Машина неспешно куда-то ехала, мы лежали под тряпкой в скорченных позах, а я под видом медицинского осмотра ощупывал Гердины выпуклости и впадины, дескать, не пострадала ли она? Не ушиблась ли? Нет ли где переломов? Герда против такой квалифицированной диагностики посредством пальпации совершенно не возражала, еще чуток, и я вообразил бы себя усердным аспирантом-гинекологом, но до этого не дошло. Одна из сирен, которые то и дело проносились мимо, вдруг стала стремительно приближаться к нам…

— Без паники! Оружие к бою, но до моей команды себя не проявлять! Если кто-то из вас чихнет, я его лично пристрелю! — командирским тоном сказал агент и небрежно накидал на тряпку, прямо нам на головы, не то помидоров, не то свеклы, а может и вовсе, топинамбура подсыпал…

Сирена завыла сначала под самым нашим ухом, потом вой перенесся чуть вперед, и «Москвич» начал сбрасывать скорость. Мы с Гердой схватились за пистолеты, взвели затворы, и Сика-Пука остановил машину.

Сирена замолчала, хлопнули дверцы.

— Выйти из машины, — сказал кто-то тоном, не терпящим возражений.

— Що трапылося, хлопци? — на чистейшем украинском языке, причем с редким «дюже лягидным» акцентом спросил шпион, выходя из машины.

— Документы.

— Ось, трымайтэ. А що такэ? Сегодни наче показылись уси, милиции повне мисто, когось спийматы трэба? Що, якийсь злодюга-кровопивэць втик з вьязныци?

— Иван Степанович Гнатюк? — спросил кто-то, шурша документами.

— Ага, то я, — весело ответил агент.

— Тут указано, что вы проживаете на хуторе Почепин, что вы делаете в Киеве?

— Та ось картопли прывиз для Марфы, ще огирочкив видэрце, цыбулькы прыхватыв килограмив з шисть, капусткы, помидорчикив червоних, а ще свижины узяв. Эх, хлопци! Ця Марфа — така баба! Ось таки груды! А мьякэ мисце — ось таке! Бачили? Ого… А як вона картопельку з мьясцем в горнятках готуе! О… Цэ вам не москальски геть нэйистивни харчи! То така страва, що языка проковтнэш, старовынный рецепт, козацькый…

Хотел бы я посмотреть широко распахнутыми глазами на шпиона в момент произнесения им этой идиотской тирады! Но жестокая фортуна не дала мне такой возможности, я мог лишь слышать этот спектакль…

— Ваша личная жизнь, вообще-то, нас не интересует…

— Тю! Якщо б вы скуштували тиеи картопли, то одразу б Марфу арештувалы и змусылы йийи наготуваты харчив на усю чесну милицию!

— Так готовит хорошо?

— Як писню спивае! Як риченька жебоныть!

— Да, мужик, неплохо ты устроился. Открой багажник.

Во! Они уже на ты! Это ж надо! Чудеса…

— Будь ласка, шановный, — ответил агент, распахивая багажник, — бачте, яки в мене овочи вродылы? То вам не химия з супермаркету, то экологична, як сльоза, йижа! Тилькы з овочив, яки сам посадыв, доглядав та збирав, выходыть справжня смакота. Марфа — це така господыня! Я от тут подумав та й выришив корчму для Марфы видкрыты, так йийи и назову — «Марфа», а може лягиднише — «Марфуша»? Що скажете, хлопци?

— Лучше «Марфуша».

— Я так и знав!

— Как откроешь корчму, нас позови, отведаем «картопли» от Марфуши.

— Згода! Тики як я вас знайду? Дайте мени вашого телефона.

— Звони «02», — ответили стражи порядка, восхитились своему милицейскому юмору и заржали, как лошади.

— Ох, хлопци, яки ж вы жартивныкы…

— А под тряпкой у тебя что?

— Та свижина… — шпион замялся.

— А что там еще? — резко похолодевшим тоном спросили у Сика-Пуки и я приготовился стрелять.

— Самогону нагнав пьятдесят литрив, — упавшим голосом проблеял агент, — а в мэнэ лицензии нэма… та я ж для Марфы… тришечкы…

Милиционеры разразились приступом смеха.

