извиваться с утроенной силой, пытаясь сползти с подоконника на пол. Малик не давал ему отодвинуться ни на дюйм.

Алиша выругалась.

— Что такое? — спросил Брейди.

— Я твой пистолет уронила!

В этот момент Аполлон изо всех сил рванулся прочь от окна. Но сразу же вслед за этим Малик, очевидно, потянул в свою сторону, потому что Аполлон, изогнувшись, наполовину скользнул, наполовину выкатился из окна, столкнув при этом Алишу. Пытаясь удержаться на нем, как на бревне, она вскочила было на ноги, но, продолжая двигаться по инерции, опрокинулась, стукнулась о подоконник и выкатилась наружу.

Брейди почувствовал, как ее водолазка ускользает из его пальцев, увидел, как Алиша, повернувшись в воздухе, пытается за что-нибудь ухватиться, перед ним мелькнуло ее искаженное ужасом лицо…

А потом она скрылась за окном, и он уже ее не видел.

 

52

Брейди увидел пальцы — два раза по четыре — вцепившиеся в подоконник. Он бросился к окну, закинул руки за край, вслепую схватился за запястья, и только потом посмотрел вниз.

В полуметре под ним было лицо Алиши, ее широко раскрытые от страха глаза.

Аполлон исчез — наверное, он еще летел к огромному навесу, на котором сияла вывеска, извещавшая о присутствии на Таймс-сквер отеля «Мариотт». Мысль о смертельном падении Аполлона развеяла одолевавшее Брейди чувство нереальности происходящего: это все правда, и туда, куда отправился Аполлон, может последовать и Алиша.

«Нет, ни за что! — ответил кто-то внутри Брейди. — Ни за что!»

Губы Алиши двигались, но ветер уносил слова. По губам угадывалось только его имя: «Брейди!»

— Я держу тебя! — крикнул он. Может, она и не расслышала, но, наверное, поняла.

Под Алишей, вцепившись мертвой хваткой ей в ногу, висел Малик. Он висел на одной руке, ко второй по-прежнему был привязан стул. Стул болтался на пронизывающем ветру и бил Малика по ногам.

А под Маликом — страшно далеко — сияло многоцветье Таймс-сквер. С этой высоты отдельных рекламных вывесок Брейди не различал, какими бы огромными они ни были. Транспортные средства, похожие на светящихся муравьев, суетились на перекрестках. Шум толпы и автомобильные гудки сюда не долетали, только ветер свистел в ушах Брейди.

Он тянул изо всех сил. Он тянул изо всех сил, но Алиша не двигалась вверх. У него заболела раненая рука. Превозмогая боль, Брейди еще сильнее сжал пальцы.

Ему удалось зацепиться ногой за блок кондиционирования воздуха. Используя эту опору и собственный вес, он подтянул Алишу вверх, как рычагом. Ее голова поднялась над подоконником, Алиша стала искать руками, за что зацепиться. Когда она более-менее закрепилась на блоке кондиционирования, Брейди быстро перехватился, взяв ее повыше локтей.

Алиша поднялась над подоконником уже до пояса. Брейди подхватил ее под руки. Теперь тащ-щи-и-ить…

Все, она целиком с этой стороны. Но стискивает зубы от боли:

— Нога!

Малик еще не выпустил ее щиколотку и вдавливает своей тяжестью в металлическую оконную раму, в которой, как зубы, торчат осколки стекла. Из порезов на ноге на раму льется кровь.

Брейди сдавил обеими руками запястье Малика, надеясь заставить его ослабить хватку. Но его рука сжимала ногу Алиши, как кандалы. Брейди наклонился, на миг представив себе, что он не удержится и полетит через Малика туда, где уже лежит труп Аполлона, и вцепился зубами в тыльную часть кисти Малика. Он буквально грыз эту руку, не обращая внимания на привкус крови, заливавшей ему рот. Брейди вгрызался зубами в сухожилия, не выпуская при этом запястье Малика. Наконец пальцы киллера разжались.

Малик оторвался от ноги Алиши — и его тело, полетев вниз, сильным рывком потянуло за собой Брейди. Брейди, извиваясь, пополз обратно в комнату, таща за собой Малика. А тот неожиданно стал вырываться, стараясь освободиться от его захвата.

«Он что, хочет упасть? — подумал Брейди. — Может, он все еще под действием наркотиков?»

Малик потянулся к нему второй рукой.

«Он хочет сам схватить меня за запястье!»

Но Малик вместо этого вонзил свои черные ногти в кисть руки Брейди, заставив его вскрикнуть от боли. На руке у Брейди остались четыре кровоточащих борозды. К тому же из-под повязки на раненой руке сочилась кровь, бинты рвались, и Малик потихоньку ускользал из захвата. Брейди стиснул пальцы из последних сил.

Их глаза встретились. Брейди не мог без отвращения и презрения смотреть на существо, жизнь которого буквально находилась в его руках. В нем не было ничего человеческого. Перед Брейди был тот самый тип, который набрасывал проволоку на шею Алиши и едва не сбросил ее с сорок девятого этажа. Это он убил Аполлона и был связан с покушением на самого Брейди и его сына. Этот убийца являлся винтиком в том механизме, целью которого было уничтожить Брейди, его сына, его напарницу. Кроме того, Брейди почему-то не сомневался: то, что наговорил про себя Малик под действием наркотиков — правда, он действительно убивал и ел детей.

«И после всего этого он собирается улизнуть».

Если бы они с Алишей не поймали и не допросили его, он спокойно вышел бы из отеля и разгуливал сейчас на свободе.

Он держал Малика уже не за запястье, а за пальцы: только их кончики торчали из стиснутой руки Брейди. Раненая ладонь болела и дрожала от напряжения, он заставлял ее сжиматься отчаянным усилием воли.

Брейди закрыл глаза. Разжать руку — все равно что убить. Это будет неправильно. Брейди стиснул пальцы Малика так, что у того захрустели кости. Он почувствовал, что Алиша схватила его за пояс.

— Затаскивай меня! — крикнул он. Она попыталась это сделать. Мышцы руки у Брейди словно огнем жгло.

«Уйдет…»

«Да куда он уйдет — только если умеет летать!»

Пальцы Малика выскользнули — так, с вытянутой вверх рукой, он и полетел вниз. В глазах его не было страха — только ненависть. Она была настолько сильной, что Брейди ощущал на себе яростный взгляд русского еще долго после того, как тот исчез в ночном мраке.

Алиша помогла ему забраться в комнату, подальше от порывов свирепого ветра, от голодной ночи, которая требовала новых жертв — Брейди сердцем чувствовал этот алчный зов. Он обессиленно повалился на батарею кондиционирования воздуха. Алиша тяжело опустилась на пол возле кровати. Ветер, проникавший через разбитое окно, теребил им волосы.

Брейди смотрел на Алишу, но перед его взором стоял Малик, который, уменьшаясь, летел вниз.

Дав себе меньше полминуты на то, чтобы отдышаться, Алиша стала подниматься. Она встала, опираясь на койку и постанывая от напряжения. Брейди смотрел на нее с жалостью: забинтованное предплечье, изрезанные в кровь осколками стекла ноги.

— Надо выбираться отсюда, — сказала Алиша и наклонилась за своим пистолетом, лежавшим под кроватью. Затем она положила на койку чемодан и, открыв его, достала светло-лиловую блузку, собираясь, очевидно, надеть ее вместо порванной на спине водолазки. Алиша направилась в ванную, но у самой двери остановилась.

— Забери чемоданчик Аполлона с аптечкой и химикатами, — попросила она. — А электрокардиограф и капельницы можешь не брать. Все равно все следы замести не удастся, времени не хватит.

Она немного помолчала, глядя на него с сочувствием: вид у обоих был еще тот.

— Надо спешить, Брейди, — добавила Алиша и прошла в ванную. Закрыть дверь она не посчитала нужным.

 

53

После смерти Карен мир стал казаться Брейди очень невеселым местом. Но до сего дня он не представлял себе, насколько все-таки здесь бывает страшно.

