Кирюхин Анатолий Валентинович, видимо, устав дожидаться, пока меня выпишут, появился в больнице. Глядя на его бегающие глазки, перебегающие с предмета на предмет, я вспомнила, как Эмиль назвал его «мутным». Как я и предупредила Варьку, я рассказала всю правду и какое-то время, признаюсь со страхом, ожидала услышать, что за сокрытие клада меня по возвращении из больницы ожидает наказание. Но он ничего не сказал. Можно сказать, даже не отреагировал на мое заявление. Более того, когда я, не выдержав, поинтересовалась сама, он как-то криво ухмыльнулся и сказал:

— Возможно, вам придется заплатить какой-то штраф. Но я не думаю, что это окажется для вас большой суммой. Вы же единственная наследница империи Петушинских.

Конечно, я не стала говорить ему о том, что в данный момент пытаюсь жить на деньги, которые зарабатываю преподаванием французского языка. То, что отец поставил меня в такие условия, были лишь наши с ним отношения, которые никого не касались.

Я обратила внимание, что Кирюхин вел себя как-то излишне подобострастно, словно от меня зависела его дальнейшая судьба. И еще мне показалось, Эмиль тоже говорил об этом, что Анатолию Валентиновичу очень хотелось закрыть это дело, повесив убийство Андрея на покойного Тимура или готку Ксюху. Во всяком случае, когда я спросила, почему он не вызывал меня на допрос раньше, он промямлил, что получил насчет меня специальные указания. Какие и от кого, узнать не удалось, и я подумала об отце. Возможно ли, чтобы сидя в своем уютном офисе в Париже, он не терял из вида расследование? Зная то, как долго он наводил справки, чтобы накопать информацию на Андрея, я могла это допустить. К тому же он смертельно боялся огласки и мог даже заплатить, задействовав определенных людей, чтобы дело пылилось на полке долгие годы. Конечно, второе убийство вкупе с признанием Эмиля спутало карты, но и дало им хорошую возможность закрыть дело. В конце разговора я спросила о моей догадке насчет камеры. Здесь я получила на удивление исчерпывающий ответ.

Конечно, у Тимура не было привычки просматривать видеозаписи музея, просто на следующий же день после того, как мы нашли драгоценности, он дежурил ночью. Но на этот раз к нему заявилась Ксюха. Напившись водки, они занялись сексом на кожаном диване в гостиной, принадлежавшем писателю Конькову. Протрезвевший с утра Тимур вспомнил о видеокамере и во избежание неприятностей решил стереть запись. И к своему удивлению обнаружил наш разговор с Андреем. Это оказалось его звездным часом. Кирюхин даже повторил: «Представляете, занимались этим прямо на диване Конькова». Он противно захихикал, но мне было не до смеха.

* * *

Через две недели я выписалась из больницы. Голова продолжала болеть. Особенно по утрам. Или не прекращала с того самого момента, как меня ударили. Покрутив в руках пачку «Нурофена», я отложила его в сторону. Сколько можно жить на таблетках? Может, эта головная боль на всю жизнь? Не переставая морщиться, я взяла турку и сварила кофе. Поможет ли кофе? К сожалению, я знала ответ. От тупой головной боли — нет, но поможет проснуться и тогда, может, мыслительный процесс пойдет лучше.

Я налила кофе в чашку и вышла на маленький балкончик. Зачем я здесь, если я до сих пор не могу найти убийцу? Почему вдруг неожиданно я перестала думать, что убийца — это Тимур. Подозреваемый номер один. Совсем недавно я была настолько убеждена в этом, что заставила рисковать жизнью молоденькую девчонку. Вспомнив, что я пережила, когда Варька пропала, мне стало нехорошо, а головная боль усилилась.

С большим трудом с помощью трех чашек кофе мне удалось собрать себя по частям, чтобы принять несколько учеников, которые приходили ко мне на дом. В обед я приготовила в микроволновке сосиски и отварила картошки. В Москве я выяснила, что, оказывается, обожаю картошку. Особенно вареную со сливочным маслом, посыпанную укропчиком. А еще борщ, который варила баба Настя на настоящей украинской свекле, которую ей привозили какие-то родственники, раз в году приезжавшие в Москву насладиться прелестями шопинга. Такой свеклы не продают в Москве, она произрастает только на Украине. И какой наваристый борщ варит из нее баба Настя. Какой там луковый суп, который я ела с отцом в ресторанах. Да разве можно сравнить?! Я почувствовала, как от одного воспоминания от неприлично огромной тарелки борща, у меня потекли слюнки. Оказывается, несмотря на непрекращающуюся головную боль, становившуюся уже привычной, но все равно раздражающей, я проголодалась.

