Товарищи, во время вчерашнего беглого осмотра наших опытных полей мы не успели осмотреть всё так подробно, как хотелось бы. При ознакомлении с различными опытами были затронуты многие разделы агробиологической науки. Обсуждались вопросы селекции самоопылителей, селекции перекрестноопылителей, новый метод селекции, а в связи с этим были затронуты вопросы генетики, вопросы физиологии, подробно обсуждался вопрос вырождения посадочного материала ранних сортов картофеля.

Несмотря на разнообразие затронутых нами во время экскурсии вопросов, всё же мы не успели посмотреть ряд важных разделов работ нашего института, например выведение новых сортов хлопчатника путём сознательного подбора пар для скрещивания, а также выведение сорта хлопчатника путём скрещивания сотен комбинаций с тем, что по F1 будет производиться браковка громадного большинства комбинаций.

Вам, конечно, уже известно наше утверждение, что для выведения новых сортов некоторых культур (например, хлопчатника для наших районов) не обязательно проводить стадийный анализ тех родителей, которые берутся для скрещивания. Это стало возможным только потому, что мы уже можем по любому гибридному поколению, начиная с F1 судить, можно ли из данного гетерозиготного растения вывести необходимый нам константный сорт.

Примерно два с половиной года назад на совещании по селекции в Союзсеменоводе мною был поставлен вопрос о новых методах селекции яровых культур самоопылителей. Нельзя не отметить, что тогда мои теоретические построения о гибридизации на основе стадийного анализа были встречены в штыки со стороны ряда специалистов генетиков и селекционеров. Теперь же вы убедились, что это дело вполне возможное и реальное. Новые сорта, выведенные нами; за этот исключительно короткий промежуток времени, вполне оправдали наши предположения. Кроме того, в процессе работ по выведению сорта сами эти предположения уточнились. Ведь всякая работа во время её производства становится намного яснее, чем она кажется, пока к ней не приступишь. Наши предположения, высказанные два с половиной года назад, в процессе самой работы не только были подтверждены, но и перекрыты идущим в работе дальнейшим развитием самой теории. Многие селекционные вопросы теперь мы уже решаем проще и лучше. Если бы мне поручили выводить сызнова новый сорт яровой пшеницы, то, конечно, я бы выводил его теперь не в два с половиной года, а, наверное, в ещё более короткий срок, и думаю, что дал бы лучший сорт. Многие наши положения, на основе которых мы планово, в заданный небывало короткий срок выводили виденные вами вчера сорта яровой пшеницы и изложенные в недавно вышедших наших работах «Теоретические основы яровизации» — Т. Д. Лысенко и «Селекция и теория стадийного развития» — Т. Д. Лысенко и И. И. Презента — на сегодня для нас уже пройденный этап. В то же время для многих из вас, особенно для генетиков, эти положения кажутся новым открытием, больше того — они кажутся спорными и далеко не доказанными. Эти положения настолько новы для многих, что им ещё надо изучать их. Мне кажется, что новые подходы в селекционной работе, выдвинутые на основе разрабатываемой нами теории развития растений, многими учёными оспариваются не потому, что выдвинутые положения в основе неверны. Они оспариваются потому, что эти товарищи теоретически не изучили их в деталях и, что самое главное, не проверили практикой относительной истинности этих положений. В самом деле, возьмём вопрос планового, в заданный срок (два-три года), выведения путём скрещивания новых сортов яровых культур. Вчера вы уже видели, что, по заранее разработанному плану, сорта яровой пшеницы получены в течение двух с половиной лет, начиная от посева родителей. Возможно ли это было без защищаемой нами новой теории? Селекционная практика до сих пор не знала примеров выведения нового сорта путём скрещивания в два с половиной года.

Целевой установкой нашей работы по выведению сорта яровой пшеницы был не сам сорт яровой пшеницы, а разработка методики селекции яровых культур путём скрещивания. Но разрабатывать методику выведения сорта путём высасывания теории из пальца (подразумевая под пальцем хотя бы и хорошую голову), а также путём лишь литературного освоения всего мирового опыта, вне самой практической работы по выведению сорта — невозможно.

Для успешной разработки методики селекции, как и для всякой другой теоретической работы, вне всякого сомнения, нужна и мыслительная работа, и освоение литературного богатства человеческого опыта, и, что самое главное, нужна и сама практическая работа по выведению сорта. Выведенный новый сорт не только подтвердил правильность методики, но в процессе работы по выведению сорта теоретические предположения — составные части методики — изменились и отшлифовались.

Этим я хочу подчеркнуть, что разрабатывать новые способы выведения сортов, более действенные, чем существующие, можно только в процессе выведения новых сортов. Отсюда, хотя нашей целевой установкой и была разработка методики селекции яровых культур, мы хорошо знали и знаем, что, не дав нового сорта одной из наиболее трудных культур для юга — яровой пшеницы, сама методика будет непригодна. А то, что яровая пшеница является одной из труднейших культур для селекции в условиях юга УССР, доказывать долго не приходится. За это говорит хотя бы то, что в Одесском районе, несмотря на двадцатилетнюю (с лишним) селекционную работу по яровой пшенице, в практических хозяйствах пока не высевается ни одного гектара яровой пшеницы.

Теперь мы уже с полным правом можем заявить, что новая методика селекции яровых культур в основном разработана, доказательством чего являются виденные вами вчера сорта яровой пшеницы.

Для того чтобы прочувствовать всю значимость этих сортов, вам необходимо вспомнить, что эти сорта выведены гибридным путём в баснословно короткий срок — два с половиной года. Сегодня они уже размножаются. Они уже испытываются не только на урожай, на головню пыльную и твёрдую, но через месяц они будут испытаны и на хлебопекарные свойства. Через две недели они будут вторично высеяны в поле для дальнейшего размножения. И, вдобавок ко всему этому, необходимо помнить, что ни одно гибридное поколение всех этих сортов, вместе взятых, не занимало тепличной площади больше двух квадратных метров. Сравнительно большую площадь этими сортами стали занимать только с момента размножения их. И само размножение нами поставлено также по-иному, не так, как до сих пор размножались сорта пшеницы. Вчера я вам демонстрировал участок нового сорта пшеницы, с которого на днях будет убран урожай в 25–30 кг, в то время как для посева этого участка ушло только 20 г зёрен. Коэффициент размножения мы себе задали и практически осуществили не сам-8 или 10, как это делается обычно, а сам-1 500.

До сих пор в работе громадного большинства селекционеров в предварительных сортоиспытаниях участвуют сотни новых сортов-конкурентов с тем, чтобы отобрать среди них один лучший. К сожалению, часто оказывается, что среди многих сортов в конечном результате селекционер не находит ни одного сорта лучшего, чем стандартный, районный. Мы же взяли не сотню новых конкурентов, а всего четыре. На основе своей (оспариваемой многими представителями генетики)теории мы знаем, что все нами отброшенные, не доведённые не только до сортоиспытания, а даже до константного вида, кусты в различных гибридных поколениях не представляли никакого интереса для целей выведения сорта. Такой браковки гетерозиготных растений селекционеры, исходя из учения генетики моргановской школы, не могли производить. Они не могли отличить ценного гибридного растения от ненужного для целей выведения сорта, поэтому загромождали себя сотнями, а то и тысячами сортов-конкурентов.

Из взятых нами в сортоиспытание четырёх сортов один, а именно — идущий под № 1160, на наш взгляд, негоден как сорт. Это нам было ясно ещё тогда, когда этот сорт на гибридной делянке был в виде одного колоса. Не забраковали же мы его лишь потому, что этот сорт понравился Л. П. Максимчуку, с мнением которого я всегда считался, но довольно часто в селекционной работе поступал в противовес его мнению. Посмотрим, окажется ли пшеница № 1160 районным сортом. Я буду очень рад проиграть пари тов. Максимчуку, если эта пшеница окажется хорошим сортом. Для хорошего сорта можно и нужно поступиться теорией, если хочешь, чтобы сама теория была также хороша.

Основными достижениями наших работ по выведению новых сортов я считаю не только новые сорта яровой пшеницы, но и дальнейшее развитие теории выведения сорта. Наш, довольно работоспособный, коллектив теперь уже может, не только заранее выбирать родительские пары для скрещивания с целью получения константных форм с определёнными, заранее заданными длиной вегетационного периода и другими признаками и свойствами. Самое главное — мы уже можем контролировать свою селекционную работу на любом этапе. По любому гибридному поколению мы уже можем судить, будет ли сорт из данного гибридного материала или не будет. До сих пор генетика, как наука, такого руководства для селекции не давала.

Некоторые из основных положений нашей теории, которыми мы руководимся в селекционной работе, я постараюсь здесь вам изложить, хотя ото и не является непосредственной темой моего доклада.

1. Для нас теперь более чем подтверждённым и практически оправданным является выдвинутое нами положение, гласящее, что F1 , полученное от скрещивания любой пары родителей, в основном не может быть более позднеспелым по цветению, чем ранний из родителей; более же ранним, по сравнению с обоими родителями, Fl может быть. Если произведён до скрещивания стадийный анализ родителей, то можно заранее предвидеть и то, насколько F1 будет более раннеспелым по цветению, по сравнению с ранним родителем.

2. Теперь мы ужо говорим, что F1к моменту колошения или цветения (если это не колосковые растения) не может быть менее мощным в сравнении с более мощным из родителей, более же мощным F1 в сравнении с мощным родителем может быть.

Эти наши положения и два года назад и даже вчера, при осмотре объектов (новых сортов), являющихся неопровержимым аргументомв подтверждение высказанных два года назад предположений, всё же вызывали сомнения и возражения. Правда, мне кажется, что товарищи, возражающие против приведённых выше положений, забывают, что то, что они вчера видели, это не обычные факты, полученные случайно в эксперименте при проведении того или иного скрещивания растений, после чего эти факты «объясняются», исходя из «непогрешимого» менделизма и моргановского учения. Виденные вами факты пока что не требуют иного объяснения, кроме только что высказанных мною положений, равно как и целого ряда других, изложенных в наших работах, уже хотя бы потому, что сами-то все эти факты получены не случайно, а по заданию, пользуясь оспариваемыми вами теоретическими положениями.

Ведь не так давно стадийный анализ выбираемых для скрещивания родительских пар также вызывал сомнения у многих теоретиков генетики и селекции. Теперь этих сомнений никто из здесь сидящих не высказывает. Больше того, мне приходится самому заострять ваше внимание на том, что стадийный анализ родителей, идущих в скрещивание, теперь уже необходим не для всех культур в том или ином районе. Селекционно-генетическая наука нами продвинута вперёд, и стадийный анализ родительских пар в некоторых случаях будет вреден в том смысле, что зря будут потеряны селекционером один-два года его ценнейшего времени.

Теперь мы уже говорим, что во многих случаях можно обходиться и без стадийного анализа родительских форм. Часто бывает невыгодно терять один-два года на стадийный анализ родительских форм не только для практики нашего социалистического сельского хозяйства, но невыгодно и для самого селекционера.

