1

В этот раз холодно мне не было — то ли близость Огнии согревала, то ли тепло от костра, то ли выпитый лекарственный отвар. Мне что-то снилось, что-то неясное, из той породы снов, какие напрочь забываешь после пробуждения. Кажется, я видела Квени — повзрослевшего, вытянувшегося, возмужавшего. Увы, сколько я после ни старалась, подробностей этого сна я припомнить не смогла. В любом случае, проснулась я поздновато — солнце уже было довольно высоко, и, если честно, то не сама проснулась, а Огния меня растолкала — завтракать.

Чувствовала я себя на удивление хорошо: горло не болело, нос, хоть и был слегка заложен, но не до такой степени, как вчера, жара не было, и даже боль в ногах не ощущалась.

— И выглядишь ты гораздо лучше, — сказала Огния, выкладывая передо мной на листе кувшинки запеченного на углях крупного карпа и выставляя в чаше дымящийся отвар из ягод шиповника. — Но, все равно, сегодня не пойдем никуда. Отдыхаем сегодня. Будешь меня учить читать по-вашему.

Говорила она теперь, мешая ледово-эльфийские слова с сурано-ицкаронскими, а иногда и вовсе соединяя в одном слове корни обоих языков. Звучало это забавно, особенно с учетом того, что словообразование и грамматику Огния все-таки использовала ицкаронские, ставя, к примеру, эльфийское слово в падеж, которого в ледово-эльфийском нет. Но, надо отдать ей должное, ледово-эльфийских слов в ее речи было не так уж и много — четверть, не более того. Однако! У девочки память — жрец Библиотекаря позавидует. И когда я ее только успела стольким словам выучить? Неужели вчера днем, пока мы шли?

— Хорошо, — покорно сказала я, хотя и чувствовала в себе силы выступить в путь сразу после завтрака и идти весь день. — Сейчас съем эту прекрасную рыбину, выпью чаю, и начнем. Кстати, а откуда ты эту чашу взяла? Раньше ее у нас не было. Где-то рядом человеческое жилье есть, и ты там побывала?

— Почти, — ответила Огния, одобрительно наблюдая, как я угощаюсь завтраком. — Только не подумай, пожалуйста, что я ее украла. Ничего подобного! Ее, наверное, выбросили, а я ее нашла. В кустах, рядом с лестницей.

— Какой лестницей? — спросила я, взяв чашу в руки и осматривая ее.

Ночью мне и дела не было до того, из чего я пью, но теперь-то я видела, что чаша эта отлита из бронзы, которая сделалась почти черной от времени, и что на ней вырезан лут — иероглифическая письменность, имевшая широкое хождение четыре тысячи лет назад в краях куда как более южных. Впрочем, лут до сих пор используется лутомскими жрецами в ритуальных надписях. К слову сказать, надпись на чаше я легко прочла — это было восхваление Чисму — лутомскому аналогу нашего Недоперепила.

— Э… нет, не лестницей, — поправилась Огния. — Как это правильно сказать? Пирамидой, как лестница… лестничной пирамидой… мммм…

— Ступенчатой пирамидой, — догадалась я.

— О, точно! Я, когда травы для тебя собирала, наткнулась на нее — на ступенчатую пирамиду. Она высокая была. Я на нее лезть не стала — зачем? А чаша у подножья нашлась. В траве лежала, рядом с кустиком женьшеня, который мне нужен был. Я подумала, что она пригодится, чтобы отвар сделать. Пить-то удобнее, чем травы, корешки и ягоды жевать. А что? Не надо было ее брать?

— Пирамида? — я не верила своим ушам. — Здесь, почти на побережье океана? Да еще и ступенчатая?

Лутомию часто называют страной пирамид, хотя вопреки распространенному мнению, пирамид здесь не так уж и много: всего шестнадцать, и из них лишь две ступенчатые. Все они страшно древние — девять тысяч лет! Для какой цели древние лутомцы их строили, не вполне понятно — в разное время их приспосабливали то под дворцы, то под храмы, то в качестве амбаров для зерна использовали. Конечно же, они служили (а некоторые и поныне в этом качестве служат) и как усыпальницы для наиболее выдающихся лутомских правителей — Томов. Но все они находились довольно далеко от того места, где мы сейчас были — на юге, под Мимфисом, в Долине Томов. На побережье их нет. Считается, что нет. Считалось. До прошлой ночи, когда одна лисица-кицунэ, разыскивая лечебные травы для своей захворавшей спутницы, наткнулась на одну из них.

От возбуждения я подскочила на ноги и принялась ходить туда-сюда; Огния поднялась вслед за мной и поймала меня за локоть.

— Лара, с тобой все в порядке? — спросила она, настороженно заглядывая мне в глаза. — Ну пирамида, да… Кричать-то на весь лес зачем?

— Ты не понимаешь, — ответила я, хватая ее за плечи. — Это же не может быть! Их здесь не строили никогда. На две сотни километров ни одного крупного поселения, кому бы тут их строить? Здесь и камня для строительства подходящего нет. Не может быть тут пирамиды! Тем более ступенчатой!

— Ну, тогда ее и не было там, где я ее видела, — покорно согласилась Огния. — Не было. Женьшень был, чаша была, а пирамиды не было. Показалось мне. Ты не волнуйся только. Вредно тебе волноваться. Думаешь, вылечилась? Надо спокойнее, без резких движений. Ладно?

Я постаралась унять обуявшую меня дрожь нетерпения. Вдохнула и выдохнула три раза. Помогало не очень. Да и с чего я должна быть спокойна, когда у меня под боком самое настоящее археологическое открытие?

— Как далеко эта пирамида отсюда, в какую сторону идти? — спросила я. — Я должна ее увидеть!

— Так ведь ты сама сказала мне, что не может быть пирамиды, — слегка обиделась Огния. — Ладно, если интересно, то идти надо на юг и на восток. Это часа полтора на моих лапах. С тобой, в твоем состоянии, весь день идти надо будет.

Я подняла чехол с Месяцем и принялась закреплять его за спиной. Огния с большим беспокойством смотрела за моими приготовлениями.

— Мы же договаривались сегодня не ходить никуда, — напомнила она мне. — Ты обещала меня читать научить…

— Это может оказаться открытием мирового масштаба! — безапелляционно заявила я. — А читать я тебя еще научу, не сомневайся даже. Показывай дорогу!

Огния покачала головой, вздохнула и взяла меня за руку.

— Лара, ты — сумасшедшая, — заявила она мне. — Эта пирамида давно стоит там, по всему видно. Думаешь, она тебя еще один день не подождет, пока ты не поправишься, как следует? А если по дороге тебе хуже станет, что делать? Ладно. Ладно, я не спорю. Хочешь к пирамиде — пойдем к пирамиде. Не жалуйся потом, если опять пальцем пошевелить не сможешь. Или если еще что-нибудь в этом роде случится.

— Не буду, — пообещала я ей.

 

2

Ушли мы недалеко — километра на три от силы, но в этом не было моей вины. Со стороны океана ветер вдруг принес тяжелые свинцовые тучи, в полчаса затянувшие все небо от края до края. Пошел дождь, очень быстро превратившийся в ливень, неприятно напомнивший мне о буре, которую я пережила на мостике «Туфли Кирмиса». Непогода застала нас посреди молодого редколесья, и мы с Огнией спрятались под кроной невысокого каштана, но это укрытие оказалось не слишком надежным: дождь был слишком силен, и его струи легко прошивали насквозь начавшую желтеть крону.

— Говорила тебе, — ворчала Огния, — денек посидеть, отдохнуть. Мокни теперь тут с тобой.

— Не все ли равно где мокнуть? — возразила я. — От такого ливня мы бы и там не спрятались. И потом он скоро кончится, и мы дальше пойдем.

