Война — удел сильных и уверенных в своих силах полководцев, которых мудрые либо самонадеянные правители посылают завоевывать новые земли, или оборонять государства. Война — шахматная партия двух вдумчивых воинов, которые рассчитывают каждый шаг и пытаются предугадать шаг противника. В войне важны такие качества, как рассудительность, тактика и уверенность в своих силах. Слабые и неуверенные полководцы никогда не одерживали славных побед, оставшихся в истории и донесшихся до наших дней в былинах и сказаниях. Правитель может быть глуп и эгоистичен. Полководец же не имеет на это право, потому что каждая его ошибка стоит ему потерянных жизней солдат, которые пошли за ним в бой и поверили его словам о долге и чести, доблести и отваге, мужестве и решимости стоять до конца за Родину и Царя.

Мне никогда не хватало терпения для рассудительной игры в шахматы. Возможно, у меня не такой уж аналитический склад ума, а возможно, я просто ее не понимаю. Тем более я никогда не получал удовольствия от насилия, и не важно, происходит оно на моих глазах без моего участия, либо меня вынуждают драться. Я не боец, не воин, и тем более не полководец. Однако мы смогли, мы победили, мы защитили этот остров.

Выйдя на берег, следы прогремевшей только что битвы видны не были, однако посмотрев в глаза жителям и войнам я понял, что не там их ищу. Следы бывают не только в виде багровых пятен на желтом песке, разрушенных шатров и горящих бойниц. Следы этой битвы — глубоко в душе, отражались в глазах каждого жителя и безмолвно кричали о горечи потери.

Мое маленькое войско не ликовало от разгрома врага, не пело праздничных песен и не бросало в небо копья. Мой войско, окутав горизонт острым взглядом, роняло тихие слезы скорби по тем, кто отдал за эту победу намного больше, чем имел. Жизнь родных и товарищей стала ценой их свободы и жизни на этом острове, и все это прекрасно понимали.

Я не находил слов, а после мгновения раздумий не стал говорить им ничего, просто пройдя рядом и заглянув им всем в глаза. Они кивали мне в знак благодарности, а я дотрагивался до плеча каждого, принося молчаливые соболезнования. Нам еще много предстоит сделать вместе, как минимум проститься с героями этой битвы, но сейчас я решил их оставить наедине с душами тех, кого сегодня не стало.

Подойдя ко входу в деревню, к тем стволам Тенериса с серой кожей корой, что так пугали меня в мой первый день, я заметил Киру. Взгляд ее не был направлен вдаль, а смотрел на меня. С глаз катились слезы, а внутри них была такая пугающая пустота, что я застыл на месте.

— Кира… — выдохнул я, однако она ответить ничего не могла, лишь продолжала лить слезы. С огромным усилием, на подкашивающихся ногах, я добрел до нее, сделав всего пару шагов, после чего она бросилась ко мне, крепко обняв и разревелась у меня на плече. Невольно к глазам подступили слезы. Небо таким же голубым куполом окружало нас. Слабый ветерок раскачивал огромные листья Тенериса. Солнце жгло спину и голову, однако это было абсолютно не важно, потому что Кира, ставшая мне родной, оплакивала невосполнимую потерю, о которой я никак не мог решиться спросить, потому что знал, что один из вариантов ее ответа я просто не переживу.

Я продолжал успокаивать ее, гладя по голове и спине, прижимая ее крепче в моменты истерик, и отпуская тогда, когда она чуть успокаивалась. Мы стояли так несколько минут, пока я не заметил впереди на тропинке Анику. Она стояла и смотрела на нас удивленными глазами, видимо еще не зная о том, что я понял только что — Эллирии не стало.

Обратив внимание Киры на Анику, я позволил ей первой подойти к ней. Как ни крути — это их семья, их мать. Я оставил их одних и побрел по тропинке к шатру Эллирии, не скрывая слез и не пытаясь их утереть. Пусть текут по небритым щекам, оседая солью и горечью на губах. Вот он — истинный вкус победы, и сладости в нем нет ни капли.

Добредя до середины деревни, почти подойдя к шатру Эллирии, где в Храме Тенериса пряталась Аника с населением, я сел на песок и устремил свой взгляд вдаль, прочь от моря, в противоположную сторону. Там находилось поле для тренировок, где мы совсем недавно отрабатывали оборонительные и наступательные приемы с девушками воинами. Чуть левее тропы я заметил почерневший силуэт девушки, и сердце мое вновь сжалось терзанием скорби. Подойдя ближе, я заметил, что рядом с телом лежит копье, острие которого испачкано черной кровью. Девушку было не узнать, однако на ее шее я заметил блестящий медальон. Медальон Провидицы — Эллирии. Армия Пэлла все-таки прорвалась в деревню, и Эллирия, вместе с несколькими воинами обороняли шатер с населением ценой своих жизней. Покойтесь с миром, герои песчаного острова, и простите, что я не смог вас уберечь.

Общее состояние деревни было подавленным. Война унесла 27 жизней, из них 2 было детских. Таких потерь они еще не встречали, и вопросами захоронения занимался я, взяв на себя инициативу самостоятельно. За тренировочным полем я обнаружил полянку, где принялся копать могилы для последующего захоронения. После того, как работа была сделана, а тела погребены, все собрались для прощания со своими родными и близкими.

Я не знаю, как у них было принято прощаться, и каким образом ранее они это проделывали, однако я был удивлен тем, что к могилам родных они несли синие цветы Тенериса, который по неведомым мне причинам снова зацвел. Цветы клали рядом, принося также разные предметы быта и личные вещи. На двух могилках я рассмотрел детские игрушки, и несмотря на то, что слез уже было пролито не мало, снова заплакал.

Рядом с одной из них стояла девочка по имени Нике, в руках которой была небольшая табличка с надписью. После того, как она ее установила, я прочитал мелкие строчки, написанные на ней:

Мне не нужно игрушек, что были желанны.