Ведь что значит для селекционера потерять два года? Сколько может в среднем работать селекционер? До 30 лет он обычно заканчивает институт, после окончания ему разрешается потратить некоторое время на практическое овладение делом (предметом). Таким образом, селекционер достигает 35 лет. Ну, а до скольких лет мы можем работать? До 50–60, а в лучшем случае отдельные счастливцы доживают до 80–90 лет. В среднем (конечно, далеко не точно) можно считать до 50 лет. Другими словами, можно считать, что для настоящей работы селекционеру остаётся 15 вегетационных периодов. Селекционер может высевать в поле 15 раз. Ну, а если для выведения сорта требовалось раньше (а в 99 из 100 случаев селекционерам и сегодня требуется) 10–15 лет, то и получается, что большинство селекционеров, пробыв всю свою жизнь селекционерами, до смерти не могут увидеть выведенного ими сорта на настоящих практических полях. Мы теперь уже можем выводить сорт в два с половиной года. Поэтому терять один-два года на стадийный анализ в тех случаях, когда мы без него можем уже обойтись, мы не имеем ни юридического, ни морального права. Не нужно только, товарищи, моё заявление понимать так, что стадийный анализ родительских форм, которым многие из вас ещё не овладели, теперь уже не нужен вообще. Для многих случаев селекции он является необходимым.

Мы должны работать новейшими методами, теми методами, которые дадут наиболее быстрый, наиболее действенный эффект. Во всяком своём практическом шаге мы всегда обязаны преломлять и использовать наиновейшие теоретические достижения нашей агронауки.

Судя по вчерашней беседе во время экскурсии по полям, мне могут сказать: как же не применять стадийного анализа при выборе родительских пар, хотя бы и для некоторых растений (культур), когда у нас вызывает сомнение — возможно ли судить по первому гибридному поколению о пригодности данной комбинации для выведения сорта? Можно ли судить по отдельным кустам второго, третьего и т. д. поколений, что из этих кустов невозможно вывести сорт? И при этом возражающие товарищи заявляют, что они целиком принимают теорию стадийного развития, но не согласны лишь с предлагаемыми принципами браковки.

Другими словами, выбор родительских пар для скрещивания на основе стадийного анализа уже большинством генетиков теперь признаётся. Тем более, что, на взгляд многих генетиков, тут принципиально ничего нового нет. Всё это легко укладывается в менделевско-моргановскую символику. Гены короткой стадии яровизации одного из родителей комбинируются с генами короткой световой стадии другого родителя — в результате из двух поздних родителей получается раннеспелое потомство. С позиций морганизма это оказалось вполне «объяснимым» — только потому многими генетиками это теперь и признаётся. Но необходимо напомнить, что с позиций морганизма можно любой факт, случившийся в результате скрещивания, «объяснить». С позиций морганизма объяснить можно всё — только нельзя ничего уверенно предвидеть, нельзя, например, предвидеть, что получится от скрещивания новой пары родителей, не бывших ещё в скрещивании. Уже один факт, что при стадийном анализе родительских форм растений, ещё не бывших в скрещивании, наперёд известно, какое будет потомство после скрещивания, говорит за то, что объяснять это дело необходимо не с позиций морганизма, а с позиций теории развития растений, нами разрабатываемой. Корни же разрабатываемых нами положений берут своё начало и свою теоретическую пищу из дарвинизма, из работ И. В. Мичурина.

Предлагаемая нами оценка наследственной основы гетерозиготного растения, оценка возможности получения необходимых нам выщепенцев (константных) в дальнейших поколениях есть не что иное, как дальнейшее логическое развитие признаваемого вами стадийного анализа родительских форм. Теоретически не признать, что выщепенцы не могут быть более раннеспелы, нежели исходные гетерозиготные формы, это значит не признать возможности предвидения длины вегетационного периода первого гибридного поколения, полученного от скрещивания форм, предварительно прошедших стадийный анализ. Признавая же стадийный анализ, теоретически необходимо признать и логическое развитие основ этого стадийного анализа — закономерность выщепления по вегетационному периоду и по мощности растения.

Мне кажется, что наиболее веским доказательством за выдвигаемое нами положение являются всё-таки виденные вами вчера как новые сорта, выведенные новым путём, так и многие гибридные делянки и проверочные опыты, поставленные с этой целью. Всё это вы, товарищи, можете более подробно прочесть в наших недавно изданных работах.

Но боюсь, что не все могут быстро и правильно понять то, что там написано, по крайней мере судя по некоторым репликам со стороны некоторых товарищей во время экскурсии по полям.

Мне кажется, что вся острота вопроса заключается вовсе не в том, чтобы доказывать, что Лысенко прав или неправ, а в том, чтобы найти пути, указывающие нам наилучшую, наикратчайшую дорогу для достижения намеченной селекционером цели, а именно — выведение лучших сортов в кратчайший срок. Всякое выдвигаемое теоретическое положение, которое будет помогать практике, будет и наиболее полезным и, конечно, наиболее верным в сравнении с другим теоретическим положением, не дающим ни в настоящее время, ни в ближайшем будущем указаний непосредственных или опосредствованных к практическому действию в нашем социалистическом сельском хозяйстве.

То, что мы предлагаем, и не только предлагаем, а уже используем, делает всю селекционную работу иной, делает её более быстрой, более активной и, я бы сказал, более осмысленной.

Если исходить из этого, тогда мне непонятны многие возражения, которые, мне кажется, приводятся с единственной целью — только возражать. Разбирать отдельные факты, приводимые возражающими товарищами, не всегда является возможным. Я советовал бы многим из возражающих против выставленных нами положений, хотя бы и в вопросе длины вегетационного периода гетерозиготных растений, не только подыскать факты (их всегда нужно подыскивать, и лично я всегда этим занимаюсь), а попробовать на основе «вложенных нами положений начать действовать — выводить новый сорт. И это будет действенная и притом решающая проверка, которая, я уверен, поможет убедиться сомневающимся в нашей правоте.

Мне кажется, что если выдвинутые, уточняемые и развиваемые нами положения окажутся неправильными в своей основе, то об этом должен жалеть не только я со своим коллективом, но и все те, кто возражает против этих положений; ведь этим самым мы лишились бы действенного способа выведения новых сортов.

Я, конечно, ни на одну секунду не сомневаюсь в том, что правильность закономерности явления, чтобы эти закономерности были теми или иными, не зависит от нашего желания. Не мне вам доказывать, что закономерности того или иного явления в природе идут вне нашего желания. Но мы можем эти закономерности в той или иной степени постигать и на этой основе по-своему управлять ими.

Во всяком случае, заканчивая вступление к своему докладу, темой которого будут не вопросы выведения сортов, а вопросы семеноводства, вопросы поддержания на соответствующем уровне выпущенных селекционерами сортов, могу только сказать, что лучше нам желать одного — чтобы выдвигаемые нами положения оказались в действительности всё-таки правильными и чтобы в нашем теоретическом и принципиальном споре проиграл не я со своими сотрудниками, а те из генетиков, которые нам возражают. Им для себя же выгоднее проиграть, так как, если мы окажемся правы, это будет большим практическим достижением нашей советской селекции, другими словами — нашего социалистического сельского хозяйства, достижения которого неразрывно связаны с культурным и материальным улучшением условий всех трудящихся.

Венцом селекции растений являются семена на колхозных и совхозных полях. Некоторые теоретические основы этого важнейшего дела мне и хотелось бы на данном авторитетном собрании обсудить.

* * *

Прошло уже больше года после заявления товарища Сталина на XVII съезде партии о том, что семенное дело по зерну и хлопку запутано. Изменилось ли положение на этом участке сейчас? Очень мало. Семеноводство по-прежнему — один из самых отсталых участков социалистического сельского хозяйства. И виновата в этом в значительной мере сельскохозяйственная наука. Генетика и селекция во многих случаях стоят в стороне от практики семеноводства.

Под конечным результатом селекции надо понимать получение семян, а под семенами — тот посевной материал, который даёт и качественно и количественно наилучший урожай в данном, обслуживаемом селекцией, районе. Правы практики, когда говорят: «Для нас, практиков, главное не в селекционных делениях семян на категории: первая, вторая, третья и т. д. Нас прежде всего интересуют высокоурожайные и хорошего качества семена. Вот что нам требуется».

Есть различные категории семян — первая, вторая, третья и т. д. Семена поступают для размножения в семенные колхозы, откуда они уже идут в колхозы и совхозы для хозяйственных посевов. Как будто бы всё обстоит хорошо и гладко. Первая категория — наилучшая, и ценится она в два раза дороже, чем вторая категория, вторая дороже, чем третья, и т. д.

Разрыв в ценах между категориями семян достаточно велик. Следовательно, чем дороже семена, тем они должны быть лучше, иначе почему же платят повышенную цену за первую категорию семян? Какие же семена семеноводческая наука считает первой категорией, второй и т. д.? Оказывается, что если, например, на200 семян красноколосой пшеницы попадёт одно семечко белоколосой, хотя оно по внешнему виду не отличается от семечка красноколосой пшеницы, отличается только по окраске чешуи, в которой оно заключено, то это уже считается полпроцентом засорённости. На 200 зёрнышек одно зёрнышко уже идёт за полпроцента примеси. Да и примесь-то какая — замаскированная. Если апробатор обнаружит на 100 колосьев 2 колоса, хоть чуть-чуть отличающихся от остальных, то уже чистосортность зерна 98 %, и тогда апробатор бракует семена и запрещает пускать их по первой категории, причём апробатору безразлично, злостная ли это примесь или нет. К этому только и сводится апробация.

Итак, два процента незлостной примеси в данном сорте пшеницы, причём сколько-нибудь значительно не отражающейся на качестве зерна, сразу снижает цену на семенной материал в два раза.

B чём же здесь дело? Резкое снижение цены в случае небольшой незлостной примеси было бы совершенно понятно, если бы наличие этой незлостной примеси имело своим следствием резкое ухудшение качества зерна и понижение урожайности.

Между тем простой расчёт показывает, что сколько-нибудь серьёзного понижения урожая и ухудшения качества небольшая незлостная примесь дать не может. К примеру, пшеница имела двух-трёхпроцентную примесь, причём примесь такую, которую может отличить только апробатор, а обыкновенный агроном этого заметить не может. Такую пшеницу относят в третью категорию. Между тем урожай в этом случае сколько-нибудь существенно не будет снижен. Возьмём даже примесь пятипроцентную. Предположим даже, что эта примесь, будучи высеяна в чистом виде, даст, по сравнению с основным сортом, урожай на5 ц с 1 га ниже, даже в таком невероятном случае эти 5 % примеси снизят урожай на 25 кг с гектара. Так ведь ещё никто в мире не высчитывал разницы в урожае на 25 кг с гектара!

Чистосортность семян, безусловно, нужна, и борьба за стопроцентную чистоту семян самоопылителей совершенно необходима. Но что понимать под чистосортностью? Всегда ли будет сорт чистым, если в красноколосой пшенице не будет ни одного колоса белоколосой? Всегда ли будет уже достигнута чистосортность Украинки, если во всей партии этих семян не будет ни одного зерна ржи?

Ясно одно, что денежный разрыв в стоимости семян различных категорий далеко не полностью может быть объяснён только внешней чистосортностью.

