Как и много раз до этого, Тесс вряд ли бы отыскала дом Тайнера в Тукседо-парк, если бы не стоявшее перед ним инвалидное кресло на колесиках. В этом квартале, да еще летней ночью всегда почему-то царила непроглядная темнота — та самая темнота, которая обычно свидетельствует о том, что место тут действительно безопасное (впрочем, в местах по-настоящему опасных тоже почему-то всегда темно). Дома, укрывшиеся в глубине участков под деревьями, невозможно было различить — они просто таяли в темноте, полностью сливаясь с нею.

Если уж саму улицу Сент-Джон, где жил Тайнер, тоже трудно было найти, что уж тогда говорить о доме. Однако сейчас ей это удалось, и, свернув на подъездную дорожку, Тесс ждала, потягивая пиво из упаковки, которую она прихватила в «Таверне Алонзо», где можно было взять «международный набор» — иначе говоря, пиво любого производства по вашему выбору. Тесс бросила взгляд на свою упаковку: «Ред Страйп», «Богемия», «Ройал Оук», «Тцзин Тао», «Молсон», «Энкор Стим»… «Вокруг света с восемью банками пива», — мрачно пошутила она.

Было уже больше одиннадцати. Откуда-то из распахнутого настежь окна слышался бархатный голос телекомментатора, и властные нотки почему-то рождали такое чувство, будто даже ночью тут все под контролем. Слова было не разобрать, но даже без этого было ясно, о чем именно идет речь и как именно вы должны себя чувствовать при этом. «Сейчас вы услышите все, что вам нужно знать. Из плохих новостей… Из важных новостей… Из забавных происшествий за день… Погода…»

Проклятье, все когда-то случается! Господи, куда, к черту, запропастился Тайнер?! Тесс уже допила банку «Ред Страйп» и почти прикончила «Мексико», когда возле дома притормозил мини-вэн, в котором обычно ездил Тайнер. Тесс предусмотрительно окликнула его, не то Тайнер перепугался бы насмерть, если бы она вдруг вынырнула из темноты. Впрочем, Тайнера не так легко напугать, и уж тем более удивить, поправилась она. Счастливый человек!

— Это у тебя что — вместо гантелей? Для тренировки что-то не очень, по-моему, — хмыкнул он, окинув критическим взглядом упаковку пивных банок у ее ног.

— Это смотря какая тренировка. Интересно, где это ты был — прожигал жизнь в компании Лютера Била? — Как ни старалась сдержаться Тесс, в голосе ее явственно прозвучало раздражение — как будто Тайнер не мог не знать, что она сидит на крыльце возле его дома.

— Очень надеюсь, что твой Лютер Бил сейчас у себя дома. Еще надеюсь, что там он и останется. Если, конечно, полиции не удастся раскопать что-нибудь стоящее вместо того дерьма, которым они забрасывали нас весь день. А что до меня, так я был на свидании.

— На свидании? — Тесс, конечно, было известно, что женщины до сих пор находят Тайнера привлекательным, но она понятия не имела, что в его глазах это имеет хоть какое-то значение. — И кто она?

— Тоже юрист. Ты ее не знаешь.

— И сколько ей лет, интересно? Наверное, вернее было бы спросить, молода ли она? То есть достаточно ли она молода, чтобы быть твоей дочерью? Или сойдет и за внучку?

— Что за чушь ты несешь?

— Не такая уж это чушь, как тебе кажется.

И она выложила ему все — о том, как Джекки наняла ее для поисков своей дочери, о встрече с Уиллой Мотт, о собрании в обществе защиты прав приемных детей, и даже о шикарных кожаных сиденьях в ее новом «лексусе». Где-то в середине ее сбивчивого, путаного рассказа Тайнер вытащил из упаковки «Энкор Стим», молча вскрыл банку и продолжал слушать, так и не проронив ни слова. К тому времени, как Тесс закончила свой рассказ, на улице царила тишина — телевизоры смолкли, в окнах домов давно уже погас свет.

