Проснулась я тоже от взгляда. Кто смотрел, зачем — сначала не поняла, но ощущение было такое, словно сверлили спину. Макс лежал напротив с невинно полуоткрытым ртом и храпел. Одна его рука покоилась на моём бедре. А смотрели сзади.
Мне было страшно оборачиваться, и несколько минут я притворялась спящей. Тот, сзади, молчал. Так могло продолжаться долго.
— Не делай, пожалуйста, вид, что спишь…
Это был голос Лёвы!!!
Я осталась в прежнем положении. Хотя моё утомлённое страданиями сердце немедленно пришло в движение и забилось сразу во всём теле — от висков до пяток.
— Я не хочу разговаривать со спиной!
Пришлось «проснуться». Я села и честно посмотрела в глаза жениха. В конце концов, я не сделала ничего такого. «Что-то такое»… Тупейшее определение. Измена — это не физиология. Измена — это когда начинаешь думать о другом человеке и тебе приятно. Так что своему жениху я изменила. И теперь надо что-то с этим делать.
— Ничего такого не было! — пробурчала я.
Лёва, бледный, в светлом плаще, совсем не гармонировал с закопченными грязными окрестностями Максового жилья. На лице Лёвы была печать брезгливого страдания. Он смотрел куда-то мимо и раскачивался с носка на пятку.
— Мы просто разговаривали…
— Почему ты не поехала из больницы домой? Почему не позвонила мне вчера?
— Мне было плохо…
— Почему же обратилась за утешением к нему?
Лёва с ненавистью кивнул на Макса.
Макс спал, как дитя. В углу его рта блестела слюнка.
— Потому, что ты всегда занят. Тебе нет до меня дела.
— Я работаю. Ради нашего с тобой будущего.
— Наше будущее делается сейчас.
— Ты совершила глупость.
— Я попыталась помочь себе.
— Собирайся!
И вот тут я растерялась. Собираться или остаться? Лёва или Макс?
Лёва посмотрел на меня, потом повертел головой, нашёл мои брюки, пиджак, носки, ботинки. Всё это бросил на диван, предварительно свернув твёрдым комом. Естественно, попал в Макса. Тот вскочил и захлопал глазами.
— Лев Петрович? Какая приятная неожиданность… Извините, что не предложил вам сесть…
— Собирайся, — повторил Лёва, глядя на меня.
— А что, вы её забираете, да? — Макс весело посмотрел на меня. — Я очень рад… Получил нервное истощение, слушая всю ночь её рассказы о пламенной любви к вам. Очень страдает. Нуждается в тотальном понимании. Готова быть верной женой.
Лицо Лёвы не изменилось. Моё изменилось, но никто не смотрел на меня. Макс вскочил и начал весело собирать мои вещи. Лёва отвернулся и подошёл к окну.
— Выпила вчера всё моё пиво… Шеф! С вас червонец за пиво! У меня здесь не денежная фабрика! Я всегда готов, конечно, к пониманию. Но мне и без вас проблем хватает. Давайте собирайтесь и поезжайте… Мне ещё убрать надо…
— Ключи отдай.
— Что? — Макс остановился и посмотрел на Лёву.
— Ключи от квартиры!
— Это ещё зачем?
— Затем, что ты уволен, и я забираю у тебя квартиру.
— Вот это да! — Макс сел на диван. — За что?
Лёва подошёл ближе, с брезгливым любопытством взял двумя пальцами разорванный диванный ремень-завязочку… Затем повернулся и вышел.
— Жду в машине, — холодно сказал он уже из коридора. Дверь хлопнула так, что мы вздрогнули.
Мы с Максом переглянулись.
— Я останусь!
— Нет смысла, — Макс почесал щетину, нашёл на полу джинсы и достал сигареты. — «Безработный, бездомный молодой человек с вредными привычками не хочет брать на себя ответственность за несчастье ближнего…» Возвращайся.
— Я его не люблю!
— Я его тоже не люблю… Но вернусь.
— Вернёшься? Как?
— Просто. Он без меня жить не может.
— Почему?
— Долго объяснять. Как-нибудь в другой раз. Собирайся и вперёд. Ещё поболтаем…
— Но…
— Никаких «но». Делай, что говорят. Я — умный. Хоть и маскируюсь.