Разрыв цен на различные категории семян особенно велик у перекрёстноопыляющихся растений. До революции сахарозаводчики ежегодно платили за пуд семян маточной свёклы 300–400 рублей, в то время как обычные семена сахарной свёклы — заводские — стоили полтора-два рубля. Стоимость пуда семян свёклы в 300–400 рублей никому в голову не придёт объяснить только внешней чистосортностью этих семян. В большинстве случаев заводские семена свёклы не имеют примеси ни одного семечка ни кормовой свёклы, ни столовой свёклы. И в то же время их стоимость в сотни раз ниже стоимости маточной свёклы.

В стоимости различных категорий семян самоопыляющихся растений, хотя бы хлебных злаков, в дореволюционное время был также большой разрыв. Стоит просмотреть каталоги семенных фирм, чтобы увидеть, что овёс или озимая пшеница, отпускаемая семенным хозяйством, расценивалась до 10 рублей за пуд, в то время как обычные (конечно, чистые, не засорённые примесями семена этого же сорта) продавались на рынке от 80 копеек до 1 рубля за пуд.

Несмотря на видимость дороговизны семян высшей категории, всё же помещичье-кулацким хозяйствам до революции выгодно было покупать эти семена у семенных фирм и засевать свои поля. Крестьянские же хозяйства — середняцкие и бедняцкие — не покупали семян высшей категории по простой причине — не имели материальной возможности.

Периодическая смена семян низшей категории на высшую практически выгодна, ибо повышает урожай, и с этой точки зрения в нашем плановом социалистическом сельском хозяйстве вопрос борьбы за семена высшего качества является первейшей задачей. Но в этом большом деле без науки, без правильной теоретической базы нельзя достичь в кратчайший срок тех результатов, которых требуют партия и правительство.

Обеспечивает ли всё это семеноводческая наука, на основе которой до сих пор ведётся оценка семян только в зависимости от того, имеется ли полпроцента или три процента примеси? Такая оценка семян по одной только внешней чистоте или загрязнённости далеко и далеко не достаточна.

Возьмём, в частности, Винницкую область, где многие районы на 100 % высевают Украинку, и никакой иной сорт озимой пшеницы не имеет места. Украинка — самоопылитель. Значит, там семян Украинки можно не сменять! А вместе с тем Винницкая область ведь потребовала их смены.

Говорят, что это излишняя роскошь. Нет, это не роскошь, а совершенно необходимое и неизбежное дело. В таких культурных и богатых хозяйствах, равных которым нет нигде в мире, как наши совхозы и колхозы, неразумно экономить на семенах — это не по-хозяйски.

Можно привести для иллюстрации пример с семенами огородных растений. Возьмём сорт капусты № 1. Семена этой капусты капиталистическими фирмами нередко продаются по цене в тысячу рублей за килограмм и килограмм таких же по виду семян — два рубля. И тот и другой — сорт № 1, без примесей других сортов. Ни один человек, знающий капусту № 1, ни: по семенам, ни по молодым растениям не сможет различить этих двух вариантов капусты № 1. Но на рынке, как правило, оставалась непроданной двухрублёвая, и в первую очередь раскупалась тысячерублёвая. Почему? Потому, что ни одно хозяйство, занимающееся промышленной выгонкой капусты, никогда на семена не жалело копеек. Нам могут сказать, что здесь речь идёт о тысяче рублей за килограмм, а не о копейках. Но ведь на гектар надо не килограмм, а 50 г семян. Значит, на площадь в 1 га требуется затратить не тысячу рублей, а 50 рублей. Гектар даёт примерно 30 тыс. кочанов. Значит, на каждый кочан, выращенный из дорогих семян, выходит дополнительный расход примерно 0,15 копейки. Но этот же кочан даёт обязательно следующие преимущества: раньше на 10 дней созреет, будет гораздо плотнее и т. д. Поэтому недаром говорят — зачем зря тратить деньги на дешёвые семена? Вот почему, с одной стороны, наши хозяйства на семенах не должны экономить, а, с другой стороны, семеноводческая наука должна обеспечить возможность получения наиболее ценных (наиболее урожайных) семян. Между тем семеноводческая наука заботится в основном только о том, чтобы, например, в семенах пшеницы Украинки не было примеси других сортов.

Остаётся непонятным, почему же Украинку в районе, где нет другого сорта, всё же нужно сменять? Примеси ведь нет, а в то же время нет сомнения, что периодическая смена семян и в данном случае необходима. Для чего это делается?

Подойдём к разбору этого вопроса несколько издалека.

Начнём с вопроса о «чистой линии». Как будто бы мы, советские учёные, должны помнить такую элементарную вещь, что всё течёт и изменяется, в том числе и чистая линия. Но ведь факт, что изменчивость чистой линии многими из специалистов признаётся только в «историческом аспекте», исходя из чего они делают следующий вывод: чистая линия хотя и не совсем чистая, но на наш век, на нашу жизнь и на жизнь наших детей всё-таки чистая линия остаётся почти неизменной. По крайней мере практически, на глаз.

Иогансен два года измерял длину зёрнышек фасоли, стремясь доказать, что чистая линия на протяжении. 20–30-40 и т. д. лет остаётся неизменной. Правда, некоторые поправки вносит здесь Де-Фриз своим открытием мутаций. Но мы же не строгие апробаторы, и если чистая линия на 0,1 % изменится, то ведь это к изменению урожайности не приведёт.

Однако нам кажется, что вопрос изменчивости так называемой «чистой линии» несравненно ближе касается селекционеров и семеноводов, чем они это до сих пор себе представляли.

Мы твёрдо установили, что чистая линия изменяется и что изменение происходит несравненно быстрее, чем себе представляли селекционеры и семеноводы. Это было установлено ещё нашим великим Мичуриным. Но огромное большинство наших учёных мало думает над работами Мичурина, и поэтому они до сих пор уверены, что чистая линия практически неизменна.

Бесспорный факт, что большинство представителей нашей науки не признавало и не признаёт того, что чистая линия может быстро изменяться.

Оставим в стороне вопрос о мутациях. Большого влияния на изменяемость чистой линии они не могут иметь. Перейдём к более веским фактам и аргументам.

Какой сорт из самоопылителей любой культуры на любой точке земного шара, высеваемый семенами, держится в практике 40–50 и больше лет?

Я не знаю ни одного сорта ни у одной культуры самоопылителя, который продержался бы 30–50 лет в практике на миллионах га (в коллекции, конечно, он может сколько угодно продержаться).

Я спрашивал у ряда специалистов — есть ли такой сорт, и все говорят, что не знают или приводят примеры существования такого сорта на практически незначительной площади. А раз это так, то у меня возникло сомнение относительно существования многих таких сортов в природе вообще.

Совсем иначе обстоит дело с сортами перекрёстников. Возьмём, например, рожь. Ведь факт, что есть сорта ржи, которые высевали наши прадеды, и эти сорта остались ещё и сейчас во многих колхозах. Ведь это бесспорный факт, что сорта перекрёстников держатся неизмеримо дольше, чем сорта самоопылителей. Почему семена самоопылителей не держатся долго в районах и практика требует их смены?

Почему старые сорта родят хуже новых, почему вновь пришедшие сорта так часто побивают старые?

Ведь тут и только тут кроется причина того, что наши хозяйства требуют периодической смены семян. Мы уже выяснили, как нужно подходить к объяснению этого дела. Причина кроется в том, что чистая линия быстро изменяется, быстрее, чем представляла себе до сих пор наука.

Вот один из примеров, подтверждающих нашу мысль.

В прошлом году мы высеяли на делянках яровую пшеницу Лютесценс 062. Тогда ещё мы обратили внимание на наличие больших крайностей. В целом сорт дружно колосился. Но были определённые растения, которые резко отличались от других по времени колошения. Отобрав 34 колоса из этого сорта, мы их в 1935 г. высеяли одновременно отдельными семьями. И тут наблюдались такие явления. Исходный куст колосился 8 июня в 1934 г., а в нынешнем году его семья — 12 июня. Другой исходный куст в 1934 г. колосился 14 июня, а в нынешнем году его семья — 19 июня. При одновременном посеве получилась разница в 7 дней. Таким образом, различие в длине вегетационного периода между исходными кустами повторилось и у их потомства.

Разве не ясно после этого, что если мы соберём семена этих крайних семей, размножим их до килограмма и высеем, то у нас будут разные сорта? А попробуйте найти у них морфологические различия! Всходы Лютесценс 062 как были 20 лет назад опушёнными, так и впредь ещё десятки лет они будут опушёнными. Как сорт был безостым, так и останется безостым. Но что из того, что внешность не изменилась, если изменились более важные признаки? Предположим, что в общей массе колошение запоздает на 5 дней. А что такое запоздать на 5 дней? Это же разница в центнерах урожая на гектар. Причём это изменение только по длине вегетационного периода. А может быть по сосущей силе корней и по ряду других свойств пшеница тоже дала изменениях? Чем объяснить такое быстрое изменение 062 линии? Мутационной изменчивостью? Это было бы очень поверхностным и несерьёзным объяснением. Так часто мутации не бывают.

Нам легче будет разобраться в причинах этого явления, если мы обратимся к практике работы наших селекционных учреждений. Как, вообще говоря, подходят к выведению нового сорта?

Берут две формы пшеницы. Одна из них, положим, происходит из Азербайджана, а другая — из Одесской области. Эти две формы скрещивают. Одна из них полуозимая, остистая, неопушённая, другая — яровая, безостая, опушённая. Каков будет гибрид? Он будет опушённый, безостый, яровой.

В F2 получается разнообразие: будут пшеницы остистые, опушённые, безостые, неопушённые и т. д.

Известно, что в F2 можно производить отбор. Но, отобрав кусты, нельзя быть уверенным, что их потомство будет константной формой.

На каком основании селекционеры убеждаются, что данная форма константная? На том основании, что потомство отдельного куста похоже на исходный куст. Похоже, но как? Морфологически. Исходный куст был безостым, опушённым, белоколосым, низкорослым, и потомство тоже безостое, опушённое, низкорослое, белоколосое и т. д.

В селекционных учреждениях имеются бланки, в этих бланках 24 графы. Если потомство получит отметки по 24 графам этого бланка такие же, какие были у исходного куста, то селекционер убеждается, что это константная форма, особенно, если в бланках те же отметки сделаны в течение пяти лет.

Никто не будет спорить, что если пшеница выщепилась остистая, то посевы до 100 лет вперёд в громадном большинстве случаев, за небольшими исключениями, дадут пшеницу остистую. Если она была голая, неопушённая в течение 5 лет, то подряд 100 лет она будет неопушённой. Если она белоколосая, то всё потомство будет белоколосым. По таким признакам, гомозиготность которых установлена, пшеница в громадном большинстве случаев будет действительно константной.

А вот по сосущей силе корней в бланке ость графа? А по стадии яровизации есть? А по световой стадии есть? Нет. Нет и не может быть отметок в бланках по неисчислимому количеству других свойств и признаков растений.

Когда пойдёт расщепление, так неужели наследственная основа будет расщепляться только по остистости и безостости, опушённости и неопушённости?