— Как же. По-моему, этот дождь надолго зарядил. До ночи к пирамиде мы теперь не доберемся. Зачем ушли? Там ива удобная была, в озере рыбка плавает, а по берегу — утки. А здесь что?

— Да нет же, смотри: он уже заканчивается. — Может быть, я и выдавала желаемое за действительное, но в этот момент дождь, и верно, несколько выдохся. — Если пойдем чуть быстрее, то к вечеру успеем, нет?

— По грязи-то? Ха! Да и чего тебе так хочется в потемках бродить?

Дождь действительно закончился минут через двадцать, тучи рассеялись, но и Огния оказалась права: идти в парусиновых обмотках по грязи выходило далеко не так просто, как посуху. Каждая моя нога прибавила в весе килограмм по пять, не говоря уже, что куда приятнее, когда твои ноги в сухости и тепле. Потому продвигались мы медленно, к моменту, когда солнце спряталось за верхушки деревьев, никакого намека на пирамиду и видно не было. Как и на какие-либо следы присутствия в этих краях человека.

— Далеко еще? — поинтересовалась я у Огнии, когда мы собирали хворост для костра. Переночевать мы решили возле лесного родничка, бьющего из-под земли посреди живописной каштановой рощи.

— Часа за три дошли бы, — сказала Огния. — Если, конечно, мы все это время правильно шли.

— В каком смысле «если»? — насторожилась я.

— Лара, ведь дождь прошел, — нимало не смутившись ответила кицунэ. — Не могу я больше вести тебя по своему старому следу. Смыло его. Да ты не переживай! Я всегда на местности ориентируюсь хорошо. Тем более в лесу. Никуда не денется пирамида твоя. Найдется. Что?

— Ничего.

Я археологией большую часть жизни занимаюсь. Разумеется, никто и никогда, за редчайшим исключением, конечно, не придет к вам в кабинет и не скажет: «Вот вам точные координаты места, где можно замечательно провести раскопки. А вот это — план гробницы, которая там находится. Со всеми ее камерами, переходами и ловушками. А это — перечень того, что можно там найти. Расписано, как вы видите, по алфавиту, с указанием где точно что лежит». Разумеется, в экспедицию отправляются не просто так — вначале анализируют различные источники: обрывки древних летописей, легенды, сказания… Информация об интересном месте собирается буквально по крупицам, но редко, когда такое исследование дает четкие указания, куда надо идти. Чаще регион поиска получается очень обширным, но ведь надо же с чего-то начинать?

Далее изучается географическая карта. Кто бы что не строил, ему не обойтись без стройматериалов: камня, дерева, глины, песка. Без воды и источника пищи. То есть часто задача сводится к тому, чтобы найти на карте место, где всего этого в достатке. Если такового не обнаруживается, то значит надо искать, куда ресурсы удобнее всего доставлять. Тут вариантов, конечно же, побольше, но не слишком — дороги тоже абы где и абы куда не проложишь. Там гора — ее обойти проще, чем через нее лезть, особенно с тяжелеными блоками известняка или мрамора, здесь река — а не могли бы по ней необходимое доставлять? Тут болота, тут пески зыбучие… Если хорошенько подумать, то с определенной точностью уже у себя в кабинете можно место раскопок определить.

А после уже непосредственно экспедиция: отправляешься в выбранный район и приступаешь к его обследованию. Нанимаешь кого-нибудь, кто живет поблизости, в проводники, ходишь, смотришь, делаешь пробные копки. Хорошо, если у тебя в команде есть маг-поисковик, способный учесть все особенности местности и сплести подходящее поисковое заклинание, которое сэкономит тебе недели напрасного просеивания грунта, за час-другой определив, тут ли искать следы минувшего или отправляться дальше. Но господа маги хорошо знают себе цену, за спасибо работать не любят и вообще не горят желанием отправляться за тридевять земель от дома, где никаких тебе удобств, а совсем даже наоборот: комары, скудный рацион, много пешей ходьбы по пересеченной местности, сплошные сквозняки, жара, значимый шанс подцепить какую-нибудь болячку, вроде малярии, и при этом нет гарантий, что твоя работа хоть что-то принесет. Короче, желающих мало, а те, кто есть, запрашивают за свои услуги такую плату, что на эти деньги можно целый стройотряд нанять. Мне лишь однажды довелось иметь в команде такого мага, и, отдать ему должное, тогда он очень сильно мне помог, но, увы, дальнейшему нашему сотрудничеству помешал тот простой факт, что он оказался подлецом.

Ладно, сейчас разговор не об этом. Сейчас речь о том, что признание Огнии меня, конечно, несколько расстроило: я уже уверилась, что вот-вот моя спутница приведет меня за ручку прямо к научной сенсации. Но моей решимости этого не поколебало; понадобится — я эти каштановые леса вдоль и поперек прочешу, эти зеленые холмы голыми руками перекопаю, а пирамиду найду. Но, конечно, было бы гораздо приятнее, если бы она все-таки меня прямо до нужного места довела. Так что я расстроилась. Да. К чему скрывать? И обиделась. Даже, скорее рассердилась. На Огнию, конечно, на кого же еще?

— Завтра обязательно найдем, — пообещала Огния, правильно истолковав выражение моего лица. — Лара?

Если разобраться, в чем она виновата-то? В том, что дождь не вовремя пошел?

— Все в порядке, — я постаралась взять себя в руки и улыбнуться как можно приветливей. — Просто я уже губу раскатала… Давно бы уже мне стоило знать, что ничего в жизни просто не дается.

Огния несколько секунд смотрела на меня своими желтыми раскосыми глазами, потом кивнула.

— Особенно ужин просто не дается, — сказала она. — Не хочешь немножко поохотиться? Я с той стороны запах летучего ленивца чую…

 

3

— Отсутствие результата — тоже результат.

Солнце садилось, окруженное целым табуном мелких красно-оранжевых с пурпурной примесью облаков.

— Ты это и вчера говорила, — заметила Огния. — И позавчера тоже.

Где-то там, в той стороне, куда готовилось спрятаться уставшее за день светило, находился Ицкарон — город, в котором меня ждали друзья и сын. Ох, как бы мне сейчас хотелось оказаться дома, обнять Квени, прижать к себе! Я зажмурилась, представив, как утыкаюсь носом в его светлую макушку, как он, чуть выставив локти, пытается помешать мне крепко-крепко прижать его к груди — считая себя уже вполне взрослым, Квени последнее время избегал, как он это называл, «телячьих нежностей».

— Может, ну ее — пирамиду эту? — спросила Огния, словно услышав мои мысли. — Может, все-таки в Ицкарон отправимся? Может, нам просто не судьба ее отыскать? А, Лара?

Я тряхнула головой, отгоняя прочь свои мечтания. Вдохнула и выдохнула, прогоняя раздражение, с которым мне очень непросто было справляться. Нет, я, конечно, понимала, что злюсь на Огнию зря. Девочка совершенно не виновата в том, что, привыкнув полагаться на собственный нюх, не потрудилась запомнить дорогу к пирамиде. Не виновата, что пошел дождь, не виновата, что похожих холмов здесь так много: пятый день мы только и делаем, что бродим между ними, то поднимаясь на очередную поросшую каштанами вершину, то спускаясь в ложбины, силясь отыскать хоть какие-то признаки человеческого присутствия в этой местности.

— Может быть, и так, — сказала я. — Может быть, и так. Только я чувствую: мы рядом. Обидно будет уйти, а потом узнать, что нам надо было пройти чуть-чуть вперед, обойти еще один холм…

— Это откуда ж мы потом узнаем? — поинтересовалась Огния. — Кто тебе потом расскажет, где она была на самом деле? Может, мы вообще не в той стороне ищем. Или пирамиды вообще не было.