— Когда я тебя увижу?
— Увидишь. Давай быстрее. Мне ещё нужно мебель собрать.
Я бестолково топталась по комнате, пыталась одеться. Макс вытряхивал содержимое шкафов, утрамбовывал всё в полиэтиленовые пакеты. Параллельно всучал мне какие-то мои вещи. В конце концов, меня собрали.
Уже у двери я обернулась.
Макс стоял у окна и, прикрываясь рамой, внимательно наблюдал за улицей. Лицо его было заострено какой-то важной мыслью, он весь ушёл в эту мысль. Там, на улице, было что-то поважнее, чем я.
Лёва сидел на переднем сиденье в такси. В мою сторону не смотрел. Я тихо села сзади.
— Ну, поехали? — таксист отложил газету и завёлся. Лёва молчал. Я тоже.
Водитель долго лавировал по двору. В зеркале я видела его лицо — почему-то знакомое мне.
Проезжали Максов подъезд — я посмотрела под окно. Газон. Можно было прыгать…
Водитель рулил. Лёва смотрел в окно. Я взяла брошенную водителем газету. Вчерашняя «Вечерка». Первая полоса. «Очередное убийство!» «Сегодня вечером, несколько часов назад, известный врач…» Мне стало дурно. Я промчалась глазами по всему материалу. Знакомые фотографии, лицо Дмитрия Анатольевича, крупно — «нагрудный» рисунок, сделанный моей рукой, подпись под всем — Лора Ленская… Я закрыла глаза. Это какой-то кошмар. Неужели опять Макс?
Дома я сразу же приняла снотворное и выключилась до следующего утра.
* * *
Утро началось туманно. Я с трудом продрала опухшие очи, с трудом встала. Мутило, шатало, всё казалось мерзким. Лёвы не было — на работе скорее всего. Где ещё может быть Лёва?
Я бесцельно побродила-пошаталась. Каждую секунду хотелось набрать Макса. Я и набрала несколько раз. Длинные гудки. Наверняка уехал куда-нибудь. Боже, ну что за жизнь?
Зазвонило. Я схватила трубку.
— Лора?
— Лора… Наташа…
— Это Инга Васильевна…
— …
— Приедете к нам?
— Зачем?
— Обсудим некоторые вопросы.
— Я неважно себя чувствую.
— Дома вам может быть только хуже… Я сама такая, я знаю. Приезжайте. Через час жду. У меня есть кофе и корейская цветочная настойка. Лечит всё.
Я сомневалась до последнего, потом выехала. Вдруг она знает, где Макс?
Она выглядела сногсшибательно, как всегда. Попросила секретаря не беспокоить её, заперла дверь в кабинете и подкатила к дивану стеклянный столик с напитками. Чашки, стаканчики, баночки, кофейники.
— Я люблю цветочные чаи и хорошо в них разбираюсь. Некоторые болезни вообще можно лечить только чаями. Потом, травы — это всегда хороший внешний вид. Обратите внимание, Лора, на мою кожу.
Кожа, конечно, была что надо. Хоть на диван натягивай…
Инга Васильевна села рядом и положила руку на спинку. Если бы она была мужчиной, я бы почувствовала тревогу. Слишком близко.
— Что вы намерены делать, Лора?
— Я не Лора.
— И всё-таки?
— Не знаю, что я буду делать. Мне просто страшно.
— Расскажите мне всё.
Она улыбнулась белыми зубками и положила вторую руку мне на плечо. Я напряглась и приготовилась защищаться. Мало ли что на уме у всех этих ненормальных… Я ничему уже не удивлюсь.
— Что я должна рассказать?
— Всё.
— Биографию? Вредные привычки?
— И это тоже, если можно.
Она гибко развернулась к столику и начала сооружать коктейль. Мне на секунду стало страшно — вдруг там отрава? А что?
— Может быть, вы не хотите чай? Есть кофе. Есть вино.
Она встала, открыла шкафчик и достала оттуда знакомую мне плетеную бутылочку.
— Нет, спасибо, я беременна. Мне нельзя пить.
