Прошло почти десять лет с тех пор, как бабуля Вайнштейн, продав свой огромный старый дом на Виндзор-Хиллз, переехала в тесную квартирку в северо-западном пригороде Балтимора. «Тут все так по-городскому», — объяснила она, и вся семья преисполнилась молчаливой благодарности за столь туманное, чисто риторическое определение. В конце концов, быстро меняющееся окружение значило в ее глазах куда меньше, чем та куча денег, которую приходилось выкладывать за содержание дома, большого, но какого-то беспорядочного, с давным-давно прогнившей кровлей, грозившей в любую минуту обрушиться вам на голову, и необъятного сада, сплошь засаженного деревьями. «У меня стесненные обстоятельства, — так любила бабуля объяснять свой переезд детям и внукам. — Вы ведь знаете, что папочка не оставил мне почти ничего». Да, конечно, они это знали.

И тем не менее бабуля до сих пор предпочитала придерживаться того же образа жизни, к которому привыкла еще при жизни папочки. К примеру, на праздничный обед в честь дня рождения Джудит она пригласила всех своих пятерых детей с их супругами, всех без исключения внуков и даже многочисленных правнуков. Соответственно, приглашенных оказалось двадцать человек, в результате чего ее крохотная квартирка запросто сошла бы за универмаг во время сезонной распродажи — учитывая количество статуэток из китайского фарфора, каждая из которых имела собственную историю.

Ее дети, внуки и правнуки, отнеслись к ситуации с пониманием — впрочем, как и всегда — и по давно сложившейся привычке предприняли некоторые действия за ее спиной. Джудит, мать Тесс, обзвонила всех своих четверых братьев, и они, как обычно, стали тянуть жребий. Проигравший обязан был явиться на обед, остальные же, придумав благовидный предлог, получили шанс избежать участия в данном мероприятии. Насколько помнила Тесс, тогда даже ее собственному отцу удалось сорваться с крючка, мотивировав свой отказ явиться на обед кучей дел, скопившихся на работе. На ее памяти никогда еще Вайнштейны и Монаганы так единодушно не приходили к согласию ни по одному вопросу. В результате круг гостей сузился до самой бабули, дядюшки Джулса и тети Сильвии, их дочери Деборы, зятя Аарона, дяди Дональда, дяди Спайка, Тесс и, естественно, самой новорожденной, Джудит, которая все это и придумала.

— А где же остальные? — осведомилась бабуля, глядя, как Джудит, нарезав праздничный пирог, оделяет им гостей.

— Все заняты, — объяснила та. — В наши дни у людей столько дел, знаешь ли.

— Ну, Исаак и Натан вечно крутились как белки в колесе. Именно поэтому они и добились успеха в жизни. Но твой муж вполне мог бы прийти — уж ему-то следовало быть здесь! Или у Монаганов не принято праздновать дни рождения? Одному богу известно, что они празднуют! Наверное, все остальное.

— Патрик пообещал свозить меня в ресторан в выходные, — возразила Джудит, отломив пальцами громадный кусок пирога и отправив его в рот. «А вот меня бы убили, если бы я так сделала!» — с завистью подумала Тесс. — Он уже заказал отдельный кабинет! — похвасталась Джудит.

— Отдельный кабинет? Муж ведет тебя в отдельный кабинет, чтобы отпраздновать твое пятидесятилетие?!

— Это ресторан в пятизвездочном отеле, бабуля, — миролюбиво пояснила Тесс, убедившись, что у матери рот набит пирогом.

— Очень экстравагантно. В наши годы ничего подобного не было. И очень хорошо. Нет, ну почему некоторые люди не могут оставить все как есть, просто не понимаю?

А вот Тесс понимала. И дело было даже не в том, что ей жалко было дом, который они потеряли, хотя там так здорово было собираться всей семьей. В огромном особняке на холме Гвиннз-Фаллз замечательно было играть во всякие игры, там было столько разных потайных мест вроде старого кухонного лифта или всеми давно забытого винного погреба, где так чудесно было прятаться. Нет, дом тут был ни при чем — просто после смерти папочки что-то вдруг разом изменилось в их семье, исчез тот необъяснимый дух семейственности, который раньше всегда присутствовал на подобных сборищах. По горло заваленный работой и делами, он тем не менее ухитрялся щедро оделять их всех своей любовью, бурным потоком изливая ее на всех своих чад и домочадцев, и они нежились в ее лучах, сами того не замечая. А бабуля, вопреки сложившемуся стереотипу еврейских и других бабушек, готовила какие-то совершенно несъедобные блюда и вечно ворчала по всякому поводу. Особенно это касалось тех случаев, когда кто-то, по ее мнению, уделял недостаточно внимания ее стряпне — тогда она была смертельно оскорблена.

