Частокол станицы остался позади. На выходе, задубевший часовой встал со скамейки и в приветствии вскинул руку в меховой рукавице над головой. Отсалютовав, пробурчал: «Ни пуху, ни пера!». Митяй весело ответил: «К черту!» и даже немного загордился — впервые его провожали на дело с традиционными почестями, как взрослого. Вот только вернётся ли он? Может это в первый и последний раз так его провожают…

В сумрачном предрассветном лесу снег оглушительно хрустел под лыжами. Идти до Города было ещё далеко и поэтому Митяй не боялся демаскировать себя. Наоборот, он иногда со всей силы колотил палкой по елям и тогда снег лавиной ссыпался за его спиной на лыжню. Опытные казаки советовали так делать, чтобы следы хоть немного запутать. Только навряд ли кто пойдёт за ним. Лесным казакам это не нужно, а крысятники боялись так далеко соваться. Хотя всякое бывает…. Как говорят старики: «Осторожка лучше ворожки!». Поэтому временами он разверчивался назад и скрытно шел кустами вдоль своей же лыжни, пристально вглядываясь в просвет меж деревьев. Если кто-то пойдёт по его следу, то тогда ему не поздоровится.

Митяй любил ходить на лыжах. Мерное движение согревало тело и успокаивало. Все плохие мысли отходили на задний план. Сейчас он тщательно продумывал свои предстоящие действия. Вечером на ночёвке ещё можно будет погреться у костра и вдоволь напиться чаю из корней шиповника. А вот следующую ночь придётся провести без костра — вблизи города слишком опасно разводить огонь. Придется и без питья обойтись, потому как скоро ему предстоит в засаде лежать. А это значит, что ни по малой, и, тем более, по большой нужде сходить нельзя будет. Рассказывали казаки, бывали случаи, что из-за этого не только вылазки проваливались, но жизни многие лишались. В засаде самое главное недвижно лежать и голод с жаждой терпеть. Только тогда фарт будет!

Когда совсем стемнело и лыжи стали от усталости неподъемными, Митяй решил ночевать.

Место облюбовал под развесистой огромной елью. Могучие ветви снегом придавило к земле так, что под ними образовалось уютная пещерка идеально подходящая для ночлега. Топором срубил он охапку еловых лап с соседнего дерева и затащил их в своё укрытие. Аккуратно утрамбовал лыжами неглубокий снежок под стволом. Через полчаса, уплотнённый, он должен на морозе схватиться в плотный наст, где без проблем можно будет провести ночь. А пока надо пройтись по своей лыжне обратно и, заметая следы, проложить ложную лыжню далеко в сторону. Так положено делать из соображений безопасности.

Вернувшись, Митяй сноровисто свалил пару сухостоин и стал разводить из них костёр. Огонь добыть кремнем и кресалом удалось на удивление быстро, что было хорошим знаком. Приметы говорили: если трут с трёх ударов затлел — быть добру!

Блаженно растянувшись на лапнике, Митяй запивал мороженую строганину обжигающим чаем, вскипяченным прямо в кружке, и наслаждался отдыхом. Пленка-серебрянка, подвешенная сзади, тепло хорошо держала. Красотища! Можно было даже позволить себе разуться и погреть ноги у костра. Главное, только носки оленьи и ботинки-онучи вблизи огня не держать!

Самое страшное, что может случиться зимой, это если у костра покоробятся от жара онучи или скукожится шкура на носках. Тогда, оставшись без обуви, придется возвращаться в станицу и уже не избежать насмешек товарищей всю жизнь. Обидная кликуха «пожарник» приклеится к такому неудачнику навеки. Да еще и детям она тоже достанется, потому как лишиться снаряжения у костра — это есть большой позор для настоящего казака.

Ночной мороз крепчал. Время от времени в лесу раздавались гулкие раскатистые выстрелы, которые совсем не беспокоили Митяя — любой сведущий человек знает, что с таким звуком трескаются стволы деревьев от холода. Дым от костра ощутимо пощипывал глаза, но зато тепло скапливалось под ветвями и создавало уют.