Я простила обиды, что были глупы.

Я сегодня осталась без брата и мамы.

Мы остались с сестренкой Даной одни.

Ты не плачь, милый братец, не стоит бояться.

Лучше маму покрепче за нас обними.

Мы с сестренкой не будем отныне ругаться.

Будем к вам приходить, в светлой Памяти Дни.

После тихого вознесения цветов и иных предметов, все повернулись ко мне. Аника с Кирой стояли в толпе рядом друг с другом, крепко держась за руки. Глаза Аники были опухшими от слез, однако не смотря на горе и боль в ее взгляде я прочитал нотку одобрения и благодарности. Все ждали от меня слов, однако мне трудно было их подобрать.

— Еще не так давно я был странником на этих Песках, — начал я, — Я не знал своего пути, пока Провидица мне его не указала. Мой путь — защита этого острова, однако не смотря на все мои старания я не справился. — опустив голову замолчал я. — В моем мире, где нет и капли той сплоченности и преданности, той любви и заботы, что я увидел здесь, ходит сказание. Оно твердит о том, что после смерти, душа человека попадает в мир, намного лучший и светлый, чем этот. И я в это искренне верю. Некоторые народы, не смотря на боль и скорбь, устраивают праздник и радуются за своих родных, за их переход в иную, лучшую жизнь. Нам их будет не хватать, всех, кто героически предал свои тела этому Песку. — я обвел всех присутствующих уверенным и твердым взглядом. Они скорбели, однако мои слова нашли в их сердцах место, немного заглушив скорбь.

— На правах Повелителя Песков я объявляю этот день — Днем Памяти. Отныне мы будем собираться вместе на этой поляне и возносить цветы нашим родным и близким каждые сто дней, дабы их подвиг никогда не был забыт нами. — закончил я.

Первой ко мне подошла Аника, с мокрыми от слез щеками, и крепко прижалась ко мне. Сразу за ней подошла Кира, и также примкнула к объятиям. Кто подошел далее мне уже было не разобрать, однако через мгновение мы стояли все вместе — все население маленькой деревни, живущее на маленьком песчаном острове невесть в каком мире, слилось в едином объятии скорби и светлой памяти павшим, в День Памяти.

***

Я в своей жизни много раз встречал фразу о том, что время лечит. Лечит обиды, затаившиеся в сердцах друзей. Лечит сердца, разбитые преданной любовью. Лечит души, израненные безответностью и равнодушием. Одно время я даже с гордостью повторял эту фразу своим друзьям, не находя иных слов для их утешения. Однако недавно я понял, что время не лечит, а смазывает эмоции, как вода, омывающая острые края битого стекла. Вот его кромка режет тебе пальцы, принося боль и страдание, а вот, спустя время, она уже гладкая и не приносит вреда. Но это все же стекло, и надломив его кромка появится вновь. Раны на нашем сердце затягиваются и перестают так сильно болеть, однако рубцы на нем остаются с нами всегда, напоминая о причиненной когда-то боли.

Прошло около двух недель с того дня, как мы победили армию Пэлла. Я окончательно перестал ходить к морю, но в глубине души понимал — это от того, что рана на сердце еще не затянулась, а эмоции не смазались. В Храм Тенериса я также не спускался по той лишь причине, что он обязательно захочет диалога, а я к нему пока еще не был готов. Я бродил по деревне, смотрел, как яро и остервенело тренируются девчата, вымещая скопившуюся злость, как дети пытаются играть в догонялки, однако оглядываются по привычке через плечо, в поисках взгляда родного и близкого человека, которого уже нет. Смерть пришла в этот мир слишком рано, и у меня было ощущение, что пришла она вместе со мной. Плюнув на все, я направился в сторону моря, не особо и задумаюсь, что иду именно к нему. Выйдя на пляж и заметив, что круг солнца, упрямо встающий и садящийся изо дня в день, не взирая на наше горе, сейчас медленно клонится к горизонту, роняя оранжевые лепестки света на желтый песок, я направился вдоль берега. Мной овладело чувство вины. Я винил себя за то, что не смог спасти всех жителей деревни, за то, что не предугадал прорыв армии Пэлла в деревню, наивно полагая, что он будет драться на своей территории. Кроме всего этого, я не понимал, что будет дальше. У меня беременная жена, которая не в столь долгое время родит мне ребенка, и воспитывать его придется здесь, вдали от цивилизации, памперсов, медицины в конце концов! И принять решение о том, нравится мне это или нет я в данный момент не мог.

«Живи» — просто сказал мне Алексис и Антон. Я что-то другое, но не часть этого острова. Странно конечно, однако с их выводами я не мог не согласиться. Во мне действительно нет вод этого моря, а способность превращаться в песок дарована при перемещении в этот мир неведомо кем. Кроме всего этого, для меня оставалось загадкой, кто и как смог понять, что у меня получиться спасти этот мир? Хотя с чего я взял, что именно я такой уникальный? Может быть любой, кого-бы сюда забросило, при наличии таких способностей смог бы спасти остров? Тогда получается, что судьба спасителя была написана за ранее. Спаситель должен был стать Повелителем Песков, стать защитником острова, влюбиться в Анику…

Теперь придется пробовать с этим разбираться! Ну почему в моей голове всегда роятся тысяча вопросов, от ответов на которые жить становиться отнюдь не легче? Я все также шел по полоске пляжа прочь от деревни, уже не смотря ни на море, ни на темнеющее небо. Я смотрел под ноги на песок, которым я был некоторое время назад, сражаясь за остров. Неужели спасти его мог каждый, кого бы выбрал Миррилиус?