— Езжай, мужик, к своей Марфе, — сквозь смех сказал кто-то. — Пятьдесят литров — это «тришечки»? Ничего себе глотка у твоей Марфуши, ну мужик, ну циркач… езжай… а лицензию купи, не жмотись.

— Обовьязково! Купуватыму я ту кляту лицензию, — приободрился агент, — мэни ж корчму пидиймати, як же без лицензии? Та я…

— Передайте постам — зеленый «Москвич 100», номер 6345 КИВ проверен, чисто. Марфе привет, корчмарь…

Сика-Пука вернулся в машину, завел двигатель, и мы продолжили наш путь.

— Так, кажеш, самогону нагнав пятьдесят литрив и у твоеи Марфы груди «ось таки», а срака ще бильша? — сострил я, и из меня таки вырвался истеричный хохот, отчаянно сдерживаемый во время шпионского представления.

— Не смешно, — огрызнулся агент усталым голосом, — эту партию, между прочим, было очень сложно отыграть, я полностью выдохся…

— Тебе надо в Голливуде дурачиться на пару с Лесли Нильсоном, а не в совке комедию ломать! — Я все ржал, как полный псих, и вовсю стебался над шпионом. — Тришечки самогону до столу, маленько так — литрив з пьятдесят, цыбульки килограмив з шисть… на закусь… Потим десь з пару годин повзаты по Марфи у пошуках йийи мьякого мисця… Тики стережись! Слидкуй, щоб картопля в горнятках геть не погорила у духовци, покы ты Марфу будеш брати на абордаж… а ще слидкуй, щоб абордажного крюка не защемило…

Я разошелся вовсю и никак не мог угомониться. Заразил Герду своим смехом, сделал для нее перевод на понятный ей русский язык той шизоидной галиматьи, которую шпион наговорил милиции, и пустился в измышление дальнейших картин счастливой жизни жирной тетки Марфы и великого крестьянина Сика-Пуки, отягощенного идеей фикс открыть корчму. Глумился: дескать, жили они долго и счастливо, угощали до отвала в своей корчме мильтохов, чинно кормились «картоплею», а потом Марфа уличила корчмаря в бессовестном поедании дурной хавки на стороне — в МакДоналдсе — и за такое зловещее гастрономическое предательство расколола корчмарю череп горнятком, заполненным очень вкусным и питательным картофанчиком. Повязали Марфу менты, зачалили в кичман. Пропала корчма! Милиция осталась голодной… Вай, вай… Мы хохотали так, что аж машина тряслась…

— Хватит ржать! — сказал агент. — Я понимаю, что вам очень весело, но если так пойдет и дальше, то этот ржавый драндулет рассыплется на фиг от вашего рэгота, а нам ехать еще…

Веский аргумент, не придерешься…

Мы кое-как успокоились и лишь тихонько хихикали. Вскоре машину понесло куда-то вниз, и шум улицы сменился на гулкое эхо.

— Приехали. Вылазьте, убийцы…

Выбравшись из «Москвича», мы оказались в подземном паркинге, машин вокруг стояло немного, а людей и вовсе не наблюдалось. Мы направились к лифту и поднялись на 34 этаж.

— Вот здесь мы и притаимся, — сказал агент, открывая дверь квартиры 34—9 и пропуская нас внутрь. — Дом новый, полностью еще не заселенный, почти пустой. То, что нужно.

Мы с Гердой осмотрели квартиру: длинный широкий коридор, одна гигантская комната-студия, спальня и роскошная кухня, все чистенькое, сверкающее, кто-то заботливой рукой составил с большим вкусом обстановку в духе смеси ультрасовременности и национального украинского стиля, а из кухни сочился такой дивный аромат, что аж под ложечкой засосало…

— Ну что, космиты, отметим наш успех? Водки и коньяка здесь в изобилии, а Марфа еды наготовила на целый полк, только разогреть…

— Какая Марфа? — не понял я.

— Марфа Васильевна, моя добрая знакомая, это ее квартира, кстати, картошка с мясом в глиняных горшочках в ее исполнении действительно чудо! Сейчас вы в этом убедитесь.

