Особенности второго этапа

Первый этап психологической войны, завершившийся к концу пятидесятых годов (примерно в середине правления Н. С. Хрущева), протекал в бурный период противостояния в верхах, переменах в идеологических концепциях и смене политической власти. К реальному (теневому) руководству страной пришли идеологи КПСС. В результате первого этапа психологической войны в монолите общественного сознания появились глубокие трещины.

Как стало ясно впоследствии, задачей второго этапа, охватывающего период в четверть века (60—70-е, начало 80-х годов), стало дальнейшее расширение и углубление образовавшихся трещин и приведение общественного сознания в рыхлое неустойчивое состояние. На этом этапе теневое руководство страной осуществляли идеологи КПСС. В своей весьма нетривиальной книге «Сила и бессилие Брежнева» А. Авторханов дает следующую характеристику монопольного положения секретаря ЦК М. А. Суслова (цит. по [1]):

«Суслов — последняя инстанция в ЦК, которая определяет, что есть марксизм-ленинизм, и которая решает, как надо его дальше развивать. Ему одинаково подцензурны как школьные учебники, так и «реформы» Косыгина, ноты Громыко, указы Подгорного, приказы Гречко и, конечно, речи Брежнева. Как шеф-идеолог Суслов, начиная с 1948 г., — главное лицо в ЦК по связи с заграничными коммунистическими партиями. Он представлял КПСС и в Коминформе. От имени ЦК КПСС он принял самое ближайшее участие в составлении известных документов международного коммунистического движения — документов международных коммунистических Совещаний 1957 и 1960 гг. Он был руководителем делегации КПСС в переговорах с Коммунистической партией Китая по урегулированию спорных вопросов.

При Брежневе Суслов второй человек, но такой второй, который пользуется большей властью, чем любой его предшественник на посту второго секретаря. Брежнев — Генеральный секретарь милостью Суслова и только до тех пор, пока Суслов этого хочет.

Дело в том, что аппаратом ЦК, а значит, и государством наряду с Первым, или Генеральным, секретарем юридически руководит второй секретарь. Но поскольку Первый секретарь большую часть времени занят «большой политикой» и ее репрезентацией, то второй секретарь — фактический хозяин власти».

В этом контексте имя Суслова следует понимать в более широком смысле, а именно — как целостную группировку идеологов КПСС. С внешней стороны все в этот период казалось установившимся, неизменным. Даже отставка Н. С. Хрущева прошла мирно и гладко. Вторая часть данного этапа получила название эпохи застоя. Но под внешней, почти неизменной оболочкой шаг за шагом, капля за каплей (дропшот) наносились удары психологической войны. Как и на первом этапе, все кампании идеологов проводились под знаменем социализма и в его «защиту». Они имели двойное дно, и истинный их смысл для подавляющего большинства казался неясным. Типична для тех лет реакция слушателей семинара в ФИАНе, где выступал философ — борец против идеализма: «Ну как же можно быть таким идиотом?» Но думается, что никакими «идиотами» идеологи не были.

Можно выделить три конкретных направления их действий на этом этапе.

Во-первых, организацию оппозиции (диссидентского движения) внутри страны (использовавшаяся при этом методика будет подробно описана ниже). В результате, с одной стороны, можно было успешно бороться с людьми, стремящимися к определенным переменам в интересах СССР, с другой — компрометировать свою страну неадекватными действиями по отношению к диссидентам.

Во-вторых, подрыв идеологических основ социализма путем торможения общественных наук, догматизации марксизма-ленинизма с приданием ему черт пародийности.

В-третьих, создание условий для разложения КПСС.

Все эти задачи не могли быть решены извне и решались изнутри. Их выполнение требовало последовательного проведения целой совокупности мероприятий в течение весьма длительного времени.

На данном этапе открываются также новые возможности, связанные с повышением роли информации. Появились каналы воздействия на население в целом. В каждый дом постепенно входило телевидение. Несмотря на помехи, очень многие стали слушать зарубежное вещание на СССР. Война приобрела характер информационно-психологической.

 

Ценитель литературы и искусства

Для организации предпосылок диссидентского движения необходимо было, хотя бы и на пустом месте и под надуманными предлогами, создать противостояние между «линией партии», представленной на самом деле идеологами — пятой колонной Запада, — и творческой интеллигенцией. На этот подвиг «подвигнули» выдающегося ценителя литературы и искусства Н. С. Хрущева. Его первые речи в период «оттепели» на приемах советских писателей и творческой интеллигенции в ЦК КПСС в мае 1957 г. [2] содержали еще весьма общие положения:

«Мы хотим консолидации, сплочения всех сил литературы и искусства на принципиальной основе, а не за счет уступок и отступлений от принципов марксизма-ленинизма… Весь вопрос в том, с каких позиций и во имя чего ведется критика. Мы вскрываем и критикуем недостатки для того, чтобы устранить их как помеху на нашем пути, чтобы еще более укрепить наш советский строй, позиции коммунистической партии, обеспечить новые успехи и более быстрое движение вперед».

Но в целом он единственно осудил Маргариту Алигер и «клеветническое сочинение» Дудинцева «Не хлебом единым».

В полной мере талант Хрущева как ценителя литературы и искусства развернулся в начале 60-х. Наглядная картина происходившего представлена в воспоминаниях и записях известного художника Бориса Жутовского [3], который, как и Эрнст Неизвестный, подвергся высокой партийной критике.

«В силу обстоятельств или по таинственной предназначенности я на короткое время оказался действующим лицом одной из кампаний властей против искусства…»

После выставки в Манеже были организованы встречи правительства с творческой интеллигенцией.

«…Из прочитанного ниже вы, читатель, поймете, сколько энергии, невежества, ярости выплеснулось на головы участников этих встреч. Но сперва как я туда попал. По сценарию необходимо было заполучить работы „негодных художников“ в залы, где предполагалось это проводить, дабы воочию продемонстрировать „бесплодность формалистических исканий и попытки стирания идеологических граней“. Сказано — сделано. Телефон мой надрывался от звонков с просьбами, а потом и требованиями привезти работы. И именно те, которые вызвали «справедливую критику» и были предметом «внимания и разговора» главы государства со мной на выставке в Манеже. А таких работ было четыре, и разговоров столько же. Мне же этого совсем не хотелось».

Но пришлось, и Жутовский попадает на просмотр, где демонстрировались его картины. Оценку выставке дает Хрущев.

«Н. С. ХРУЩЕВ. С писателями положение хорошее, но надо чистить. Вам это делать!.. Вот это — скульптура? (Указывая на работы Эрнста.) Я их спросил, не педерасты ли вы ? Педерастами бывают в 10 лет, а вам сколько? (Видно, он перепутал педерастов с онанистами.)

Я политик, а не художник. Посмотрите на автопортрет Б. Жутовского. Если вырезать в фанере дыру и приложить к этим портретам, я думаю, что 95 процентов сидящих здесь не ошибутся, какая часть тела будет в дыре на картине Жутовского. В вас, Б. Жутовский, была искра божия, вы ее закапываете — это формализм… Кто дал вам право так презирать народ?

Неизвестный смотрит свысока. Он — медиум. Он создал, а мы думаем — что это? Хочется плюнуть, т. Неизвестный. Я сказал Шелепину: где они медь берут ?..

Вот позвал Шостакович, три джаза — живот болит. А я хлопаю. Малодушие. Когда джаз — колики. Может, это и старорежимно, я люблю Ойстраха. Постоим за старину, чтобы не поддаваться упадничеству… Что делать с Неизвестным и Жутовским? Если не понимают — уезжайте. Поддерживать это направление не будем. С Кеннеди мы пошли на компромисс, внутри государства этого быть не может…»

На следующей встрече в Свердловском зале Кремля (март 1963 г.) происходит следующий диалог:

«А. ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Как и мой учитель Маяковский, я не член партии…

Немедленно в разговор включился на глазах распалявшийся Н. С. Хрущев.

Н. С. ХРУЩЕВ. Не афишируйте. Предатель. Посредник. Наших врагов. Ты не член моей партии, господин Вознесенский! Ты не на партийной позиции. Для таких самый жестокий мороз… Обожди еще, мы тебя научим. Ишь ты какой Пастернак… Получайте паспорт и езжайте к чертовой бабушке. К чертовой бабушке/

Зал неистовствовал. А. Вознесенский не договорил, ушел с трибуны».

Во всей этой истории, рассказанной Б. Жутовским [3], обращает на себя внимание полная бессмысленность обвинений, их резкость, нарочито обидный характер. При всем при том критикуемые деятели искусства и писатели не нанесли никакого ущерба или урона советской власти. Видна скрытая цель — показать, что советская власть против искусства (так же как она была против науки в начале 50-х).

В июне 1963 г. состоялся Пленум ЦК. С докладом выступал секретарь ЦК по идеологическим вопросам Л. Ф. Ильичев. Он четко выделил главное оружие противника [4].

«Искусство втянуто в водоворот идейных битв, оно находится на „баррикадах сердец и душ“. Здесь не может быть перемирия и примирения, идейных уступок и компромиссов. Наши идейные противники включают в свой арсенал такое оружие, как формализм, абстракционизм, декадентство, хотят засорить наше поле идеологическими сорняками, чьи семена выведены идейными селекционерами капитализма».

В это время в печати развернулась ожесточенная кампания против художников-абстракционистов. По тону печати создавалось полное впечатление, что именно здесь таится главная идеологическая угроза. Все мероприятия проводились под знаменем утверждения ленинских принципов. В докладе Ильичева говорилось [4]:

«Позиция нашей партии по идейно-художественным вопросам известна, она обоснована в трудах нашего учителя и вождя Владимира Ильича Ленина, изложена в Программе КПСС, конкретизирована и развита в замечательных выступлениях Н. С. Хрущева. Партия проводила и будет проводить ленинскую линию — бороться за партийность и народность, за идейность и высокую художественность. Никакой почвы под собой не имеют опасения, что критика формалистических, абстракционистских тенденций в искусстве может будто бы привести к творческому застою, к возрождению методов руководства искусством периода культа личности и т.д. Во всей нашей жизни восстановлены ленинские нормы, ленинские принципы руководства, в том числе в руководстве литературой и искусством. (Аплодисменты.)

Надо отказаться от какой-либо предвзятости, помнить, что борьба идет не против людей, а за людей, против плохих идей. (Аплодисменты.)

В то же время тем, кто рассчитывает, что борьба с идейными шатаниями и извращениями — «временная» кампания, которая скоро пройдет, что «все забудется», пока же можно отсидеться и отмолчаться, мы говорим: не выйдет. Дело идет о серьезных вещах, партия ведет не кампанию, а последовательную борьбу за утверждение ленинских принципов во всех областях художественного творчества. И ни один честный советский художник не может сегодня выступить в роли этакого «стороннего наблюдателя», замыкаться в себе, а тем более упорствовать в своих ошибках и заблуждениях, искать сочувствия, апеллировать к отсталым и антиобщественным элементам».

Эта позиция была высказана и в решении Пленума [5]:

«Пленум горячо одобряет идеи и положения, сформулированные в выступлениях товарища Н. С. Хрущева на встречах с творческими работниками, выражающие ленинский курс нашей партии в области литературы и искусства, заботу партии об их дальнейшем расцвете. Поддерживая все истинно ценное, отражающее стремления художника, раскрыть и в ярких образах запечатлеть грандиозные свершения эпохи строительства коммунизма, величие подвигов советского человека, партия будет и впредь вести бескомпромиссную борьбу против любых идейных шатаний проповеди мирного сосуществования идеологий, против формалистического трюкачества, серости и ремесленничества в художественном творчестве, за партийность и народность советского искусства — искусства социалистического реализма».

Определенное представление о механизмах организации идеологических кампаний того времени дает статья Ф. Бурлацкого [6], который длительное время работал в центральном аппарате партии и неоднократно сопровождал Н. С. Хрущева в его поездках за границу. Эти механизмы сводились к манипулированию поступками Хрущева. Говоря, в частности, о его отношениях с интеллигенцией, Бурлацкий пишет:

«Тут он нередко оказывался игрушкой небескорыстных советчиков, а то и скрытых противников, готовивших его падение. Хорошо помню, что посещение им художественной выставки в Манеже было спровоцировано специально подготовленной справкой. В ней мало говорилось о проблемах искусства, зато цитировались подлинные или придуманные высказывания литераторов, художников о Хрущеве, где его называли „Иваном-дураком на троне“, „кукурузником“, „болтуном“. Заведенный до предела, Хрущев и отправился в Манеж, чтобы устроить разнос художникам. Таким же приемом тайные противники Хрущева втравили его в историю с Б. Пастернаком, добились через него отстранения с поста президента АН СССР А. Несмеянова в угоду Лысенко, рассорили с многими представителями литературы, искусства, науки».

Главное завоевание в психологической войне против СССР во времена Хрущева — внедрение в сознание людей идеологического штампа порочности и преступности пути, пройденного СССР под руководством И. В. Сталина.