— Беременны? — она удивлённо подняла брови, наливая себе вино. — Что ж, это прекрасно. Вы счастливы?
— Я хочу умереть.
— Такая молодая, красивая, талантливая и знаменитая девушка хочет умереть?
— Я — знаменитая?
— А почему, вы думаете, я так настаиваю на нашем сотрудничестве? Все вокруг с ума сошли, только о вас и говорят. В газетах пишут о вашем феномене и о вашей причастности к преступлениям. Издательства, журналисты и сыщики оборвали мне телефон — требуют ваш номер. Звонят какие-то ясновидящие, какие-то маньяки. Все хотят слышать вас. Но я берегу этот номер. И буду беречь ещё долго. До тех пор, пока не пойму, что вы не хотите дружить со мной.
— Я не очень понимаю… — я действительно ничего не понимала. Очередной изгиб судьбы — и меня снова выбросило на обочину разума. — Что вы хотите?
— Я хочу, чтобы вы продолжили работать над серией своих материалов. Допустим, мы подпишем контракт на пять-семь репортажей.
— Каких репортажей?
— Как каких? — она села рядом и приблизила ко мне своё несравненное лицо. — Ваших, фирменных! Репортажей Лоры Ленской!
— С пылу, с жару, с места преступления?
— Ну да, — она откинулась на спинку дивана. Довольная, что я наконец-то поняла. Поднесла бокал к губам. — Обещаю согласиться на любые ваши условия.
Я тоже оперлась на спинку. Попыталась понять, что же именно предлагает мне эта женщина. Посмотрела ей в глаза. Глаза посмотрели на меня. В них было холодно и спокойно.
— Инга Васильевна. Вы предлагаете заключить контракт на пять-семь убийств?
— Я так не сказала.
— Но вы это имели в виду, так ведь?
— Я имела в виду ваше умение оказываться там, где никого нет. А что вы для этого предпринимаете — мне неинтересно знать. Мой долг — делать газету. Люди ждут сенсацию. Соглашайтесь.
— Но где я вам возьму убитых?
— А где вы брали их до сих пор?
— Вы не понимаете! Это было совпадение!
— Прекрасно, давайте договоримся о новых совпадениях!
— Но как? Я же не могу это планировать! Я не могу знать об этом! Потому что это делаю не я!
— А кто?
— Не знаю!
— Но что-то ведь вы знаете?
— Только то, что где-то рядом убитый… Когда его уже убили… Я это чувствую, только и всего.
— Что ж, чувствуйте теперь острее, только и всего… Если нужна ещё какая-то помощь…
— Какая помощь???
— ЛЮБАЯ! — она поставила бокал на стол и снова приблизилась ко мне. — Я хочу сотрудничать и помогать! Вы будете чувствовать, а я…
— Убивать?
Она молча улыбнулась и встала.
— Вы очень устали и истощены. Думаю, мы вернёмся к нашему разговору. Уверена, в конце концов, у нас получится неплохой тандем. Вы мне очень (она томно посмотрела на меня), ОЧЕНЬ нравитесь. Сейчас я вызову водителя, и он отвезёт вас домой…
(Нормальный ход… Боже, она сейчас снова начнёт приставать с поцелуями!)
— Спасибо, я доберусь сама.
— Нет, я беспокоюсь за вас, — она отошла (слава богу!), сняла трубку. — Ребята, где там водитель?..
— Я доберусь сама, спасибо, — я встала и начала одеваться. Руки не попадали в рукава. Что это я так разволновалась?
Она сделала «задерживающий» жест рукой:
— Да… Водителя пригласите… Нет, не Михаила Михайловича… Макса…
Макс? Я села на диван.
Инга Васильевна не повесила трубку, у неё начались телефонные внутриколлективные беседы. Время от времени она посматривала на меня и довольно улыбалась.
Потом в дверь постучали, она открыла. Вошёл Макс.
Остановился и уставился на меня. Не было в его взгляде ничего особенного. Просто любопытство — откуда ты здесь, старуха? Инга Васильевна, держа трубку плечом, подошла к нему и механически, продолжая разговаривать, поправила воротник.
Я смотрела на Макса и понимала, что страшно рада его видеть. Всё остальное — ерунда.
