Вечером с сожалением повертел в руках Митяй прибор ночного видения и отложил в сторону. Без аккумуляторов он бесполезен. Таким же бесполезным был и старый карабин оставшийся после смерти отца — патроны ещё дороже батареек!

С тоской достал Митяй арбалет с плохонькой деревянной дугой, поставил новую тетиву, долго точил ржавые наконечники стрел-болтов. Потом подштопал ветхий маскхалат из ткани, которая почему-то называлась «парашютной» и тщательно осмотрел крепления лыж. Любой казак знает, что лыжи — это самая главная часть снаряжения. Верная гибель будет, если они подведут. В глубоком снегу человек просто утонет, не в силах передвигаться. А уж от погони и подавно не уйти!

Лыжи у него были знатные. Старинные, ещё от деда достались. Вся станица завидовала. Скользящая поверхность из тёмного просмоленного дерева с металлической окантовкой по бокам. Сверху, на почти стёршейся лаковой поверхности, читалась загадочная надпись: «Мукачево-Бескид». Скорее всего, это было какое-то старинное заклинание, приносящее удачу охотникам. Лыжи были на удивление прочные и вместе с тем лёгкие. На них одинаково хорошо скользить и по плотному весеннему насту и тропить лыжню по снежному пухляку…

Достал из чехла нож. Внимательно осмотрел лезвие. Вроде в нормальном состоянии, но подточить лишний раз не мешает. Некоторые поширкают по ножу любым наждачным камнем и считают что всё готово. Не, нож точить — это целая наука! А науку эту ему отец преподал. Лучше него в станице никто не мог режущий инструмент вострить. Хитростей хватало: начиная от того, как руку держать при заточке и заканчивая тем, на какой полоске кожи бритвенную остроту задавать. Сначала надо на крупнозернистом наждаке под нужным углом обновить режущую кромку. Потом, постоянно смачивая водой, доводить на мелком оселке. А в конце навострить на мыльном камне и о кожаный ремешок пошоркать. Остроту проверить легко. Волосок из головы вырвал и на весу рубанул по нему ножом. Если волос не перерезался — точи снова! Всё заново повторять надо…

Пошарив по полке, нашёл пылившийся там свинцовый кастет. Отец давно собирался из него пули отлить, да только без надобности было. Когда пороха и капсюлей нету, то пули-то вроде как и не нужны.

Митяй примерил кастет на руку. Оружие это, конечно, было никчёмное. В ближнем бою нож всегда лучше, но сейчас в запланированном деле кастет мог очень даже хорошо пригодиться. По задумке, подсказанной хитроумным Прохором, собирался он только оглушить свою жертву, чтобы потом не тащить на плечах, а на своих ногах гнать по лесу.

Вот вроде бы и готово всё в путь. Старенький рюкзачок собран и застегнут на все пряжки. Лыжи, натёртые дегтярной мазью, у порога стоят. Колчан, с короткими арбалетными стрелами, перед выходом через плечо повесит. В дороге он в одной руке арбалет будет нести, а в другой лыжную палку держать. За два дня, на третий должен он будет добежать до Старого Города. Ну а там как Бог даст…

Подкинув в печь побольше дров, Митяй лёг спать. Перед дальней дорогой по промороженной насквозь тайге, надо обязательно выспаться в тепле. Это тот самый случай, когда можно не экономить дрова. Старенький, бережно хранимый будильник поставил на пять часов утра.

Поворочавшись на жёстком топчане без сна, понял, что не сможет уснуть.

Засветил лучину от тлеющей в углу лампадки, наугад достал с полки стоящую с краю книгу — толстую стопу берестяных листов, зашитые между двух деревянных дощечек.

Ещё в детстве отец научил Митяя забавному занятию: при помощи букв складывать звуки в знакомые слова и записывать их на бересте. Это было похоже на чудо.

Молчаливые берестяные листы начинали беззвучно рассказывать совершенно необычные истории. Неизвестное прошлое становилось явью. То, что уже почти всеми станичниками забылось навсегда, навечно оставалось в книгах! Листая старые, сделанные ещё дедом и отцом записи, узнавались удивительные истории. С благоговением открыл Митяй первую страницу и вновь стал вчитываться в знакомые строки: «Хроника первая. 0072 год после Большого Взрыва. Новейшая история казачьего общества, записанная вольным казаком Степаном Ботаником сыном Сергея Клещенога.

* * * Когда-то давно все люди жили вместе и не делились на кланы. Еды, одежды и припасов хватало всем. Однако, в 0001году случился Большой Взрыв. С этого времени начался отсчёт нашего времени. Тогда солнца вдруг не стало видно и всё погрузилось в непроглядную ночь. С неба непрерывно падал пепел и снег.

Те, кто даже издалека видели и слышали Взрыв, долго не прожили. С них кожа стала сползать живьем, заголяя дурно пахнущее и гноящееся мясо. В таком виде, полуслепые и искалеченные, они приползли зимой с материка. Рассказывали страшные вещи. На самом деле, Больших Взрывов было много. Их прогремело больше сотни в течении нескольких дней. После жуткого грохота, от которого кровь текла из ушей, огненный смерч пронёсся высоко над головами, а встречный ураган, стелющийся по земле, крушил дома до основания и нёс живых людей в жуткое пекло, где всё превращалось в пар и пепел. Чудом выжившие люди умирали в страшных муках от ожогов. Те, кто не попал под ураган, начинали болеть смертельными болезнями, от которых не помогали никакие лекарства и снадобья.

