15 ноября в городской ратуше намечался бал. Праздновалась победа под Эденом, а также, как не без ехидства отмечали парижане, назначение на должность главного конюшего Анри, сына д'Эффиа, наследника семейной сеньории Сен-Мар.
Супруги Лианкур готовились к балету, поскольку их пара должна была стать пятой в паване при открытии балета, а потом первой в сарабанде в заключительной его части.
Паванна была красивым танцевальным шествием, теперь бы сказали предбальный парад. Кавалеры исполняли павану при шпаге, в богатых плащах, дамы были в парадных платьях со шлейфами. Несмотря на ортодансы ограничивающие длину шлейфов, дамы все равно старались выделиться на фоне соперниц. Пусть не длинным, но каким-нибудь оригинальным шлейфом. Танец давал возможность показать изящество манер и движений.
Бал открывался исполнением паваны королём и королевой, затем выходили принцы крови, вслед за ними другие знатные особы.
Павана была легка в освоении, ибо состояла всего лишь из одного па, которое называлось "шаг паваны". Он может быть простым или двойным и делаться вперёд, назад или в сторону. Простой шаг паваны - это скользящий шаг с переносом веса на шагающую ногу (свободная нога приставляется или заносится перед шагающей с поворотом корпуса). Двойной шаг паваны: шагающая нога скользит вперёд, тяжесть переносится на неё; свободная нога подтягивается; шагающая нога снова скользит вперёд, вес переносится на неё; свободная нога заносится перед ней с поворотом корпуса. Комбинацию составляют два одинарных и один двойной шаг. Композиция состоит из шагов паваны вперёд-назад, обходов партнёрами друг друга и поклонов.
Павана привезенная Генрихом Валуа (ставшим в последствии королем Франции Генрихом III) в Жечь Посполиту пришлась по нраву гордым и свободолюбивым полякам. Потихоньку к XVIII веку из скромной гордой паваны родился прекрасный танец полонез, который соединил в себе французскую утонченность и обходительность с широким славянским размахов и прыжками.
В аллеманде, куранте, гальярде и жиге Лианкуры не участвовали, а вот сарабанду, которой балет завершался, Ядвига старательно изучала все 7 дней.
14 ноября герцог застал жену, сидящую на арабском диване, в сильно раздраженном состоянии. Рядом с ней валялось скомканное письмо.
Лианкур не стал ничего спрашивать, а взял помятый пергамент и, присев рядом с женой, начал читать.
Светлейшие герцоги Лианкур! В празднестве должна принять участие мадам Шапель, продолжительный траур которой заканчивается. Не соблаговолит ли любезный герцог в полном согласии со своей светлейшей супругой встать в пару на паванне с графиней Шапель?
Подпись - герцогиня д'Эгийон.
- Дорогая! - обратился герцог к жене, - Зато у тебя осталась сарабанда!
- Это отговорка! - быстро ответила Ядвига, - Она надеется, что я не явлюсь вообще!
- Ну… - протянул Лианкур, - племянница без ведома дяди такое письмо не напишет. Это раз. Второе - кардинал так мстит тебе за гибель шута. Тот его развлекал. В третьих - без сарабанды балет - не балет. Просто хотят сыграть на твоих нервах. Ты будешь находится целый день и полночи на балу. Устанешь. А потом вот легкий и задорный танец. Это испытание!
- А если бы я танцевала павану? - удивилась полячка, - это бы не было испытанием?
- Если бы танцевала павану, то балет закончился бы быстро. На одном дыхание. Так сказать. А тут понятно, что торжества затянут.
- Где это написано?
- Это, дорогая моя, жизненный опыт! Будет перерыв и прочее. Все для того, чтобы не все дождались конца. Ты будешь мучиться ожиданием. А мадам Шапель спокойно уйдет, когда Господин Главный примет присягу.
- А если попробывать вообще отказаться? - поинтересовалась Ядвига.
- Нельзя. Прими все как есть, дорогая.