— Так это не комедия?! А Гнатюк? Тоже не сказка?

— Тоже… в данный момент эта колоритная парочка с компасом в руках бродит по лесу близ Почепина в поисках того места, где я для них оставил денег… так, мелочи, стартовый капитал на открытие корчмы.

— Ето есть фьеликольепний подхотофка пляна! — восхитилась Герда. — Ето ньефероятьно.

— Ну вот… хоть кто-то оценил мои усилия, а то все хихоньки да хаханьки, я действительно весьма тщательно подготовился, милиция уличить меня во лжи не смогла бы, даже если б захотела и пробила Марфу и Гнатюка по базе данных. Был такой шанс, но небольшой. Кто захочет тратить время на глуповатого крестьянина, приторговывающего самогоном?

— Ты прав, у ментов сегодня есть дела поважнее — им до зарезу надо нас за задницу хапнуть… не до подпольных самогонщиков тут.

— Именно так и обстоит дело… Отправляйтесь на кухню, а я — в душ, мне архинеобходимо отмыться и переодеться, — сказал агент, — в этом вышитом рубище я чувствую себя так, словно я Петросян — не смешной, но смехотворный пердун…

Сика-Пука отправился наводить марафет, а мы с Гердой занялись по хозяйству — отыскали Марфины припасы, горилку и коньяк. Легендарная картошка тоже нашлась, и я сунул три горшочка в микроволновку. Пока основное блюдо разогревалось, Герда, скинув китель, носилась по всей кухне в поисках предметов для сервировки стола. Рюмочки, бокальчики, тарелочки, вилочки… даже вазочку откуда-то приперла и деловито воткнула в нее трогательный цветочек…

Я выставил на стол спиртное, а потом извлек из куртки остатки купленной в Бресте конопли и под одобрительным взглядом Герды набил пару косяков. Гулять так гулять…

Явился Сика-Пука, свежий, улосьоненный, набриолиненный, обряженный в нежно-бирюзовый костюм и гавайскую сорочку. Опять он вырядился, как дурак, в таком виде только косяки и курить!

— А вот и я! — оповестил нас агент и уселся за стол. — А это что? Конопля?! Вы чего, космиты… За это пятнадцать суток дают!

— Как страшно! — Я сделал вид, что дико перепугался. — Пятнадцать суток жуткой неволи за пару косячков? Это ж геноцид! Я аж вопию от возмущения…

— На самом деле…

— На самом деле за Пронина вышак ломится, а ты запугиваешь ежиков голой задницей, — сказал я. — Пятнадцатью сутками за дурь угрожаешь, вроде Пронин — это мелочевка, мелкое хулиганство, как будто за Пронина нас по головке погладят и лишь пожурят по-отечески… по партийной линии.

— Действительно, — сказал агент, — чего это я вдруг… Видимо, сказывается напряжение сегодняшнего дня… надо выпить.

— Пряфильно! Поря фипьить… чьюфаки! — радостно воскликнула Герда и разлила коньяк по бокалам. — Сньять устялёсть…

***

…Мы неспешно, но методично выпивали и закусывали, праздновали ловкое убийство Пронина, а напряжение сегодняшнего дня сказалось самым подлым образом — я совершенно не пьянел. Такое со мной бывает после пережитых стрессов. Вот облом… Хотя неудивительно, ведь особого энтузиазма по поводу гибели Пронина я не испытывал и повода напиваться по этому случаю не видел; скорее наоборот, эта ситуация — мой личный прокол пугающего масштаба. Видят боги греческие и египетские, что я этого не хотел! Беру в свидетели всех «Свидетелей Иеговы», что это роковая случайность. Не виноватый я… это все злодейка фортуна-лотерея… Но что сделано, то сделано, Пронин мертв, так пускай же его смерть послужит делу антиревизионизма и праведной цели по прищемлению хвоста КГБ!

Я плеснул себе изрядную дозу коньяка и мрачно ее употребил…

— Ни в одном глазу, — уныло пожаловался я и потянулся за косяком, — может, хоть это проймет?