— Как это не было? — удивилась я. — Ты же сама мне говорила, что видела пирамиду!

— Мало ли, — пожала плечами Огния. — Может, мне показалось. А что? Ночь была, темно, я торопилась, устала…

— Ты чушь говоришь, — сказала я. — А чаша, которую ты там нашла? Она нам тоже кажется? Ты же прекрасно знаешь, что тебе не показалось!

Огния снова пожала плечами, покосилась зачем-то себе за плечо — она вообще часто оборачивалась назад, я, кажется, уже говорила, а сегодня — в особенности. Потом вздохнула и покачала головой.

— Тебе виднее, — сказала она уныло. — Далась же тебе эта пирамида! Мало ли где я могла эту чашу подобрать! Может все-таки в Ицкарон уже, а? Сезон дождей на носу… Завязнем мы тут…

Нервная она сегодня, моя маленькая спутница. С самого завтрака. Весь день ходила, ссутулившись, стараясь ступать тихо, словно пугливого зверя выслеживая. Или словно сама от кого-то скрываясь. Говорила мало, понизив голос. То есть мало — это если с предыдущими днями сравнивать, уж поговорить-то Огния любит. Вернее сказать, она больше спрашивает, чем сама рассказывает, но спрашивает много, не стесняясь показывать любопытство.

— Один-два дня ничего не решат, — возразила я. — Я же говорю, я чувствую, что она где-то тут…

— Кому не решат, а кому и очень даже. — Огния снова оглянулась.

— Да что такое с тобой сегодня? — не выдержала я.

— Догоняет он меня, — после некоторых колебаний призналась Огния, — боюсь, что день-два и догонит, если мы и дальше будем тут между этих холмов бродить.

— Кто? — не сразу поняла я.

— Женишок мой, — ответила Огния, поморщившись. — Я от него оторвалась хорошо, а теперь он догоняет, пока мы тут на месте топчемся. Догонит — мало не покажется. Вот уж чего не хочу — так это с ним встречаться опять.

Честно говоря, меня разбирало любопытство: что ж это за жених такой, что заставил Огнию забраться так далеко от родных мест? Я уже пробовала расспрашивать ее на этот счет, но Огния про него рассказывать не желала, только морщила нос и бросала один-два нелестных эпитета, характеризовавших как внешность ее обидчика, так и его умственные способности. По всему выходило, что кто бы он ни был — парень он упорный. Впрочем, оборотни вообще склонны зацикливаться на какой-то одной идее, так что я вполне допускала, что Огния беспокоится не зря. Во всяком случае, проверять мне не слишком хотелось.

— Хорошо, — сказала я.

Перед моим внутренним взором снова возникла насупившаяся мордочка Квени — он всегда такой вид принимает, когда я его ругаю, если он на улице задерживается. Теперь задерживаюсь я. И, действительно, чего ради? Что я, пирамид не видела?

— Завтра пройдем между тех двух холмов, посмотрим, что за ними. Если ничего не найдем, отправимся в Ицкарон. Так быстро, как сможем.

Огния пристально посмотрела на меня своими желтыми раскосыми глазами. Кивнула.

— Спасибо, Лара, — сказала она

Я в ответ только подернула плечами. Всех открытий не сделаешь. Даже если очень хочется.

Солнце уже почти успело спрятаться за горизонт, небо потемнело и кое-где на нем наклюнулись первые, пока еще блеклые звезды.

— А сейчас — ужин, — добавила я, поворачиваясь к костерку, что был разложен за нашей спиной. Над его пламенем, на двух жердях мы устроили кролика, которого я подстрелила, а Огния очень ловко освежевала, используя в качестве орудия все тот же рыбацкий нож. — Кажется, готово…

— Ура! — коротко ответила Огния, и прихлопнула в ладоши.

Интересно, чему она радуется? Тому, что я отказываюсь от поисков пирамиды или ужину? Пожалуй, все-таки ужину — уж очень она кроликов любит, моя маленькая спутница…

Ночью сон бежал от меня. Рядом, под боком, укрытая куском старой парусины крепко спала Огния, я же лежала, лишь прикрыв глаза. Обидно, обидно будет уйти отсюда, так и не найдя ничего. Очень обидно. Не люблю проигрывать. Нет, это не первое поражение в моей жизни. Сколько их было — иди сосчитай. Это — вполне закономерное, удивляться тут нечему. Ну как, скажите, можно отыскать что-то на такой большой территории, не имея никаких сведений об объекте поиска? Разве что чудом. Да, чудо мне сейчас ой как было бы кстати. Наподобие того, какое случилось со мной много лет назад, в самой первой моей экспедиции.

Тогда мне было всего-то четыре с половиной года, и дядя взял меня с собой на раскопки Ополья — не той грозной крепости, что ныне надежно защищает восточный рубеж Суранской империи, а старой пограничной заставы, некогда носившей это славное имя. История обороны Ополья Нергалом Императором, который был в ту пору всего-то десятником, известна очень хорошо. Даже слишком хорошо. Десятки, если не сотни историков уделили этому эпизоду свое ученое внимание: монографий, исследований и рефератов, посвященных этой теме, наберется на целый воз, и это — если беллетристику не считать. Гораздо хуже известно, по крайней мере широкой публике, что спустя шесть лет, место, где стояла застава, было признано не слишком удачным с военной точки зрения. Ее забросили, отдав предпочтение новой, только что отстроенной километрах в пяти к востоку, мощной крепости, которая и унаследовала имя и славу предшественницы, а позже вокруг нее вырос небольшой пограничный городок. Дядя всегда очень интересовался «нергальскими местами», как он их называл, и когда ему выпал шанс провести раскопки старого Ополья, он его упускать не стал. Я же оказалась в экспедиции по самой банальной причине: меня не с кем было оставить. Ребенком я была хоть и любознательным, но весьма спокойным, истерик без повода не устраивала, под ногами у взрослых не путалась, вопросы под руку не задавала — мечта, а не ребенок! — так что дядя почти не раздумывая взял меня с собой. Разумеется, пока взрослые ковырялись в земле, стараясь выкопать остатки ворот заставы, от маленькой девочки требовалось одно: не мешать им. Потому дядя, чтобы я не скучала, выделил мне совочек, ведерко и проволочное ситечко и посадил меня несколько в сторонке от места основных раскопок, поближе к ручейку, где почва была сплошь песчаная и мягкая, но с его точки зрения, как археолога — я это уже позже поняла, когда выросла — бесперспективная. Предполагалось, что, когда мне надоест «искать сокровища», я перейду к выпеканию куличиков, которые у меня получались очень даже недурно.

Чередуя одну игру с другой, я, ко всеобщему изумлению, вдруг отрыла прекрасно сохранившуюся подкову. На ней даже можно было различить клеймо Храма Войны — скрещенные мечи и летящий ворон над ними. Не иначе, ее потерял один из рыцарей Ариды, вернее его конь, когда его водили на водопой, но дядя, конечно же, объявил мне, что я нашла подкову с копыта самого Ар-Вана. После чего пересадил меня с моим совочком и ведерком метров на десять ниже по течению ручья, а сам оккупировал мое старое место. К его разочарованию, впрочем, вполне ожидаемому, он там ничего не нашел. Зато я, преисполненная энтузиазма после своей первой находки, выкопала на новом месте приличных размеров ямку и откопала лезвие бронзового топора, зеленое от покрывавшей его патины.

Дядя принял эти находки за знак свыше и, напророчив мне судьбу великого археолога, стал обучать копаться в земле правильно. Но в тот день, как и в следующие, я более ничего не нашла, что, впрочем, не отбило у меня желания стать настоящим археологом.