«Да, Хрущев — «Иван-дурак на троне», «кукурузник», «болтун», но зато он спас всех от тирана, злодея, поработителя людей — Сталина» [3].

Б. Жутовский, отмечая в статье [3] «жуткие встречи с людьми искусства», говорит о Хрущеве:

«Цезарь был не из худших, а может быть, из лучших. Ну а главное из главных — кол в могилу усатого убийцы» (имея в виду Сталина).

Но время и объективная обстановка брали свое. Постепенно все более явным становилось неприятие Хрущева как лидера СССР и руководителя международного коммунистического движения. Его манеры и действия вызывали отторжение. Ф. Бурлацкий пишет [6]:

«Хрущев вообще был большой любитель поговорить и даже поболтать. Неоднократно мне приходилось присутствовать при его встречах с зарубежными лидерами, во время которых он буквально не давал никому вымолвить слова. Воспоминания, шутки, политические замечания, зарисовки относительно тех или иных деятелей, нередко проницательные и острые, анекдоты, подчас довольно вульгарные, — все это создавало, как говорят сейчас, имидж: человека непосредственного, живого, раскованного, не очень серьезно и ответственно относящегося к своему слову. Прошло почти тридцать лет, и до сих пор приходится слышать о его неловкой шутке в США: «У нас с вами только один спор — по земельному вопросу, кто кого закопает». Точно так же и в Китае до сих пор вспоминают, как он, разбушевавшись в одной из бесед с представителями Китая, кричал о том, что направит «гроб с телом Сталина прямо в Пекин…»

Много шума наделало и выступление Н. С. Хрущева в ООН, где он стучал снятым с ноги ботинком. В своих воспоминаниях крупнейший советский хирург академик Петровский писал [7]:

«Хрущев и раньше имел взрывной, непредсказуемый характер. А под влиянием фимиама, который ему курили (кстати, те же люди, которые потом отстранили его от власти), стал фактически неуправляем.

Помню, по какому-то торжественному случаю я должен был выступать в Кремлевском Дворце съездов на многотысячном собрании. Волнуясь, рассказывал о достижениях в области хирургии, об успехах по пересадке почки. Говорил и о наших нуждах.

Вдруг Никита Сергеевич меня перебивает: «Вот здесь наш известный хирург Борис Васильевич рассказывает о пересадке почки. Хорошо было бы, если бы он пересадил голову Мао Цзэ-дуну!» Меня как кипятком ошпарило. В зале сидят делегации всех, как тогда говорили, социалистических стран. Вижу — демонстративно направились к выходу делегации Китая, Вьетнама, Северной Кореи. После короткой паузы я, продолжил выступление. На следующий день газеты опубликовали отчеты о собрании, но из стенограммы выступлений эти слова Хрущева, естественно, исчезли».

В 1964 г., когда в обществе стало проявляться прямое возмущение деятельностью Хрущева, несмотря на его заслуги перед манипулировавшей им пятой колонной идеологов, возникает необходимость его мирной отставки. Именно руками Хрущева было положено начало новому витку психологической войны. Но упустив время, доведя ситуацию до непредсказуемого взрыва, можно было потерять теневую власть. Заговор против Хрущева возглавляют идеологи. Вот как пишет об этом Авторханов [1]:

«Заговор этот возглавил Суслов. Он же сделал на Пленуме ЦК 14 октября 1964 г. обвинительный доклад против Хрущева. Если он при этом не занял пост первого секретаря, предложил Брежневу, то это было вполне в его духе. Суслов — безличная личность, созданная для действий за кулисами. Любой из членов ЦК мог представлять высшую власть, но не каждый мог ее осуществлять. Суслов ее осуществлял, сам оставаясь за кулисами, не вызывая ненависти врагов и зависти соперников. Тем успешнее он действовал».

Отметим, что и по сути прямой выход идеологов во власть был преждевременным. Оптимальным вариантом в рассматриваемый период стали закулисные действия. Именно они дали пятой колонне наибольшие возможности по подрыву СССР и обеспечили маскировку.

 

Операция «Бродский»

Рассмотрим механизм формирования диссидентского движения на примере дела Иосифа Бродского. По своей внешней бессмысленности это дело кажется выдающимся. С фактической стороны оно освещено в статье Якова Гордина, друга Бродского [8]. Иосиф Александрович Бродский (1938 года рождения) имел нестандартный жизненный путь.

«Окончив семилетку, он работал на заводе, потом кочегаром в котельной (в отличие от нынешних времен это была настоящая кочегарская работа), санитаром в морге, коллектором в геологических экспедициях» [8]. В 1958 году начал сочинять стихи. «При всем желании в них невозможно было вычитать никакой антисоветской агитации» [8]. С 1959 года Бродский выступает публично с чтением своих стихов. «Картавость, некоторая невнятность произношения, интонационное однообразие зачина забывались немедленно… Чтение Бродским своих стихов было жизнью в стихе» [8].

Ничего особенного не происходило. И вдруг в конце 1963 г. появляются две статьи в газетах, направленные против Бродского, по приговору суда его отправляют в ссылку как тунеядца. Возьмем отдельные высказывания Гордина о Бродском [8]:

«Люди разного масштаба и противоречивых устремлений, они самым фактом своего существования угрожали тому, что мы сегодня называем „бюрократическим социализмом“. Духовные и административные отцы города ощущали несовместимость с собой этих непривычных стихов, которые казались особенно опасными из-за личности автора. Позже Иосиф обозначил этот неполитический аспект проблемы: „Поэт наживает себе неприятности в силу своего лингвистического и, стало быть, психологического превосходства, а не по политическим причинам. Песнь есть форма лингвистического неповиновения“. „В 1963 году произошли известные встречи Хрущева с интеллигенцией, на которых интеллигенции было указано ее место. В этой ситуации ленинградские власти решили «очистить город“.

Весь этот набор цитат, «объясняющих» дело Бродского, не нуждается в комментариях. В них, несмотря на уважение к автору [8], вряд ли кто-нибудь может увидеть реальный смысл.

Примечателен и ход самого дела. 29 ноября 1963 г. в газете «Вечерний Ленинград» появился фельетон «Окололитературный трутень», где говорилось о том, что надо перестать нянчиться с окололитературным тунеядцем. 8 января был опубликован еще один материал: «Тунеядцам не место в нашем городе». 13 февраля 1964 г. Бродского арестовали, а уже 18 февраля началось слушание его дела по обвинению в злостном тунеядстве. Иосиф Александрович Бродский был направлен на психиатрическую экспертизу, после которой 13 марта состоялся второй суд. В ряде отношений публичное разбирательство носило пародийный характер. Приведем некоторые выдержки из выступлений свидетелей (Логунова, Николаева, Ромашевой) [8]:

«Логунов (заместитель директора Эрмитажа по хозяйственной части): С Бродским я лично не знаком. Впервые я его встретил здесь, в суде. Так жить, как живет Бродский, больше нельзя. Я не позавидовал бы родителям, у которых такой сын.

Николаев (пенсионер): Я лично с Бродским не знаком. Я хочу сказать, что знаю о нем три года по тому тлетворному влиянию, которое он оказывает на своих сверстников. Я отец. Я на своем примере убедился, как тяжело иметь такого сына, который не работает. Я у моего сына однажды видел стихи Бродского. Слушая Бродского, я узнавал своего сына. Мой сын тоже говорил, что считает себя гением. Он, как Бродский, не хочет работать.

Ромашова (преподавательница марксизма-ленинизма в училище имени Мухиной): Я лично Бродского не знаю. Но его так называемая деятельность мне известна. Пушкин говорил, что талант — это прежде всего труд. А Бродский ? Разве он трудится ? Разве он работает над тем, чтобы сделать свои стихи понятными народу? Меня удивляет, что мои коллеги создают такой ореол вокруг него. Ведь это только в Советском Союзе может быть, чтобы суд так доброжелательно говорил с поэтом, так по-товарищески советовал ему учиться. Я как секретарь партийной организации училища имени Мухиной могу сказать, что он плохо влияет на молодежь.

Адвокат: Вы когда-нибудь видели Бродского?

Ромашова: Никогда. Но так называемая деятельность Бродского позволяет мне судить о нем.

Судья: А факты вы можете какие-нибудь привести ?

Ромашова: Я как воспитательница молодежи знаю отзывы молодежи о стихах Бродского.

Адвокат: А сами вы знакомы со стихами Бродского?

Ромашова: Знакома. Это ужас. Не считаю возможным их повторять».

Приведем также некоторые аргументы защиты:

«Наша задача — установить, является ли Бродский тунеядцем, живущим на нетрудовые доходы, ведущим паразитический образ жизни.

Бродский — поэт-переводчик, вкладывающий свой труд по переводу поэтов братских республик, стран народной демократии в дело борьбы за мир. Он не пьяница, не аморальный человек, не стяжатель. Его упрекают в том, что он мало получал гонорара, следовательно и не работал. (Адвокат дает справку о специфике литературного труда, порядке оплаты. Говорит об огромной затрате труда при переводах, о необходимости изучения иностранных языков, творчества переводимых поэтов. О том, что не все представленные работы принимаются и оплачиваются.)

На что жил Бродский? Бродский жил с родителями, которые на время его становления как поэта поддерживали его.

Никаких нетрудовых источников существования у него не было. Жил скудно, чтобы иметь возможность заниматься любимым делом».

Это был настоящий спектакль, срежиссированный идеологами КПСС и направленный на создание диссидентского движения в СССР. Выбрали человека, имеющего определенные литературные задатки. Тон был нарочито грубый и вызывающий, публикации в печати стали рекламой (антирекламой), делающей все происходящее известным массовому читателю. Это, с одной стороны, выводило Бродского в круг диссидентов, с другой — объединяло многих для отпора несправедливости, т.е. создавало в кругах интеллигенции оппозицию. Существовал и другой аспект. Об этом также говорится у Гордина [8]:

«И на том, и на другом подробнейшие записи вела Фрида Абрамовна Вигдорова. Они распространялись „самиздатом“, были изданы за рубежом, считались стенограммами, хотя на самом деле это вовсе не стенограммы: Фрида Вигдорова обладала феерическим даром, позволявшим ей фиксировать услышанные диалоги с непостижимой точностью, пожалуй, точнее, нежели стенографические отчеты, ибо аналитический ум, писательский талант и наблюдательность давали право Вигдоровой отсекать— ненужные мелочи, фиксируя самое характерное, включая интонации собеседников».

В результате «эта запись, будучи вскоре переведена на многие европейские языки, привела мировую общественность в состояние шока» [8]. В конечном счете суд огласил приговор: сослать И. А. Бродского в отдаленную местность сроком на пять лет с применением обязательного труда. Бродский был сослан в Архангельскую область.

Почему же молодой человек, имевший (формально) семиклассное образование, обладавший определенными литературными способностями, ни с какого бока не причастный к политике, подвергся такому пародийному судилищу? Кому нужно было это высосанное из пальца дело? Ответ Гордина носит не менее пародийный характер:

«Несмотря на армию и флот, они (т.е. правители государства) боялись Бродского и того культурного движения, которое он символизировал».

О дальнейших событиях [8]:

«Эта почти необъяснимая для нормального сознания ненависть преследовала Иосифа и после того как он, просидевший в селе Норинском полтора года, пытавшийся по освобождении включиться в литературный процесс и не получивший такой возможности, вынужден был в семьдесят втором году уехать за границу».

Приведенные факты достаточно наглядно описывают механизмы действий идеологов и методы достижения своих целей в психологической войне против СССР.

 

Диссиденты на потоке

Подробно рассмотренную операцию «Бродский» можно считать эталоном дальнейших операций идеологов по производству диссидентов, которое было поставлено на поток. Большой резонанс вызвало дело Александра Ивановича Солженицына, прошедшего непростой жизненный путь: фронт, лагеря. Им была написана повесть о лагерных порядках «Один день Ивана Денисовича». Пришедшие к власти Хрущев и его окружение нуждались в любой литературе, которая подтверждала бы дискредитацию Сталина и его времени. А у Солженицына к тому же был и талант. Он одаряется высочайшей милостью. Его имя гремит в печати, на радио и телевидении. Вот как описывает Б. Жутовский встречу руководителей страны во главе с Н. С. Хрущевым с деятелями литературы и искусства в это благословенное время (1963 г.) [3]:

«Огромный зал, столы с яствами. Справа, поперек, для ЦК, а перпендикулярно, в три шпалеры — для остальных. Молчаливые мальчики за стульями, чисто вымытые, пробор, салфетка, готовы и налить, и подать, и вынести… Оживленное харчение, с редкими одобрениями с главного стола, здравицами (хотя без всякого горячительного). Одна здравица за Солженицына. Он встал, далеко от меня, лицо бледно-серое, рядом Твардовский видится курносо. Зал хлопает чуть ли не стоя».