Для нас ясно, что живые организмы друг от друга отличаются не десятью, а целым рядом признаков, свойств и качеств. Расщепление идёт не только по тем признакам, которые заносятся в графы, а по всем действительно имеющимся у растений-родителей различиям. Ребёнок сколько угодно будет похож на отца или на мать, а всё-таки это не отец и не мать. Сколько угодно он похож на отца и глазами, и носом, и походкой, а все-таки это не отец. И походка, и глаза, и нос у него будут свои, а не отцовские. Отличия в данном случав будут даже внешние, не говоря уже о внутренних.

Двух организмов, абсолютно похожих друг на друга в каком бы то ни было признаке, в мире нет. Конечно, все организмы в известной мере похожи друг на друга. Но абсолютно похожих организмов в мире нет, хотя бы это были брат и сестра, брат и брат, зерно из одного колоса и т. д.

Вопрос заключается в одном — насколько эти различия существенны для практики. При этом нельзя, исходя из того, что нет абсолютно похожих друг на друга двух капель воды, делать вывод, что вообще нет ничего одинакового в мире. Всё зависит от того, о какой мере общности идёт речь. Если подходить с меркой слишком общей, тогда всё живущее на земном шаре уже имеет общее хотя бы то, что организмы животного и растительного мира состоят из клеток. Поэтому нам важно выяснить и заострить внимание на том, что требует от нас практика, именно та практика, для которой работает наука. Практика же требует несравненно более тонких вещей, чем думают многие теоретики, в особенности из раздела генетической науки; практика совхозов и колхозов требует несравненно более тонких вещей, чем самые тончайшие методы работы современной генетики моргановской школы. Последние настолько грубы, что практика их не может принять.

В самом деле, чем занимаются генетики и цитологи (если генетику и цитологию взять вместе)? Они считают хромосомы, различными воздействиями изменяют хромосомы, ломают их на куски, переносят кусок хромосомы с одного конца на другой, прицепляют кусок одной хромосомы к другой и т. д. Нужна ли эта работа для решения основных практических задач сельского хозяйства? Нужна так же, как работа дровосека для токарной мастерской. Чтобы не быть голословным, чтобы аналогия ломки хромосом и ломки дров не показалась грубой, я приведу пример.

У Мичурина я видел две рябины: рябина обычная и рябина, выведенная Мичуриным. Рябина, выведенная Мичуриным, ничем, как будто, не отличается от обыкновенной рябины. Дерево как дерево, величина и форма листьев такие же. И на той и на другой висят плоды. Только на рябине, выведенной Мичуриным, плоды крупнее, чем на обыкновенной рябине.

Казалось бы, у рябины Мичурина и у обыкновенной рябины всё одинаковое — стебли и величина дерева, и форма листьев, только величина плода разная. Но когда возьмёшь в рот плоды рябины обыкновенной — кислятина. А мичуринскую рябину возьмёшь в рот — кушать можно.

Отличие громадное, практическое отличие. А генетически чем эти две рябины друг от друга отличаются? Ведь хромосомный аппарат, вся наследственная основа этих двух рябин может быть почти одинакова не только но форме, но и по существу. Всё различие плодов этих рябин заключается в 1–2 % кислоты и 5 % сахара. Это означает, что отличие одной рябины от другой может быть в одной из небольших, даже второстепенных сторон организма. Я уверен, что не только сейчас, но и через десять лет по хромосомному аппарату невозможно будет эти рябины отличить, ибо различия тут ничтожны.

Вот такие малейшие различия в наследственной основе, которые ничего общего не имеют с ломанием хромосом, прицеплением одной части к другой и т. п., очень важны для практики, для людей, которые обязаны создавать новые формы растительных организмов.

Методы же работы генетиков моргановской школы слишком грубы.

Создалось мнение, что, если потомство данного гибридного куста похоже на исходный материнский куст, это, следовательно, константная форма.

Но если бы оно было действительно похоже, тогда бы я сказал, что оно константное. А оно только потому похоже, что селекционер смотрит на 10–20 бросающихся в глаза признаков. Но ведь иной может заметить только 20–30 признаков, а другой тысячу заметит.

Бербанк в своей книге «Жатва жизни» пишет, например, как он вёл первоначальный отбор нужных ему форм. Он быстро идёт по полю, на котором растут миллионы растений. Для многих специалистов эти растения (одинаковые, растение от растения не отличишь, а для Бербанка они все. разные. Причём Бербанк к этим растениям присматривается очень недолго и вместе с тем отчётливо видит, что они меж собой разнятся и представляют собой не то, что ему нужно. Вдруг он замечает то растение, которое ему нужно, бросает тряпочку на это растение, а рабочий, который следует за ним, останавливается около этого растения и начинает над ним работать, а Бербанк быстро двигается вперёд в поисках нового растения.

Для постороннего человека все растения кажутся одинаковыми, друг на друга похожими, хотя все они на самом деле различны. Таким образом, по тому, что бросается в глаза, нельзя судить, одинаковы или неодинаковы растения.

Селекционеры привыкли по 17, самое большое по 24 признакам у пшеницы судить о том, константная эта форма или нет.

Предположим, например, что F3 признали константной формой (хотя она, как мы установили, далеко ещё не константна). Размножили сорт, пустили в сортоиспытание, в Госсортсеть. Совхозы и колхозы начинают сеять. Селекционеры на этом своё дело кончают. Сорт перешёл в практическое использование, и дальнейшая работа с этим сортом передаётся в руки семеноводов.

Семеноводы следят за сортом, становятся руководителями сорта. Но следят не за «душой», а только за «телом» сорта, чтобы оно было чистенькое, чтобы не было в красноколосой полпроцента белоколосой, а в белоколосой пшенице не оказалось красноколосой. Какова «душа», каков генотип, какова наследственная основа — семеноводы этим не интересуются. Это в их обязанность как бы не входило.

Считается громадным преступлением со стороны семеновода, если за сортом пшеницы, выпущенным селекционером в практику, семеновод не досмотрел, и в нём оказалось 4–5 % загрязнения рожью или ячменём. Это действительно громадное преступление, которое увидит не только апробатор, но заметит и обычный глаз человека. Но до сих пор внимание было обращено исключительно только на эту сторону, а этого одного далеко не достаточно.

Мы не против чистоты сорта. Напротив, совершенно недопустимо, чтобы пшеница загрязнялась рожью, красноколоска белоколоской и т. д. Что это за агроном, который допустил загрязнение белоколосой пшеницы красноколосой, допустил её смешение? Да ведь такого агронома нужно убрать, и не только агронома, по даже бригадира. Само собой разумеется, что семена должны быть чисты на 100 %. Надо только подчеркнуть, что не это главное для агронома-семеновода.

Семеновод обязан следить за чистотой не только «тела», не только за примесью красных или белых колосьев, а и: за чистотой наследственной основы. А вот на чистоту наследственной основы семеноводы не обращали никакого внимания.

Гибридный сорт, который назван селекционером константным и действительно в ряде поколений не меняет своей рубашки, фактически неё время будет расщепляться. Это расщепление никогда не может закончиться, оно будет идти бесконечно. По мере размножения сорт будет расщепляться. Другое дело — темп расщепления. Чем старше будет поколение, тем кусты будут всё гомозиготнее, но до полной гомозиготности пшеница никогда не дойдёт. Это, по-моему, бесспорно.

Но нам могут сказать, какое нам дело до того, что форма никогда не дойдёт до полной гомозиготности? Ведь практически-то она гомозиготная?

На деле, практически, она гомозиготная лишь по том признакам, по которым её выделил селекционер, а по тем признакам, по которым её селекционер не выделял, она может оказаться не гомозиготной, а гетерозиготной.

Может быть, это не имеет практического значения? Пускай сорт расщепляется сколько ему угодно во всех дальнейших поколениях, всё равно рубашка держится. По графам бланка сорт остаётся таким же, как и был. А по другим показателям, невидимым для глаза, по невидимым даже для апробатора признакам, пусть расщепляется. Такой сорт апробаторы не будут браковать.

Но существенно ли это для практики? Вот тут-то мы подходим к сути дела.

Сколько лет живёт сорт самоопылителя в обычной практике? Живёт ли 40–50 лет? Мы уже установили, что мало известно примеров, чтобы сорт самоопылителя, занимая значительную площадь в практике, прожил больше 50 лет. Поэтому мы высказали мнение, что такой сорт в практике — редкое явление. Приведём теперь объяснение этого.

По нашему мнению, большинство сортов-самоопылителей в практике долго не живёт только потому, что сорта расщепляются. И сорт, отобранный селекционером из гибридного материала в 4 — 5-м и 6-м поколении, размноженный, испытанный и оказавшийся на 30–40 % урожайнее, чем остальные сорта в данном районе, через 10–15 лет оставляет только те признаки, которые нужны апробатору для заполнения бланков, а всю свою наследственную основу он сельпо изменил путём расщепления.

Но практика не интересует вопрос, меняется ли сорт или нет. Практик говорит семеноводу: «дай нам такие семена, которые повысили бы урожай, а если не можешь повысить урожай, то сделай так, чтобы данный сорт не ухудшился, и ни в коем случае не давай таких семян, которые понижают урожай».

Практика не интересует, расщепился сорт или нет. Практик знает одно неотложное требование — замену худших семян лучшими. А что семеновод даёт колхозам и совхозам? Семена пшеницы, очищенные от ржи и ячменя, краснозёрную пшеницу, очищенную от белозёрной, остистую от безостой. А то, что наследственная основа за эти годы изменилась, — этого семеновод и знать не знал. Наблюдение за наследственной основой семян данного сорта, который необходимо поддержать в практическом хозяйстве, — эта самая главная задача семеноводов упускалась из виду семеноводческими организациями.

Однако, может быть, сорт в практике всегда изменяется в лучшую сторону? Есть же ведь на свете естественный отбор. Всех выщепившихся уродов, маленьких, хрупких и т. д. естественный отбор устраняет. Ведь естественный отбор является не только ситом, на котором отсеиваются нежизнеспособные организмы. Естественный отбор в то же время является и созидателем, творцом. Он и создаёт и отсеивает. Не буду останавливаться на объяснении того, почему мы присоединяемся к той группе биологов, которая именно так расценивает дарвиновский естественный отбор.

Ведь очевидно, что сорт, попав, например, в Одесский район, переделается иначе, чем этот же самый сорт, попавший в Саратовский район, и т. п. Это всё, конечно, так. Один и тот же сорт, попав в Одесский и Саратовский районы, через несколько лет будет там и здесь разным. Однако ведь природа не задавалась целью работать на нас. Сорт изменяется не всегда в лучшую сторону, не всегда на пользу нам — это тоже ясно.

Кто это обязал природу в таких сложных вопросах, как создание новых форм, работать так, чтобы это нравилось данному конкретному обществу? Поэтому-то Иван Владимирович Мичурин бросил лозунг: «Не ждать милостей от природы; взять их от неё — наша задача». А мы оставляем сорта на произвол судьбы. Семеноводы, люди, которые должны быть хранителями наследственной основы сорта, сами того не зная, обедняют её. Иначе чем же объяснить, что 50–70 лет назад в причерноморской степи были широко распространены такие ценные экспортные пшеницы, как ульки, гирки, гарновки, потом из этих пшениц селекционеры индивидуальным отбором вывели ещё лучшие линейные сорта (например, одесская селекция — Гирка 0274, 0180, Мелянопус 0122), а теперь в черноморской степи днём с огнём не найдёшь ни одного гектара яровой пшеницы этих сортов. И не сеют её не потому, что не хотят, а потому, что пшеница стала «родиться» хуже, чем ячмень. Объясняется это прежде всего тем, что сельскохозяйственная наука не сумела стать на должную высоту в вопросах семеноводства. Наша сельскохозяйственная наука не сумела дать указаний практике, как же вести дело, чтобы не только не ухудшать выпущенные селекционерами сорта, но, наоборот, пытаться их улучшать. А надеяться на то, что всё в природе течёт, всё изменяется самотёком в нашу пользу, — не приходится. Нам надо самим направлять это движение в нужное русло.