После обеда позвонил Эмиль и нетерпящим возражения тоном сказал, что случайно, в чем я засомневалась, но не сказала вслух, оказался на Белорусской и зайдет меня проведать. Эмиль никогда не был у меня дома, и я ради порядка решила сделать беглый осмотр единственной комнаты, отметив про себя, что любая другая женщина на моем месте бросилась бы переодеваться и прихорашиваться. Наверно, все-таки не случайно я так и не вышла замуж. Женские привычки у меня начисто отсутствует.

Ну что ж, комната оказалась в полном порядке. Нигде не валялись мои вещи, это тоже неженская привычка, а на журнальном столике аккуратной стопочкой лежали книжки. Вздохнув, я вышла в прихожую, где висело единственное зеркало, и посмотрела на свое бледное лицо с темными кругами под глазами и вытянутую футболку непонятного цвета. «Да уж, — сказала я равнодушно самой себе, — и раньше-то красавицей не была, а уж теперь и вовсе подурнела». И все же, чтобы не испугать Эмиля, я заставила себя переодеться и накраситься.

— Привет! — Эмиль с порога протянул мне прозрачную упаковку с тортом и два пакета из магазина «Седьмой континент».

— Спасибо! Зачем так много? — я смущенно посмотрела на нежданного гостя, осознавая, что никто никогда не приходил ко мне домой с продуктами. Наверное, это еще одно проявление русской заботливости.

— Тебе надо хорошо питаться, — авторитетно заявил Эмиль, расшнуровывая ботинки. Почему-то мне показалось, что ему тоже неловко.

Я вышла на кухню, чтобы его не смущать. Пока я разбирала сумки, Эмиль по-хозяйски вымыл руки в ванной и молча стоял, наблюдая за мной.

— Будем обедать? — нерешительно предложила я, глядя на гору деликатесов, заполонивших весь кухонный столик.

— Нет, я только из ресторана. Обедал с клиентами.

— Тогда может чай с тортиком?

— С удовольствием. С детства помешан на сладком, — Эмиль улыбнулся. — Мама все время надо мной смеется. Говорит, что я девчонка.

Я стала выгружать продукты в холодильник, как вдруг почувствовала сильную головную боль, от которой даже присела на корточки.

— Что с тобой? — участливо спросил Эмиль.

— Голова болит каждый день, — пожаловалась я. — А сейчас, вообще, что-то кольнуло, даже в глазах потемнело.

— Садись, я сам все сделаю.

Пока я приходила в себя, Эмиль убрал продукты в холодильник, потом повернулся ко мне и нерешительно произнес:

— Думаю, я мог бы помочь тебе снять эту головную боль?

— Боюсь, что только вместе с моей головой, — иронично заметила я.

— Я серьезно, Лиз. Есть один способ. Помнишь, я рассказывал? Тебе нужно пройти этот эпизод, когда тебя стукнули по голове.

— Что значит, пройти? Пройти можно в магазин, — скептически заметила я. — Но как можно пройти то, что случилось три недели назад.

— Хорошо, я скажу по-другому, пережить.

— Пережить, — повторила я. — И как это?

— Пойдем в комнату, — Эмиль протянул мне руку. — Это несложно. Какая-то боль осталась внутри тебя, и мы должны ее убрать. Это очень простой процесс. Ведь ты же не хочешь всю жизнь страдать?

Я удобно устроилась в кресле, а Эмиль взял стул и сел напротив.

— Пусть тебя не удивляет: я буду обращаться к тебе на «вы». Не пугайся, если у тебя появятся неприятные ощущения или усилится головная боль. Сейчас ты вернешься в тот момент, когда тебя ударили и проживешь его несколько раз. С каждым разом будет легче и легче. Не пытайся ничего контролировать. Просто поверь мне, это работает.

— Я верю, — тихо сказала я. — И вдруг совершенно некстати вспомнила, как боялась, что Эмиль стукнет меня лопатой по голове, когда мы искали драгоценности в подвале. Наверно, на моем лице что-то отразилось, потому что Эмиль сразу спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да, да, — я усилием воли отогнала нахлынувшие мысли. — Начинай.