Поначалу они ехали молча, и в его сознании проносились события последних шести часов — получалось что-то похожее на анонс фильма ужасов с мельканием окровавленных клыков и падающими замертво людьми, специально составленный для того, чтобы нагнать побольше страха. Покушение на них с Заком; покушение на Алишу; допрос Малика с «сывороткой правды», его сатанистские откровения; схватка над сорокадевятиэтажной пропастью, в которой чуть не погибла Алиша и погиб Аполлон, а вскоре за ним последовал Малик… Брейди не знал, что лучше: пытаться сразу осмыслить все эти события или постараться забыть о них на время.

Они торопились покинуть «Мариотт» не только для того, чтобы не попасться охране отеля и полиции. Вряд ли Малик и убийца с собаками действовали в одиночку. Вместо них могли явиться другие — хотя бы для того, чтобы проверить, как справился с поручением Малик, — и выследить Брейди и Алишу. Брейди радовался, что был трижды осторожен, когда вез сына к Оукли.

Но теперь им следовало быть еще осторожнее, уже начиная с выезда из гостиничного гаража. Они поехали на «тойоте» Брейди, потому что еще оставался шанс, что ее не успели засечь те, кто на них охотился. Может, им еще не известно, что Брейди приехал в Нью-Йорк. И все-таки выследить их было проще простого. Поэтому Алиша и Брейди некоторое время заметали следы: часто сворачивали, а то и проезжали обратно по той же улице, заезжали на парковочную площадку для того, чтобы тут же выехать с нее, — однако, не переставая кружить, старались при этом оказаться как можно дальше от Манхэттена и того кровавого месива, которое они там оставили.

Они проехали Куинс и Бруклин, затем по мосту Верразано-Нэрроуз переехали на Стейтен-айленд и направились по Ричмонд-Паркуэй на юго-запад, в сторону Нью-Джерси.

Перевязав раны бинтами из аптечки Аполлона, Алиша достала ноутбук и принялась бешено стучать по клавишам. Брейди понимал, что так она справляется со стрессом: ей нужно было перевести свои переживания в слова и записать. Боковым зрением он видел, как проносятся по ее лицу пятна света от уличных фонарей. Если не считать примерно одинакового роста и телосложения, Алиша и Карен были абсолютно разными. Его покойная супруга был темноволосой и загадочной; Алиша — блондинка, непосредственная настолько, что кажется — вся как на ладони (хотя Брейди знал, что это не так). Карен чаще всего осторожно, после долгих раздумий, объясняла Брейди, в чем и почему она с ним не согласна; Алиша выкладывает свои возражения сразу и без обиняков. В тревожную минуту Карен тянулась за Библией; Алиша хватается за пистолет.

Но все же какое-то новое чувство шевелилось в душе Брейди от сознания того, что Алиша здесь, рядом с ним, бок о бок перед лицом неведомой опасности. Может, просто радость от того, что напарница не погибла, думал он, ведь дважды за эту ночь она могла просто перестать существовать. А потом Брейди вспомнил, какое яростное желание защитить ее испытал, узнав о покушении Малика. И вот теперь — новое ощущение: тепла и уюта. Правда, это далеко до того чувства, которое вызывала в душе Брейди Карен, но после ее гибели он впервые испытывал нечто подобное. Это новое пугало его — и рождало надежду.

Пальцы Алиши вдруг замерли над клавиатурой. Брейди посмотрел на свою спутницу: она привалилась к дверце, закрыв глаза. Он осторожно закрыл компьютер.

— Я не сплю, — заявила она, не открывая глаз, затем, секунд через двадцать, прибавила: — Почти не сплю.

— Нужен «Рэд Бул»? — осведомился Брейди, вспомнив, как однажды во время бессонной ночи напряженного расследования она опорожнила три банки этого энергетического напитка. Он и сам мог бы выпить парочку.

— Да нет, нужна койка. Я вот-вот вырублюсь.

— Понял, сейчас поищем.

Нужно было место, где они могли бы отдохнуть и подумать, что делать дальше. Брейди слыхал, что хорошие солдаты никогда не отказываются от возможности лишний раз поесть или поспать. То и другое восстанавливает силы, а в бою не угадаешь, когда еще представится такая возможность. Да, это была страшная правда: они с Алишей — солдаты и ведут битву за собственные жизни.

Он свернул к первому попавшемуся мотелю — это оказалась какая-то «Уютная гостиница» на окраине Балтимора. Три штата и три часа езды отделяли их от того номера в отеле «Мариотт», где криминалисты скоро обнаружат их отпечатки пальцев и образцы ДНК — или уже обнаружили.

* * *

Брейди, не спрашивая, знал, что Алиша тоже не хотела бы, чтобы они поселились в разных номерах. Нет, это был не тот случай, когда опасность и близость смерти подталкивают двух людей в объятия и в постель друг к другу. Он просто хотел, чтобы она была на виду, поблизости… хотелось знать, засыпая, что она дышит где-то рядом. Брейди даже не был уверен, что ему нужна именно Алиша — или его устроил бы какой-нибудь другой товарищ по оружию. Но ему казалось, что дело именно в ней.

Он попросил номер с двумя раздельными кроватями. Впервые со дня смерти Карен ему предстояло ночевать в одной комнате с другим взрослым человеком.

Машину они поставили в дальнем углу стоянки, подальше от входа. Багаж привычно затащили в номер. Алиша тут же разложила компьютерные причиндалы на пластмассовом столике с обколотыми краями.

— Малик рассказал интересные вещи, — объяснила она свой всплеск трудовой активности. — Хочется прогнать их через NCIC. Посмотреть.

— Прямо сейчас?

— Я недолго, — заверила Алиша. — Полчасика.

Через тонкие занавески на единственном окне номера начинало просвечивать утреннее небо. Брейди задернул другие, более плотные шторы и пошел проверить, можно ли в «Уютной гостинице» принять горячий душ. Когда через двадцать минут он вернулся, компьютер не работал, а Алиша спала — она уснула, не раздевшись и не сняв с постели покрывала.

* * *

Проснувшись, Брейди почувствовал, что каждое из его век весит килограммов по пять; они страшно давили на глаза, а чтобы поднять их и удерживать в таком положении, требовалось отчаянное напряжение всех мышц лица. Биение сердца отдавалось в голове и раненой руке одинаково сильной болью. Разбудил его, видимо, яркий луч солнца, коварно пробравшийся через широкую щель между шторами. Брейди встал с постели, чтобы заделать эту брешь.

Алиша успела снять покрывало и укрыться верхней простыней. Воротник блузки, торчавший, как собачье ухо, возле подбородка, говорил о том, что верхнюю одежду она все-таки не сняла. Алиша спала на спине, закинув голову и приоткрыв рот. Что называется, без задних ног.

Брейди пришла в голову молитва, которую его учили повторять на сон грядущий: «Если мне суждено умереть до пробуждения…»

Господи, чему у нас детей учат! Помнится, ему очень не нравилась эта молитва.

В комнате было жарко. Брейди покрутил ручки кондиционера под окном и выяснил, что — крути не крути — он подает только горячий воздух.

На полке в ванной Алиша оставила пузырек ибупрофена. Брейди принял четыре таблетки и, не взглянув на часы, пошел досыпать.

* * *

Сон Брейди потревожили ужасы прошедшей ночи.

«Отстань! Ты что, не слышишь? Ты что, ничего не видишь?»

«Да, хозяин! У меня есть кровь! Я приберег ее для вас!»

Брейди перевернулся, отшвырнул простыни, которые вцепились в него, как вражеская рука, и рывком сел. В глаза ему ударил свет, струившийся через открытые занавески. Но ночные кошмары не отступили.

«Алиша…»

«Где Аполлон? Что вы с ним сделали?»

Алиша сидела за столиком. Заметив, что Брейди проснулся, она выключила диктофон, на который записывала допрос Малика. Отголоски страшной ночи замолкли.

— Извини, — сказала Алиша, взглянув на него.

Брейди потер лицо. Веки избавились от избыточного веса, головная боль прошла. Рука, правда, все еще болела, но — так, чтобы напомнить о себе.

— Который час?

Алиша взглянула на свои часы:

— Час пятнадцать. Я уже несколько часов не сплю.