— Итак, как выяснилось, я разыскиваю свою родную тетку, — упавшим голосом добавила Тесс. — Помнишь тот старый дурацкий анекдот, который рассказывают в Западной Виргинии? Ну, вроде как «я сам свой собственный дедушка»? Так вот, оказывается, у меня есть тетка. И ей всего тринадцать лет.

— Подумаешь! Знала бы ты, у скольких людей бывают дяди или тетки моложе их самих! С точки зрения биологии тут нет ничего удивительного.

— Господи помилуй, Тайнер, ты что — не понимаешь?! Ведь между ними было больше пятидесяти лет разницы!

— Ну и что?

— А то, что меня от всего этого тошнит!

— Но тем не менее ничего противозаконного в этом нет. Девушка-то была совершеннолетняя.

— Но он был ее хозяином! Прямой случай сексуального домогательства. И факт супружеской измены. А в штате Мэриленд такое преследуется по закону, и не важно, совершеннолетний вы или нет.

— Ну, а сама-то Джекки что говорит? Тоже считает, что это было сексуальное домогательство или это все только твои домыслы?

Умница Тайнер! Он всегда безошибочно чувствовал, что на самом деле беспокоит Тесс. Вот и сейчас — не Джекки, а она была в ярости. Тесс, а не Джекки чувствовала себя оскорбленной. Тот человек, которого помнила Джекки, — мужчина, которого она называла Сэмюэл, причем произносила это таким голосом, что Тесс вся ощетинивалась, — он был добр к ней. Нет, между ними не было любви, просто искренняя привязанность друг к другу двух одиноких, не слишком счастливых людей, которым было хорошо вместе. Он дарил ей подарки, не мешал мечтать о будущей жизни, другой, не за прилавком аптеки-закусочной Вайнштейна. Когда она призналась ему, что беременна, он дал ей денег на аборт. Только об одном она умолчала — что делать аборт уже поздно. Он даже предлагал дать ей денег на учебу в колледже, но потом дела его пошатнулись, и он не смог выполнить свое обещание. И тем не менее даже после этого Джекки не бросила ни одного упрека в его адрес. Он никогда не обещал ей уйти от жены, сказала она Тесс. Он вообще никогда и ничего не обещал ей — только немного тепла и доброты, которые давали ей силы жить дальше.

— Она чокнутая, — прошептала Тесс.

— Что ж, такое тоже возможно. Или она лжет. Если помнишь, она однажды уже солгала тебе.

Тесс уже успела забыть об этом, и сейчас у нее возникло такое чувство, словно она получила удар в солнечное сплетение. Неужели Джекки выдумала эту душещипательную историю только ради того, чтобы заставить ее работать на нее и дальше? Конечно, ей было многое известно об аптеке-закусочной Вайнштейна, но ведь она действительно могла работать там — для этого вовсе не обязательно было спать с ее хозяином. Вполне возможно, она ненавидела его и все эти годы только и ждала возможности отомстить его наследникам. Тесс даже позволила себе мстительную радость пофантазировать немного в этом направлении. Но потом решительно отмела нелепые домыслы. Даже если бы речь шла о бабуле Вайнштейн с ее вздорным, злобным характером, вряд ли у кого-то из ее недругов хватило бы терпения и ненависти для столь изощренной мести. Кроме того, нельзя забывать, что тут речь идет о ее собственной дочери, а Джекки уже успела убедить Тесс в ее существовании. И тут на память Тесс пришла одна существенная деталь. Вспоминая об этом деле, Уилла Мот легким намеком дала понять, что отец ребенка был белым и к тому же не первой молодости.

— Я бы отдала все на свете, чтобы доказать, что все это просто наглая ложь, но не смогу.

— Почему?

— Потому что что-то мне подсказывает, что это правда. — Тесс открыла банку «Ройал Оук».

— Ну, и что ты собираешься делать? — поинтересовался Тайнер.