— Ти есть будьеш подкуриться? — живо поинтересовалась уже весьма поддатая Герда. — Остафьиш дьернуть?

— Эй, убийцы… и мне пару напасов, — встрял пьяный шпион, — ты это… пятку не морочь! Мне тоже паровоз подсуети…

— Не напасешься на вас, — пробурчал я, — а как же пятнадцать суток активного махания метлой под присмотром доблестной милиции? Не убоишься такой перспективы? Справишься с такой ответственной задачей?

— Вот тут ты не прав! — обиделся агент. — Я работаю мозгом, весь вспотел от натуги, я даже гротескным хохлом-корчмарем обрядился, с точки стрельбы вас вытянул в безопасное место, отход обеспечил… что мне по сравнению с этим метла, тьфу на нее, подавайте ее сюда! Мгновенно подавайте! Я сейчас такой социалистический порядок наведу! Такую ассенизацию разведу! Обзавидуетесь…

— Без нервов! Как пел покойный Юрий Хой: «…А один приятель, планозабиватель, и кайфодатель, и травообладатель достал пакет из кармана, набил каждому без обмана…» Всем хватит, — сказал я и подкурился.

Ну вот, совсем другое дело! Мое угрюмое настроение тут же пошло на поправку, мозг полыхнул озарением, что жизнь — это хоть и запутанная, но прикольная возня, все ништяк… Я запустил косячок по кругу…

— Забористая дурь! — с видом знатока изрек Сика-Пука, окутанный клубами дыма. — Не хило цепануло…

— О! Я-я! Натюрлих! — выдала свою оценку Герда.

— Грамотный план, — сказал я.

Началось…

Я сдуру научил Герду искусству пускания «паровоза», и усердная ученица с самым что ни на есть академическим видом напаровозила нас с Иванычем всмятку, а ее саму напаровозил шпион… Перебор… Меня вместо «хи-хи» выбило на мрачный «умняк»…

Кто включил телевизор, присобаченный на кухне, я не заметил.

— Какой у менья несфьеший фид! — возмутилась Герда.

— Нормательно! — сказал агент. — Только слегка похожа на кошку, безжалостно замученную пионерами… Пионеры всегда кошек мучают. Вот суки!

Я не понял, о чем они говорят, и посмотрел на Герду: ничего экстраординарного и несвежего — обычная обкуренная фашистка с косяком в зубах…

Тут до меня дошло, что они пялятся в маленький телевизор, который прикручен к стенке прямо над моей головой. Я пересел на другую сторону стола, примостился рядом с Гердой и «воткнул» в ящик…

В телевизоре передавали фоторобот Герды и какая-то дикторша с глупой рожей давала комментарии. Картинка сменилась и на экране появилась хроника нашего героического отрыва от погони, снятая с вертолета, потом какой-то сухонький офицер СМЕРШа что-то говорил, потом опять дикторша, еще хроника, еще интервью… Я всматривался в экран, и никак не мог понять, чего же не хватает…

— Может звук кто-нибудь включит? — спросил я, когда до меня дошло, чего именно не хватает.

— А еще пионеры сажают хомячков в трехлитровые банки и от этого тащатся! Грызун в банке гибнет, грызунские страдания испытывает, а они тащатся! — протяжно затягивая слоги, изрек Сика-Пука.

— А глязя? Шьто ето за глязя? Как у наморфинений Геринг! — продолжала возмущаться Герда своим фотороботом. — У менья нье такой глязя, я есть уфьерено смотрьеть в сфетлий будучий Третьехо рейха, ми наньесем удяр по Стялиньгряд и отрьешим фряха от ньефть!

— Звук кто-нибудь включит?!

— А если банку закрыть крышкой, то хомячок удушается от удушья мучительной смертью.

— А Москфу ми будьем спальить и зальить бьетон!

— Звук кто-нибудь включит?! Уроды…

— Сотни тысяч хомячков погибли! Но кто эти жертвы считал? Кому под силу облечь в цифирь эту тихую трагедию в мире грызунов?

— А промишлений Урял разбомбьим бомбамьи!

