Когда нам с братиками настало время изучать иностранные языки, директор школы назначил учителем сеньора Рунаса, бывшего аббата, урождённого пуэрториканца. Мы надели на первый урок беретки и гетры, чтобы походить на иностранных детей, и, заранее предвкушая подлинных Верлена и Фроста, расселись за партами. Сеньор Рунас, взойдя на кафедру, одобрил наши гетры, но объявил, что никакой лексики и грамматики втолковывать нам не будет – такие упражнения только для мужланов.
– Запомните, детки! – возгласил он. – Главное – воспринимать тембры, наблюдать лица, чувствовать эмоции! Слушайте сердцем, а не приземлённым мозгом! Чтоб понимать иную речь, вам нужны не зубрёжка и память, но сосредоточение и чуткость! Когда повстречаете иностранца, раскройтесь ему навстречу, и всё поймёте, что он имеет сообщить!
Мы не вполне уяснили сначала, и сильно засомневались, как же узнать, например, что поётся в иностранной песне?
– А что там, по-вашему, может петься? – фыркнул сеньор Рунас. – Обычно поют о любви, иногда, кто глуп – о смерти, иногда, кто возвышен – о Создателе. Зачем вам точное значение слов? Слушайте музыку!
– Ну а если кинофильм вздумаем посмотреть? Поймём ли без языков зарубежные сюжеты?
– Да начто вам эти сюжеты! Неужто важно, кто именно убил какого-нибудь Билла? Ищите красоту, смотрите на актёров, следите за композицией кадра!
– Ну а книги-то, книги?
– Тьфу! Бездельники написали, а вы читать намерились?
– А ежели политехнический словарь?
– Тьфу!
– Ну а ежели, – пропел мечтательно Хулио, – ежели я буду вопрошать иностранную, но несказанно прекрасную деву, любит ли, и она потупит взор и шепнёт тихо и страстно одно только слово… Как тогда уяснить – да иль нет?
Эта задача на некоторое время привела сеньора Рунаса в замешательство, но он скоро собрался и отвечал, что вопрошать в таких случаях должно не деву, а её почтенного родителя, седого и властного, с сильными пальцами в перстнях, и уж по его выражению лица и громовому голосу точно никак не перепутаешь.
Теория сеньора Рунаса не вполне нас убедила, и мы отправились к директору школы, который, однако, выслушав, выказал с нею полнейшее согласие. Потом мы пошли к маме с папой, и они тоже горячо подтвердили, а чтобы мы более не сомневались, написали письмо министру образования. Вскоре пришло ответное письмо, с гербовой печатью, в котором министр пространно нахваливал нашу школу, директора, сеньора Рунаса, маму и папу, и в самых любезных выражениях утешал и успокаивал нас. Тогда мы наконец облегчённо вздохнули и поверили.