Утро следующего дня. Вероника Витольдовна Пиотровская с выражением безразмерного удивления получила из моих рук стопку исписанных листков.
«Я — ЛОРА ЛЕНСКАЯ»
— Очень претенциозно, — растерянно заметила Вероника Витольдовна.
«…Моё несчастье в том, что я не утратила умение прислушиваться и чувствовать. На моём месте мог быть любой человек, чей разум открыт для восприятия. К моему сожалению, таких людей осталось немного…»
— Что за чепуха? Это она сама вам сказала? — Вероника Витольдовна подозрительно посмотрела на меня: явная авторская отсебятина, вымысел.
— Да, Вероника Витольдовна, это — текст Лоры Ленской. Ни одного моего слова.
— Да, я была лучшего мнения о ней, — произнесла Пиотровская и углубилась в листки.
Стараясь не стучать каблуками, я двинулась к кабинету Рушника, ступила в коридорную тень.
— Что вам опять? — вскочил Рушник и закупорил вход в собственный кабинет. — Я работаю, а вы меня отвлекаете!
— Нужно поговорить, — я легко оттолкнула его и прошла в кабинетные недра.
— Говорите, только быстро, — Рушник спрятался за моей спиной, хрустнул кофейным пакетом.
— Николай Игоревич, вам нравится убивать людей?
— Что?!! — Рушник внезапно притих. Нормальная девушка на моём месте сорвалась бы с места и укрылась под сенью шкафа — кто знает, каким тяжёлым предметом пожелает объяснить степень своего возмущения Николай Игоревич. Но я была спокойна. Я контролировала каждое движение Николая Игоревича. При этом мне вовсе не нужно было смотреть в его мятое лицо пронзительным магнетическим взглядом…
«…Я — Лора Ленская. Это мой диагноз, но в этом состоянии я открыла в себе некоторые таланты. Например, талант не сходить с ума. Или талант терпеть. Талант не бояться. Талант, как ни странно, любить жизнь и ближних… Заметьте, и это тогда, когда случай сделал меня проводником ужаса, страха и свидетелем самого страшного на земле — смерти человека…»
— Но я был вынужден сделать это! — неожиданно взвизгнул Николай Игоревич, схватил меня за плечи и развернул к себе. — Ты понимаешь? Я просто был вынужден сделать это!!! Другой возможности выжить я не находил. Меня уничтожили мо-раль-но! А я решил уничтожить фи-зи-чес-ки!!!
Его глаза пожелтели, потом покраснели, он упал на стол и забился в истерических рыданиях.
Немедленно появилась медсестра в образе проходящей мимо секретарши Лены.
— Николай Игоревич, вам плохо? — она только минуту смотрела на меня, но в этом взгляде отразилось всё презрение к мучительнице славного Николая Игоревича. — Вам плохо, Николай Игоревич?
— В вазе! В вазе! — выдохнул окончательно Рушник. — Там не так уж и много! Я уточнял! Не так уж и много!
Кажется, Николай Игоревич подвинулся. Этого и следовало ожидать.
Лена, вереща, прыгала рядом. Рушник корчился на полу, изо рта его бежала жёлтая пена.
Я вышла.
Оказывается, получить власть над кем-то не так уж сложно. Сначала я поняла, что могу управлять собакой — как будто у меня в руках невидимая дистанционка. Потом я пробовала заставить других людей выполнить мои невинные приказики — ничего криминального, обычные бытовые просьбы… Срабатывало… Я лишь хочу сказать, что кто-то управляет таким же образом и мной.
Осталось только позвонить в милицию, вытащить их всех, этих орлов, сюда, указать пальцем на Николая Игоревича и оставить разбираться. Доказать что-то будет трудно, но то, что он безумен, — очевидно. Остаётся понять, как он всё это делал…
И не успела моя нога придавить пол за порогом кабинета Рушника, как внутри тела включилась сирена. Скорее! Скорее! Снова! Снова смерть!
Я выбежала на улицу и просто помчалась вперёд. Этот невидимый изверг тащил меня по газонам, по колючей изгороди прямо за нити нервов. Я смогла только удержаться на мгновение за таксофонный аппарат и набрать номер Юлии Марковны.
— Юлия Марковна!