— Звук кто-нибудь включит?! Падлы…

— Ми разбомбьить самольётами Урял и фиихрать етот фойна! — уверенно сказала Герда.

— Звук… Урал? Разверни карту, фашистка недоученная, и ты с удивлением обнаружишь, что промышленная зона СССР Уралом не заканчивается, за Уралом тоже сталь льют и оружие производят в громадных количествах, а ваши бомбардировщики долететь за Урал с адекватным грузом бомб неспособны, да и до Урала тоже… Говно твоя «Барбаросса»… так что не грузись иллюзиями, завоевательница… Мать вашу! Хоть какой-нибудь гад звук включит?!

— Fucking pioners mast die!

— Шайсе…

Да ну их к черту! Наркоманы! Ни фига не соображают… совсем потухли… перебор налицо. Я лишь диву давался, почему я еще не такой, как они, почему я весьма внятно оперирую собственными мыслями… может потому, что коньяк меня не взял?

Поднявшись чтобы включить звук, я совершил над моим обмякшим телом форменное надругательство. Тело — да, тело погано слушается, но мысли в порядке…

— …Рейхсканцлер Третьего рейха Йозеф Геббельс Младший выразил официальные соболезнования по поводу трагической гибели Алексея Пронина и заявил, что германская сторона окажет любую помощь в поимке убийц, особенно если они действительно являются его подданными. Геббельс заявил, что в таком случае он будет считать это дело личным долгом чести…

— Смотрите-ка, какой благородный фашист выискался! Мудак недобитый! Поцелуй папашу в задницу!

На экране появился фоторобот какого-то волосатого индивидуума. Неужели мой? Совсем не похож.

— …Фоторобот стрелка, германского раба, к сожалению, составлен весьма приблизительно, так как длинные волосы раба были распущены и укрыли лицо, поэтому невозможно определить достоверно антропометрические характеристики. Опрошен персонал гостиницы «Москва», персонал магазина готовой одежды в Пассаже, персонал продуктового супермаркета, однако все опрошенные в один голос утверждают, что лицо раба было скрыто волосами, поэтому оказать помощь в составлении фоторобота они не могут…

Ха! Кто бы мог предположить, что моя дурацкая прическа затруднит работу следствия?

— Нас прокачивают, чуваки, — воскликнул я, но обнаружил, что накуренный шпион демонстративно тоскует о жестокой участи безвинных хомячков-грызунов, а обдолбанная фашистка, вооружившись авторучкой, черкает салфетки, проводя сложнейшие расчеты — сколько бомбардировщикам надо брать горючего и сколько бомб, дабы сделать бомбометание над Уралом хоть мало-мальски эффективным… дохлая задача, не имеющая решения… Заняты ребята.

— …Однако в номере гостиницы найдено достаточное количество волос и они переданы экспертам для изучения; получены отпечатки пальцев; также обнаружены следы мужской и женской секреции, пригодные для анализа…

Вот черт, простыни, на которых мы с Гердой кувыркались, надо было сжечь…

— …Следственная комиссия связалась с германской стороной и была достигнута договоренность о том, что все работорговцы немедленно передадут следствию личные дела рабов, проданных за последние десять лет. Однако вероятность того, что стрелок действительно является рабом, весьма низка, но эта версия, тем не менее разрабатывается…

Какое похвальное усердие!

— …Нам только что сообщили, что установлена личность возможного соучастника преступления…

На экране появилась отличного качества фотография Похмелини.

— …Врач-стоматолог высшей квалификационной категории Пьяно Андриано Похмелини, практикующий в Бресте и известный среди коллег как большой эксцентрик. Установлено передвижение этого человека. В момент убийства Алексея Пронина он находился на конференции «Стоматология сегодня», где зачитал сомнительный доклад на тему «Новые аспекты медицинской деонтологии»; по окончании конференции он присутствовал на приеме для ее участников. Когда он покинул прием, не установлено. Похмелини объявлен во всесоюзный розыск. Нить расследования привела следствие в Белоруссию. Допрошена сотрудница доктора, медицинская сестра Мария Антуанетта Скай Хуанита Вика Прохибида, однако она не сообщила следователям информацию, проливающую свет на связь Похмелини с убийством генерал-майора…

