— Души… я видел души… — бормотал Спайк, беспокойно обводя глазами больничную палату, но взгляд его не мог сфокусироваться ни на одном предмете, — души…

— Я знаю, дядя Спайк, я знаю, — Тесс решила, что Спайк бредит, и успокаивающе погладила его по руке. — Все будет в порядке.

— Души…

Тесс внимательно поглядела на дядюшку. Лицо в синяках и кровоподтеках, и на фоне наливающихся бордовым цветом синяков его лысина, которой к пятидесяти пяти годам обзавелся Спайк, казалась неестественно белой и сияющей.

— Души… — продолжал шептать он, вглядываясь в пустоту.

— Я нашел его? — голос Томми вывел ее из состояния задумчивости. Томми, выполнявший в баре Спайка одновременно функции официанта и мойщика посуды, почти каждое предложение завершал вопросительной интонацией, и это, в совокупности с сильным балтиморским акцентом и «талантом» постоянно путать слова, приводило к тому, что понять его речь мог только Спайк. — Что-то около двух часов назад? Я пришел в бар, чтобы приготовиться к той толпе, которая пойдет с площади? Я собирался сделать себе яичницу, так как новый повар еще не пришел?

— Это ограбление? — Тесс не собиралась спрашивать, но вопросительные интонации Томми оказались весьма заразительны.

— Да, похоже, ограбление, но ведь сегодня понедельник, а по понедельникам у нас в кассе практически не бывает выручки? И зачем мы им понадобились? Они же сделали из него котлету?

Томми был не прав: в данную минуту Спайк больше всего напоминал не котлету, а подгнившую сливу или раздавленный помидор, с которого предварительно сняли кожицу. Кто мог так жестоко обойтись с пожилым мужчиной? Да кто угодно. Подростки или просто какие-то идиоты, решившие разнообразить свою скучную жизнь, добавив в нее адреналина. Или грабители-новички, не знакомые с неписаными правилами: нельзя бить хозяина того бара, который грабишь, и тем более убивать его. Опытные грабители вообще не трогают бары, ибо знают, что каждый владелец всегда хранит под барной стойкой ружье, особенно если он имеет дополнительный источник дохода «на стороне»: дядя Тесс был нелегальным букмекером и, естественно, держал в «Точке» оружие. Почему же он не смог им воспользоваться?

— Номера… — вдруг произнес Спайк, словно он в этот момент тоже вспомнил о пари, заключаемых им на скачках, — они в самом деле приносили ему гораздо большую прибыль, чем содержание бара. — Номера, — повторил он и обессиленно откинулся на подушку, закрыв глаза.

Долгое время они сидели неподвижно: Тесс продолжала держать Спайка за руку, Томми, перестав нервно мерить шагами палату, уселся по другую сторону кровати и обхватил голову руками. Наконец в палату вошел молодой врач и сказал, что время, отведенное на посещения, закончилось.

На улице вовсю бушевал град, и Томми чуть ли не силой усадил Тесс в свою машину. Март, с его дождями и пронизывающим холодным ветром, внезапно потерял для Тесс то очарование, которое она находила в нем еще несколько часов назад. Сейчас он казался ей почти враждебным.

— У него есть для тебя кое-что, — начал Томми осторожно в своей обычной вопросительной манере, — там, в баре? Перед тем как его забрала «скорая», он сказал, что должен быть уверен, что ты это получишь?

— Он ведь не ждет, что я встану за барную стойку в «Точке» вместо него, верно, Томми?

Томми сидел в машине, не трогаясь с места, и смеялся над тем, что Тесс вообще пришла в голову подобная мысль. Отсмеявшись, он даже нашел в себе силы произнести подряд несколько предложений в утвердительной форме.

— Нет, это не бар. Но оно находится в баре. Поехали, я передам это тебе, как просил Спайк.

Они выехали со стоянки больницы и поехали в «Точку». Томми выбрал более длинный путь, через юго-западный район города. Тесс знала, что городские магистрали, особенно в центре, — это не лучший способ быстро добраться из одного конца Балтимора в другой, но пути объезда, которые выбирал Томми, были уж слишком запутанными, и это ее насторожило.