Вот и сейчас…

— Тесс, почему это ты не ешь пирог? — грозно осведомилась бабуля, глядя, как внучка разломила свой кусок пополам, потом еще пополам и так далее. Тесс была неприхотлива в еде, и мало что могло заставить ее отказаться от пирога, но на этот раз бабуля превзошла самое себя, вывалив поверх совершенно сырого теста содержимое упаковки с консервированными ананасами, которую даже не удосужилась разморозить.

Джудит кинула в сторону дочери грозный взгляд. Как будто Тесс нужно было напоминать неписаное правило, существовавшее для подобных семейных мероприятий: никаких объяснений, ни слова правды, которую бабуля могла бы счесть смертельным оскорблением своему кулинарному искусству. Говорить все, что заблагорассудится, дозволялось только одному человеку — самой бабуле.

— Ох, боюсь, я просто объелась, бабуля. Все было так вкусно!

— Ну, пока ты ковыряешься с пирогом, может, Джудит пока полюбуется своими подарками? Кому-нибудь налить еще кофе? Я могу сварить.

— Нет! — взвизгнула Джудит, в ужасе, что ее дражайшая матушка заставит их еще раз пройти через подобную пытку. — То есть… я хотела сказать… я сама сварю. Сиди, мама. Я знаю, где все стоит.

— Джудит снова поправилась, или мне кажется? — громогласно поинтересовалась бабуля, убедившись, что дочь скрылась на кухне. — Может, это просто платье такое?

«Кто бы говорил!» — возмутилась про себя Тесс, уныло ковыряя неаппетитный кусок пирога. Бабуля Вайнштейн принадлежала к тому типу тучных пожилых дам, чей рост уже сравнялся с объемом талии. Тесс часто гадала про себя, может, и ее со временем ожидает такая же участь, несмотря на те бесчисленные часы, которые она уделяет спорту. Во всяком случае, с каждым днем газеты все больше уверяли людей, что против наследственности, дескать, не попрешь. Генетика, мол, штука тонкая, а стало быть, старайся — не старайся, толку не будет.

— У тебя в последнее время просто на удивление цветущий вид, Тереза Эстер, — с лукавой усмешкой заметила бабуля.

Тесс передернуло — эпитеты, которые имела обыкновение употреблять бабуля, вонзались под кожу, словно шипы кактуса, и порой ранили сильнее, чем иные оскорбления. Она поежилась, чувствуя себя примерно так же, как в руках неумелого дилетанта, вздумавшего заняться акупунктурой.

— Тесс красивая девушка, — поддакнул дядя Дональд, как обычно, упустив подтекст бабулиной фразы. Забавная штука — ведь в те дни, когда он занимался политикой, от его внимания не ускользало ничего, будь то слово или мимоходом брошенный взгляд. Для дяди Дональда, например, было плевым делом заранее предсказать, каков будет вердикт, — достаточно было посмотреть, каким движением спикер вскидывает голову. Зато когда речь шла о собственной семье, он становился глух и слеп, умудряясь оставлять без внимания абсолютно все нюансы разговора. — Когда мы с ней шли по улице, я видел, каким взглядом провожают ее мужчины. Наверное, гадали, что такой старый гриб, как я, делает рядом с хорошенькой девушкой.

— Ф-ф-ф, — возмущенно фыркнула бабуля, на которую слова Дональда не произвели ни малейшего впечатления. — Женщина, довольная знаками внимания подобного рода, похожа на мозговую косточку — та небось тоже считает, что у собак благородные намерения. Все это чушь — главное, чтобы он надел тебе колечко на палец. Слышишь, Тесс?

Этого было достаточно, чтобы тетушка Сильвия сочла своим долгом тут же встрять в разговор.

— Так когда же мне доведется поплясать на твоей свадьбе, а, Тесси?

— Когда рак на горе свистнет.

Дебора послала ей улыбку поверх головы сына, двухлетнего малыша Сэмюэла, которого назвали так в честь папочки. В свои тридцать семь лет Дебора убила пять лет жизни и выбросила на ветер почти пятьдесят тысяч долларов, поскольку твердо вбила себе в голову — ее сын должен иметь тот же набор ДНК, что и его родители. Как говорят китайцы, будь осторожен со своими желаниями. Сэмюэл был крохотной копией Аарона, а Аарон, по мнению Тесс, не стоил и десятой части этих денег — во всяком случае, если речь шла о том, чтобы подарить миру еще одну его копию. На эти деньги Дебора могла бы купить себе кое-что получше, чем сперма с генами этого бледного, до самых глаз заросшего бородой, почти безгубого самца.

