Наша мама, большая поклонница искусств, часто водила нас в музей. В нашем городе был только один музей – художественный. Некоторые называли его галереей, некоторые – выставочным центром. Поскольку в наших краях с самого палеолита не рождалось ни художников, ни скульпторов, ни даже коллекционеров, то показывать в музее было ровным счётом нечего. Но его директор, человек бодрый и деятельный, не растерялся в сложной ситуации и развесил на стенах копии полотен великих художников. Принтеров, чтобы распечатать репродукции из интернета, в те времена ещё не было, и директору приходилось делать копии собственноручно. Рисовать он не умел, и все копии были текстовыми. Это выглядело немного странно – роскошные рамы с белыми листами ватмана и сдержанными строчками описания в центре – но зато музей мог позволить себе головокружительные собрания, которые и не снились столичным галереям. Рядом висели «Вавилонская башня» Брейгеля, «Сикстинская Мадонна» Рафаэля, «Возвращение блудного сына» Рембрандта, «Благовещение» фра Беато Анжелико, «Демон» Врубеля, «Звёздная ночь» Ван Гога, «Оборона Севастополя» Дейнеки и ещё неисчислимое множество не менее известных картин. В первых залах рамы были огромными, на полстены, но директор быстро понял, что места не хватает катастрофически, и из зала в зал размеры картин всё мельчали и мельчали, достигнув наконец формата листа писчей бумаги.

Из всех братьев только я охотно ходил с мамой в музей. Мне нравились чистота, пустота и тишина, громкий скрип паркета и обилие непонятных текстов. Остальные братья, завидев маму ещё издали, пускались наутёк. Кто-то прятался в сарае, кто-то в зарослях крапивы, кто-то взбирался на дерево и замирал. А кое-кого маме удавалось отловить и приобщить к прекрасному.

Валик тоже однажды попался ей, потеряв на бегу сандалию и из-за этого не успев затаиться между мусорных баков. Он был отведён в музей, где, в отличие от меня, испытал горечь и унижение. Ему случалось видеть на открытках, какими должны быть правильные музеи. Валик допускал, что пару текстовых картин – это забавно и занимательно. Но не весь же музей целиком! И он поклялся заполнить его стены настоящими картинами.

Первую свою картину Валик сделал из остановившегося будильника, разобрав его на частицы и разместив их на куске картонной коробки в виде развернувшейся спирали, устремлённой вверх.

Директор музея охотно принял её в дар и повесил на престижном месте – между Моне и Дега.