Брейди с кряхтением свесил ноги, сунул их в штанины, встал и при этом одновременно надел брюки. Оглянувшись, он заметил, что Алиша наблюдает за его действиями. И совершенно не скрывает своего любопытства. Он решил сохранять невозмутимость. Его рубашка висела на спинке стула за Алишей. Брейди прошлепал к ней босыми ногами, взял рубашку и стал надевать.

Потом он положил руку ей на плечо. Мышцы у Алиши были жесткие, напряженные. Карен в свое время учила его не разминать мышцы как тесто, а снимать напряжение мягкими нежными прикосновениями.

— Как самочувствие? — спросил он.

— Да вот… — она кивнула на диктофон. — Поверить не могу, что это я.

Алиша начала медленно вращать шеей, ее трапециевидные мышцы расслаблялись под его пальцами.

— Сделай себе маленький подарок, — предложил он, — сотри эту запись.

— Я, конечно, понимаю, что находилась под действием наркотиков, но не могу избавиться от ощущения, что это не просто галлюцинации.

Брейди молчал, ожидая продолжения. Он перенес внимание на дельтовидные мышцы.

— Это как заглянуть в невидимый мир, который всегда вокруг нас, но мы его не можем видеть, — сказала она, помолчав.

— Астральный мир?

— Ну да… что-то типа этого. Карма… и всякое такое. Просто я думаю, что Малик — это зло, а злые существа: демоны, сгустки энергии и что там еще — притягиваются к нему и как бы концентрируются вокруг него. Думаю, мне удалось краешком глаза на них взглянуть.

Брейди гладил ей пальцами шею, стараясь не задеть болезненно красный след от гарроты.

— Многие племена, — сказал он чуть погодя, — коренные американцы и всякие аборигены — считают, что галлюциногены помогают людям общаться с духами. Тимоти Лири пытался доказать, что ЛСД разрушает наши внутренние барьеры, собственные представления о реальности и позволяет увидеть мир таким, каким он на самом деле является, со всеми измерениями и существами, которых мы в обычном состоянии не воспринимаем. Он исходил из мысли, что искажают сознание не наркотики, а наши собственные предубеждения. Вот почему некоторые думают, что маленьким детям более доступен сверхъестественный мир, чем взрослым, — у них еще не успели сформироваться предрассудки, мешающие увидеть то, что недоступно пяти основным чувствам.

— А ты как думаешь?

Брейди несколько секунд молчал, глядя на то, как работают его пальцы. Он вернулся к трапециевидным мышцам.

— Я думаю, — сказал он, — что иные измерения и невидимые существа вокруг нас есть. Вот и в Библии говорится: «…потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной». — Он дал ей время осмыслить сказанное, затем продолжил: — А вот должны ли мы их видеть, пока живем на этом свете, я не знаю.

— Я видела.

Брейди перестал ее массировать и обошел кругом, чтобы заглянуть Алише в глаза.

— Малик наговорил всякой ерунды, а потом залил тебе все лицо скополамином. Может, то, что ты видела…

— Это что-то вроде постгипнотического внушения? — Алиша покачала головой. — Не думаю.

Брейди понимал, что ее теперь не переубедить никакими логическими доводами. Алиша будет теперь сама осмысливать то, что она, как ей кажется, увидена — в конце концов это станет неким инструментом мышления, который она сможет применять. Усилия по преодолению пережитой травмы приведут к тому, что она станет сильнее духом — или будет лучше справляться со своей работой. В этом смысле она была ницшеанка.

— Интересно, — сказала она, пытаясь разрядить возникшее напряжение, — что это за страшное кино, о котором говорил Малик?

В глазах у Алиши играли смешинки.

— Может, это «Большое ограбление Маппетов»? — предположила она, и они оба рассмеялись.

На столе кроме диктофона стоял компьютер с подключенным принтером. Возле него лежала пачка распечаток. Внимание Брейди привлек набранный крупным шрифтом заголовок: «Исчезнувшие викинги: тайна Западного поселения». Он опустился на стоявший рядом свободный стул и взял листок.

— Что это?

— Результаты интернет-поиска, — ответила Алиша. — Надо же было чем-нибудь заняться, пока ты давил на ухо. Ты сказал, что парень, который на тебя напал, выглядел как викинг, вплоть до одежды и оружия. Ну вот, я стала вводить в «Гугл» слова «викинг», «скандинав», «помесь собаки и волка» и тому подобное. Похоже, народ просто помешался на викингах. Им посвящены сотни тысяч веб-страниц. Все что душе угодно. Но так пришлось бы просматривать слишком много материала, так что я воспользовалась базой «Лексис-Нексис». Знаешь ее?

Брейди кивнул: он хорошо знал эту обширную базу данных, основанную на печатных статьях из газет и журналов. Печатные статьи, как правило, лучше написаны, проработаны и основаны на более достоверных данных, чем среднестатистическая веб-страница. Будучи аспирантом, он нередко пользовался этим ресурсом.

— Вот статья из «Археологического журнала», — сказала Алиша.

Брейди прочел:

Исчезновение жителей Западного поселения в Гренландии в 1350 году является одной из величайших загадок средневековой истории. Согласно докладам одного из исландских церковников Ивара Бардарссона, девяносто семей, спокойно жившие там еще месяцем ранее, вдруг исчезли. Весной 1350 года дружественные инуиты принесли в Восточное поселение, находившееся на юге Гренландии, весть, что в Ввстербигде — Западном поселении — не осталось жителей. Бандарссон с группой добровольцев отправился проверить этот слух. Они нашли в поселке накрытые к обеду столы, котлы с похлебкой над прогоревшим в очагах огнем, голодную скотину в загонах — но не нашли людей. Может, они были убиты местными инуитами? Может быть, суровая зима 1349/50 года вынудила их уйти… но куда? Никто с тех пор…

— Ты сейчас где? — прервала его Алиша.

Брейди показал, где остановился.

— Ну и хватит отсюда. Лучше почитай вот здесь… — порывшись в пачке, она вытащила страничку и подала ему. — Это из журнала «Теоретическая археология».

— Какая археология?

— Ну, они выводят новые теории на основании известных фактов, не знаю, в общем, теоретическая. Пишет, между прочим, профессор кафедры археологии университета Онтарио. Читай, что подчеркнуто.

Брейди стал читать, на этот раз вслух:

— «В жизни Ивар Бардарссон был далек от того образа, который сохранился в церковной историографии. Он насаждал христианскую веру с помощью пыток и страха и не щадил никого. Он имел обыкновение забивать язычников, не желавших переходить в христианство, камнями до смерти, не исключая детей. За свою жестокость он даже был выслан из Норвегии в Гренландию, в Восточное поселение, или Остербирд. Там он выдал себя за уполномоченного посланника епископа Бергенского и продолжал обращать язычников в христианство под страхом смерти.

История не оставила нам свидетельств, когда именно Бардарссон узнал о Западном поселении, носившем тогда название Вестербирд, но когда он узнал о нем, он, должно быть, почувствовал себя как ребенок, которого запустили в кондитерский магазин. Ведь, в отличие от остальных поселений, в которых к тому времени жили преимущественно христиане, Вестербирд был населен исключительно язычниками. Когда Эрик Рыжий в 984 году отправился из Норвегии в Гренландию, христианство уже было достаточно распространено на его родине. На его кораблях плыли как христиане, так и язычники. Для поддержания мира в своих новых владениях Эрик разделил религии. Язычники основали Вестербирд. С течением времени жители поселка не только сохранили свою языческую веру, но и стали яростными противниками христианства. Когда скандинавы практически полностью обратились в новую веру, то неистовство, с которым они грабили и завоевывали саксов, перенеслось на обращение неверующих. Методы Бардарссона по насаждению христианства были наследием той эпохи. Язычникам Вестербирда все христиане казались кровожадными зверями.

Перед тем как отправиться в Вестербирд, Бардарссон…»

Здесь Брейди остановился и взглянул на Алишу.

— Так что, по его мнению, это Бардарссон вырезал Западное поселение?

— Читай дальше, там дела куда интереснее.

