К моему превеликому сожалению, как бы я ни старалась скрыться от королевского взора, налаживать отношения надо было. В конце концов, один танец с мужчиной вполне недурственной внешности вовсе не смертелен. А то, что этот мужчина на меня как на грелку постельную смотрит, так это даже лучше — при необходимости и вход в его покои будет, и никаких подозрений не вызову. Подумаешь, очередная эльфийка, страстно желающая заслужить милость сильных мира сего. Надеюсь, я сумею придерживаться этой тактики и дальше. Как-то совсем не прельщала перспектива публичной казни за разбитый Его Величеству нос и заплывший глаз.

С тяжёлым вздохом отлепилась от колонны и вышла из такой спасительной тени. Поискала глазами в толпе благороднейший из благородных зад и, заметив-таки объект моей ненависти, с самым омерзительно-восторженным лицом направилась сквозь толпу к Танаэлю Террону.

— Леди Гроули, наконец-то, я боялся больше не увидеть вас этим вечером, — растянул губы в улыбке Его Величество при виде меня, но взгляд синих глаз оставался холодным и изучающим. Это пугало.

— Разве могла я не исполнить вашу просьбу? Как только поняла, что моим студентам ничего не угрожает, поспешила к вам, — ответила заискивающе я и кокетливо хлопнула ресницами. От собственного поведения тошнило, но приходилось успокаивать себя всё приближающимся окончанием вечера.

— Во дворце абсолютно безопасно, — нахмурился король, уязвлённый моими словами. Чёрт, надо было подумать, прежде чем говорить что-то подобное.

— Здесь нет внешних угроз, но здесь есть другие студенты Академии Светлых Искусств. Вы должны понимать, что далеко не все довольны созданием факультета некромантии, поэтому моё беспокойство оправдано, — как смогла, выкрутилась я, не сводя с короля влюблённого взгляда. Кажется, прикинуться совсем глупой у меня не получится, но хотя бы основной линии поведения буду придерживаться.

— Сразу видно, что вы выросли на Тёмных землях, — покачал головой король, смотря на меня как на дурочку. Не дуру, а именно дурочку. — Светлые никогда не причинят вред своим собратьям.

Угу, и поэтому здесь полукровок из бедных семей камнями обкидывают, а из богатых — просто ненавидят и строят козни. Я уже успела за прошедший месяц наслушаться разговоров и жертв откровенной дискриминации, и чистокровных Светлых, кривящих нос при появлении «грязной крови», как они называют смесков. Ко мне тоже так относятся, но не из-за расы, а из-за Тёмного воспитания и владения некромантией. Так что все мои подопечные, включая чистокровных, которые приобрели едва ли не статус отступников, были мишенью для многочисленных нападок, и я пообещала себе в первую очередь научить ребят защищаться и, конечно же, пугать. Смерти все боятся, и тех, кто с этой Смертью умеет договариваться, боятся тоже. Не Светлые, правда, но и их научим.

— Вы правы, Ваше Величество, жизнь в Тёмных землях привила мне чрезмерную осторожность. Надеюсь, я не обидела ею ни вас, ни кого-то ещё из народа Светлых земель, — покорно опустила я голову, признавая свою вину.

— Что вы, леди, наш народ намного терпимее относится к любым проявлениям индивидуальности, — вновь улыбнулся Его Величество, прожигая меня взглядом своих пугающе пустых глаз. — А теперь позвольте, наконец, пригласить вас на танец.

Я вмиг зарделась и, переполненная трепетом (читай, отвращением), вложила свои пальцы в мужскую ладонь. Руку мою тут же сжали, как в тисках, отчего по спине пробежал холодок, а меня саму притянули за талию так близко, что это было почти неприличным. И хотя по правилам этикета расстояние, разделяющее меня и короля, являлось приемлемым, оно было рассчитано на почти мальчишеские фигуры Светлых. К сожалению, моя грудь никак не желала подчиняться метаморфозам Тени, а потому сейчас касалась Его Величества при каждом моём вдохе. Естественно, сам Светлый прекрасно об этом знал и явно наслаждался, из-под ресниц разглядывая всё, что виднелось в вырезе платья.

