Воина звали Артемием. Рассказчиком он оказался не таким хорошим как Кочень. Но находясь далеко от него, видел бой по-другому и смог сообщить много новых подробностей. Лютобор затаив дыхание слушал его о том, как Ероха сразил Виряса и перебил его людей.

— Кое-кто убегал. Я гнался за ними. И всех бы догнал. Точно. Если бы не Ероха. — Сказав это, Артемий покосился на князя Василько Константиновича. Тот хмурился, слушая о том, как его ростовцы, во главе с его ближником, сбежали с поля боя, бросив остальных.

— А ты почто остался? — Неожиданно перебил воина князь Ярослав Всеволодович. — Или тебя с собой не позвали?

— Позвали. — Угрюмо ответил Артемий. — Я поехал за ним. Да возвернулся. — Он перевёл взгляд на своего князя и дрогнувшим голосом произнёс. — Наших, ярославских, среди сбежавших не было. Они к тому времени пали в бою. Все пятеро. Я решил, что нет чести в том, что бы бросить их в поле.

Эти его слова утонули в шуме одобрения, стоявших у дальней стены воинов. Хмурое лицо ярославского князя просветлело. Не сдержав чувств, он похвалил своего дружинника и попросил продолжать.

Артемий, приободрившись, поведал о том, как вернулся к суздальцам. Те, разогнав войско Виряса, уже развернулись для нового боя. Их воевода Мечеслав взъелся на Артемия, видимо злясь из-за ростовцев.

— Эко же он! На других горяч! А сам-то отпустил своих! — Усмехнулся Ярослав и посмотрел на троих бояр из Переяславля — Залесского. Те тотчас поддержали своего князя гулом недовольства действиями Мечеслава. Им вторили ростовские бояре и примерно половина владимирских. Последнее очень не понравилось Юрию Всеволодовичу. Хмурым взглядом он скользил по лицам лучших людей своего княжества. Наконец не выдержав, хлопнул ладонью по столу.

— Вот так! — Дождавшись пока все крикуны угомонятся, великий князь поднялся с лавки, нависнув над столом.

— Вот так бояре и князья! — Повторил тише, убедившись, что его наконец то слушают все. — Вы здесь не затем, что бы судить Мечеслава! Я его князь. — Он мрачно покосился на младшего брата и продолжил. — Тоже и с воином Ерохой. Василько Константинович княжит в Ростове. Пусть сам и решит, как поступить с ближником. Но я. — Юрий помолчал, глядя на племянника. — Я не советую тебе слишком уж его наказывать. Ежели Господь его не оставит, он дюжине христиан сохранит жизни.

Лютобор слышал о милосердии князя, но что бы помиловать трусов и предателей… Отрок оглянулся на своего дядю. Тот будто бы застыл в мрачной неподвижности, слушая рассказ о своём брате.

Мечеслав, срывая гнев, спросил, почему Артемий не последовал за своими ростовцами. Воин ответил, что все кого он считал своими, остались на поле. Мечеслав похвалил Артемия, поставив его в пример остальным. Он сказал дружинникам, что наиболее рьяным из них, он раздаст лучшие доли в добыче. От своей пятой части во всем, что будет взято, Мечеслав отказался. Ему было достаточно почестей от князя, которыми тот осыплет его за победу. Его речь пришлась воинам по сердцу. Глядя на коней и оружие приближающегося врага, одни оценивали их общую стоимость в мехах, другие в серебре, а кое-кто и в золоте. Скорые подсчеты в любом случае сулили немалое богатство. Впрочем, кто-то из юнцов, всё же посетовал, на то, что рать врага не слишком многочисленна. Каждому из русичей придётся очень постараться, что бы воевода отметил именно его. И они постарались. Вихрем налетели на левое крыло Пургасовой конницы. Её предводителя, Мечеслав насадил на копьё как тушу на вертел. Затем выхватил меч и рубил им эрзян одного за другим. Дружинники не отставали. Скоро, стоявшие перед ними враги были по большей части повержены. Но остальные, бывшие в центре и на правом крыле, подоспели на помощь. Они сражались с бешеной яростью, платя несколькими своими за каждого из русичей. Дружина увязла в затянувшейся сече.

К этой части рассказа, Артемий, явно не привыкший к столь длинным речам, устал. Голос его зазвучал хрипло и князь ярославский Всеволод Константинович, попросил дать напиться своему человеку. Артемию, от великокняжеского стола, поднесли кубок с медом. Утолив жажду, воин продолжил.