— Если бы я знала. Но даже если отбросить в сторону мои чувства, я по-прежнему считаю, что ей было бы лучше обратиться к более опытному детективу. И пусть ее дочь мне не чужая, это ведь не поможет мне отыскать ее. Кроме того, я ведь не обманываю ее — дело Лютера Била сейчас куда важнее, верно?

Тесс с надеждой взглянула на Тайнера, рассчитывая, что он согласится с нею. Но у Тайнера, судя по всему, не было ни малейшего желания помочь ей сорваться с крючка.

— Ничего с ним не случится, с твоим Билом. Разве что вдруг отыщется свидетель или решающая улика — такая, что могла бы связать его с убийством. Жаль мне эту дурочку Дестини. Кстати, знаешь, почему ее так долго не могли опознать? Беда в том, что на вид она казалось изрядно потасканной. Ее записали как Джейн Доу, на вид от двадцати пяти до тридцати пяти лет. А ей было всего семнадцать.

— А выглядела она на все двадцать пять, да?

— Господи Иисусе, Тесс, ну ты даешь! Дался тебе этот возраст!

— Послушай, Тайнер, когда мне было четырнадцать, я выглядела как взрослая женщина. Хочешь услышать, что это значит? Я не могла пройти спокойно шесть кварталов от школы до дома без того, чтобы какой-нибудь идиот не предложил мне покататься на машине! И хорошо бы, если один, а то все трое! Кое-кто спешил убраться прочь, как только я говорила, сколько мне на самом деле лет. А вот у некоторых, особенно у старикашек, после этого просто слюнки текли. Это ты понимаешь? Интересно, у папочки никогда не появлялась мысль позвать меня в чулан за магазином?

— Если пожилого мужчину тянет к молоденьким женщинам, это вовсе не значит, что он готов потерять голову до такой степени, чтобы затащить в постель собственную внучку. Твой дед заслуживает хотя бы простой справедливости.

— Сожалею, но папочкин кредит доверия в моем банке исчерпан. А вот бабулины акции разом взлетели вверх. Может быть, именно поэтому она и превратилась в желчную, вечно всем недовольную старуху — из-за того, что дед все эти годы путался с молоденькими? Готова спорить на что угодно, что Джекки у него была не единственная. Ха! Знать бы, сколько еще не известных мне тетушек рассеял он по Балтимору!

Тайнер потянулся за «Молсоном».

— Послушай, мне ведь сейчас почти столько же лет, сколько было твоему дедушке, когда ты была подростком, верно?

— Ну… где-то так.

— Тогда что бы ты сказала, если бы я признался, что моей нынешней подружке всего двадцать пять?

— Ты же говорил, что она тоже адвокат! — возмутилась Тесс.

— Говорил. Ну и что — нельзя быть адвокатом в двадцать пять лет?

— Ну-у… это совсем другое дело.

— Почему?

— Потому что она старше. Потому… черт. Никогда не поверю, что вы с ней занимались любовью.

— Нет, сегодня не занимались. Но только потому, что это наше первое свидание. Я слишком джентльмен, чтобы затащить в постель женщину, с которой только что познакомился. Или ты решила, что мы с ней не занимались сексом только потому, что я инвалид?

— Конечно же нет, — как можно решительнее отрезала Тесс… хотя, если положить руку на сердце, именно это она и имела в виду. Естественно, пожилые мужчины занимаются любовью, и инвалиды, бывает, тоже, но вот пожилые, да еще к тому же инвалиды, как Тайнер, — вряд ли. Она вдруг смутилась до слез, не зная, куда девать глаза, — в точности как если бы ее родителям пришло в голову обсуждать при ней свои постельные дела.

— А если честно, Тесс?

— Ладно, ладно, каюсь — именно это я и подумала. Но я пьяна в сосиску. Так нечестно — допрос, когда свидетель находится в состоянии опьянения, законным не является. И показанием не считается. — Тесс со смехом протянула ему руки, чтобы он надел на нее воображаемые наручники, и с удивлением заметила, что они дрожат.