«Первое правило общения с королём: никаких декольте. С этого дня буду носить исключительно закрытые платья» — сделала я пометку в уме.

— Ваше тело… очень отличается от эльфийского, — склонившись к моему уху, прокомментировал очевидное король. Голос его звучал чуть более хрипло, чем раньше, и по моему телу пробежала дрожь. От таких интонаций становилось откровенно страшно.

Не знаю, о чём подумал Его Величество, заметив мою реакцию, но губы его скользнули по моей шее, коснулись мочки уха, перебрались ближе к моим губам. Я стояла и не знала, что делать, с ужасом осознавая, что мы каким-то образом дотанцевали до колонн, где нас никто не увидит. В панике огляделась и, не заметив ни единой души, решила действовать сама. Ни о чём не думая, прижалась к мужчине и чуть прогнулась, повторяя его позу и открывая шею. Меня по-прежнему трясло, но король понимал это по-своему, а потому становился только настойчивее. А я терпела и с замиранием сердца считала минуты.

Когда горячие руки попытались поднять подол моего платья, а часы на главной башне пробили девять раз, я, наконец, отстранилась и, тяжело дыша, упёрлась руками в грудь короля. Тот удивлённо замер.

— Мне нужно идти, — выдохнула я в горячие влажные губы, — занятия завтра никто не отменял, а у моих студентов комендантский час.

Уверена, выглядела я сейчас очень несчастной, но говорила достаточно уверенно и непреклонно. Его Величество, внимательно меня выслушав, досадливо поморщился, но отстранился.

— Восхищён вашей ответственностью, леди, — произнёс мужчина, склоняясь к моей руке. Взгляд синих глаз вновь стал холодным. — Надеюсь, нам ещё выпадет шанс пообщаться.

— Надеюсь, — эхом прошелестела я, присела в реверансе и направилась разыскивать своих студентов, провожаемая внимательным взглядом пугающих глаз.

Но стоило вывернуть из-за колонны, как я столкнулась нос к носу с ведьмаком. Профессор Тримал оглядел меня с ног до головы, подмечая и растрёпанные волосы, и припухшие губы, и блестящие от сдерживаемой ярости глаза, и фиолетовый засос, видневшийся в вырезе платья. Под пристальным взглядом карих глаз мне вдруг захотелось плакать.

— Не ожидал я такого от вас, мисс Гроули, не ожидал… — презрительно скривив рот, покачал головой мужчина. И так горько стало от такой простой фразы. И пусть даже это было вызвано лишь приворотом, легче не становилось. Только ещё более горько, когда я поняла: он назвал меня мисс. Уже не леди.

Захотелось сесть, обнять колени, и разрыдаться в голос. Но я собралась с силами, расправила плечи, посмотрела на мага холодно и зло.

— Ваши ожидания — не мои проблемы, профессор.

Ведьмак замер, поражённый моим ответом, а я поправила причёску, прикрыла засос, обошла застывшего памятником самому себе мужчину и растворилась в толпе. Собирала своих адептов как-то автоматически, так же выводила их вместе с другими преподавателями с территории дворца, рассаживала по экипажам, ехала до академии в компании Тёмных и друида, даже не пытаясь прислушаться к их разговором. Только пару раз выныривала из состояния полнейшей обречённости, чтобы поймать обеспокоенный взгляд отца и злой — Паула. Оказывается, Светлый весь вечер пытался меня найти и не мог.

Как добралась до своей комнаты, не помню совершенно. Вроде меня по дороге отчитывал охранник и верный друг, в десятый раз заводя знакомую песню про архимагистра и открученную голову. Я не вникала в суть произнесённых предложений, вообще никак не реагировала, и даже захлопнула дверь спальни перед самым носом друида, не заметив этого.