В это время А. И. Солженицын обретает широчайшую известность. О нем говорят все средства массовой информации, его выдвигают на Ленинскую премию. О его умонастроениях свидетельствует обращение в ЦК КПСС к помощнику Н, С. Хрущева В. С. Лебедеву (цит. по [9]):

«Я глубоко взволнован речью Никиты Сергеевича Хрущева и приношу ему глубокую благодарность за исключительно доброе отношение к нам, писателям, и ко мне лично, за высокую оценку моего скромного труда. Мой звонок Вам объясняется следующим: Никита Сергеевич сказал, что если наши литераторы и деятели искусства будут увлекаться лагерной тематикой, то это дает материал для наших недругов и на такие материалы, как на падаль, полетят огромные, жирные мухи. Пользуясь знакомством с Вами и помня беседу на Воробьевых горах во время первой встречи наших руководителей с творческой интеллигенцией, я прошу у Вас доброго совета. Только прошу не рассматривать мою просьбу как официальное обращение, а как товарищеский совет коммуниста, которому я доверяю. Еще девять лет тому назад я написал пьесу о лагерной жизни „Олень и шалашовка“… Мой литературный отец Александр Трифонович Твардовский, прочитав эту пьесу, порекомендовал мне передавать ее театру. Однако мы с ним несколько разошлись во мнениях, и я дал ее для прочтения в театр-студию „Современник“ О. Н. Ефремову, главному режиссеру театра. Теперь меня мучают сомнения, учитывая то особенное внимание и предупреждение, которое было высказано Никитой Сергеевичем Хрущевым в его речи на встрече по отношению к использованию лагерных материалов в искусстве, и сознавая свою ответственность, я хотел бы посоветоваться с Вами — стоит ли мне и театру дальше работать над этой пьесой… Если Вы скажете то же, что А. Т. Твардовский, то эту пьесу я немедленно забираю из театра „Современник“ и буду над ней работать дополнительно. Мне будет очень больно, если я в чем-либо поступлю не так, как этого требуют от нас, литераторов, партия и очень дорогой для меня Никита Сергеевич Хрущев».

Вскоре после этого обращения Идеологический отдел ЦК резко меняет свою позицию. Вместо восхваления — поносительство. Наступает необратимое отчуждение Солженицына от власти. Идеологи отправляют его в нужную им «стезю».

Все это роднит дело Солженицына с делом Бродского. Производство диссидентов идет по отработанной схеме. С точки зрения нормального человека, характерной чертой большинства дел была их внешняя бессмысленность, и многим казалось, что их проводили идиоты. Это относится, в частности, к делу А. Синявского и Ю. Даниэля и прошедшего за ним дела «четырех» (А. Гинзбурга, Ю. Галанскова и др.). Так же, как и дело Бродского, они подробно, во всех деталях излагались в СМИ Запада. Вот выдержка из последнего слова подсудимого Александра Гинзбурга на процессе «четырех» 12 января 1968 г. [10]:

«Итак, меня обвиняют в том, что я составил тенденциозный сборник по делу Синявского и Даниэля. Я не признаю себя виновным. Я поступил так потому, что убежден в своей правоте. Мой адвокат просил для меня оправдательного приговора. Я знаю, что вы меня осудите, потому что ни один человек, обвинявшийся по статье 70, еще не был оправдан. Я спокойно отправляюсь в лагерь отбывать свой срок. Вы можете посадить меня в тюрьму, отправить в лагерь, но я уверен, что никто из честных людей меня не осудит. Я прошу суд об одном: дать мне срок не меньший, чем Галанскову». (В зале смех, крики: «Больше, больше!»)

В результате деятельности идеологов по производству диссидентов постепенно среди западных левых формировался негативный образ Советского Союза. Ряд людей, оказавшихся на Западе, в частности В. Некрасов, А. Галич, В. Максимов, А. Зиновьев, никакого отношения не имели к антисоветской деятельности, более того, многие из них остались сторонниками социализма, патриотами своей страны, но выступали против заведомой лжи идеологов, причем подаваемой в грубо оскорбительной, отталкивающей, вызывающей форме.

С начала 70-х происходит качественное изменение в положении диссидентов. Теперь новоиспеченные диссиденты оказались в центре внимания западных СМИ и приобретали всемирную славу и известность. Они стали получать денежное содержание, им присуждают награды и премии, в том числе Нобелевские (Пастернак, Бродский, Солженицын, Сахаров). Диссидентство становится профессией, в которой появляются свои плюсы, она становится даже привлекательной.

В 60-е годы реальное влияние диссидентов еще ничтожно мало, но идеологи уже поднимают шум. Они клеймят в печати фактически неизвестных до этого, часто ни в чем не повинных или ничего не значащих людей. В результате их имена гремят и в СССР, и во всем мире.

 

Интеллигенция в конце шестидесятых

Наряду с производством диссидентов идеологи развертывают кампанию по нравственному разложению интеллигенции, другими словами, по производству «скрытых» диссидентов. Интеллигенцию — писателей, артистов, ученых — начинают вовлекать в массовые действа по осуждению диссидентов, включая выступления на собраниях, заявления с подписями основных сотрудников институтов. Причем это осуждение должно было проводиться в подавляющем большинстве случаев при отсутствии реальной информации. При сборе подписей использовались различные методы воздействия. Так, например, за отказ подписать заявление, осуждающее Сахарова, сотрудник научного института был предупрежден, что ему не дадут защитить готовую диссертацию, после чего он сдался. Некоторые шли на хитрость, не приходя в институт в день сбора подписей. Большинство же людей, работавших в науке в тот период, особо не задумывались над своей подписью. Многие ставили подписи искренне, и на то были причины, так как действия некоторых диссидентов производили отталкивающее впечатление. Например, ходило по рукам произведение самиздата о А. С. Пушкине, из которого следовало, что более извращенную, порочную и омерзительную личность, чем Пушкин, трудно себе представить.

Но главное состояло в том, что появились люди, и их число росло, готовые поддержать любые действия идеологов, их необоснованные нападки, люди, готовые выслужиться и извлечь из этого конкретную пользу для себя. В их шумном и яростном осуждении диссидентов не было ни грана убеждений. Ради личной выгоды, личных интересов они были готовы пойти на все. Они могли менять цвет, как хамелеоны. Подавляющее большинство деятелей литературы и искусства, с особой страстью осуждавших диссидентов и славивших социализм, стали к концу 80-х «демократами». Когда Солженицына в 1974 г. выслали из СССР, в газетах были опубликованы многочисленные отклики, клеймящие «литературного власовца». Например, писатель Александр Рекемчук пишет в «Литературной газете» в заметке «Клеветник»:

«Откровенный контрреволюционер, враг социалистического строя, всех многотрудных побед и свершений нашего народа, Солженицын не обошел своей ненавистью и советскую литературу, рожденную Октябрем.

Он пытается оплевать все, что свято для миллионов умов и сердец. Со страниц сочинения «Архипелаг Гулаг» многократно срывается брань по адресу Горького — одного из мировых художников слова, основоположника литературы социалистического реализма, великого гуманиста. Глумясь над творчеством Маяковского, он с издевкой цитирует именно те строки, которые посвящены Ленину, обращены к комсомолу, к деятелям искусства, — мы знаем их наизусть и повторяем, как клятву.

Ныне Солженицын, а с ним и вся зарубежная фабрика-кухня антикоммунизма возопили о том, что отклики советских людей, в том числе писателей, на появившиеся в «Правде» и «Литературной газете» статьи о его падении и гражданском бесчестии имеют де чересчур резкий и суровый тон…

На мой взгляд, тон их можно счесть даже слишком сдержанным в сравнении антисоветским содержанием и в сравнении с разнузданным «стилем» самого Солженицына».

Через десять с небольшим лет А. Рекемчук станет одним из руководителей антикоммунистического объединения писателей «Апрель».

К концу 60-х годов заметно меняется самосознание интеллигенции в целом. Интеллигенция заявляет о себе как ведущей политической силе в событиях в СССР и странах Восточной Европы. В свое время С. Н. Булгаков отмечал, что для дореволюционной интеллигенции чужд сложившийся мещанский уклад и есть чувство вины перед народом, за счет которого она ест и пьет. Тогда на переднем плане стояла «вера наизнанку» (атеизм). Детальный анализ состояния интеллигенции на рубеже 70-х годов провел В. Ф. Кормер [11], который отметил резкое отличие от прошлого, буржуазность современной интеллигенции: в манерах, в одежде, в обстановке квартир, в суждениях, в стремлении к обеспеченности и благополучию. Идеалом теперь служит жизнь американского или европейского коллеги, хотя гораздо напряженнее работающего, но свободного и хорошо оплачиваемого. Другое отличие — склонность к иррационализму, неверие в прогресс, следование за социальной модой. Противопоставляя себя, как и раньше, власти, интеллигенция не доходит до открытого разрыва. В. Ф. Кормер писал:

«Ей нечего было противопоставить. В ее сознании не было принципов, существенно отличавшихся от принципов, реализованных режимом. Поэтому, если вообразить, что в какой-то момент террор был бы снят и интеллигенция полупила бы свободу волеизъявления, то вряд ли можно сомневаться, что ее свободное движение быстро окончилось бы какой-либо новой формой тоталитаризма, установленной снова руками той же интеллигенции».

И, наконец, как характерную черту следует отметить принцип двойного сознания интеллигенции, т.е. двойственный подход, сочетающий взаимоисключающие оценки ко всему окружающему социуму.

 

«Партия — наш рулевой»

Партия в СССР была частью государственной структуры и одновременно идейным руководителем общества. И в Гражданскую, и в Великую Отечественную войну в массе своей коммунисты отличались идейной убежденностью. Еще Маяковский писал: «Если бы выставить в музее плачущего большевика, весь день в музее торчали ротозеи, еще бы, такого не увидишь и в века». Неоднократно отмечалось, что в гитлеровских концлагерях наибольшую стойкость проявляли священники и коммунисты. Партия и по убеждениям, и по численности представляла собой огромную силу.

Перед пятой колонной идеологов стояла задача разложить партию изнутри и превратить ее в колосс на глиняных ногах. Естественно, поскольку они не могли выступать в этом направлении открыто, то действовали исподволь, постепенно, шаг за шагом. Начиная с середины 50-х годов в стране возникает своего рода культ партии. На всех съездах, пленумах ЦК, любых торжественных мероприятиях всячески подчеркивалась роль «ленинской партии» — КПСС. Страна шла под ее «мудрым руководством» от победы к победе. Партия олицетворяла собой «ум, честь и совесть». В докладе JI.И. Брежнева на XXIII съезде так говорилось о роли партии [12]:

«Наша ленинская Коммунистическая партия является руководящей и направляющей силой советского общества. Она объединяет в своих рядах наиболее передовых представителей рабочего класса и всех трудящихся, руководствуется боевой революционной идеологией рабочего класса всего мира — марксизмом-ленинизмом, уверенно ведет советский народ вперед по пути строительства коммунизма, направляет и организовывает жизнь социалистического общества, успешно выполняет роль учителя, организатора и политического вождя всего советского народа. (Аплодисменты.)».

Говоря о задачах партии, Л. И. Брежнев выделяет главное:

«Главное теперь состоит в том, чтобы еще выше поднять уровень всех звеньев идеологической работы партии. Мы должны помнить ленинское указание о том, что вне сознательного труда и общественной деятельности нет и не может быть коммунистического воспитания. Вся идеологическая работа должна быть тесно связана с жизнью, с практикой коммунистического строительства, без этого, как не раз подчеркивал В. И. Ленин, она превращается в политическую трескотню Мобилизация трудящихся на успешное решение задач по созданию материально-технической базы коммунизма, формирование научного мировоззрения, коммунистической морали у всех членов общества, воспитание всесторонне развитой личности — таковы цели идеологической работы партии… Наша партия всегда придавала первостепенное значение воспитанию сознательной дисциплины у всех членов общества… Важное место в работе партийных организаций должно занимать воспитание бережливости у советских людей, заботы каждого о сохранности и умножении общественного достояния»..

Эти выдержки из доклада служат наглядной иллюстрацией того обстоятельства, что КПСС уже перестала быть обычной партией. Она стала частью государственной структуры. При этом партийное руководство стояло над государственным, могло контролировать, поправлять и сменять последнее. Но кто и как контролирует партийное руководство всех рангов? В этом заключался один из ключевых вопросов дальнейшего развития страны.

Каждое решение, принятое в узком кругу высшего руководства, освящалось именем 15 млн. членов партии, не имевших к этому действу никакого отношения и даже не информированных должным образом. Со времен Хрущева в пропаганду вошли положения типа: «партия разоблачила Сталина», «партия начала перестройку». Слово «партия» служило прикрытием действий идеологов. В реальности же значение роли рядовых членов партии в принятии решений даже на местном уровне постепенно снижалось. Руководители разных рангов были связаны между собой множеством формальных и неформальных связей. Они приобрели свойство «непотопляемости». Будучи снятыми с одного руководящего поста за развал работы, они перебрасывались на другой. Так шло становление партноменклатуры.