— И потом — ты забыла о Китти, — покачал головой Тайнер, делая вид, что не замечает этого. — Сколько лет, по-твоему, ее нынешнему дружку? Совсем зеленый, верно? Насколько я знаю, все ее приятели ей в сыновья годятся.

— Это не одно и то же. Папочке уже перевалило за шестьдесят, а она была совсем девчонкой. И потом — она ведь работала на него! Мне плевать, что у нее нет к нему никаких претензий. У меня есть! Если бы ты знал, что я сейчас чувствую! Я его любила! И вдруг оказывается, что он совсем не тот, кого я знала! Я не могу больше любить его! Господи, как бы я хотела, чтобы эта самая Джекки Вейр — Сьюзан Кинг — Мэри Броуди никогда не переступала порог моего дома!

Ее отчаянный крик разорвал ночную тишину так же отчетливо и резко, как громкий выхлоп автомобиля. Неподалеку хлопнуло окно, и из соседнего дома до них донеслось чье-то недовольное ворчание.

— Слушай, ты потише, — предупредил Тайнер. — Это тебе все-таки не Хэмпден, знаешь ли.

— Угу, и не Роланд-парк, хотя готова поспорить, что ты уверяешь всех, что так оно и есть, — буркнула в ответ Тесс. Она вдруг почувствовала, что ей смертельно надоела вся эта идиотская иерархия Балтимора. Да вот взять, к примеру, близлежащие кварталы: обитатели Роланд-парка свысока поглядывали на тех, кто жил в Тукседо, а те, в свою очередь, задирали нос перед обитателями Эвергрина, в то время как его жители содрогнулись бы при мысли, что их можно спутать с уроженцами Хэмпдена. Ну, а чувства хэмпденцев были бы жестоко оскорблены, если бы кто-то принял их за обитателей Ремингтона, которые презрительно фыркали при одном только упоминании Пигтауна. И так снова и снова, слой за слоем, до самого дна. Стоить только упомянуть, что живешь на Роланд-авеню, на самом берегу реки, и тут же последует вопрос: а на каком — на нравом или на левом? Глупые люди, честное слово! Ну, какая разница?!

— Знаешь, ты права в одном, — проговорил Тайнер, когда вокруг наконец снова воцарилась тишина.

— Да ну? Неужели? Интересно, в чем?

— Ты слишком много выпила. Так что лучше оставайся у меня — переночуешь в свободной спальне. Не то к допросу в состоянии опьянения добавится еще и вождение в состоянии опьянения. А это уже преступление.

— Странно, почему? По-моему, и то и другое одинаково опасно.

Река Патапско ранним утром так и манила к себе обманчивой чистотой и свежестью, которую не портили даже плававшие на ее поверхности несколько масляных пятен. И хотя Тайнер накануне заставил Тесс дать слово никуда не уезжать до вечера, она решила махнуть на все рукой и свернула в узкую протоку, где, как она точно знала, ее вряд ли кто потревожит. Она знала, что другие любители гребли, в отличие от нее, предпочитали проплывать под низкими мостами. Естественно, они рисковали, поскольку в этом случае грести приходилось, съежившись чуть ли не в три погибели и низко нагнув голову, да еще вдобавок цепляться за сваи, чтобы не унесло течением, зато это считалось намного шикарнее. И уж конечно гораздо круче.

Спала Тесс плохо. Неимоверное количество выпитого накануне пива, весь этот сумасшедший вечер, дурацкая чужая постель, напомнившая ей, как редко ей до этого приходилось ночевать не у себя дома, сыграли свою роль. Естественно, ей случалось иногда спать в чужом доме, но те случаи, когда она действительно спала, можно было пересчитать по пальцам.

