Операция развивалась вполне гладко и местами напоминала избиение младенцев. Проникновение, захват оружия, недлинный бросок по красивому лесу, штурм эльфийского транспортного центра… Да, Мстислава подстрелили, но разве это настоящий отпор легендарных остроухих воинов? В рекламной брошюре Толкина, говорят, забористей…

Даже у склада с транспортной дурью схватка так и не приблизилась к отметке «смертельная заруба». Здесь, именно здесь, когда Владимир вырвал кадык последнего часового, так и не дав никому ни полвозможности хотя бы ранить себя, он остановился перед дверью. Смутное беспокойство окончательно вызрело в предчувствие гибельной ловушки.

Князь поднял руку, и его отряд замер, ожидая новых приказов.

Из-за двери веяло опасностью. А еще — что-то было в воздухе. Что-то реальное, не эфемерное, знакомое по запаху…

Владимир обернулся к бойцам.

— Княже, нас травят… — сказал один из них, припадая на колено и прикрывая ладонью лицо. Бессмысленный жест…

— Вон отсюда! — крикнул Владимир, взваливая ослабшего дружинника на плечо.

Упыри развернулись и бросились по коридору туда, откуда явились. Вторые производные, слабаки…

Но и ему дышалось тяжко, коридор, казалось, удлинялся, а бег — замедлялся… Начала кружиться голова, однако Владимир еще владел собой. Он обежал по стене падающего бойца, не уронив своей ноши, обернулся на бегу, крикнул:

— Не спать, вперед!

И вот тогда-то дверь склада разломилась надвое, и из-за обломков стартовал огненный смерч взрыва.

Владимир, самый быстрый из бойцов-упырей, раскинул руки в стороны и, зажмурившись, ускорился, сбивая дружинников с ног, но стена огня, конечно, была быстрее. Она настигла князя в падении, подтолкнула его в спину, и он полетел, пряча голову меж согнутыми руками.

Мешал боец на плече.

Точнее, он, в первую очередь, и защитил князя.

Рухнули. Владимир едва не сделал вдох, который уничтожил бы его легкие.

Ничего, лишь бы не вспыхнуть спичкой.

Мелькнула мысль, что всё происходит неприлично тихо — ни грома от взрыва и сыплющихся стен, ни более «мелких» звуков. Полная тишина.

Гореть в коридоре было нечему, и волна выплеснула всю энергию из здания.

Открыв сначала один глаз, затем другой, Владимир сделал поверхностный вдох.

Отлично, воздух приемлемой температуры.

Сдвинул с себя тело бойца. Голова его висела на коже и нескольких мышцах, почти полностью оторванная от тела. Князь вытянул ноги из-под небольшой кучи камней.

Надо же, потолок обвалился, небо видно…

Владимира спасла поперечная балка. Она не дала тяжелым камням упасть на его голову.

Ощупал лицо. Из носа и ушей — кровь.

Ерунда. До свадьбы заживет.

Так, сейчас обязательно явится группа зачистки. Надо же проконтролировать, как результаты.

А он, князь, к битве, мягко говоря, не готов.

Куда бы слиться? Где б затаиться?

Владимир почувствовал, что мышцы лица изобразили улыбку.

Дурень контуженый!

Он встал, и, шатаясь, запинаясь о каменные обломки, поплелся в поисках уцелевших соратников.

Кто-то лежал с размозженным черепом. Кому-то разворотило грудь… Один из дружинников судорожно дышал, лежа ничком. Владимир перекатил его на спину. Вместо лица — сплошное месиво, острый камень торчит из глазницы.

Владимир вынул из-за пояса тесак.

Тесак, кстати, окровавленный. «Как бы кишки не растерять», — подумал князь, ощупывая живот.

Рана оказалась поверхностной.

— Не надо, — прошептал боец, и это было первым, что услышал Владимир, да и то, потому что — мысль, не звук.

— Что не надо?

— Не убивай. Зарасту ведь… Помоги раскусить…

Владимир не сразу сообразил, что нужно раскусывать. Потом вспомнил. Билет на обратный рейс.

Положил левую руку на макушку дружинника, правой надавил на нижнюю челюсть.

— Спасибо, — прозвучало в уме.

Через несколько секунд упырь растаял, оставив разорванную и окровавленную одежду да острый осколок камня.

Князь хотел было последовать примеру бойца, но вспомнил, что, возможно, есть еще раненые.

Увы, в коридоре больше никто не выжил.

Тогда Владимир полез наружу. Там оставались Мстислав и Марлен.

Вокруг здания хозяйничал пожар. Горели деревца, трава, деревянный декор, остатки кровли, разбросанные тут и там. Здесь была пища огню, и он ее уже по-хозяйски доедал.

Князь увидел обезображенные огнем тела эльфов и чуть дальше — Мстислава.

Опознал по фигуре. Слишком обгорел дружинник.

В покрытом волдырями лбу — аккуратное отверстие.