Свет в окнах бара не горел, заведение было закрыто на ночь. «А возможно, и навсегда», — вдруг подумала Тесс, вспомнив Спайка, лежащего на больничной койке. Томми повел ее через черный ход. Когда они проходили через кухню, на Тесс нахлынули воспоминания детства: именно здесь, на этой кухне, она впервые попробовала картофель фри, спагетти и пиццу, справедливо считавшиеся фирменными блюдами заведения ее дяди.

Томми открыл своим ключом кладовую и замешкался на пороге, пристально вглядываясь в темноту.

— Вон там, — наконец произнес он, показывая пальцем на большую сумку черного цвета, стоявшую на полу.

— Что там? — спросила Тесс. Внезапно сумка зашевелилась и, подпрыгивая, начала двигаться в ее сторону. — Что за чертовщина?

В свете, падающем из открытой двери, ей удалось разглядеть непонятный предмет, и то, что она приняла за сумку, оказалось большой черной собакой с тусклой, свалявшейся шерстью, безумно худой и, на взгляд Тесс, страшно уродливой.

— Это борзая… Спайк привел ее сюда в эти выходные…

— Но почему она черная? — удивилась Тесс.

— Почему-то все считают, что шерсть этих собак должна быть белой, ну, в крайнем случае, серой, но на самом деле это далеко не так. — Томми рассуждал с видом профессионала. — Некоторые борзые действительно серые или бежевые, некоторые — пятнистые, но говорят, что на бегах лучше всего показывают себя именно борзые черношерстные. Хотя это, конечно, не доказано.

— Спайк приобрел эту собаку, чтобы она участвовала в бегах?

— Нет, она уже, можно сказать, «на пенсии». И Спайк ее не покупал. Он взял ее у одного парня…

— Какой еще парень?

— Парень, с которым он познакомился там, куда иногда ездит, — туманно ответил Томми.

Собака посмотрела на Тесс и завиляла обрубком хвоста. Тесс отвернулась. Она никогда не была любительницей животных. У нее никогда не было ни собак, ни кошек. Она даже рыбок у себя не держала. А когда у Тесс бывало совсем уж отвратительное настроение, даже общество людей было ей в тягость. Она никогда не проповедовала вегетарианство, с удовольствием ела мясо, носила кожаные куртки и довольно старую норковую шубу матери, которую та приобрела еще до начала массовых акций в защиту животных.

— Томми, а почему бы тебе не взять ее, а?

— Теперь, пока Спайка нет, мне придется постоянно быть в баре, и если какая-нибудь комиссия пронюхает, что я держу здесь собаку, нас тут же закроют… Да, совсем вылетело из головы, ее зовут S. K.

— Это инициалы? Что они означают?

— Да нет, все проще. S. K. — это Эскей…

— Так же, как называются такие маленькие копченые сосиски в упаковках?

— Ну да, это ее любимое лакомство. Правда, Спайк в основном кормил ее какими-то собачьими галетами. Можно звать ее просто Эски.

Пять минут спустя Тесс уже сидела в своей старенькой «Тойоте». Пакет с собачьим печеньем для Эски лежал у нее в сумке, а сама Эски сжалась на заднем сиденье, тихо поскуливая всякий раз, когда колесо машины попадало в очередную колдобину. А поскольку колдобины попадались чуть ли не через каждые пять метров, собака скулила не переставая. Дороги в городе, и так никогда не бывавшие достаточно хорошо отремонтированными, страдали от зимы не меньше, чем сами жители Балтимора. Однако отвратительное состояние дорог никак не помешало какой-то машине с зажженными фарами следовать за «Тойотой» почти до самого дома. У одного из светофоров Тесс демонстративно промчалась на красный свет, чтобы отвязаться от этого странного и назойливого преследования.

— Ну, сядь же! Сиди на месте! — Тесс пыталась успокоить собаку, но Эски постоянно ворочалась на скользком виниловом сиденье, при каждом повороте то ударяясь носом в боковое стекло, то вообще сползая на пол. Но Тесс обратила внимание, что борзая ни разу не залаяла, она вообще не издавала никаких резких звуков, кроме жалобного поскуливания, идущего откуда-то из глубины собачьей груди.