— Ох, мама, да ведь Тесс из тех женщин, для которых главное — карьера, — лицемерно вступилась за двоюродную сестру Дебора. — Я слышала, ты открыла свое собственное дело на Батчерз-Хиллз. И как идут дела, Тесс?

— Великолепно! — Вторая половина дня выдалась на редкость отвратительной. Тесс с Искей обрыскали все окрестности в тех местах, где раньше жил Бил, в расчете на то, что кто-то из старожилов знает хоть что-то о Дестини, Трежере, Саламоне и Элдоне. Выяснилось, однако, что всем уже досконально известно, чьи интересы она представляет, при этом соседи успели твердо усвоить, что к полиции она не имеет ни малейшего отношения. Поэтому все, что она слышала в ответ на свои расспросы, было вежливое «да», «нет» и «до свидания». О нет, они были исключительно вежливы — просто не желали с ней говорить. До сих пор ей еще не доводилось чувствовать себя до такой степени «белой». Сказать по правде, до сегодняшнего дня Тесс казалось, что она обладает редким умением незаметно вытягивать из людей то, что ее интересовало. Однако сейчас ни ее открытая, дружелюбная манера, ни приветливая улыбка не производили ни малейшего впечатления. Даже Искей, обычно без труда покорявшей сердца всех, кто ее видел, не удалось разбить лед.

— Послушай, а тебе не боязно? Ну… я имею в виду, в таком районе?

— Он не так уж плох.

— Правда? А вот я на прошлой неделе прочла в газете, что какую-то проститутку обнаружили мертвой в Паттерсон-парке возле пагоды, причем она была избита и изуродована до неузнаваемости.

Ай да, старушка Дебора! Даже под пытками не сможет сказать, кто сейчас президент Соединенных Штатов, зато умудрилась разглядеть крохотную статейку в «Бикон лайт»!

— Черномазая? — влезла в разговор бабуля.

— Они не сказали.

— Они и не обязаны были это делать, — вмешалась Тесс. — В газетах вообще редко говорится о таких вещах, разве что это имеет значение для следствия…

— Значит, черная, — припечатала бабуля. — Ну и вот помяните мое слово, эта шлюха наверняка оставила после себя пятерых детей, которых нужно кормить. Вот куда идут налоги! — проворчала она.

Остальные, как по команде, принялись разглядывать потолок. Дядя Дональд тревожно кашлянул, но возразить не осмелился никто.

В дверь просунулась голова Джудит.

— Кофе готов. Поднимите руки, кому налить.

— Тереза Эстер, маленькая лентяйка, отправляйся на кухню и помоги матери, — скомандовала бабуля. — Как-никак, сегодня ее день рождения!

Как и во всем остальном, когда дело касалось бабули, вручение подарков производилось по старшинству. Первым это всегда делал дядя Спайк, хотя степень его родства всегда вызывала некоторое сомнение. Вайнштейны считали, что он, дескать, из Монаганов, а те, в свою очередь, с пеной у рта утверждали, что он, мол, чистокровный Вайнштейн. Дядя Спайк держал язык за зубами и продолжал морочить всем голову, сам же безмятежно посещал все без исключения семейные сборища. Пикантность ситуации состояла в том, что его, как правило, туда вообще не приглашали.

В этом году они с дядей Дональдом сговорились купить подарок для Джудит сообща. Когда Тесс вручила матери огромную, тяжелую коробку, у нее вдруг упало сердце. Коробка здорово походила на те, в которых продают бытовую электронику. Дядя Спайк, бармен и букмекер, имел обыкновение покупать такие штуки из-под полы, в то время как дядя Дональд, в силу занимаемого им высокого положения, время от времени подписывал очередной приказ, требующий строгого наказания за подобные вещи.

— Один из этих радио-CD-проигрывателей, — со счастливым вздохом прошептала Джудит. — Господи, это просто чудо! Как раз собиралась купить такой на кухню! И как это вы догадались?!

— У меня свои источники информации, — прожурчал дядя Дональд, шутливо подмигнув Тесс. — Ну, как — нравится? А если нет, так можно его обменять.

Услышав это заявление, дядя Спайк тревожно заморгал и даже оторвался от второго куска пирога. Ага, догадалась Тесс, стало быть, она не ошиблась. У дядюшки Спайка явно рыльце в пушку!

— Нет-нет, все в порядке. Спасибо огромное… спасибо вам обоим!