 

Операция «Собор»

В жизни партии рубежным событием стал пленум ЦК КПСС в 1957 г., на котором из руководства партией были исключены Маленков, Каганович, Молотов и «примкнувший к ним» Шепилов. Решающую роль на пленуме сыграли секретари обкомов, которые стали приобретать со временем все больший вес. Постепенно формируется партийная олигархия. Если во времена И. В. Сталина при потере действенного контроля снизу был крайне жесткий контроль сверху, что заставляло руководителей разных рангов интенсивно работать и думать, то на рубеже 50—60-х годов он приобретает формальный характер. Возникает и постепенно проникает во вся и все система связей, которая раньше в какой-то мере сдерживалась жесткой централизацией, возможностью отставки любого лица, какое бы высокое положение оно ни занимало.

Новый этап в жизни КПСС был связан с действиями идеологов в конце 60-х годов. Им можно дать условное название: «операция Собор». В 1968 г. вышел роман Олеся Гончара «Собор», в котором действовал полуотрицательный персонаж на уровне члена горкома КПСС. Роман получил весьма жесткую оценку за искажение роли партии. Подобный разнос получили и другие произведения. В литературе стали складываться своеобразные стандарты. Действие значительного числа романов проходит по четкой схеме, когда в борьбу между положительным и отрицательным героем вмешивается парторг, который разбирается во всем и все ставит на свои места. В результате партийная номенклатура оказалась вне публичной критики, создалась обстановка бесконтрольности и несменяемости, на которую почти не влияет система выборов партийных органов. Даже когда большинство рядовых членов партии было резко настроено против рекомендуемой кандидатуры, находился тот или иной выход. В книге Г.В. Кисунько [13] описывается ситуация, когда существовала реальная угроза, что коммунисты «прокатят» своего руководителя Маркова на очередных выборах в партийные органы:

«Выход из положения был найден в том, что столы выдачи бюллетеней и сразу же рядом с ними стол с урной для тайного голосования были выставлены в узком проходе между сценой и первым рядом кресел. А на сцене над всем этим конвейером стояли Марков и секретарь Ленинградского РК КПСС Репников, так что люди голосовали под их прямым наблюдением: получил бюллетень — сразу же бросай его в урну. Если кто пройдет мимо урны, чтобы даже только прочитать бюллетень, будет сразу же взят на заметку, а потом еще раз при вторичном прохождении через конвейер, чтобы опустить бюллетень в урну. Таким образом Марков прошел „единогласно“ и в партбюро, и на районную партконференцию, а дальше — и на съезд КПСС».

Постепенно создалась система партийной олигархии, практически недоступная для внешних воздействий. Любая же изолированная система (лишенная действенного контроля сверху и снизу), как известно, деградирует. При взаимодействии внутри системы положение человека, продвижение по служебной лестнице зависят от непосредственного начальства. Но помимо явной структуры, определяемой официальным статусом, возникает скрытая, неявная структура, определяемая не только служебными отношениями, а, например, родственными, национальными, земляческими и т.п. При борьбе за место каждому начальнику выгодно окружать себя лично преданными ему людьми и выдвигать уступающих по уровню ему самому. Более того, удобно подбирать людей зависимых, имеющих темные пятна в прошлом, благодаря чему их можно держать в руках. Как следствие — антиотбор и рост некомпетентности в системе. Так создавалась почва для образования кланов. Характерными примерами могут служить Днепропетровский и Кишиневский, вышедшие в эпоху Брежнева в высшее руководство страны, Нахичеванский в Азербайджане, южный Жюс в Казахстане, Джизакский в Узбекистане. В начале 80-х годов концентрация сторонников Бандеры среди партруководителей Западной Украины была выше средней по региону. Постепенно верхушка КПСС на местах преобразовывалась в набор кланов и местных элит.

 

Операция «Ленин»

Имя В. И. Ленина не просто принадлежит истории, но имело символическое значение и в партии, и в стране в целом. Как писал В. В. Маяковский: «Мы говорим Ленин, подразумеваем — партия, мы говорим — партия, подразумеваем — Ленин». После того как в общественном сознании была перечеркнута советская эпоха, когда во главе страны стоял И. В. Сталин, имя основателя Советского государства В. И. Ленина оказалось как бы последним мостом, связывающим прошлое и настоящее, символизируя преемственность поколений. Поэтому разрушение сложившегося образа В. И. Ленина, компрометация его деятельности стала необходимым шагом, чтобы представить весь советский период как время мрака и тьмы и вызвать отторжение людей от социализма. С этой целью идеологи использовали карикатурное «прославление» Ленина, носившее характер языческих заклинаний. В качестве стандартного примера используем Материалы XXVI съезда КПСС [14].

На стр. 80, где Брежнев заканчивает свой отчет:

«Да здравствует коммунизм! (Присутствующие в зале встречают заключительные слова товарища Л. И. Брежнева бурной, долго не смолкающей овацией. Все встают. Под сводами Дворца съездов звучат возгласы: „Слава ленинскому Центральному Комитету Коммунистической партии Советского Союза!“)

На стр. 81 из резолюции:

«Целиком и полностью одобрить ленинский курс и практическую деятельность Центрального Комитета партии Советского Союза!»

На стр. 83 из отчета Центральной ревизионной комиссии:

«Доклад Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Л. И. Брежнева — это документ подлинно ленинского масштаба и стиля».

Стр. 84:

«Они не могут не вселять уверенность в том, что путь, по которому мы идем, — это правильный, ленинский путь. (Аплодисменты.)».

Стр. 92 из доклада мандатной комиссии:

«Доклад товарища Брежнева воплощает передовую научную мысль и исторический опыт созидания нового общества и представляет собой крупный вклад в сокровищницу марксизма —ленинизма».

Ленина превращали в идола, которому отдавалась обязательная доля обрядов. Размножались памятники и бюсты, как святым елеем все освящалось его именем (и это проделывалось с человеком, категорически отрицавшим фразерство, позу, идолопоклонство). В этой связи вспоминается довольно давний, хотя и характерный эпизод. Прогуливаясь поздно вечером по территории Новоспасского монастыря в Москве, где тогда помимо небольшой фабрики в здании собора размещался городской вытрезвитель № 3, один из авторов со спутником заметили в сумерках небольшую толпу. Подойдя поближе, увидели, что это — статуи Ленина в человеческий рост, обращенные лицом к единственной статуе физкультурницы. Вблизи эта композиция (массовая продукция скульптурной мастерской, также размещенной в монастыре) производила неизгладимое впечатление.

Благодаря непрерывным клятвам «ленинцев» в том, что они во всем следуют его учению, имя В. И. Ленина невольно ассоциировалось с идеологическим пустозвонством. Отдавая обязательную дань проникновенным словам о Ленине, штатные партийные идеологи и партийная элита обозначили правила игры и считали неполноценными тех людей, которые искренне относились к ленинизму. Более того, ленинское учение, если рассматривать его по существу, могло стать помехой в их действиях. Необходимо было избавится и от него.

Действия идеологов достигли своей цели. Все «ленинские» заклинания уже не только шли поверх сознания людей и воспринимались как шум, но и вызывали насмешки. Так, поднятая рука статуи Ленина интерпретировалась как указание рабочему классу на 11 часов — время, когда начинается продажа водки. К началу 80-х годов задача компрометации Ленина среди значительной массы людей была в целом решена. КПСС лишилась объединяющего идейного стержня.

Среди интеллигенции стало распространяться ироническое отношение к Ленину. В одном из отраслевых институтов был даже выработан эзопов язык, в котором В. И. Ленин обозначался термином «бородейка», а партработники — термином «пузанок», рядовые люди, верящие в Ленина, — термином «совки». Кстати, последний со временем получил очень широкое распространение.

 

КПСС к началу восьмидесятых

В дополнение к карикатурному восхвалению и фактической дискредитации В. И. Ленина в конце 70-х годов появляется новый фактор. Это отсутствие реальной информации и часто даже отсутствие смысла в речах и выступлениях, откровенное суесловие. Пустые по содержанию «труды» выдающихся «ленинцев» (как они сами себя называли) Л. И. Брежнева, М. А. Суслова, Н. В. Подгорного, К. У. Черненко тиражировались миллионами экземпляров, изучались в сети партийного просвещения. К этому времени «процесс уже пошел», т.е. изменения в КПСС становятся явными. Появляются симптомы разложения партии, деградации ее верхов. Идеологи поддерживали геронтократов — старцев, которые становятся несменяемыми. Л. И. Брежнев к началу 80-х — персонаж удивительных историй. Во время своего визита в Баку, по свидетельству очевидцев, в докладе, который он зачитывал, забыли убрать второй экземпляр одной страницы, и он ее прочел дважды. Притчей во языцах стала страсть Л. И. Брежнева к наградам («Но всего лучше пять звездочек»). На всей территории Азербайджана были развешаны плакаты с цитатой из Брежнева: «Широко шагает советский Азербайджан! Л. И. Брежнев». Один из авторов при поездке из Баку в Астару видел около десятка таких плакатов. Полуживого серенького партаппаратчика Черненко превозносили как выдающегося ленинца.

В сети партийного просвещения, во всех вузах изучались «труды» генсеков, материалы съездов, состоящие из штампов, где была вытравлена всякая живая мысль. В это время в партию вступали, не скрывая, откровенно ради карьеры. Все назначения на руководящие должности секретарей парторганизаций производились сверху, существовал расхожий эвфемизм — «есть такое мнение». В научных учреждениях в начале восьмидесятых годов резко сократили прием интеллигенции в КПСС. Образовывались очереди на вступление в партию. Появились многочисленные жалобы на нарушения очередности, на задержки. Партию использовали как средство достижения личных целей. Так, в институтах Академии наук в некоторых Ученых советах сначала решения принимали на партгруппе, которая должна была голосовать как единое целое, т.е. 25% людей, приближенных к начальнику, могли утверждать на Ученом совете любое нужное постановление. Даже на обычных партийных собраниях тексты выступлений готовились заранее и зачитывались.

Видя всю картину происходящего в партии, значительное число убежденных сторонников социализма не шли в КПСС. По существу, стерлась всякая разница во взглядах между членами КПСС и беспартийными. Шел направленный идеологами процесс разложения КПСС.

Вместе с тем даже в начале 80-х партия была еще мощной силой. Парткомы оставались местом, куда люди обращались в случае несправедливости. Существовал налаженный аппарат. Партия сохранила свою роль скрепы государства. И как довелось услышать в 90-е годы: «тогда еще платили зарплату и не было безработных».

 

Двуликий Янус

Центральная задача по подрыву СССР решалась в идеологической сфере. В ее основе лежало массовое отторжение людей от коммунистических идей, превращение марксизма-ленинизма в средство оскопления общественных наук, в оружие, направленное против социализма.

Начиная с послевоенных лет, в стране существовала мощная система политпросвещения и политобразования разных уровней. В вузах преподавали историю партии, политэкономию, диалектический и исторический материализм, научный коммунизм. Была создана целая серия идеологических институтов. Типичные представители: Академия общественных наук при ЦК КПСС, Институт Маркса — Энгельса — Ленина, Институт международного рабочего движения, университеты марксизма-ленинизма. Сформировался целый идеологический корпус, включающий кафедры истории КПСС и марксизма в каждом вузе. Нужно было заставить идеологическую систему как целое работать против своей страны. В первой половине века марксизм занимал наступательные позиции, он объективно отражал особенности этого времени и достиг того, что треть мира встала под знамена социализма. Для нейтрализации и последовательного использования марксизма в своих целях идеологи предприняли следующие действия:

1. Марксизм-ленинизм законсервирован, оторван от реальности, от конкретной науки и постепенно превращался в вероучение.

2. Канонизированы классики марксизма, их труды издаются огромными тиражами, каждой фразе придается смысл непоколебимой истины.

3. Марксизм-ленинизм огражден от всякой свежей мысли, от любых новых положений, даже жестко диктуемых конкретной обстановкой. Постепенно он становится схоластикой. Если в древнее время происходили дискуссии, опирающиеся на классиков христианства, на тему — сколько чертей разместится на кончике иглы, то теперь возникли дискуссии типа — что такое диалектическая логика (в дискуссии участвовали три школы, каждая из которых опиралась на три качественно различных высказывания Ленина в разных работах на эту тему).

4. Использование вырванных из контекста классиков положений, относящихся к другой обстановке, в качестве кувалды для борьбы с новым, для борьбы с наукой. Типичный пример — положение о несмешении различных форм движения, позволявшее препятствовать использованию новых методов в общественных науках.

5. Создание марксистского «новояза», состоящего из бессмысленных, обтекаемых фраз. Средства массовой информации печатают выверенные, стерильные сообщения.

