Мари-Мадлен жила в окружение любящих людей, ценящих ее достоинство. После битвы при Ла-Рошели, когда юная и прекрасная она стала ангелом-хранителем своего великого дядюшки, она от всех, даже врагов кардинала слышала лишь добрые слова. Исключением был только день предшествующий "Дню одураченных", когда королева-мать в присутствие короля оскорбляла честь и достоинство милой дамы.
С 1638 года герцогиня д'Эгийон стала поверенной во всех делах Ришелье. Делала она это достойно. Она не была разносторонне образована, но никогда не была глупой. Поэтому по мере возможности она старалась разбираться в счетах, давать распоряжения медикам, камердинерам, секретарям и прочей прислуги министра.
После опалы герцогини Лианкур Мари-Мадлен почти полностью заглушила свое чувство ревности возникшее из-за долговременной привычке к тому, что великий кардинал нуждался только в ней. Однако покой прекрасной герцогини был вновь нарушен тем, что немилость по отношению к вдове Лианкура со стороны Ришелье прошла. Мари-Мадлен пыталась задавить в своей груди вновь поднимавшую голову ревность, но та распрямлялась со страшной силой.
Женщина привыкла к тому, что все трудности разрешаемы, поэтому она вновь решила поговорить с вдовой Лианкура, чтобы понять продолжится ли их единоборство за любимого человека или нет.
Ядвига пришла на встречу с неохотой. Она не хотела отказывать племяннице, но и не желала вести с ней разговор. Теперь, после воссоединения своей семьи она думала только о детях. Ей нравилось наблюдать за развитием отношений между Владком и Давидом. А так как из-за недостатка денежных средств с ней осталось очень мало из челяди, то вдове приходилось не просто управлять домом, но и во многих делах, например чистка и стирка вещей, самой принимать участие. Благо привычка к труду у полячки была выработана с юности, а врачевание бедноты в больнице закалили ее. Но, все равно, к вечеру она без сил падала на кровать и мгновенно засыпала.
Сейчас, сидя в удобном кресле и смотря на племянницу с ясными монашескими глазами, герцогиня Лианкур думала о том, что с радостью прекратила бы жизнь герцогини д'Эгийон и тем самым необходимость с ней общаться.
- Наидрагоценнейшая мадам! - с вымученной улыбкой начала Ядвига, ибо решила "взять быка за рога", - я не совсем понимаю, чем я обязана такой чести, как лицезреть вас в вашем милом салоне. Но я, раз уж мы встретились, хотела бы попросить вас об одной услуге.
- Я слушаю вас, любезная герцогиня, - несколько безжизненным тоном отозвалась Мари-Мадлен.
- Так вот, мадам. Я хочу попросить вас похлопотать перед вашим дядей, герцогом де Ришелье, о том, чтобы он разрешил мне с моими детьми отбыть в Жечь Посполиту. Ибо, помните как когда-то говорили мне в своем откровении, без супруга моего тут все чуждо для меня так же как вам 4 года назад был чужден двор.
- Можете не сомневаться, мадам, в том, что я передам вашу просьбу монсеньору. Тем более я постоянно опасаюсь, что вы в своей печали начнете искать поддержку в кардинале и смутите его покой! А он так болен!
- Дорогая моя герцогиня! - Ядвига еле сдерживала смех, - Вы боитесь. Что я буду бесстыдно соблазнять вашего дядюшку? Не бойтесь! Все похоронено! Но если бы я и захотела и далее идти по тернистому пути соблазнительницы, то для начала бы я просто отравила вас, ибо и нам знакомо вероломство, чтобы вы не страдали от того, что вас окружают такие бесстыдные люди.
- Вы язвите, герцогиня! - голос мадам д'Эгийон дрогнул, а ясный глаза наполнились слезами, - но вы должны понять и меня. Только безупречная репутация помогала моему великому родственнику стать тем, кем он сейчас есть.
- Ой ли, прекрасная герцогиня! До сих пор среди черни и людей повыше ходит почтенное количество "Любовных историй кардинала де Ришелье", рукописных и напечатанных. Его враги начинали туманно, намекая, что он "полюбил наслаждения в своей юности", и что во времена, когда он был Люсонским епископом, "ему захотелось предаться любви". Конечно, этот не является правдой. Ибо мы с вами как раз знаем и робость, и достаточно высокоморальный облик кардинала. Но памфетистам этого не объяснишь! Да и общение кардинала с вами у людей, которые считают, что женщины придуманы Создателем нашим только для удовлетворения похотливых желаний и деторождения, не добавляет ему ореола святости.
