Топь
Толстые дождевые капли глухо стучали по серым листьям кустов, вкраплялись в застланную сосновыми иглами тропу. С каждым часом деревья все сильнее теряли свой естественный дневной окрас. Ветвистые колючие кроны оставляли под собой голые угольные стволы, стоящие поодаль друг от друга. У их оснований пятнами простирался темно-серый травяной ковер.
Сосновые иглы проминались под тяжестью копыт, высвобождая пузырившуюся воду на поверхность. Сгорбившийся всадник медленно шагал. На преградивший путь валежник он не обратил никакого внимания, позволив лошади сойти с тропы по склону. Обойдя препятствие, всадник дернул за поводья — кобыла вскарабкалась обратно.
Казалось, нос заложен мокрой глиной. Сморкаться приходилось каждые пять минут. От стекающей носовой слизи избавлялись замерзшие пальцы, вытирая ее о гриву лошади. В груди что-то давило, заставляя непроизвольно покашливать. Недавно согревавшие кожаные перчатки обжигали холодом руки.
Впереди перекрыли лесную тропку два дерева, поваленных друг на друга накрест. Заметил всадник преграду только после остановки лошади. Осмотрел сруб. Светлое основание кое-как различалось во тьме ночи. «Срубили недавно», — мелькнула мысль в голове человека. Стянув капюшон, он огляделся, всматриваясь в темень между деревьями. Убедившись в своем ненарушенном уединении, всадник спешился. Идея проехать верхом или провести кобылу за поводья по склону отпала сразу. Уперевшись плечом в сверху лежащий ствол дерева, всадник навалился изо всех сил, сдвинув тот с места. Теперь можно было перескочить преграду верхом.
Показавшийся издалека черный куст вблизи приобретал очертания поломанной повозки. Корни, изрезавшие тропу, неожиданно увеличились в размерах и стали напоминать тела людей.
Всадник вновь осмотрелся вокруг, инстинктивно схватившись за рукоять меча. Никто из тьмы не выбегал, не летели стрелы, не выкрикивались боевые кличи. Спешившись, он побрел к ближайшему трупу.
Черное расплывчатое пятно вокруг тела на ощупь оказалось мыльным. Рубленная от плеча до бедра рана смердела, слегка вывалив из живота какую-то жижу. Кусочки кожи свисали, облепившись сосновыми иголками. Всадник обшарил в карманах, оттянул пальцем ворот, ножом осмотрел зубы.
— Можешь не искать, — донесся голос у повозки. — Все уже до тебя забрали.
Всадник отскочил от трупа, заставив грязь торопливо чавкать и пузырить воду. Наставил нож в сторону накренившейся повозки.
На склонах никого не было, как и на тропе. Левую руку он держал на эфесе меча, всматриваясь в темноту между деревьями и бросая осторожные взгляды на телегу.
— Я здесь, — вновь раздался голос со стороны повозки.
Меж крон деревьев блекло светил полумесяц. Всадник заметил размытый темный силуэт на фоне телеги. Не имевшая рук объемная фигура дрожала, чем-то тихо постукивая. Взамен ножу, наскоро вложенному в ножны, всадник достал меч.
— О, — прохрипел голос. — Я тебе не причиню вреда.
Кожаные сапоги, аккуратно приземляясь при каждом шаге на пятку, приближались к силуэту. Вблизи фигура чуть слышно похрипывала и часто сопела.
Гарда щелкнула о устье ножен. Всадник наклонился.
Перед ним сидел человек, прислонившийся спиной к борту повозки. Темная кожа аккуратно укрывала его с груди до ног. Всадник отметил, что кожаное покрывало состояло из одежды, раскиданной на куске рваного брезента. Спрятав под ним руки, человек держался за живот и иногда вздрагивал, заставляя железную защелку постукивать. Лицо его закрывалось тенью. Не смотря на это всадник чувствовал, как тот не сводит с него взгляда.
— Как давно?
— На закате. — Челюсть его постукивала, а голос дрожал. — Ты лекарь?
— Нет.
Человек тяжело вздохнул. Рядом с ним стояла чашка с водой и пустая деревянная тарелка.
— Рыцарь?
— Нет.
— Не мой день, верно? — Вздохнул. Закрытое тенью лицо отвернулось и уставилось на бегущие черные тучи, пронзаемые размытыми белесыми точками.
— Есть последнее желание? — Присел и сложил пальцы в замок.
— Я бы рассмеялся, окажись в другой ситуации. — Сплюнул. — Как тебя звать?
— Крисп Вердон.
— А меня Гэрри Вудер. Я бы пожал тебе руку, а так… болит, падла. — Подвигал плечом.
Крисп молча ждал.
— Я не знаю тебя, — вновь заговорил Гэрри. — Только просить больше некого. Вижу, при оружии ты, можешь постоять за себя. С тобой, должно быть, безопасно.
Гэрри вновь повернулся к Криспу лицом.
— Ты исполнишь мое последнее желание?