— Ни в коем случае. — услышал я глубокий голос седовласого старика. Я поднял свой взгляд вперед и заметил его. Он стоял в нескольких шагах от меня, в черном смокинге, что знойным вечером на пляже смотрелось достаточно глупо. В руке у него была рукоятка трости, конец которой был воткнут в песок. Он смотрел вдаль, на горизонт, где в его голубоватой линии соединялись море и небо.

— Зачем ты здесь? — устало спросил я, встав рядом и также устремив свой взгляд вдаль.

— Я не перестаю удивляться разнообразию миров, однако я безумно люблю такие вот, простые миры. Остров, море, небо и солнце, и ничего лишнего. Я бы на таком однажды с удовольствием поселился бы и жил, пусть не долго, но вполне счастливо. — словно, не слыша мой вопрос говорил он.

— Я задал вопрос. — более твердо повторил я, повернувшись к нему лицом.

— Я слышал твой вопрос, однако для ответа на него время еще не настало. — переведя взгляд на меня ответил он. — Не хочешь прогуляться со мной по берегу? — будто бы старому знакомому предложил он.

— А я могу отказаться?

— Нет. — все также спокойно ответил он.

— Тогда пойдем. — указав рукой направление в противоположной стороне от деревни, предложил я.

— Нет, я бы хотел прогуляться до деревни. — развернувшись ко мне лицом, ответил он и сделал шаг мне на встречу.

Посмотрев в его синие глаза, я не заметил ни нотки угрозы с его стороны, однако его внезапный визит меня насторожил. Развернувшись в обратную сторону я неспешным шагом побрел с ним рядом.

— Твое сердце оказалось действительно добрым, Александр. — начал он. — Честно говоря, кое-кто и не надеялся на то, что ты сможешь не то чтобы стабилизировать обстановку в данном мире, а расставить все по местам. Молодец. — улыбнулся он.

— Что это значит? И зачем ты явился? — требовательно спросил я.

— Это значит, что ты годишься для более ответственной работы, нежели мы предполагали вначале.

Я остановился. В моей голове еще не до конца осел беспорядок, связанный со всеми интригами этого острова, а тут Миррилиус сваливается мне на голову со своими.

— Объяснись, будь добр. — спокойно попросил я, не особо надеясь на то, что он станет спокойно мне все объяснять. Остановившись рядом со мной, он повернулся ко мне лицом и принялся рассказывать о том, что мое появление на данном острове действительно не случайно, а тщательно спланировано. Что это остров дорог невесть кому, кого он называть не имеет права, однако у меня все получилось, я молодец, и могу рассчитывать на более выгодное предложение от работодателя. По мере того, как он это рассказывал, я сначала терялся, после чего начал злиться.

— Постой, что значит тщательно спланировано? Что именно спланировано и кем? — стальным голосом я начал подготавливаться к самому главному для меня вопросу.

— Ты и так все уже понял. — спокойно ответил он, тот, кто рассказывал мне сказки о новом мире, который даруется мне безвозмездно и только для меня.

— Нет, не понял, объясни! — более требовательно настоял я, приготовившись к перевоплощению и еще одной схватке.

— Александр, мне не нравится Ваш тон. — попробовал он уйти от ответа, однако я давил его своим злобным взглядом. Отведя взгляд в сторону, мне впервые показалось, что он чувствует себя не уютно. — Это была не моя идея, так что на меня злиться не стоит. Тебя нужно было стимулировать. Тебе начали сниться сны, для того, чтобы ты разобрался в ситуации. После этого ты обнаруживал все новые способности и укреплял в себе веру в успех…

— Аника? — дрогнувшим голосом спросил я.

Миррилиус повернулся ко мне лицом и посмотрел прямо в глаза. Спустя пару мгновений он все-же ответил.

— Да. Этот остров должен был стать тебе родным по-настоящему, чтобы ты боролся за него до конца, само собой до победного. Поэтому в ход пошли и не совсем этичные способы. Но я повторюсь, идея была не моя.

Далее я слушать не стал, а просто инстинктивно бросил кулак своей правой руки к его лицу, и был совсем не удивлен, когда кулак врезался в невидимую опору-оболочку в нескольких сантиметрах от его лица.

— Тебе станет легче, если я скажу, что это мне также не по нраву и я протестовал? — спокойно продолжив стоять на месте спросил он.

— Нет, не станет! — рявкнул я.

— Саша, послушай меня, ситуация с Аникой зашла несколько дальше, чем планировалось, поэтому даже и не думай, что это не твоя заслуга! — удивительно быстро начал тараторить Миррилиус извиняющимся тоном. — Ты ее добился, ты ее взял в жены и ребенок у нее твой! Мы не воздействовали непосредственно на нее, мы корректировали обстоятельства, происходившие вокруг вас, и все! Не придумывай ничего лишнего, прошу. — закончил он, и вы знаете, что удивительно? Мне стало легче! Немного конечно, но все же. Узнать о том, что ты добился девушку, которую полюбил всем сердцем, потому, что кому-то захотелось привязать тебя чувствами к данному острову, крайне неприятно. К тому же, у нас с ней будет ребенок.

— Зачем ты пришел? — снова задал я первый вопрос.

— Я хочу посмотреть на устройство, которое придумал Антон для исполнения своих причудливых желаний. — коротко ответил он. — Для меня это единственная не решенная переменная в этом уравнении.

— А я-то думал, что ты все знаешь. — попробовал я его задеть, однако он на мою колкость не отреагировал.

— Так ты покажешь его мне? — требовательно спросил он.

— Сейчас? — уставился на него я.

— Ну а когда? — удивительно спросил он.

— Скажи пожалуйста, мудрый и всезнающий Миррилиус, каким образом я объясню населению деревни, едва оправившейся от шока потерь битвы, твое странное появление тут? Или ты думаешь, что у нас тут каждый вечер щеголяют старички в смокингах с тростью, любуются закатом, и бродят по деревне? — раздраженно ответил ему я.

— Они ничего не заметят. Пойдем. — уверено сказал он.