А вот стоило мне остаться одной… Слёзы хлынули бесконечным потоком, прорвав плотину моей невозмутимости. Я плакала от бессилия, плакала от ярости, плакала от дурости и невыносимой горечи. Плакала, как никогда в жизни. Я лежала на полу, сотрясаясь от беззвучных рыданий, и вспоминала, вспоминала, вспоминала… Страх, который я испытала на войне, и тот, что заставлял дрожать ещё полчаса назад. И тот, что охватывал каждый раз, стоило отцу задержаться в командировке. И тот, который не покидал уже несколько месяцев — страх перед неизвестным, перед войной, страх за близких. В моей жизни его было так много, что хватило бы прокормить целый полк тьерров — мелкой нечисти, питающейся человеческими эмоциями. И чем больше я плакала, тем больше осознавала, насколько оказалась беззащитна. Словно муха, пришпиленная к столу иголкой, и я сама загнала себя в эту клетку. Самонадеянная дура, решившая, что способна на нечто большее, чем все остальные. У меня не было выбора? Выбор есть всегда. И выбор, и тысячи различных путей.

Слёзы всё не заканчивались, как и не выплеснутые когда-то эмоции. Я жалела себя и Данталиона за нашу неожиданную связь, корила судьбу за встречу с Трималом, вспомнила даже незаслуженный неуд по теории проклятий. События от действительно ужасных до откровенных пустяков всплывали в памяти одно за другим, заставляя меня выплёскивать всё то, что так отчаянно держала в себе многие годы. Я, наверное, пролежала на полу в парадном платье несколько часов, а истерика всё не утихала.

Даже когда скрипнула дверь и раздались торопливые шаги, я не нашла в себе сил успокоиться.

— Нинэль! — обеспокоенно воскликнул архимагистр, опускаясь рядом со мной на колени. Я ответила ему новым взрывом рыданий. Так всегда случалось, когда кто-то начинал меня жалеть. — Что случилось, маленькая?

Тихий голос вдруг вызвал неожиданную волну тепла в моей душе, а мужские пальцы ласково погладили меня по плечу. Я всхлипнула и притянула ноги к груди, обнимая их и утыкаясь лицом в колени. Эта привычка появилась у меня ещё в детстве, когда отец вот так же тихо звал меня по имени и осторожно перебирал волосы. А потом брал меня на руки, усаживал к себе на колени и гладил по спине, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Я успокаивалась и засыпала уже через несколько минут. Но сейчас рядом нет ни отца, ни Трис, ни других моих друзей. Только ректор академии, который по факту был моим врагом. И даже родного отца я должна была ненавидеть и избегать, ведь пока так и не сумела разобраться со следящим заклинанием, которое наверняка и привело сюда эльфа.

— Нинэль, ну что же ты, не надо так плакать, — прошептал, смотря на меня полными мольбы фиолетовыми глазами. Слишком красивыми, чтобы смотреть не утонуть в них. Я и утонула на мгновение, а потому едва расслышала тихое: — Иди сюда.

Мужские руки подхватили меня, будто пушинку, и прижали к широкой груди. Не такой широкой, как у моего отца или магистра Тримала, но достаточной, чтобы эльф походил на мужчину даже при всей своей женственности, свойственной, впрочем, каждому из ушастого народа. Тёплые пальцы гладили меня по спине, Мирридиэль раскачивался из стороны в сторону и шептал, убаюкивая, в моё ухо:

— Не плачь, маленькая, всё будет хорошо. Что бы ни произошло, это не конец света. Ты ведь сильная, смелая, ты со всем справишься, не надо так плакать.

— А мы не переходили на «ты», — сквозь подступающую дремоту напомнила я эльфу, который вдруг стал до неприличного фамильярным.