Что я хотела сказать ей — не знаю…
— Наташенька? Макс звонил пять минут назад! Срочно хочет тебя видеть! Едет в сторону «Макдональдса» на Лермонтовской!
Я уже бежала дальше. Метро. Удивлённые лица упакованных в плащи пассажиров — я выскочила из редакции в одном пиджаке.
Я стала гораздо сильнее с тех пор, как понадобилась этому монстру. То есть я считала себя сильной и до этого времени, но как я могла проверить эту силу? В недосыпаниях накануне контрольных? В существовании на два доллара в день? Ерунда — половина людей так живёт. Нужен совсем другой лакмус…
Когда-то мы с Максом уже обедали в этом «Макдональдсе». Страдания мои только начинались. Только начинался для меня Макс. И я была жертвой. Кто я теперь?
Найти Макса не составило большого труда. Я чувствовала его.
«…Убийства совершает не один и тот же человек. То есть один человек, обладатель необъяснимой силы, контролирует этот ужасный процесс, заставляет несчастного, не контролирующего свои действия, заносить руку с ножом. А вдруг убийцами выступают как раз будущие жертвы?..» — такие мысли стучали в моём больном мозгу.
— Возможно, он ещё жив… — предположил Макс, не здороваясь.
— Вряд ли. Его убили только что, он мёртв.
Нас прибило к теннисным кортам у Центрального парка. Вспугивая девочек в облегающих трико, мы промчались по беговым дорожкам, затем свернули в парк.
— Боюсь, нам придётся долго искать его! — весело крикнул Макс.
— Не бойся.
Человек лежал метрах в двадцати от дороги. Стриженый затылок, массивное тело, пахнущее живым потом, грязный спортивный костюм. На лице и висках кровоподтеки. На руках — ношеные и перепачканные боксёрские перчатки.
— Это Константин Битов, заслуженный боксёр, Телец, и лежит он в нужной Ему позе… Фотографируй.
Макс посмотрел на меня с удивлением.
«…Сначала я повиновалась этой чужой воле. Потом пришлось выбирать — окончательная потеря разума, полная ужаса и крови жизнь человека, не владеющего собой… Или попытка решить проблему».
— Его хорошенько отметелили, — Макс прутиком отвернул воротник куртки. — Плохо же он владел своим ремеслом, если не смог защититься…
Когда мы ехали назад, я думала о силе, которой должен обладать человек, способный уничтожить такую гору мышц.
«…Убийцей — главным убийцей — движет не страсть к накоплению денег. Вряд ли он мстит конкретным людям. Хотя с жертвами убийца знаком. Скорее поверхностно, нежели тесно. Он движим какой-то великой (для него) целью. И скорее всего он просто ненавидит жизнь и людей и придумал некий ритуал, с помощью которого — накажет кого-то? Привлечёт к себе внимание? Он один знает…»
— Будь осторожен с Ингой Васильевной.
— Это почему ещё?
— Потому, что она — враг, она — опасна, она — непредсказуема и замышляет чёрт знает что… Ты знаешь, что я обнаружила тогда в доме актрисы?
— Брось, — Макс поморщился. — Она безопасна, как трёхлетняя бритва… Инга Васильевна — существо абсолютно предсказуемое, простое в управлении, хоть и красивое. Или лучше так — простая в управлении, потому что слишком красивая.
Посмотрел на меня. Пытается дразнить? Я, конечно, не такая красивая… Мерзавец.
К виду мёртвых людей я привыкла.
«…Боюсь, я не выдержала бы этого столкновения со Злом — реальным, жутким, не киношным. Спасибо дорогим людям, милым моим друзьям, которые были со мной и поддерживали меня…»
— Всё, что её интересует, — это карьера и слава… Ради этого она маму продаст. А мы общались с ней легко — через Интернет. Я загружался в соседний кабинет, писал текст, а фотографии оставлял в виде неподписанной плёнки у вахтёра. Так мы с ней условились. И — верь мне — ни я, ни ты, ни вся мировая скорбь и слёзы вдов её не волнуют…
— И много денег в результате ты получил?
— Скоро увидишь… Я уже когда-то говорил, что у меня будет к тебе маленькое, но интересное предложение? Беби, я так устал жить одиноким волком! Хочу дом, газонокосилку и пивное брюхо!!!