Если задуматься: много ли шансов у маленькой девочки, какой я тогда была, за один день найти сразу два артефакта? Вот и я о том же. Так что в чудеса я верю, и они временами продолжают со мной случаться. Особенно, когда я эти чудеса подготовляю заранее своими руками.

Рассвет застал меня возле догорающего костра, который я пыталась оживить, подкладывая в него мелкие щепки. Не то чтобы я так и не заснула этой ночью, нет. Я засыпала и просыпалась раз десять, не меньше, или, правильнее сказать, всю ночь провела в том зыбком состоянии между сном и явью, какое бывает у каждого человека, чей разум слишком увлечен решением какой-нибудь непростой задачи.

— Ты чего так рано поднялась? — поинтересовалась Огния, проснувшаяся с первыми лучами солнца, или, может быть, от шума, который я произвела, ломая ветки для костра. — Замерзла?

— Да нет, просто одна мысль покоя не дает, — ответила я.

Огонь, наконец, занялся как следует и осветил нашу небольшую полянку — солнце только-только появилось над горизонтом и с этой задачей справиться еще не могло.

— Смотри, — я взяла в руки наш рыбацкий нож и принялась чертить им на мягкой земле что-то вроде карты. — Вот тут мы были, когда ты рассказала мне про пирамиду, правильно?

— Что? — Огния перебралась ко мне поближе и стала с интересом наблюдать за моими действиями.

— Вот тут мы ночевали на следующую ночь, а где-то тут должна была быть пирамида, если я правильно тебя поняла, — продолжала я, схематически изображая рощи и холмы, через которые мы проходили в тот день. — Верно?

— Ну, если ты так говоришь, — ответила Огния.

— Потом мы пошли сюда, потом сюда, потом сюда, — полуокружностей, которыми я отмечала на своей карте холмы, становилось все больше, наш же путь я показывала длинными тонкими стрелками. — Потом заночевали на холме, где был разбитый молнией каштан…

— Ты там еще лесную курицу подстрелила, — облизнулась Огния. — Вкусная была птичка…

— Потом мы шли вот сюда, так и так. На этих холмах побывали и перевалили через ручей… Потом…

— Вот у тебя память! — восхитилась Огния, когда я, наконец, воткнула нож в то место на «карте», где мы сейчас находились.

Ну, не без этого. «Карта» в итоге получилась весьма обширная — метр на два, но зато настолько подробная, насколько это было вообще возможно в текущей ситуации.

— Зато ты в лисицу умеешь превращаться, а я не умею, — ответила я.

— Лара, я не умею превращаться в лисицу, — поправила она меня. — Я в человека умею. Но зачем ты все это нарисовала?

— А затем, чтобы стало понятно, где мы были, а где не были, — ответила я, разглядывая дело рук своих. — Видишь, вот тут, пустое место на карте? Мы туда почему-то не пошли. Ведь собирались же.

— Это на третий день было, — прикинула Огния. — Только я не помню, почему мы не пошли там.

— И на четвертый день мы мимо проходили, — кивнула я. — Утром. Только с другой стороны. Но потом мы налево свернули и полезли на холм. Хотя, если подумать, то удобнее было как раз через это место идти. И вечером тоже могли через него пойти, но решили спуститься вниз по этому ручью. Короче говоря, крутились-крутились вокруг него, но так и не побывали там. Интересно, правда?

Огния как-то странно вытянула шею и ловила каждое мое слово, жадно пожирая глазами пустое место на «карте».

— Если строишь что-то в такой глуши, то явно не для того, чтобы это что-то было легко найти, — сказала я. — Так отчего бы не наложить отвращающее заклинание, чтобы искать стало еще сложнее?

— Так ты думаешь… магия? — произнесла Огния задумчиво.

— Да, я с таким сталкивалась уже, — ответила я. — Правда, не понятно, отчего оно на тебя не подействовало, когда ты на пирамиду наткнулась, да и странно выходит — ты говорила, что пирамида тут, а на деле, если я права, она сильно в стороне… Получается, ты в ту ночь должна была не так бежать, а вот так. Впрочем, если это не магия, а перепутанное пространство…

— Чего-чего?

— Мне о таком рассказывал один мой приятель — Карел Роад. Он жрец Малина, разбирается в таких вещах. Мы несколько лет назад с ним обсуждали поиски Истинного Лесограда — это город такой древний в Лунарийском лесу. Его сколько не искали, но до сих пор найти не могут, хотя весь лес вдоль и поперек исхожен. Тогда Роад предположил, что кто-то перепутал пространство вокруг города, чтобы его найти было нельзя. Когда думаешь, что идешь вперед, а на самом деле — назад. Хочешь повернуть направо, поворачиваешь, немного проходишь, а оказывается, налево повернул. Самое интересное, что внутрь все-равно можно попасть. Если случайно по «складке» пройти.

— А что такое складка? — спросила Огния.

— Не знаю. Я тогда из объяснений Роада и половины не поняла, — призналась я.

Честно говоря, старик — а Роаду давно за сотню — вовсе и не старался, чтобы я поняла. Его больше интересовал вопрос, что он получит в обмен на помощь в поисках легендарного города. Нет, лично мне, Ларе Уиллис, он был готов оказать такую услугу чисто из дружеского расположения, во всяком случае, он так утверждал. Но он — жрец Малина, а я — жрица Луни и «кое-кто сделает неправильные выводы, ты же знаешь, какая Она подозрительная…» Кого он имел в виду, я, опять же, не поняла, многие считают, что Роад давно выжил из ума, и не без причины: он временами заговаривается. В любом случае, разговор наш закончился нечем — дело было в новогоднюю ночь, после традиционной пироговой погони. Я зашла в Храм Дорог, чтобы немного передохнуть после беготни по крышам, а сам Роад вымотался так, что на ходу спал, так что мы уговорились переговорить на эту тему поподробнее после, но как-то не случилось. Старик вскоре слег с пневмонией — здоровье у него уже дано не то, не пойми, что вообще его на этом свете удерживает; потом у меня были дела в Суране, потом надо было объезжать лунные капища… Так и не переговорили.

— Тогда как мы к пирамиде попадем, если пройти к ней только случайно можно? — задала логичный вопрос Огния.

— Есть у меня одна мысль, — ответила я, поднимая с земли футляр с Месяцем. — Уж ты поверь: если я куда-то хочу попасть, то я туда попадаю.

 

4

Вдох. Выдох. Вдох. Неторопливо стучит сердце. Накладываю стрелу, закрываю глаза, медленно и плавно поднимаю лук, одновременно оттягивая тетиву к уху. Легкий ветерок слева-сзади — пустяк, но сейчас надо учесть и его. Вот так. Стрелять надо на выдохе, между двумя ударами сердца. Оп!

Стрела сорвалась в полет и через мгновение вонзилась в ствол толстенного каштана, что рос шагах в тридцати от того места, где я стояла.

— Потрясающе! — восхитилась Огния. — Аккуратно между теми двумя. Нести стрелы?

— Да. — Я опустила лук, но глаз открывать не стала.

Поступь у Огнии легкая, почти неслышная. Не шуршат под ее сандалиями листья, не трещат ветки. Но, конечно, я ее слышу. Даже не слышу — чувствую. Вот она подошла к дереву. Схватила маленькой ручкой за древко стрелы. Резко потянула. Еще раз. Еще. Идет ко мне.

— У меня ощущение такое, будто ты целишься в меня сейчас, — сказала Огния. — Неприятно очень.

Ну а чего я хотела? Она — оборотень, эти ребята такие вещи шкурой чувствуют.

— Извини, — ответила я, принимая у нее три стрелы и вкладывая их в колчан.