— Считай, что перешли, — отозвался с улыбкой Мирридиэль и погладил меня по волосам. А я сидела, вдыхала запах вишнёвки, почему-то исходящий от кожи мужчины, и мне было так спокойно. Уже проваливаясь в сон успела подумать, кто меня будет раздевать, похихикала, представив, как буду рефлекторно сражаться с посягнувшим на моё платье несчастным. Тренировки Дженны не прошли для меня даром, и мои рефлексы срабатывали даже во сне.

Ночью мне было почему-то жарко, тесно и постоянно мерещился запах вишни. А ещё спалось очень неспокойно, потому как в сон то и дело приходил Данте. Он был распят на большом лабораторном столе, которые частенько для работы с трупами использовали и некроманты, руки, ноги и торс его крепко держали ремни из пропитанной противомагическим зельем кожи. Фей был бледен в ярком белом, как в больницах, свете кристаллов.

— Нет, только не её! Не стирайте воспоминания, только не о ней! — отчаянно взмолился Светлый, едва к нему кто-то подошёл. Голос моего мужа был надломлен, на лице застыла гримаса боли. — Зачем вы возвращали мои воспоминания, если хотите вновь их отнять?!

— Не путай свою амнезию, Данталион, и то, что собираюсь сделать я. Сейчас ты по-прежнему знаешь о себе всё и помнишь о своём предназначении. Ты забудешь только об одной Тёмной. Давно мёртвой Тёмной, Данталион. И сколько бы ты ни просил, я сделаю это. Не сопротивляйся, иначе будет больнее.

Неясный силуэт приблизился к столу, бледные руки с длинными пальцами коснулись висков демона. Тот отчаянно вырывался, но был слишком ослаблен, чтобы разорвать ремни. Вдруг тело фея резко изогнулось, и из горла его вырвался болезненный крик.

— Нинэль, Нинэль, да проснись же! — доносился сквозь оглушительные вопли чей-то взволнованный голос. Стоило мне распахнуть глаза и резко сесть на постели, как надрывные крики прекратились. Только моё горло почему-то саднило, а щёки были влажными. И дышать было как-то сложно из-за сдавившего грудь предчувствия.

Растерянно оглянулась, обнаружив себя в собственной спальне, одетой во вчерашнее платье, а рядом, прямо на полу, сидели архимагистр и Герхем. Паул, сложив руки на груди, хмуро наблюдал за происходящим от двери.

Мирридиэль открыл, было, рот, чтобы озвучить свой вопрос, но я успела первой:

— Где Данталион? — говорить было трудно и больно, но меня это не останавливало. — Где он, где Данталион?

Я уже сжимала белоснежную ректорскую мантию и трясла архимагистра, стараясь добиться от него ответа на вопрос, который повторяла, не останавливаясь.

— Тише, Нинэль, успокойся, — успокаивающе положил эльф руки на мои ладони, одновременно пытаясь оторвать их от своей одежды, но я не унималась. Почему-то сейчас ответ мне нужен был, словно воздух.

— Пожалуйста, скажи, что он в безопасности! — чуть не плача, сменила я пластинку. — Скажи, что над ним не собираются ставить опыты, скажи, что он не в той чёртовой лаборатории!

Я сорвалась на крик, забыв о саднящем горле, и теперь умоляюще смотрела на эльфа. А Мирридиэль в ответ рассматривал меня. Удивлённо и задумчиво рассматривал, мне совсем не понравилось.

— Нинэль, а о какой лаборатории ты говоришь? — осторожно спросил маг, то ли пытаясь понять, как много я знаю, то ли… ай, упырь знает, какая ещё может быть причина, мне вообще не до этого.

Поняв, что долго так продолжаться не может, я отпустила несчастную ректорскую мантию, вскочила с кровати и, стремительно распахнув шкаф, попыталась взять себя в руки. Получалось плохо, но хотя бы голос перестал дрожать, и паника больше не владела разумом.