— «Перед тем как отправиться в Вестербирд, Бардарссон планировал и готовил эту экспедицию около двух лет. Весть о его приготовлениях дошла до Британии, где ею заинтересовалась псевдорелигиозная организация под названием Экскубитор. Члены этой организации, подобно жителям Вестербирда, презирали христианство. В письме герцога…»

— Только то, что подчеркнуто.

Брейди пропустил несколько строк.

— «Они опередили Бардарссона и уговорили вождей поселения уйти на север, куда в конце лета должен был подойти флот организации. Им удалось заключить договор, по которому Экскубитор должен был оказывать покровительство скандинавам, помогать им сохранять свою культуру и верования, а те взамен дали клятву верности…»

Тут Брейди запнулся и изумленно посмотрел на Алишу — та улыбалась. Он продолжил чтение.

— «…клятву верности грядущему антихристу, который, согласно пророчеству, сокрушит христианство и восстановит мир Асатру».

— Это религия викингов, я смотрела.

— Но это же неправда. Антихрист не должен сокрушить христианство.

— Мало ли что можно наплести, — пожала плечами Алиша. — Дальше он пишет, что жители Западного поселения, по его мнению, перебрались в какую-то безлюдную область на северо-западе Канады, где их потомки до сих пор ожидают пришествия антихриста.

— Он приводит какие-нибудь доказательства?

— Так, кое-что… Якобы в 1890 году человек в одежде викинга пришел в городок Фон-ду-Лак в штате Саскачеван и сказал, что ушел из некоей закрытой общины, расположенной на севере. Корреспондент местном газеты взял у него интервью и даже сфотографировал его, но к тому времени, когда туда приехали представители крупных газет и ученые, парень исчез. Профессор приводит археологические свидетельства того, что одна и та же община приблизительно раз в двадцать пять лет покидала старое поселение, уходила дальше в глубь северных территорий и основывала новую деревню. — Алиша покачала головой. — Правда, тут так написано, что я и половины не поняла.

Брейди долго смотрел на нее, затем сказал:

— Значит, ты утверждаешь, что «убийца Пелетье» явился из затерянного поселения викингов?

— Я не знаю, Брейди! — подняла руки Алиша. — Просто произвожу поиск — и вот что выясняется. Но я думаю, что это очень интересно. А относится ли это к нашему делу — не знаю. Эти викинги ждут прихода антихриста, а все жертвы «убийств Пелетье» связывает интерес к религии — это что, совпадение? Опять-таки не знаю. Но дай-ка я тебе еще кое-что покажу. Коротенькая заметочка, всего несколько предложений. Вот здесь…

На распечатке, которую подала ему Алиша, Брейди прочел: «Викинги Гренландии, а позже — Ньюфаундленда и Лабрадора были умелыми и страстными охотниками. Их успехи в этом занятии в немалой мере основывались на разведении и дрессировке охотничьих собак. Первые свидетельства о гибриде серого волка и немецкой овчарки, выведенном в деревне Братталид, относятся к 1062 году. Через двадцать лет у каждого скандинавского охотника в Гренландии имелась такая помесь собаки и волка. Их учили приносить дичь или обездвиживать добычу до подхода охотника».

Алиша торжествующе посмотрела на Брейди.

— Ух ты, — сказал он.

«То-то же», — кивнула она.

Задумавшись, Брейди встал и рассеянно направился в ванную.

— Пойду приму душ, — пробормотал он, потом вдруг обернулся: — Так что нам теперь делать — искать скандинавское племя, которое уже семьсот лет прячется неизвестно где?

— Не обязательно. Если их покровителем до сих пор выступает общество «Экскубитор», нужно всего лишь найти его.

— Организацию, которая успешно прячется больше семисот лет? — уточнил Брейди. — Всего-то? — он помолчал. — А этот «Экскубитор» — ты про него искала и Интернете?

— Искала. Ничего нет, кроме Lanius excubitor — это птичка такая. Да, и еще нашла, как переводится «экскубитор» с латыни.

— Ну, и как?

— «Дозорный» или «наблюдатель».

Брейди рассеянно кивнул и побрел в ванную, переваривая информацию, которую ему сообщила Алиша.

* * *

Когда он вернулся, Алиша ругалась на компьютер.

— У-ух! — Она нервно захлопнула ноутбук.

— Что такое? — спросил Брейди.

— Нас отрубили от базы данных. Не могу войти в Национальный центр криминалистической информации.

— Да ты что? Попробуй через мой пароль…

— Уже пробовала, — Алиша перехватила его удивленный взгляд. — Да, я узнала твой пароль еще в тот день, когда мы начали вместе работать!

— Ясно. Кто же это сделал? — Брейди присел на краешек кровати. — Наверное, криминальная полиция уже вышла на нас в связи с расследованием гибели Малика и Аполлона.

Алиша отрицательно покачала головой.

— Слушай, помнишь, что я спросила у тебя вчера после появления того скандинава?

— Кто знает, где меня искать?

— Это тот же самый человек, — кивнула она, — который знал, что я поехала в Нью-Йорк к отцу МакАфи.

— Гилбрет, — догадался Брейди.

Джон Гилбрет, руководитель учебно-исследовательского отдела ФБР. Группа быстрого сбора улик считалась «исследовательской лабораторией», и Брейди числился в составе «учебников». А поскольку Брейди с Алишей вместе составляли экспериментальную группу из служащих двух разных подразделений, они подчинялись непосредственно Гилбрету.

Алиша кивнула.

— Погоди, погоди, — сказал Брейди. Он попытался представить себе своего начальника в роли предателя и пособника убийц. Да, Гилбрет пробивной, он карьерист, но неужели он пойдет на все — в том числе, если так складываются обстоятельства, принесет в жертву их жизни — ради своей карьеры? При всем знании психологии Брейди не мог представить себе, чтобы такой собранный, вполне состоявшийся человек, как Гилбрет, был способен на такую низость и коварство.

— Почему именно он? — спросил он. — Я хочу сказать: какой-нибудь хакер мог взломать базы данных ФБР и узнать мой адрес. Абсолютно защищенных компьютеров не существует.

— Тот, кто нас искал — и смог найти, — должен был узнать две вещи. Во-первых, он должен был выяснить, где искать тебя в тот день. Ему нужно было не только знать твой адрес, но и точно выяснить, что ты вернулся из командировки. Во-вторых, он знал, что меня нет дома. Он даже знал, что я не в Колорадо, а именно в Нью-Йорке. Найти одного… предположим, мог и хакер. Но отыскать обоих одновременно, причем меня в другом городе… Нет, комбинацию цифр к этому кодовому замку мог знать только один человек.

По лицу Брейди Алиша видела, что пока не смогла его убедить. Она встала со своего места и принялась расхаживать по комнате.

— Ладно, слушай: кто-то по непонятной причине хочет нас убить. Ему нужно знать, куда и когда идти, верно? Давай пойдем от противного: предположим, что этот кто-то — не Гилбрет. Что нужно сделать этому человеку, чтобы реализовать свой замысел?

— Поставить «прослушку» на наши телефоны.

— Пускай. Ты звонил Заку, чтобы предупредить о своем возвращении, так?

Брейди кивнул.

— Когда я просила Гилбрета позволить мне проверить, как связан с этим делом отец МакАфи, я звонила с гостиничного телефона. Этот телефон наш «кто-то» тоже прослушивает?

— Может, прослушивают Гилбрета.

— Поставили «прослушку» на его домашний телефон — чтобы вычислить нас? А смысл?

— Может, это кто-нибудь другой из ФБР? — предположил Брейди.

— О’кей, — с готовностью подхватила Алиша. — Сослуживцев, которые знают мой адрес, я могу пересчитать по пальцам одной руки. А ты?

— Ну да, примерно столько же.

— Тогда это человек достаточно влиятельный, чтобы иметь доступ к нашим досье. Так вот, когда Гилбрет разрешил мне ехать в Нью-Йорк, он сказал, что в течение первых суток это будет неофициальная миссия, и он не будет делать об этом никаких записей и отчетов.

«Поезжай по собственной инициативе, сама, просто проверить свои идеи». Он не собирался говорить руководителю следственной группы об этой поездке. Сам знаешь, насколько скрытны наши коллеги — даже со своими коллегами. Кому он мог об этом сказать? Заместителю директора ФБР? Он ведь непосредственно ему подчиняется.