— Да, — сухо ответил тот, протягивая руку к ножу.
— Моя дочка спряталась где-то поблизости. Луиза. Она не протянет одна. Мог бы ты за ней присмотреть и не дать умереть собачьей смертью в этом чертовом лесу?
Оглянув окрест деревья, Крисп достал нож и почесал лезвием бороду.
— Почему ее не забрали?
— Луиза спала в тележке. Когда все понеслось, ее выкинуло на землю. Умная она, заползла под телегу и схоронилась. — Откашлял, сплюнутая слизь издала противный звук. — Крисп Вердон, я надеюсь, что ты порядочный человек. Не трогай ее зря, не принуждай ни к чему.
— Бывай, — произнесли сухие губы.
Нож впился в горло. Тело Гэрри дернулось, попрыгало и обмякло.
Из кустов раздался визг. Выбежавшая оттуда маленькая девчушка устремилась к отцу, окликая его. Сбив ногой чашку, она обняла его за шею и начала всхлипывать. Ручкой стала подтягивать покрывало, которое, видимо сама и соорудила. Она хлопала отца по щеке и молила того проснуться.
Нож безжалостно впился ей под ребра. Вобрав в себя воздуха, она схватилась пальчиками за лезвие. Распоров их до кости, клинок вышел из тела. Луиза скатилась к ногам отца, вдыхая судорожно воздух. Клинок проломил ей грудь и вошел в сердце.
— Ч-ч, спи. — Крисп закрыл ей глаза. — В том мире света больше.
* * *
Всюду прятались трясины и торфяные болота под покровом сфагновых одеял, осоки, коряг и вереска. Лесная тропа, затопленная туманом, юлила и петляла, прокладывая путь меж толстых стволов деревьев. Корни кочками торчали из-под земли.
Раннее утро не стремилось превращаться в день, заполняя серостью лес. Наспавшись вдоволь под мутным облачным покрывалом, небо стало меркнуть, предупреждая о грядущем вечере.
Вороная лошадь со сгорбившимся всадником брела в тумане, переступая каждый корень. После вчерашнего дождя одежда долго сохла на теле Криспа. Отвратительное ощущение въевшейся ткани заставляло кожу неметь. Кольчуга, окрасив выцветшее черное тряпье ржавыми подтеками, еще сильнее усугубляло положение своим весом. Из-за затекшего зада приходилось иногда подниматься на стременах.
Туманная дымка вдалеке уплотнялась и серела. Вскоре из-за деревьев показались каменные стены. Лесная тропа расширялась. Копыта начали позвякивать подковами по монолитным плитам.
Какой-то мужик со стены закричал, едва завидев всадника. Крисп безразлично взглянул на толстого человека с обвисшими брылами. Камзол чуть открывал волосатое брюхо. Разговаривать всаднику не хотелось — кобыла не замедлила шаг и вошла в город.
— Глухая ты скотина! — прокричал толстяк, спотыкающийся на узкой лестнице. — Стой!
Крисп остановил лошадь. Человек со вспотевшей лысиной держался в стороне, поглаживая топорик на поясе.
— Какого дьявола ты не подчиняешься, ублюдок?! — Протряс брылами. Лоб и скулы багровели, а рот брызгал слюной.
Всадник спешился. Толстяк отстранился, наполовину достав топорик. Он прищуренно всматривался в стеганый доспех, свисавший до колен, кольчугу, кожаные наручи, заметил капюшон.
Крисп выпрямился, вздохнул, издав протяжный звук, ухватился пальцами за устье ножен и подошел к толстяку, который был на голову ниже, а в ширь, как три пивные бочки. Держался этот шар на коротких ногах. От него разило мочой и потом.
— Город же не закрыт, — сказал Крисп.
— Только чужаков следует проверять. — Шар, переваливаясь с ноги на ногу, мялся и отшагивал назад. — Рыцарь?
— Нет.
— Дезертир?
— Нет.
— Лгунов здесь не любят. — Вытер вспотевшую шейную складку толстыми, как сардельки, растопыренными пальцами. — Как звать?
— Бродяга. — «Не следует разглашать своего имени».
— Бродягам такую одежку никто не потчевает. — Скривился толстяк. — Сэр.
Крисп осмотрелся. Из окна таращилась на него бледная женщина. Рядом с плетеными корзинами косился на гостя мужик. Он был то ли болен, то ли питался раз в день пойманными крысами — худее лишь скелет. Город вонял сгнившими яблоками, свиным говном, чем-то скисшим, и разбавлялось все это прелым влажным воздухом.
«Хуже города не сыщешь».
— И дальше будешь глотку драть? — Крисп уставился на бледную женщину, вскоре закрывшую шторами окно.
Толстяк фыркнул, или хрюкнул, и убрал руку с топора.
— Здесь вралям не рады, — процедил он и побрел к ступеням.
Лошадь отвел Крисп в небольшую конюшню, отсыпав несколько медяков конюху. Живот стонал и тянул. Есть хотелось невыносимо, а выпить еще сильнее.