— Обычная лаборатория. Белый пол, серые каменные стены, холодный свет кристаллов, стол размерами под среднестатистического мужчину. Кожаные ремни пропитаны антимагическим зельем. Ни одного окна, вероятно, лаборатория подземная, — перечисляла я, надеясь, что страшные видения окажутся просто сном, а не результат действия нашей с Данталионом связи.

— Я ведь уже говорил тебе, Нин, Данталиона забрала его семья, — повторил в который раз Мирридиэль. А я поняла — врёт. Врёт, потому что откуда-то я знала, что родители Данте погибли от рук Светлых.

— У него нет семьи, — прошептала я вдруг севшим голосом.

— Что? Но я лично общался с дедушкой Данталиона. Думаешь, это был обман? — помрачнел ректор, а я вдруг поняла, что очень хочу ему доверять. Знает ли он об исследованиях убитого месяц назад эльфа? Что у архимагистра стоит спросить, а что рассказать?

Мозг лихорадочно перебирал варианты развития событий, а взгляд напряжённо застыл на отражении. В какой-то момент обернулась и взглядом попросила о помощи Герхема. Почему-то была уверена, что лич найдёт выход.

— Что ж, архимагистр, — проговорил мой конь, — вы можете остаться, обсудить с Нинэль всё, что её волнует, перед этим дав клятву неразглашения, а можете покинуть помещение прямо сейчас.

— Во что ты влезла, Гроули? — тут же посмотрел на меня эльф очень недобро, но остался сидеть на месте и даже молча закатал рукав мантии, принимая условия Герхема.

— Паул, тебе те же условия, — продолжал командовать лич. Друид в ответ на это пожал плечами и вышел из моей спальни. Я почему-то была этому только рада. — Поставьте полог тишины. Нет, лучше принесите клятву молчания.

Мы с ректором покорно кивнули и одновременно стали произносить слова одной из самых сильных клятв. Люди, принёсшие её, могли не бояться чужих ушей, потому что магический договор делал всё возможное, чтобы скрыть разговор от любопытных. Но не это было его главным преимуществом, а то, что и сами собеседники никому о своём диалоге рассказать не могли физически, не сняв, перед этим, клятву по обоюдному согласию.

Когда последнее слово, наполненное силой, упало в воздух, моё запястье вновь обожгло, и рядом с крошечным скалящимся черепом появилась золотистая руна солнца. Если учебники не врут, то такой знак появлялся лишь при договоре с истинным Светлым. То есть таким, как всегда расписывалось в любовных романах (от Светлых авторов, но почему-то регулярно появляющихся в университетской библиотеке). Странно было осознавать, что вот эта растрёпанная златовласка являлась воплощением добродетели.

— Правда, что ли? — вскинул брови, как и я, вглядывающийся в рисунок на своём запястье ректор. Мне стало любопытно, так что через несколько секунд мы уже рассматривали совершенно идентичные метки друг у друга.

— У меня воспитание Тёмной, характер соответствующий, так что ни о какой добродетели речи быть и не может, — тут же открестилась я под пристальным взглядом фиолетовых глаз.

— А ты в курсе, что такой знак означает абсолютное отсутствие ненависти? — как-то пугающе отстранённо спросил меня эльф, продолжая сверлить взглядом.

— Это ошибка, — вновь хмуро взглянула на запястье эльфа. И это действительно была ошибка! Потому что я ненавидела. Я до тёмных пятен в глазах ненавидела правителя Светлых земель!

«Клятвы так не думают», — встрял лич, демонстрируя свою переднюю ногу, на которой у самого копыта красовалась всё та же руна солнца, только чёрная. Я, глядя на это, заскрежетала зубами, а архимагистр, заметив мою реакцию и направление взгляда, настороженно прищурился.