- Да, - вздохнула Мари-Мадлен, - тут я вынуждена с вами согласиться, ибо даже королева-мать в минуты гнева называла меня падшей женщиной, живущей во грехе с близким родственником.
- Я понимаю, как вам, драгоценная герцогиня, было тяжко слушать подобные измышлизмы. Посему вы должны понять и меня. Я не смею думать о монсеньере, как о мужчине. И желаю покинуть Францию, вернуться на отчизну свою. А теперь разрешите мне откланяться, ибо я утомлена от беседы, в связи с тем, что здоровье мое несколько пошатнулось после гибели моего незабвенного супруга.
Герцогиня д'Эгийон позволила Ядвиге уйти. Беседа с полячкой несколько успокоила ее. Она решила побыстрее начать хлопотать перед любезным дядюшкой об отъезде полячки.
***
Рошфор третьего дня вернулся в Париж. А сегодня был принят Ришелье и играл с ним замысловатую шахматную партию.
- Не надо так лихо сдавать позиции, - с улыбкой сказал кардинал Рошфору, - партия обещала быть интересной. Но вы горячитесь и проигрываете.
- Ах, Ваша Светлость, - отозвался маркиз, - я давно не занимался игрой с Вашей Светлостью, поэтому растерял все навыки. И возможно я не могу сосредоточится из-за того, что мой ум смятен одной думой.
- Какой же, дорогой Робер?
- В путешествии, монсеньор. Мне пришла мысль прервать свое вдовство.
- Ох, Рошфор! - кардинал кисло улыбнулся, - Вы же знаете, дорогой. Что женщина может сильно помешать вашему наисложнейшему делу? Неужели вы обрели какую-то привязанность?
- Ваша Светлость! Я не обрел привязанности, ибо все мои помыслы о службе королю и вам. Но я не давал обеты. Поэтому близость с женщиной не считаю зазорным. И чтобы не искать дам, которые могут и наградить постыдной болезнью и завлечь в сети ужаса, я хотел бы вступить в законный брак с женщиной, которая сможет быть моим единомышленником.
- Кто же это ваша избранница, мой милый друг?
- Я, Ваша Светлость, предвижу в какую нужду может впасть вдова герцога Лианкура. Если ей не оказывать денежную поддержку. Я желал бы, после окончания траура разумеется, предложить сей достойной даме свою руку и доброе расположение.
Ришелье с большим интересом посмотрел на Рошфора, как-будто видел его впервые или увидел в нем то, о чем даже не предполагал.
- А у вас отменный вкус, маркиз! - задумчиво протянул он, - Но я смею вас, мой драгоценный друг, огорчить, ибо на вдову Лианкура у меня совсем иные планы. Думаю. Что вскорости ей предстоит покинуть навсегда Францию.
- Тогда прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство.
- Пустое, Рошфор. Герцогиня Лианкур дама интересная… Но я хотел спросить у вас… Как милорду Сомерсету живется в Бастилии? Он уже оправился от своих ран?…
***
Мари-Мадлен приехала в Рюэль. Кардинал с нежностью пожурил племянницу за то, что она за своими хлопотами и трудами совсем забыла о своем дяди, которому пришлось играть в шахматы с Рошфором.
- Что же плохого из этого, мой любезный дядя? - удивилась герцогиня д'Эгийон.
- Он поддается! Сдал мне все свое шахматное войско! А я желал бы интриги и упорства.
- Разве милому дяде мало дворцовых интриг? - нежно попеняла племянница кардиналу, - Господин Главный никак не успокоится в своих происках! Вот вам и пожалуйте, живые шахматы.
- Да, моё сокровище, - улыбнулся Ришелье, - но в отличие от живых интриг шахматные меня успокаивают.
Мари-Мадлен поправила наброшенный на больную правую руку кардинала плащ.
- Мой дорогой Арман! - нежно прошептала она. - Я сегодня имела беседу с вдовой герцога Лианкура.
Тут племянница замолчала. А кардинал, закусив губу, чтобы не рассмеяться, смотрел на пламя камина.
- Так вот, дядюшка, - продолжала герцогиня д'Эгийон, - Она просила меня, в благоприятный для вашего здоровья момент, передать, что она нижайше просит вашего позволения отбыть с детьми на свою родину.
Кардинал чуть не подскочил в кресле от подобной новости.
- Это невыносимо! - резко сказал он, что трепетная племянница вздрогнула, - Маленькая герцогиня вечно пытается своевольничать!
- Но, дядюшка, - начала было Мари-Мадлен.
- Сокровище мое! - ласково прервал ее Ришелье, - Я самолично поговорю со своевольной вдовой Лианкура. Она покинет Францию, но не в Жечь Посполиту уедет!