— Ну, хозяйка, — Макс повернулся к Инге Васильевне, — что делаем? Мне за стояние денег не платят.
Я вышла в коридор, затылком ощущая присутствие Макса. Единственное разумное — частично пускай, избирательно — существо. Прижаться к его лопаткам, закрыть глаза и всё забыть. У него всё легко и просто, я согласна переключиться на его мозговое обеспечение. Пусть решит всё за меня.
За дверью, в коридоре, ждали. Пар тридцать глаз засверкали в мою сторону, защёлкали затворы фотоаппаратов. Атака была настолько неожиданная, что я по-настоящему испугалась. Куда-то дёрнулась, в кого-то врезалась — вспышки резали зрачок и оставляли после себя черноту вокруг, ничего не видно.
— Лора! «Ведомости Юго-Запада»! Как вам удаётся всегда оказываться в нужное время в нужном месте?
— Лора! «Комсомолец, вперёд!». Известно ли вам заранее, кто и где будет убит?
— Лора! «Женская газета»! Употребляете ли вы алкоголь?
— Лора| «Будни»! Кто будет следующей жертвой?
Сзади подлетел Макс, обхватил меня за плечи и поволок по коридору.
— Никаких вопросов! — орал он. — Все вопросы — только за деньги! Без денег не приближаться! Наша милиция нас бережёт!
Я ещё успела рассмотреть коридорную картинку — корреспонденты вертят головами и не решаются следовать за нами, хотя к прыжку готовы. И прозвучи сейчас команда — повалят и заколют микрофонами… Инга Васильевна прислонилась к косяку редакторской двери и рассматривает ногти. На губах — рассеянная улыбка. В общем, она довольна…
По дороге к машине мы пару раз попали в человеческо-журналистские пробки. Все меня знали, все хотели задать мне вопросы, что-то сказать, просто похлопать по спине. Макс работал локтями. Кто-то сзади схватил меня за шарф, и я чуть не разделила судьбу Айседоры Дункан. Параллельно меня лишили части волос, выдрав их вместе с заколкой. Сколько вся эта муть продолжалась, я не знаю. Закончилось тем, что какой-то мальчик у двери машины сладко мне улыбнулся, а потом вдруг распахнул пальто и явил моему взору своё бледное тело с серенькой шерстью на животе и ниже… Или мне показалось? Макс кого-то гонял по клумбам, а я забралась в салон и закрыла глаза.
— Животные, бл…! — заорал где-то под ухом Макс, машина как будто тронулась. — С ума все посходили. Дело идёт к концу света, точно говорю! Звери! Приматы! Одноклеточные! И эта тоже хороша…
Машину качнуло, как на волне. Народ плотной толпой прибило к окнам, сплюснутые носы, выпученные глаза, улыбки. Что-то кричат. Кто-то молотит кулаком по лобовому. Граждане сами себя давили, сами же и разбирались здесь, на месте… Немой фильм ужасов, только цветной и без субтитров.
— Веришь, когда заходил к вам в кабинет — ни одной души не было! Редакторша подсуетилась, зуб даю!
— Зачем?
— Просто так, из вредности… Чтобы в доступной форме объяснить, насколько ужасно твоё положение.
— Оно ужасно, да?
— Ну, что-то в этом роде… Чего она от тебя хотела?
Мы протаранили себе дорогу. Сзади волновалось людское… озерцо. Причём большинство ненормальных — дворового вида девицы. Такие в основном тупо берут автографы у всего живого. Правда, я так и не смогла бы объяснить, чем подогревался их интерес в данном случае. Я — не поп-звезда и даже не звездулька. Такие девицы газет не читают, откуда им знать о моей грозной славе?
— Чего, спрашиваю, она от тебя хотела?
— Звала на работу.
— Соглашайся, если хочешь… Место здесь хлебное. Я, как видишь, согласился и вот уже несколько часов не жалею…
— Макс, она предлагала мне контракт на новые убийства!
— В смысле, материалы?
— Но материала без убийства не будет!
— Такого — не будет.
— Она уверена, что это я… убиваю…
Он весело посмотрел на меня.
— Она хорошего мнения о тебе, чувствуешь? Такую «гору мышц», как ты, только на мокруху и посылать. Реально!
