Среди многочисленных чудачеств наш папа имел одну особенно странную привычку: закрываться на крючок в туалете и в ванной. Эта его манера огорчала и обижала нас с братиками, и мы подолгу простаивали у запертых дверей, укоризненно дёргая ручку.

– Почему, папенька?.. Неужели ты нам не доверяешь?.. – вопрошали мы со слезами, когда дверь наконец распахивалась, и появлялся папа, окутанный одеколонным облаком.

Будучи в скверном настроении, папа расчищал себе дорогу подзатыльниками, в благостном же усаживал нас на колени, раздавал зефир, мармелад, монетки и рассказывал историю.

– Жила-была на свете девушка, кудрявая да отзывчивая. И повстречала она как-то раз парня, специалиста по кондиционерам, и полюбила его. Всем он был хорош, и добрый, и работящий, и пылкий, да только недоверчивый слегка. Ни за что, например, не хотел называть ей девичью фамилию своей матери, мелочь, а неприятно. Или, ещё досаднее, не позволял класть сахар себе в чай. Только сам! Неужели ты мне не доверяешь? – оскорблялась она, а он только пожимал плечами и хмурился. И решила девушка во что бы то ни стало доказать ему, что достойна доверия. Вышла за него замуж, родила двух сыновей, варила каждый день щи, пекла пироги, а на других мужчин даже не смотрела. Иногда с надеждой задавала наводящие вопросы о матери, но он неизменно отмалчивался, делал вид, что не заметил. Ждала его, когда он попал в тюрьму, ждала его, когда он ушёл на фронт. Ухаживала за ним, когда он вернулся контуженный. Работала, чтобы денег хватало. Стирала, варила, штопала, сама воду носила, сама дрова колола. Так и жизнь пролетела, пятьдесят лет вместе. И вот сидят они как-то раз на крылечке под ракитою, у самовара, старенькие совсем, да на резвых правнучков любуются. Солнышко светит, птички поют, и у обоих слёзы от умиления. И спрашивает она его, руку рукою накрыв, как, дескать, фамилия матушки твоей? Не пора ли уже довериться наконец, открыться? Не достойна ли я? Но он только глаза отводит, негодяй. Не выдержала тогда старушка, вспыхнула как порох, выхватила монтажный нож и бросилась на деда. А он вскочил, вывернулся, гад, да и побежал по улице. Бежит и кричит: так я и знал, нельзя тебе доверять!