Открыла глаза, прошла вперед шагов на десять, остановилась. Шагнула вправо. Прикрыла глаза, потянула стрелу из колчана. Так, ветерок немного усилился — надо учесть. Выдох… Выстрел. Хм, пожалуй, еще немного правее.

— Слушай, может быть, уже объяснишь, зачем ты это делаешь?

Если ей сейчас не ответить, обидится.

— Слушаю, как стрелы летят, — сказала я, шагая вправо.

— И как же они летят?

— Неправильно, — ответила я, снова натягивая тетиву.

Выдох. Выстрел. Шаг назад. Нет, много. Полшага вперед. Да, наверное, так. Поднимаю лук, оттягиваю тетиву. Выдох. Есть!

Стрелы торчали так же, как и в прошлый раз — острие всех трех уместились бы на площади, размером в двойной грифон. При желании я могла бы одну в другую загнать — Огния от такого наверняка в еще больший восторг пришла бы, но сейчас у меня не так много стрел, чтобы устраивать подобные представления.

— Принеси, пожалуйста, — попросила я, убирая лук в футляр.

Огния снова сходила к каштану.

— Дай руку и закрой глаза, — сказала я, убрав стрелы в колчан. — Когда я пойду, шагай за мной. Не вздумай подсматривать.

Огния послушно зажмурилась, я — за ней. Сейчас я узнаю, годится мой способ или нет. Шагнуть надо правильно, в строго определенном направлении. Чуть не туда — ничего не получится.

Вдох, выдох. Делаю шаг, между двумя ударами сердца. Будто стреляю. Еще шаг, еще. Открываю глаза. Оглядываюсь.

— Можешь смотреть, — сказала я Огнии, отпуская ее руку.

Огния открыла глаза, вопросительно посмотрела на меня. Потом посмотрела налево. Затем направо. Снова налево. Заморгала. Принялась вертеть головой. Протяжно втянула в себя воздух.

— Ничего себе! А как же это, а?

Небольшая лесная полянка, где я только что тренировалась в стрельбе по неподвижным мишеням, изменилась. Не очень сильно, едва заметно. Немного раздвинулись кусты слева, исчезло молодое деревце справа. То есть как исчезло — сдвинулось шагов на сорок вперед, спряталось за другое, потолще и постарше. Кочки справа стали повыше. Если хорошенько присмотреться, то можно заметить десятки, сотни маленьких изменений. Раздвинулась полянка, показала то пространство, что так хорошо прежде прятала.

— Пойдем, что ли, — сказала я. — Думаю, нам теперь туда, вперед.

Огния послушно зашагала рядом, не переставая крутить головой.

— Объясни, — попросила она. — Я не понимаю.

Объяснять было непросто. Как объяснить, что заставило меня вдруг остановиться именно в этом месте? Ничем с виду эта полянка не отличалась от других, щедро разбросанных по каштаннику. Просто она мне какой-то неправильной показалась, вот я и остановилась.

— Стрелы неправильно летели, — сказала я. — Дольше, чем должны были. На долю секунды, но дольше. Смотришь — по прямой летят. А слушаешь — словно что-то их в сторону относит, а потом в другую. Будто само пространство кто-то изогнул. Вокруг чего-то невидимого.

— И ты стреляла, слушала, искала, где именно изгиб? — поняла Огния. — Ну и слух у тебя!

— Да, — ответила я. — А когда нащупала его, оставалось только шагнуть в нужную сторону.

— А я, выходит, случайно в такой изгиб шагнула, когда для тебя женьшень искала? Вот бывает же! А как же я тогда вернуться смогла? Я же другой дорогой шла, не по своим следам.

— Думаю, изнутри искривления наружу попасть совсем просто, достаточно…

Не договорив, я остановилась и принялась крутить головой, выбирая себе удобную мишень. Вон то дерево с дуплом должно подойти.

— Что? — Огния остановилась вслед за мной. — Почему ты остановилась?

Снова то странное ощущение, как на полянке.

— Кажется, тут опять искривление рядом, — сказала я, вытаскивая Месяц из чехла. — Ох, чувствую, настреляюсь я сегодня…

 

5

— Опять?

— Угу. Со счета сбилась, какое это искривление. Не то пятнадцатое, не то семнадцатое.

Мне уже не нужно было стрелять, чтобы нащупать место прохода. Вернее сказать, я закрывала глаза и стреляла, но мысленно: хорошему охотнику вовсе не обязательно спускать стрелу с тетивы, чтобы знать, как она полетит. А я, смею думать, охотница неплохая.

— Четырнадцатое, — поправила меня Огния. — Я считала.

— Может быть, — не стала спорить я. — Надеюсь, эти искривления когда-нибудь да закончатся. Это ж надо так пирамиду запрятать — целый лабиринт пространственный соорудили! Кому так надо было заморачиваться и, главное, зачем?

— Наверное что-то ценное прятали, — предположила Огния.

— Например? — заинтересовалась я.

— Откуда ж мне знать? — Мои глаза все еще были закрыты, так что Огнию, я, конечно, не видела, но уверена — сейчас она пожала плечами. — Ценности у каждого свои.

— Ну вот ты бы, — решила уточнить я, — что ты прятала бы?

— Съедобное что-нибудь, — несколько помедлив, ответила моя лисица. — Если бы сразу съесть не могла. Курочку…

Курочку, значит. Ну-ну…

— Руку, — сказала я, наконец нащупав воображаемыми стрелами проход в искривлении, — зажмуриться не забудь. Готова?

— Готова!

Шаг, другой, третий. Открываю глаза.

— Не очень-то это на ступенчатую пирамиду похоже, — заметила я. — Скорее на курятник. Отчего бы это?

Я, конечно, несколько кривила душой. На курятник здание, что стояло посреди открывшейся нам большой поляны, совершенно не походило. Не строят курятников из черного гранита. Без окон и дверей, во всяком случае, на первый взгляд, относительно невысокое — два человеческих роста, с округлым куполом, вместо крыши, квадратное у основания, шагов в двадцать по каждой стене, — это строение скорее напоминало жарандийский мавзолей. Да, примерно в таких сооружениях жарандийцы хоронят своих султанов. Только черный гранит у них не в ходу, все больше белый мрамор.

— Наверное, от того, что это не пирамида, — предположила Огния.

Моя спутница едва сдерживала нетерпение, я почти физически чувствовала, как хочет она подойти к этим черным стенам, коснуться их ладонью, и так, не отнимая руки, обойти вокруг здания. Да, у меня богатое воображение, но уж слишком жадно пожирала Огния глазами строение, слишком раздувались ее ноздри, будто бы она пыталась уловить какой-то очень слабый аромат.

— Наверное, пирамида где-то рядом, — сказала Огния. — А мы просто случайно не туда пришли. Пойдем, посмотрим, что это такое?

Не дожидаясь моего ответа, она заспешила к зданию и, действительно, сделала все именно так, как я себе представляла: коснулась ладошкой черного шершавого гранита и медленно пошла по периметру, не отнимая руки. Я прошла вслед за ней, и не знаю, что меня интриговало больше: это странное строение в забытой всеми богами глуши или поведение моей рыжей спутницы.

— Как странно, — пробормотала Огния, когда мы вернулись к той стене, с какой начали обход, — двери нигде нет.

— Меня больше пирамида интересует, — сказала я. — Ведь это куда страннее: искали ее, а нашли это.

Огния, занятая изучением черной стены, рассеяно покивала. Теперь уже обе ее ладони лежали на шершавой гранитной поверхности, она оглаживала стену круговыми движениями, полуприкрыв глаза.

— И потом, — продолжила я, — можно поверить, что кто-то случайно, на удачу, смог пройти через одно искажение, но через четырнадцать?