— Постой, что это значит? Чего я еще не знаю? — упрямо стоял на своем я.

— Просто проведи меня. Население деревни, с того момента, как я появился на данном острове, замерло на тот промежуток времени, пока я тут нахожусь. Впрочем, как и все, что находится вокруг нас. — спокойно ответил он.

Солнечный диск, обычно на глазах скатывающийся к горизонту продолжал висеть в небе, роняя розовые лучи в море. Господи! Море застыло и не шевелилось! Все, находящееся вокруг нас, застыло в немой паузе.

— Ты и временем управлять умеешь? — удивленно спросил я, и у меня в голове уже начал было созревать другой вопрос, более важный, однако сформулировать его я не успел.

— Отчасти. — ответил он, после чего предугадав мой следующий вопрос сразу ответил. — Мы не можем отмотать его назад и спасти людей, увы. Я не наблюдал за твоей битвой и не мог тебе помочь. К тому же, это против правил.

— Сука ты, старик. — тихо ответил я. — Пошли.

Миррилиус на мое оскорбление отвечать никак не стал, а молча двинулся за мной. Мы прошли с ним около километра по пляжу, после чего показались стволы деревьев Тенериса. Спустя минут двадцать мы были в деревне, и она передо мной предстала в новом видении. На тропах находились люди, еще недавно направляющиеся по своим делам, однако застывшие в разных позах, прерванные желанием одного могущественного старичка утолить свою любопытство. Между шатрами проглядывались силуэты еще недавно играющих детей. Я провел его через деревню к шатру Эллирии, у входа в который уже не стояли атлеты. Спустившись в зал Тенериса, Миррилиус на секунду обвел его взглядом и с удивлением заметил, что сердце Тенериса продолжило биться даже после того, как время на этом острове остановилось. Я данное обстоятельство комментировать никак не стал, просто пройдя мимо, и Миррилиус, следую за мной, прошел мимо стоявшего рядом трона из корней, когда-то красиво светящегося голубым сиянием.

Пройдя в первую комнату, где стояли компьютеры и мониторы, я вспомнил, что отключил все оборудование, вместе с осветительными приборами. В комнате была непроглядная тьма, и я остановился, вспоминая дорогу к комнате с огромной розеткой.

— Света здесь что ли нет? — удивленно спросил Миррилиус за моей спиной.

— Был, я выключил, как уходил. Неужели не знаешь требований безопасности? Уходя — гасите свет. — ответил я ему.

За моей спиной послышалось шуршание ткани, после чего сзади меня появилась полоска белого света. Посмотрев назад я разглядел в руках моего спутника мобильный телефон с включенным фонариком. Я уже и забыл о такой роскоши, как мобильный телефон, а еще и сенсорный, да к тому же со встроенным фонариком.

— Давай. — протянув руку вперед потребовал я.

— Только давай быстрее, а то говорят, что от фонарика вспышка портиться. — смущенно ответил Миррилиус. Этими словами он заслужил от меня такой удивленный взгляд, который он смог рассмотреть даже в кромешной тьме.

— Что? — непонимающе спросил он.

— Временем повелеваешь, а срок вспышки продлить не можешь? — с иронией спросил я.

— Нет, не могу. — вполне серьезно ответил он.

— Тогда купишь новый. — ответил я ему, и развернувшись стал искать путь.

Не могу сказать, что фонарик светил лучше, чем цветок Тенериса, освещавший мне путь в последний раз, когда я тут был. Мы снова прошли сад, бассейн, как-то попали в кабинет, из которого долго не могли выбраться, и спустя примерно пол часа я нашел то, что искал. Подозвав Миррилиуса ближе, я попросил его подсветить мне фонариком, а сам принялся втыкать лежавшие со всех сторон вилки электропроводов. Провозившись минут пять дело было сделано, и в жилище Антона воцарился свет.

— Можешь гасить свой фонарик, пока вспышка не сгорела. — сказал я.

— Очень смешно, юноша. — ответил он, и это обращение словно отрезвило меня. Он был могущественнее меня в разы, понимал больше, чем я, и знал намного больше. С чего это я так легко стал с ним шутить, как с человеком, слабее себя?

— Вот и мне это непонятно. — пробурчал Миррилиус вслух ответ на мой вопрос. Я совсем забыл, что он и мысли мои читать умеет.

— Перестань читать мои мысли. — попросил его я.

— А ты не думай так громко. — спокойно ответил мне он. — Показывай, рассказывай, что и где тут у Антона.

И я стал рассказывать. Показал старенький телевизор, показывающий черно-белое изображение, показал комнату с бассейном, которую мы проходили, комнату с компьютерами и мониторами, кабинет, спальную, кладовую, сад. Нашел еще несколько помещений, которые ранее мне на глаза не появлялись. Экскурсия заняла около полутора часов, после чего Миррилиус довольно хмыкнул и сказал, что мы можем возвращаться наверх.

Снова выключив все вилки с розеток и найдя с помощью фонарика путь обратно, мы вышли в Храм Тенериса. Миррилиус еще на одно мгновение остановился около огромного сердца, после чего продолжил осторожный путь по полированным черным плитам. Поднявшись наверх, в шатер Эллирии, он было остановился для диалога, однако я прервал его фразой «не здесь», и первым направился к выходу. Мне казалось, что разговаривать в ее шатре с Миррилиусом будет не уважительно к ее доброй памяти.

Выйдя на улицу, я остановился у входа, и дождавшись Миррилиуса, спросил его.

— Ты доволен тем, что увидел?

— Насколько это возможно. — нейтрально ответил он.

— Скажи, только давай начистоту, ладно? — повернувшись к нему лицом и посмотрев прямо в глаза сказал я. — Что ты там искал?

