Жил-был старичок из Гонконга, Танцевавший под музыку гонга.   Но ему заявили:   «Прекрати это — или Убирайся совсем из Гонконга!» Жил-был человек в Амстердаме, Не чистивший шляпу годами.   Он в ней невзначай   Заваривал чай И в ней же гулял в Амстердаме.

Жил-был старичок из Винчестера, За которым погналися шестеро.   Он вскочил на скамью,   Перепрыгнул свинью И совсем убежал из Винчестера.

Жил один старичок за рекою, Всей душой устремленный к покою.   Но шальная ворона   Вдруг прокаркала с клена: «Нет покою и тут, за рекою!»

Жила на горе старушонка, Что учила плясать лягушонка.   Но на все «раз-и-два»   Отвечал он: «Ква-ква!» Ох, и злилась же та старушонка! Жил один джентльмен в Холихеде, Разъезжавший верхом намедведе.   На вопрос: «Вы жокей?»   Отвечал он: «О'кей!» — Продолжая скакать на медведе. Жил старик у подножья Везувия, Изучавший работы Витрувия,   Но сгорел его том,   И он взялся за ром, Ром-античный старик у Везувия! Жил известный профессор в Найроби, Изучавший науки в чащобе.   Там под шелест синиц   Он читал пять страниц И опять возвращался в Найроби.

Жил старик, по фамилии Плиски, С головою не больше редиски.   Но, одевши парик,   Становился старик Судьей, по фамилии Плиски! Жил один старичок в Девоншире, Он распахивал окна пошире   И кричал: «Господа!    Трумбаду, трумбада!» —  Ободряя людей в Девоншире.

Один старикашка с косою Гонялся полдня за осою.   Но в четвертом часу   Потерял он косу И был крепко укушен осою. Жил старик на развесистой ветке, У него были волосы редки.    Но галчата напали    И совсем общипали   Старика на развесистой ветке.

Одна старушонка из Лоха Себя развлекала неплохо:   Все утро сидела   И в дудку дудела На кустике чертополоха.

Пожилой джентльмен из Айовы Думал, пятясь от страшной коровы:   «Может, если стараться   Веселей улыбаться, Я спасусь от сердитой коровы?» Жила-была дама приятная,  На вид совершенно квадратная.   Кто бы с ней ни встречался,   От души восхищался:  «До чего ж эта дама приятная!»

Жил-был старичок у канала, Всю жизнь ожидавший сигнала.   Он часто в канал   Свой нос окунал, И это его доконало.

Жил-был старичок между ульями, От пчел отбивавшийся стульями.   Но он не учел   Числа этих пчел И пал смертью храбрых меж ульями. Жил мальчик из города Майена, Свалившийся в чайник нечаянно.   Он сидел там, сидел   И совсем поседел, Этот бывший мальчишка из Майена.

Один горемыка из Клонца Купил себе зонтик от солнца,   Забрался в подвал   И там зимовал — Подальше от жителей Клонца. Один джентльмен втихомолку Забрался на старую елку.   Он кушал пирог   И слушал сорок, На ту же слетевшихся елку.

Жил мальчик вблизи Фермопил, Который так громко вопил,   Что глохли все тетки   И дохли селедки И сыпалась пыль со стропил. Жил один долгожитель в Пергаме, Он Гомера читал вверх ногами.   До того дочитался,   Что ослаб, зашатался И свалился с утеса в Пергаме. Говорил старичок у куста: «Эта птичка поет неспроста».   Но, узрев, что за птаха,   Он затрясся от страха: «Она вчетверо больше куста!»

Вышел дядя на площадь в Нордкапе В широченной соломенной шляпе.   Он сказал: «Буду рад,   Если дождь или град, Приютить вас под шляпой в Нордкапе». Жил да был старичок из Киото, Постоянно жалевший кого-то.   Он увидел лягушку   И метнул ей ватрушку, Благородный старик из Киото!

Жил дядюшка в городе Дареме, Который был мучим кошмарами.   Чтобы горю помочь,   Приходилось всю ночь Освежать его пивом с кальмарами.

Жил у речки один человечек, Ему на спину вспрыгнул кузнечик —   И такое пропел,   Что совсем оробел И на корточки сел человечек. Жил-был старичок у причала, Которого жизнь удручала.   Ему дали салату   И сыграли сонату, И немного ему полегчало. Один старичок из Оттавы Обличал современные нравы.   На совет: «Отдохни!»   Возражал он: «Ни-ни! Я не все обличил еще нравы!» Жил один старичок на болоте, Убежавший от дяди и тети.   Он сидел на бревне   И, довольный вполне, Пел частушки лягушкам в болоте. Жил на свете разумный супруг, Запиравший супругу в сундук.   На ее возражения   Мягко, без раздражения Говорил он: «Пожалте в сундук!»