— Но она действительно так думает!
— Успокойся, она вообще думать не умеет. Живёт запахами, фэшн-каналом и работой.
И вдруг!
Всё стало очевидно. Секунда понадобилась мне для того, чтобы понять, что ЕСТЬ ЕЩЁ ОДИН. Ещё один убитый. Теперь уже даже не тошнило. Приступ тоски в районе пупка и — готовый файл-сообщение.
— Макс…
Он ещё разговаривал со мной по инерции.
— Макс. Ещё одного… убили.
— Чего? — он повернулся. — Опять за своё?
— Да, Макс. Едем… правее…
— Можно, — если это не срочно, — я дождусь поворота направо? Или свернём прямо сейчас? В магазин?
Компас внутри меня работал чётко-пречётко. След брался легко.
— Кто на этот раз?
— Не знаю… Сейчас узнаем…
— Поражаюсь твоей стойкости!
Он затормозил и куда-то выскочил. Я осталась один на один со своим следом и с новой смертью. Странно, но я, кажется, привыкла. Страшно не было, было противно. Не хотелось видеть ЭТО снова.
Но что делать… Купить бы холодненького чего-нибудь, с газиками… Перед тем, как… Потом можно будет руки сполоснуть заодно…
Примчался Макс.
— Всё в порядке. Едем.
Странно. Ведь никто меня не заставлял делать всё это. Но свернуть в сторону было нельзя, след держал плотно и вёл, как рельс.
— Я позвонил Инге. Сказал, что ты согласна сотрудничать. В смысле, мы берёмся за парочку материалов, но она при этом не имеет права требовать от тебя «план», ещё кое-какие условия, плюс деньги… Сейчас ещё остановимся возле ГУМа, купим фотоаппарат и чего-нибудь холодненького, с газиками… Заодно и руки сполоснуть можно будет…
Ну да. Он мыслит так же. Он подключён к тому же источнику тока, что и я. Он — это я, судя по всему… Раз. Раз-два…
— Алло! Ты ещё здесь, женщина-передатчик?
— Мы должны ехать, Макс.
— Да уже ясно. Ты же видишь, всё схвачено, со всеми договорился. И это правильно. Надо по-быстрому всё закончить. Не может такое длиться бесконечно. Согласна? Наступит критический момент… И прийти к нему надо, сохранив здоровье и здравый ум. Я, почему такой здоровый? Потому, что бесхребетный приспособленец. Куда жизнь, туда и я. Одних судьба щедро одаривает талантами, других — деньгами, третьих — трупами. Будь благодарна и за это.
(Спасибо за нежность, дорогой. Не стоит. Не развлекай меня. Я всё равно уже ничего не сообра…)
Мы покружили по городу, что-то я помню, что-то — нет. Макс время от времени брал инициативу в свои руки, срезал углы. Адрес никто не знал. Я сквозь туман коматозного бесчувствия всматривалась в лица прохожих, пытаясь по их реакциям определить, где же ЭТО? Лица были разные — озабоченные, безразличные, весёлые. УЖАСНОЕ произошло не с ними, и никто из них не знал то, что знала я.
— Ну? — Макс заглушил двигатель и обернулся ко мне. — Идём?
Мы стояли у входа в ресторан «Морской конёк».
Слава богу, я понимала, о чём он меня спрашивает.
Выскочил мальчик-охранник в костюме и замахал руками — убирайте машину. Макс внимательно посмотрел на меня. Что я могла ему сказать? Он чертыхнулся и ещё полчаса вертелся по дворам, искал место парковки. Стоянка была занята. Это и понятно — время послеобеденное, центр, кормят, судя по всему, оригинально и не очень дорого.
Припарковались. Макс выволок меня и долго что-то поправлял и приглаживал.
— Ужас! — ворчал он. — С тобой невозможно показаться в приличном обществе! Улыбнись, что ли!
Со стороны казалось, видимо, что я серьёзно выпивши. Макс извинялся за меня налево-направо, объяснял что-то гардеробщице. Потом мы внедрились в зал и упали за столик.
— Ну, где? — Макс посмотрел по сторонам. — Рыла неприятные, согласен. Но назвать их мёртвыми можно, имея в виду только нравственный аспект.