В громадном большинстве случаев расщепление полевых сельскохозяйственных культур ухудшает практическую ценность наследственной основы. Чтобы не быть голословным, затронем вопрос об инцухте. Вспомним инцухт ржи, подсолнечника, кукурузы.

Кукуруза — перекрёстник. Пока она остаётся перекрёстником, то это сорт как сорт. Все растения выравненные, сильные и урожайные. Если же принудительно яйцеклеткам куста кукурузы не дали соединиться с половыми клетками других кустов, а заставили оплодотворяться пыльцой того же самого куста, то уже у первого поколения самоопылённого перекрёстника будет сильное расщепление наследственной основы. Сразу же снизится урожай, уменьшится рост растения, ослабеет жизнеспособность. В результате такой операции мы получаем полумёртвый организм. Если попробовать опылить его ещё раз в самом себе, то он станет хуже, и только редкие формы могут выжить до 10-11 опылений самих в себе, а остальные погибают. Такие организмы оказываются нежизненными, и генетики в этих случаях говорят: «летальные гены пришли в гомозиготное состояние».

Эта ссылка на «летали», на мой взгляд, ничего но объясняет. Суть дела заключается в ином. Чем в большей степени наследственная основа становится гомозиготной, тем меньше организм оказывается приспособленным к варьирующим условиям. Всякий организм нормально перекрёстноопыляющегося растения состоит из наследственной основы отца и матери. В этой наследственной основе заложены все возможности приспособления отца и все возможности приспособления матери. Так, если отцовская гамета несла в себе приспособленность к влажному году, а материнская гамета несла в себе приспособленность к засушливому году, то гетерозиготное растение получит и ту и другую приспособленность. Если весна будет засушливая или влажная, то гетерозиготное растение не умрёт, потому что у него есть соответствующие данные приспособления как к одному, так и к другому варианту условий.

Любое же инцухтирование перекрёстника ведёт всегда к биологическому обеднению наследственной основы, а тем самым к понижению биологической приспособленности. Стоит только перекрёстника инцухтировать, то есть гомозиготизироватъ, как самые лучшие инцухтируемые растепли часто не в состоянии конкурировать в полевых условиях в разные годы с самыми худшими неинцухтируемыми растениями.

В Одессе, в нашем институте, в посеве этого года рядом с инцухтированным подсолнечником стоит обычный сорт № 101. При этом последний по сравнению с инцухтированными посевами прямо кажется героем, между тем как сам-то № 101 имеет ограниченное распространение в практике.

Известен ли хоть один сорт в мире, в том числе и кукурузы, выведенный путём инцухта и высеваемый в практике на значительных площадях? Ведь работа с инцухтом ведётся уже давно: по кукурузе инцухт ведётся в Америке уже больше 20 лет.

Ни один сорт ни по одной культуре инцухтом не выведен. Тов. Плачек, селекционер Саратовской станции, — крупный селекционер подсолнечника, в короткий срок вывела сорт 169 путём обычного отбора из местной популяции лучших корзинок. Этот сорт вот уже много лет считается лучшим стандартом для многих районов СССР. Но тов. Плачек уже довольно давно перешла на инцухт, и по сей день у неё есть громадные достижения по инцухту, но этим способом, равно как и скрещиванием инцухт-линий, сорт в практику до сих пор не пущен. На инцухте сидят люди многие годы, десятки лет. Но, на мой взгляд, напрасно, ибо может ли быть польза для дела, если наследственная основа при инцухте разбазаривается?

Есть такие любители инцухта, которые говорят: «Мы не думаем методом инцухта вывести сорт, а думаем только очистить наследственную основу от негодных генов». Как будто бы есть гены годные и негодные «вообще», вне условий развития. В данном случае мы понимаем под условиями развития отдельных генов не только внешние условия, но и генную среду как единое целое. На самом деле есть плохие и хорошие генотипы лишь для данных условий (об этом довольно полно сказано в нашей, совместно с тов. Презентом написанной, книжке).

Часто приводятся примеры из работ исследовательских станций Сахаротреста. Там масса изоляторов, стеклянных ящиков и т. д. Работа начата ещё с 1925 г., и всё-таки, несмотря на это, инцухтированная свёкла несравненно менее жизненна в сравнении с неинцухтированной и по урожайности в общем хуже, чем любая простая сахарная свёкла.

Теперь возвратимся несколько назад, к тому сорту гибридного происхождения полевой сельскохозяйственной культуры, который селекционером пущен в практику. Этот сорт, как я доказывал, при настоящем состоянии селекции и семеноводства постепенно (в большинстве случаев) теряет свои урожайные качества. И ухудшается этот сорт, например, яровой пшеницы, потому, что пшеница — самоопыляющееся растение и, следовательно, она естественно инцухтируется, гомозиготизируется. Если даже допустить, что не всякая гомозиготизация обязательно приводит к хозяйственному ухудшению сорта (что вполне возможно), то всё равно гомозиготизация выпущенного селекционером сорта ведёт к быстрому изменению, то есть к исчезновению старого «чистолинейного» и созданию нового сорта популяции.

Меня спросят, причём тут инцухт и самоопылитель? Дело в том, что инцухт — это искусственное самоопыление у перекрёстника, а у самоопылителя всё время происходит самый настоящий естественный инцухт.

Что перекрёстное опыление бывает полезно для самоопылителей — в этом чрезвычайно легко убедиться. Мне кажется, что нашими работами достаточно убедительно доказано, что F1 (а это значит скрещенное от двух родителей, а не путём самоопыления) никогда не может быть более поздним по цветению в сравнении с более ранним из родителей. F1 у самоопылителя, например у пшеницы, ячменя, овса и у любого другого растения, к моменту цветения никогда не может быть менее мощным, чем более мощный из родителей. И те возражения, которые против этого делаются, вытекают или из элементарной методической ошибки, когда сравнивают родителей и выщепенцев в различные годы произрастания, или же из неучёта специфики развития некоторых признаков.

Значит, у самоопылителей перекрёстное опыление, как правило, бывает не вредным, а, наоборот, полезным, то есть повышает жизненность организма. Перекрёстное опыление никогда не уменьшает возможности развития у данного организма, а самоопыление, как мы выяснили, никогда не оставляет те возможности, которые даже были. Наоборот, самоопыление всегда уменьшает эти возможности, потому что процесс расщепления не прекращается не только в четвёртом поколении (в котором селекционеры уже отбирают исходные формы), но он не прекращается и в 44 поколении. Вот этим я объясняю то обстоятельство, что сорта самоопылителей в практике долго не живут. Это не значит, что они вообще долго не могут жить. Жить-то они могут долго, но нуждаются в помощи семеноводов. Семеноводы же им не помогали, селекционеры, со своей стороны, этого дела также не знали, а генетики об этом и не думали.

Все мы до сих пор привыкли думать, что самоопылители легче поддерживают свою морфологию, нежели перекрёстники. И обосновывали это тем, что, если мы отберём куст самоопылителя и будем его размножать, всё его потомство из года в год по внешнему виду будет напоминать отобранный куст. Если мы отберём перекрёстник и будем его размножать, то в первый год размножения всё его потомство будет похоже на отобранный куст, а в следующем поколении будет давать большое разнообразие. Этим, наверное, объясняется распространённое среди селекционеров мнение, что с перекрёстником селекционная работа значительно труднее, чем с самоопылителем. Самоопылитель, где ни посей, всё равно растения будут, во всяком случае генотипически, похожи на материнский куст, а у перекрёстника, как известно, два сорта нельзя засевать рядом иначе они перекрестятся, и потомство будет отличаться от исходных форм.

Чем объясняется такое разнообразие перекрёстника на второй год посева после отбора исходного куста даже тогда, когда в посевах не было чужого сорта, чужого опыления?

Это объясняется тем, что перекрёстники в большей степени гетерозиготны, и изолированное потомство принудительно гомозиготизируется.

Всё сказанное давало основание селекционерам говорить, что работа с самоопылителями легче, чем с перекрёстниками. Но селекционная работа есть неотъемлемая часть семеноводческой работы. Следовательно, отсюда вытекало и другое положение, что работа семеноводов с перекрёстниками несравненно труднее, чем с самоопыляющимися растениями.

Это была азбучная истина для многих. Долгие годы и я придерживался такого же мнения. А теперь я пришёл к обратному выводу. Я утверждаю, что работа с перекрёстниками для семеноводов была несравненно легче, чем с самоопылителями. Практика семеноводства лучше умела удерживать на соответствующем уровне семена сортов перекрёстников полевых культур, нежели семена многих сортов самоопылителей.

В самом деле, разберёмся в следующих фактах. Перекрёстники, например рожь, без периодической смены семян десятки лет держатся в районе, причём сорт своих качеств в основном не ухудшает. Самоопыляющиеся же растения, например пшеница яровая или озимая, долго не могут продержаться в хозяйствах без смены семян. Мы даже для примера не могли легко найти сорта самоопылителя, который держался бы в практике дольше 50 лет. Следовательно, семена самоопылителя оказалось труднее удержать в практике, чем семена перекрёстника.

Но если бы мы ограничились только этим примером, можно было бы придти к заключению, что это просто случайность Мне могут заявить, что сорта пшеницы в районе сходили со сцены только потому, что селекционеры давали всё новые и новые, лучшие сорта, которые по праву вытесняли старые сорта. Сорта же перекрёстников держатся долго только потому, что не было сортов, которые были бы более урожайными, которые побили бы старый сорт этой же самой, скажем, ржи.

По вопросу же о том, с чем легче работать селекционеру, с перекрёстниками или с самоопылителями, мне могут сделать следующее возражение. Вот, скажем, в районе имеются популяции пшеницы. Среди колосьев есть большие и малые колосья, красные и белые. Отобрали белые колосья, размножили их, посеяли, и всё потомство будет белоколосым, и именно таким, каким был исходный отобранный куст. И если это потомство заслуживает внимания по урожайности и по своему качеству, значит, его можно пускать на поля. А с таким перекрёстником, как, например, рожь, дело обстоит гораздо сложнее. Во втором поколении у него будет разнообразное потомство, и ни один куст не будет похож на отобранный исходный куст. Вот попробуйте-ка при этих условиях вывести сорт перекрёстника! И отсюда мои оппоненты сделают логический вывод: сорта перекрёстников в районах держатся потому, что не так легко вывести новый сорт и, следовательно, нечем вытеснить старые сорта.