Огния меня не слушала, слишком увлеченная своим занятием. Или делала вид, что не слышит. Я шагнула к ней, ухватила ее за плечо, не слишком вежливо развернула к себе лицом и заглянула в раскосые глаза.

— Скажи-ка Огния, а ведь не было никакой пирамиды, — я не спрашивала, я утверждала. — Ты меня именно сюда и вела.

Огния сморгнула — раз, другой.

— Нет, — ответила она, — это ты меня сюда вела. Я одна сюда не дошла бы, это место специально от таких, как я, прятали. А пирамиды — не было, да. Извини.

— А как же та чаша? — полюбопытствовала я зачем-то.

— Купила ее в Долине Томов полтора года назад, — ответила Огния.

С минуту мы смотрели друг другу в глаза. Молча, не мигая. С оборотнями в гляделки играть опасно: у большинства из них это считается оскорблением и вызовом. Могут и броситься на обидчика, а оборотень в ближнем бою — это страшно. Но Огния бросаться на меня не стала.

— Я не хочу с тобой драться Лара, — сказала она хрипло, не отводя взгляда. — Глупо это. Я тебе жизнь спасла. Два раза. Помнишь?

— Помню, — ответила я.

Взгляд мы отвели одновременно, я выпустила ее плечо и Огния принялась его массировать: кажется, я слишком сильно его сжала.

— Для того и спасала? — спросила я.

— Да. И смогу спасти в третий раз — спасу! По-моему, ты от такой сделки ничего не проигрываешь, разве нет?

Как-то очень она измениться успела за эти минуты. Была девочка. Любопытная, не по годам взрослая, но все-таки — ребенок. А теперь передо мной стояло зрелое существо, расчетливое, уверенное в себе. И даже внешне что-то начало меняться в ее облике: она на глазах прибавила в росте и будто бы стала постарше. Мне вдруг отчего-то захотелось, чтобы Месяц сейчас у меня в руке был, а не за спиной.

— Кто ты? — спросила я.

Огния — ей уже легко можно было дать лет шестнадцать — усмехнулась.

— Там, откуда я пришла, демоном числили.

— Только числили? — спросила я.

— Не только, — ответила она и отчего-то облизнулась.

Демон. Вот уж когда пожалеешь, что сэра Джая нет поблизости — он большой специалист по таким вопросам. Интересно, успею ли я выхватить и натянуть лук, и помогут ли против демона мои серебряные стрелы? Стой за моей спиной Луня, я была бы почти уверена, что мое оружие справится с такой добычей, но сейчас, без божественной поддержки — кто знает? Если демон не очень сильный, то шансы у меня есть. Только надо отвлечь ее …

— А что это такое? — спросила я, кивнув в сторону здания.

Огния пожала плечами — так, как она делала это прежде, когда еще не выглядела двадцатилетней девушкой.

— Ты же сама сказала: курятник. В некотором роде.

— И что за куры там обитают? — поинтересовалась я, отступая на два шага назад для того, чтобы обхватить взглядом всю черную стену целиком. Создавалось впечатление, что здание выстроено из цельного куска гранита — нигде я не могла увидеть ни щелей, ни строительных швов.

— Я не знаю наверное, — ответила Огния. — Скорее всего, какой-то демон, получивший очень-очень много нехорошей силы. Когда-то он пришел в Лутом, истребляя все на своем пути. Говорят, личная гвардия тогдашнего Тома не продержалась против него и минуты. Но, в конце концов, его все же изловили и заточили здесь, хоть и ценой немалых усилий. Я еще тогда собиралась сюда, но мне помешали. Вот, дошла, наконец. С твоей помощью.

Ее слова заставили меня поморщиться. Неприятно осознавать, что ты помогала демонице в осуществлении ее планов, какими бы они не были. Впрочем, гадать, зачем один демон стремился к темнице другого, долго и не требовалось — все и так понятно.

— Если ты переживаешь, что я хочу его освободить, то зря, — сказала Огния, заметив выражение досады на моем лице и верно угадав мои мысли. — Скорее, наоборот. У меня другая цель.

— Какая? — спросила я.

— Мне нужна его сила. Я его съем — как курицу.

— А дальше?

— Дальше…

Она в задумчивости сделала несколько танцующих шагов в сторону от меня и темницы, повернувшись таким образом ко мне спиной.

— Дальше… я смогу жить, как я хочу, — произнесла она мечтательно, как-то даже нараспев. Ее руки поднялись, она раскинула их в сторону, будто собираясь не то обнять, не то схватить нечто большое и невидимое. — Весь мир будет моим!

Самое время. Месяц бесшумно скользнул в мою руку, тетива натянулась почти без усилий.

— Никто и никогда не посмеет наступить мне на хвост, — продолжала мечтать Огния. — Даже… Лара, пожалуйста, прекрати в меня целиться, я же говорила тебе, что мне неприятно.

— Что поделать, — ответила я. — Мне вот, к примеру, неприятно, когда меня используют втемную.

Огния медленно повернулась и опустила руки.

— А что мне было делать? Расскажи я тебе, чего добиваюсь, стала бы ты помогать мне? Не думаю.

— И правильно, — сказала я. — Никогда не стала бы. И очень жалею, что наше знакомство вообще состоялось.

— А зря, — сказала Огния. — Ведь ты от него только выиграла. Печально видеть, насколько неблагодарны современные люди.

Она вздохнула так скорбно, что у любого и тени сомнений не осталось бы, что ее это действительно печалит.

— Будь ты той, за кого я тебя принимала, — сказала я, — моей благодарности не было бы предела. Я тебя подругой своей считала! Охотилась для тебя, мы спали рядом, делили тепло костра. Я тебя по-ицкаронски говорить учила, собиралась при Лунном храме поселить! С сыном познакомить! Подумать только!

Огния поджала губы и покачала головой. Меняться, кстати, она уже перестала, превратившись в рыжую красавицу, лет двадцати пяти — двадцати восьми на вид, — видимо такой облик ее полностью устраивал.

— Лара, давай без лишних обид, — сказала она. — Я тоже для тебя охотилась, если ты помнишь. Среди всего прочего. И очень тебе за все благодарна. Мне жаль, что ты все так воспринимаешь. Может, не будем нагнетать? Ты опустишь лук, поможешь мне лаз в курятник этот найти, я отобедаю, и мы разойдемся: я — в одну сторону, ты — в другую. Или, если захочешь, я помогу тебе в Ицкарон вернуться. C той силой, что я получу, домчу тебя туда за день. Ты уже завтра сможешь обнять своего сына, представь!

— Вот уж спасибо! — не выдержала я. — А потом ты начнешь в Ицкароне бесчинствовать?

Огния снова вздохнула. На этот раз любой посторонний зритель понял бы, как она устала объяснять мне, неразумной, очевидные вещи.

— Ты не поверишь все равно, если скажу, что не собираюсь ничего такого устраивать. Ладно, давай не будем тянуть и время зря терять. Помогать ты мне более не станешь — ясно. Убивать не собираешься — такие, как ты, или сразу стреляют, или не стреляют вовсе. Так что прощаемся, ты уходишь, и мы более никогда не увидимся. Мне очень жаль, что так получилось, но раз уж ты такая принципиа…

Стрела вошла ей прямо в сердце, удивительно легко вошла. Огния, захлебнувшись последним своим словом, в удивлении округлила глаза на торчащее из груди белооперенное древко, а на лице у нее появилось выражение крайней обиды. Кажется, она собиралась мне что-то сказать, но не успела — из раны на груди вырвалось жаркое белое пламя и разом, в несколько секунд, охватило все ее тело. Это пламя сожрало ее скорее, чем за минуту, оставив после себя маленькую горстку белого пепла.

— Много ты понимаешь, в таких, как я, — буркнула я, опуская неожиданно потяжелевший лук.