«…Он ненавидит в людях то, что они берут взятки, изменяют, врут, красятся, незаслуженно побеждают, носят чужие титулы, курят, пьют, колются, не следят за собой или — наоборот — делают картинку смыслом жизни. Он вряд ли образец совершенства, но он был бы лучше многих, если бы не эта его болезнь».
— А что, ты больше не бережёшь меня для Лёвы?
— Лёва? — Макс остановил машину. — Мы с ним недавно повздорили… И серьёзно. Короче, я изменил своё мнение… Я не хочу сейчас говорить о нём…
Он вытолкнул меня из машины и уехал. На ходу обернулся и послал воздушный поцелуй.
— Сегодня едем за билетами в какой-нибудь город контрастов! Отбой всем, надоело! Собирай вещи!
Юлия Марковна чувствовала себя неважно. Она щёлкала дистанционным управлением и мяла пальцами виски.
— Наташенька? — слабо крикнула она, когда я была ещё в коридоре. — Звонил Лёва! Он просил прощения за то, что пропал, — был в срочной командировке… Скоро появится… А я — ох! — совсем расклеилась… Я не говорила Лёвушке о Ванечке. Они ведь были друзьями.
Я ещё раз прослушала расширенную версию рассказа о песочнице.
«…Я знаю этого человека. И он меня знает. Это так и есть. Он — хитрый чёрт — не только реализует какие-то свои чёрные замыслы. Он наблюдает за мной. Ему интересно, каким боком я повернусь на сковородке, он изучает мои хрипы и предвкушает конвульсии. Вряд ли он меня слишком любит или слишком ненавидит. Но для чего-то он выбрал меня, и я играю первую скрипку в его проклятом оркестре…»
Если это — Рушник (а я почти уверена — он), не исключено, что он действует заодно с Ингой Васильевной. Нужно всё обосновать, вычислить, доказать. Как? Я и близко не знала правил разоблачения преступников. Нужно спросить об алиби, пошушукаться с соседями. Какого чёрта я сегодня раньше времени загнала этого Рушника в угол?
А пускай знает и боится!
А вдруг он меня убьёт?
А хоть бы и так…
— Наташенька, это невероятно… Как жалко Ванечку, как жалко… Милый, славный мальчик…
Не такой уж и милый. Лицо ящерицы в тонких очках на портрете в его доме и забрызганный кровью список должников на столе. Среди должников — «мама — 20 у. е.». Щепетильный был парень…
— Он — Рыбы. Рыбам сам Бог велел заниматься психологией…
Следующие двадцать минут были очередным потрясением для Юлии Марковны. Я металась по квартире, гремела табуретами и разбрасывала вокруг себя вещи. Обезумевший от счастья Чапа нападал на тапки и ноги. В воздухе кружились газетные обрывки, как большие авангардные мотыльки.
— Я убрала их, Наташенька! — Юлия Марковна робко пыталась сориентироваться. — Кто же знал, что все эти бумаги вам понадобятся…
— Где они?
— Ну, не помню… Возможно, выбросила…
— Куда??!!
— Ну, в мусорное ведро, — совсем смутилась Юлия Марковна. И добавила на тот случай, если я вдруг от волнения забыла, что обычно бывает с мусором: — А потом это ведро выносят во двор…
Я вывернула ведро наизнанку. Не на пол, ясное дело, даже в состоянии стресса я могу отличить ухоженный пол от пола, на который можно выворачивать любые вёдра. Я бросила на надраенные плиты половую тряпку и только на неё — к окончательному Чапиному экстазу — высыпала всё ведро.
Юлия Марковна какое-то время мрачно наблюдала за мной, потом вздохнула и вышла в коридор.
— Пойду к Вере Павловне пока схожу…
«…Я догадываюсь, кого он убьёт в следующий раз. И — если я вдруг опоздаю, то уже следующую жертву вычислю наверняка. Каждое убийство добавляет новую подсказку. Возможно, кто-то на моём месте давно бы рассчитал эту жуткую траекторию…»
Я перелопатила всю кучу отходов и, только поостыв, догадалась, что стопка газетных листков не ляжет так просто в узкое ведро. По крайней мере, должны остаться следы работы бумагорезки, а здесь налицо только следы работы веника. Есть несколько отсыревших бумажных комков. О, счастье! За баночками со средствами кухонной борьбы, за сантехнической трубой — плотная пачка газет.