— Сам Мечеслав бился в первом ряду и лично зарубил не менее десятка…

По толпе бояр прошел вздох удивления, но недоверие выразил лишь Ярослав Всеволодович. Составив домиком черные брови, он изумлённо воскликнул.

— А ты что же, считал за ним среди битвы?! Ну и нашёл же себе дело, в то время когда остальные дерутся!

Бледное лицо рассказчика, после этих слов пошло алыми пятнами. Рука метнулась к поясу. Лютобор с содроганием сердца ожидал увидеть, как воин выхватит меч и только сейчас заметил, что меча нет. Артемий, единственный среди всех присутствовавших, был безоружен. Красный как рак стоял он посреди шатра, бессильно цепляясь за пояс рукой. Юрий Всеволодович, укоризненно посмотрел на младшего брата и велел поднести рассказчику ещё одну чашу. Артемий выпил и поведал о том, что в бою находился за спиной воеводы.

— Он мне честь оказал. Приказал беречь своего стяговника. Вот я и берег. Какое-то время дела мне не было. Поганых мне попросту не доставалось. Но после и я рубился как все.

По его словам, русичи убили врагов гораздо больше, чем их было самих. Конников Пургаса посекли почти всех. Многим казалось — победа близка. Но тут к их врагам пришло подкрепление. Огромная толпа пеших эрзян прибежала из тверди и обступила дружину со всех сторон. Суздальцы отбивались отчаянно, но совладать с многолюдством врагов не могли. Один за другим они погибали.

— Я не сберег нашего стягового. Поганые стащили его из седла. После уже я увидел, то что от него осталось… А пособить мне ему, было никак. Сам бился с тремя и двоих зарубил. — Рассказчик замолчал, посмотрев на свои руки. Все, и князья, и бояре, и воины терпеливо ждали продолжения. В воцарившейся тишине, Артемий рассказал о том, как бой прекратился.

Эрзяне расступились, оставив вокруг остатков дружины заваленное телами пространство. На него, в окружении четырех воинов, на белом жеребце, выехал уже не молодой человек в раззолоченной броне булгарской работы. Мечеслав взглянул на него и, не выпуская из руки меч, спросил, кого это еще принесло. Тогда пожилой назвался Пургасом. Он без обиняков предложил русичам сложить оружие, в противном случае суля скорую смерть.

Мечеслав ответил не сразу. Прежде окинул взглядом всех своих воинов. Тех оставалось ровно двенадцать. Многие были ранены, все очень утомлены и с трудом держались в седле. Шестеро и вовсе были пеши, в сече потеряв коней. Цел и не вредим, был только он сам.

Артемий оглянулся, в первый раз окинув взглядом собравшихся.

— Поганых же вокруг, видимо-невидимо! Бросились бы разом — в миг бы растерзали. — Он чему-то мрачно усмехнулся и устремил взгляд на своего князя, будто рассказывал только ему.

Пургас заявил, что крови уже пролилось не мало, и больше её лить, он сегодня не хочет. Мечеслав видно готов был сражаться. Но его воины. За то время пока он раздумывал, один из них, ослабев от ран, покачнулся и сел в кровавую кашу из снега и грязи. Остальные выглядели не на много лучше.

— Тогда воевода посмотрел на Пургаса, и не глядя на нас, велел сложить оружие. — В этом месте голос Артемия дрогнул, и он хрипло закончил. — Так мы сдались.

Мечеслав первым убрал меч в ножны и сошел из седла на землю. Главный инязор эрзян, явно оказывая почести родовитому пленнику, так же спешился и лично принял из рук воеводы пояс с оружием.

Отрок слушал и не понимал поступков отца. Боец которому нет равных, сразил десяток врагов, не получил от них ни царапины и сдался тогда, когда мог еще драться. Вот Лютобор бы так не сделал. Он напал бы на Пургаса, свалил бы его, потом его дружинников, потом всех на своём пути и ускакал на верном Буяне, или пал в бою, но в полон, не попал бы. Он так задумался, что пропустил часть рассказа. Когда спохватился, Артемий уже говорил о том, как русичей разоруженных и лишённых броней, по приказу Пургаса отвели в твердь. Их оставалось двадцать пять человек. К двенадцати сдавшимся, добавились те воины, которых врагу удалось скрутить и взять живыми во время боя. Шестеро из них были тяжко ранены. Всех вместе поместили в просторном срубе. Здесь были лежаки из соломы у стен, остывший каменный очаг и узкие волоковые оконца под крышей.