К тому же Джонатан Росс отыскал ее и здесь. Ночные кошмары всегда знают, где тебя найти, а этот не давал Тесс покоя вот уже почти целый год. Вначале ей просто снилось, что Джонатан куда-то летит. Позже, непонятно почему, сон изменился: Джонатан вставал, стряхивал с рукава невидимую пылинку и обращался к Тесс. Теперь, мертвый, он стал куда приятнее, чем был при жизни, но вовсе не потому, что со временем она несколько романтизировала его образ — во всяком случае, так казалось самой Тесс. Слишком хорошо она помнила его — самовлюбленного, заносчивого, ничего не желающего знать, кроме своей работы, блестящего специалиста, сразу почему-то терявшегося, стоило ему только столкнуться с реальной жизнью. И его настроение, которое вечно менялось, точно погода в мае, она тоже не забыла. В последнее время в их отношениях появилась трещина, с каждым днем становившаяся все шире, но у Тесс и в мыслях не было винить в этом одного Джонатана. Будь он жив, возможно, она до сих пор беспомощно трепыхалась бы, словно бабочка в паутине, глядя, как Джонатан разрывается между ней и своей невестой, не зная, как выпутаться из этой ситуации. Джонатан так и не повзрослел… да ему не особенно и хотелось этого. Подсознательно он страшился ответственности, а Тесс, всегда страшившаяся своей собственной взрослости, охотно брала на себя роль няньки.

Самое же странное то, что после смерти Джонатан стал до омерзения добродетельным. Он поучал ее, издевался над ней и наставлял ее на путь истинный… Правда, Тесс мало что помнила из того, что он говорил. Но каждое появление Джонатана долго еще преследовало ее, точно тяжкое похмелье, в висках тупо пульсировала боль, словно напоминая о том, что в следующий раз она обязана вести себя лучше — даже когда Тесс толком не помнила, в чем же она провинилась.

Нельзя бояться правды.

Впереди опять показался мост. Но вместо того, чтобы сильным толчком отправить лодку вперед, Тесс уцепилась за сваю, прислушиваясь в гулкому шороху шин над головой, где по мосту сплошным потоком неслись машины. Конечно, если бы Тесс интересовала лишь правда, вряд ли бы ее потянуло заняться сначала журналистикой, а потом стать частным детективом. Ее дело — собирать факты, а истину пусть ищет кто-то еще.

Правда была в другом — стремясь быть честной даже с собой, Тесс неохотно призналась, что ей страшно нравятся те небольшие обманы, к которым ей приходится прибегать благодаря работе детектива. Ее лицензия как бы давала ей право морочить людям голову, не причиняя при этом особого вреда — иначе говоря, делать то, что в журналистике строжайше запрещено. Конечно, если допустить, что на свете вообще бывает безвредное вранье. Такая крохотная, симпатичная ложь. Интересно, а в самом деле — бывает ложь, которая во благо? Или мы просто тешим себя, уверяя, что белое однозначно лучше черного?

Маленькая безвредная ложь. Большая безвредная ложь. Папочка Вайнштейн, добрый, хороший человек, как уверяла Джекки, сунул ей в руку смятые доллары и не моргнув глазом послал на аборт, и совесть его была спокойна, а как же иначе? Ведь он же не оставил девушку в беде! И вот теперь она сама собирается сделать нечто в этом роде — вернуть Джекки остаток денег и выставить ее за дверь. И опять-таки с чистой совестью. И конечно, ради ее же, Джекки, пользы — ведь более опытный частный детектив, знающий, как делаются такого рода дела, поможет ей лучше, чем Тесс.

Но ведь Джекки нужен не просто детектив, ей нужна Тесс. Она была… проклятье, почему бы не перестать лукавить, наконец, тем более кто здесь услышит ее? Да, она была членом их семьи. У нее, Тесс, будет еще время решить, как к этому относиться. А теперь главное — отыскать дочку Джекки. Дочь папочки. И не стоит сейчас думать о том, что это не просто ребенок, а бомба замедленного действия, часовой механизм, который был установлен тринадцать лет назад. И теперь она может взорваться в любую минуту, уничтожив ее собственную семью. Тесс просто обязана найти ее — хотя бы для того, чтобы уберечь остальных.