Она почти убедила его. Почти.

— И не забудь, Брейди: я сама не знала, что поеду в Нью-Йорк, до полуночи — до начала того дня, в конце которого на нас напали. Это слишком «быстрое реагирование».

Еще одна гирька на ее чашу весов.

— Предположим, этот кто-то — не из ФБР, — говорила Алиша, продолжая расхаживать. — Но он контролирует действия преступника. Чтобы провести такую операцию, которую против нас организовали, нужно либо иметь доступ к нашим досье и базам данных ФБР плюс прослушивать разом десяток телефонов…

Алиша остановилась.

— Либо нужно просто быть Джоном Гилбретом, у которого вся эта информация и так в руках.

Брейди задумчиво кивнул.

— Слушай, как ни крути, все равно начинать надо с него. Если это не он, беда небольшая.

— Ладно, — сказал Брейди. — Что будем делать?

— Надо с ним встретиться.

— По пятницам Гилбрет рано уходит с работы. Чтобы застать его, надо выехать прямо сейчас.

— Нет, — на лице Алиши появилось лукавое выражение. — У меня есть другая идея.

 

54

Джон Гилбрет отчего-то проснулся в первом часу ночи. Через тюлевые занавески на окнах просачивался желтоватый свет уличных фонарей. Углы комнаты утопали во мраке, словно были замазаны черной замазкой. Что-то его разбудило, но что? Лежавшая рядом жена Кэндис шумно вдохнула. Можно было даже сказать: всхрапнула. Это было очень не похоже на ее обычное сонное дыхание, которое так успокаивало Гилбрета и помогало ему уснуть самому после напряженного дня.

— Милая… — его хриплый шепот прозвучал удивительно неуместно в царившей вокруг могильной тишине.

В ответ он услышал еще один всхрап, еще громче прежнего.

Гилбрет повернулся на бок, отыскал прикрытое одеялом плечо жены и осторожно потряс. Он едва различал очертания ее лица в темноте.

— Кэндис?

Она не просыпалась. Он потряс ее еще раз, но ответом ему был только мощный храп. У Гилбрета тревожно заколотилось сердце. Повернувшись в другую сторону, он включил лампочку в изголовье кровати, которая ослепила его на несколько секунд. И в этот момент где-то в комнате женский голос громко произнес:

— С ней все будет в порядке.

Гилбрет вскочил, издав невнятный возглас, почти вскрик. Лихорадочно осмотрев спальню, он заметил пару ног в широких бежевых брюках, видневшихся из темного угла: кто-то сидел там в мягком кресле. Слабая лампочка для чтения перед сном не освещала лица сидевшего.

Гилбрет опасливо оглянулся, чтобы посмотреть на жену: та лежала на спине, откинув голову на свою любимую низкую подушечку и широко открыв рот. На щеке ее поблескивала полоска слюны. Принюхавшись, он уловил специфический запах.

— Гидрохлорид мидазолама, — сказал голос. — Типа хлороформа, только гораздо безопаснее. По крайней мере, если верить сайту PDR.

— Что происходит? Кто вы такая? — Гилбрет потянулся к тумбочке, но замер при виде вынырнувшего из сумрака пистолета. — Что вам нужно?

Из полумрака появилась, наклонившись вперед, Алиша Вагнер. При этом она внимательно наблюдала за реакцией Гилбрета. Из трех эмоций, поочередно выразившихся на его лице, самой отчетливой ей показалась вторая. Первым, конечно, было удивление: естественная реакция на любого, кто мог бы оказаться на ее месте. Затем промелькнул испуг — а вот это уже защитный механизм при внезапной встрече с человеком, который может представлять для тебя опасность… например, тем, кого ты предал. Наконец, негодование — показное.

— Алиша! Как вы могли! — Лицо Гилбрета постепенно заливалось краской, начиная от шеи.

— Я пришла, чтобы задать этот вопрос вам.

— Как вы отключили сигнализацию?

— A-а, глупости какие! — Алиша положила пистолет на колени.

Начальник гневно выпятил челюсть и хотел, вероятно, испепелить ее взглядом, но глаза его не слушались. Взгляд Гилбрета метнулся от пистолета к лицу Алиши, затем к открытой двери спальни.

— Что произошло в Нью-Йорке? — спросил он с властными интонациями в голосе.

— Насколько я могу судить, произошло не то, на что вы рассчитывали.

— Нам позвонили из нью-йоркского полицейского департамента. Там хотят знать, как в комнате, из которой выпали и разбились насмерть два человека, оказались отпечатки ваших пальцев. Ваших и Брейди — на всеобщее обозрение! Они нашли там и его служебный пистолет. Но Брейди должен был быть дома, в Вирджинии!

— «Убит в Вирджинии», вы хотите сказать.

— Что вы такое говорите?!

— Чем сейчас занимается полиция? И ФБР? Нас уже объявили в розыск?

— Вас с Брейди? Нет! Мы не будем выносить сор из избы, во всяком случае, пока сами не разберемся, что случилось. Мы нашли прикрытие, сказали, что вы выполняете секретное задание, которое не подлежит огласке. На несколько дней это поможет, — Гилбрет вновь потянулся к тумбочке. — Давайте поедем на работу и проясним ситуацию…

— Стоять, Джон! Я не шучу!

Он отдернул руку, словно обжегшись.

— Алиша, что вы делаете? Опомнитесь!

— Джон, кто на нас охотится?

— Я не представляю, о чем вы…

— Ты не представляешь, какая тварь наведалась ко мне в номер прошлой ночью. — Алиша подняла руку, чтобы ему было видно окровавленную повязку. — Этот тип попытался меня убить. Куда я поехала, знал только ты.

Гилбрет затряс головой, как собака, отряхивающая воду с шерсти.

— Это ведь Нью-Йорк, сама знаешь. Какой-нибудь бандит… наркоман… мало ли кто мог залезть…

— А в это же время на Брейди Мура в его собственном доме напал киллер. На него и его сына.

— Что? — Удивление Гилбрета казалось совершенно искренним. — Кто-нибудь из них…

— Должна тебя огорчить: они живы.

— Да я очень рад, что они живы, как можно! — Тут Гилбрету, очевидно, пришла в голову какая-то новая идея: выражение лица его стало сочувственно-озабоченным. — Слушай, это нельзя так оставлять, надо срочно что-то делать. Если кто-то охотится за нашими агента…

— Заткнись.

Он замолчал на полуслове.

— Эти покушения как-то связаны с «убийствами Пелетье».

Гилбрет вздрогнул всем телом — почти незаметно, но достаточно, чтобы выдать себя. Он посмотрел ей в глаза, открыл рот, собираясь что-то сказать, — и снова закрыл.

— Рассказывай, — потребовала Алиша.

— Мне нечего рассказывать, — ответил Гилбрет, отведя взгляд, и опять затряс головой. — Я ничего не знаю.

— Джон… — укоризненно произнесла Алиша.

— Думай что хочешь, мне говорить нечего.

Ее лицо ожесточилось. Она достала откуда-то из полумрака рядом с собой цилиндрический предмет длиной сантиметров в двенадцать или чуть больше. Гилбрет напряженно следил за тем, как Алиша принялась навинчивать этот предмет на ствол пистолета.

— Глушитель! — воскликнул он. — Идиотские угрозы, Алиша, вот что я вам скажу!

Она почувствовала, что все-таки произвела на него впечатление: ставки возросли, дело приняло нешуточный оборот. Глушитель больше, чем все остальное, говорил о серьезности намерений — на Гилбрета это подействовало сильнее, чем то, что Алиша забралась в его дом, сделала наркоз его жене и размахивала перед ним пистолетом. Увидев ее с оружием в руках в собственной спальне, он испугался, но вряд ли решил, что ему это грозит чем-то серьезным. Глушитель менял дело, он свидетельствовал о холодной решимости, готовности и желании убить — и после этого спокойно скрыться. Алиша именно на это впечатление и рассчитывала. Несмотря на показное презрение к угрозе, Гилбрет испугался.