Мои ноги вдруг стали ватными, и я села прямо на землю. Меня душили слезы: мне до безумия было жаль рыжую девочку, что крутилась возле меня последние дни. Я и представить себе не могла, как к ней привязалась.

Но как следует погоревать мне не дали. С той стороны, откуда мы с Огнией вышли на поляну, послышался громкий топот и треск — кто-то очень крупный шел через лес, совершенно не заботясь о том, что его услышат. Я поднялась на ноги, и приготовив Месяц, отступила за угол гранитной тюрьмы.

Ждать мне пришлось недолго — секунд через двадцать на поляну выскочила бронзовая статуя метров четырех ростом. Изображала она лысого худощавого человека, и вид имела весьма непрезентабельный — лицо и корпус были покрыты вмятинами, будто кто-то колотил по ним тяжелым молотом, а с плеч ее свисали грязные лохмотья — нечто вроде плаща и туники. Левый глаз у статуи был плотно закрыт бронзовым веком, зато правый горел ярким красным огнем.

На краю поляны статуя остановилась, быстро осмотрела местность своим пламенеющим оком, и, сжав свои бронзовые кулаки, бросилась ко мне. Я выстрелила, целя в глаз, и, конечно же попала, но статуя успела сморгнуть, и моя стрела застряла в бронзовом веке. Статуя заскрежетала на весь лес и, выдернув мою стрелу, сломала ее, сжав между пальцев. Секундой позже, она оказалась рядом со мной, и от ее бронзового кулака меня спасла только природная ловкость. Удар был очень силен, но принявший его гранит стены, к моему удивлению, выдержал. Впрочем, удивляться у меня не было времени, я попыталась отскочить и убежать прочь, но статуя в один прыжок преградила мне дорогу, заставив снова отступить к черному граниту.

Время как будто замедлилось, я видела, как поднимается для нового удара бронзовый кулак, и на этот раз уже не надеялась увернуться от него. У меня оставался только один выход, и я, действуя скорее инстинктивно, чем по велению разума, закрыла глаза и шагнула назад, туда, где еще при первом осмотре гробницы почувствовала искривление, о котором не стала рассказывать Огнии.

Искривление пропустило меня, и я, споткнувшись и потеряв равновесие, упала почти плашмя на твердый гранитный пол и сильно ударилась затылком. Прежде чем сознание оставило меня, я почувствовала, как кто-то непроницаемо-черный проскочил надо мной в светлый дверной проход, через который я только что прошла спиной вперед. Потом свет исчез, и я вместе с ним.

 

6

Я с усилием повернулась на левый бок, а затем и на живот, уперлась локтями в пол и, медленно приподнявшись, замерла, борясь со слабостью и подкатывающей к горлу тошнотой. Саднил ушибленный затылок, расцветая тупой болью с каждым ударом сердца; все мое тело протестовало против попыток подняться, но, набравшись сил, я все-таки умудрилась сесть, а сев, принялась ощупывать себя, пытаясь понять, насколько я пострадала при падении на жесткий каменный пол. Волосы сзади оказались липкими от крови, но, ощупав голову, я пришла к выводу, что череп уцелел. Собственно, никаких более повреждений у себя я и не нашла, а общая слабость, которую я ощущала, объяснялась как раз-таки ударом головой о твердый камень. Ничего, пройдет. Бывало и похуже.

Получив представление о собственном состоянии, я попыталась определить и свое местонахождение. С этим были проблемы, и дело даже не в том, что у меня кружилась голова, — просто вокруг царила непроглядная темнота, и я не видела ровным счетом ничего. Я достала из поясного кармана огниво и чиркнула кресалом по кремню — тьма на мгновение расцвела пучком неярких искр. Хвала богине, я не ослепла, это кругом темно! Увы, со мной нет ничего, из чего можно соорудить факел, так что придется пока примириться с темнотой.

Нащупав Месяц, я сначала встала на колени, а затем выпрямилась во весь свой рост. Когда-то очень давно, еще до того, как я стала старшей жрицей, Арника учила меня ориентироваться в темноте на манер летучих мышей. Для этого надо было всего лишь прищелкнуть языком и хорошенько прислушаться к эху. И три года ежедневных тренировок. «Слух будет как у кошки, — говорила мне Арника. — Сможешь в муху из лука попасть с закрытыми глазами. Саорэты так раньше своих дочерей тренировали, а ты одной крови с ними». Не знаю, что там насчет крови — Арника в этом вопросе непререкаемый специалист, но про саорэтов среди своих предков я слыхом не слыхивала, — однако муху налету я сбивать стрелой научилась. На слух. И расстояние до стены по эху от щелчка языком определять. Эхо мне и рассказало, что нахожусь я в центре небольшой — шагов по семь в ширину и длину — комнаты, и что отсюда только один выход, который ведет в какой-то длинный неширокий коридор. Идти этой дорогой мне не хотелось: я хорошо помнила, что говорила Огния о предназначении темницы, и встречаться с ее обитателем желания не испытывала никакого. Потому я медленно обошла комнату по периметру, отыскивая искажение, через которое сюда попала. И тут меня ждал неприятный сюрприз. Искажение-то нашлось — как раз напротив коридора; я хорошо чувствовала его, но сколько я не стреляла своими мысленными стрелами, а затем и стрелами настоящими, нащупать проход через него у меня не получалось: стрелы летели так, словно никакого искажения не было. Но я ведь как-то сюда попала!

Час, если не больше, я потратила на то, чтобы убедиться: выход мне не откроется. Стреляла, собирала стрелы, снова стреляла. Потом мой рассудок помутился: я стала бросаться на искажение, пытаясь своим телом продавить его, но встречала только твердую гранитную стену. Наконец, отчаявшись, я сползла спиной по стене и, обняв колени, замерла, слушая, как колотится в груди мое сердце. Этот стук постепенно успокоил меня, изгнав прочь остервенение и ярость. Придя окончательно в себя, и обдумав сложившуюся ситуацию, я поднялась на ноги и, наложив на тетиву серебряную стрелу, медленно пошла по коридору, «прощелкивая» себе дорогу.

Коридор оказался неожиданно длинным: сразу я не сообразила считать шаги, а когда спохватилась, то прошло уже минуты три. При этом, отправляя щелчок вперед, я до сих пор не слышала ответного эха, что говорило о том, что впереди нет ничего, кроме, конечно, самого коридора. Наверное, стоило удивиться: снаружи темница выглядела небольшой, а коридор был ровный, без уклона вниз. То есть внутри пространства было много больше, чем можно было ожидать. Но события этого дня, кажется, разучили меня удивляться. И все же удивиться мне пришлось, когда я случайно оглянулась назад и увидела, что в том направлении, откуда я пришла, темнота не такая плотная, как впереди. Будто там находился какой-то далекий источник света.

Я остановилась и задумалась. Я могла пройти мимо какой-то лампы или светового колодца и не заметить их, только если они в тот момент не давали света, или… Холодный пот вдруг покрыл мою спину. А если это открылся тот проход, через который я попала сюда? Что если он закроется до того, как я вернусь к нему?

Я рванула с места, наплевав на опасность споткнуться о какую-нибудь неровность на полу. Никогда прежде я не бегала так быстро. Успеть, успеть до того, как закроется выход! В том, что это может случиться, я отчего-то ни секунды не сомневалась. Быстрее, еще быстрее! Когда впереди неясное светлое пятно приняло очертание светлого прямоугольника, я, издав радостный вопль, утроила усилия. Еще немного, еще чуть-чуть. Да! Да!!!