Заплутать не удалось — все улочки вели к круглому каменному эшафоту. Виселицы не наблюдалось. На монолитном камне в центре сидел человек в обмотках, худой, по-видимому, высокий. Он упирался заросшей головой в правосудный меч, поддерживая его костлявыми руками за гарду.
Побродив вокруг эшафота, чужак на себе собрал множество угрюмых взглядов. В основном, не по себе становилось от бледных лиц, появлявшихся в окнах. Те немногочисленные люди, встречавшиеся на улице, занимались товарами, выставляющимися на прилавок. Рыба, жабы, змеи, кожа, корзины, засушенные травы, орехи. Все в ужасном состоянии: еда протухшая, кожа прохудилась, трава полусгнившая. На остальное Крисп и не взглянул, пошел дальше.
Рядом с входом в таверну сидел нищий, почти весь голый. Он плавно качался вперед-назад, надувая и втягивая живот под тихие стоны, выстраивающиеся в мелодию. Вывеска над ним вырезана из серого потрескавшегося дерева. На ней изображена нагая женщина, вливающая в себя пойло из кружки. «Еще и бордель». — Пронеслась сладкая мысль. Крисп открыл дверь и вошел внутрь.
Полусгнившая таверна пустовала. Одинокий посетитель сидел в дальнем углу, поднося кружку в форме бочонка ко рту. Трактирщик появлению чужака не обрадовался. Крисп сел у стойки и заказал эля. Провонявшее чем-то кисловатое пойло с каким-то осадком пришлось выпить. Жажда требовала свое. Отвращение наступило позже, с послевкусием. Сверху доносились тихие женские стоны и мимолетные взвизгивания. Грязные уши уловили мастерски скрытую наигранность.
— Нездешний? — спросил трактирщик.
— Верно, — ответил Крисп. — Вино есть? Эту дрянь пить невозможно.
Хозяин таверны засмеялся и откуда-то достал зеленоватую склянку с мутным напитком внутри.
— Такое же ссанье? — поинтересовался Крисп.
— Для неприхотливых.
— Лей.
Вкус оказался не шибко отличным от предыдущего. Порадовало только отсутствие вони, в зубы все равно лезла какая-то дрянь, а кислость, казалось, крошила зубы. Бросил Крисп пять медяков.
— Хватит?
— Хватит. — Отвесил непроизвольную ухмылку, сгребая монеты.
— Есть еще? — Кивнул головой, взглядом указав на потолок, когда раздался новый визг.
— Женщины? Нет, у меня только одна дочь.
Крисп вспомнил девочку из леса и как убил ее. Поморщился, причмокнул и запил вином.
— Десять монет. — Облокотился лысый кабан.
— Он тоже в очереди? — Указал на человека в углу.
— Пока еще нет. — Выпрямился трактирщик, взял грязную тряпку и вытер руки. — Надолго в Топи?
— Уже надоел? — Уголки рта слегка дрогнули вверх.
— Не часто чужаки навещают нас. Твое прибытие наверняка взбудоражило весь город.
— Оно и видно.
— Как твое имя?
— Бродяга.
— Не настаиваю, сэр Бродяга.
— И я не сэр, — добавил Крисп.
— Как скажешь, чужак.
По деревянной лестнице спустилось два довольных рыла. Один натягивал штаны на свисающее брюхо, другой вытирал руки о кожаный жилет.
— Плесни вина мне! — Стрельнул пальцем в трактирщика тот, что в жилете.
«Даже местные не пьют этот собачий эль».
Через минуту по ступенькам босыми ногами поплелась девушка в испачканной рубахе по коленки. На вид ей не дашь и пятнадцати, совсем дитя. Крисп питал страсть к смазливым женским лицам, но не к детским. Он провел безразличным взглядом поникшую девочку.
— Как тебе? — Вытаращил гнилые зубы трактирщик.
— Люблю постарше, — сухо ответил Крисп.
— О! Чужеземец! — Развело руки в стороны перекошенное рыло в жилетке после того, как допило свое вино.
«Будто ты меня не заметил раньше», — подумал Крисп, но ничего не сказал.
— Чего же ты молчишь? — Встал со стула. — Расскажи нам, куда путь держишь, о чем всюду говорят.
Ответа рыло в жилетке не дождалось.
— Не люба тебе моя компания? — Наклонил голову, чтобы взглянуть на лицо. — Или рыцарю не подобает вести беседу с такими, как я? — Он положил руку на плечо чужака.
Крисп медленно поднялся. А после резко развернулся и кулаком засветил в челюсть. Ноги болтливого рыла подкосились, опрокинув своего владельца на спину. Второе рыло подпрыгнуло, достало из сапога кинжал и рванулось к чужаку с криком: «Ах ты падла!»