Незаметно подкралась дремота…

Проснулся он от холода. Костерок, покрытый серым пеплом, едва тлел. Выглянув из-под ветвей, посмотрел на небо. Звёзды провернулись почти на четверть вокруг небесной оси. Значит скоро утро. Можно двигаться дальше. Самые лучшее время для ходьбы — утренние часы. Подмёрзший за ночь снег меньше проваливается, да и лыжи по нему легче скользят.

Одну за другой Митяй быстро вскипятил и выпил две кружки чая. Это последние.

Больше пить не придется, чтобы не захотелось помочиться в засаде. Отрезал треть куска сала и, подумав, решил съесть одну лепёшку — впереди трудная дорога и неизвестно что ждёт его.

* * *

День прошёл без приключений. Митяй легко бежал на лыжах, только изредка позволяя себе подкрепиться пригоршней снега и сушёным оленьим мясом. Уже в темноте вышел к руслу Большой реки. Теперь надо было немного пройти вдоль него и вскоре на горизонте, посреди большой лайды станет видно зловещие силуэты многоэтажек, где живут крысятники.

На небе, розливом бледно-лиловых светящихся красок, вовсю полыхало Северное Сияние. При его призрачном свете Митяй тщательно спрятал под приметным деревом арбалет, стрелы и рюкзак с ненужной в деле поклажей. Тщательно заметя следы, он провел далеко в стороне обманную лыжню. Низко пригибаясь и прячась в неглубоких складках местности, осторожно пошёл на север. Полярная Звезда — верный спутник всех странников, подсказывала путь.

Между тем погода, как и обещал мудрый Прохор, начала портиться. По поверхности снега, с шуршанием, всё чаще проносились извилистые змейки позёмки — первые предвестники пурги. Горизонт стал сливаться с темнеющим небом и как бы приближаться. Видимость ухудшалась.

Сумрачный рассвет Митяй уже встретил среди снежных вихрей, бросающих ледяную крупу в лицо и сбивающих с ног неожиданными порывами. Заблудиться в пурге он не боялся. Ближайшие несколько часов направление ветра не измениться. Поэтому самый верный способ не сбиться с пути — идти под одним углом к его порывам. Сейчас он дул в левое плечо со спины и был почти попутным.

Серая громада многоэтажки возникла среди снежного молока неожиданно. Темные глазницы окон зловеще смотрели на Митяя и он вздрогнул от своей оплошности. Если бы сейчас часовые крысятников были на посту, то вся его вылазка уже бы провалилась. Только навряд ли они в пургу наблюдают за местностью. Ветер дует им в лицо и поэтому совсем невозможно постоянно смотреть вперёд. Пурга за полчаса так насечет глаза, что потом они неделю ничего видеть не будут. Скорее всего, Митяя не заметили.

Пройдя с сотню шагов назад, он поспешно выкопал в снежном покрове глубокую яму, уложил туда лыжи и улёгся на них. Под себя постелил заранее заготовленные в лесу ветви ели. Сверху укрылся плёнкой. Всё. Осталось только уповать на свою счастливую звезду и ждать пока ветер полностью занесёт его снегом и сравняет с поверхностью.

В рот он взял тонкую пластиковую трубку, а другой её конец подсунул под себя. Это был старинный казачий приём для того, что бы пар от дыхания не выдавал схорон. Недоумевали враги, найдя у мертвых или пленных казаков среди снаряжении такие трубочки — зачем они их таскают? Только секрета этого никто не раскрывал…. Задремалось Митяю. Бессонная ночь и усталость сделали своё дело.

Очнувшись от сна, вздрогнул от ужаса. Заснуть в засаде непозволительно. Хорошо еще, что один лежит. А так бы, как пить дать, глаза лишился бы!