Мечеслав осмотревшись, сказал, что такие избы эрзяне ставят в своих твердях для окрестных сбегов, что бы тем легче было пережидать очередной набег. А Артемий подумал, что такой сруб предназначался для проживания одной большой семьи. Двум с половиной десятков людей в ней было тесно, да и лежаков на всех не хватало. Мечеслав велел уложить на них тяжко раненых, а всем остальным бросить жребий и отдыхать в свою очередь. Так и сделали.

— И что, из-за жребия не было споров? — Выгнул дугой черную бровь Ярослав Всеволодович. — Ведь там молодняк! Парни горячие…

Артемий не глянув на него, тяжело вздохнул и пояснил, что пленные были так утомлены, что очень скоро, даже те, кому не досталось постели, спали, приткнувшись к бревенчатым стенам. Бодрствовали только он и Мечеслав. Воевода постучал в дверь и крикнул, что бы им принесли дров и огня для очага. В помещении было довольно холодно и он боялся, что это плохо для раненых. Ему не ответили, хотя стражи стояли прямо за дверью. Артемий незадолго до этого слышал, как они обсуждали только что минувшую сечу, скорбели о павших и восхищались добычей. Столько хорошего оружия, коней и броней, никогда раньше они не захватывали.

Вечером принесли большой котел горячей просяной болтушки и воду. Потом в избу вошёл старый эрзянин в сопровождении воинов. Ни слова не говоря, он направился прямиком к тяжело раненым. Пленные удивились и забеспокоились. Но тут старший над эрзянскими воинами сказал, что этот человек волхв и великий знахарь. Услышав это, многие дружинники принялись роптать. Они говорили о том, как опасно доверять кудеснику, от которого добрым людям следует ожидать любых дьявольских козней. Мечеслав их успокоил. Он сказал, что эрзяне держат их ради выкупа. Поэтому и пекутся о пленных. А раз так, то вредить и пакостить им выгоды нет. Большая часть суздальцев с ним согласилась. Но тут кто-то спросил, не будет ли его душа осквернена гнусной волшбой. Ведь обращаться к колдовству для христианина страшный грех. Многие снова засомневались. Старик эрзянин утомившись ожиданием, стал поглядывать на выход. Тогда Мечеслав встал перед своими людьми и пообещал, что он, как воевода, возьмёт этот грех на свою душу.

Старый кудесник оказал помощь всем в ней нуждавшимся. Не смотря на это, шестеро раненых до утра не дожили. Их так и оставили у ворот тверди, которую эрзяне спешно покинули еще до полудня следующего дня. Они направились в стан Пургаса, что бы соединиться со всем его войском. Пленных увели с собой.

— Вот так! — Назидательно произнёс Юрий Всеволодович и со значением посмотрел на младших родственников. — Легки на подъём! Как быстро собрались с детишками да бабами!

Ярослав, невозмутимо пожал плечами. Остальные князья смущенно загудели что-то в своё оправдание. Артемий дождался, пока они умолкнут и сообщил, что женщин и детей в тверди он не видел.

— Не было там никого кроме воинов.

Князья и бояре загомонили, принявшись обсуждать эту новость. Всем стало интересно, куда, а главное когда Пургас дел прорву людей. Сын великого князя Всеволод, предположил, что это было сделано заблаговременно. Большинство бояр с ним согласилось. Но тогда получалось, что эрзяне заранее знали о том, что русичи найдут дорогу к тверди Овтая и предпримут на неё набег. Эта мысль, высказанная Всеволодом, повергла всех в недоумение.

— Но как же они прознали об этом? — Воскликнул один из владимирских бояр. — Выходит, что им донесли?!

Такое Лютобору и слышать было странно. «Что бы кто-то из христиан, предал своих поганым?! Мыслимо ли это?». Но судя по установившемуся в шатре тревожному молчанию, остальным эта мысль не казалась нелепой. Всё больше удивляясь, отрок повернулся к дяде. Тот стоял, прикрыв ладонью глаза.