Владимир обвел шальным взглядом округу, сориентировался, поплелся к пригорку, где должен был дожидаться Марлен.

Тем временем в ушах князя поднимался множественный шепот, шум, перераставший в гул, и в какой-то момент он схватился за уши, зажмурился и простоял некоторое время, качаясь так, что того гляди и упал бы, но устоял, устоял…

Кажется, он кричал. Размазывал по лицу пот, кровь, слезы и сопли.

Но адский шум ушел, затаился назойливым ропотом. Можно терпеть…

Перешагивая горящие обломки, князь вдруг наступил на что-то мягкое. Наклонился.

На ногу наступил. На ногу полукровки.

Востроухов был плох: из груди торчал металлический штырь. Но он жил, дышал. Его мысли блуждали на границе небытия, то проясняясь, то ныряя в темный погреб.

Владимир коснулся пальцами шеи Марлена, проверяя, насколько хорош пульс. Ну, не самый плохой пульс в округе.

— Значит, жив, поганец, — просипел князь и впервые после взрыва расслышал себя.

«Хрена с два, — донеслась мысль полукровки. — Сейчас кони двину».

— Не двинешь, ты живучий, — заверил Марлена Владимир. — Только не смей соскользнуть в бред, понял?

Князю было не по себе: он ощущал, как погружается в восприятие Востроухова. Процесс был не столь стремителен, как в тот раз, когда полукровка устроил шахматную западню… И не так уж сильны сегодня путы его сознания…

Владимир по-прежнему ясно ощущал себя потрепанным упырем, склонившимся над загибающимся Марленом. Однако одновременно с этой единственно истинной картинкой существовала параллельная. Востроухов почему-то был разодет одет этаким гусаром. Особенно нелепо смотрелись белые рейтузы в обтяжку, или как их там называли…

К собственному изумлению, Владимир снял со своей головы треуголку (широкий манжет его кафтана был не менее удивителен, а уж ботфорт, о который стукнулась опущенная им шляпа…) и оглядел поле боя. Кругом дымило, тут и там спешили в атаку пехотинцы, кавалерийский полк стоял за спиной, ожидая приказов… Флаги трепетали на ветру, равнодушные к раскиданным тут и там мертвецам двух великих армий. Владимир поглядел на Марлена новыми глазами и подумал в таком духе, мол, а ведь красивая смерть-то.

— В жопу! — сказал он вслух, снова становясь больше упырем в эльфийских шмотках, чем чистеньким Наполеоном. — Ни разу не красивая. Если ты, Марлен, сейчас сдохнешь, то это будет свинство.

— Зачем я тебе? — прошевелил губами полукровка.

— Ты, урод такой, меня утянешь. Не чувствуешь? Я тебе не позволю, понял?

Князь расстегнул ворот то ли школьной робы, то ли императорского кафтана.

Востроухов шевельнулся, приоткрыв глаза.

— Хрен тебе, а не обращение! — выдавил он, морщась. — Чтобы я пил кровь у мужика?! Это гомосятиной отдает.

— Брежнев Хоннекера даже взасос целовал, но никакой гомосятины там не было, — раздраженно проговорил Владимир. — Станешь упырем — выживешь.

Какие-то заполошные французы под гортанные вопли командира прокатили мимо них пушку.

— Ты их видишь? — спросил князь Марлена.

— Да. Опять у тебя бред.

— Понял? У нас даже бред один на двоих, дурилка картонная! — Владимиру хотелось взять полукровку за грудки и как следует встряхнуть, эх, если бы не рана в груди… — Пойми, чудило, упыри — первые в мире гомофобы.

— Скольких ты мужиков на брудершафт перекусал? — ехидно спросил Востроухов.

— Тварь ты, Амандилыч, — зло пропыхтел князь. — Вон, губы уже синеют, а мысли о херне…

Полукровка подумал, что наверняка можно активировать-таки капсулу с «обратным билетом», а там-то, на родине, подлатают.

— Ни пса тебя не подлатают, — прокомментировал Владимир. — Ты там без арматурины появишься и враз кровью истечешь. Слушай, ну рассматривай это как помощь при укусе пчелы…

— Ага, если товарища укусила змея в хрен, тоже отсоси…

— Блин, Востроухов, ты гомофобнее самого гомофобного упыря! Тебе самая дорога к нам!

Убедить этого истукана не представлялось возможным. Одно хорошо — пока он ехидничает, сознание крепко держится за этот слой бытия.

— Слышь, Амандилыч? Помнишь свой последний секс со своей Светой?

— Вот не надо только…

— Дурак, ты ни черта не понял, что ли? — Владимир пальцами открыл веки полукровки. — Мы — это одно и то же. Все люди — братья. Смешно, но факт.

— Сир, что прикажете предпринять на правом фланге? — отвлек упыря какой-то генерал с челюстью, как рисуют у Щелкунчика.