В результате такого процесса сформировался второй облик марксизма-ленинизма, сконструированный идеологами КПСС. В качестве примера приведем типичный отрывок из редакционной программной статьи «Современная борьба идей и концепция идеологического разоружения», опубликованной в газете «Правда», 7.02.69 года [15]:

«Ленинская ясность, принципиальность и последовательность мысли, четкость социально-политических постановок вопроса представляется мелкобуржуазному сознанию „упрощенчеством“ , а царящая в писаниях ученых приказчиков буржуазии и горе-теоретиков правого и „левого“ оппортунизма нарочитая усложненность, эклектическая неразбериха и путаница — «действительной глубиной». Мутная водица мелкобуржуазной идеологической сточной канавы порой не дает возможности увидеть того вязкого буржуазного дна, по которому она течет. Это создает иллюзию «глубины». Прозрачность же марксистско-ленинской мысли, позволяющая разглядеть на самой большой глубине весь рельеф скрывающейся за идеологическими течениями социально-политической основы, воспринимается мелкобуржуазным сознанием как «чрезмерная ясность», препятствующая возможности самых различных, «свободных», «оригинальных» интерпретаций, а посему якобы тождественная «догматизму» и «упрощению».

Реакция любого нормального человека на подобные идеологические статьи очевидна и в комментариях не нуждается.

В римской мифологии существовал Янус — божество дверей, входа и выхода. Он изображался с двумя лицами. Так и марксизм-ленинизм оказался, подобно Янусу, с двумя лицами. Одно из них несло информацию о работах классиков науки, их достижениях, многие из которых сохраняют актуальность до сегодняшнего дня, другое превратилось в средство дискредитации подлинных результатов Маркса, Энгельса, Ленина, в средство борьбы с Советским государством.

 

Идеологи и общественные науки

В отличие от первого этапа информационно-психологической войны (ср. гл. 2), когда ожесточенной атаке идеологов подверглись естественные науки, на втором этапе центр тяжести их действий перемещается на общественные науки. Основой общественных наук считалась триада: диалектический и исторический материализм (марксистско-ленинская философия), политэкономия, научный коммунизм. Остановимся на первых двух. В соответствующих учебниках, изучавшихся во всех институтах, содержание которых было составной частью высшего образования, излагались результаты 50—100-летней давности. Многословно, в обтекаемых фразах излагались выводы, сделанные Марксом, Энгельсом, Лениным. В приподнятом тоне говорилось о решениях съездов КПСС. Критика буржуазных философов, экономистов, социологов проводилась способом надергивания цитат из неудачных выражений, не отражающих, по сути, взглядов авторов. Вся современность, все новое выпадало из рассмотрения. Мир как бы остановился в своем развитии.

Рассмотрим учебник «Исторический материализм» [16]. Его авторы определяют «основное краеугольное положение исторического материализма» следующим образом:

«Распространение положений диалектического материализма на познание общества дало возможность правильно решить основной вопрос общественной науки — вопрос об отношении общественного бытия (т.е. материальной жизни общества и прежде всего экономических отношений) и общественного сознания и позволило объяснить историю как строго закономерный процесс.

В противовес всем идеалистическим учениям, объясняющим общественное бытие общественным сознанием, исторический материализм объяснил общественное сознание общественным бытием, условиями материальной жизни общества. Общественное бытие определяет общественное сознание — вот основное, краеугольное положение исторического материализма. Диалектико-материалистический подход к изучению общества дал возможность понять явления общества в их внутренней связи и взаимообусловленности, в их противоречивом движении и развитии. Исторический материализм дал возможность понять историю человечества как процесс прогрессивного, поступательного развития, идущего от низших форм общества к высшим через возникающие и разрешаемые противоречия, через борьбу новых передовых общественных сил против сил старых, реакционных».

Абсолютизированное положение «бытие определяет сознание», используемое вне пределов своей применимости, широко использовалось идеологами в качестве важного оружия в борьбе против СССР.

Авторы учебника [16] указывают на враждебную силу, противостоящую историческому материализму. Это буржуазная социология со всеми ее ответвлениями:

«Характерной чертой всей современной буржуазной социологии является крайний эклектизм, внутренняя противоречивость. Несмотря на обилие направлений буржуазной социологии, для всех ее направлений характерен идеализм в объяснении истории общества, отрицание действительных, объективных законов развития общества, ссылки на сознание, на политику и волю правительств, на политических деятелей как на главную, якобы определяющую силу в истории, в общественной жизни. Хотя многие направления буржуазной социологии (расизм, геополитика, неомальтузианство, теория воспевания силы и техники как якобы главной силы исторического развития и т.п.) маскируются в натуралистические одежды, чтобы выглядеть наукообразно, нельзя забывать, что все это разновидности идеализма. Разгромленный марксизмом идеализм пытается предстать в новых формах, но суть его остается одна и та же; все разновидности буржуазной социологии далеки от науки, как небо от земли».

Методика критики буржуазной социологии наглядно видна из следующего отрывка:

«Измельчание и упадочничество буржуазной социологии видны уже из названий многих сочинений буржуазных социологов. Вот названия некоторых социологических сочинений, вышедших за последние годы в США: У. Уоллес — «Мессии и их роль в цивилизации», М. Боуэн — «Церковь и социальный прогресс», Д. В. П. Кассерли — «Провидение и история» и т.п. Буржуазная социология потерпела полнейший крах, банкротство по всем линиям как насквозь реакционная лженаука. Банкротство буржуазной социологии вынуждены признать и сами столпы этой социологии. Недавно умерший Дж. Дьюи в книге «Проблемы человека» писал: «Даже наиболее дальновидные люди не могли предвидеть всего каких-нибудь пятьдесят лет тому назад хода событий. Люди широкого мировоззрения, питавшие надежды, увидели, что действительный ход событий направлен в противоположную сторону».

Главным отличием всех последующих изданий от работы [16] является улучшение стиля и замена некоторых примеров и цитат при сохранении удивительного суесловия. В любом из изданий на эту тему содержался популярный пересказ классиков марксизма относительно роли способа производства, соотношения производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки, классов и классовой борьбы, диктатуры пролетариата, роли народных масс и личности в истории. Но фактически в них не было ничего выходящего за рамки классиков, хотя обстановка в мире сильно изменилась: всему новому дали красный свет.

Аналогичная ситуация сложилась и в политэкономии, которая также была законсервирована примерно на уровне классиков марксизма. Но если исторический материализм в значительной мере относился к области философии и не очень сильно влиял на состояние конкретных наук, то политэкономия оказывала значительное негативное влияние на научные исследования в области экономики и управления. Эта ситуация, хотя и в смягченной форме, напоминала борьбу против идеализма в физике, описанную в разделе 2.3. Все учебники политэкономии (например, [17]) содержали в основном набор общих слов, лишенных в значительной мере конкретного содержания.

Если до середины 60-х годов экономика СССР совершила мощный рывок и темпы ее развития значительно опередили темпы развития капиталистических стран, то в дальнейшем изменившаяся ситуация и уровень народного хозяйства требовали уже значительной модификации существовавшего подхода. Но установленные идеологические каноны в политэкономии воздвигали труднопреодолимые препятствия на пути внедрения адекватных экономических методов.

Были проигнорированы такие крупные достижения, как «революция менеджеров» на Западе в 50-х годах, ускоренное развитие экономики за счет научно-технического прогресса, выдвижение на передний план информационной сферы и создание качественно новых информационных технологий. Все это создало предпосылки снижения темпов роста экономики и отставания в современных технологиях.

 

Апофеоз творчества идеологов

В отличие от диалектического и исторического материализма и политической экономии, где излагались переложенные на другой язык мысли классиков, в учебнике «Научный коммунизм» были добавлены высказывания идеологов. В создании его принимали участие 22 человека — цвет идеологов. Как указывается в книге [18]:

«Учебник подготовлен коллективом авторов в составе: Л. Н. Федосеев (руководитель), В. Г. Афанасьев, К. Н. Брутенц, Ф. М. Бурлацкий, Г. Е. Глезерман, В. Ф. Глаголев, В. В. Загладин, В. Т. Калтахчян, Ю. А. Красин, Е. И. Кусков, В. В. Мшвениерадзе, Г. Л. Смирнов, В. П. Степанов, Ц. А. Степанян, А. А. Судариков, Л. Н. Толкунов, А. Н. Яковлев. В написании отдельных глав и их разделов приняли участие: С. Т. Калтахчян, А. М. Ковалев, А. К. Курылев, В. Г. Синицын, А. Г. Харчев».

Книга, содержащая 432 страницы, производит на каждого, взявшего ее в руки, незабываемое впечатление. Это подлинный шедевр обтекаемости выражений, многословия, сочетания выспренности и банальности. В книге ссылаются только на ПСС (полное собрание сочинений Ленина) и на Соч. (сочинения Маркса и Энгельса) с указанием тома и страниц, а также цитируют Л. И. Брежнева (но не в виде сносок, а с указанием съезда КПСС в тексте). В учебнике многократно подчеркивается роль марксизма-ленинизма как единственно правильного учения:

«В ходе ломки отживших общественных порядков и строительства новой жизни, в условиях острейшей борьбы сил социализма и прогресса против империализма и реакции неизбежно возникают сложнейшие вопросы о путях развития общества, о будущем человечества. На эти вопросы, имеющие решающее значение для судеб миллионов людей, единственно правильные ответы дает марксизм-ленинизм.

История не знает другого общественно-политического учения, которое оказывало бы столь огромное воздействие на ход мирового развития, как марксизм-ленинизм. Это учение освещает трудящимся всех стран пути созидания нового общества. Оно служит руководством к действию марксистско-ленинским партиям, рабочему классу и другим революционным силам во всех частях света в их борьбе за преобразование мира на социалистических началах.

В Отчетном докладе 25-му съезду партии Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев говорил: «Марксизм-ленинизм — это единственная надежная основа для разработки правильной стратегии и тактики. Он дает нам понимание исторической перспективы, помогает определить направление социально-экономического и политического развития на долгие годы вперед, правильно ориентироваться в международных событиях».

Общее представление об изложении «научного коммунизма» в книге [18] информации, содержащейся в этом учебнике, и стиле изложения дает следующий случайно выбранный отрывок.

«Социалистическая культура отличается от буржуазной культуры прежде всего по своей идеологической основе. Идейную основу народного образования, науки, литературы и искусства, культурно-воспитательной деятельности, всей духовной жизни социалистического общества составляет марксистско-ленинская идеология.

Социалистической культуре присущи общенародный характер, доступность всем людям труда. Способствуя усилению творческой деятельности рабочих и крестьян в области культуры, социализм раскрывает новые перспективы и перед интеллигенцией, которая все в большей мере приобщается к такому могучему источнику культурного творчества, каким является народ, его жизнь, трудовая деятельность. Как отмечал М. Горький, культура только тогда прочна и способна к безграничному, бесперебойному росту, когда в дело культурного строительства включена вся масса населения.

Если при капитализме каждая национальная культура содержит две культуры — господствующую, буржуазную культуру и элементы демократической и социалистической культуры, то в социалистическом обществе впервые складывается единая для всех социальных групп культура. Социалистическая культура — общее достояние рабочих, крестьян, интеллигенции, сокровищница, из которой черпают духовные ценности все социальные группы».

Первая реакция на приведенные отрывки: «Ну и что? Все вроде верно». Но если присмотреться, то увидишь только выверенные банальности, произнесенные выспренным тоном и безукоризненными по стилю фразами. Фактически здесь нет ни мысли, ни реального содержания.

 

Разоружение в психологической войне

Перед идеологами КПСС стояла задача воспрепятствовать осознанию в СССР сути ведущейся против него информационно-психологической войны. Их оружием был ряд положений преобразованного к удобной форме и законсервированного на уровне начала века марксизма-ленинизма. Использовались, например, такие штампы: «бытие определяет сознание», «качественное различие форм движения», «идеалистическое учение». На этой основе всех западных философов и социологов, работавших в направлении изучения методов воздействия на сознание людей, объявили идеалистами, реакционерами, врагами марксизма. Их труды не публиковались, не изучались, несмотря на то, что многие из них весьма положительно относились к нашей стране и были убежденными антифашистами. В частности, замалчивались труды таких выдающихся специалистов Запада, как Лебон, Ницше, Дюркгейм, Ортега-и-Гассет, Кассирер. Как отмечал Э. Кассирер [19], в период неустойчивости люди становятся жертвами психологического воздействия, политических мифов, которые «сначала изменяют людей, чтобы потом иметь возможность регулировать и контролировать их деяния. Люди побеждены и покорены еще до того, как оказываются способными осознать, что произошло». Идеологи разрушали общественное сознание, создавали почву для внедрения политических мифов, изолировали людей от разработок, дающих возможность организовать сопротивление. В результате в решающие 80-е годы люди вышли на борьбу с завершающей атакой Запада в психологической войне, образно говоря, с берданками против танков.