В это время у рассказчика принялись спрашивать, не знает ли он о возможном предательстве? Потом стали предлагать вспомнить, может он, находясь в плену, что-то слышал об этом. Артемий растерянно молчал. Ответов у него не было. Неожиданно его выручил князь Ярослав Всеволодович. Покрыв зычным голосом общую разноголосицу, он сказал, что обо всём этом, они смогут сами узнать у эрзян.

— Возьмём Пургаса, да и спросим! А пока что о суздальских лучше дослушаем!

Многие с ним согласились и потребовали продолжение рассказа. Великий князь не возражал, хотя казался чем-то, немного раздосадован.

Уже поздним вечером пленных пригнали в стан Пургаса. Здесь было много воинов. Вооружением они уступали русичам, но числом, как показалось пленникам, многократно превосходили войска князей. И все они встречали Пургаса, радостными криками славя его победу. И вдруг ликование разом утихло. Мимо встречающих поползли волокуши с телами, и кто-то увидел в них брата, кто-то отца, а кто-то и сына. По толпе загулял стон боли и горя. От группы эрзянских вождей отделился совсем уже ветхий старик. Поддерживаемый под руки двумя юнцами, он подошел к толпе пленных. Какое-то время жег Мечеслава ненавидящим взглядом. Потом обернулся к Пургасу. Как оказалось, это был старый Овтай. Вчера у него погиб старший сын и где то сгинул младший. Сердце старика разрывалось от горя. Утешиться он мог только местью. Он просил отдать Мечеслава ему на расправу.

Черная тоска залила душу Лютобора. Верить не хотелось, что отец погиб вот так.

— Пургас не отдал ему воеводу. — Услышал он слова Артемия. — Он сказал, что вернёт нас владимирскому князю. За обмен, или выкуп.

Русичей поместили в тесном загоне. Стены его были из жердей, крыша кое-как крыта еловыми ветвями. Пленники в нём перемёрзли бы насмерть, но их спасли костры разложенные стражей. Здесь её несли дружинники Пургаса. Они, сменяя друг друга, стояли днём и ночью. В этом была своя необходимость. Вокруг загона собралась немалая толпа. Эрзяне пришли поглазеть на врагов. Сначала стояли угрюмой молчаливой массой. Но вот сперва один человек, потом другой, а скоро уже и все остальные, стали требовать, прямо сейчас покарать русичей. Их гнев, за причинённые войной страдания и лишения, был столь силён, что только присутствие стражи не позволило людям перейти от слов к делу. Рассказывая об этом, Артемий не стал скрывать, что в тот момент ему было страшно. А когда увидел снисходительные ухмылки, скользнувшие по некоторых слушателей, сердито нахмурился.

— Я вижу, не все здесь понимают, каково это оказаться в полной власти врага, когда от тебя ничего не зависит.

«Не следовало отдавать этому врагу оружие». — Разозлился за эти слова на рассказчика Лютобор и был уверен, что все вокруг думают также, хотя вслух никто ничего не сказал.

Кормили скудно. Утром и вечером давали жидкую кашу. Уже на второй день несколько человек заболели и еще один раненый умер. После этого пленнве стали роптать, виня в своих невзгодах Мечеслава. Каждое его слово, каждый жест и скоро само присутствие пробуждали в них всё большее недовольство. Вечером второго дня принесли ужин. Несколько воинов принялись ругать стражей за недостаток пищи и требовать добавку. Мечеслав попробовал их образумить. Ему грубо ответили. Тогда он попросту избил двоих самых крикливых. Остальные угомонились, но зло затаили. Ввосьмером они кучковались в углу. О чём-то шепчась, злобно косились на воеводу и заступившихся за него воинов. Таких оказалось всего четверо, вместе с рассказчиком. Мечеслав же был как обычно спокоен. Он сказал Артемию, что лучше бы тот сбежал вместе с ростовцами. Был бы уже у своих и не испытывал этих лишений.