Удар кинжала остановила кольчуга. Крисп выхватил один из пяти своих ножей. Клинок чужака вонзился в горло. Брюхастое рыло отплясало, бросилось на стойку, залив все хлещущей кровью и развалилось между упавших стульев. Нож отер о штанину одного из тел.
Трактирщик хотел было выругаться, но Крисп его перебил.
— Вот он. — Указал пальцем на рыло в жилетке. — Убил его. Повздорили из-за твоей дочери.
— Не выйдет, Бродяга, — раскашлялся трактирщик. — Они братья. Лучше прикончи второго.
Рыло в жилетке находилось в прострации, то открывая, то закрывая глаза. Трактирщик вышел из-за стойки. Он хромал на одну ногу. Деревянный протез издавал звонкий стук. Хозяин таверны сел на одно колено, достал ножик и хирургически мягко воткнул пару раз в горло рылу в жилетке, прикрыв тому рот ладонью.
— Теперь у тебя на одну заботу меньше, — сказал он. — Помоги мне. Спустим их в погреб.
Крисп, помедлив, взялся за ноги. Трактирщик окликнул свою дочь, та открыла дверь. Труп бился головой об углы дощатого пола, гулко затылком ударился о порог. В тесной комнатке все заставлено бочками, развешенной на веревках рыбой, чесноком и посудой. Девочка упала на коленки и открыла лаз.
— Бросайте, — сказала она, смотря пустыми глазами.
— Эй, Хью, подсоби! — послышалось из холла.
Тело, как мешок, упало вниз. Снизу воняло сыростью и гнилью. Криспа воротило от самой догадки, что могло находиться там помимо запасов. Или в этом подвале все считалось запасами?
Человек по имени Хью схватился за шиворот мертвеца и подтащил того к Криспу. Новая туша упала на свою родню. Девочка закрыла люк.
«Почему он спокоен?» — удивился Крисп, заметив угрюмое выражение лица мужика.
— Хью! — Высунулась лысая голова трактирщика из холла. — Сгони того придурка у таверны и никого не впускай.
— Да, господин Бербик. — Выбежал из комнаты.
— Быстро все отмыть! — Махнул рукой дочке. — И поживее, Элис.
Крисп глянул снова на люк подвала.
«Не впервой».
— Что вы собираетесь сделать с трупами, господин Бербик? — Поднялся Крисп. Сухожилия его рук стали натянутыми. По коже пробежал холодок. В любой момент он был готов накинуться на него со сталью в руке.
— Избавить вас от них.
— Каким образом?
— Я не лезу в твою жизнь, а ты не лезь в мою. Я оказываю тебе услугу, Бродяга.
— Услуги не бывают бескорыстными.
— Да.
— Я слушаю.
— И что ты хочешь услышать? — рассмеялся трактирщик. — Моя выгода в том, что не придется подставлять свою шею. Убийство в моем заведении не принесет мне ничего хорошего. Лучше, пусть тела найдут в болотах… если найдут.
«А под твоей таверной есть такое болото?»
Бербик чесал живот и поблескивал мыльными глазами в мертвенно застывшей улыбке.
— Еда есть? — спросил Крисп.
— Есть. — Он развернулся и поковылял к стойке.
В холле девочка смыла кровь со стойки и натирала вафельной тряпкой деревянный пол, окрасившийся в некоторых местах в близкий к угольному оттенку цвет. Крисп поднял стул и сел.
— Мяса? — спросил трактирщик.
— Вяленого.
Он нагнулся, начал в чем-то копаться, переставлял шкатулки или ящики, громко стуча ими, иногда доносился звон стеклянных бутылей.
— Этому Хью, похоже, не привыкать видеть смерть. — Интерес все же брал верх над предусмотрительностью.
— Когда-то и он был бродягой. — Вырвался короткий смешок.
— Ясно. — Допил вино, чудом оставшееся нетронутым.
— Те, кто к ней не привык, — продолжил трактирщик. — Часто становятся милы ее ласкам.
«Ласкам», — От этого слова стало тошно, особенно, сказанного таким припудренным тоном.
Трактирщик подал куски вяленого мяса, слегка испорченного на вкус, но зато пахло оно мясом. На тарелке также лежал лук, надгрызенный, видимо, крысой, огурец и кусок хлеба. Рядом Бербик поставил солонку. Пить здесь больше ничего не хотелось.
— Где можно снять комнату? — спросил Крисп.
— Здесь.
— Я хочу выспаться.
— Я тебе не помешаю.
— Но не стоны твоей дочки. — Искоса взглянул на девочку. Она заметила это и зарделась.
— У нее сегодня гостей уже не будет, если не соизволишь сам.
«Не хочешь далеко отпускать?»
— Боишься погребной тайны? — Крисп слегка напрягся.
Трактирщик вновь пустил ядовитый смешок.
— Чужаку никто не верит, Бродяга. Поэтому нет, не боюсь. — Повернулся, достал кружку и налил себе вина. Холодные взгляды не отрывались друг от друга. Блестящие мыльные глаза и мертвые тусклые черные.