— Рассказывай, — повторила она, направляя на него удлинившийся ствол оружия.

Гилбрет, застыв, смотрел на глушитель, словно завороженный.

— Рассказывай, Джон, иначе тебе придется объяснять жене, почему она остаток жизни проведет в инвалидной коляске, — Алиша медленно перевела оружие на спящую тяжелым беспробудным сном женщину.

Гилбрет приоткрыл рот. Взгляд его перебегал с глушителя на ноги жены и обратно, словно он пытался вычислить траекторию полета пули. В какой-то момент Алиша испугалась, что он так и не заговорит, но он произнес:

— Мне звонили две недели назад по поводу этих убийств.

— Две недели назад? Но мы еще ничего не знали тогда про эти убийства.

— А кто-то знал, — ответил Гилбрет и быстро посмотрел на окно, будто услышал какой-то посторонний звук. Потом он облизнул губы. На лбу у него выступила испарина, но он не вытирал ее, потому что не замечал или боялся пошевелиться.

— Что такие убийства начались раньше, но мы об этом… — У Алиши вдруг перехватило дыхание; словно ком застрял в горле.

Гилбрет отрицательно покачал головой.

«Кто-то знал об убийствах до того, как они начались!» — догадалась Алиша и спросила первое, что пришло в голову:

— Тебе позвонил убийца?

— Нет, один знакомый. — Гилбрет отвернулся и смотрел в сторону. — Из правительства.

— Не понимаю, о чем речь! Кто позвонил?

— Джефф Рамсленд. Во всяком случае, так он себя называет. Когда мы с ним познакомились пару лет назад, он сказал, что служит в Министерстве юстиции. Время от времени я видел его на всяких собраниях высокого уровня. Он никогда не выступал, ни с кем не разговаривал, просто слушал и уходил. У меня сложилось впечатление, что он агент какой-нибудь контрольной службы или офицер охраны — что-то в этом роде. Он позвонил и предложил встретиться. Возле Хаупт-Фаунтинз. Знаешь это место?

Алиша кивнула. Это гейзеры, бьющие недалеко от Вашингтона из-под гранитных скал, предположительно, самых старых в Соединенных Штатах — им примерно три с половиной миллиона лет.

— Догадываешься, почему именно там? — спросил Гилбрет.

— Шум воды, — подумав, сказала Алиша. — «Прослушка» становится практически бесполезной.

— Первым делом он показал мне письмо на бланке главного управления ФБР, от нашего директора. За его личной подписью; я тысячу раз видел эту подпись. В письме была всего пара фраз: «Предоставьте этому человеку все, что ему нужно. Лишних вопросов не задавать». Когда я это прочитал, Рамсленд забрал у меня письмо и сунул себе в карман. Потом сказал, откуда он на самом деле. В принципе, он мог бы этого и не делать: я бы и так выполнил приказ. Но он сделал это для верности, чтобы подчеркнуть свою власть и, вероятно, припугнуть. Ему это удалось, — признался Гилбрет с бледной улыбкой.

— Может, ты и мне скажешь?

— Отдел планирования непредвиденных обстоятельств. — Увидев ее изумление, Гилбрет заметил: — Похоже, ты слышала об этой конторе.

— А кто в федеральных службах о ней не слышал? До меня первые слухи начали доходить через несколько недель после того, как я поступила в школу ФБР. Некая правительственная служба, которая отслеживает появление летающих тарелочек, контакты с инопланетянами, всякие паранормальные явления… Говорят, на этих слухах и были основаны «Секретные материалы».

— Только фильм далек от истины. ОПНО — это не парочка упрямых агентов ФБР, которые на свой страх и риск исследуют аномальные явления, устроив лабораторию в подсобном помещении, потому что руководство не дает им средств и не поощряет их самодеятельность. Это самая влиятельная из всех федеральных служб. Потому и самая засекреченная. Сама по себе она небольшая, но использует возможности всех остальных. Ее запросы не подлежат обсуждению и принимаются к исполнению безоговорочно. Если отделу нужен спутник-шпион, чтобы следить за джиннами в Сахаре, он получает спутник. Если ему нужны спецагенты, чтобы залезть в квартиру оксфордского профессора, который утверждает, что нашел посох Моисея, он получает лучших агентов. Он действует совершенно бесконтрольно и безнаказанно. Ему не может отказать ни ЦРУ, ни АНБ… По слухам, с ним даже президент не спорит. Если им надо прикрыть расследование, они это делают. Если им нужно чье-то досье, ты им просто его высылаешь.

— Куда?

— А кто знает, куда! По электронной почте.

— Ты раньше имел с ними дело?

— Напрямую — нет. Несколько раз получал указание отослать материалы на подставной электронный адрес, пару раз пришлось подкорректировать ход расследования — насколько я понимаю, по директиве ОПНО.

— Вполне тянет на злоупотребление.

— При их работе — это неизбежный риск.

— Да что за работа такая? Летающие тарелочки со снежным человеком?

— Экстрасенсорное восприятие, например. Все знают, насколько правительство заинтересовано в этих исследованиях. Но даже это не самое важное в сравнении с другими направлениями в данной области. Самые сильные нации мира долго сохраняли веру в мощь некоторых религиозных артефактов. Авторы фильма «Искатели утраченного ковчега» были не так уж далеки от истины. Не так важно, откуда исходит сила артефакта — от Бога или откуда-то еще. Может, от природы — а люди в древности открыли эту силу и использовали ее для пропаганды своих религиозных идей. Важна сама сила, а не ее источник. ОПНО направлял экспедиции и для поисков Священного Ковчега, и Посоха Моисея, и Креста Иисуса. Он следит за появлением антихриста, так называемого «зверя»…

— Стоп-стоп, с этого места поподробнее, — вмешалась Алиша. Ей сразу вспомнились религиозные картины в домах обезглавленных жертв, сатанизм Малика, загадочный символ, выжженный на телах убитых и на его спине, а также слухи, связанные с исчезнувшей неизвестно куда скандинавской колонией.

— А почему бы нет? Если он действительно появится, то станет, судя по всему, чертовски влиятельным. Неужели ты думаешь, что единственная в мире сверхдержава останется в стороне от этого дела? Во всяком случае, она должна быть в курсе. Предупрежден — значит вооружен.

— Но… — Алиша начинала чувствовать себя Алисой — той, что бежала за Белым Кроликом в Страну Чудес. — Как может федеральное агентство следить за появлением антихриста?

— Оно отслеживает исполнение пророчеств, знамений. Говорят, их люди сотрудничают с теми, кто всерьез занимается подобной проблематикой. Говорят, один из них регулярно встречается с богословами и проводит много времени в Ватикане. Где как не там добывать информацию по всей этой религиозной тематике?

У Алиши возникло знакомое ощущение. Сказанное Гилбретом ничего не доказывало, но она чувствовала, что где-то впереди мелькнула тень того зверя, за которым она гналась. Так иногда бывает в ходе расследования. Одно случайное свидетельство, добавляясь ко всем прочим, таким же случайным и беспорядочным, вдруг становится единым целым, таким же верным, как орудие убийства с отпечатками пальцев и видеопленка с заснятым моментом убийства.

Ватикан. Снова Ватикан.

Алиша, задумавшись, опустила было ствол пистолета, но, перехватив взгляд Гилбрета, опомнилась и снова взяла оружие на изготовку.

— Так что было нужно Рамсленду от тебя? Ты не спросил?

— Чтобы я дал знать, когда мы выйдем на дело об «убийствах по Пелетье» — обезглавливаниях в Юте, Колорадо и Нью-Мексико.

— В Нью-Мексико таких убийств не было.

— На тот момент еще нигде таких убийств не произошло, — поднял бровь Гилбрет. — Я спросил у Рамсленда: «Какие обезглавливания?» Он ответил: «Скоро узнаете».

— Поэтому, когда начали поступать сообщения об убийствах, ты отправил нас с Брейди?

Гилбрет потупился, словно от стыда.

— Как только понял, о чем речь, — его голос звучал тихо и виновато. — Я истолковал запрос Рамсленда как предупреждение о готовности направить агентов по этому делу.