 

Новый центр власти

Образовавшаяся к концу 60-х годов целостная система идеологи — диссиденты открыла новые возможности для воздействия на общественное сознание и фактически создала новый центр власти, позволяя идеологам относить своих противников к диссидентам. Каждая из составляющих этой системы выполняла свои, казалось бы, независимые задачи, но и те и другие действовали в интересах Запада под его диктовку. Создавалась лишь видимость противостояния: идеологи КПСС — диссиденты. На деле разыгрывался спектакль, действующие лица которого сознательно или бессознательно озвучивали свои роли. Идеологи КПСС получили возможность не только создавать диссидентов из людей, не имеющих отношения ни к какой политической деятельности, но и парализовывать любую инициативу сторонников Советского государства, направленную на критику идеологов или на улучшение ситуации в стране, приписав их к диссидентам. Теперь они были застрахованы от любой случайности. С другой стороны, организовав диссидентское движение и придав его участникам имидж страдальцев за идею, идеологи КПСС создали условия для эффективного вмешательства ЦРУ и западной пропаганды. В докладе Л. Ф. Ильичева в 1963 г. говорилось [4]:

«Недавно директор информационного агентства США огласил небезынтересные данные: бюджет агентства на нынешний год превышает 120 миллионов долларов, в следующем году его намечено увеличить еще на 26 миллионов долларов. Агентство имеет 239 отделений в 105 странах, радиостанции „Голос Америки“, которые вещают на 36 языках 761 час в неделю. В агентстве заняты тысячи служащих. В идеологической битве, по заявлению директора агентства, участвуют также четыре миллиона американских туристов, ежегодно направляющихся за океан, один миллион американских военнослужащих и членов их семей, находящихся за границей, более тридцати тысяч американских миссионеров. Добавьте сюда голливудские кинокартины, „комиксы“ и т.д.».

Отсюда в работе [4] делается вывод:

«Было бы серьезной ошибкой думать, что столь дорогая и вышколенная машина одурачивания людей действует вхолостую. Словно гигантский пресс, давит она на сознание людей капиталистического мира, протягивает щупальца за пределы империалистических стран — пытается захватить в идейный плен неустойчивые элементы в социалистических странах».

И идеологи действовали на «неустойчивые элементы». Но их действия (как и было задумано) приводили к обратному эффекту. Высказывания идеологов, выступавших от имени государства, публикации в СМИ и передачи ТВ обычно не имели реального содержания и отличались руганью по адресу оппонентов. Вместо анализа подавались отдельные компрометирующие факты, например в [20]:

«В самом деле, рассудили стратеги „психологической“ войны, разве рационально использует свою предприимчивость тот же тогда двадцатичетырехлетний Гинзбург? Раздобыл тексты сочинений по литературе на выпускных экзаменах в школах рабочей молодежи и пишет, вернее, списывает их за лодырей по таксе 50 рублей за труды. Но надо было такому случиться: в школу, где Гинзбург под чужой фамилией во время экзаменов списывал со шпаргалки сочинение, приехала кинохроника. Мошенник достойно позировал перед объективом, а потом… киножурнал увидели знакомые лодыря. Удивились, а ничему не удивляющийся суд воздал жулику за труды — два года исправительно-трудовых работ. То было первое столкновение Гинзбурга с законом еще в начале шестидесятых годов, изображенное впоследствии западной пропагандой как жуткое гонение „правдолюбца“.

Далее говорится о том, что А. Гинзбурга решили использовать. Он получил от НТС деньги и «приготовился звать к террору», подыскал себе сообщника Ю. Галанскова, «который писал не очень зрелые стихи». «Дальнейшее хорошо известно». За преступление — «антисоветская агитация и пропаганда» — А. Гинзбург получил 5 лет в 1968 г. Убедительность этого текста не нуждается в комментариях. А вот и другой пример идеологического стиля — характеристика А. Солженицына [20]:

«В 1957—1958 годах по Москве шнырял малоприметный человек, изъеденный злокачественной похотью прославиться. Он нащупывал, по собственным словам, контакты с теми, кто мог бы переправить на Запад и опубликовать пасквили на родную страну. Товар был самого скверного качества».

Это, можно сказать, еще относительно умеренные высказывания, где есть хоть какой-то смысл. В целом же заявления идеологов были непонятны для массы людей и носили отпечаток какой-то тупости. Но это была нарочитая тупость, часто представлявшая власть в карикатурном виде. Создав диссидента, приступали ко второму акту сценария — его осуждению, в которое вовлекали большое число представителей творческой интеллигенции. Одни, располагая лишь практически не относящимися к делу трескучими публикациями, стремились уклониться или подписывали бумаги, клеймящие диссидентов, в чем-то преодолевая себя, другие делали это охотно, надеясь на продвижение или получение каких-либо других дивидендов. В третьем акте сценария происходило формирование «узников совести», мучеников за «права человека». Причем все делалось заведомо топорно и часто носило характер циркового представления. Приведем выдержку из описания суда 1977 г. [10]:

«Лишь одну деталь я все-таки постараюсь бегло обрисовать — так, как она предстала передо мной в рассказе Арины Гинзбург. Друзья и близкие, столпившиеся у здания суда в Калуге—в зал их не пустили, — в окружении гогочущих молодчиков. Ожидают, когда выведут Александра Гинзбурга, входы и выходы перекрыты. Наконец увидели — от зала суда отъезжает зарешеченный воронок. «Алик, Алик!» — бросился к машине Андрей Дмитриевич Сахаров с цветами в руках. Цветы полетели вдогонку воронку в зарешеченные окна. Воронок остановился. Распахнулась задняя дверь, обнажая внутренность машины: ящик с пустыми бутылками и корчащихся в пароксизме смеха кагэбэшников: «Вот вам ваш Алик». Александра Гинзбурга сумели вывести из здания суда тайно».

В четвертом акте сценария — шум во всех средствах массовой информации Запада, широкая международная кампания в защиту осужденных. Добродетель торжествует: отличившимся участникам — слава, интервью, вознаграждения.

«В 1979 г. Александр Гинзбург в числе пяти политзаключенных был выслан из СССР в обмен на освобождение двух советских разведчиков» [10]. Он поселяется в Париже. Аналогична судьба и других выходцев из СССР, получающих значительное содержание и помощь за рубежом.

Постановщиками спектаклей были идеологи — пятая колонна Запада и ЦРУ. И те, кто подписывал протесты, и сами диссиденты по большей части использовались как марионетки.

 

Операция «Сахаров»

Сахаров Андрей Дмитриевич, 1921 года рождения, академик АН СССР, наряду с проблемами теоретической физики начал заниматься общественными проблемами. Он был выдающимся специалистом, обладавшим высокой интуицией. Это роднило его с Борисом Леонидовичем Пастернаком, и так же, как и Пастернак, Сахаров задел интересы пятой колонны — идеологов КПСС.

Из научных заслуг А. Д. Сахарова следует отметить, что он один из главных разработчиков водородной бомбы, автор предложений об управляемом ядерном синтезе, о создании сверхсильных магнитных полей (магнитная кумуляция), о мюонном катализе, а также основополагающих работ по гравитации, космологии, теории элементарных частиц. В области общественных наук он выступил как продолжатель традиций В. И. Вернадского. Во всех случаях для него характерна формулировка решающих, поворотных идей.

А. Д. Сахарову был свойствен особый, нетривиальный стиль мышления, зачастую он решал проблемы с неожиданной для окружающих стороны, высвечивая самую суть вопроса в удивительно простой (иногда даже кажущейся из-за этого наивной) форме. Таким, например, по форме (но по сути весьма глубоким) было известное выступление А. Д. Сахарова на собрании АН СССР, разоблачающее деятельность Лысенко. А. Д. Сахарову был свойствен диалог, в котором с ним можно было спорить, не соглашаться; он не навязывал своих взглядов, и в ходе дискуссии они могли меняться, совершенствоваться. В каждой проблеме, которой он занимался, он старался разобраться профессионально. В научной и общественной деятельности он предельно концентрировался на нужном направлении с целью добиться хоть малого, но результата. Это позволяло ему всегда в чем-то продвигаться вперед, даже в безнадежной ситуации. Таков был его жизненный и научный стиль.

И в общественной жизни А. Д. Сахаров — прежде всего ученый, а не политик или пророк. Его «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании, интеллектуальной свободе» [21] начинаются именно с тезиса, что научные методы должны быть внесены и в политику, и в общественную жизнь. Но, как уже отмечалось, еще со времен И. В. Сталина возникло строгое разделение: свои закономерности в физике, свои — в биологии, свои — в общественных науках. Чтобы наука об обществе стала полноценной, в нее надо внести всю совокупность современных научных подходов, развитых в других дисциплинах. Если такие подходы будут внедрены, то, как отмечал А. Д. Сахаров, можно будет прогнозировать развитие общества. Другим важнейшим разработанным им положением стал вопрос об интеллектуальной свободе (свободе распространения информации, ее обсуждения). Это неотъемлемая сторона развития современного общества. Большой резонанс вызвал и его анализ глобальных угроз существованию человечества.

Эта брошюра была попыткой научного подхода к проблемам общества в изменившихся условиях, направленной на возможности совершенствования советского общества и требующей объективного обсуждения. Казалось бы, не было даже тени «криминала»: Сахаров пишет о социализме, его нравственных основах, преимуществах. Но на деле это была бомба замедленного действия против пятой колонны — идеологов КПСС. То, что наука об обществе станет полноценной лишь тогда, когда в нее будет внесена вся совокупность современных научных подходов, означало угрозу всей деятельности идеологов, основанной на катехизисе лжемарксизма: наборе устаревших положений, справедливых в начале века. Положение о свободе распространения информации означало бы крушение эффекта Уэллса (роман «Борьба миров») — гибель непобедимых марсиан (изолировавшихся от вредных микроорганизмов) от земных бактерий. Население СССР, в значительной мере изолированное от политической информации Запада, оказалось не защищенным от нее в 80-е годы. Деятельность Сахарова на этом этапе стала прямой угрозой пятой колонне, и ее любым способом надо было прекратить и нейтрализовать. Тем более что А. Д. Сахаров по складу своей личности мог стать лидером в борьбе за совершенствование социализма.

И в начале 70-х, не разбирая поставленные им вопросы по существу, на Сахарова обрушивают идеологическую дубину. Представление о содержании высказываний идеологов дает цитата из работы [20]:

«Если Солженицыну для выражения своих мыслей потребовались многие тысячи страниц, которые он с графоманским упрямством грозится дополнить еще новыми „узлами“ и „частями“, то академик похвально лаконичен. Брошюра в 38 страниц „Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе“ вобрала без остатка все идеи Сахарова. С момента сочинения в 1968 г. академик не дополнял свое бесподобное откровение. Отправляясь в незнакомую для него страну, Сахаров, как и подобает ученому, естественно, помянул того, кто служит ему маяком, — «выдающегося писателя А. Солженицына» (стр.22). Почерпнув «мудрость» в этом зловонном источнике, академик понес околесицу и сущий вздор, занявшись описанием идеального, на его взгляд, общества, ибо Советское государство Сахарова не устраивает. Он даже не стоит, а лежит на антисоветской платформе».

Одновременно западные СМИ начали прославлять А. Д. Сахарова, цитировать и толковать каждое его слово. В результате проведенной операции идеологи КПСС отнесли Сахарова к диссидентам, создали ему имидж врага Советского государства. Среди научных работников провели массовый сбор подписей по осуждению Сахарова. Его отправляют в ссылку в Горький. Естественно, что в середине 70-х годов Сахаров уже не возвращается к проблемам совершенствования социализма, зато подвергает жесткой критике правительство и его действия.

До конца жизни А. Д. Сахаров оставался очень доброжелательным человеком, готовым помочь людям словом и делом.

 

Идеологическая регламентация и феномен Высоцкого

Система идеологи — диссиденты стала мощным инструментом воздействия на процессы, происходящие в стране. Это не только консервация старого и отражение попыток улучшения ситуации, внедрения научных методов, но и установление жесткой регламентации общественной жизни, что характеризуется появлением большой совокупности нелепых запретов: абстрактное искусство, авангард в музыке, рок-н-ролл, детективная литература Запада, труды многих западных философов и социологов, работы ряда русских философов и т.д. и т.п. Ряд мер носил просто комический характер. Так, в академических институтах, чтобы направить статью в журнал, требовалось большое число сопроводительных бумаг (от 5 до 10), и эта сопроводиловка, заверенная десятком подписей, часто была дополнением к одной странице тезисов доклада на конференцию. Регламентировали не только печатное слово и выступления по радио и телевидению, но иногда и выступления на собраниях. Бессмысленные запреты вызывали протест, желание их обойти.

И жизнь часто сметала все препоны. Возник богатейший рынок художественной и научной литературы. Издавались Булгаков, Есенин, Достоевский. Во все возрастающем количестве появлялись детективы. На русском языке издавались все основные новинки зарубежной научной литературы. Выпускались научно-популярные издания. Но вместе с тем большими тиражами публикуются бессодержательные «произведения» идеологов, которые практически никто не читает.