Темный коридор остался позади, я почти что выпрыгнула из него, все свои силы вложив в этот рывок. Выпрыгнула и остановилась как вкопанная. Не на поляне я оказалась, как ожидала. Я и вовсе не покинула темницы. Вместо этого я очутилась в большом полутемном зале, полным каких-то странных застывших фигур. Их тут были сотни, если не тысячи; они стояли рядами, выстроившись слева и справа от прохода, который вел к двум большим черным саркофагам, разместившимся у противоположной стены. Впрочем, саркофаги я вначале и не заметила — настолько эти фигуры в первый момент завладели моим вниманием.

Они стояли спиной ко мне — молодые и старые, длинноволосые и лысые, долговязые и невысокие, худощавые и полные, одетые на один манер: в кожаные, до колен, юбки с нашитыми бронзовыми кольцами, в чешуйчатые стальные панцири поверх плотных шерстяных курток, в округлые высокие шапки, сплетенные из полос толстой кожи. Обувь тоже была одинаковой: деревянные высокие сандалии на кожаных завязках поверх толстых шерстяных чулков. А вот оружие, которое они сжимали в руках, отличалось некоторым разнообразием: кривые мечи-хопеши, короткие луки из рогов степного тура, длинные, с широкими наконечниками, копья, тяжелые топоры с изогнутыми лезвиями, палицы, усиленные клыками крупных кошек и степных вепрей. Целое войско несло свой караул в этой комнате, и в первый момент мне почудилось, что войско это живое. Лишь внимательнее присмотревшись к вооруженным фигурам, я поняла, что ошиблась: это были всего лишь статуи, очень искусно выполненные из керамики. Кто бы не ваял эти фигуры, он был великим мастером — каждая статуя имела уникальную внешность, а лица были выполнены так тщательно, будто лепили не простых солдат, а, как минимум, членов императорской семьи, причем при дворе этого императора в искусстве ценился реализм.

Помещение, в котором я оказалась, освещено было донельзя худо — в лунную ночь бывает больше света. При этом ни ламп, ни факелов, ни каких-то других светильников тут вовсе не было, а светился, кажется, сам потолок, давая света ровно столько, сколько надо, чтобы не споткнуться о ногу одной из статуй. Впрочем, после непроницаемо черного коридора я и этому освещению была рада: читать тут, кажется, нечего, а убранство зала оно худо-бедно осмотреть позволяло. Противоположного конца комнаты я при таком скудном освещении почти что не видела — метров шестьдесят, если не больше, отделяло меня от дальней стены, что касается боковых стен, то они находились метрах в десяти от меня. Керамическое войско занимало лишь половину помещения от неширокого входа до середины зала, оставляя свободной площадку перед саркофагами, подходить к которым я не торопилась, хорошо помня слова Огнии о том, кто должен находиться в этой гробнице. Тем более что у левого саркофага крышка была сброшена на пол и расколота, а значит где-то здесь мог быть и тот, для кого этот саркофаг предназначен.

Собственно говоря, мне вообще не следовало заходить сюда, вторая встреча с демоном — это совершенно не то что я хотела бы. Хватит сегодня с меня. Впрочем, отчего же «вторая»? Конечно, та бронзовая статуя могла быть алхимически созданным големом, а вовсе не демоном, но… Огния опасалась, что нас вот-вот ее жених догонит, так не он ли это и был? Конечно, причин для такого вывода у меня было не слишком много. Да, статуя изображала лысого человека, а Огния упоминала, что ее «женишок» лыс, да и стоит ли теперь верить всему тому, что она мне говорила? Однако если она не соврала, и это все-таки был ее жених, то его демоническое происхождение можно считать доказанным. Големы матримониальными планами не одержимы, их под конкретные и весьма узкие задачи создают.

К слову сказать, а те статуи, что стоят здесь — а просто ли статуи это? Вопрос! Набравшись смелости, я подошла к ближнему керамическому солдату и внимательно его осмотрела. Однако! Статуи-то действительно непростые! Локти и плечи были скрыты под одеждой, так что на их счет я сказать ничего не могла, не раздев их, но колени, шея и кисти рук статуй оказались сделаны таким образом, чтобы иметь возможность двигаться; суставы сработаны так ловко, что заметить их можно, только если знаешь, что искать. Нет, само по себе это ничего не значило. Тому, в чью голову пришла идея изваять несколько сотен статуй, могло в голову стукнуть вообще все что угодно. Но если сейчас эта армия оживет… Я замерла, прислушиваясь. Тихо. Если эти статуи и могли ожить, то явно не собирались делать это прямо сейчас. Ну и хорошо. Движущимися статуями, чем бы или кем бы они ни были, я сегодня тоже уже сыта по горло.

Однако не стоять же мне вечно на пороге, подражая керамическому воинству. Надо бы уже и решить, что дальше делать: либо возвращаться в коридор, либо исследовать зал, в котором я очутилась. Здравый смысл и осторожность советовали вернуться в коридор и поискать-таки выход из этой странной темницы, а вот любопытство толкало меня в сторону саркофагов. На помощь любопытству пришла логика: в наличии имелось два саркофага, один из которых был вскрыт, при этом я помнила, как надо мной что-то проскочило, когда я падала головой на плиты. Вероятно, это и был демон — ему хватило сил, чтобы скинуть крышку, а когда я спасалась от бронзовой статуи, видимо, выпустила его наружу. Печально само по себе, но для меня это может означать, что бояться мне сейчас нечего. Да, в том конце зала есть еще и второй саркофаг, но, во-первых, кто сказал, что в нем обязательно демон лежит, а во-вторых, крышка-то цела. Если там демон, и он мог бы освободиться, то освободился бы вместе с первым. Логично?

Коротко говоря, любопытство пересилило. Медленно, стараясь ступать как можно тише, с натянутым луком в руках, постоянно озираясь по сторонам, я подошла к открытому саркофагу. Ничего особенного он собой не являл: ящик, как ящик. Большущий — где-то полтора метра на четыре. По высоте — мне по пояс. Из того же черного гранита, что и стены самой гробницы. Стенки толстые — сантиметров по сорок. Внутри — ожидаемо пусто. Кто бы ни вырвался отсюда, силой он обладал исключительной, такую толстую плиту расколоть и тролль не смог бы. Разве что в плите изначально слабина была. Второй саркофаг был полной копией первого, отличаясь от него лишь наличием целой крышки. Ни рисунков на них, ни надписей, ни украшений — скучные такие ящики.

Куда интереснее оказались сундуки, стоявшие за саркофагами вдоль стены. Их был добрый десяток, и содержалось в нем разное добро: в первом были какие-то странные хрустальные монеты с квадратными дырками в центре, во втором я нашла тяжеленые слитки, кажется, золотые, в третьем…

— По крайней мере с голоду я не умру, — обрадовалась я. — Какое-то время…

Третий сундук оказался набит продовольствием: я нашла в нем шесть кругов твердого сыра, десятка три маленьких лепешек-сухарей, четыре больших — литра по два — кувшина с кисловатым ягодным напитком и примерно полкилограмма высушенного до совершенно сухого состояния мяса.

В четвертом сундуке обнаружился комплект мужского жреческого одеяния: белая длинная шелковая рубаха, кожаная юбка, богато расшитый золотом широкий пояс, шерстяной плащ тончайшей выделки с воротником из меха черного леопарда, и замечательные сапоги из кожи речного аллигатора. Сапоги! Моего размера!

— А жизнь-то, я гляжу, налаживается! — я даже сама не ожидала, как меня обрадует эта находка. — Спасибо, о Луноликая!

И тут, словно в ответ на мои слова, в тишине полутемного зала раздался глухой негромкий звук, прозвучавший для меня словно грохот сотни больших барабанов. Я резко обернулась, прислушиваясь. Сомнений не было: кто-то стучал в тяжелую крышку закрытого саркофага. Изнутри.