Каждое движение стоило мне тонны усилий. То есть я была в сознании и собиралась оставаться в нём и дальше, но приходилось стараться. Так ещё чувствуют себя люди, не спавшие 70 часов и употребившие много водки.
Пришёл официант. Макс с ним долго беседовал, расспрашивал о последних новостях. Принесли какую-то еду, я побоялась даже смотреть на неё. Гул голосов. Музыка. Полумрак. Сигаретный дым. И ощущение того, что ЭТО — здесь.
Потом Макс вытащил меня на экскурсию. Опираясь на его локоть, я осмотрела холл, санузел, гардероб — всё это под весёлый Максов щебет. Затем, размахивая редакционным удостоверением, мой компаньон проник на кухню и имел там беседу. Я осталась в холле и пыталась надышаться свежим воздухом в дверную щель.
— Подумать только! — Макс появился и снова исчез, а его слова остались и (как запах на бегу, с секундной задержкой) начали доходить до меня. — Они не удивились внезапному появлению в их недрах журналистов! Они, оказывается, были предупреждены! Их шеф-повар, оказывается — Лучший Повар Года! То есть к нему должны были приехать и дальше — по полной программе… Мы на верном пути!
Я вышла на улицу и прислонилась к стене. Боже, как плохо! Только теперь к этому «плохо» добавилось ещё и ощущение того, что надо очень-очень поторопиться. Когда-то в школе я так опаздывала на экзамен…
Быстрее. Быстрее. Какой-то механизм внутри меня развернул мою голову вправо. За декоративными кустиками у входа — строительный мусор. За строительным мусором — задекорированные сеткой ступеньки. Через тридцать секунд я уже стояла на них. ЭТО было здесь.
Двери не существовало. Её ещё не прорубили. Зато рядом было окно, частично заложенное кирпичами. Я не помню, как влезла внутрь. Лезла быстро и легко, уже имея чётко поставленную задачу. Дальше? — спрашивал мозг и сам себе отвечал: да, дальше.
Был недоштукатуренный зал с пустыми аквариумами во всю стену. В аквариумах торчали каменные замки и валялся строительный мусор, стёкла — в белых разводах, строительных знаках и в нехороших словах. Штукатуры шутили… Всё это — краем глаза. Очень душно, напарено.
Дверной проём. Тёмная комната с хрустом под ногами. Почему мне не страшно? Не страшно абсолютно, хоть и нервно. Меня бьёт дрожь крупного помола, ноги не слушаются, сердце гремит и выплёскивается. И вдруг в темноте — человек! Живой! Горячий! Он хватает меня, выкручивает руки за спину и бьёт куда-то в район пояса… И всё…
В себя я пришла быстро — голову не задели… Хотя, скажу вам, когда бьют в живот — это ОЧЕНЬ БОЛЬНО.
— Наташка? Ты?
— Идиот…
— Ну, извини… Я защищался…
— Защищался…
Макс щёлкнул зажигалкой, в темноте нарисовалось его лицо — даже довольное.
— Ты откуда здесь взялась?
— Интуиция.
— А… А я по-простому. Узнал у гардеробщицы, что здесь ещё помещения есть. Купили пару новых стен, развели ремонт, расширяются… Дай, думаю, зайду и посмотрю, как они расширяются. Вдруг обнаружу интересное? А тут — ты… Снова первая. Я расстроился, конечно…
Договаривал он уже за спиной. Я шла туда, где светилось.
Дальше всё было быстро. Будущая кухня, ряды плит, жаровни, шкафы. Всё в налёте мела. Кроме одного чана. Блестящий и подкопченный, придавивший собой всю поверхность плиты. Макс затянулся поглубже, котом вскочил на стол и осторожно заглянул сверху в чан. И тут же дёрнулся в сторону, зашатался и грохнулся вниз.
— Вот, чёрт… — Макс встал и схватился руками за спину. — Вредная работа… Оно там… Хочешь взглянуть?
Я первая (нормальная) не хотела. Я вторая (ненормальная) немедленно полезла вверх. Благодаря Максовому нокауту мыслилось лучше. То есть я осталась при своём безумии, но очень неплохо соображала.