— Закройте глаза, — услышала я его спокойный голос. — Что вы сейчас чувствуете?

— Голова болит.

— Понятно. Возвращайтесь в момент, когда вы получили эту головную боль и рассказывайте мне, что вы видите.

Он говорил в настоящем времени, и это меня удивило. Еще больше меня удивило, что я, несмотря на то, что часть моего сознания оставалась в настоящем, другая его часть смогла вернуться в прошлое. Я чувствовала страх, видела спину «гребешка», слышала шаги сзади. Внезапно я почувствовала удар, потом сильную боль. Я смотрела на свое обмякшее тело откуда-то сверху и понимала, что в этот момент я и оказалась без сознания.

Спокойный голос Эмиля вернул меня в начало эпизода. Появились новые подробности, я почувствовала, как кто-то поднял меня и перекинул через плечо. Снова потеряла сознание и стала видеть себя со стороны. После нескольких раз мне удалось вернуться в тело. Боль стала ослабевать, эмоции высвобождались, пока в какой-то момент я просто не рассмеялась над тем, что произошло.

— Возвращайтесь в настоящее время, — услышала я голос Эмиля. — Открывайте глаза. Какое сегодня число, год?

— Понятия не имею, — улыбнулась я. — Никогда не помнила чисел.

Эмиль тоже улыбнулся, надел очки, спрятав под ними свои серьезные бархатные глаза.

— Как ты себя чувствуешь? Головная боль прошла?

В процессе я совершенно забыла, что все началось из-за моей жуткой головной боли. Не веря себе, я основательно потрясла головой, последнее время при этом у меня появлялось жуткое головокружение. Я даже зажмурилась в ожидании. Открыла глаза. Чувствовала себя прекрасно, так словно никакой травмы не получала вовсе.

— Эмиль, ты волшебник! Ты меня вылечил.

— Мне приятно помогать другим людям, а тебе особенно, — он как-то поспешно встал со стула. — Может, выпьем кофе?

— Да, конечно, — я вскочила с кресла, чувствуя себя полной сил и готовой снова включаться в жизнь.

Уже на кухне, мешая кофе в турке, я спросила Эмиля:

— Послушай, если я смогла вернуться на неделю назад, нельзя ли вернуться еще раньше.

— Можно даже пройти твое рождение, — он улыбнулся. — Очень полезная вещь. Новорожденный, как правило, получает много травм.

Я нахмурилась. Все это, конечно, интересно.

— Ну а еще раньше, — спросила я тихо. — До моего рождения. Когда я была…

Я остановилась и смущенно посмотрела на Эмиля.

— Конечно. Это нормально. Расскажи, что тебя беспокоит, чтобы я знал, как провести сеанс.

Я все еще смотрела на него, за спиной зашипел убежавший кофе. Сейчас или никогда.

— Думаю, раньше я была Фаиной Гурьевой. И ты прав, все не случайно. Мне все время кажется, что и этот дом-музей Конькова, и дедушка Андрея играли какую-то роль в моей той жизни. — я вымученно посмотрела на Эмиля. — Он снился мне по ночам. Только недавно перестал. После того, как у нас с Андреем… — я замолчала, молясь про себя, чтобы Эмиль не посчитал меня сумасшедшей.

— Все это нормально, Лиза. Успокойся. Если ты готова встретиться со своим прошлым, то я помогу тебе. Ты очень смелый человек.

— Нет, я трусиха! Я боялась в это верить. Всегда считала, что после смерти ничего нет. Но тогда зачем я здесь? Почему мне все знакомо? Это дежавю сводит меня с ума.

Эмиль занялся кофе, пока я в прострации сидела за столом.

— Ты справишься, — наконец, сказал он, разливая кофе. — Не все могут так хорошо возвращаться в прошлое, как ты. У тебя открытая память. Уверен, ты во всем разберешься. У тебя уже есть опыт. Как видишь, это не страшно. Ты все делаешь сама. Я нужен лишь, чтобы не дать тебе сбиться с пути.

Мы вернулись в комнату и снова устроились друг против друга. Я закрыла глаза и услышала спокойный голос Эмиля:

— Когда я сосчитаю от одного до пяти, вы вернетесь в то время, когда были Фаиной Гурьевой. Вы там? Рассказывайте, что происходит.