Отец Георгий из села Горянина на девятом году нового тысячелетия получил высокое благословение издавать приходскую газету.
Что ж, дело нужное. Жить по-старому в новом веке не годится. Все ближайшие к Горянино приходы уже занимаются полезной издательской работой. В соседнем Бобрешово, например, настоятель печатает на принтере и раздает в церкви свою газету «Бобрешовская вера». Другой сосед — настоятель из села Лунино — выпускает «Лунинский трезвон». А Котельникове, которое лежит от Горянина километрах в тридцати, уже читает издание своего батюшки под названием «Тяжкий крест».
Ходить в отстающих отец Георгий не привык и благословение принял.
Поначалу, правда, немного встревожился, ведь чтобы верстать газету, нужно владеть компьютером, а лысеющий батюшка так до сей поры и не усвоил, чем отличается оперативка от операционки. И клавишу «контрал» отец Георгий опасливо величает контрой. Выручил Давид, батюшкин сын. Он прибыл к отцу из города на весь отпуск и пообещал, что газету сверстает и распечатает. Выходит, отцу Георгию осталось лишь нарисовать эту самую газету, начертить, так сказать, макет.
С журналистикой отец Георгий знакомства покуда еще не сводил. Ну а чего тут, с виду наука-то нехитрая — пиши-рисуй…
…На столе, утвержденном подле окна, батюшка разложил чистый лист стандартного формата. Взял остро заточенный карандаш и разлиновал этот лист, обозначив будущие места лозунга и названия. Потом разметил ячейки для будущих материалов. Пока все получалось и дело, казалось, спорится. В правом нижнем углу батюшка отбил немного места для наглядной агитации — по примеру известных газет задумал внедрить туда полезную проповедническую картинку:
— Что бы этакое туда нарисовать для людей полезное..? От Писания бы… Хм… — батюшка наморщил лоб. — О! Придумал! Нарисую туда, как пророк Иона стоит перед огромной тыквой и, удивленный, разводит руками. И подпись надо сделать. Вот, мол, как должно хозяйствовать на земле — с Божьей помощью! Точно! Агроном увидит, авось призадумается.
Чтобы не забыть свое озарение, настоятель спешно набросал контуры будущей агиткартинки — маленького огурцеобразного человечка перед чудовищной тыквой, смахивающей на помидор.
— Так… дальше… Чтоб для пользы дела… Сюда вставим статью про пост, а сюда сочиним и влепим фельетон про Петровну. Точно! И карикатурку надо, мол, ведьма Петровна-то, — батюшка хихикнул.
Он обозначил крестами занятые площади. Вот, кажется, и все, первая (она же и последняя) полоса, как будто заполнена. Осталось придумать газете название.
Отец Георгий почесал карандашом возле уха и посмотрел туда, где должно находиться название. Призадумался:
— Так… Какие они вообще бывают..? Так… — он полез в книжный шкаф, извлек стопку церковных газет, которые уже издаются соседними приходами, разложил их перед собой и принялся изучать:
— Та-ак… «Лунинский трезвон»… Хм… Трезвон… Так-так… Нет! У самих, главное, и колокольни нету, а туда же — трезвон! Чем трезвонить, лучше б колокольню построили. Тьфу! — батюшка отложил лунинскую прессу.
— Так… дальше… «Бобрешовская вера»… — отец Георгий озадачился. Неужели в Бобрешово вера не такая, как в его Горянино?.. Поразмыслил-поразмыслил, да как прыснет:
— А ведь правда! Не такая! Таких Вер, какая у них в сельмаге торгует, у нас не найти! — он вспомнил десятипудовую тетку Веру, что занимает половину магазина в Бобрешово, и расхохотался, — ох-хо-хо, ох, Бобре… Бобрешовская Вера… Ох… Михайловна… Ох…
Когда отсмеялся, подошла очередь газеты «Тяжкий крест». Батюшка подержал ее несколько минут в руках, припомнил котельниковского настоятеля, покосившуюся котельниковскую церквушку, их разоренную школу, развалины телятника, отпевание и похороны единственной старухи-певчей, лицо тамошнего священника, которого благословили издавать приходскую газету аккурат после того, как у единственного в Котельниково мужика развалился дряхлый чихающий трактор… Батюшка опечалился и сник…
Придумать своей газете название оказывалось не так-то уж и просто. «Горянинский благовест» — звучит избито. «Горянинское кадило» — слишком заупокойно. «Горянинская правда» — по-комсомольски. «Вечернее Горянино» — вовсе не церковно… Батюшка перебирал в голове названия известных старинных советских газет в надежде на легкий и незаметный плагиат, но — увы. «За рубежом», «Труд», «Известия» и «Гудок» никаким боком не лепились к горянинской жизни. «Литературная газета», «Пионерская правда» и «Советский спорт» тоже. Их названия вовсе к приходскому быту не пристраивались.
— Нужно ведь так, чтобы звучало ярко и было полезно. Прочел, например, всего лишь название, и сразу — слезы и покаяние. Ну или прочел, усовестился и бросил ругаться. Ну или пить. Или просто задумался о Небесном Царстве… Так… Стоп! — батюшку осенило: — Ну-ка, ну-ка… А что если… «Небесное Царство», а? — лицо отца-редактора просияло. — Именно, именно! «Небесное Царство»! Газета прихода Никольского храма «Небесное Царство»! Ух, звучит!