Наверное, впервые за мое знакомство с этим странным человеком на его лице я разобрал борьбу между искренним желанием ответить мне честно, и желанием по привычке уйти от ответа. Однако увидев это, я с удивлением ответил на свой вопрос сам.

— Неужели вы и правду боялись, что Антон, унаследовавший часть памяти Александра, сможет своим желанием создать устройство для перемещения между мирами? — спокойно спросил я, и по взгляду Миррилиуса понял, что попал в самую точку.

— Мы этого опасались. — немного помедлив, ответил он. — Шансы были ничтожными, однако узнав, что он не умер, и что у него под песком целая производственная фабрика высоких технологий, мы предположили, что он мог бы его создать.

Вот и все. Мое эпическое и героическое появление на этом Острове Песков, предсказанное сказаниями и былинами для великой войны стихий на деле оказалось более прозаичным. Могущественные люди, чей эксперимент пошел не по плану, испугались, что подопытный может их найти и дать сдачу. Что же делать, спросите вы? Ну конечно же, нужно найти молодого, влюбчивого, наивного, честного, доброго, и не потерявшего веру в людей парня, который с энтузиазмом бросится в самую гущу событий в надежде получить сахарок за свои якобы заслуги, на которые этим могущественным людям наплевать, и устранит угрозу под эгидой красивой сказки!

— Кто вы такие? — тихо спросил я, не отводя взгляда от его глаз. Миррилиус смотрел прямо на меня, и в эти мгновения передо мной сложилось истинное понимание происходящего. Миррилиус пришел не только для того, чтобы убедиться в отсутствии возможности у Антона отыскать их в другом мире. Он приходил для того, чтобы узнать, понял ли я это. И от того, что именно я понял и узнал будет зависеть мое будущее. Зная о том, что чисто теоретически возможность создания такого устройства имеется, он понимал, что я могу ею воспользоваться, а значит безопасность его Круга Избранных под угрозой. По всему получалось, что оставлять меня в живых им просто не выгодно и не безопасно. И все, чтобы я сейчас мог сказать о том, например, что у меня беременная жена, и что мне не до создания устройства перемещения между мирами, что мне нужно заботиться о ней и о нашем малыше, или о том, что мстить им мне не зачем, что они подарили мне любовь и семью, пускай обманом, но все же… все это пропускалось бы мимо ушей. Не первое столетие Миррилиус живет и занимается этим, все еще не понятным для меня, делом, чтобы поверить юноше на слово. Сегодня у меня нет мыслей мстить, а через год они могут появиться. И как ни странно, с деловой точки зрения я его понимал. Только легче от этого мне не становилось ни капли.

— Люди. — тихо ответил он мне, после чего перевел взгляд в небо и тяжело вздохнул.

 

Эпилог. Неожиданный поворот

Тишина. Абсолютная, не имеющая даже молекулы звука. Чистая и идеальная, всеобъемлющая и вязкая, плотно давящая на тебя всем пространством. Никогда себе не мог представить, что абсолютная тишина может оглушать сильнее крика, и давить на перепонки сильнее звуковой волны. Остров накрыла тишина. Ничто не двигалось с места по причуде этого старика, внезапно появившегося в своем старомодном вычурном смокинге с его дурацкой тростью. Ветер не колыхал огромные листья Тенериса, не подгонял по пляжу песчинки, не гнал волну. Солнце застыло огненно-розовым кругом над водной гладью, будто бы размышляя, стоит ли продолжать свой спуск к горизонту, либо снова устремиться в высь, к зениту. Жители деревни, находящиеся на острове почти с его сотворения, и ничего не подозревающие о том, что творится сейчас посредине их деревни, которая стала им домом по причуде какого-то свихнувшегося умника, пожелавшего найти ответ на свой наверняка идиотский и совсем не важный вопрос. Все вокруг застыло, и мне на миг стало жутко. Стало жутко от того, что во всем, что меня окружало, искрилась жизнь и энергия, сила и желание жить, а по велению Миррилиуса эта жизнь во всем замерла. Они не были мертвы, ни люди, ни море, ни ветер с песками, однако их жизнь поставили на паузу, и возможно, тем самым лишили конца. Волна так и не дойдет до берега, не вгрызется в песок своим пенным гребнем. Солнце не опустится и не родится вновь, а так и будет вечно догорать алыми лучами над морем. Ветер не потревожит больше ни пески, ни листья Тенериса, ни волну, ни пряди черных волос девушек воинов. И навсегда останутся недоплаканными слезы, недосказанными признания в любви или мольбы прощения. Ладони, тянущиеся друг к другу, возможно никогда уже не почувствуют родного тепла, и навсегда останутся на расстоянии сантиметра. Это предательство по отношению к жизни — лишить ее конца, а значит и смысла.

Однако на меня действие Миррилиуса не распространилось, а значит в моей жизни смысл был, и в данный момент сводился он к одному — спасти этот мир. Несмотря на то, что миссия моего появления здесь лишилась своей чарующей сказочности, остров оставался мне родным. И я во что бы то ни стало собирался бороться за него до конца! Перестарались вы со стимуляцией, господа экспериментаторы.

— Ты не имеешь права причинять вред этому миру. — с угрозой сказал я Миррилиусу, уставившегося в песок.

— Миру — нет. — тихо ответил он. — Мне очень жаль, Александр. — также тихо продолжив, он поднял на меня твердый и уверенный взгляд.

Этот взгляд я почувствовал физически. Как только он достиг моих глаз, от них по телу стала растекаться боль, которой мне испытывать еще не приходилось. Боль рвала сосуды, артерии и вены, сжимала в судорогах внутренние органы, слепила, давила и глушила мой организм, пытающийся бороться с ней и сохранить жизнь. Я опустился на колени, в агонии обхватив свое тело руками, в то время как внутри меня царило разрушение и хаос. Скорее инстинктивно, нежели намерено, я поднял взгляд вверх на своего противника, стоявшего в шаге от меня и наблюдающего за моими страданиями. Рассмотрев его лицо, я постарался вложить в свой взгляд максимум ненависти, злобы, вражды, презрения и готовности при малейшей возможности рвануться вперед и растерзать его голыми руками.