Владимир ответил в крайнем раздражении:

— Раздайте всем черенки от лопат и вперед, бля!

Генерал застыл, недоуменно выпучив глаза, и стал еще больше походить на сказочного героя.

— Тихо, друг, — вяло пролепетал Марлен. — Если ты еще и разговариваешь с глюками, они становятся реальней и реальней… Этому учили, когда… Ну, чтобы в представительстве…

— Эй, не заговаривайся! — Князь похлопал Востроухова по щеке. — Держись, эльфолюдок несчастный!

Он наступил на правильную мозоль — полукровка вздрогнул, сознание его прояснилось.

— Я бы тебе сейчас с удовольствием по морде… И за само словечко, и за то, что ты его подслушал.

Теперь Марлен задышал тяжело и прерывисто, открыв рот. Его лицо напомнило князю трагическую маску, какими украшают фасады драмтеатров.

Владимир полоснул кухонным тесаком свою левую ладонь, кровь мгновенно выступила и стала капать наземь. Князь сунул руку в рот полукровке.

Тот поперхнулся и попробовал убрать голову, но — слабость…

— Гад! Сука! — услышал его мысли Владимир.

Востроухов попробовал его укусить, но и на это сил не оставалось.

Французская армия в ужасе наблюдала, как император хищно склонился над умирающим русским и вонзил зубы в его шею.

В этот момент они и пропали — и Наполеон, и русский.

А может, пропала сама французская армия.

Это же Россия. Здесь всё возможно.

Владимир отстранился от Марлена, оторвал от робы кусок ткани и замотал руку.

По телу полукровки пробежала судорога. Глаза широко распахнулись. Востроухов схватил штырь и со стоном выдернул его из груди. Длинный, однако.

Владимиру показалось, что Марлен сейчас резво встанет и будет как новенький, но князь знал — после таких ранений с немалой потерей крови никто не вскакивает. И Востроухов действительно всё еще был слаб. Его разум полностью очистился от продуктов бреда, сил хватило на то, чтобы приподняться на локтях и оглядеться.

Упырь последовал его примеру. Взорванное здание. Догорающие обломки. В ста метрах — древний эльфийский лес с огромными деревьями. Владимир снова обратил взгляд к полукровке, но тут же обернулся — на краю леса стоял Амандил. Стоял, широко расставив ноги и держа руки за спиной. И смотрел. А за ним, меж деревьев — пара десятков эльфов с автоматами.

«Хм, а ведь Амандил похож на того французского генерала-Щелкунчика», — отметил Владимир и сказал:

— Мы попались.

— Не ори так, пожалуйста, — попросил Востроухов.

— Что?.. А, это контузия. — Он отмахнулся. — Вариантов три. Погибнуть героями. Сдаться и выжидать. Прокусывать капсулы и мотать.

— Нас, скорее всего, сразу убьют, если сдадимся. Кстати, я же скоро чесаться начну, да?..

— Несколько часов есть. Чёрт, идут. Прокусываем.

Они клацнули зубами, выпили по транспортной дозе.

Стали ждать, глядя, как неспешно, но неотвратимо к ним приближается отряд Амандила.

— Меня точно выпилят, — уверенно сказал Марлен. — Должен же Тарас дострелить своего Андрия. Контрольным в голову.

— Если успеет.

Владимир ощущал буквально физическую боль: он не имел сил ни на драку, ни на то, чтобы подхватить полукровку и смыться, как недавно он проделал внутри «института наркоты и путешествий».

Эльфы были слишком близко, а дурь всё не действовала.

— Говоришь, все люди братья? — усмехнулся Марлен, глядя на остроухих автоматчиков.

— И не только люди. Ты, когда, ну, в последний раз… со Светой-то… Разве не увидел, не услышал?

— Чего?

— Ну, лик, что ли…

— «Так на холсте каких-то соответствий вне протяжения жило Лице»?

— В смысле?

— Ну, «лице» — это устаревшее «лицо». Так Хлебников обычно писал. — Марлен устало опустился с локтей на спину.

— Всё равно бред. Дурь не действует, я уже различаю в глазах твоего папочки надписи «Вам песец!», мелкими, заметь, буквами, а ты мне стихи. И не лицо я видел, а рожу типа зомби какого-то из комиксов.

— Ты его не только видел, но и слышал, да?

Князь внимательно поглядел на Востроухова.

— Пожалуй, да. Но мы же побывали там, где нет разницы, ну, то есть, это здесь приходится как-то объяснять… местными словами. Чтобы тело понимало, о чем ум лопочет.

Марлен схватил Владимира за руку.

— В яблочко! И получается, что все люди — бог!

— С синюшной мордой, сшитой из разных клочков, — сардонически добавил Владимир.

— Убить! — скомандовал Амандил.

Тут же затрещали выстрелы, и Владимир, а может быть, Марлен, но, скорее всего, оба подумали: «В кого стреляете? В бога стреляете… Эх…»

А потом всё перестало.

Вообще всё.