Но, со своей стороны, мы имеем право задать такой вопрос: раз у перекрёстника получается разнообразное потомство и ни один куст не похож на исходный, то как же сорт держится десятилетиями, полустолетиями и колос на колос всё же похож? Если мы осмотрим 100 га посева ржи, то убедимся, что каждое растение на этом посеве похоже одно на другое. И больше того, из года в год растение одного года похоже на растение предыдущего года. Значит, сорт держится сам собой и может долго держаться в постоянном виде. А как только мы неумело приложим руку, как только выберем одни или 10 колосьев с поля перекрёстноопыляющихся растений и потомство размножим, мы получаем друг на друга непохожие растения, и ни одного растения нет тут похожего на то, которое мы взяли за исходное.

Перекрёстник морфологически более постоянен, чем самоопылитель. В самом деле, давайте произведём скрещивание у самоопылителя и у перекрёстника. Гетерозиготное потомство будем ежегодно, уже не производя дальнейших искусственных скрещиваний и отбора, высевать в поле. Где будет через 5-10 поколений более выравненный морфологически посев — у самоопылителя или у перекрёстника? Каждый, знающий селекцию, скажет, что посевы перекрёстника в морфологическом отношении будут более выравнены. Почему? Предположим, что мы взяли для скрещивания у самоопылителя и у перекрёстноопылителя одного родителя красноколосого, безостого, опушённого, а другого белоколосого, неопушённого, остистого. Все растения F1 у самоопылителя будут похожи, а у перекрёстника F1 будет не совсем однообразное. Теперь разберём, что будет у этих растений через 10 лет. У самоопылителя будут: белые остистые колосья, красные остистые опушённые, красные остистые неопушённые и т. д., то есть будут все комбинации, какие только можно себе представить из сочетания различий между родителями. Перекрёстник же весь будет красноколосым, все растения будут безостыми и все будут опушённые. Следовательно, кто себя лучше в чистоте держит?

До сих пор в сельскохозяйственной науке было мнение, что самоопылитель более постоянен по сравнению с перекрёстником, следовательно, и лучше держит себя в чистоте.

С этим можно согласиться только в том случае, когда с перекрёстником обращаются неумело; ограничивают тем или иным путём свободное перекрёстное опыление или загрязняют один сорт перекрёстника пыльцой другого сорта. В нормальных же условиях свободного опыления, при достаточном количестве растений перекрёстника, последний будет несравненно более выравнен.

Надо вспомнить, что расщепление при редукционном делении у самоопылителя идёт не только в отношении возможностей развития, приводящего к красному цвету, не только по остистости и безостости, но и по любому другому признаку.

Если гетерозиготная пшеница как самоопылитель (а гибридный сорт самоопылителя практически никогда гомозиготным не будет) расщепляется по остистости или безостости, то, следовательно, она расщепляется и по остальным свойствам, признакам и качествам. Перекрёстник же при свободном опылении может в основном держать выравненную рубашку из года в год, значит, он может также держать все свои другие свойства.

Я уверен, что если бы некоторые наши самоопылители, например пшеница, были перекрёстниками, то мы уже имели бы лучшие новые сорта, нежели те, которые у нас сейчас есть. Должен признаться, что я чуть не ударился в одну крайность. Я хотел в мировой коллекции найти такие номера пшеницы, которые цветут более открыто. Сорта пшеницы по характеру цветения сильно разнятся друг от друга. Один сорт цветёт закрыто, а другой менее закрыто. Я хотел взять такую пару, которая более или менее была бы похожа на перекрёстник, а потом из неё выводить сорт. И только недавно пришёл к выводу, что любой пшенице можно дать преимущество перекрёстника, использовав в то же время все преимущества пшеницы как самоопылителя. Колосковая и цветочная чешуя у пшеницы являются изолятором, не пропускающим чужой пыльцы. Необходимо вовремя, до созревания пыльников, кастрировать цветки пшеницы, потом, в момент созревания рыльца, отодвинуть пинцетом чешуйку и положить туда пыльцу, собранную из многих колосьев того же сорта пшеницы, к которому относится опыляемое растение.

Этим путём мы даём возможность растению самоопылителя опыляться как перекрёстнику. Мы собираем пыльцу от 100–200 растений одного сорта (причём чем от большего количества, тем лучше), смешиваем её, отодвигаем плёнку-чешуйку цветка пшеницы и наносим несколько тысяч пыльцевых зёрен на рыльце. А дальше рыльце, пусть берёт какую хочет гамету. Проделав это, мы можем спокойно уйти с поля. Мы своё дело сделали. Мы предоставили возможность яйцеклетке выбрать того, кого она хочет. Тов. Презент довольно удачно назвал такое опыление «браком по любви». А самоопыление — это вынужденный брак, брак не по любви. Как бы ни хотела данная яйцеклетка «выйти замуж» за того «парня», который растёт от неё за три вершка, она этого сделать не может, потому что плёнка закрыта и не пускает чужой пыльцы.

У перекрёстников это действительно «брак по любви». Ведь в воздухе летают мириады пылинок, и все гаметы разные. А любая ли гамета с одинаковым результатом может удовлетворить данную яйцеклетку? Может быть, по Моргану, любая гамета, которая упала раньше, и удовлетворит данную яйцеклетку. А по Дарвину и Мичурину не так, далеко не так. Нет ни одного процесса, нет ни одной клетки, ни одной гаметы без требований к условиям. Биологические требования есть обратная сторона приспособления, как это сформулировал тов. Презент. А приспособление — это результат естественного отбора. Так что, по Дарвину и Мичурину, «брак по любви» — не дело случая, а дело приспособленности, дело выбора самого растения. Выбирается такая пыльца, которая более приспособлена в данных условиях к одной яйцеклетке, а другая оказывается более приспособленной, в данных же условиях, к другой яйцеклетке. Насколько разнообразны яйцеклетки, настолько же разнообразна и пыльца. Только не надо понимать дело таким образом, что, мол, в воздухе летают «вообще хорошие» гаметы и «вообще плохие» гаметы и что только эти «вообще хорошие» гаметы могут оплодотворять яйцеклетки. «Вообще» плохих и хороших гамет нет, так же как и зигот, и «вообще» плохой наследстве иной основы не бывает вне условий развития. Поэтому судить вне условий развития о том, плохая ли это наследственная основа или хорошая, может только неграмотный человек. Вне условий развития нет ни плохой, ни хорошей наследственной основы.

При селекции, например, пшеницы можно часто слышать от селекционера: у меня есть хорошие сорта яровой пшеницы, выделенные из F 1 , из F5 и т. д., но они ещё не размножены. И этот его новый сорт по виду действительно выгодно выделяется в сравнении со стандартным районным сортом. А раз он выделяется по виду, то можно быть уверенным, что на гектар будет повышение урожая в 3–4 ц. Ведь разница в один центнер на гектар на делянке для глаза была бы незаметна.

Селекционер ежегодно может на маленьких делянках демонстрировать действительно хорошие сорта. И каждый год это будут новые номера, ибо старые номера должны бы быть размножены уже на больших массивах.

Но оказывается, что они даже до сортоиспытания не дошли. В лучшем случае дошли до Госсортсети, да там и были забракованы.

На делянках сорт был хорошим. Но пока он дошёл до Госсортсети, он расщепился вследствие многократного самоопыления.

Как же сорту самоопылителя, выведенному гибридным путём, не дать ухудшения в практике?

Если в F3 или F5 , или F6 есть так называемая константная форма пшеницы, хозяйственно для нас ценная, — так не дать ей ухудшаться, по-моему, более чем возможно. Предположим, что, например, от F5 получилась константная делянка. Надо взять пыльцу с возможно большего количества кустов и опылить несколько колосьев этого же сорта пшеницы. Таким перекрёстным опылением мы не только устраним очередное ежегодное обеднение наследственной основы, но, наоборот, увеличим гетерозиготность. Тем самым мы делаем сорт более молодым, возвращая его примерно к тому гетерозиготному состоянию, в котором селекционеры демонстрируют его на своих небольших делянках.

Сколько потребуется времени, чтобы обновить наследственную основу семян лучших старых сортов пшеницы и вновь выпущенных сортов гибридного происхождения для посева на колхозно-совхозных массивах? Это можно без особого труда подсчитать.

Начнём с 10 скрещенных колосьев, которые должны нам дать не менее 100 зёрен. Если мы в тот же год эти 100 зёрен высеем, то получим к осени 2 000 семян. Засеем их в марте в парнике. И весною, как только появятся на полях всходы яровых, пересадим молодые растения пшеницы на делянку в поле. В июле делянка даст не менее 2,5 ц зерна. Практику в этом деле мы уже имеем. Значит, из 10 скрещенных колосьев через год мы будем иметь 2,5 ц зерна. Это и будет, на наш взгляд, наиболее высокая, следовательно, и наиболее ценная категория семян.

Это настолько простая вещь и вместе с тем настолько исключительно важная, что её необходимо проводить не только в селекционных и семеноводческих учреждениях, но и в хатах-лабораториях.

Хата-лаборатория вполне может для своего колхоза обновлять семена тех сортов, которые в нем имеются. Для этой работы нужно иметь только 5 вазонов для высева 100 зёрнышек, пинцет да ещё, может быть, кисточку для опыления.

Так вот, раз колхозная хата-лаборатория через год будет иметь 2,5 ц обновлённого сорта, то колхоз обязан засеять этим обновлённым сортом 15 гектаров (по пуду на гектар) с тем, чтобы получить 15 т урожая (по тонне с гектара). Я называю самые скромные цифры. А 15 т семян должно хватить для посева обычным способом всех 150 гектаров. Таким образом, на третий год старые сортовые семена заменяются обновлёнными семенами. Возможное ли это дело? Возможное, но при условии умелого руководства со стороны семеноводческих и селекционных организаций хатами-лабораториями. Семеноводы должны взять это дело в свои руки; а так как семеноводство неотделимо от селекции, то тут селекционеры тоже не должны быть в стороне.

Трудно сказать, как часто нужно повторять это обновление наследственной основы семян. Может быть, это полезно через пять лет, может быть, через семь лет. Это будет зависеть от культуры, от района, от ряда обстоятельств. Вопрос этот должен быть решён практической работой.

В заключение необходимо сказать, что перед нами открываются громадные возможности по улучшению семеноводческого дела. Если наши предположения, высказанные в докладе, окажутся в действительности верными, то тогда мы будем иметь возможность путём обновления «крови» самоопылителей:

во-первых, выпущенные или выпускаемые селекционерами сорта гибридного происхождения в семеноводческой системе не только поддерживать на уровне их выпуска за пределы станции, но во многих случаях улучшать их;

во-вторых, но исключена возможность, что ряд старых сортов-самоопылителей, путём создания большей гетерозиготности (производя искусственное скрещивание растений в пределах одного сорта), можно сделать фактически новыми, более урожайными и более стойкими, чем они есть в настоящее время.

Ряд сортов-самоопылителей так и просится под пинцет, под кисточку и ножницы. В частности, почему бы нам у помидоров не скрестить самого с собой Гумберта? Ведь сейчас у этого сорта есть, наверное, не меньше 10 линий. Почему бы не собрать пыльцу и не устроить перекрёстное опыление Гумберта? Возможно, что появится совершенно новый, лучший сорт Гумберт.