Девочка домыла пол, вылив воду из ведра. Кинула в оное тряпку, взялась за ручку и побежала в комнату, где находился лаз.
— Тогда, в чем дело? — Пальцы разжимались, ладонь опускалась у рукояти ножа, поглаживая крепления.
— Нигде больше не снять комнаты.
— В целом городе? — не поверил Крисп.
Трактирщик кивнул, допил вино и принялся прочищать тряпочкой кружку.
— Сколько? — спросил чужак после небольшой паузы.
— Пять.
— Идет. — Представил, как подпирает дверь стулом, продевает меч, закрывает щеколду. — Окно есть?
— Выходит на площадь.
— На эшафот.
— Пьедестал, — поправил трактирщик.
— И кто же его занял? — Вспомнил человека, уперевшегося головой о толстое лезвие меча.
— Мы зовем его Могильником. — Кабан облокотился, подтянул стул, крякнул и сел.
Крисп ждал объяснений. Вместе с этим потерял весь аппетит под взором Бербика. Он отложил заметно оскудевшую тарелку и вытер руки о покрытый солью доспех.
— Могильник — чужак, как и ты, Бродяга, — продолжил рассказывать трактирщик. — Только в отличие от тебя, он не ест, не спит и не говорит.
Крисп мельком оглянулся. За окнами улица давно залилась тьмой.
— И почему прозвали Могильником? — не поворачиваясь обратно, спросил чужак.
— Потому что он наш городской палач.
— Палач с открытым лицом.
— Ему незачем его прятать.
— А также есть и спать, — с иронией произнес Крисп.
Трактирщик не ответил и откинулся на полупустые стеллажи.
Раздались позвякивание кольчуги и топот сапог — Крисп побрел к лестнице. В сон не клонило, но лучше застать этот момент подальше от хозяина таверны. В комнате оказалась щеколда, которой Крисп тут же воспользовался и закрыл дверь изнутри. Заметив метлу, продел ее через дверную ручку. «Может, и высплюсь», — сказал он себе.
Улегся на кровать. На желтые разводы и капли крови не обратил никакого внимания. Спать решил не раздеваясь. Накинул капюшон, его край закрывал глаза. Постарался расслабиться.
Очнулся от дремы. Приподнял край капюшона, осмотрел комнату. Виднелись только смутные очертания помещения. Выхватил нож и засунул его под вонючую подушку. Сон заглушил запахи.
Просыпался Крисп несколько раз. Однажды встал и прошелся по комнате. Ночь, казалось, уходить не собиралась. Отодвинув штору, всмотрелся во тьму. Уперся кулаками в подоконник. Глаза попривыкли — оттенки черного стали лучше различаться. Крисп всматривался в очертания эшафота. В центре находилось черное пятно. «Могильник», — сказал внутренний голос. Чем дольше Вердон на него смотрел, тем больше верилось в слова Бербика. «Не хочется с ним связываться», — заключил Крисп. В этот миг пятно увеличилось в размерах и вытянулось. «Он смотрит на меня», — вновь сказал внутренний голос. Живот и спину стало покалывать от выступившего пота. Крисп задернул шторы, проверил щеколду и лег спать.
В дверь кто-то ломился. Щеколда скрипела и вот-вот могла оторваться. Швабра подскакивала и крутилась с каждым ударом. Крисп моментально встал, полоснув ножом воздух спросонья.
— Открывай, скотина! — прорычал ломившийся.
Швабра выдерживала.
Крисп подошел к серому окну и аккуратно в него заглянул. На улице стояло еще пятеро с луками. Все в ламинарных доспехах и рваных тряпках, обмотанных слоями. Снизу доносился голос трактирщика. Крисп прислушался. «Я же говорил вам, он мог проснуться!» — все время отвечал он на ворчание незнакомого голоса.
«Как минимум девять. За дверью будет двое, внизу еще несколько, на улице точно пятеро. Дерьмо».
— Выхожу! — крикнул Крисп и после прекратившихся ударов вынул швабру.
Ломившийся открыл дверь и прижег лицо чужака облаченным в тугую кожу кулаком. Крисп пошатнулся. Не успев сплюнуть кровь, кожаные перчатки въелись в черный длинный сыромятный доспех и потянули на себя. Колено вмялось в кольчугу, ударив под ребра. Дыхание перехватило. Человек схватил согнувшегося Криспа и вышвырнул того за дверь. Голову, угодившую лбом в стену, затопила острая боль. Не удержав равновесия, Крисп упал и собрал бородой половину ступенек, скатываясь вниз. Он потянулся к мечу, но не смог его достать. Спустившийся следом человек пнул чужака, заставив того взвыть от боли.
— Это он? — Прозвенел в ушах надменный голос здоровяка, стоящего рядом с трактирщиком.
— Он!
— Тащи его.
В следующий миг пол начал отдаляться. Крепким хватом рука подняла Криспа за волосы и со всей силы приложила лицом к полу. Глаза заслезились, нос онемел, лицо обагрилось кровью. Все вокруг начало плыть, размываться и двигаться. Иногда таверна приобретала блеклый красноватый оттенок.