Может быть, именно это прошлой ночью и пытался втолковать ей Джонатан. Возможно, ему просто хотелось, чтобы она не останавливалась на полпути, чтобы стала взрослой, наконец, раз уж это не удалось ему самому.

Перед конторой Тесс клубилась небольшая толпа. Репортеры, сообразила она. Чертова Джекки! Продала-таки ее! Решив в отместку уничтожить их семью, она позвонила в газеты и вытащила всю эту грязную историю на свет божий.

— Мисс Монаган, вы уже имели случай побеседовать сегодня с вашим клиентом? — бросилась к ней молоденькая брюнетка. От волнения она даже запыхалась немного.

— Без комментариев! — рявкнула Тесс. Отперев дверь, она протиснулась в дверь и с трудом оттащила Искей — борзая, в свое время просто-таки купавшаяся в лучах славы и донельзя избалованная вниманием прессы, сейчас, похоже, была вовсе не против вновь покрасоваться на первых полосах газет. Во всяком случае, она с интересом уставилась на камеру и даже приняла красивую позу, словно собираясь произнести речь.

— Но ведь ваш клиент — Лютер Бил, разве не так? — выкрикнул из-за спины брюнетки мужской голос.

Репортеры сбились в кучку, благоразумно оставаясь на дорожке и не пытаясь приблизиться к дому, — видимо, сообразили, что лучше не соваться Тесс под горячую руку.

— Лютер Бил?!

— Ну да! Мясник с Батчерз-Хиллз, он ведь теперь главный подозреваемый в деле об убийстве двух двойняшек.

— Двух двойняшек? А будь их трое, вы бы сказали «трех тройняшек»? — Тесс уже открыто смеялась. Но не из-за забавной оговорки репортера. Итак, Лютер Бил. Слава тебе господи! Она даже не подумала, что для большинства тележурналистов и репортеров молодого поколения слова «сеть закусочных Вайнштейна» — пустой звук. Да уж, неожиданный факт отцовства папочки мог в наши дни стать сенсацией только в том случае, если бы он переспал с Мадонной.

— Данная информация также является строго конфиденциальной, — через плечо крикнула в толпу Тесс. — Надеюсь, вы поймете меня правильно, ребята. В конце концов, вы ведь не захотели бы услышать от меня, как супруга вашего главного редактора наняла меня выследить ее мужа и заодно выяснить, почему он обожает цеплять на бульваре Паттерсон-парк проституток, верно?

— Стойте, стойте, вы хотите сказать?..

Тесс, решив, что из всего этого можно сделать неплохую рекламу, вернулась к двери.

— Я хочу сказать, что агентство «Кейес Инвестигейшнс» блюдет интересы своих клиентов. Каждый, кто обращается к нам за помощью, может быть уверен, что его тайна останется в этих стенах. И поскольку я всего лишь один из совладельцев, с моей стороны было бы бестактно говорить от лица нас обоих. Естественно, мне известно, что интересы мистера Била представляет Тайнер Грей. Он его адвокат. Если же вас интересует наше агентство, советую позвонить его владельцу, Эдварду Кейесу.

— А как с ним связаться?

— Ну, поскольку вы занимаетесь криминальной хроникой, у вас наверняка есть свои методы. Что до меня, то я бы просто посмотрела в телефонной книге. — Тесс с улыбкой помахала рукой нацеленным на нее камерам.

Искей, высунувшись из-за спины хозяйки, бешено виляла хвостом. Конечно, в вечернюю сводку новостей они вряд ли попадут, меланхолично подумала Тесс. Вот если бы она разбила камеру об голову одного из этих писак, после чего, промчавшись мимо, забаррикадировалась в доме, тогда другое дело! Но если хотя бы крохотный кусочек ее интервью просочится наружу, то люди будут приятно удивлены, узнав, что владельцы «Кейес Инвестигейшнс» не только держат рот на замке, но еще чертовски умны, обаятельны и даже остроумны. И что у них вдобавок потрясающая собака.