На следующее утро Тесс проснулась, едва рассвело, и, лежа в постели, наблюдала за восходом солнца. Вроде бы весна, но солнце все еще по-зимнему бледное, чахоточное и совершенно не греет. Тесс даже удивилась: зимой она никогда не поднималась так рано, ибо это было единственное время года, когда она могла позволить себе поспать подольше. Когда же наступали теплые дни, она начинала ходить на тренировки по гребле, для чего нужно было просыпаться с рассветом. «А теперь ты просыпаешься с Кроу», — часто подшучивала над ней ее подруга Уитни. Пожалуй, слишком часто за последние несколько месяцев. Тесс никак не могла понять, чем же вызвано такое ехидство подруги: то ли ее возмущало, что Тесс решилась на долгосрочные отношения с молодым человеком, то ли выбор Тесс казался подруге слишком уж неподходящим. «Наверно, и то и другое вместе», — к такому выводу пришла Тесс и перестала задумываться над этим.

Но, проснувшись сегодня утром и привычно перевернувшись на другой бок, чтобы поцеловать Кроу, Тесс увидела перед собой полные тоски темные глаза Эски. Похоже, собака забралась на постель, пока она спала. Эски тут же впилась когтями Тесс в руку, ее задние лапы подергивались, будто их сводило судорогой.

Тесс приподнялась на кровати, опершись на локоть, и пристально посмотрела в глаза Эски. Собака не выдержала и отвела взгляд.

— Знаешь что? Не принимай то, что я скажу, слишком близко к сердцу, но, по-моему, ты самая уродливая собака, которую я когда-либо видела.

Да, собака действительно производила удручающее впечатление. Вытянутая морда напоминала птеродактиля. Лапы были совсем худыми: кожа да кости. Глаза слезились, шерсть тусклая, свалявшаяся колтунами. На задней ляжке собаки Тесс увидела странную рану, напоминавшую ожог. Рана не была обработана и выглядела не лучшим образом.

Тесс нехотя вылезла из-под одеяла, натянула свитер, кроссовки и отправилась выгуливать Эски. При виде довольно толстой цепочки в руках Тесс (Спайк использовал ее как поводок) собака буквально слетела с кровати, всем видом показывая, что ей ужасно хочется на прогулку. Но, едва дойдя до лестницы, ведущей вниз, Эски остановилась, будто наткнулась на невидимую преграду. Прошлой ночью она точно так же отказалась подниматься по ступенькам вверх, и Тесс пришлось два лестничных пролета нести ее на руках до квартиры. Вчера она решила, что собака просто слишком слаба, чтобы самостоятельно взбираться по лестнице наверх. Но, похоже, борзая вообще не признавала лестниц.

— Ну, давай, ты, глупое создание! — Тесс с силой потянула Эски за поводок, но та даже не сдвинулась с места. Тогда она попробовала подтолкнуть ее сзади, но борзая стала упираться изо всех сил, и Тесс с удивлением поняла, что дохлые лапы Эски — это не только кожа и кости, но еще и стальные мышцы.

— Да сдвинешься ты, наконец, с места или нет? Я не собираюсь носить тебя вверх-вниз каждый день!

Горячий монолог Тесс не произвел на Эски никакого впечатления, зато из кухни выглянула ее тетя Китти, пожелавшая узнать, из-за чего на лестнице шум. Китти была хозяйкой, о которой можно только мечтать. Когда она сдавала квартиру в своем доме, то выставляла минимальное количество требований и терпимо относилась к шумным жильцам, даже разрешала приводить веселые компании. Она не могла смириться только с одним — неопрятным внешним видом. И у Тесс были все основания полагать, что Эски будет оказан не самый теплый прием.

— Как Спайк? — спросила Китти, плотнее запахивая халат на груди. На ее обычно бледном лице играл румянец, рыжие кудрявые волосы были взъерошены. — Вчера ночью, когда ты вернулась, меня не было дома, мне пришлось присутствовать на собрании частных предпринимателей. Мы протестуем против решения города расширить сеть огромных торговых центров… — Тут Китти увидела собаку и чуть не поперхнулась от возмущения: — А это что такое?! Самая гигантская в мире крыса?

— Нет, это моя гигантская головная боль, вот что это такое. Большое спасибо дяде Спайку…

Вслед за Китти из кухни вышел невысокий, крепко сложенный человек, одетый в клетчатый халат, который Тесс видела на многих мужчинах за те два года, что жила в квартире над магазином своей тети. Она знала этого человека только в лицо. Китти их не знакомила, но говорила, что он работает барменом как раз в одном из тех самых огромных торговых центров, против дальнейшего расширения которых протестует ассоциация частных предпринимателей. Но, по словам Китти, протестовать против расширения еще не значило не принимать у себя работников гипермаркетов.