Прислушавшись к вою ветра, Митяй решил, что может себе позволить немного пошевелиться. Очень важно чтобы снег над ним, подтаявший от тепла, уплотнился и слегка приподнялся в виде купола. Тогда будет возможность, изредка переворачиваясь с боку на бок, хоть немного восстановить кровообращение в затёкших членах. Да и снизу тело меньше мёрзнуть будет. Затосковал Митяй. Сколько ещё придётся лежать под снегом, прислушиваясь к звукам сверху, неизвестно. Чучело зайца пока рано наружу высовывать: в момент снегом занесёт — вместо него только холмик останется. Самое трудное в военном деле это, конечно, время в засаде коротать. Казаки-наставники на сборах учили, что в таких случаях надо думать о чем-то тёплом и хорошем…

…Свою мать Митяй почти не знал. В памяти смутно всплывал ласковый голос, певший что-то задушевное, большие чёрные, слегка раскосые глаза и мягкие тёплые руки. Из рассказов знал он, что отец по весне подобрал в тайге беженку, неизвестно как там очутившуюся. Истекая кровью, из последних сил, она отбивалась от стаи диких крыс. Когда притащил девушку Степан Ботаник домой, хохотали над ним станичники. Сильно мелкая, худая да ледащая баба была. Как говорила казачья поговорка: «ни сиськи, ни письки, и жопа с кулачек». Отец Митяя мог бы легко добыть себе справную кобылистую крысятницу или работящую умелицу-мастеровую. Да и станичные девки на него засматривались… А он же, словно старик немощный, подобрал себе неизвестно кого! Добро бы на мясо пустил свою находку, так нет, он нянчиться с ней начал и с ложечки кормить. Чудак-человек. Одно слово — Ботаник!

К удивлению всех, выходил девку Степан, и ещё больше чудить начал. На руках носил её по землянке, песни пел ей, да стихи свои читал. Рассказывали станичники, что, однако, мать Митяя бабой оказалась необыкновенной. Вечерами, возле большого костровища, стала она на радость всему казачьему люду «концерты» показывать. Умела на руках, не хуже чем на ногах, ходить. Ещё так в кольцо ловко сворачивалась и свои же ноги себе за плечи закидывала, что все диву давались.

Гибкость в ней была нечеловеческая!

Вот только с детьми не ладилось. Всё мёртвые рождались. А когда Митяй наконец-то живым родился — занеможила его мать. Чуть больше года после его рождения прожила и от внутренней хвори померла. Сильно плакал, рассказывали, после её смерти Степан Ботаник. Рыдал как ребёнок малый. На тризну даже не пошёл, где-то в тайге проблукал почти неделю. Баяли казаки, что и тризны-то не получилось. Мяса с покойной оказалось совсем мало, не больше чем с дикой крысы, а слова толкового про неё тоже никто сказать не мог. Только про одни «концерты» тосты и произносили. Больше никто ничего хорошего не вспомнил…

С тех пор стал отец Митяя невесёлым, а после смерти деда совсем погрустнел. Целыми днями сидел с Митяем в землянке, учил его читать да сам книги писал. На баб совсем смотреть перестал. Даже, когда на Ярмарку ездили, обходил стороной он «весёлые кварталы». Несколько раз казаки, жалеючи Ботаника, приводили в землянку к нему пленных девок, только с руганью прогонял он их. Всё жену свою забыть не мог…

А вскоре случилось так, что остался Митяй совсем один и перешёл на попечение станичному обществу…

Взгрустнулось. Не дай Бог сейчас не вернётся он из дела…. Сожрут его враги, а косточки крысам своим скормят. На этом и кончится их род Клещеногов — Ботаников… Спохватился Митяй. Это, однако, он совсем не о том думает. Нельзя в засаде сидючи унынию предаваться! Лучше всего молитву прочитать. Великие Боги обязательно должны услышать его, дать успех и удачу. Жаль, что рукой отсалютовать нельзя, но ничего, молитвенное слово и без этого должно помочь:

Широкий простор для мечты и для жизни Грядущие нам открывают года. Нам силу дает наша верность Отчизне. Так было, так есть и так будет всегда! [11]