Это ж надо! Мария Антуанетта Скай Хуанита Вика Прохибида! Вот тебе и Мар-рыя… Док действительно эксцентричный персонаж, даже в вопросе подбора кадров…

— …Пара, совершившая покушение, прослежена до отеля «Брестская крепость»; в Минске арестован Додик Иван Иванович — владелец концерна «Провансаль», оплативший счет за номер, в котором проживали предпролагаемые убийцы…

Как это?! Вот же он сидит! Я посмотрел на печального шпиона, страдающего от перебора, а потом посмотрел в телевизор, где как раз транслировали хронику ареста Додика: сотрудники СМЕРШа вели под руки… Сика-Пуку. Я поначалу испугался! Вот… докурился до глюков! Но потом до меня дошло, что Додик из телевизора очень похож на Сика-Пуку, но это не он… Другая прическа, другое выражение глаз и строгий костюм без всяких закидонов от кутюр…

— Эй! Хомячок! Как так получилось? — спросил я у агента. — Почему у Додика твое лицо? Э… грызун, как так вышло?

Шпион перевел свой стеклянный взгляд на меня, потом на экран и весь затрясся, словно голый человек на морозе.

— Хирурги нас «уравняли»… прикрытие глубже обычного… да отстань ты от меня, пионер жестокий… не видишь? Я в банке заперт и мне воздуха не хватает…

— …Додик заявил, что он всегда оплачивает счета тех, кто приносит ему выгодные сделки, а эта фройляйн гаупштурмфюрер, прибывшая из Третьего рейха, выступила посредницей и способствовала продвижению продукции «Провансаль» на германский рынок. Следственная группа выехала в Берлин для проверки этой информации, к делу подключены специалисты из налоговой инспекции. Однако остается неясным, почему Додик не поинтересовался именем посредницы и почему ее русскоговорящий раб оставался в Бресте в то время, как его хозяйка и Додик совершали коммерческий вояж в рейх…

— Лихо закрученный сюжет, — прокомментировал я, — Как все сложно…

— …Отслеживаются перемещения раба в Бресте. Установлено, что этот раб-охранник, умеющий читать, приобрел в книжном магазине несколько книг, совершил нападение на заслуженного пенсионера и избил чернокожего проповедника прямо на эстраде парка. Некая юная школьница-комсомолка, пожелавшая остаться неизвестной, заявила, что имела встречу с рабом-охранником; он попросил подарить ему комсомольский значок, потом увлек ее в темный переулок и цинично изнасиловал; теперь она ждет ребенка, но прерывать эту беременность не желает…

— Как ето поньимать? — услышал я злобный голос Герды.

Вот черт! Вот не вовремя очнулась! Сидела б ты, майн либен, над своими расчетами по разгрому Урала и к отпетому вранью юной прошмандовки не прислушивалась…

— Я остяфьить тебья на одьин дьень, а ти срязу сикух-школьньиц насьилюешь! Скаши, шьто ето ньепряфда! — В ее руках откуда ни возьмись появилась скалка, а в глазах слезы.

— Ложь! Наглая ложь! Я тут ни при чем! Ее какой-то дружок, комсомольский наставник молодежи надул, а она на меня все свалила! Испугалась, что ее на комсомольском собрании «проработают», а теперь ей все сочувствовать будут, — оправдывался я. — Нимфетки меня не интересуют, большего совершенства, чем ты, ни в СССР, ни в Третьем рейхе не сыскать, а твой дивный живот — это венец мироздания и самое уютное место во вселенной!

— Пряфда? — Скалка упала на пол, и слезы моментально высохли.

— Святая «пряфда»!