Чуть за полночь в стане эрзян поднялась суматоха. Слышались крики людей. Кто-то ругался, чего-то требовал. Шум, усиливаясь приближался. Встревоженная стража держала оружие наготове. Наконец в свете костров появилась толпа. Её возглавлял тот самый Овтай. Он приказал отдать ему пленников. Старший над стражей сказал, что подчиняется только Пургасу. Овтай пригрозил оружием. Русичи встревожено смотрели на происходящее сквозь щели между жердинами. Огромная толпа, легко могла смять стражу. Наконец появился Пургас. Он долго спорил со старым Овтаем. Из их перебранки Артемий понял следующее. Еще вечером, откуда-то прискакал гонец. Отправивший его человек, повстречал суздальцев сбежавших из боя. Он беседовал с ними и узнал, что именно один из них, убил Иняса, старшего сына Овтая. Младшего сына, убил мокшанин Мирята, показавший русичам путь к тверди. Из-за этого, род Овтая, сыновья которого погибли, не родив ему внуков, прервётся. И теперь он желал только мести и требовал, немедля перебить пленников. На его стороне выступили почти все остальные инязоры эрзян. Они спросили Пургаса, стоит ли им поддерживать вождя, который может отказать другу в такой просьбе как у Овтая. Пургас долго колебался, но в итоге согласился. Единственно он попросил отложить расправу до завтра. Инязоры согласились. А русичей охватило уныние. Узнав о своей грядущей судьбе, они будто бы лишились сил и не могли даже роптать, или жаловаться. Ночью никто из них не сомкнул глаз.

Утром все эрзяне пришли смотреть на казнь. Та всё никак не начиналась. День был довольно холодный. Продрогшие зрители волновались. Кто-то крикнул, что Пургас тянет время и не сдержит своего слова. Пленники, которых выгнали из загона и держали под плотной охраной, молились. Главный инязор эрзян приехал на коне, который раньше принадлежал Мечеславу. Сидя в седле, он провозгласил, о своём решении предать пленных смерти. Всех, кроме одного. Он расскажет своим, что участь, постигшая остальных, ждёт каждого кто придёт в эти земли войной, к кому бы из эрзя не попал в плен. Тут на лицах некоторых инязоров отразилось сомнения, казалось, не все были согласны со словами вождя. Но толпа простых воинов дружно и громко поддержала Пургаса. А тот, дождавшись пока крики одобрения, стихнут, объявил, что позволит воеводе суздальцев, самому выбрать этого счастливца. И усмехнувшись, добавил, что самого себя, тот выбрать не может. Мечеслав, гордо поведя плечами, заявил, что и сам ни когда бы своих людей не бросил и без раздумий выбрал Артемия.

— Он сказал что сожалеет, о том, что не может наградить меня более достойно. — Голос рассказчика звучал совсем глухо и питьё ему больше не помогало.

Никто из пленных не плакал, не жаловался и не пытался оспорить выбор воеводы. Все будто вспомнили, что они воины. Мечеслав помолившись, простился с каждым из них, после чего шагнул к волхву, уже ожидавшему с ножом в руках.

* * *

Дальше Лютобор не слушал. Его отец умер достойно. Матери отрок так расскажет, а здесь ему больше нечего делать. Он развернулся к выходу, но наткнулся на дядю. Путислав слушал усиливающийся в шатре шум и светился от злобного торжества. В отместку за убийство пленных, суздальцы и владимирцы, требовали немедля идти на эрзян и истребить их всех до единого. Ярость остальных была не столь сильна, но и они соглашались с тем, что Пургаса должно казнить лютой смертью другим в назидание. Все требовали начать поход как можно скорее и очень огорчились, узнав о том, что в ближайшее время это невозможно. Казнив Мечеслава и бывших с ним воинов, эрзяне тот час ушли. Русичам досталось только опустевшее становище, в котором они нашли Артемия и тела убитых. След врага уходил на восток. Ростовский князь с дружиной прошел по нему верст пять. Дальше след делился, разветвляясь в разных направлениях. Василько Константинович потерял его в путанице лесных дорог и тропинок. Пытался отыскать, но сгущались сумерки и началась метель. Ростовская дружина вернулась ни с чем.

— А эрзянам этим, будто ворожит кто! — Воскликнул Ярослав Всеволодович.

Великий князь укоризненно глянул на младшего брата и, обратившись к обществу, сказал, что Пургас побоялся сразиться с князьями. Он распустил войско, и то разбрелось по своим лесным твердям.

— А как же булгары? — Удивился Ярослав. — Они же ему обещали подмогу! Ты сам говорил, что они соберутся и тут-то мы сразу всех и одолеем!