— Клятвы не могут, ошибаться, Нинэль, — вновь поднял неприятную тему Светлый, но сделал свои выводы, — в тебе нет ненависти к Тёмным. Ты каким-то образом сумела обмануть магистра ментальной магии. Лучшего из лучших, Нинэль. Или не Нинэль?

Я замерла, кажется, забыв даже, как дышать. Герхем смотрел на меня потрясённо и уже явно раскаивался о своём решении, а я… я…

— Нинэль? — поднялся с пола обеспокоенный Мирридиэль. Тут же подошёл ко мне, обнял за плечи, успокаивающе поглаживая, потому как меня опять била дрожь. Паника, страх, ощущение своего бессилия и осознание глупости. Все эти эмоции навалились разом, хотя я и сопротивлялась. — Я не буду использовать эту информацию против тебя. Да вообще не буду, мы же связаны клятвой, помнишь? — шептал мне на ухо эльф, к груди которого я была почему-то прижата. Стояла, вдыхала запах вишни и успокаивалась. У этого Светлого что, особый талант? Так профессионально успокоить женщину не каждый может. Или просто большой опыт общения с истеричными особами.

— Давай ты не будешь задавать мне никаких вопросов, — попросила тихо, не спеша отстраняться от тёплого крепкого тела, — мы не для этого клятву приносили. Я признаю свою ложь о ненависти к Тёмным, но это всего лишь был способ выжить.

— Да, я это понял, — кивнул эльф, слегка стукнув подбородком по моей голове, тут же извинился и решил вернуться к тому, ради чего всё затевалось. — Что же ты хотела мне поведать?

— Ты помнишь эльфа, одного из твоих выпускников, который написал дипломную по генетике? — начала издалека. Говорить, не видя лица собеседника, было неудобно, но выбираться из кольца тёплых рук не хотелось. Рядом с эльфом было уютно, как с отцом, и я, очень соскучившаяся по подобным ощущениям, не хотела двигаться. Архимагистр медленно, но верно завоёвывал моё доверие, и я не могу сказать, что мне это не нравилось — иметь такого друга, как этот мужчина, хотела бы любая девушка.

— Быстро же ты докопалась до причины его убийства, — тяжело вздохнул Мирридиэль, пошевелив волосы на моей макушке. И после этого я вдруг поняла, что стою перед ним непричёсанная, неумытая, в измятом платье и с наверняка размазанным во время сна макияжем. На какую-то долю секунды стало стыдно, всё-таки, перед мужчиной стою. Но потом я вспомнила, что мужчина мне этот светит исключительно в качестве друга, а потому сразу расслабилась. — Значит, ты знаешь о проводимых опытах, да?

— Так они, всё же, проводились… — протянула я печально. Было очень жаль тех, кто попал в лаборатории Светлых.

Я уже видела химер. Разных, даже вполне разумных, плачущих и пытающихся перегрызть себе вены. Подвал безумного Цельза оказался забит клетками с экспериментами разной степени удачности. Та девочка, дочь соседей, она была провалом, потому что не сумела сохранить даже остатки разума.

Я прикрыла глаза, содрогнувшись от воспоминаний. Представить не могу, что кто-то делает то же самое на Светлых землях, получая при этом одобрение и поддержку сильных мира. Я ненавижу Светлых… не всех, но всё же.

Неясная мысль словно зудела далеко в сознании. Какой-то вопрос не молил, не просил, а требовал ответа. Очень важный вопрос. Внезапный образ, вставший перед глазами, и мои похолодевшие пальцы.

— А Терек… Терек Риальд был в списке подопытных? — молчание. — А Киесарэль Сонэ, а Нэль-он, Людус, Сторге? Данталион Иллин?

Тишина по-прежнему была ответом. А мне, вообще-то, и не нужно было ничего другого, я уже всё поняла. И архимагистр тоже понял, но своё:

— Так ты, всё же, ученица Университета Истинного Зла. Дай угадаю, та самая человеческая потеряшка, Наяда Римо?