Вот он — мой боевой жёлтый листок с гороскопными прогнозами! Я искала список рекомендуемых каждому знаку Зодиака профессий. Долго и мучительно, в очередной раз, краем глаза выхватывая аршинные заголовки: «ЗЕМЛЯ СКОРО ВЗОРВЁТСЯ ОТ СТОЛКНОВЕНИЯ С МЕТЕОРИТОМ!», «ЖЕНЩИНЫ-ЛЮДОЕДЫ ОБНАРУЖЕНЫ В ГОРОДСКОЙ КАНАЛИЗАЦИИ!», «МАЛЬЧИК С ЧЕТЫРЬМЯ НОЗДРЯМИ ПОЯВИЛСЯ НА СВЕТ В ГЛАВНОМ РОДДОМЕ СТОЛИЦЫ!»
Так вот. Приблизительный список, составленный на основе изучения «жёлтой» прессы.
Ракам рекомендуется заняться шоу-бизнесом и музыкой. Львы с рождения чувствуют себя учителями. Девы всегда трезвы и рассудительны, из них получаются хорошие адвокаты и юристы. Весы — натуры высокохудожественные, мятежные, их полезнее всего задвинуть за мольберт и дать краски. Скорпионам, напротив, краски давать преступно, но лучше дать скальпель, а Стрельцам можно вручить черпак и продукты питания — пускай готовят еду. Козероги родились для трибуны. Водолеи — гуманны и сдержанны, и когда трезвы, обладают хорошей реакцией, почему бы им не попробовать себя в роли водителей? Рыбы одухотворены настолько, что могут заговаривать воду, пускай идут в психологи. Овны — взбалмошные, яркие, капризные, упрямые — склонны к профессиональному нарциссизму. К актёрству, например. Тельцам лучше сразу уходить в большой спорт, а Близнецам — в большой бизнес.
Сказать о том, что эти богато украшенные голыми девушками гороскопы были субъективны, — мало. Они были мне неприятны — и как существу разумному, и как лицу, причастному к происходящему. Изученные мною звёздные исследования были анонимны. Но совершенно очевидно, что всё это — фрагменты одного сценария. И, возможно, дело рук одного автора.
Предложенные варианты профзанятий совпадали с занятиями уже почивших героев. Разумеется, даже эти кретинские гороскопы давали альтернативу — два-три варианта рекомендуемых работ. Удивительно то, что первые названные варианты и были теми самыми, реализованными сначала жертвами, потом — убийцей. И если исходить из того, что в живых остался представитель только одного знака Зодиака — Близнецы, предполагаем ту же схему и называем его бизнесменом. Первая предложенная гороскопом роль. Круг сузился до предела.
Близнецы, дама, известный бизнесмен, имя начинается на «Л», будет убит орудием собственного труда. (Будет засыпан деньгами? Умрёт от разрыва сердца, знакомясь с платёжками?)
«Женский журнал», развёрнутый и переложенный на нужной странице, немедленно предложил мне единственный возможный вариант интересного мне «Человека года».
Лариса Кац, глава банка «Северная крыша, Близнецы, первая бизнесвумен страны и всё такое.
Как же он решит её убить? То есть он может сделать это как угодно, но ему не хочется повторяться — это раз. К тому же убийство должно оставаться ритуальным. А что представляет символ бизнеса?
Калькулятор, счета, деньги, драгметаллы, рэкет… Фу, как мало логики.
Я на мгновение пришла в себя и оценила мизансцену — кухня, аккуратно разложенный по секторам мусор, развёрнутые на портретах фотомодели газеты и я на полу, посреди всего этого «великолепия»…
Протянула руку и разлепила посеревший комок бумаги из числа старого, приплюснутого уже мусора. (Юлия Марковна ведёт умеренный образ жизни, продуктов жизнедеятельности после неё остаётся немного, вот он и накапливается по-сиротски, скромненько, многодневно.)