В обществе нарастает протест. Выражением настроения масс стал Владимир Семенович Высоцкий (1938—1980 гг.) — замечательный артист Театра на Таганке, снявшийся также в ряде фильмов. Но наибольшую известность он получил как поэт-бард, может быть, самый выдающийся русский поэт второй половины XX века. Высоцкий стал своим для миллионов людей; песни, которые он исполнял на сцене, собирали массовые аудитории. Его произведения отражали реальную жизнь простых реальных людей, они были многомерными, всегда имели второй план. Многие его выражения вошли в быт, в поговорки («жираф большой — ему видней», «тут за день так накувыркаешься, придешь домой — там ты сидишь», «прав был капитан — еще не вечер»). Идеологи устроили заговор молчания вокруг творчества Высоцкого, его практически не издавали, но, минуя СМИ, через магнитофонные ленты он входил в квартиры и стал известен всем. Великий поэт — он символизировал сопротивление идеологам — пятой колонне.

 

Линия водораздела

В глазах общественного мнения существовал водораздел: Советское государство — диссиденты. Но он был кажущимся, ложным. Дело в том, что у подавляющего большинства людей сформировался знак равенства между советской властью, социалистическим строем и их скрытыми противниками — идеологами, боровшимися со своим государством. А система идеологи — диссиденты составляла один лагерь, где спектакль ставили идеологи.

В движение диссидентов попадали разные люди, с разными позициями, разными причинами и иногда даже с несовместимыми интересами.

Достаточно назвать такие имена, как В. Некрасов, Р. Медведев, Ж. Медведев, А. Солженицын, А. Зиновьев, И. Шафаревич, А. Синявский, Э. Лимонов, В. Орлов, А. Аксенов, И. Бродский, С. Каллистратова, М. Ростропович, А. Сахаров. Их объединило одно — противостояние существующим порядкам.

В будущем часть диссидентов будет жалеть о своей прошлой деятельности, как нанесшей ущерб своей стране, часть станет активными борцами за интересы своего народа, часть, имеющая резко выраженную прозападную ориентацию, будет способствовать разрушению своей страны. Среди людей, поддерживавших диссидентов, были лица, исходящие из чувства справедливости. Они просто хотели помочь людям, пострадавшим за свои убеждения, не преследуя никаких политических целей.

Люди, выражавшие отрицательное отношение к диссидентскому движению, резко различались по своим целям.

Часть из них искала личной выгоды — через 10 лет они станут «демократами». Одно из таких преобразований описано в интервью А. Латыниной с известным диссидентом А. Гинзбургом, проживающим ныне в Париже [10]:

«Простите, а на каком все же основании вам было предъявлено обвинение в измене Родине?

— А на каком основании Солженицыну? Очень четкую формулировку выдал мне мой следователь Евгений Михайлович Саушкин. Он сказал: «Неужели вы думаете, что вы наказали нас на два миллиарда, а мы вас простим ?»

— Что значит «наказали на два миллиарда» ?

— Посылка была такая: деятельность Хельсинкской группы повлияла на статус наибольшего благоприятствования в торговле с Советским Союзом, на чем он потерял два миллиарда. Однако, несмотря на усилия Саушкина, 64-ю статью мне все же «пришить» не удалось и обвинение в нарушении правил о валютных операциях — так пытались скомпрометировать фонд — тоже не прошло.

Евгений Михайлович Саушкин, кстати, теперь депутат Моссовета от блока «Демократическая Россия» и учит нас строить правовое государство.

— Вы скептически относитесь к перспективе построить правовое государство?

— Я скептически отношусь к этой перспективе, если главными юристами перестройки будут люди типа следователя Саушкина.

— Вы верите в раскаяние?

— Ради бога. Но раскаяние не начинают со лжи. Вот тому полковнику, который на нас охотился, а потом рассказал в «Огоньке», как ему стыдно, я бы охотно подал руку, Саушкин же начинает свою демократическую деятельность со лжи. Дело Гинзбурга, мол, было, нехотя соглашается он. Но после этого — ничего. А на его совести Марк Морозов, погибший в тюрьме, Таня Осипова из Хельсинкской группы».

С другой стороны, большой процент людей, подписавших заявления с осуждением деятельности диссидентов, считал, что их долг состоит в обнародовании своей позиции, заключающейся в защите своей страны. Они полагали, что действия диссидентов вызывают неустойчивость и приведут к значительным негативным последствиям. Например, из 40 академиков АН СССР, подписавших открытое письмо с осуждением А. Д. Сахарова, многие придерживались именно такой точки зрения.

Каждый из участников этого ложного противостояния мог быть и за свою страну, и за ее врагов. В то время почти никто не понимал истинной подоплеки событий. Система идеологи — диссиденты дезориентировала людей.

 

Положение в руководстве

Постепенно процесс разложения КПСС набирал темпы. Он имел своеобразную аналогию с выращиванием растений на загрязненной промышленными отходами почве [22]. Для некоторых видов растений конкретные загрязнения концентрируются наверху в ботве, а корнеплоды остаются чистыми. Так и в КПСС нарастала концентрация негативных личностей наверху, в высшей партноменклатуре. Этому способствовала бомба замедленного действия, заложенная в КПСС еще Н. С. Хрущевым. При нем, как отмечалось в разделе 2.4, партноменклатура, кроме обычных «прав человека», фактически получила право на измену Родине. Тогда и потом любое расследование и разработка по линии КГБ связей и деятельности членов ЦК, секретарей обкомов и даже райкомов, а также некоторых других категорий номенклатуры (в отличие от рядовых граждан) были запрещены. Тем самым партноменклатуре выдали карт-бланш, т.е. создали условия для широкого внедрения агентов влияния Запада и (с середины 70-х) постепенной расстановки их на ключевых постах.

Когда начинаешь анализировать обстановку в стране в те годы, то понимаешь, что в глаза бросается почти скачкообразное увеличение нелепых и ошибочных действий руководства, направленных отнюдь не в пользу государства. Масштабы бессмысленных действий этого периода и убытков государства впечатляют. Таким образом, наряду с идеологами КПСС и диссидентами, которые играли отвлекающую роль прикрытия, появляется еще одна сила — агенты влияния в высшем партийно-государственном руководстве. Все они были в благодетельной тени старцев, имитирующих правление страной.

 

Операция «Геронтократы»

В середине 70-х годов наблюдается скачок в действиях пятой колонны. Она увеличивает свой потенциал и приобретает возможность решающего влияния на события в основных сферах партийной и государственной жизни. На первый план они выдвигают кадровый вопрос: где-то расставляют своих людей, а где-то бережно сохраняют на руководящих постах заслуженных старцев, слабых или дефектных.

К середине 70-х СССР становится страной геронтократии. Престарелый и практически нетрудоспособный Л. И. Брежнев до самой смерти находился на посту генсека. В 1984 г. генсеком становится 72-летний К. У. Черненко, неспособный к тому времени управлять не только страной, но и ЖЭКом. В этой связи многим запомнилась переданная по телевидению беседа В. В. Гришина с К. У. Черненко, когда «вождь» почти на все вопросы отвечал: «это хорошо». Зрителям было неясно — понимает ли генсек вообще, что происходит. В 1980 году Председателем Совета Министров назначается 75-летний Н. А. Тихонов, соратник Л. И. Брежнева по Днепропетровску. Он останется на этом посту и при ухудшении здоровья, когда сможет выходить на работу лишь к середине дня (с утра необходимы подготовительные процедуры). И рангом ниже были старцы — сонное царство расширялось. Т. е. высшее руководство стало практически недееспособно и управляемо.

Другая сторона деятельности идеологов заключалась в устранении сильных инициативных личностей, способных в перспективе повлиять на события и обстановку в стране. На них собирали компромат или убирали тем или иным способом. Хорошо известны интриги против А. Н. Косыгина, блокировка намечавшихся им реформ. Из брежневского Политбюро были устранены К. Т. Мазуров и А. Н. Шелепин. Про последнего распространялись слухи, что железный «Шурик» намеревается навести порядок и отнять свободы, полученные при Брежневе. До сих пор многое остается неясным в гибели П. М. Машерова и Ф. Д. Кулакова, резко выделявшихся в Политбюро своими деловыми и человеческими качествами. П. М. Машеров был выдающимся человеком, пользовавшимся большим авторитетом, а также возможным преемником Брежнева. О другом возможном преемнике — Г. В. Романове — распространялись настойчивые (ложные) слухи об использовании им музейных сервизов из Эрмитажа на свадьбе дочери. Эти слухи получили массовое распространение, и имя Романова в глазах многих людей стало символом коррупции. Однако на высшем партийном уровне было принято решение — не выступать ни с какими опровержениями, мол, слухи затихнут сами собой. Такая же процедура устранения инициативных, сильных личностей, профессионалов со своих постов происходила и на более низких уровнях. Стали популярными девизы: «не высовывайся» и «всякая инициатива наказуема».

 

Операция «Кисунько»

В 70-е годы вошедшие в силу идеологи с помощью своих людей, расставленных на ключевые позиции, проводят крупные акции по подрыву оборонной мощи страны. В книге Григория Васильевича Кисунько [13], выдающегося специалиста, организатора противоракетной обороны (ПРО) страны, содержится детальный анализ одной из таких акций. Задачи этих акций: бесцельное расходование средств, принятие тупиковых направлений, якобы по аналогии, а на деле, по прямой наводке из США, выбивание ключевых специалистов отрасли.

Ниже приводятся краткие выдержки из книги [13], дающие представление об организации бессмысленного, подрывающего экономику страны расхода средств. Исходным моментом явилось внедрение нужного человека в нужной точке.

«Предметом акции была самая уязвимая точка в развитии новой техники, а именно — формирование научно-технической политики и доведение ее до уровня директивных документов, после чего даже без участия автора этих документов вступает в силу вся система управления промышленностью, система заказов военной техники, контроля, НИРов и ОКРов — пусть даже самых дурацких. Именно в этой дуракоопасной точке Марков занял в 1968 году ключевой пост замминистра МРП — головного министерства по ПРО и СПРН (система предупреждения о ракетном нападении). И именно административные рычаги и свобода действий на этом посту предопределили масштабы бедствия, каким явилось его губительное вторжение в сложнейшую оборонную проблематикуXXстолетия.

В октябре 1981 года собственный корреспондент «Известий» по Хабаровскому краю Борис Резник случайно наткнулся на «таежное чудо» в районе поселка Большая Картель в виде странных циклопических сооружений стометровой высоты, километровой протяженности, напичканных радиоэлектронной аппаратурой. Эти сооружения никем не охранялись, кругом — ни души, если не считать пришлых любителей — раскулачивателей радиоэлектронной начинки бесхозных объектов. Если бы не эта случайная находка дотошного корреспондента и последовавшие затем публикации в газете — никто из непосвященных не узнал бы о величайшей афере в советской оборонке и о ее главаре.

Таким образом, огромные средства, время и труд сотен тысяч людей, наивно считавших, что они работают на оборону СССР, оказались выброшенными на ветер и, может быть, где-нибудь совсекретно списаны на научные исследования особой важности. И из публикаций в газете «Известия» (номера от 18 и 24 октября и от 18 ноября 1991 года) для всех, кто знаком с историей объектов, засекреченных под шифром «Дуга», было ясно видно, что кто-то всячески пытается зациклить внимание корреспондентов и прокуроров только на фактах разворовывания и разграбления электронной начинки, особенно содержащей драгметаллы… Все это делается для того, чтобы не выпустить из-за завесы секретности главные охраняемые от народа чудовищно криминальные тайны и большекартельской (разворованной и сгоревшей) ЗГРЛС (загоризонтная радиолокационная станция), и такой же чернобыльской — тоже разграбленной и прекратившей свое существование, а также экспериментальной в районе Николаева.

Первая из этих тайн состоит в том, что в основу построения ЗГРЛС были заложены подброшенные «из-за бугра» тупиковые идеи, и поэтому создаваемые объекты были изначально мертворожденными. И именно по этой причине, а не из-за мнимого «морального и технического старения» созданные объекты не были приняты Министерством обороны на вооружение. То есть изначально бросовыми были затраты на создание ЗГРЛС.