Герцог немного ошибся. Хоть балет и был длинным и с перерывом, но все-таки не до глубокой ночи. Мадам Шапель танцевала очень робко и сразу после первого танца исчезла из Ратуши. Ядвига же в перерыв успела куда-то отлучиться заставив терзаться герцога. Вернувшись весьма умиротворенной герцогиня Лианкур поняла, что оказывается балет близится к концу и сарабанда уже на подходе.
Французская сарабанда в отличие от своей испанской прародительницы была куда более величественным и спокойным танцем. Большое внимание уделялось четкости взаимодействия танцующих, а также красивым кивкам и изящным поднятиям ног: у мужчин более высоко; у женщин лишь так, чтобы платье не поднималось выше щиколоток. Чета Лианкуров справилась с танцем достойно.
После балета герцог поспешил вывести супругу с Ратуши и в экипаже начал печально рассказывать.
- Пока ты, дорогая, уезжала куда-то, я имел беседу с Его Высокопреосвященством!
- Он заметил мое отсутствие? - удивилась Ядвига.
- Не думаю. - коротко ответил герцог.
- Тогда что он сказал печального и неприятного, что ты. Анри, так грустишь?
- Ядзя! Я грущу потому, что в отношение тебя Его Высокопреосвященство решил развернуть кумпанию… Он желает, чтобы ты отправилась в мое владение "охотничий замок". Это довольно далеко от Парижа.
- Ссылка?
- Опала. Он считает. что тебе надо отдохнуть от шума города и заняться воспитанием своего сына. Я же могу оставаться в городе.
- И что ты решил, дорогой?
- Мы уедем вместе. Будет неблагородно оставлять тебя одну в мрачном замке. Я переживу отсутствие городских развлечений. И буду надеяться, что после минутной слабости кардинал переосмыслит свои указания. Он не злой человек и вполне отходчивый. Но уж больно ты задела его своей тайной, да и сама понимаешь… Антуан ухитряется и с того света делать незуразности.
***
Первая неделя в охотничьем замке прошла для герцога довольно весело. Соседи приглашали его в гости. А один из дальних родственников, который не согласился по просьбе кардинала приехать в Париж на дворцовую службу, даже организовал замечательную охоту.
Герцогиня же мужа не сопровождала, а все время находилась с сыном. По этому поводу Лианкур язвил, что премьер-министр будет очень доволен тем, как выполняет она его распоряжение.
В начале второй неделе пребывание Лианкуров в удаление от Парижа в замок приехала взволнованная Хасинта. Увидел ее Ядвига смертельно побледнела.
- Дэвик жив? - первое, что спросила полячка.
- Да, синьора! Но он очень болен. Мэтр Шико говорит, что это пурпурная лихорадка!
- Scarlet faver? Но почему?
- Господин Шико говорит, что это эпидемия. Она по всему Парижу.
- Так, - Ядвига сжала голову тонкими пальцами. - отдохни и поешь. Я сейчас соберусь.
Герцог уже находился поблизости и прислушивался к разговору.
- Ядзя, что за срочность? Тебе нельзя в Париж!
- Дорогой мой! Там мой сын! Он умирает! - воскликнула бедная женщина.
- Это тот незаконнорожденный? - герцог присел на стул. - Прими это со стоизмом. Бог дал, Бог взял. Тем более, что отец в неведении. Да и так будет лучше и для тебя и для него. Найдете общий язык вновь. Раз не будет тайн.
Лианкур посмотрел на супругу и содрогнулся от ее взгляда.
- Пусть уж Бог меня лишит жизни, а не дите. Которое неповинно в своем рождении. Лучше молчи, Анри. Я уже уезжаю.
- Тогда я поеду с тобой. Мне ведь можно быть в городе! - герцог поднялся со стула.
- Если ты так уж хочешь, то приедешь позже. Не сейчас. Я поеду инкогнито.
- Ты безумна. Ядзя! Чтобы въехать в Париж тебе нужен какой-нибудь документ. Подписанный либо королем, либо кем-нибудь из сановников и министров.