— Булгары сюда не явятся. — Хмуро ответил Юрий Всеволодович. — На них мокшане всей силой исполчились. Ко мне от них гонец приезжал. Говорит, идут они по льду Суры прямо на Волгу. Ведёт их князь Пуреша. Булгарам сперва, с ним придётся сразиться, а уж потом с нами. Но я так мыслю — великий князь усмехнулся — не сдюжить булгарам против мокшан. А значит и ратиться с ними не станут. Вернутся восвояси не солоно хлебавши.

После этих слов, какое-то время, все молчали, обдумывая услышанное. Для многих эта новость была неожиданной, и теперь каждый из них задумался о её важности для себя лично. Первым голос подал Ярослав.

— Так это, если булгары уйдут, мокшанам же будет нечего делать! — Обрадовался он! — Вот и помогут нам искать в лесу тверди эрзян!

Эта мысль всем очень понравилась. Люди в шатре стали выражать согласие с Ярославом. Великий князь, слушая их, сурово посмотрел на брата. Тот будто бы не замечал его взгляда. Говорил с боярами. Добрым словом и дружеской улыбкой поощряя их воинственный пыл. Тогда, Юрий Всеволодович, обратился к собравшимся. С выражением глубокой печали на лице, он сообщил, что поиск лесных укрытий эрзя, в любом случае займет очень много времени, которое войску придётся провести на морозе. А этого ему, великому князю, хотелось бы избежать. Ибо холод уже делает своё дело. Ночёвки в шатрах не прошли даром. В дружинах хватает заболевших воинов, и с каждым днём их число будет расти.

— Сейчас лучше нам всем возвращаться домой. Отдохнуть, отогреться. — Скорбные морщинки на лице князя разглаживались. — Но следующей осенью, мы сюда вернёмся! С еще большим войском! И уже будем знать, где искать Пургаса! Заплатит он нам за кровь наших братьев! За каждую каплю, всею своею и всех своих близких!

Дружный рёв одобрения стал ему ответом и наполнил сердце Лютобора едким, но таким сладким предвкушением будущей мести. Всей душою ликуя, он обернулся к дяде, желая с ним разделить это чувство. Путислав, мрачно угрюмый, исподлобья глядел на великого князя. Тот, скрестив руки на груди, возвышался над столом и недоверчиво косился на Ярослава. Его младший брат сидел, длинными пальцами лаская свою черную, густую, ухоженную бороду. Взгляд задумчиво скользил по лицам собравшихся, а губы кривились лукавой улыбкой. Путислав смотрел, какое-то время, потом хмыкнув, сплюнул на пол и зашагал вон из шатра.

* * *

Лютобор спешил со всех ног, стараясь не отстать от дяди. Тот шагал по проходу между шатрами и отрок несколько раз порывался перейти на бег. Чекан, заткнутый за пояс, стеснял движение. Лютобор нарочно туда его пристроил. Он опасался что кто-нибудь, может усомниться, в его праве присутствовать на воинском совете. В таком случае, Лютобор собирался показать этот топор и поведать о том, как он ему достался. Это произвело бы впечатление на великого князя что, несомненно, пришлось бы по душе дяде. Но, к сожалению, на совете чекан не пригодился, а теперь стал помехой. Замедлив шаг, Лютобор вытянул топорик из-за пояса, почувствовал в руке приятную тяжесть оружия и чуть не уронил его. Он вдруг сообразил, что свой первый трофей, он добывал как раз в то время, когда эрзяне убивали его отца. Вспышка гнева разогнала печаль, так же как молния рассеивает кромешный мрак ночи. Злость на врага захлестнула рассудок, унося прочь постылое горе. Лютобор обрадовавшись этому чувству, поспешил отдаться ему всей душой. И тут же придумал, как отомстить. Пусть враги сбежали и до них не добраться. Один из них здесь и никуда не денется. Рука Лютобора, крепче и удобней перехватила топорище.

«Нет, не так!» — Понеслись в голове быстрые мысли. — «Надо как они отца, по горлу ножом! Только вызнать у дяди, где он держит пленника! Спросить!» — Озарило. Лютобор бегом рванулся за Путиславом. Догнав, схватил его за рукав, чего никогда себе не позволял и с жаром выкрикнул о том, что знает, как можно найти твердь Виряса.

— Князь и бояре еще не разошлись! Пойдем, расскажем им про нашего эрзянина!

Путислав неожиданно резко обернулся.

— Молчи! Молчи ты! — Выдохнул он. Лютобор снизу вверх глядя в его горящие гневом глаза, вновь почувствовал себя маленьким и слабым.