Надо попробовать скрестить также горох, фасоль.

Сейчас больше, чем когда-либо, встаёт вопрос о мобилизации на борьбу за дело семеноводства как можно больше хат-лабораторий. В этом большом деле без участия колхозных хат-лабораторий не обойтись. Бояться того, что скрещивание — сложное дело, нам нечего. Действительно, ведь на наших станциях лучшими работниками по техническому выполнению скрещиваний являются рядовые работницы. Научить одного-двух человек в колхозе скрещивать — дело несложное.

Не исключена возможность, что предлагаемый мною метод поднятия качества семенного материала даст значительное повышение урожая колхозных и совхозных полей. Если это будет так, то ожидать, пока совхозы и колхозы через семенные хозяйства селекционных станций будут снабжены улучшенными семенами, не приходится. Но в этом большом деле селекционные станции со своими семенными хозяйствами, безусловно, должны занять ведущее положение.

 

Из заключительного слова

Прошедшая сессия Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина дала много всем участникам и особенно мне лично. Много я почерпнул полезного для себя и для руководимых мною работ из выступлений товарищей, высказывавшихся против основных положений, выдвигаемых мною как в докладе, так и в недавно вышедших наших работах.

Исследователь обязан быть упорным и настойчивым в своей работе. В то же время исследователь должен уметь подниматься выше колокольни разрабатываемого им предмета, иначе из-за деревьев такой исследователь не будет видеть леса. Агроисследователь, который не может правильно увязать разрабатываемую им дисциплину с другими разделами агробиологической науки, не является полноценным самостоятельным исследователем. Это не значит, что работа таких людей бесполезна. Она полезна, но только в определённой системе, при определённой плановой расстановке людей.

Многие из выступавших указывали на то, что я недооцениваю науку, другими словами, недооцениваю теорию. Науку я ценю и уважаю не меньше любого из здесь сидящих товарищей. В Советском Союзе наука вообще и, в частности, агронаука ценится несравненно более высоко, чем в капиталистических странах. По заслугам у нас ценятся и люди науки, особенно академики. Ведь роль Академии огромна: Академия должна быть ведущим звеном, должна быть верхушкой агронауки.

Сельскохозяйственная наука имеет настолько важное значение, что играть ею ни в коем случае нельзя. В наш век недооценивать роль теории — это значит не быть советским исследователем. Говорить о семенах, самых обычных, идущих для засева совхозных и колхозных полей, и не затрагивать теоретических основ селекции и генетики — это значит не понимать, что такое теория, это значит предоставить практике идти вслепую, оторвавшись от теории. Поэтому я в своём докладе, рассматривая вопросы, имеющие сугубо практическое значение, всё время затрагивал вопросы теории генетики и селекции.

Генетика по праву называет себя теоретической основой селекции, но тем самым она должна быть теоретической основой и семеноводства. Говоря о семенах, необходимо затронуть всю цепь данного раздела агронауки сверху донизу — от генетики через селекцию до совхозных и колхозных семян.

Начну своё заключительное слово с возражений, выставляемых по моему докладу генетиками.

Главное центральное возражение генетиков направлено против следующих наших положений: 1) выщепенцы из любой гетерозиготной формы не могут быть более раннеспелыми, чем сама исходная гетерозиготная форма; 2) первое гибридное поколение в основном не может быть более позднеспелым, нежели ранний родитель. Доктор Лепин привёл здесь фактический материал из своей личной работы, говорящий как будто бы против выдвигаемых нами положений. Он здесь заявил, что в скрещиваниях сорта пшеницы Прелюдка (наиболее ранняя пшеница) с одной из ранних сибирских пшениц первое гибридное поколение по длине вегетации было промежуточным. В доказательство этого он нам привёл число дней от посева до колошения: один из родителей — 38 дней, другой — 43 дня, а гибрид — 40 дней. На основе приведённого факта Лепин приходит к выводу, что первое гибридное поколение пошло не по раннему родителю, а заняло промежуточное место. Мне кажется, что здесь дело проще: 38 дней и 40 дней — это одно и то же. Ведь ни на одной делянке из сотни высеянных растений колошение не наступает в один день. Приведённый в данном случае Т. К. Лепиным пример, на мой взгляд, не является возражением против выдвигаемого нами положения, что F 1 не может быть более позднеспелым по сравнению с ранним родителем. Выставляя данное положение, мы имеем в виду разрыв между ранним и поздним не в 2 дня, а действительный разрыв, выходящий за пределы варьирования.

Т. К. Лепин, исходя из этого же своего фактического материала, возражал нам и против другого положения, а именно, что выщепенцы любой гетерозиготы не могут быть более раннеспелыми, чем сама исходная гетерозигота. Он утверждал, что в F3 указанной комбинации выделился куст, из которого в дальнейшем была выведена пшеница, получившая название Экстрапрелюд. Эта форма пшеницы известна только небольшому кругу генетиков и специалистов, работающих с мировой коллекцией пшениц. В нашем институте в посеве коллекции она также имеется.

По заявлению д-ра Лепина, указанная пшеница на 8 дней более ранняя, нежели мировой стандарт по скороспелости Прелюдки (один из родителей). А так как первое поколение шло одновременно по длине вегетации с Прелюдкой, то, следовательно, в дальнейших поколениях получилась форма более раннеспелая — на 8 дней в сравнении с первым гетерозиготным поколением.

Возражение, как будто бы, серьёзное. Разрыв в 8 дней созревания двух пшениц никто из нас, в том числе и я, не рискнёт объяснять вариацией. Но в приведённом примере мы, по-видимому, имеем дело с неправильной методикой сравнения фенологических наблюдений, что нередко имеет место.

В данном случае это особенно относится к обычным записям фенологических наблюдений генетиков и селекционеров, которые, насколько мне известно, не ставили даже целью сравнивать по длине вегетации различные гибридные поколения одной и той же комбинации при одновременном посеве. Только теперь, возражая против выдвинутых нами положений, наши оппоненты-генетики обратились к литературе и половым тетрадям, где они стали выискивать «факты», подтверждающие установившийся в формальной генетике взгляд, что гетерозигота может выщеплять любых выщепенцев по длине вегетации. Но так как специально по данному вопросу опытов (за исключением наших) нигде не проводили, то генетикам невольно приходится неумело оперировать такими фактами, как, например, случай у Т. К. Лепина, когда сравнивание длины вегетации F1 и F3 одной и той же комбинации велось хотя и в одном и том же пункте, но в разные годы.

Акад. Н. И. Вавилов сегодня, в перерыве между дневным и вечерним заседанием, просмотрел у нас на гибридном поле хлопчатника свыше 150 комбинаций первого поколения, высеянного одновременно со своими родителями. Я же просмотрел все данные фенологических наблюдений появления первых бутонов у растений в этом опыте. Громадное большинство F1 из всех этих 150 комбинаций бутонирует раньше, нежели ранний родитель. Меньшинство F1 из всех этих комбинаций бутонирует одновременно с ранним родителем. И нет ни одной комбинации, которая противоречила бы выставляемым нами положениям.

Таким образом, мы получили лишнее подтверждение неоднократно проверенного опытами нашего положения о том, что F1 по цветению в основном не может быть более поздним, нежели ранний родитель. Более же ранним F1 бывает, и если предварительно до скрещивания произведён стадийный анализ, то заранее можно предвидеть длину вегетационного периода F1 в сравнении с ранним родителем.

Думаю, что Н. И. Вавилов в данном виденном им случае со мною согласен.

Но в то же время в своём выступлении на сессии Н. И. Вавилов говорил, что, специально просмотрев мировую литературу по вопросам доминирования вегетационного периода, он нашёл там следующее: в некоторых случаях раннеспелость в первом гибридном поколении доминирует, в некоторых случаях длина вегетационного периода гибридного поколения промежуточная, и во всех случаях у риса, по сводке японского исследователя, раннеспелость является рецессивным признаком. Гибридное первое поколение идёт не по раннему родителю, а по позднему. К сожалению, в японскую сводку по гибридизации риса не могли войти 10 комбинаций риса, полученных одним из наших сотрудников в прошлом году и высеянных в текущем году вместе со своими родителями. Уже сегодня каждый из вас воочию, на живых растениях, может убедиться в том, что растения первого гибридного поколения всех без исключения 10 комбинаций идут или раньше или одновременно с ранним родителем.

Чем же объяснить расхождение фактического материала, указанного в литературе по рису, и фактического материала, находящегося у нас сейчас в посеве? Это легко объяснить тем, что часто факты, упоминаемые исследователями в выпускаемых ими книгах, приводятся голо, оторванно от той действительной обстановки, в которой они получались. Такие литературные факты, конечно, не следует игнорировать, но нельзя также, но проанализировав обстановки получения этих фактов, слепо на них базироваться.

Вы все видели, что в нашем Институте генетики и селекции весь огромный, находящийся в живом виде, продемонстрированный вам материал целиком подтверждает наши теоретические положения. С другой стороны, оппоненты приводили факты из литературы, противоречащие нашей теории.

Может создаться впечатление, что выставляемые нами положения пригодны только для условий Одессы, что это — не общая закономерность развития наследственной основы растительных форм. К счастью, мы имеем «факты» и в Одессе, как будто бы противоречащие нашим положениям. Т. К. Лепин сослался на эти факты. Отсюда, конечно, нетрудно сделать вывод, что эти факты участникам сессии мною не были показаны, и только иные товарищи, работники нашего института, уже в частных беседах и экскурсиях показали их. Об этих противоречащих фактах я ничего не говорил только потому, что был уверен, что их уже «не существует», так как и раньше они существовали не в действительности, а в голове экспериментатора. Речь идёт о более позднем колошении первого гибридного поколения пшеницы в сравнении с ранним родителем в опыте Л. П. Максимчука.

Л. П. Максимчук в прошлом году в июле высеял первое гибридное поколение пшеницы в ящики. В ящики же были высеяны и родительские формы. Ящики с растениями, во избежание заражения гессенкой и шведкой, переставлялись с места на место; они были и у теплицы, и в теплице, и в открытом поле. Осенью обнаружилось, что первое поколение отстаёт в колошении от раннего родителя. Ещё тогда я указал. Л. П. Максимчуку, что это, наверное, произошло оттого, что родители и гибриды выращивались не в одинаковых условиях и что это легко в данной же комбинации проверить во втором поколении. Если будут выщепенцы более ранние или идущие одновременно с ранним родителем, тогда оправдается моё объяснениеданного случая. Такие выщепенцы действительно и оказались в посеве, произведённом тем же Л. П. Максимчуком.

При выращивании зимой в теплице также получились в F 3 выщепенцы на несколько дней более раннеспелые, нежели в F2 . Но каждому, хотя бы немного знающему условия теплицы зимой, ясно, что даже чистолинейная пшеница, высеянная в одном и том же ящике в количестве100 растений, может растягивать своё колошение на протяжении одной-двух недель.

Для того чтобы Т. К. Лепин и другие, ухватившиеся за эти (факты), сообщённые им Л. П. Максимчуком, убедились в их нереальности, я вынужден буду привести ещё один пример из работ Максимчука, указывающий, как он сам относится к изложенным «фактам».