- Я к Парижу подойду пешком, как простолюдинка. Не думаю, что в таком состоянии меня может кто-либо или что-либо остановить!…
***
Давид заболел коклюшом. Именно его эпидемия распространилась в те годы по Парижу. Коклюш - острое инфекционное заболевание, вызываемое коклюшной палочкой и характеризующееся своеобразным кашлем. Медики и врачи Парижа еще не могли точно диагностировать коклюш это или скарлатина и обе болезни называли пурпурной лихорадкой.
Ядвига прибыла в дом на улице Бюсси в тот момент, когда мэтр Шико консультировался с медиками прибывшими из городской больницы. В первый момент он не узнал герцогиню Лианкур, которая была одета как простая служанка. Герцогиня как тигрица ринулась к ребенку и начала обнимать и целовать похудевшего сына. Ребенок зашелся кашлем. Ядвига очнулась. Она положила ребенка на кроватку и громко позвола слуг.
- Жаннет, Мадлон! Горячей воды в ванне! И пусть Пьер выломает возле парка 4 булыжника. Их сразу отмыть добела и положить в печь! Пусть там прокаляться! А из кухни мне сейчас же пусть принесут связку чеснока.
Медики из больницы с интересом наблюдали за тем, что делала герцогиня. Мэтр Шико взялся помогать даме в приготовлении настойки.
Через час искупанный в кипятке ребенок крепко спал в чистой кроватке, а герцогиня Лианкур еще домывала полы,с которых были убраны ковры, соленой водой. Никаких объяснений никому она не давала.
После всех процедур и уборки Ядвига упала в кресло и уснула. Проснулась она уже на рассвете. Малыш сладко посапывал в своей постельке. Мэтр Шико спал также в кресле по другую сторону от кроватки ребенка…
***
На следующий день к герцогине Лианкур подошла заплаканная Мадлон. Женщина рассказала, что у ее единственной сестры ребенок вот в таком же состоянии забран утром в больницу возле кладбища невинноубиенных, куда свозят заболевших бедняков. Мадлон умоляет герцогиню помочь ребенку.
Полячка, уже одетая в более дорогое платье, отправляется в больницу.
Больница содержалась на деньги казны плюс пожертвования от некоторых сановников. Конечно, не хватало самых элементарных медикаментов, но чистота в больницы старательно поддерживалась. Преодолев несколько неприятно пахнувших покоев герцогиня в относительно чистой палате нашла племянника Мадлон. 10-летний мальчик захлебывался сухим кашлем. Яжвига дает приказание следующему за ней Пьеру взять мальчика на руки и идти к выходу. Но тут с соседнего тюфяка она слышит такой же кашель. Там лежит маленькая девочка, а рядом еще одна.
- Пьер! - громко зовет она уходящего слугу, - вернись и положи ребенка! Будем врачевать тут. Позови мне врачей и прочий персонал…
***
Лишь глубокой ночью Ядвига добралась до особняка Лианкуров. Дом закрыт. На стук дверь отворяет испуганная Жильберта.
- О, госпожа наша! - всплескивает служанка руками. - А где же ваша свита?
- Тихо. Жильберта! - останавливает служанку герцогиня, - Нагрей мне воды для купания. А еще я хочу есть! Сделай подогретое вино. И расстели мне постель в детской. Врядли у меня хватит сил подняться в свою спальню! Но помыться мне необходимо. Я из городской больницы. А там эпидемия кашлицы. Так у нас в Жечи Посполитой говорят. Тут это называют пурпурной лихорадкой. В общей сделай все побыстрее. А то я упаду.
Жильберта в месте с еще несколькими оставшимися в доме слугами споро принялась выполнять указания госпожи. Полячка же прошла в купальню и раздевшись до нага, жгла свою одежду в небольшой печурке.
С большим наслаждением опускается она в горячую воду, в которую предварительно насыпала высушенные травы чистотела, душицы и ромашки. Она чувствует, что уже засыпает.