— Усыпил?
— Да, — ответил трактирщик. — Чужак не захотел платить за вино и еду, а когда вмешались братья Коулди, он убил их. Что калека сделает такому быку? Озверев, он потребовал еще вина и схватил Элис. Тогда-то я и подсыпал порошка.
— Это правда, — донесся тоненький голосок.
Крисп не заметил девочку раньше. Она стояла рядом с отцом и вцепилась в его штанину.
«Твари».
Откуда-то подбежал еще один громила и помог выкинуть чужака на улицу. Крисп раз перекатился и очутился на спине, хрипя с каждым вздохом. Вновь окружение стало двигаться. Круглый пьедестал медленно крутился. Камни и грязь заталкивались за шиворот, устраивая пляску.
Могильник сидел, повиснув руками за гарду, а макушкой головы уперевшись в лезвие меча. Криспу показалось, что тот просидел так всю ночь со вчерашнего дня. Могильник никак не отреагировал на протаскивающее мимо тело. «Он смотрит на меня», — вновь сказал внутренний голос. Появившееся пятно перед глазами резко приблизилось и заставило Криспа потерять сознание.
* * *
— Не забывай меня, — сказала женщина.
— Иди к черту, — сказал Крисп.
Рукам не давали свободы оковы, прибитые цепями к стене. Впереди кованая решетка. Узкая келья пустовала: ни циновки, ни миски для еды, ни ведра для срочных дел. Только три стены и стальные прутья. Унылое зрелище. Здесь хотелось только сдохнуть.
— Ты изменился не в лучшую сторону. — Прошла женщина вдоль решетки, скрывшись за углом стены.
— Какого черта ты опять здесь? Убирайся! Тебя не должно быть здесь! — прорычал Крисп.
— Для тебя я больше ничего не значу? — Она неожиданно оказалось в дюйме от окровавленного лица узника.
— Нет. — Плюнул ей в лицо.
Она наклонилась ближе, ее губы почти касались его уха.
Пронзительный крик начал сотрясать стены. Из перебитого носа потекла кровь, уши тоже пустили каплю. Голосовые связки задрожали. Вырвался рев Криспа. В глазах потемнело.
Вода, облившая лицо пленника, подействовала не так, как ожидали присутствующие в темнице. Тот заорал как проклятый. Рык окончился с опустошением легких. Вдох — протяжный вой. Привел его в чувство кулак, прилетевший по разбитому лицу.
«Дрянь! Опять ты мне снишься!»
— Захлопни оральню! — Рядом с двумя движущимися сапогами упало ведро.
Крисп не мог поднять голову. Пленник стоял на коленях, точнее, свисал. Его держали вывернутые руки, намертво скрепленные цепными оковами. Все онемело. Боль сильно запоздала. Лицо ныло, заставляя тяжело дышать. В окаменелое тело вливалась жизнь, принося с собой невыносимую боль. Криспу доводилось теперь и поболе этого.
«Черт, она опять начала сниться…»
— Насильник и убийца, чужак, именуемый Бродягой. — Четыре деревянные ножки проскрипели по монолитному полу.
Шея еле слушалась. Подняв голову, медленно хлопая веками, Крисп увидел перед собой рыжебородого мужика в кирасе цвета блевотины. Его кудрявую рыжую голову украшала рифленая войлоковая шапка. Волосатые кулаки уперлись в широко расставленные колени.
— Хочешь эля? — Спросил мужик, выхватив у другого кружку.
— Лучше сразу помочись туда. — Растянул улыбку и с хрипом начал посмеиваться.
Бородач отбросил эль в сторону, развязал шнурок под кирасой, опустил штаны. Крисп отвернулся. Моча резала разбитое лицо, словно нож. Густые черные волосы с проседью прилипли к черепу. Теплая и вонючая жидкость кончилась.
«Надо было подохнуть, но зарубить их! Время придет и для них, да… оно для всех приходит».
— Полегчало? — Надев штаны, уселся на стул рыжебородый.
Крисп только сплюнул, вновь поворачиваясь к этому гаду. Здоровяк втянул щеки, чавкнул и покривился.
— Твое имя.
«Лучше не называться Бродягой».
— Фред Гронг.
— Что ж, Фред. Ты убил двоих жителей нашего славного города. Что скажешь в свое оправдание?
«Это шутка или подобие суда?»
— Не я убил их, а тот, что в таверне хозяин. Бербик. — «Не поможет мне это».
— Слово чужака, против слов троих жителей Топи. Не густо, Фред.
— Так какого хера спрашиваешь?
Получил кулаком сбоку. Сплюнул. Половина лица вновь залилась кровью.
— С какой целью приехал?
— Проезжал мимо.
— Куда?
— К жене и детям.
— Сколько старшему?
— Двенадцать будет. — «Верит или нет?»