— Что думаешь, что я про него забыл? Или разумею меньше твоего? Нет? — Дядя, грозно шепча, навис над племянником. — Видишь я о пленном никому ни слова? Вот и ты так же! Понял ли?

Лютобор порядком оробел от такого напора, но его собственное озарение всё еще было ярким.

— Мы можем найти твердь Виряса! — Собравшись с духом, принялся настаивать. — За отца отомстим и ростовцев вызволим вместе с Ерохой!

Путислав смотрел на него с удивлением. Потом недоумевая, поинтересовался, когда это племянник стал печься о ростовцах.

— Что тебе до них? Кто они тебе? Ероха же тот и вовсе предатель! Казнят и поделом собаке! — Голос его дрогнул от гнева. — А за отца нужно мстить не Вирясу… — Тут Путислав прервал себя на полу слове. Глядя на Лютобора с сомнением, снова молчал какое-то время. Потом досадливо скривился.

— Сказал бы тебе, да не поймёшь ведь! Все же таки мал ты! А я уже думал тебя мечом опоясывать. — Путислав сплюнув, велел Лютобору отправляться спать. Сам, взметывая поземку быстрыми шагами, направился в сторону суздальского стана.

* * *

Векша появился в шатре только вечером и Жилята ему очень обрадовался. Друг мог помочь ему отвлечься от тревожных мыслей, навеянных словами Лавра. Он с порога принялся расспрашивать о походе князей на Пургаса. Векша на вопросы отвечал неохотно. Догадавшись по его мрачному виду, что дело не только в усталости, Жилята поинтересовался причиной плохого настроения, но как раз в это время появился холоп, приставленный к нему лекарем. Векша дал понять, что при постороннем говорить не будет. Слуга, принёс с собой толстую и крепкую клюку, которую вырезал для Жиляты. С низким поклоном поднеся её раненому, он робко сказал, что её нужно опробовать. Жиляте не хотелось к этой вещи даже прикасаться. Он решил холопа прогнать, но тут вмешался Векша.

— А что, дело-то нужное! — Сказал он и, показав на клюку, усмехнулся. — А как её испробовать? Вдоль спины штоль, али поперек?

Слуга, сосем молодой парень, оробев больше прежнего, залепетал о том, что раненый должен пройтись с её помощью. Тогда он сам поймёт, по руке она ему или нет. Векша, хмурость которого уже совсем улетучилась, выслушав его, кивнул.

— Ну, раз так, то давай, помогай мне. Поднимем увечного, сам-то он на это, как видишь, не способен!

Жилята опираясь на них, встал и осторожно, стараясь не трудить больную ногу, принялся ходить по шатру. Сначала к выходу, затем назад к ложу, а потом снова к выходу. При этом холоп, всё настойчивее просил как можно сильней опираться на палку. В итоге Жилята не выдержав, прикрикнул на него и в раздражении всё-таки потревожил рану. Вскрикнув от боли, он выронил клюку и потерял опору, но не упал, поддержанный руками помощников. Вцепившись в их плечи, он осыпал бранью омертвевшего от страха слугу. В таком виде всех троих и застал, появившийся в шатре Путислав.

Увидев их, он покачал головой.

— Ну и ну! — После чего внимательно присмотрелся к холопу.

— А он почто здесь?

Выслушав ответ Жиляты, криво ухмыльнулся:

— Вольно же Лаврухе над моей челядью верховодить! Ну да это ничто! — Глядя в спину ковыляющего к своему ложу Жиляте, сказал он. — Пускай пока твоей нянькой побудет. Скоро уже вернёмся домой, а там уж найдешь, кто тебе подсобит.

— Домой? — Переспросил Жилята, устраиваясь на постели и стараясь отвлечься от боли. — А как я попаду домой?

— Да, так же как и все! — Раздражённо воскликнул Путислав. — Войско возвращается!

Он поведал своим ближникам о решении князя закончить поход.

— Как же это можно? — Удивился Жилята. Ему казалось, что боярин всё еще шутит, не смотря на то, что тот с каждым словом утрачивал свою напускную веселость. Наконец, привычно мрачный лик Путислава заставил воспринять новость серьёзно, приведя воина в еще большее недоумение.

— Вот так вот уйти, после всего? Не воздав супостату за злодеяние? — Сама мысль об этом его разозлила. — Князь не хочет отомстить за убийство своих? Да что же о нём люди-то скажут? Он думал об этом?

