Долго и болезненно переживая позор неудачно отравленной пиццы, я две недели безвылазно просидел в комнате и выбирался лишь в столовую и в библиотеку – чтобы пообедать с Леной и полистать прошлогодние поэтические подшивки. Впрочем, я практически сразу начал вынашивать новый план, не менее классический: убийство на охоте. Каждую среду программисты выезжали верхом в лесную усадьбу и стреляли фазанов, гнали кабанов, травили медведей, ловили лис – смотря по сезону. Раньше я избегал принимать в этом участие, жалея беззащитных зверят, но теперь полез на антресоли и достал свой старый девятимиллиметровый карабин. Сдул пыль, погладил прохладный берёзовый приклад, пощёлкал по цевью, фукнул в дуло и полежал немного в кровати, прокручивая в воображении, как за полдня перестреляю всех узурпаторов по одному. Никто и не заподозрит; я же вернусь в Училище триумфальным победителем и освободителем. Я выглянул в окно: программисты уже седлались, крепко топали сапогами, делились табаком, подтягивали подпруги, угощали лошадей яблоками и арахисом. Я терпеть не мог конского запаха и решил поехать на маршрутном такси. Мешкать было нельзя; наспех полив из баночки с талой водой бегонии, я запер дверь и побежал во двор. Программисты гарцевали и посвистывали, их авангард уже вытягивался из ворот направо, в сторону шоссе. Маршрутка ждала меня – тучный седой таксист приветливо махал рукой и бодро газовал. Я устроился на переднем сиденье рядом с ним, и он тронулся, на ходу настраивая радио. Передавали тягучий электрический блюз; мы набрали скорость, и программисты сразу оказались далеко позади, а спустя полчаса я, щедро расплатившись, спрыгнул на песчаную обочину. Таксист заглушил двигатель и развернул завтрак, а я углубился в пущу. Цвели кислица и гусиный лук, порхали крохотные корольки и крапивники, издалека доносились звон кузницы и скрип мельницы. Каждая тропинка здесь была мне знакома, и я, уверенно взяв к северу, обогнул усадьбу, перебрался через овраг и поднялся на поросший молодым сосняком пригорок, откуда открывалось стратегически безупречное обозрение. Коротая время, я развёл костёр, заварил чай из зверобоя и чабреца и наблюдал за белками. Вскоре, через час или чуть более, послышался охотничий рожок, показался белый треугольный вымпел, мелькнул меж стволов багряный плащ Главного Программиста. Они спешились и рассыпались широкой неровной цепью, высоко поднимая колени в зарослях осоки и чернобыльника. Один, знакомый мне одутловатый блондин, редкий мерзавец, карабкался по краю оврага в мою сторону, и я скользнул ему навстречу, наискосок. Отряхнув брюки, он зевнул и стал вертеть немытой головой, высматривая добычу. Я поднял карабин, тщательно прицелился в выпуклый лоб, и тут он заметил меня. «А, Роллтон-бой! Иди-ка сюда. Смотри, что это с моим ружьём? Видишь, как дуло сплюснулось? Будто молотом расклепали. От чего такое может быть? А у тебя нормально? Слушай, дай мне своё, тебе оно всё равно ни к чему. Я пока лез, двух горностаев видел! Славный карабин. На тебе за это орешков… а вечером ещё киселя поешь. Вот спасибо! Ну прощай».