На измочаленном листке с высокохудожетвенной точностью, ярко и образно — и очень похоже — была нарисована сцена убийства актрисы Йоко Пановой… Убийца остался за кадром, неизвестный художник обозначил его руки в перчатках: одной он держа тонкую шею актрисы, другой — триумфально размахивал дымящейся маской мима. Взгляд актрисы выражал серьёзные опасения за свою жизнь.
Ну что же это такое?!! Кто мог намалевать это, бросить в мусорное ведро в доме Юлии Марковны и спровоцировать меня на мусорокопание? Откуда этот передвижник знал детали убийства и интерьера дома актрисы? Вот они — изображены на бумажке, — портретики и рисуночки на актёрских стенах, статуэтки и репродукции великих вперемешку с плакатными котиками… Господи! Как я могу всё это выносить?
Я набрала номер Веры Павловны.
— Я могу возвращаться? — робко поинтересовалась Юлия Марковна. — Вы уже нашли то, что искали?
— Да, нашла… Скажите, Юлия Марковна, кто мог оставить в вашем мусорном ведре рисунки?
— Рисунки?
— Ну да… Художественные изображения… На белой бумаге, формат А4, мягким карандашом, люди в движении… Кто среди ваших знакомых рисует?
— Ну… Все по чуть-чуть… — она совсем смутилась. — Лёва… Вера Павловна… Я тоже, иногда, когда никто не видит… У меня есть альбомы, вы можете посмотреть, если вам интересно… Но, право же, это не имеет никакой художественной ценности…
Что ещё? Спросить у старушки, не помнит ли она, при каких обстоятельствах была написана «мусорная картина»? С натуры рисовалась, или по памяти? Да что уж там — не она ли убила эту самую позирующую актрису?
— Спасибо, Юлия Марковна.
Я разлепила два оставшихся бумажных комка. На одной картинке — переломленный пополам музыкант Лагунин. На втором — знакомые, тщательно прорисованные, подретушированные гипсовые завитки монументальной вазы. Если мне не изменяет память, до сих пор эта ваза украшала жилище Лёвы…
Я в любом случае не дождалась бы Юлию Марковну. Во-первых, естественно, я решила осмотреть вазу. Не могли её рисовать просто так, без тонкого намёка. Во-вторых, даже если бы никакой вазы не было, я бы всё равно помчалась куда-нибудь сама-не-знаю-куда. Потому что в самых периферийных уголках моего организма началось знакомое брожение чувств. Тошнота, дрожь, волнение, желание делать непонятные вещи, тревожность, возбуждение, окончательная потеря разума — известные ощущения всех беременных женщин вообще и меня в частности. Как соучастницы преступления. И двенадцатого готовящегося убийства. Я взяла все деньги, которые смогла найти в квартире Юлии Марковны. Потом верну.
«…Возможно, я погибну. Я сообщаю это без надрыва, хотя, конечно, умирать не хочется. Просто невозможно поверить в то, что он оставит в живых свидетеля. А я — свидетель».
Пустая Лёвина квартира была доверху наполнена смертельной тоской и запахом беды. Нет, боже упаси, непосредственно в доме не имелось никаких следов насилия и жестокости. Наспех прибрано, такое ощущение, будто Лёва утратил своё большое и светлое чувство любви к порядку. Или как будто ему стало всё равно. Да, скорее ему стало всё равно. Посуда на столе, открытая дверца микроволновки, — о ужас — носки комочком на полу. И над всем этим — красавица ваза.
Я прощупала каждый сантиметр её гипсового тела. Простучала колонну-постамент, заглянула внутрь. Внутри обнаружила маслянисто-металлическое озерцо, пошевелила бесхозной тапочкой, долго рассматривала осевшие на ворсинках вертлявые капли. Хвала разуму, я не стала пробовать это на зуб, одумалась в последний момент.
Потом я до конца дня бродила вокруг головного офиса банка «Северная крыша». Пыталась звонить главе. Секретарь в первый раз ещё интересовалась целью моего вторжения. Но после того, как я в пятый раз попыталась убедить её в необходимости предупредить жестокое ритуальное убийство её начальницы, интересоваться перестала.
— Прекратите нас терроризировать! — прошипела она перед очередным швырянием трубки. — Ещё звонок — и я вызову милицию!
— Чудесная мысль! Вызывайте!