— Это гончая борзая, — пояснил бармен крайне самодовольным тоном. — И как давно он у вас?

«Забавно, как многие мужчины проецируют свой пол на все, что их окружает, как будто все живые существа изначально должны быть мужского рода, покуда не доказано обратное», — подумала Тесс и ответила язвительно:

— Она у меня уже примерно двенадцать часов.

— В таком случае вас ожидают определенные проблемы. Бывшие гончие, как эта, никогда не видели лестниц, и поэтому их приходится специально учить. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Мой кузен тоже взял борзую, которая больше не могла участвовать в бегах. Знаете, вам придется помогать ей подниматься и спускаться по лестнице до тех пор, пока она не научится делать это самостоятельно. К тому же она никогда не видела зеркал и не знает, что это такое… — продолжал поучать бармен.

— Если бы всем женщинам так же повезло, — притворно вздохнула Китти. — Без зеркал мы были бы гораздо счастливее. Да, вы, кажется, еще не знакомы. Это Стив. Познакомься, Стив, это Тесс, моя племянница.

— Племянница?!

Большинство женщин, оказавшись на месте Китти, сразу же кинулись бы объяснять, что отец Тесс был гораздо старше, что Китти была самой младшей из пятерых детей и всего лишь на пятнадцать лет старше своей двадцатидевятилетней племянницы. Но Китти никогда не стеснялась своего возраста и ограничилась тем, что улыбнулась Стиву, утвердительно кивнув.

Тесс присела на корточки перед собакой и поставила ее передние лапы на первую ступеньку. Эски вела себя на удивление покладисто, позволяя брать свои лапы и переставлять их со ступеньки на ступеньку. Но она по-прежнему не двигалась самостоятельно. Чтобы не раздражаться, Тесс начала мысленно считать про себя. Раз-два, передние лапы на ступеньку вниз. Три-четыре, задние лапы. Повторить. Таким образом, ей потребовалось несколько минут, чтобы спустить Эски на один пролет вниз. Она остановилась, чтобы отдышаться. Тесс находилась в отличной физической форме, но все ее тренировки явно не были рассчитаны на подобные нагрузки.

— Чего они еще не знают? — спросила она у бармена Стива, вместе с Эски преодолевая следующий пролет.

— Их воспитывают и тренируют на псарне, но они совершенно не приспособлены к жизни в домашних условиях. Если вы не хотите неприятностей, первое время их стоит держать в клетке. И ни в коем случае не кричите на нее, если она испугается или сделает что-то не так. Борзые — весьма чувствительные и нервные натуры.

— А разве это не относится ко всем нам?

К тому моменту, когда они добрались до первого этажа, Тесс чувствовала себя совершенно измотанной, Эски же, наоборот, пребывала в отличном настроении, с любопытством вертела головой во все стороны и чуть ли не срывалась с поводка. Тесс смутно припомнила, что в городе существует постановление, согласно которому владельцы собак обязаны убирать за своими питомцами, но, посмотрев вокруг, решила, что собачьи безобразия — это самое лучшее, что видела здешняя почва за последние пятьдесят лет, на протяжении которых ее поливали всякой химией.

Уже подходя к дому, она уловила восхитительные запахи, доносящиеся из кухни тетушки. Тесс вошла в холл, нарочито громко звеня цепью, пристегнутой к ошейнику Эски, в надежде, что ее пригласят войти, и не сразу придется повторять изнурительный путь наверх. Китти, как и все члены семьи Монаган, считала, что Спайк является родственником кого-то из Вайнштейнов — другой ветви семьи. Но хотя Спайк и не был ее близким родственником, Китти искренне беспокоилась за него и горела желанием выслушать подробный отчет о состоянии его здоровья. Естественно, она тут же распахнула дверь и пригласила Тесс позавтракать вместе с ними.

Кухня Китти выглядела несколько странной для женщины, которой требовалось надевать туфли на высоких каблуках, чтобы хоть немного увеличить свои сто пятьдесят сантиметров роста. Вся мебель и техника были чересчур громоздкими, и по сравнению с ними хозяйка казалась совсем миниатюрной. Но Тесс давно догадалась, что это вовсе не случайно, ибо готовить еду на такой кухне обязан был каждый новый кавалер Китти. Еще кавалер должен был быть как минимум лет на пятнадцать моложе сорокачетырехлетней Китти.