Рыжебородый время от времени лыбился, поднимая и опуская густые брови. Ничто его не выдавало. Впервые Крисп пожалел о том, что ему не досталось времени, как следует поучаствовать в придворных склоках и поплести интриги.
— Не повезло тебе, Фред Гронг. — Он махнул рукой.
Рядом стоящий громила взял меч Криспа и передал рыжебородому.
— Хорошая вещица. — Осмотрел навершие, схватился за рукоять и вынул на дюйм из ножен. — Дорогой. Гарда к клинку. Рыцарский клеймор. И не дал нам славного боя. Испугался, сэр?
«Сам себя спрашиваю, что вам глотки не перерубил».
— Я верю в справедливое разбирательство. — «Зря это сказал».
— Рыцарям это свойственно. Но ты не рыцарь, так ведь ты сказал господину Бербику? — Наклонился к Криспу с высоко поднятыми бровями.
«Нашивок на мне нет. Может, это спасет мою шкуру?»
— Так.
— Вралей здесь не любят.
«Где-то я это слышал».
— Мой брат был рыцарем. Он погиб у меня на руках. Это его меч. Я возвращался домой. По пути еще хотел навестить семью Томаса и сообщить скорбные вести. Мы проливали кровь за тебя, за него. — Кивнул в сторону стоящего рядом дылду с тупым лицом. — За империю. И так я плачу за это…
Рыжий помрачел. Веки припустились. Вроде получилось.
Нет, он улыбнулся.
— Рыцарь и его брат… — Выпятил зубы, ожидая продолжения.
— Ополченец. — «Верь мне, тупой кусок мяса!»
История, как видно, пришлась по душе. Бородач долгое время молчал, потирая рыжие кудри. Обращался пару раз за советом к стоящему у стены тупню. Ничего толкового посоветовать болван не мог.
— Давно не видали мы зрелищ, а? Цур? — Неожиданно повеселел рыжебородый.
— Нет, давненько не видали. — Болвана осенило. — А! Могильнику отдашь? Давай, давай! Скорее!
— Сегодня твой счастливый день, Фред! Ты не рыцарь, но воевал, пил кровь врагов. Ты легко сможешь победить даже в своем несобранном состоянии. Против тебя будет драться слепец. — Ехидная улыбка расплылась в рыжей бороде.
«Слепец?»
* * *
Во всем окружающем пейзаже прекрасным было только небо. Пушистые, крупные и низкие облака торопились куда-то на восток, позволяя солнцу украдкой освещать серые дома Топи. Толпы зевак не оказалось — одни лица в окнах. Неестественно бледные и угрюмые пятна неподвижно наблюдали.
Грязь подсохла и покрылась коркой. Раздавливая каждый попутный бугорок, Крисп высвобождал коричневую жижу. Вели его в кандалах двое бугаев по бокам, сзади еще несколько, спереди шел рыжебородый. Вскоре на представление подтянулось больше солдат, кто-то не побрезгал выйти из своего дома. Крисп по пути к эшафоту заметил ехидно улыбающегося Бербика на ступеньках своей таверны. Его дочь выглядывала из окна второго этажа.
Процессия остановились в нескольких шагах от монолитного круглого камня, в центре которого сидел Могильник в той же позе, что и всегда. Рядом с бородачом поставили скамью. Тот встал на нее и громко заорал:
— Жители Топи! — Вознес руки к небу. — Этот человек убийца, он убил дорогих нам братьев Коулди!
Впервые Крисп не услышал восторженных возгласов от присутствующих. Ему доводилось бывать на казнях, турнирах и смертельных битвах. Толпа ревела и требовала крови. Но не здесь. Лица местного люда оставались такими же немыми и угрюмыми.
— Победа над Могильником — останется жить и получит свободу, если же нет, так пусть отправится в трясину! И да осудит его Хозяин Блат! — Рыжебородый спрыгнул на землю.
Двое солдат подбежали, подхватили скамью и поставили рядом с эшафотом.
Криспу сняли кандалы и вручили его меч. Приятная тяжесть наполнила руку. Солнце высунулось и осветило клинок на мгновение. Лезвие сверкнуло, не смотря на небольшую ржавчину. «Хороший знак», — сказал себе Крисп.
Плечи ныли, а лицо горело от боли. Он ступил на скамью и замер, осматривая Могильника. Тот неподвижно сидел, как и прежде.
«Он, и правда, слепец?»
— Иди! Чего встал?! — прокричал кто-то сзади.
Наконечник копья уткнулся Криспу в задницу и вынудил запрыгнуть на каменный эшафот.
«Началось».
Могильник моментально встал и выпрямился. Длинное исхудавшее тело на голову оказалось выше и так не низкого Криспа. Квадратное острие правосудного меча было заточено, что совершенно не сулило ничего хорошего.
«Высокий, зато один».