И стоило эльфу это произнести, как я отшатнулась от него, будто от огня, и как-то рефлекторно призвала клинки. Между прочим, классической магией призвала. Хотя, это уже не имело значения, Мирридиэль прекрасно осознавал свою правоту. И останавливаться на уже сделанных выводах не спешил. Оглядел меня с ног до головы и констатировал:

— Тень. Уцелевшая во время Большой охоты в силу своего возраста и способностей отца Тень.

Я покрепче перехватила рукояти своего оружия и встала в боевую позу. С губ были готовы сорваться смертельные заклинания.

— Собираешься сражаться в этом? — насмешливо окинул взглядом моё обтягивающее, позволяющее сделать свободно только полшага платье, задержался на длинном шлейфе. Я его намёки проигнорировала. Конечно, собираюсь! Лучше так, чем просто быть казнённой на месте.

Эльф сделал ко мне плавный шаг, в глазах его плескался азарт охотника. Мне стало по-настоящему страшно и вновь захотелось плакать, но мозг уже перешёл в режим холодной рассудительности и быстро просчитывал способы ведения боя, возможные в довольно просторной, но всё же тесной для подобных целей спальне.

Не успел хищно улыбающийся Мирридиэль сделать второго шага по направлению ко мне, как с пола стремительно вскочил и метнулся серой тенью, прикрывая меня, лич. Кстати, тело коня осталось по-прежнему неподвижно, и нежить предстала перед своим врагом в истинном облике. Эльф остановился. Глянул изумлённо на Герхема, потом на бледную, но воинственно настроенную меня, громко сглотнул и…

— Чего смеёмся? Ты поделись, мы с Ядой, может, тоже хотим, — прошелестел лич, не мигающим взглядом смотря на веселящегося архимагистра. Я стояла, опешив, но не убирала оружие.

— Просто забавная картина. Мой главный враг, некогда бывший лучшим другом, кровожадный убийца, беспощадный, жестокий охотник закрывает собой маленькую, до смерти перепуганную псевдоэльфийку. От меня! Тебе ли не знать, что Тёмных я никогда не считал врагами, а уж молодой девушке, дочери уважаемого мной саламандра, вреда бы и вовсе никогда не причинил. — Мирридиэль замолчал, пристально глядя мне в глаза. — Правда, не причинил бы. Никогда в жизни, Яда, я не подниму на тебя руку. И властям сдавать не буду. Мы с тобой на одной стороне, маленькая, и это не изменится, клянусь своей жизнью.

Стоило эльфу произнести эти слова, как на его руке прямо под золотой руной солнца появилась ещё одна, но чёрная.

Клинки с грохотом выпали из ослабевших рук, и я медленно опустилась на колени. Руки, ноги, вообще всё тело тряслось, сердце билось раз в десять быстрее обычного. Слёз не было, всё-таки, я не привыкла к подобным проявлениям эмоций, а вчерашний вечер был исключением, но от осознания того, как быстро моя личность оказалась раскрыта, мутило. Паника, сдерживаемая во время разговора с эльфом, будто сорвавшийся с цепи пёс, вновь заняла всё место в сознании. Я сидела, обхватив колени, и понимала, какая же я, в действительности, дура. До странного везучая дура, на пути которой сначала встретился Данталион, потом лич, а теперь Светлый. Я до сих пор жива только благодаря им.

Но не успела я, как следует, предаться нарастающему, сковывающему в тисках душу ужасу, как голова взорвалась болью. Откуда-то я знала, что означает эта боль.

— Данталион! — отчаянный крик, и вновь вспышка боли, скрутившая всё тело. Запястье с чёрными до сих пор рунами брачного браслета вновь сияло голубым, а кожа плавилась под древними письменами. Ещё одна волна боли, от которой темнеет в глазах.

— Наяда! — слышу последнее, проваливаясь в бесконечную темноту.