Вторая тайна объектов, скрывающихся под шифром «Дуга», состоит в том, что решения об их создании принимались вопреки научно обоснованным предостережениям компетентных специалистов, а сами эти специалисты подвергались жестким санкциям. Например, очень четко, по-военному был изгнан в запас из управления военного заказчика ПВО полковник-инженер Зинин Валерий Иванович. А вот с главным конструктором надгоризонтных РЛС А. Н. Мусатовым руководству НИИ ДАР (НИИ дальней радиосвязи) пришлось повозиться. Зато и результат: не только выгнали из НИИ ДАР, но и уволили из кадров Вооруженных Сил, да еще исключили из КПСС…

В период подготовки предложений о создании ЗГРЛС

A.Н. Мусатов представил в НТС института докладную записку, в которой доказывал, что на ЗГРЛС эхо-сигнал от факела МБР будет в десять тысяч раз слабее сигналов от помех и поэтому строить ЗГРЛС бессмысленно. Для рассмотрения этой записки в НИИ по указанию его недавнего директора

B.И. Маркова, — ставшего заместителем министра, генеральным директором и техническим руководителем ЦНПО, а также председателем межведомственного НТС по проблематике ПРО, СПРН и ПКО, — был созван надлежащим образом сформированный карманный «президиум НТС», в который для массовости были включены парторг НИИ, профорг, комсорг, директор и главный инженер опытного завода и другие не сведущие в рассматриваемом вопросе лица. Этот «президиум» единогласно — десять против одного А. П. Мусатова — высказался за создание ЗГРЛС: дескать, американцы вовсю строят ЗГРЛС, значит, по Мусатову, выходит, что они дураки?

А американцы действительно через прессу пустили утку для наших дураков — а может, для своих «хмурителей» среди нас, — будто США приступают к строительству ЗГРЛС в варианте «на просвет»: передающая позиция на территории США и две приемные позиции на островах Кипр и Тайвань. Причем эта информация «подтверждалась» интенсивными попытками заглотнуть «загоризонтную наживку» сначала работами на Кипре и Тайване по созданию радиоприемных центров, и это помогло военному заказчику (ПВО), а затем и НИИ ДАР после того, как его директором стал В. И. Марков. После повышения В. И. Маркова на должность замминистра он получил возможность протащить решение о создании ЗГРЛС при поддержке военно-промышленной комиссии (Л. И. Горшков) и военного заказчика на уровень ЦК КПСС и Совмина СССР. Между тем американцы, убедившись, что мы необратимо вляпались в «загоризонтную» авантюру, объявили, что они прекращают строительство ЗГРЛС, а приемные центры на Кипре и Тайване передаются службам радиоперехвата ЦРУ.

Не будь «Дуги» — имели бы мы и круговое поле вокруг Москвы, и еще три 90-градусные станции «Дунай-ЗУ» для северной линии СПРН. Причем сплошное круговое поле обслуживало бы информацией СПРН всю европейскую часть России со всех ракетоопасных направлений, — даже если бы в ближнем зарубежье все страны, подобно Латвии, уничтожили оказавшиеся на их территориях РЛС СПРН бывшего СССР.

Резким контрастом нашей дырявой изнутри и снаружи сети надгоризонтных РЛС ПРО — СПРН является созданное в США сплошное круговое радиолокационное поле дециметрового радиодиапазона, четырежды эшелонированное в направлении на СССР. Это поле является устойчиво живучим и гарантирует получение и выдачу высокоточной достоверной информации о характере и структуре налета МБР на территорию США с любого направления».

В итоге, пользуясь терминологией Кисунько, победили «их хмурители среди нас» (т.е. агенты влияния). Страна понесла гигантский экономический ущерб, был создан набор бесполезных циклопических установок, сотни тысяч людей работали вхолостую, устранены ключевые талантливые люди, в том числе и сам генеральный конструктор Г. В. Кисунько. И, что особенно интересно, в основе деятельности «хмурителей» лежали прежде всего психологические методы обработки людей, их противопоставление друг другу, а также связи с аппаратом ЦК. О конкретных психологических приемах говорится в ряде мест книги [13].

Описанная ситуация отнюдь не была единичной. Так, программу США «Звездные войны» «их хмурители среди нас» использовали как основание для громадных бесполезных затрат. Интересно, что одним из использованных наверху аргументов была публикация плана «Дропшот» [23]. Нечто подобное наблюдалось и на более низких уровнях. Раздувались конфликты и противоречия в науке и конструкторских бюро. Например, длившееся десятилетия противостояние академиков Н. Г. Басова и А. М. Прохорова, возглавлявших крупные научные коллективы в лазерной физике. Создавались жесткие препятствия движению наверх инициативных, но неподконтрольных людей.

Все это в глазах рядового человека выглядело межведомственными склоками, бюрократической борьбой, обусловленных личными качествами людей. На самом же деле очень многое координировалось и поддерживалось сверху.

 

Дорога в тупик

К началу 70-х годов в СССР был создан мощный промышленный и оборонный потенциал, достигнут паритет с Западом в области стратегических вооружений, значительно сократился разрыв в уровне производства с США, созданы возможности для успешного продвижения вперед. Перед США встала задача торможения темпов роста Советского Союза. К этому времени позиции идеологов укрепились, и они проводят ряд мероприятий по изменению курса, каждое из которых внешне представляется случайным и даже имеющим основания, но в совокупности ведущих страну в тупик.

Как отмечалось в главе 1, определяющее влияние на народное хозяйство и темпы его развития начали оказывать передовые технологии и наукоемкие производства. Однако в стране был выбран сырьевой вариант развития, который в принципе вел к неизбежной потере темпов и к отставанию. Его аргументация имела смысл. Этот вариант предлагался как временный, позволяющий быстро получить доходы, в частности от продажи нефти и газа, а также компенсирующий высокие затраты на оборонные работы (значительная часть из которых, как отмечалось, были бессмысленными и организованными «их хмурителями среди нас»). Резко возросла добыча нефти и газа, построены трубопроводы в Европу. Но из временного этот вариант стал постоянным.

Вместе с тем у СССР, как ни у какой другой страны, появилась возможность пойти по пути создания высоких технологий, причем первоначально работы в этом направлении шли с опережением мирового уровня. Дело в том, что еще с послевоенных лет, когда по инициативе И. В. Сталина произошло резкое увеличение ассигнований на науку, возросли ее масштабы и улучшилась организация. Можно даже говорить о расцвете фундаментальной науки в СССР. Ее объем оценивался как 1/3 или 1/4 мировой фундаментальной науки. Очень высокое качество научной подготовки в СССР отмечалось всеми. Например, при обмене аспирантами в 80-е годы ряду соискателей из Западной Европы приходилось дополнительно затрачивать год, чтобы стать на стандартный уровень МГУ.

В отличие от Запада, где основой было внедрение научных результатов в практику, в СССР существовал разрыв между фундаментальной наукой и внедрением ее результатов. Развитие фундаментальной науки (академической и вузовской) рассматривалось как самоцель. Среди научной интеллигенции сложился образ науки как высшей ценности, принадлежащей всему миру. Внедрение в практику почти не поощрялось, т.е. разрыв фундаментальной и прикладной науки поддерживался сверху, что резко снижало эффективность исследований. Запад, внедряя свои новые технологии, использовал советскую фундаментальную науку как своего рода сырьевую базу. Она была одной из важных составляющих технологического прорыва США в 70—80-е годы.

Что касается технологий, то многие прикладные научные разработки, значительно превышающие мировой уровень, были сделаны в оборонной промышленности. Но из-за водораздела между оборонной и обычными отраслями промышленности уже разработанные технологии в обычные отрасли практически не внедряли, используя в качестве аргументации секретность. При этом страна терпела огромные убытки. Тормозились также работы по информационным технологиям, постепенно приобретавшим решающее значение для научно-технического прогресса (ср. гл. 1), что пытались прикрыть нехваткой средств или первоочередностью других направлений. В качестве первоочередных выдвигались или крупные амбициозные проекты, или проекты, которые дадут отдачу в очень далекой перспективе. Крупные неконтролируемые проекты были очень выгодны исполнителям и находили поддержку. Вся совокупность действий пятой колонны вела к торможению темпов развития и дезорганизации экономики, придавала ей неравновесный характер.

Назревавшую необходимость структурных преобразований в экономике, придания ей равновесного характера (ср. гл. 1) осознали в Китае и, частично, в Венгрии. Их планировал А. Н. Косыгин, но в конце концов все положили под сукно. Смысл же действий идеологов состоял в координации усилий с целью задержать экономическое развитие страны, опираясь на аргументацию о нарушении марксистско-ленинских принципов.

 

Потеря веры…

Второй этап информационно-психологической войны, длившийся четверть века (1960—1985 гг.), носил эволюционный характер. Внешне все менялось очень медленно и незаметно. Ставка была сделана на постепенность изменений. Но процессы шли и направлялись пятой колонной, контролировавшей власть в стране. Идеологическая сфера и откровения идеологов приобретали все более оторванный от жизни характер, и в разговорах людей между собой все чаще слышалось по их адресу слово «идиотизм». Тормозилось внедрение высоких технологий при высочайшем развитии фундаментальной науки. Во внешней торговле утвердилась сырьевая ориентация. Об организации огромных бессмысленных затрат говорилось в цитированной выше книге Кисунько [13]. Управленческие структуры в значительной степени заменялись системой личных связей. Одним из условий положительного завершения дел в вышестоящих организациях стал список конкретных людей в главках и министерствах, реально принимающих решения. На первый план выходили не государственные интересы, а возможность получения выгоды. Все большую роль приобретают зарубежные поездки и связи. Определяющий итог второго этапа — потеря веры, объединяющей массы людей. Вера играла ключевую роль в трудные времена, она объединяла людей вокруг своих лидеров: Дмитрия Донского, Сергия Радонежского, Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского, Петра I, Иосифа Сталина в самые различные времена: в Смутное время, в войне 1812 года, в Гражданской и Отечественной войнах. Она имела различные формы, но единую глубинную сущность. Что касается веры в социализм, то ее подорвала длившаяся десятилетиями кампания против И. В. Сталина, развернутая идеологами КПСС, подвергшими остракизму советскую эпоху, и, по существу, пародийный характер восхвалений В. И. Ленина. Находившиеся «на престоле» поздний Л. И. Брежнев и К. У. Черненко в лучшем случае вызывали лишь чувство жалости. Если раньше страна имела высокие темпы развития, далеко опережавшие мировой уровень, то к началу 80-х они резко снизились, а образовавшийся технологический разрыв постепенно увеличивался уже не в пользу СССР. Пропагандируемый идеологами «марксизм-ленинизм» вообще и «научный коммунизм» в частности в начале 80-х воспринимался многими как некий необходимый обряд, ничего общего не имеющий с действительностью.

Возникающий идеологический вакуум постепенно наполнялся новым содержанием. На передний план выходят национальные и региональные интересы, а КПСС приобретает мозаичную клановую структуру. В условиях огромной многонациональной страны это несло с собой большую потенциальную опасность. В данной связи интересна параллель с 1918 годом, приведенная в книге В. В. Жириновского [24]:

«Тогда, в 1918 году, Черчилль безусловно понимал, что Россия ничем Англии не угрожает, но не хотел отказаться от мысли, что наступил подходящий момент ослабить и расчленить великую державу. Английский посол в Париже лорд Верти писал о „так называемом русском народе“: „Такой вещи вообще не существует, перед нами не что иное, как конгломерат различных рас, разбившихся на куски“. И далее: „Нет более России! Она распалась… Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на Востоке, т.е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т.д., то, по-моему, остальное может идти к черту и вариться в собственном соку“.

К концу второго этапа обозначаются силы, чьи интересы начинают входить в противоречие с существующим строем. Первая из них — это верхушка самой КПСС. Для одной ее части путь наверх шел через подлаживание, пресмыкательство или предательство бывших покровителей, для другой — через теневое перераспределение товаров, жульничество, для третьей — через покрытие «дружков», расправу с теми, кто «высовывается». Получив возможность зарабатывать на распределении ресурсов, квартир, денежных средств, прослойка распределителей имела цель получения и экономической власти, с тем чтобы создать и использовать капитал для себя.

Вторая сила — теневики, уже сумевшие нажить значительные капиталы. Но им важно было легализовать его и приобщиться к реальной власти.

Третья сила — растущая прослойка «лишних» людей в интеллигенции. К 80-м годам СССР располагал примерно четвертью научных работников мира, но эффективность их работы падала. У многих людей, окончивших вузы, ставших кандидатами наук, имелся определенный уровень притязаний, иногда внутреннее пренебрежение к «гегемону», иллюзия понимания различных проблем. В реальной жизни их образование часто было не нужно: на заводах — толкачи, в институтах — имитация деятельности. Возникает осознание бессмысленности работы, несложившейся судьбы — своего рода комплекс неполноценности. Оправдание находят в том, что виноваты не они, а система.

Еще один важный фактор связан с обстановкой идеологической стерильности, созданной в стране идеологами КПСС, не допускавшими обсуждения новых идей и теорий, называя их идеалистическими, а используя лишь препарированный «марксизм-ленинизм». Поэтому, подобно марсианам в книге Г. Уэллса «Борьба миров», не обладавшим иммунитетом к действию микробов и погибших в земных условиях, люди в массе своей были лишены иммунитета к непосредственному пропагандистскому психологическому воздействию и в результате оказались беззащитными. Таким образом, многое из того, что ранее воспринималось нами как театр абсурда, было результатом блестяще проведенных операций.