В чане плавал человек.
Пока я сползала вниз, пока искала точку опоры и пыталась глотнуть воздуха, Макс пощёлкал фотоаппаратом, рысью обежал окрестности, вернулся с тряпкой. Содрано в пылу борьбы, судя по всему. Живая, телесная тряпка, что-то вроде фрагмента рукава с поролоновой насадкой на плечо.
— Это, я так полагаю, одежда… Не мужская, у мужчин такого нет…
Он откопал в тряпке значок «Ударник труда» и умчался с ним куда-то.
Я хотела спокойно посидеть, но тут суперсила выпрямила меня и подогнала к аквариуму в зале.
За пыльным стеклом валялась одежда — как я не заметила её раньше? Потом эти меловые разводы на стекле. Нарисованная стрела-указатель. Ну и что я делаю? Я подхожу, пальцем дорисовываю перпендикулярную стреле полосу…
— Ну, матушка! — Макс уже рядом. — Такой значок, по сведению гардеробщицы, был только у шеф-повара ресторана «Морской конёк». У Елены Ивановны Хоминой… Сматываемся потихоньку. Надо милицию вызвать. Надеюсь, ты ничего руками не трогала? Пускай даже нас заподозрят, но отпечатки покажут, кто виноват на самом деле.
— Макс… — я указала на перечёркнутую стрелу.
— Что? Это ты изобразила? О боги… Зачем?
— Запечатли.
— Запечатлю… Но зачем?
— Не знаю…
Гардеробщица с ужасом пыталась понять, о каком трупе в ремонтируемом помещении ресторана «Морской конёк» идёт речь… Потом пыталась задержать нас. Макс, ссылаясь на срочность журналистского расследования, отлепил от себя смелую старушку.
Мы сели в редакционную машину. «Вечеркинскую». Я меняю машины так же часто, как и любимых мужчин…
— Нам поразительно везёт, малышка, — Макс закурил. — Всё происходящее — величайшая загадка и величайший бред нового тысячелетия. Ну, едем в газету отрабатывать?
— Нет, давай без меня… Ты и сам справишься. Я — домой…
— В смысле — к Лёве?
Новые ощущения — полное и бесповоротное безразличие. Нет страха, и желания понять происходящее, нет. Если я смогла привыкнуть и полюбить запах Максова парфюма, значит, и ко всему остальному смогу привыкнуть.
Вечером проснулась оттого, что меня активно трогают. Рядом на диване сидел Лёва.
— Где ты была весь день?
— Не помню…
— Что ты знаешь о новом убийстве?
— Только то, что оно было…
— Что ещё? Тобой интересуется масса народу. Включая милицию.
— Передавай им привет…
— Надеюсь, ты не, собираешься впутывать журнал во всю эту историю?
— Журнал сам себя впутал… Все убитые каким-то странным образом отмечены на его страницах.
Лёва встал и прошёл по комнате. Хотел что-то сказать, посмотрел на меня и вышел. Мерзкий, холодный тип.
Уже из коридора крикнул.
— Нас пригласили на ужин в посольство! Ты сможешь собраться в течение пятнадцати минут?
Ха-ха! На ужин? В посольство? Я должна хорошо выглядеть?
— А чем кормить будут? Вареным чем-нибудь, да? Так я и собираться не буду, пойду так! Пускай смотрят! И ты тоже посмотришь, ничего с тобой не случится, чистоплюй!
Молчит.
— Что, слабо невесту в люди вывести в первозданном виде? Дорожишь рейтингом? Так учти, я не всегда имею возможность к парикмахеру сходить! Работа, знаешь ли, вредная!
Молчит. Какого чёрта он молчит? Давай, ори на меня! Давай! Я хочу крови! Я хочу ругаться так, чтобы стены рушились! Ну? Я уже в боевой стойке! Давай!
Я ураганом вырвалась из спальни. Лёва стоял перед зеркалом. Вероятно, собирался завязывать галстук… Но не смог. Я застала его в сложно-скрюченном состоянии: руки на животе, голова упирается в зеркало, ноги переплетены. Изо рта льются слюна и ругательства. Ругательства — еле слышно. Слюна — сильнее…