На его лице отразилось удивление. Удивление человека, давящего каблуком таракана, который все не перестает двигать усами и пытаться убежать. Он с силой вдавил трость в песок, и боль нахлынула новой волной. По телу пробежался хруст и треск ломающихся костей. Я упал лицом в песок, уже не способный управлять своим телом, однако все еще не готовый ко встрече со смертью. И не потому, что я ее боялся и хотел оттянуть момент ее наступления. Я не мог позволить себе сдаться. Пусть я стал наивной жертвой чьей-то хитрой игры, в которой меня использовали в темную. Пусть я не отличаюсь теми качествами, о которых мне с такой важностью и величественностью рассказывал Миррилиус при первой встрече. Пусть я не заслужил этого мира. Пусть. Но я уже стал его частью, а он — частью меня. Мы неразрывны с этим раскаленным песком, с этим неспокойным морем и этим бездонным небом. Мы — одно целое. И если я сдамся, он умрет вслед за мной, вместе с песками, морем, небом, Тенерисом, Аникой… и всем населением деревни.

— Вы крепче, чем я предполагал. — послышался вежливый голос надо мной, совсем близко, однако насколько близко я увидеть не мог. — Не подумайте, что я получаю от этого удовольствие. Ничего личного. И поверьте, данный способ наиболее гуманный из имеющихся в моем арсенале. Однако вы должны были умереть еще после первой волны несколько минут назад, а вы живы и после второй. — удивленно рассуждал Миррилиус где-то над моей головой. Его голос отзывался низким рокотом внутри моего израненного тела, отбивая смертельный ритм, но я пытался ему не поддаваться. Я медленно зарывался в песок. Сначала кончиками пальцев, затем ладонями, по миллиметру, медленно, но верно.

Он все что-то говорил, удивленно и растеряно, как бы извиняясь, но я не слушал. Я нащупал кончиком указательного пальца корешок, и боль отступила.

— Здравствуя, друг. — прошептал мне разум Тенериса, в котором теперь были объединены Алексис, Пэлл и Антон.

— Мне не справиться без твоей помощи, друг. — мысленно обратился я за помощью к нему.

— А мне не справиться с ним без твоей, — ответил он.

— Тогда давай поможем этому старику встретить его смерть, — уже в голос произнес я, и заметил, что хватка Миррилиуса на секунду ослабела.

В этот же миг из-под его ног вырвались корни Тенериса, с ужасающей скоростью обвивающие тело старика с ног до головы. Он выронил свою трость, и в этот момент у меня получилось сделать свое тело песчаным. Без, уже, казалось бы, привычной боли мир вновь обрел краски.

Я с ненавистью посмотрел на того человека, который подарил мне новую жизнь, и который предательски хотел забрать ее назад после того, как я полюбил каждую клеточку этого мира. Корни с силой стягивали его тело. Руки, прижатые к телу, выпустили трость, и я мигом погрузил ее в песок, от него подальше.

— Ты не можешь этого сделать, мальчик — спокойно произнес Миррилиус, — ни у кого не получалось, и ты не сможешь. А если сможешь, то для тебя я приготовил подарок. — добавил он. — Поищешь ее немного, если конечно когда-нибудь найдешь, — закончив, предательски улыбнулся он.

Я поднял пески в вихрь, и закружился около него, не решаясь сделать то, что уже пришло в голову, однако с каждой секундой промедления в моей голове громом отдавались его слова «Поищешь ее немного» …он говорил про Анику.

Выждав еще мгновение, я поймал момент, когда Миррилиус из-за давления корней открыл рот, чтобы вздохнуть в себя побольше воздуха, но он вздохнул не воздух. Я направил в его открытый рот, который ранее блистал язвами, лестью, угрозами, песчаный вихрь, и с удивлением заметил, как округлились его глаза. Он закашлялся, пытаясь выкашлять песок, оседающий в его легких, однако после каждого кашля он вновь и вновь делал вдох новой порции песка, который плавно заполнял его легкие. Я не испытывал наслаждения, убивая его. Хотя нет, небольшое все же испытывал. Однако это он напал на меня, и, если бы я не сопротивлялся бы, меня не стало бы.

За секунду до того, как умереть, Миррилиус взглянул на меня, однако этот взгляд для меня был не знаком. В нем не осталось и капли былой уверенности, ощущения, что у этого человека все под контролем. В этом взгляде был лишь страх, и боялся Миррилиус одного — смерти.

***

Не знаю, удалось ли мне его одолеть или нет, однако, как только его глаза остекленели, а тело перестало биться в судорогах удушения, тело его скрылось под толщей песка, направляемого мной. Я стал этим островом, этой планетой. В объединенном сознании Тенериса мне помогали Алексис, Антон и Пэлл, которые также, как и я осознавали, что с исчезновением данной планеты исчезнем и мы сами.

Я осмотрелся. Ветер стих. Морская гладь отражала яркие лучи по-прежнему летнего солнца. Интересно, бывает ли тут другое время года? Песок волнистыми барханами укрывал морской берег, всем своим видом напоминая недавнее сражение планеты с непонятно кем. Я не знал, вернется ли он, однако догадывался, что после того, как он получил крепкий неожиданный ответ — в покое он меня не оставит. А вместе со мной на всякий случай уничтожит и этот полюбившийся мне остров.

Переведя взгляд с моря на отдаленную деревню, я вспомнил о угрозе старика. Я не знал наверняка, в его ли власти было что-либо сделать с Аникой, однако мне хотелось бы, чтобы его слова были блефом. Предсмертным блефом, сказанным с надеждой лишь на одно — выжить любой ценой. Быстрым шагом я направился в сторону деревни.