— Корошо. — Герда снова погрузилась в стратегические расчеты. Словно ничего и не было. Удивительное существо эта Герда, — обкурка обкуркой, расчеты расчетами, но уличить любовника в измене — это всегда пожалуйста… Женщины… вот где настоящие космиты, непостижимые, как сама Вечность…

— …Мы вернемся к телемарафону, посвященному убийству генерал-майора Алексея Николаевича Пронина после рекламного блока…

И здесь то же самое! Убит почти что генеральный секретарь ЦК, почти глава государства, а по телеку живо пропагандируют чудо-прокладки, оснащенные крыльями от Мессершмидта… или может, новейшей системой наведения на цель… а может, усиленным бомболюком… а может, и фюзеляжем более аэродинамической формы… Че-то спутались мои мысли…

Я вылез из-за стола, развалился на полу, укрылся Гердиным кителем и закрыл глаза. Так значительно комфортнее, нежели сидя пялиться в экран, к тому же прохладный пол подействовал на мое отравленное коноплей тело умиротворяюще…

— …Продолжается допрос четверых из шести водителей, учавствовавших в обеспечении отхода преступников, поиски еще двоих ведутся, их транспортные средства найдены брошенными и уже изучаются экспертами. Арестованные водители сообщают, что их нанимали по телефону и помочь следствию в обнаружении заказчика они не могут. Для отслеживания звонков водителей следствием привлечены телефонные компании. Обнаружен покинутый автомобиль ЗАЗ «Мустанг» 1968 года выпуска, на котором, предположительно, убийцы генерала скрылись с места происшествия. Машина объята пламенем, работают пожарные…

Мысли мои поблекли, и я отрубился…

***

Я проснулся среди ночи от дискомфорта и обнаружил себя валяющимся на полу и дрожащим от холода. Это хорошо, что я дрожу, это значит, что организм все еще правильно работает вне зависимости от количества отравы, которой я его напичкал…

Я огляделся. Герда спала скукожившись, положив голову на свои салфеточки с расчетами, а Сика-Пука храпел в позе эмбриона в углу под холодильником.

Телевизор все еще был включен, передавали трансляцию с какой-то площади ночного города — огромная толпа людей замерла во мраке, и каждый из них держал в руках горящую свечу.

— …Приспущены государственные флаги, — хорошо поставленным печальным голосом говорил комментатор, — сотни тысяч людей по всему СССР вышли на площади своих городов, чтобы почтить память Алексея Пронина, павшего от руки убийцы. В эти трудные для Родины дни мы, работники масс-медиа, скорбим вместе со всем советским народом…

Искренне скорбящий работник масс-медиа? Смешно… За такие-то деньжищи, которые они выколачивают из рекламодателей во время «горячего эфира», я бы и сам скорбел с утра до ночи… даже по замученным пионерами хомячкам…

Я нашел свой рюкзак, извлек из него пузырек с раствором аммиака и резко и глубоко вдохнул носом этой вони. Проняло так, что аж искры из глаз посыпались. До чего хорошо! Рефлекторный приток крови к мозгу! Бодрит и проясняет…

Я бережно поднял Герду на руки, отнес ее в спальню, раздел, уложил в постель и укрыл толстенным пуховым одеялом. Отдохни, майн либен, совсем замордовалась, бедняжка, проблемой Урала, как можно так себя не щадить? Я вернулся на кухню, подхватил шпиона под руки, оттащил его в студию, затолкал на диван и укрыл пледом. Счастливых сновидений, хомячок из ЦРУ, пускай тебе приснится естественная среда обитания… например, трехлитровая банка в кабинете Аллена Даллеса — одного из основателей ЦРУ, — или в кабинете Буша Младшего, который своей дурацкой реформой спецслужб превратил ЦРУ из грозной независимой силы в подстилку для собственной задницы…

Устроив на ночлег своих «коллег», я отправился в душ и битый час истязал себя струями кипятка, смывая в канализацию последствия неудавшейся вечеринки, а потом обливался холодной водой до тех пор, пока мои зубы не начали стучать. Вышел из ванны я вполне приличным человеком…

Я вернулся за стол и стал вяло ковырять вилкой в остатках картошки, разглядывая Гердины расчеты. Расчеты — это громко сказано; там было совсем мало цифр и вычислений, по большей части салфетки были изрисованы самолетиками, скидывающими бомбы, и маленькими человечками, гибнущими в чернильных взрывах. Очень научный подход к расчетам… Вполне возможно, что план «Барбаросса» разрабатывался именно таким образом, может, немецкие генералы накуривались дури почище Герды и вместо нанесения на карты продуманных стрелок малевали танчики и поверженных советских человечков? Вполне состоятельная версия, особенно если вспомнить, что нападение на СССР, проходившее по этому плану, провалилось и закончилось полным разгромом Германии и поджариванием трупа Гитлера…