В том краю Караманджаро, Где о берег бьет прибой, Жил меж грядок с кабачками Мистер Йонги-Бонги-Бой. Старый зонт и стульев пара Да разбитая гитара — Вот и все, чем был богат, Проживая между гряд С тыквами и кабачками, Этот Йонги-Бонги-Бой, Честный Йонги-Бонги-Бой. Как-то раз, бредя устало Незнакомою тропой, На поляну незабудок Вышел Йонги-Бонги-Бой. Там средь курочек гуляла Леди, чье лицо сияло. «Это леди Джингли Джотт Белых курочек пасет На поляне незабудок», — Молвил Йонги-Бонги-Бой, Мудрый Йонги-Бонги-Бой. Обратясъ к прекрасной даме В скромной шляпке голубой, «Леди, будьте мне женою», — Молвил Йонги-Бонги-Бой. «Здесь, в краю Караманджаро, Где о берег бьет прибой, Много устриц и омаров (Молвил Йонги-Бонги-Бой). Старый зонт и стульев пара Да разбитая гитара Будут вашими, мадам! Я на завтрак вам подам Свежих устриц и омаров», — Молвил Йонги-Бонги-Бой, Щедрый Йонги-Бонги-Бой. Леди вздрогнула, и слезы Закипели, как прибой: «Вы немножко опоздали, Мистер Йонги-Бонги-Бой! Ни к чему мечты и грезы, В мире много грустной прозы: Я любить вас не вольна, Я другому отдана, Вы немножко опоздали, Мистер Йонги-Бонги-Бой, Милый Йонги-Бонги-Бой!

Мистер Джотт живет в столице, Я с ним связана судьбой. Ах, останемся друзьями, Мистер Йонги-Бонги-Бой! Мой супруг торгует птицей В Англии и за границей, Всем известный Джеффри Джотт; Он и вам гуся пришлет. Ах, останемся друзьями, Мистер Йонги-Бонги-Бой, Славный Йонги-Бонги-Бой! Вы такой малютка милый С головой такой большой! Вы мне очень симпатичны, Мистер Йонги-Бонги-Бой! Если б только можно было, Я б решенье изменила, Но, увы, нельзя никак; Верьте мне: я вам не враг, Вы мне очень симпатичны, Мистер Йонги-Бонги-Бой, Милый Йонги-Бонги-Бой!» Там, где волны бьют с размаху, Где у скал кипит прибой, Он побрел по краю моря, Бедный Йонги-Бонги-Бой. И у бухты Киви-Мяху Вдруг увидел Черепаху: «Будь галерою моей, Увези меня скорей В ту страну, где нету горя!» — Молвил Йонги-Бонги-Бой, Грустный Йонги-Бонги-Бой.

И под шум волны невнятный По дороге голубой Он поплыл на Черепахе, Храбрый Йонги-Бонги-Бой; По дороге невозвратной В край далекий, в край закатный.

«До свиданья, леди Джотт» — Тихо-тихо он поет, Вдаль плывя на Черепахе, Этот Йонги-Бонги-Бой, Верный Йонги-Бонги-Бой. А у скал Караманджаро, Где о берег бьет прибой, Плачет леди, восклицая: «Милый Йонги-Бонги-Бой!» В той же самой шляпке старой Над разбитою гитарой Дни и ночи напролет Плачет леди Джингли Джотт И рыдает, восклицая: «Милый Йонги-Бонги-Бой! Где ты, Йонги-Бонги-Бой?»

Помню, помню дядю Арли С голубым сачком из марли:   Образ долговяз и худ, На носу Сверчок зеленый, Взгляд печально-отрешенный — Словно знак определенный,   Что ему ботинки жмут. С пылкой юности, бывало, По холмам Тинискурала   Он бродил в закатный час, Воздевая руки страстно, Распевая громогласно: «Солнце, солнце, ты прекрасно!   Не скрывайся прочь от нас!» Точно древний персианин, Он скитался, дик и странен,   Изнывая от тоски: Грохоча и завывая, Знания распространяя И — попутно — продавая   От мигрени порошки.

Как-то, на тропе случайной, Он нашел билет трамвайный.   Подобрать его хотел; Вдруг из зарослей бурьяна, Словно месяц из тумана, Выскочил Сверчок нежданно   И на нос к нему взлетел! Укрепился — и ни с места, Только свиристит с насеста   Днем и ночью: я, мол, тут! Песенке Сверчка внимая, Дядя шел не уставая, Даже как бы забывая,   Что ему ботинки жмут. И дошел он, в самом деле, До Скалистой Цитадели,   Там, под дубом вековым Он скончал свой подвиг тайный: И его билет трамвайный, И Сверчок необычайный   Только там расстались с ним.

Там он умер, дядя Арли С голубым сачком из марли,   Где обрыв над бездной крут; Там его и закопали И на камне написали, Что ему ботинки жали,   Но теперь уже не жмут.