— Вроде бы помочь местным копам Цифратором места преступления, но на самом деле быть готовым отозвать нас в любой момент — ведь это лишь полевые испытания, так?

— Да, — кивнул он. — После установления официальной юрисдикции выйти из этого дела нам было бы гораздо сложнее.

— И ты сообщил о нашей командировке Рамсленду?

— Да.

— Как ты с ним связался?

— По телефону. Но этот номер уже отключен, — поспешно сказал Гилбрет, предупреждая следующий вопрос. — Я сегодня пытался по нему позвонить, когда узнал, что обнаружила полиция в Нью-Йорке. Но больше на контакт с ним выйти не могу.

— Ты сказал, что мы просто помогаем и проводим испытания?

— Я только сообщил, что направил вас с Брейди. Не думаю, что его интересовали нюансы.

— И больше ты с ним не общался?

Гилбрет промолчал. Он смотрел на жену.

— Джон, ведь было дело, признайся?

Он глубоко вздохнул и заговорил снова:

— Он звонил еще раз, спрашивал, где вы остановились в Колорадо. К тому моменту я уже вывел вас из дела — имелись явные свидетельства, что это серийный убийца, действующий в разных штатах, и нужно посылать настоящую следственную группу. Я думал… Мне казалось, что…

— Ты думал, Рамсленду нужно, чтобы убийца «замочил» побольше людей, — догадалась Алиша, глядя на то, как Гилбрет ерзает на месте. — Ей пришло на ум слово «корчится». — Но оказалось, что ему нужны мы с Брейди.

— Я сообщил ему, что ты продолжаешь следствие в Нью-Йорке. Он захотел знать, что вы делаете, где остановились. Он говорил «они», так что я понял: речь идет и о Брейди тоже.

— И ты дал ему адрес Брейди, — с отвращением сказала Алиша.

Гилбрет опустил голову, потом посмотрел ей в глаза.

— Я отослал ему ваши личные дела.

В этот момент ослепительно яркий сноп света проник в комнату через полупрозрачные занавески на окнах. Сразу вслед за этим Гилбрет метнулся к Алише: руки его тянулись к пистолету, лицо выражало яростную решимость. Алиша инстинктивно отвела пистолет в сторону, а потом с размаху ударила Гилбрета рукояткой по макушке. Он рухнул на пол у ее ног. Алиша перепрыгнула через него и прижалась к стене. Когда луч света передвинулся на другое окно, она быстро выглянула на улицу и снова спряталась.

Полиция. Гилбрет каким-то образом все-таки сумел поднять тревогу. А может, сработала какая-то потайная система сигнализации, которую Алиша не заметила. Во всяком случае, намечались большие неприятности.

 

55

Забавно было все-таки увидеть полицейскую патрульную машину у дома Джона Гилбрета…

Алиша еще раз осторожно выглянула из-за занавески и посмотрела внимательнее, чтобы оценить ситуацию.

Нет, у обочины была припаркована машина какого-то частного охранного агентства. Один мужчина выглядывал из-за нее, второй, не выходя из автомобиля, орудовал укрепленным на дверце прожектором. Луч снова прошелся по окнам второго этажа и на несколько секунд еще раз заполнил комнату светом, высвечивая мельчайшие подробности с беспощадностью ламп в прозекторской.

Так Гилбрет знал о подмоге? Получается, он просто тянул время и молол всякую чушь?

Количество ложных вызовов за последний год возросло настолько, что полицейский департамент Александрии принял решение штрафовать домовладельцев за ложный вызов. В результате охранные компании перестали докладывать о каждом поступающем сигнале тревоги. Теперь служба спасения выезжала только по «определенному сигналу», такому, как взлом, зафиксированный камерами наружного наблюдения, или срабатывание «тревожной кнопки». Алиша была уверена, что не вызвала своими действиями «определенный сигнал». Должно быть, домашняя сигнализация Гилбрета была запрограммирована на то, чтобы подавать в службу охраны через какие-то промежутки времени — скорее всего через каждые двадцать или тридцать минут — кодированный сигнал о том, что она продолжает функционировать. Отключив телефонную линию, чтобы войти, Алиша, очевидно, воспрепятствовала посылке очередного сигнала.

Боковым зрением она заметила какое-то движение неподалеку. К ней быстро приближался Гилбрет.

Но Алиша успела повернуться и нацелить на него оружие — прямо в лицо. Гилбрет резко остановился и, скосив глаза, посмотрел на глушитель, оказавшийся в нескольких сантиметрах от его носа.

— Да поможет мне Бог, — прошипела Алиша сквозь стиснутые зубы. — Я это сделаю! Назад! Шаг назад! На пол! Вниз!

Гилбрет опустился на колени. Алиша уперлась ногой ему в грудь и опрокинула на спину. Он упал — от удара об пол воздух со звуком «Хэ-э-эк!» вырвался из его горла. Глаза Гилбрета продолжали неотступно следить за ее действиями.

Алиша достала из-за кресла холщовую сумку с инструментами, купленными в местной скобяной лавке, — с их помощью она проникла в дом. Она пошла к выходу, но у двери остановилась и вернулась к лежащему Гилбрету. Алиша наступила ему на горло и крепко надавила.

— Что, эти ребята из ОПНО настолько страшные, что ты готов доставить им мой труп на тарелочке?

— Да! — просипел напрягшийся Гилбрет.

— И Бюро не вмешается? Не вступится за нас?

Лицо Гилбрета постепенно приобретало оттенок баклажана.

— Нет, если ОПНО нужна ваша смерть.

— А как узнать, что это именно ОПНО, а не кто-то другой, кто с ними связан?

Ответа не последовало. У Гилбрета начали закатываться глаза. Алиша ослабила давление на горло, и взгляд его снова стал осмысленным.

— Никак ты этого не узнаешь, — ответил он. — ОПНО не действует в одиночку. Они наблюдают. Обмениваются информацией. И если им понадобилось вас умертвить, инициатива наверняка исходит не от них, а откуда-то еще.

Алиша бросила на него еще один презрительный взгляд, затем повернулась и вышла из комнаты. Захлопнув за собой дверь, она заперла ее специальным приспособлением, чтобы Гилбрет не мог открыть дверь изнутри.

— Дело не во мне, Вагнер! — крикнул он оттуда. — Это очень большая и серьезная сила! Они имели дело с потусторонними явлениями! Что-то готовится, Алиша! Что-то такое приближается! Ты слышишь?

Из спальни донесся грохот. Алиша улыбнулась: это полетел на пол первый пистолет, наверное, тот, который Гилбрет хранил в сейфе за тумбочкой. А может, тот, что лежал у него под матрасом. Алиша заблаговременно разрядила оба. Хозяину дома придется вылавливать пули из унитаза на первом этаже.

Послышался еще один тяжелый стук. Видимо, перерыл тумбочку, но патронов не нашел. Теперь схватится за мобильник. Опа, а батарейки-то нет!

Из-за двери донеслась невнятная ругань. Алиша с удовольствием задержалась бы еще, чтобы насладиться его бешенством.

Когда она спускалась по лестнице в холл, держась ближе к стене, чтобы не скрипели ступеньки, в парадную дверь начали стучать. Алиша прошмыгнула на кухню за несколько секунд до того, как холл осветили через окно фонариком. Она слышала, как Гилбрет наверху бьется в намертво зафиксированную дверь спальни. Затем все стихло. Алиша готова была поспорить, что бывший начальник не наведет на нее наемных охранников. Ведь придется признаваться им, что его несколько раз обвели вокруг пальца, а эти ребята могут поделиться информацией и с прессой. Лучше не выносить сор из избы. А вот как Гилбрет сможет это сделать, не покидая запертой спальни, — это уже его проблема.

