Больше всего на свете наш папа презирал сливочное масло. Когда папа вспоминал о сливочном масле, брови его угрюмо хмурились, а уголки губ опускались, как будто он изо всех сил сдерживал подступающие из недр души проклятия. Зато перед маргарином папа благоговел. За завтраком, глядя, как мы уписываем толстые, обильные маргариновые бутерброды, он впадал в сентиментальное настроение и сердечно вздыхал:

– Кушайте, кушайте, детоньки мои. Корова – дура, маргарин – молодец!

Глаза его подёргивались влагой, и он, не в силах совладать с умилением, вставал и ходил вкруг стола, ласково гладя нас по головам. Но иногда, не совладав с негодованием, он останавливался, гневно топал ногами и яростно гремел:

– Ну а если я хоть раз – повторяю, хоть раз! – замечу, что кто-то из вас!.. Ел сливочное масло!.. Я!.. – и, обведя нас угрожающим взглядом, папа командовал: – За мной!

Мы, торопливо глотая остатки бутербродов, послушно бежали за ним. Папа спускался по гулкой лестнице в гараж, зажигал свет и распахивал дверцы верстака. Шарил внутри, выбирая огромный гвоздь, и сильными движениями вытянутых рук сгибал и разгибал его. Раз, раз, раз! Гвоздь покорно ломался, и папа протягивал нам его останки, неровные и горячие на изломе.

– Вот так будет с каждым! Уяснили?

– Да, папочка.

Мы очень любили и уважали папу, но из чувства протеста и любопытства нам неудержимо хотелось попробовать сливочного масла, хотя бы крохотный кусочек. И вот однажды, выбрав пасмурную безлунную ночь, мы разбили окно в гастрономе номер три и забрались внутрь, светя фонариками. Мы отыскали молочный отдел и, дрожа от возбуждения, стали перебирать холодные брикетики масла – какого отведать? Первым решился Валик – он отвернул фольгу и, зажмурившись, лизнул. Как отвратительно, прошептал он. Вслед за ним отважились и мы – разворачивали, нюхали, кусали. Я до сих пор помню этот невыразимо омерзительный вкус сливочного масла! Мы долго плевались, вытирали языки салфетками, запивали масло дюшесом – но всё зря, его гадкий вкус накрепко приклеился к нашим гортаням. И только благодаря Хулио, сообразившему закусить маргарином, нам удалось от него отделаться.

С тех пор мы всегда верили папе и никогда не сомневались.