Сегодня, благодаря стараниям Стива, на завтрак были французские жареные гренки. Бармен почему-то держался довольно скованно и в то же время высокомерно, что крайне не понравилось Тесс. По ее мнению, невысокие мужчины, активно развивающие мускулатуру, практически всегда забывают о том, что развивать следует еще и душевные качества. К тому же она вообще не испытывала особой симпатии к приятелям Китти, с тех пор как Тадеус Фрейденберг уехал из Балтимора и поступил в академию ФБР в Квантико. Это произошло в январе, месяца два назад, если верить обычному календарю. И четыре приятеля назад — согласно календарю Китти.

— Томми сообщил что-нибудь новое по поводу той ночи? — поинтересовалась Китти, пока Тесс наливала себе кофе. — И как там Спайк?

— Не сказала бы, что очень хорошо. Он потерял сознание, когда мы были у него. Кто-то — я даже почти уверена, что их несколько, — основательно поработал над ним, но за свои усилия получил вряд ли больше тридцати долларов.

Стива совершенно не волновало то, что родственника Китти ограбили и при этом избили чуть ли не до смерти, и он перевел разговор на другую тему: на собачью, ибо тут он считал себя знатоком.

— Вы взяли эту собаку из специального питомника, куда отправляют гончих, больше неспособных выступать на бегах? — Стив предложил Тесс две жареные гренки, предварительно обильно посыпав их сахарной пудрой. Вообще-то она предпочла бы утром что-то менее сладкое: кашу или мюсли, — но капризничать не стала.

— Нет, я взяла ее у моего дяди, Спайка.

— Наверное, он сам только недавно приобрел ее, если она еще не знакома с лестницами? Видите ожоги у нее на бедре? Там должно было быть клеймо псарни.

Эски тихо заскулила, будто почуяв, что находится в центре всеобщего внимания. Китти отломила кусочек жареной гренки и протянула его собаке. Тот исчез в пасти Эски с поразительной быстротой, Китти едва успела отдернуть пальцы.

— Вам стоит позвонить в питомник, — продолжал Стив, — нужно знать массу всего…

— Чего, например? — довольно сухо спросила Китти.

«Этот вряд ли здесь долго продержится, — решила Тесс, — независимо от того, талантлив ли он на кухне и в постели. Она любит завтракать в тишине».

— Диета, специальные упражнения, — последнее слово он произнес не очень уверенно и неопределенно помахал вилкой, которую держал в руке. Что-то в этом жесте подсказало Тесс, что бармен уже исчерпал свой запас познаний о гончих борзых.

Когда вилка Стива, с насаженным на нее кусочком гренки, описывая дугу, на мгновение замерла в самой верхней точке, Эски, увидев намазанное вареньем лакомство, проворно подскочила к столу и схватила кусок прямо с вилки. Ее глаза ярко горели, и в них больше не было тоскливого выражения, словно говорившего: «Не обижайте меня, пожалуйста». Теперь она была готова драться не на жизнь, а на смерть за остатки еды, и Тесс подумала, что собака вполне может победить Стива. Эски была гораздо голоднее.

— У меня есть идея, — произнесла она, ломая свою гренку на кусочки. — Китти, пожалуйста, выйди на минуту в коридор.

Тесс протянула Китти тарелку с кусочками гренок и попросила ее подняться до середины лестничного пролета. Сама она встала позади Эски, крепко держа ее за задние лапы.

— Протяни ей один из кусочков, — скомандовала она тете.

Китти сжала маленький квадратик между большим и указательным пальцем, так чтобы собака могла его видеть, а Тесс принялась передвигать лапы Эски. Передняя лапа, передняя лапа, задняя лапа, снова задняя. Правая, левая, правая, левая. Она чувствовала, как сильно напряжена собака, видела, как та вытягивает шею, пытаясь дотянуться до угощения. Близко. Еще ближе.

— Поднимись еще на несколько ступенек. — Китти отошла подальше, и все началось заново. Передняя лапа, еще раз передняя лапа. Теперь задняя, снова задняя. Еще немного — и собака снова почти дотянулась до лакомства.

— Ну хорошо, дай ей этот кусочек, теперь можно, а потом нужно встать на лестничную площадку и показать ей один из крупных кусочков.