Следом вышел дядя Джулс, держа в руках коробочку, завернутую в желто-зеленую полосатую бумагу, явно из ювелирного магазина, и перевязанную желтой же лентой, на которой болталась торговая карточка магазина. Все женщины семейства Вайнштейнов знали эти цвета, потому что каждая из них непременно получала такие вот коробочки на свой день рождения. Неизменно очаровательные, украшения тем не менее почему-то не всегда приходились по душе новой владелице. Тесс давно уже подозревала, что либо все они были из числа тех вещиц, которые никак не удавалось сбыть, либо дядя Джулс приобретал их на каких-нибудь дешевых распродажах. Что касается этой коробки, то в ней обнаружилась пара серебряных гребней для волос с инкрустацией из панциря черепахи — вещица того рода, что Джудит ни за что на свете не решилась бы носить, в отличие от Тесс. Естественно, бабуля не упустила случай это отметить:

— Господи, Джулс, что это тебе вздумалось дарить такую штуку?! Она для молодых, а не для старой курицы вроде Джудит! Ей ведь уже как-никак стукнуло пятьдесят! И о чем ты только думал, когда покупал ее, хотелось бы мне знать?! Да ладно, не расстраивайся, возможно, Тесс согласится их носить, они очень пойдут к ее глазам. Ах, я совсем забыла, это ведь у Деборы зеленые глаза, твои больше серо-голубые, правда, Тесс? Но очень красивые, хоть и по-своему.

«Так, осталось открыть всего один подарок, и можно будет удрать!» — с облегчением подумала Тесс. Свой подарок матери — набор выкованных вручную мерных чашек с такими же ложками — она уже успела вручить, специально забежав для этого к родителям. Похоже, Джудит он понравился, правда, Тесс только сейчас вдруг пришло в голову заметить, что ее матушка, хоть и считается замечательной хозяйкой, как-то не рвется все свое время проводить на кухне. Будучи единственной дочерью женщины, всю жизнь стремившейся только к одному — извести как можно больше вкусных продуктов, — она была вынуждена крутиться на кухне с малых лет и сейчас оставалась там исключительно по обязанности.

Бабуля молча протянула Джудит конверт. Она всегда дарила конверт, и все уже прекрасно знали, что там лежит чек на пятьдесят долларов. Точно такой же конверт полагался каждому из четырех ее сыновей и дочери, внуки, соответственно, получали по двадцать пять — на день рождения и на Хануку. Тесс, правда, допускала, что теперь Джудит с братьями, вполне возможно, получает и больше. Это ведь как военные репарации, смешливо думала она, кто страдал дольше всех, тот и получает больше остальных.

Но бабуля преподнесла им сюрприз. На это раз вместо знакомого зеленоватого чека Джудит достала из конверта сложенную в несколько раз ксерокопию.

— Что это такое? Похоже на какой-то земельный акт.

— Мой большой сюрприз, — торжествующим тоном объявила бабуля. — Я решила выделить всем моим детям, внукам и правнукам по равной доле земли, которую мой Сэмюэл когда-то оставил мне в северной части округа. Случилось так, что наш участок лежит как раз в том месте, где собираются строить большой торговый центр. Окончательное решение будет принято в конце лета. Папочке все-таки удалось в кои-то веки удачно вложить деньги… правда, выяснилось это спустя десять лет, как его не стало.

— Странно, что он не продал его, когда обанкротился, — хмыкнул дядя Джулс, надевая очки и погружаясь в чтение дарственной. Вид у него был довольный — как-никак тут была и его доля, впрочем, и Деборы тоже.

— Это была личная собственность, к корпорации она не имела никакого отношения. Сэмюэл всегда мечтал построить загородный дом, чтобы жить там, когда отойдет от дел. Да и потом, кто же знал, что эта земля когда-то будет столько стоить? Впрочем, то, что раньше было деревней, теперь уже почти что центр, учитывая, что город разрастается с каждым днем. Ну вот, все эти годы я исправно платила за землю налоги и вот теперь вознаграждена за свое долготерпение. Мой адвокат считает, что мы можем получить за участок никак не меньше двухсот тысяч долларов, если будем вести себя по-умному и не станем торопиться.

Дарственная обошла всех. Ее передавали из рук в руки, и вот, наконец, она дошла и до Тесс. Пятеро детей, четверо внуков, две сотни тысяч долларов — разделить на всех, и получится всего ничего, меньше чем по двадцать две тысячи долларов на брата, подсчитала она в уме. И это еще если им очень повезет.

Итак, Вайнштены наконец получили передышку. Бог свидетель, они это заслужили. И она тоже. Если сделка состоится, у нее появятся деньги — более чем достаточно, чтобы продержаться какое-то время на плаву.

Милый старый папочка! Словно старческая рука вновь протянулась из могилы, чтобы бросить монетку в щель аппарата и дать возможность любимой внучке еще раз прокатиться на кролике…