- Жильберта! - зовет она служанку, - Принеси мне сюда вино и еду…
***
Целую неделю герцогиня Лианкур боролась за жизнь четырех детей. Давид быстро пошел на поправку. Племянник Мадлон и девочка Элиза также начали выздоравливать. Но крошечная соседка Эдизы Жанна умерла. Помощь пришла к ней слишком поздно.
Ядвига страшно похудела. Теперь, чтобы не носить на себе заразу она после лечения своих пациентов мылась и переодевалась в помещении прачечной больницы.
С трудом выбравшись из кареты и войдя в дом, герцогиня даже не заметила происшедших в нем перемен. Она присела на кушетку в главной зале и уже весьма обыденно впала в глубокий сон без сновидений, который обычно наступает от глубокой усталости. Именно там герцог Лианкур и обнаруживает свою супругу.
Герцог через 10 дней после отъезда супруги заскучал в деревне и решив, что вряд ли Ришелье будет гневаться столь продолжительно на их семейство, отправился в Париж. В доме он от слуг узнает о подвижничестве своей жены. Повеселившись и резюмировав, что "малыша исправит только могила", Лианкур спускается в зал и находит свою супругу спящей на кушетке.
- Не знаю, как мой родственник-министр, но я нахожусь в полном умилении, - тихо говорит Лианкур в пространство.
Потом он осторожно поднимает жену и относит в ее спальню. Там осторожно располагает ее на кровати. Ядвига тоненько всхлипывает во сне. Герцог осторожно снимает грубые крестьянские башмаки с ног герцогини.
- Вот знал бы я, что это девчонка притягивает на себя приключения и несчастья, женился бы я на ней? - рассуждает Лианкур вслух.
Также деликатно он расшнуровывает корсаж и снимает с жены верхние юбки. Укрыв супругу одеялом Лианкур на минуту присаживается на ее кровать.
- Бедная маленькая Ядзя! - вздыхает он. - Столько шрамов на теле и душе! Ну не буду нарушать твой сон…
Ранним утром Ядвига заглядывает в спальню к мужу.
- Ты решила пожелать мне доброго дня? - язвит герцог.
- Нет. Просто сказать спасибо. Что отнес меня в спальню - ответила герцогиня.
- И не только отнес, но и раздел для удобства сна.
- Я догадалась! Спасибо. Анри! Я тебя обожаю! Очень-очень! У меня не было брата! Но ты заменил мне его!
С этими словами Ядвига кинулась мужу на шею. После нескольких сестринских поцелуев герцогиня покидает спальню мужа.
- Ммммммммммда… Дорогая моя! - уже в закрывшуюся дверь говорит Лианкур, - Скажи спасибо милорду Сомерсету! Если бы не его шпага, то вряд ли я был бы для тебя только братом.
***
Мэтр Шико во время процедур рассказывает Ришелье о том, как герцогиня Лианкур боролась с эпидемией пурпурной лихорадки в Париже.
- Она врачевала в городской больнице! Ваше Высокопреосвященство! - тихим шепотом рассказывает медик, - Вылечила 3-х детей простолюдинов. Но еще и давала советы как что делать и другим лекарям больницы. Благодаря ее советам спасли племянника Шатонефа! И еще она спасла жизнь юному чешскому князю, которого ударила лошадь. Его принесли в больницу со сломанной ключицей. Но помимо ключицы у него была рванная рана на груди. Так герцогиня Лианкур ее зашила и насыпала на нее споры дождевика. Кровь тут же остановилась. Князь выжил. А его кормилица подарила ей хрустальный шар… Говорит, что волшебный.
- Ты то, Шико, - также шепотом спросил медика кардинал, - каким образом находился рядом с герцогиней?
- Ах. Ваша Светлость! - прошептал Шико бледнея, - Один из моих друзей попал в госпиталь. Я его навещал. Узнал, что герцогиня приехала из деревни из-за того, что мальчик ее самой верной служанки болен пурпурной лихорадкой. Так вот мы и встретились.
- Хорошо, - более громко сказал кардинал, - Можешь при встрече передать герцогине, что она может жить вместе с супругом в Париже.