Увидев маленький кусочек хлеба, политый вареньем и посыпанный пудрой, собака словно обезумела. Поскуливая от голода и желания заполучить вожделенный кусочек, Эски всем телом тянулась к Китти. Тесс сидела на корточках позади борзой. Легкий толчок, и собака кинулась вперед, одним прыжком преодолев ступеньки, отделявшие ее от Китти. В качестве поощрения ей достался еще один кусочек гренки. Затем Китти поднялась еще на несколько ступенек, Эски пошла за ней сама, но Тесс для страховки не отходила от собаки. Спустя несколько секунд они уже были наверху, рядом с дверью в квартиру Тесс, и к этому моменту на тарелке не осталось даже крошек.

На Стива, наблюдавшего за происходящим снизу, этот импровизированный урок не произвел никакого впечатления.

— Все же вам надо обратиться за консультацией к специалистам, — громко крикнул он, чтобы быть уверенным, что его услышали наверху. — Я сильно сомневаюсь, что жареные гренки — подходящая еда для нее. Вам очень повезет, если это не вызовет у собаки расстройство желудка.

Китти наклонилась и почесала Эски за ухом. Собака взглянула на нее, морда животного излучала полное блаженство. И дело здесь было вовсе не в кусочках жареного хлеба. Однажды Кроу сказал Тесс, что в Китти влюбляются все, даже те, кто видел ее всего один раз. И Тесс была с ним полностью согласна, к тому же Кроу знал, о чем говорил: работая клерком в магазине Китти, он был страстно влюблен в свою начальницу, пока в один прекрасный день, пять месяцев назад, внезапно не перенес всю свою любовь, нежность и заботу на Тесс.

— Подумать только, от тебя без ума даже собаки, — искренне удивилась Тесс. — Интересно, есть ли хоть кто-то, кто способен устоять перед твоими чарами?

— Полным-полно. Просто я не трачу на них свое время и нервы, как почему-то предпочитают поступать большинство женщин. — Китти перегнулась через перила. — Стив, можешь помыть посуду, я собираюсь переодеться и быть готовой к открытию магазина.

Стив отправился на кухню, радостно насвистывая какой-то несложный мотив, будто мытье посуды было для него величайшим счастьем. Китти легко сбежала по лестнице и скрылась в спальне. Тесс пришлось крепко схватить Эски за ошейник, чтобы та не помчалась за своей «кормилицей».

Будучи не понаслышке знакома с тем, что нужно спортсменам вообще и бегунам в частности, Тесс наполнила для собаки большую миску воды и поставила в углу комнаты, предварительно подстелив под нее экземпляр «Бикон-Лайт», нашла старый плед и аккуратно положила его неподалеку от кровати. Эски долго стояла, задумчиво разглядывая кусок шерстяной ткани в голубую клетку, словно ожидая от него какого-нибудь подвоха. Когда Тесс вышла из ванной, собака все еще продолжала внимательно смотреть на плед, тихо рыча и стараясь не подходить к нему слишком близко.

Одевшись и уже стоя на пороге, Тесс обернулась и с беспокойством посмотрела на собаку. И что такого люди находят в общении с животными? Она никогда не понимала людей, нянчивших своих питомцев как маленьких детей, разговаривавших с ними как с людьми. Но, с другой стороны, как-то странно уходить из дома, не сказав ни слова живому существу, остающемуся в одиночестве в пустой квартире. К тому же эта собака что-то значила для Спайка, и хотя бы поэтому с ней надо хорошо обращаться. Хоть Эски и не Томми, — она же не человек, — но тоже часть жизни Спайка и заслуживает хорошего обращения.

— У меня сегодня назначена встреча, — наконец сказала Тесс, — поэтому домой я вернусь поздно, но я предупрежу Китти и попрошу ее присмотреть за тобой.

Эски на секунду подняла голову, но тут же вернулась к созерцанию пледа. «Великолепно, — подумала Тесс, — я уже начала разговаривать с собакой, а она даже не соизволила обратить на меня внимание». Она быстро сбежала вниз, понимая, что со всеми этими рассуждениями уже опаздывает на работу. Офис, где работала Тесс, находился в десяти минутах ходьбы от ее дома, и совершенно невозможно было списать опоздание на отсутствие нужного транспорта или пробки на дорогах.