Батюшка обрадовался, успокоился, разулыбался. В его голове нарисовалась идиллическая картинка: Архиповна спускается по церковным ступенькам, навстречу ей кума: «Что нонче в церкви раздавали, Архиповна?» А та ей: “Небесное Царство”, кумушка…»
— Хм-м… Стоп. Если рассматривать с этой стороны, то название не годится.
Отец Георгий огорчился. Он в задумчивости постучал карандашом по лбу.
— Хм… А что если… так: «Ключи от Царства Небесного»… А что? Ну-ка?.. — Он попробовал вообразить прежнюю картинку с новыми обстоятельствами: Архиповна спускается с церковной паперти, навстречу ей кума: «Что это у тебя, Архиповна, из кармашка торчит?» — «“Ключи от Царства Небесного”, голубушка. В церкви всем сегодня выдают…»
Отец Георгий замотал головой:
— Нет, нет, нет. Не пойдет. Этак, что-то уж шибко двусмысленно. Вроде того, как… Нет, нет…
Журналистика священнику явно не давалась. Отец Георгий напрягался и успокаивался, изобретал новые названия, морщился и отметал их. Сквозь свои напряженные думы он глядел в окно. Там, за стеклом, искрилось в пруду закатное солнце, храм над прудом в его лучах ярко розовел. Возле настоятельской изгороди стоял опершись нетрезвый Лукич. Тот самый Лукич, который за глаза поругивал отца Георгия. То самый, который, было дело, варил суп из настоятельской курицы, что по недоразумению пробралась на его двор. Тот самый Лукич, который любит выпить и поорать похабные частушки как раз под воскресенье, когда батюшка готовится к службе. Тот, который на все настоятельские обличения отвечает матом. О, сколько же бесценного бисера разбросал перед этим Лукичом отец Георгий! Всё без толку. Видно, не мог найти подхода к его спящей христианской душе, не мог ее растормошить. Точно так же, как сейчас, с названием газеты, не может найти одного слова, всего одного, которое бы обожгло, отрезвило…
Батюшка глядел на Лукича и все думал, думал…
Лукич докурил свою цигарку, высморкался, вытер сопли о калитку отца Георгия и побрел себе шатаясь. И тут отцу Георгию показалось, будто он ощутил то неуловимое емкое слово, которое возвращает смысл любой жизни! Так ему почудилось. Он тут же склонился над разлинованным листом и заскрипел карандашом. Название выходило округлым, ощутимым, выпуклым. Вдохновленный отец Георгий давил на карандаш, выводил буквы отчетливо, жирно. От карандашного скрипа по спине бежали мурашки…
Он выдохнул только тогда, когда дорисовал последнюю букву газетного названия. Выдохнул, расслабился и посмотрел в окно. Оказалось, Лукич не ушел. Он упал, извалялся в пыли, пытался подняться, вставал на четвереньки и снова падал. Батюшка нахмурил брови и принялся пририсовывать к названию восклицательный знак. Нарисовал, покачал головой, задумался. Нарисовал второй. Попытался было добавить и еще один, но карандаш сломался. Отец Георгий отправился карандаш наточить, да что-то долго там с ним замешкался, отвлекся…
…За окном начинали собираться темные облака. Мухи перестали жужжать и биться о стекло. Когда солнце село, тучи совершенно заволокли небосвод и на горянинскую землю упали первые теплые капли. Запахло прибитой пылью. Немного погодя небо полыхнуло и гром прокатился по окрестным полям. Батюшка вернулся с карандашом и распахнул окно. Ветер ворвался в комнату, смел со стола все плоды приходской журналистики, в которых метко отразились переживания отцов-редакторов, и разбросал бумаги по полу. «Бобрешовскую веру» придавило «Тяжким крестом». Обособленно от готовой печатной продукции, посреди комнаты, приземлился проект нового эпохального творения. Отец Георгий опустился перед ним на колени и дорисовал третий восклицательный знак.
***
В свой срок наступило воскресенье. Денек выдался хоть куда! Комбайны вышли в поле еще до зари — уборочная стартовала. У совхозного руководства в том году были неплохие виды на урожай. Из церковных окон хорошо гляделось, как сельхозтехника маленькими красными букашками расползлась по дальнему золотистому полю. Батюшка вдохновенно служил. Радовался лету, солнцу, жизни. Когда отошла обедня, певчая бабка Нина, как всегда, забралась на колокольню и провожала трезвоном всех пятнадцать нынешних прихожанок аж до самых дворов. Как и мечталось отцу Георгию, старенькую Архиповну повстречала кума. А у Архиповны как раз торчала из кармана замечательная свежая газета, которую набрал Давид, сверстал ее по рисунку отца Георгия и распечатал на ветхом принтере.
В этой газете все было, как и планировалось: и пророк Иона с тыквой, и статья про пост, и колкий фельетон про Петровну. Выстраданное название газеты «Царство тебе Небесное!!!» пачкало пальцы читателей своими жирными буквами…