Могильник нанес вертикальный удар. Крисп отскочил в сторону. Из-под клинка вылетел каменный осколок. Скорость движений противника впечатляла, но удивления, как такового, не вызвала. Не до удивлений было. Крисп не нападал и медленно шагал по периферии каменного пьедестала. Могильник прислушивался, держа огромный меч одной рукой. Казалось, широкий кусок стали вообще не имел веса.
Палач дернул головой и легко замахнулся. Крисп блокировал удар, но сил в руках не хватило. Со звоном клеймор развернул своего хозяина, отлетев от меча правосудия. В тот же миг множество рассеченных колец упало на монолитный камень. Крисп увернулся от последующей атаки и схватился за правый бок. Ощупал — кольчуга порвана, надрублен доспех, крови нет. «Не достал», — с облегчением осознал Крисп. Под копной черных волос Могильника он различил белесые глаза.
«Слепец».
Спиленное острие вновь рассекло воздух, не достигнув цели. Крисп сделал ответный выпад и скрестил мечи. Взор слепца всегда был направлен вниз. Неожиданно клеймор ослабил давление и спустил по кромке лезвия вражескую сталь. Клинки заискрились. Крисп воспользовался моментом и нанес удар кулаком. Мимо. Противник резко отдернул голову назад.
Мах — вновь скрежет стали о сталь.
Теперь палач схватился обеими руками за эфес и откинул Криспа в сторону. Тот чуть ли не свалился с эшафота, прошуршав кольчугой по камню до края.
Два вертикальных удара Могильника снова не достигли цели; осколки разлетались в стороны. Крисп рывком привстал и проколол лишь воздух перед собой. Слепец ловко отпрыгнул.
«Это и не слух. Жизнь? Не Дыхание же».
Опять камни начали стрелять в лица зрителям. Палач не щадил сил и рубил воздух без остановки, стараясь попасть по верткому врагу.
Сверкнула искра. Еще одна. Мечи скрестились. Могильник отпрыгнул в сторону и тут же напал снова. Взмахом меча Крисп погасил всю силу вражеского удара. Клинки впились в монолит. Новые осколки камней разлетелись под ними в стороны, подняв тусклую дымку. Палач зарычал. На его шее вздулись вены. Задрожал меч правосудия и чуть не обрубил Криспу ноги.
Толпа ахнула.
Такого никто ожидать не мог. Крисп подпрыгнул, рассек грудь Могильника и упал на холодный камень. Кольчуга звякнула. Падение сильно сбило дыхание. Каждый последующий вздох не обходился без хрипа.
Слепец отпрянул, пошатываясь, из его груди хлестнула кровь, обагрив грязные тряпки на теле. Крисп жадно глотал воздух и кривился от боли. Он тянулся к своему мечу, хватаясь пальцами за навершие. На какое-то мгновение бой остановился.
Схватился рукой за грудь. И потом Могильник поднес ее к лицу, костлявую кровавую кисть. Звериный вопль раздался на весь город. Слепец повернулся к виновнику случившегося. Тот почти встал, опираясь на меч.
«Что, паскуда? Больно?»
Вопль превратился в рев. Могильник кинулся вперед и махнул сверкнувшей сталью. Упав на спину, Крисп сохранил целостность своей головы. Со стоном он отбил в сторону следующий удар и пнул каблуком палачу в колено. Слепец потерял равновесие и чуть ли не раздавил рассеченной грудью Криспа. Успев опереться на меч, он навис над Вердоном, окропляя его лицо кровью. Клеймор впился в живот Могильника и вошел почти до половины.
Тело свалилось рядом.
Все вокруг замерли. Многие держали рты открытыми от изумления. Впервые горожане стали походить на живых людей.
Крисп какое-то время лежал на спине, любуясь стремительно проплывающими по небу облаками. Позже взглянул на мертвого Могильника. Еле как встал, достал меч из трупа. Осмотрел собравшуюся толпу вокруг презрительным холодным взглядом. Стер кровь с лица и медленно побрел. Ноги совсем не держали.
Толпа расступалась. Бородач, изумленный не меньше окружающих, не сказал ни слова. Дверь в таверну была закрыта, а трактирщика у нее рядом Крисп не заметил. Чужак побрел мимо эшафота, залитого кровью. Бурая грязь оседала на сапогах. Соленый кровавый запах пропитал затхлый воздух.
«Я не забуду всех вас». — Осмотрел стражников, после чего снова перевел взгляд на таверну. Шторка дернулась и замерла неподвижно.
Кое-как оседлав свою кобылу, Крисп проехал по площади. Глянув на так и оставшуюся у пьедестала толпу, направился прочь из города.
Дальше. Как можно дальше отсюда. Он сильно задержался.
Проехав ворота, кто-то пустил стрелу со стены. Пролетела еще одна. И еще. Вскоре всюду свистело. Пустив лошадь в галоп, всадник скрылся среди деревьев. Повезло. Обстрел прекратился. На такое расстояние луки не били. Крисп обернулся, и его лицо стало еще более угрюмым и злым. Два древка торчали из лошади.
«Долго не протянет».