После битвы на море, в деревне стало непривычно тихо. Детский смех уже не раздавался то здесь, то там. Девушки, ранее ходившие с надменной улыбкой превосходства, уже не были так надменны и практически не улыбались. Кира заняла шатер Эллирии и теперь считалась занявшей ее место по семейному родству. После смерти провидицы я принес ей медальон повелителя, который с тех пор не одевал. Он слишком ясно напоминал мне о ней, взрослой, но еще по юному красивой, сильной и мудрой женщине.

Подойдя к деревне, меня никто не встречал. Почему-то вспомнился день, когда я впервые появился на этом острове. Тогда мне на встречу вышли Аника и Кира в своих странных костюмах из листьев Тенериса, с копьями наперевес, которые никак не гармонировали с их красотой и обаянием. Они тогда провели меня через деревню, такую оживленную, наполненную жителями, никогда не видевшими иноземца. Дети играли около шатров, черноволосые красавицы сверлили меня взглядом, а парни атлеты провожали подозрительным взглядом.

Подойдя к импровизированному забору из стволов Тенериса, я вспомнил, как меня поразила его серая кожа кора и всплывшие внутри нее глаза. Я дотронулся до него и ощутил приятное тепло. Как и тогда, стволы разошлись и впустили меня.

На меня накатила тоска и предчувствие, не обещавшее ничего хорошего. Как иногда, перед расставанием ты вспоминаешь яркие и эмоциональные моменты, так и сейчас слишком внезапно накатали эти воспоминания. В деревне было слишком тихо.

Я прошелся между шатров, попутно заглядывая то в один, то в другой, однако никого не встретил. В груди начала нарастать тревога. Ускорив шаг, я почти побежал к своему шатру, в котором была Аника. Ворвавшись в него, я обнаружил лишь пустоту. Этого не могло быть. Этого не должно было быть! Неужели старый мерзавец все-таки смог с ней что-то сделать?

Я выбежал и в нервном порыве растворился в воздухе. Я стал подниматься все выше и выше, пока песчинки не облетели весь, раньше казавшийся таким большим, остров. Я залетал в каждый шатер и каждый уголок деревни, пронесся над морем и песчаной пустыней за деревней, однако на острове никого не было. Я материализовался и уселся на песок посреди деревни. На смену панике и растерянности пришла холодная ярость. Ярость на старика Миррилиуса, который зная о том, что среди населения есть дети, женщины, и беременная Аника, уничтожил их только для того, чтобы причинить мне боль. Ярость на весь их сброд, решивший, что может управлять процессами жизни и решать, кому жить, а кому умереть. Ярость на того, кому первым пришла идея экспериментировать с мирами в угоду определенным личностям и кому удалось каким-то непостижимым для меня образом реализовать эту безумную затею. Я поймал себя на мысли, что начал улыбаться злой, совсем безумной улыбкой, а в голове все громче пульсировала мысль: «Я пока не знаю, кто вы и как у вас это вышло. Но я узнаю, обязательно узнаю!». Кем бы вы не были, где бы вы не были, я найду вас. И вы ответите за все свои экспериментальные заслуги. За Киру и Эллирию, за Алексиса и Пэлла, Немия и Тенериса. За Анику, и моего ребенка, что не успел родится от любимого мной человеке.

— Я найду вас. — вслух сказал я. Я был уверен, они слушают меня, наблюдают за мной откуда-то. И еще у меня было ощущение, что они меня опасаются. Они не знают, что со мной делать, либо не могут со мной что-либо сделать, и от этого они опасаются. За себя, за свой проект. Что ж, они правильно делают. Я найду их, где бы они не были.

Я резко встал. В голове внезапно родилась идея, и тело начало мелко трясти от волнения. А вдруг получится? Я побежал в убежище Антона. Проскочив комнату с мониторами, бассейн, оранжерею и остальные помещения, я в темноте отыскал комнату с розетками, и судорожно стал подключать все приборы, даже не распутывая спутавшиеся провода. Не совсем понимая, чем это мне поможет, я все же подключил все провода к розеткам, и прошелся по уже освещенным комнатам. Обстановка в комнате не поменялась. Все также стоял накрытый полотном диван. Так же стоял выключенный телевизор, перед которым располагалось кресло. Я подошел к креслу и сел в него. Оно оказалось жестким и неудобным, но мне было плевать. Я пришел сюда не отдохнуть, а оправдать опасения Миррилиуса. Закрыв глаза, я попытался успокоить шквал мыслей и сформулировать одно единственное желание, однако у меня не получалось. Я думал о многом, и мысли молниеносно проносились и сменяли одна другую. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я попытался успокоиться и все же сформулировать свою мысль. А чего я хочу? Найти Анику, это безусловно, однако, как ее найти? Сколько существует таких миров, где свои боги и цари? Нет, это мне не поможет. Мне нужно найти тех, кто похитил Анику. Тех, кто придумал и реализовал эту затею с мирами и повелительством. Тех, кто стоит над нами и мирами, тех, кто стоял над Миррилиусом и давал ему указания. Мне нужен их мир… или миры? Черт! Снова караван мыслей прервал мои размышления. Эмоции смешались во едино. И тревога, и опаска, и злость, желание мести и страх за Анику. Однако размышления резко оборвались, и мысль пришла неожиданно четко и ясно. Мне нужно уметь перемещаться между мирами, чтобы найти их. Судя по тому, что способности привязаны к миру, мне нужен переносной прибор, при помощи которого я смогу направиться в мир, где находятся эти экспериментаторы и выбить из них место, куда они забрали Анику.