Чем объяснить, что Л. П. Максимчук, как в своей селекционной практической работе, так и в работах руководимой им аспирантки, на 100 % использует разрабатываемую нами методику, правильность которой оспаривается многими генетиками. Ведь таким образом получается, что Л. П. Максимчук на деле руководится той методикой, в теоретических основах которой он, если судить по его замечаниям, сомневается.

Но мы не можем ни в коем случае разрывать теорию и практику.

Неверные теоретические положения мы не можем советовать для использования в практике и в то же время верные в практическом использовании положения мы не можем нацело отвергать, отрезать от науки.

Н. И. Вавилов в своём выступлении заявил, что на 90 % он согласен с нашими положениями и подписывается под выдвигаемой нами методикой селекции. Он хорошо и убедительно логически разбил теорию инцухта и в то же время указал, что всё это он признаёт только на 90 %. Эти-то оставшиеся 10 % и не дают ему до конца, до корней, расшифровать теоретическую неправильность инцухта. Не расшифровав же этого, нельзя присоединиться к выдвигаемому нами положению о семеноводство самоопылителей. Когда я говорю, что теорию инцухта нужно расшифровать до конца, это не значит, что необходимо выбросить все изоляторы, отстранить от работы людей, занимающихся инцухтом, и выбросить все инцухтируемые семена.

Это далеко не так.

Не так давно, зимой этого года, я настаивал, чтобы Баранский (специалист по подсолнечнику) не высевал инцухтируемые линии: мне тогда уже стало ясно, что вести селекцию подсолнечника методом инцухта невозможно. Тов. Баранский тогда, так же как и Н. И. Вавилов теперь, соглашаясь во многом со мной по вопросу инцухтирования, всё же настаивал на том, что инцухтированный материал, который в прошлом (да и в этом) году занимал основную площадь селекционных посевов подсолнечника (включая сюда и гибриды инцухт-линий), необходимо высеять в 1935 г. Наиболее веским доводом было то, что в этом инцухтируемом материале есть немало номеров, которые устойчивы (по данным прошлых лет) против заразихи. Зная, какое громадное значение для подсолнечника имеет устойчивость против заразихи, я не мог запретить произвести эти посевы. Правда, у меня в голове никак не могло увязаться, почему это инцухт-линии, ослабленные биологически, дегенераты, становятся более стойкими против заразихи. Но если есть фактический материал, то одними расуждениями его разбить не всегда представляется возможным не только для других, но и для самого себя. Но что же мы вчера видели при осмотре селекционных полей подсолнечника? Ни одна инцухт-линия, «стойкая против заразихи» до посева, и намёка не даёт на устойчивость после посева. На большинстве из этих «устойчивых линий» заразиха оказалась выше, чем сам подсолнечник. И тут же рядом стоят ждановские сорта, выведенные на Северном Кавказе не путём инцухта. Последние имеют мощное развитие и практически устойчивые против заразихи.

Хотелось бы знать, как увязать эти факты, что «устойчивые» инцухт-линии против заразихи до посева оказались абсолютно неустойчивыми после посева.

Этот пример я привёл только для того, чтобы ещё раз показать, как трудно спорить против голых фактов, приводимых некоторыми из выступавших по моему докладу.

При обсуждении доклада многие из выступавших соглашались с нашим положением о непригодности метода инцухта для выведения сорта у перекрёстноопылителей. Однако подчёркивали, что путём инцухта легко и быстро можно вывести устойчивые формы против той или иной болезни, а потом уже эти устойчивые, хотя биологически и ослабленные, формы использовать путём гибридизации. Я всё же себе не представляю, каким путём инцухтирование может повысить стойкость против болезней? Где это видано, чтобы биологически ослабленный организм оказался более стойким против болезней в сравнении со здоровым, неослабленным организмом?

Но если даже представить себе такой случай, что чем больше растение биологически ослаблено, тем оно более стойко против некоторых болезней, то что же из этого получится? В этом случае путём инцухта, действительно, можно вывести устойчивые формы. Допустим, что некоторым исследователям уже удалось вывести такие формы. Но ведь в данном примере эти формы стойки только потому, что они биологически слабые. Спрашивается, где же будет эта стойкость, когда данную инцухтированную форму введут в скрещивание и во много раз повысят жизнеспособность организма? Ведь, таким образом, вместе с повышением жизнеспособности нового гибридного организма, наверное, снизится и стойкость, связанная со слабостью организма. Этим путём защищать теорию инцухта неубедительно.

Более убедителен пример Н. И. Вавилова с селекцией кукурузы в Америке. Как известно, родина теории инцухта — Америка. В основном инцухт-метод разработан на кукурузе. Н. И. Вавилов заявил, что американцы — народ практичный и зря денег не тратят. В защиту инцухта акад. Вавилов указал, что в Америке около 5 % кукурузной площади засевается гибридными сортами, выведенными от скрещивания инцухт-линий.

Мне непонятно, в чём именно в данном примере практичность американцев — в том ли, что они «хорошее дело», а именно теорию инцухта, использовали в практических посевах кукурузы только на площади в 5 % или же в том, что американцы 95 % кукурузной площади засевают сортами кукурузы, выведенными не только не методом инцухта, но даже не методом индивидуального отбора и даже не методом узкогруппового отбора, а обычным массовым отбором, то есть методом, совершенно противоположным инцухт-методу.

Более того, в литературе (может быть, я не всю её знаю) я не нашёл подтверждения цифры в 5 % кукурузной площади в Америке, засеваемой гибридными сортами, полученными от скрещивания инцухт-линий. А ведь при всём этом Н. И. Вавилов, безусловно, прав, говоря, что американцы — народ практичный.

Заявление части выступавших товарищей, что работать необходимо всякими методами, и старыми и новыми, а тем более соединёнными — старыми с новыми — мне кажется неверным. Для достижения практической цели мы должны работать, безусловно, разными методами, но не всякими. Если исследователю ясно, что метод работы, которым он пользуется, неправилен в своих теоретических основах, то зачем же продолжать работать этим методом?

Я всегда советую своим товарищам и сотрудникам никогда не ставить ни одного опыта, если не имеешь предположений, что из этого получится, И не знаешь, для чего этот опыт проводится.

Вся дискуссия по моему докладу, хотя и была полезной и продуктивной, всё же пошла не по тому руслу, не в том направлении, в каком ей необходимо было бы пойти.

В самом деле, центральным местом во всём моём докладе, который необходимо было подвергнуть критическому обсуждению, являлось то — каким путём семеноводу в практике удержать семена на том уровне, на каком они были в момент выпуска их селекционером в производство.

Эта проблема была затронута выступлениями Н. И. Вавилова, В. Я. Юрьева и некоторыми другими лишь частично, а именно лишь со стороны вопроса о долговечности чистой линии. Поэтому вначале отвечу по существу этих выступлений.

Мой тезис гласит, что ни один сорт самоопылителя на значительных площадях в практике долго не держится. Выступавшие привели пример, что в практике такие сорта есть. В частности, В. Я. Юрьев указал, что он знает сорта на сотнях и тысячах га, живущие не менее 50 лет.

Он говорит, что сорт № 120 имеется в практике на сотнях тысяч га. Но ведь этот сорт родился на свет, то есть выведен В. Я. Юрьевым, не 50 лет назад, и даже не 30 лет назад. Если же вы хотите этот сорт назвать Полтавкой, то тогда мне непонятно, почему в достижениях Харьковской селекционной станции фигурирует сорт № 120, выведенный из Полтавки. Всем товарищам, здесь сидящим, ясно, что сорт, выведенный из Полтавки, не есть сама Полтавка.

В. Я. Юрьев приводит пример с Арнауткой Кочина, которая является старым местным сортом. Верно, это старый местный сорт и хороший сорт, но мне непонятно, почему он в настоящее время занимает ничтожные площади в практике?

Н. И. Вавилов приводил пример из заграничной практики о существовании там сортов в течение длительного периода времени.

Все эти примеры говорят только за то, что разные сорта по-разному устойчивы — один сорт в практике может дольше держаться, другой сорт менее долго держится в неизменном виде. Большинство же сортов-самоопылителей всё же длительный период времени — для меня теперь это более чем ясно — не могло существовать в практике в неизменном виде: сорта обязательно изменяются. За это говорят и примеры, приведённые выступавшими, оппонентами. Оказалось, что не так-то легко и не так-то много можно было привести примеров длительного существования сортов-самоопылителей в практике.

Вопрос о недолговечности, об изменчивости чистых линий я затронул только потому, что хотел заострить ваше внимание на другом, менее спорном для вас вопросе, но в то же время чрезвычайно важном для нашей семеноводческой практики.

Все селекционеры выпускают или собираются выпускать за пределы своей станции в практику сорта гибридного происхождения. Чистая линия, десятки лет, а то, может быть, и сотни лет самоопылявшаяся ещё до выделения селекционером, после выделения отдельного колоса и размножения его оказывается, за сравнительно короткий промежуток времени в 20–30 лет, в той или иной степени изменённой. Что же бывает и будет через 10–15 лет с так называемым константным сортом, отобранным селекционером в четвёртом, шестом или седьмом гибридном поколении, размноженным, испытанным в сортоиспытаниях, которые показали, что данный сорт урожайнее в сравнении со старым на 20–40 %?

Через 5, в лучшем случае через10 лет после выхода сорта за пределы станции этот гибридный сорт настолько расщепится, что если он и будет похож на выпущенный селекционером сорт, то лишь грубо морфологически. Двадцати же или сорокапроцентного повышения урожая, благодаря которому этот сорт пущен в практику, в громадном большинстве случаев не останется и в помине.

Вот об этом вопросе, мне кажется, и необходимо было говорить на данной сессии. Этот вопрос касается не только тех созданных по нашей методике гибридных сортов, которые мы вчера видели у нас, хотя идея о пересмотре теоретических основ семеноводства у меня возникла в связи с заботой о семенах этих наших новых сортов. Я боялся и боюсь, как бы хорошее состояние этих сортов, выявленное на опытных делянках, не уступило место плохому состоянию на больших массивах по примеру многих других сортов в селекционной практике.

В. Я. Юрьев и другие оппоненты, возражая против выставленных в докладе положений о сравнительной недолговечности чистой линии, ни словом не обмолвились о предлагаемом нами методе поддержания на соответствующем уровне выпущенных гибридных сортов.

В своём докладе я затронул и вопрос устойчивости так называемых иогансеновских чистых линий и вопрос инцухта, а отсюда, конечно, и теоретические основы современной генетической науки исключительно только для того, чтобы совместными усилиями данного авторитетного собрания найти те теоретические положения, на основе которых можно было бы в практике не только не дать ухудшаться выпущенному селекционером гибридному сорту, а, по возможности, улучшать его.

До сих пор, мне кажется, семенное дело сводилось только к поддержанию в чистоте рубашки сорта. За наследственной основой сорта наша семеноводческая наука не следила.

Я не могу ни в коем случае согласиться с тем, что к семенному делу генетика не имеет никакого отношения. Говоря о таком сугубо практическом деле, как семеноводство, я не мог не затронуть и теоретических основ иогансеновской и моргановской школы. Говорить о практическом семеноводстве, не вскрыв теоретических корней этого вопроса, я не считал возможным.

Впервые опубликовано в 1935 г.