— Ты за него не беспокойся! — Путислав усмехнулся вспышке чувств обычно невозмутимого ближника. — Здесь у него свои есть резоны! — Боярин пересказал слова великого князя, подытожив их собственными соображениями.

— В нашем полку было двадцать захворавших. Поход к стану Пургаса число их преумножил вдвое — ночевка на холоде не прошла даром. Иль не ведал об этом? Ну, где там, ты же сиднем в шатре. — Путислав хмуро посмотрел на Жиляту, но тот давно освоившийся с нравом воеводы, пропустил несправедливый упрёк мимо ушей. Слушая о растущих тяготах похода, он неожиданно вспомнил подслушанные им слова Юрия Всеволодовича, когда тот гневался на брата Ярослава, за сожжение тверди.

«Как хорошо бы в ней было войску» — пришла к нему мысль, созвучная дальнейшим словам Путислава.

— Всех захворавших надо в тепло. А где его взять-то в зимнем лесу? Значит, пора поворачивать к дому. Войску дать отдых, что бы к зиме оно собралось снова…

— А оно соберётся? — Неожиданно усомнился Векша. — Ныне князья пришли на зов Юрия. А как поведут себя в следующий раз? Особенно после ТАКОГО похода. А ну как откажут великому князю? Прежде-то это…

— Пустое ты мелешь! — Рыкнул боярин. — Князь сумел разжечь ярость в сердцах своих братьёв и племянников! Сейчас они ему, поди, наперебой клянутся, эрзянам до гроба мстить люто и страшно. — А он, князь то наш — Путислав зло усмехнулся — под это дело, небось, оговаривает, кто и сколько воинов приведёт к нему. А кроме того, он сумел заручиться поддержкой мокшан. С ними он за два-три года, волость Пургаса возьмёт под себя.

Жиляте на ум снова пришел подслушанный им разговор двух князей. Юрий Всеволодович говорил о своём намерении овладеть землями эрзя. Жиляте тогда, это показалось делом невероятным. Теперь же он удивлялся, тому, как легко и скоро этот замысел может быть исполнен. Восхитившись этим, посмотрел на боярина. Тот был еще мрачнее, чем прежде.

— Ты будто этому не рад? — Удивился Жилята. — А если рад, то почто тогда сердишься?

— Гляди, какой внимательный! — Хмыкнул Путислав и уселся на чурбак возле колоды.

— На что сержусь — моя забота, а ты скажи-ка лучше мне воин, — он уперевшись локтями в «стол», навис над ним, пристально глядя Жиляте в глаза, — с кем ты говорил про поход Мечеслава?

Этот вопрос так удивил, что Жилята растерялся.

— С кем говорил? Да с тобой говорил… с Мечеславом и… все!

— А еще с кем?! Ну, вспоминай!

— Да больше ни с кем! Даже вон с Векшей! Да ты чего?!

— А с того! — Путислав в сердцах хлопнул ладонью по колоде. — В той тверди одни только воины были. Куда делись жители? Ушли? Это с чего бы? А с того, что прознали они о набеге! Стало быть, кто-то предупредил!

Жилята в изумлении потерял дар речи. Лежал на своём ложе и только глазами хлопал на разъярённого боярина. Векша попытался ему помочь, предположив, что это Жирослав предал Мечеслава. Но Путислав наорал на него.

— Ты опять сказал дурость! Мы с Жиркой сговорились за день до похода. Он просто не успел бы такое спроворить! — Вскочив на ноги, он тяжким утёсом навис над Жилятой. — Сделал это тот, кто заранее знал о нашей затее. Это три человека! Я, ты и Мечеслав. Ну, что ты молчишь?!

Жилята заворожено смотрел на руку боярина с тремя угрожающе отогнутыми перстами. Никаких мыслей в голове не было. С огромным трудом, он только и смог выдавить.

— Воевода, да что бы я… да вот же тебе… — Трясущимися пальцами, стал осенять себя крестным знамением.

В глазах Путислава злость плескалась пополам с недоверием. Наконец он с явным усилием отвернулся и отошел, направляясь к выходу. Уже из тьмы за пределом света лучины, донесся его угрожающий рык.

— Я всё равно сыщу, того кто это сделал, а ты пока что лежи, вспоминай!