Все склады с припасами и едой сгорели под Взрывом. Среди людей начался великий голод. Обезумевший брат шёл на брата, отец на сына, а матери душили своих детей.

Убитых поедали прямо на месте без молитвы, тризны и тостов. Это было страшное время тьмы, безверия и всеобщей злобы.

Всё в этой жизни проходит. Прошла и Тьма, получившая название — Самая Долгая Ночь.

Сколько она длилась, никто не знает — может несколько недель, а может много месяцев.

С появлением коротких тусклых рассветов стали вновь чередоваться дни и ночи. Это было первым признаком возрождающейся жизни.

Климат начал сильно меняться. Зимой от морозов трескались деревья, а летом без остановки лили дожди. Южный ветер стал приносить с собой тучи пепла, окрашивающий снег в черный цвет. Звери и дичь на зиму исчезали. С октября по май в тайге не было никакой живности. Когда наступало лето, в лесах стали вырастать огромные, в три локтя высотой, грибы и появились гигантские комары, способные за раз выпить из живого человека до пригоршни крови. Неизвестно откуда набегали полчища тараканов величиной с подошву сапога. После них оставались в лесу широкие просеки мертвых стволов, обглоданных до самой древесины. Спастись от этих тварей можно было только бегством — они пожирали на своём пути всё живое.

Из-за того, что в морозы реки и озёра промерзали до дна, рыбы совсем не стало.

Однако весной, с первыми потоками мутной воды, пробивавшей себе путь по вечному льду, заполнившему русла бывших рек, стали заплывать невиданные мохнатые крокодилы, густо поросшие рыжим ворсом.

Шло время, а голод продолжался. Люди, вместо того чтобы думать о том, как выжить, продолжали воевать и охотиться друг на друга. Первыми опомнились казаки.

Под руководством атаманов они ушли жить в леса, где основали станицы, защищённые от зверья и врагов высоким частоколом. Прошёл не один десяток лет, прежде чем казаки освоили охоту на диких крыс, научились впрок заготавливать грибы, сушить тараканов и сачками ловить комаров. Прокормиться в лесу было проще, но возникли большие напряги с охотничьими припасами, одеждой и разным хозяйственным товаром. Достать всё это можно было только двумя способами: отбить в бою во время набегов или купить на Большой Ярмарке в Городе.

Городом стали называть то место, где когда-то в больших многоэтажных домах жили все люди вместе. После Большого взрыва, многие вымерли или покинули город. Среди развалин, осталось только два клана. Первый клан — „Крысятники“. Так они были прозваны за склочный характер да за то, что промышляли разведением крыс.

Другой клан — „Мастеровые“. Эти за бесценок шили снарягу, ковали оружие, заготавливали корма для крысиных ферм. Фактически безропотные мастеровые ходили под крысятниками и были у них на положении рабов. Жили оба клана в хорошо укреплённых каменных домах, где на первых этажах держали крысиные фермы.

Лесные казаки постоянно бились с зажиточными крысятниками, но мастеровых не трогали — они были нужны и тем и другим. Все войны прекращалась на время Ярмарки, приходящейся летом на день равноденствия. Это самый большой и всеми любимый праздник. По новым законам любого, кто в эти дни затеет драку, казнили на месте. Немало лихих голов, опившихся грибовки, погибли только за то, что направляли оружие на человека.

Приезжали на Ярмарку семьями вместе с жёнами, детьми и стариками. Места для жилья в руинах Старого Города хватало всем. На большой площади раскладывались товары. Специально к этому времени с материка подтягивались караваны купцов. За тысячи километров наёмные носильщики несли тяжеленные вьюки со всевозможными припасами. Рисковые сплавщики пригоняли по Большой реке через пороги гружёные плоты. Самыми ходовыми товарами было оружие, батарейки, соль, мотки капронового шнура, одежда и кухонная утварь. Взамен купцы-коробейники брали сушёное мясо, шкуры, меха и, самое главное — грибное зелье.

Помимо Ярмарки был ещё один праздник во время которого все, без договорённости, переставали воевать. Откуда повелась традиция среди глухой зимы отмечать встречу Нового года неизвестно, но праздновали его повсеместно…»

От неожиданного звонка будильника Митяй вздрогнул. Уже утро. Надо идти. С сожалением захлопнул берестяные записи и бережно поставил их на полку.

Вдруг в землянке раздался тихий шорох. Сердце Митяя радостно ёкнуло. Неужели мышь или крыса завелись? Тогда можно будет позавтракать свежатинкой! В следующую секунду пришло разочарование: стены землянки в углах покрылись длинными иглами изморози и те, с тихим шелестом, обломились под собственным весом. Вот откуда этот неясный звук! Похоже, что на улице мороз не шуточный.

Собраться было недолго. Одев приготовленную с вечера одежду, по старинной традиции присел перед дорогой. Привычно пробормотал с детства знакомые слова молитвы:

— Славься, Отечество наше свободное, Братских народов союз вековой, Предками данная мудрость народная! Славься, страна! Мы гордимся тобой!

Сидеть было хорошо. Тепло уютной землянки расслабляло. Захотелось есть, но съестные припасы, выделенные в дорогу со Склада он решил оставить на ужин. По опыту Митяй знал, что после целого дня ходьбы по зимнему лесу голод будет совсем нестерпимый. Однако, пора в путь… Решительно встав, он притушил лучину и шагнул за порог.