Мои мысли прервал незначительный грохот, будто что-то упало на полку шкафа, расположенного у стены. Встав с кресла, я прошел к шкафу и открыв стеклянную дверцу не поверил своим глазам. На полке появился медальон Повелителя, который я более не надевал после смерти Эллирии. Взяв его в руки, я покрутил его, рассматривая поближе. Загадочный рисунок был все тот же, однако по краям примитивной гравировки медальон мерно светился синеватым светом. Отойдя на шаг, я посмотрел в сторону выхода, и удивился еще раз. На одном из подлокотников кресла была прислонена трость Миррилиуса, которую я в ходе сражения с ним утянул в толщу песка. Откуда она взялась тут? Впрочем, я не хотел забивать себе этим голову. Встав посредине комнаты, я закрыл глаза, и устало пожелал оказаться в мире людей, которые создали эту возможность путешествовать по мирам. Миг. Другой. Я с опаской открыл глаза, однако ничего не происходило. Что-то шло не так. Может быть медальон был просто медальоном?

Либо они защищали свой мир от проникновения. Тогда я после минутной паузы решил, что нужно попробовать попасть на землю, и обыскать кабинет Миррилиуса, в котором возможно найдутся зацепки. При этой мысли на меня накатил страх. Я возвращался домой, в родной город, в знакомые и родные места… Хотел ли я этого раньше? Безусловно, да. Хочу ли я этого сейчас? Не знаю. Наверное, нет. Однако, если это необходимо, чтобы найти Анику, я готов. Снова закрыв глаза, я пожелал оказаться в мире людей, в своей родной России. И в момент, когда мысль уже практически была окончена, я почувствовал, как погружаюсь в ветряной вихрь. Он будто засасывал меня куда-то вдаль. Открыть глаза я не решился, поэтому просто ждал, пока ощущения закончатся. Переход продлился не больше минуты.

Уши взорвались громкими звуками, непонятно откуда доносившимися до моего воспаленного мозга. Сигналили автомобили, где-то вдалеке слышался звук отбойного молотка, вызывая ассоциации со стройкой, и неугомонный гул голосов нескончаемого потока людей. Я открыл глаза. Ну и дурак же я. Я стоял посередине асфальтированного проспекта на пять полос в каждую сторону. Справа и слева стояли автомобили, сигналившие то ли мне, то ли впереди стоящим автомобилям. Справа и слева курсировала толпа, входящая и выходящая из подземного перехода, над которым светилась красная буква «М». Высотные здания, часть фасадов которых была спрятана за сетками и рекламами, напоминали здания, находящиеся на реставрации.

— Эй, придурок, — послышался справа от меня мужской голос. Я повернулся на голос. Справа от меня стоял большой черный джип, с заднего сидения которого в открытое окно ко мне обращался мужчина, лет сорока. — Тебя в какую лечебницу подбросить? — закончил он свое обращение.

— Ни в какую. — тихо ответил я, не понимая, о чем он.

— Что значит ни в какую? — удивился он. — Ты из какой убежал то?

— Мужик, чего ты ко мне прицепился? Не убегал я ни из какой клиники! — прорычал я.

— Володя, — обратился он к водителю, — ты посмотри на него. Стоит посреди шоссе, в центре Москвы, в час пик, в какой-то повязке, с каким-то ожерельем на шее и тростью в руках. Как ты думаешь, он просто гуляет в таком наряде или действительно сбежал из лечебницы? — закончил он мысль.

Дурак. Вот это было действительно про меня. Москва. Центр. Пробка. Шоссе. По середине дороги стою я, в набедренной повязке, босой, с голым торсом. Мерно синеет на шее медальон, а в правой руке зажата изысканная трость!

Впереди показались мигалки, однако сотрудники полиции не стали дожидаться, пока смогут подъехать ко мне поближе, пробка была глухая. Двое сотрудников в форме лениво вышли из патрульного автомобиля, включив аварийные сигналы, и направились в мою сторону, не таясь, однако пытаясь не спугнуть. Вот чего мне сейчас не хватало, так это угодить в отдел полиции. Кто мне поверит? Без паспорта, без денег, практически голый. Да и что мне им рассказать? Нет уж.

Я аккуратно развернулся в ним спиной, и практически сразу услышал их крик: «Эй, стоять!». Эту фразу я принял как сигнал к старту, и рванул что есть сил вперед, по шоссе, лавируя между машин, в одной руке держа трость, а другой придерживая повязку. Плохо, когда нужно убегать по незнакомому городу.

Выбежав на тротуар, я инстинктивно побежал во дворы, надеясь спрятаться или оторваться от преследователей, однако это и стало моей ошибкой. Пробежав несколько дворов, я уперся в тупик. Как в кино, затылком услышав приближающихся запыхавшихся сотрудников, я обернулся к ним. Один из них выхватил пистолет, и нацелил его на меня.

— Спокойно, парень, успокойся. Мы с тобой просто проедем в отделение, и ты расскажешь, откуда ты такой красивый убежал. — попытался, не сбиваясь сказать он, однако дыхание его было еще не восстановлено, и он делал долгие паузы между словами.

— Ребят, послушайте… — начал было я, но мне снова пришла безумная идея. Посмотрев на свои босые ноги, я с радостью заметил, как кончики пальцев ног стали песчаными. Этого не должно было быть здесь, в моем мире, однако это было. Я посмотрел на них серьезным, уже более спокойным взглядом, после чего произнес:

— Втроем на одного нечестно. — и уставился за их спины. Как я и ожидал, они сначала переглянулись, посмотрели друг на друга непонимающим взглядом, после чего обернулись. Когда они обернулись обратно, на асфальтированном пяточке двора лежала лишь набедренная повязка из листьев такого далекого отсюда Тенериса. Я наблюдал за ними минуту. Листья, едва коснулись асфальта, стали желтеть, будто ссыхаясь, после чего также распались песком. А вокруг все также доносился вой сигналов машин и грохот отбойного молотка. Обратив взгляд вверх, на небо, я с удовольствием заметил на нем звезды, такие далекие и родные. Как мне вас не хватало.