Дом у него был просторный, вместительный; к кухне примыкала отдельная столовая для семейных завтраков. Алиша оставила здесь на круглом столе свой «глушитель». Он был сделан из картонной трубки, оставшейся от рулона туалетной бумаги. Трубку Алиша обмотала изоляционной лентой. С одной стороны в ней торчал кусок толстой авторучки, который навинчивался на ствол с соответствующим металлическим поскрипыванием. Другой конец «глушителя» был увенчан продырявленной черной крышкой от бутылки с фруктовым соком. Вся эта конструкция почти ничего не весила и заглушить шум выстрела, конечно, не могла. Но все же «глушитель» сделал свое дело: Гилбрет разговорился. Несколько раз Алише казалось, что он раскрыл ее обман. А когда пришлось ударить его пистолетом, «глушитель» едва не отлетел. Алиша решила оставить Гилбрету этот маленький сувенир — как свидетельство того, что она и здесь его провела. Небольшая расплата за то, что ей пришлось пережить по его милости. Алиша поставила свое изделие на стол и вышла через черный ход.

Она прошла половину пути до забора, когда с неба полился настоящий ливень. Оглянувшись, Алиша увидела, как из-за угла дома приближается луч фонарика, в котором сверкают, пролетая, капли дождя. Она легко перелезла через двухметровый деревянный забор и покинула владения Гилбрета.

 

56

Супруга Брейди всегда умела благодарно принимать неотвратимые чудеса Господни. Под ее влиянием он и сам понемногу начал относиться к любой погоде как к благодати». Но теперешний ночной ливень его совсем не радовал. Капли с явной агрессией барабанили по крыше внедорожника, и Брейди казалось, что это миллионы крохотных солдат топочут над его головой, отправляясь на битву. Почти сразу сильно заболела голова. Брейди достал из нагрудного кармана пару заранее припасенных таблеток и проглотил, не запивая.

Он припарковал автомобиль в богатом районе Александрии, в темном проулке между задними дворами, на границе двух домовладений. Теперь, если любой из хозяев заметит внедорожник, он подумает, что машину поставил гость соседа. Во всяком случае, Брейди на это надеялся. На обочине было припарковано еще несколько автомобилей, один из них — всего в двух-трех метрах позади. Машина Джона Гилбрета стояла в четырех кварталах отсюда. Брейди хотел расположиться поближе к его дому, но Алиша настояла, чтобы он держался подальше, — это увеличивало шансы подобраться и уйти незаметно.

Брейди озабоченно посмотрел на «бардачок», где были сложены деньги — шестнадцать тысяч долларов наличными. Днем, в гостинице, Алиша убедила его, что они должны тайно проникнуть в дом Гилбрета, застать его врасплох и выпытать, что он знает. Сразу после этого она спросила у Брейди, сколько он может достать наличными.

— Чтобы вести собственное расследование, нам понадобятся деньги, — объяснила она.

— Пару штук хватит? — спросил тогда Брейди.

— Возможно, нам придется купить машину, не новую, конечно, но приличную.

— Пять тысяч?

— А если уж готовиться к худшему, надо купить поддельные паспорта. Я знаю, где их достать, но качественная подделка дорого стоит. Нам придется все время менять местоположение, двигаться, сбивать со следа погоню, останавливаться в мотелях. Кредитными карточками пользоваться нельзя — так нас легко выследят.

— Так сколько?

— Я готова вложить восемь штук, — сказала Алиша и поглядела на него, вопросительно подняв бровь.

Немного подумав, Брейди согласился внести столько же в «общий фонд расследования». С одной стороны, деньги, конечно, немаленькие, а с другой — во сколько оценить собственную жизнь?

Теперь, устроившись поудобнее на водительском сиденье, он смотрел, как по лобовому стеклу струится вода, размывая очертания окружающих предметов до полной неузнаваемости. Брейди мог бы включить «дворники», но не хотел привлекать внимания. Оглянувшись по сторонам, он увидел бы, как по стеклам текут, преломляясь и переходя друг в друга, обломки образов промокшего внешнего мира: листва на ветках (темный хаос, еще держащийся на темной симметрии), припаркованная по соседству машина (которая в переливающихся струях словно тряслась от холода), высокий деревянный забор (несколькими рывками стряхнувший с себя капли воды, когда через него быстро перелезла какая-то темная фигура).

Не успел Брейди заметить эту тень, как по боковому окну с другой стороны постучала чья-то ладонь, а следом за ней в окне показалось лицо Алиши. Брейди отпер замок дверцы, и его мокрая запыхавшаяся напарница забралась в машину. Нагнувшись, она стала отряхивать воду с волос себе под ноги. Брейди заметил, как между делом Алиша поднесла руку к лицу и внимательно посмотрела на свои пальцы. Он вспомнил, как его ровесники в старших классах и в колледже так, по дрожанию пальцев, проверяли степень собственного опьянения. Когда Алиша распрямилась, откинув мокрую шевелюру назад, Брейди с изумлением обнаружил, что она улыбается.

— Ну вот! — произнесла она.

Ее внезапное появление настолько ошеломило (и порадовало) Брейди, что он не сразу смог заговорить.

— Как прошло? — спросил он наконец.

Алиша поначалу заулыбалась еще шире, но потом справилась с собой, и лицо ее стало серьезным. К тому моменту Брейди успел догадаться, что ей действительно удалось кое-что выяснить. Во всяком случае, она явно воспряла духом. Хотя вслед за этим на ней вдруг сразу сказались усталость и пережитое нервное напряжение: плечи опустились, лицо погрустнело.

— Это Гилбрет нас подставил, — сказала Алиша. — Он очень слабый и плохой человек. Как мы и подозревали, никто нам помогать не станет.

Брейди хотел начать потихоньку выведывать подробности, но тут заметил на улице какое-то движение. Уличный фонарь в соседнем квартале освещал проулок призрачным светом, и Брейди показалось, что там кто-то прошел.

— Ты ничего не видела? — спросил он.

— Нет, а что?

Алиша вгляделась в темную улицу за лобовым стеклом, а Брейди включил фары и «дворники». Впереди никого не было, только вспыхивали дождинки, пролетая в лучах фар. Осветились деревья, кусты, заборы, другие машины и гараж, выступавший из общего ряда впереди справа — сплошь укромные места.

— Не буду говорить: мне показалось, — сказал Брейди и нажал кнопку автоматического запирания дверей. Они с Алишей переглянулись. — Когда так говорят, обычно оказывается, что не показалось.

Он ждал, что она ответит на его почерпнутую из ужастиков мудрость какой-нибудь более основательной, типа «Пуганая ворона куста боится», но Алиша промолчала. Тогда Брейди включил первую скорость и сделал разворот, заехав на бордюр на противоположной стороне дороги.

— Куда поедем? — спросил он, отъехав на милю.

— Как насчет Рима? — широко улыбнувшись, спросила в ответ Алиша.

— Это тот, что в Италии? — Брейди бросил на нее внимательный взгляд.

— У тебя паспорт с собой? — Агенты ФБР при исполнении обязаны иметь при себе зарубежный паспорт, даже в поездке по стране. Правда, Брейди пустился в эту одиссею из дома, уже после того, как вернулся из командировки.

— С собой, — ответил он. — Но разве мы можем ими пользоваться? Что сказал Гилбрет? Нас ищут?

— Ориентировки еще не разосланы. Может, теперь Гилбрет и объявит нас в розыск, но вначале ему надо замести собственные следы, а еще раньше — привести в сознание жену. И отделаться от полиции — не будет он им объяснять, что я делала в его доме.

— Значит, нам нужно выбраться из страны как можно скорее.

— А для верности, — подумав, добавила Алиша, — лучше выбрать международный аэропорт поменьше, подальше отсюда и без биометрических систем.

За последние годы все крупные аэропорты успели обзавестись автоматическими системами распознавания человека по изображению. Чтобы засечь разыскиваемого, достаточно было его фото, камеры наблюдения и соответствующей компьютерной программы.

— В паре часов езды отсюда Харрисберг, Пенсильвания, — предложил Брейди.

Алиша посмотрела на часы.

— Вылететь раньше утра скорее всего не удастся, — сказала она и подвела черту: — Помчали! Надо мир посмотреть и себя показать!

— Точно! Покажем этим итальянцам! Себя, — подхватил Брейди, стараясь попасть ей в тон. Хотя он прекрасно понимал, что их бодрячество — не более чем сладкая оболочка страшной и горькой пилюли, которую им предстояло проглотить. И которая могла оказаться смертельной.

— Вива Италия! — пропела Алиша.