Заперев дверь, Тесс попробовала дозвониться Джекки, но вместо нее наткнулась на автоответчик.

— Я у себя, — сообщила она, адресуясь в пространство. — Понятия не имею, что теперь делать и как вам помочь, но попробую что-нибудь сделать. Но это уже будет новое соглашение и, соответственно, новый контракт, ведь условия несколько изменились, вы согласны? — Потом набрала номер дяди Дональда. Работающий через день, иначе говоря — почти безработный, дядюшка Дональд с маниакальным упорством никогда не подходил к телефону и всюду таскал с собой пейджер, хотя вся его деятельность в настоящее время, казалось, сводилась к тому, чтобы подпирать стены в чьей-то приемной или попивать кофе в компании таких же, как он. Куда важнее казаться занятым, чем быть им на самом деле, когда-то объяснил он Тесс.

— Время подходящее, — проговорила она. — Крупное дело. — Дядя Дональд сообразит, что на этот раз речь пойдет о чем-то противозаконном. А вот о чем ему знать не нужно, так это о том, что на этот раз речь пойдет о его же собственном отце. Она сама займется этим. И сама будет ставить условия. Вместо того чтобы послать Джекки счет, она потребует молчания. Джекки должна дать слово, что в тот день, когда Тесс отыщет ее дочь, она навсегда исчезнет из их жизни.

Искей, обладавшая куда более острым слухом, чем ее хозяйка, вдруг насторожилась. Уши ее встали торчком, собака подобралась и угрожающе заворчала. И тогда Тесс тоже услышала это — слабый треск, какой издают рассыхающиеся полы. Она облегченно перевела дух — ничего странного. Старые здания — как старики — тоже вечно кряхтят и вздыхают, когда думают, что их никто не слышит. Правда, на этот раз звук был какой-то другой. Затаив дыхание, Тесс вытащила из рюкзака револьвер. Вдруг это вернулся давешний взломщик, мелькнуло у нее в голове. Но тут ей пришла в голову другая мысль: а что, если этот самый взломщик куда сильнее ее или просто лучше вооружен? И Тесс бесшумно сунула револьвер обратно. В таком случае она может просто спровоцировать его, и он выстрелит, даже если поначалу не собирался этого делать. В чем разница между взломщиком и грабителем? В том, что первый старается избежать открытого столкновения. А иначе он бы тоже стал грабителем.

Взяв из вазочки собачье печенье, Тесс осторожно кинула его в коридор, постаравшись, чтобы оно шлепнулось на пол позади двери в ванную. Искей, забыв обо всем, хищно ринулась за ним. Вид у нее при этом был достаточно устрашающий, а именно этого Тесс и добивалась. Она услышала сдавленный крик, гулкий звук и затем всплеск, как от падения в воду чего-то тяжелого, а вслед за этим — скрип поспешно открываемого окна.

Когда Тесс ворвалась в ванную, в ванне плавала кепка, а в окне болтались чьи-то ноги, обтянутые брюками цвета хаки. Еще мгновение, и нежданный посетитель успел бы удрать, но Тесс вцепилась в его мокрые лодыжки мертвой хваткой, которой позавидовал бы любой бульдог. Взвизгнув от неожиданности, взломщик отчаянно задрыгал ногами, стараясь вырваться, но только дважды крепко стукнулся головой, сначала об оконную раму, а потом о край довольно старомодной ванны. Этот последний удар дал Тесс возможность вцепиться в его рюкзак, чем она и воспользовалась, чтобы одним сильным рывком втащить его обратно.

— Ой, что это? Неужели кровь? — жалобно пискнул Сэл Хоукинс.