— …Глава следственной комиссии генерал-лейтенант СМЕРШа Абакумов Илья Александрович заявил, что это подлое убийство будет обязательно раскрыто, и куда бы ни привело следствие, — и исполнители, и заказчики убийства понесут суровое наказание… Нам сообщают, что во многих крупных городах продолжаются митинги ревизионистов, они открыто радуются смерти Пронина, произносят провокационные речи, призывают к упразднению СМЕРШа…

— Эх! Нет на них Похмелини! Он бы им объяснил, что к чему… втолковал бы, как надо Родину любить, — сам себе сказал я, глядя на хронику, запечатлевшую митинг ревизионистов.

— …Сотрудники правоохранительных органов пытаются препятствовать расправе над ревизионистами со стороны честных граждан, в настоящий момент удается избегать кровопролития. Товарищ Абакумов отдал приказ о немедленном аресте всех участников ревизионистских выступлений, следственная комиссия направила генеральному секретарю запрос о передаче в ее распоряжение двух дивизий МВД для более полного и эффективного осуществления арестов. Илья Абакумов так прокомментировал смысл своего приказа: «Необходимо выяснить, кто и сколько заплатил этим людям за подобные действия». Официальный Кремль еще не дал ответа на запрос следственной комиссии…

Какой хитрый мужик этот Абакумов! Если Кремль не даст дивизий в кратчайший срок, то кремлевских воротил обвинят в симпатиях к ревизионистам, и толпы, скорбящие по Пронину, снесут Кремль вместе с Бутиным к чертовой матери… Да… в СМЕРШе не аматоры сидят, но почему так мало попросили? Требовали б, например, десять дивизий МВД и пару общевойсковых армий в придачу, чего мелочиться-то? Назревает что-то оч-чень интересное…

Я продолжал сидеть под телевизором, потягивая холодный кофе прямо из кофейника. Как по мне, события развивались вяло, на улицах собрались сотни тысяч людей, но ни одной головы так никому и не проломили. Скука, никакой социальной активности!

— …Генеральный секретарь ЦК КПСС подписал указ о передаче требуемых сил следственной комиссии, но объявил, что допрос ревизионистов — это прерогатива исключительно КГБ, что это не имеет отношения непосредственно к убийству Пронина. Товарищ Абакумов назвал это абсурдом и насмешкой над здравым смыслом… и напомнил, что основная версия, которую отрабатывает следствие — это заговор высокопоставленных ревизионистов, поэтому допрос арестованных является неотъемлемой частью проводимого расследования…

Ну и мужик! Это ведь фактическое обвинение генсека в скудоумии и предательстве! Ни фига не боится славный Абакумов! Ай, молодец…

Я вглядывался в трансляции из разных городов и стало очевидно, что поминальные сходки на площадях плавно перерастают в акции поддержки СМЕРШа. Несмотря на глубокую ночь, количество людей непрерывно увеличивалось, они скандировали требования скорейшего привлечения к ответу всех причастных к убийству…

— СМЕРШ! СМЕРШ! СМЕРШ! — зараженный энтузиазмом граждан с площадей, принялся скандировать я. — Абакумова в генсеки! Смерть ревизионистам!

Я просидел под телеком до самого рассвета и не ушел спать, пока сам Абакумов не появился на экране и не озвучил мысль о том, что Пронин убит по заданию КГБ или, по крайней мере, при попустительстве комитетчиков… После этого заявления он произнес речь, смысл которой свелся к тому, что хоть Пронина больше нет, но СМЕРШ продолжает стоять на страже интересов граждан, не допустит повторения перестройки и продолжит борьбу с ревизионистами, под какими бы личинами они не укрывались.

Хороший концерт… и толковая режиссура.

Я отправился в спальню, влез под одеяло, уютно устроился на Гердином дивном животике и счастливо засопел…