Очнувшись, Жилята долго не мог понять, где он и что с ним. Только что его влекло течение неспешной реки и ее волны мерно покачивали тело вверх-вниз, вверх-вниз. Теперь же река куда-то исчезла, и Жилята ощутил, что лежит на чем-то твердом, гладком и неподвижном. От столь резкой перемены, он хотел было удивиться, но тут его резко тряхнули, и назойливый, мешавший оставаться в небытие шум, вдруг стал голосом воина Векши.

— Да что его трясти-то? Не видишь, он в беспамятстве. Как в себя придет, так я тебя и покличу!

— Ты Векша не мешайся! Уж я-то в этом деле смыслю! Жилята вот так два дня уж лежит? Ну и хватит ему! А то он вроде как в покое — не движется, не говорит, а силушка то утекает. Капелька за капелькой, вся и утечет, и он отойдет. И не сможем вернуть! Покличешь ты меня! На поминки покличешь? — Голос говорившего, был смутно знаком, но кто это Жилята, ни как не мог припомнить. Подсказал все тот же Векша.

— Да что ты мелешь-то Лавруха? Смотри, еще беду накличешь! — Векша рассердился, но Лавра Кудесника он не пронял. Тот, как обычно был, невозмутим.

— Да ты очами не сверкай! Ишь, как закипел! Вон лучше посмотри — дрожат у него веки. Ну, стало быть, возвращается. Милосердный Боже призри благоутробно на раба твоего…

Свет буйного пламени резанул по глазам так, что из них хлынули слезы. Кое-как проморгавшись, Жилята рассмотрел, что находится в каком-то темном помещении. Едва не ослепившее его пламя, на деле оказалось малым огоньком. Ярко мерцая в окружавшем сумраке, он теплился над старым бронзовым светильником, который воин Векша поднес к его лицу.

— И, правда! Гляди, уж очи открыл! — Дружинник низко склонился над раненым. — Ну, здрав, будь Жилята! Силен же ты спать! Два дня, почитай, не могли добудиться! Надо же как…

— Ты, кмет, прекращай суесловить! — Лекарь боком оттер воина в сторону. Склонившись над раненым, спросил.

— Ты меня видишь? А говорить можешь?

Жилята кивнул, и с трудом разлепив слипшиеся губы, попытался ответить. В пересохшем горле тут же запершило, и он зашелся долгим и надсадным кашлем.

— А ты ставь на стол светильник и дай ему воды! — Потребовал лекарь и Векша, повинуясь ему, скрылся в темноте. Вскоре оттуда раздался его голос.

— Нету воды. Ее нужно греть. У нас только взвар.

— Да неси уже что есть! Да поживее!

Горячий и сладкий медовый напиток пах полевыми цветами и летом. Жилята пил и не мог оторваться, пока поданный ковш не опустел. Только убедившись, что сбитня больше нет, он посмотрел на Лавра и Векшу.

— Здоровья и вам, витязи славные! — Едва отдышавшись, хрипло промолвил. Стал подниматься, но Лавр не позволил.

— Ты прыть то поумерь! Лежи пока, не вскакивай! Лучше скажи мне, в глазах не плывет? В голове не шумит? И то хорошо. Да ты не вставай! Или надо куда? Ну, раз дело такое — поможем подняться. Поддержи его Векша!

Уже возвращаясь обратно в постель, Жилята опять почувствовал слабость. Прогулка на мороз и обратно, вымотала его так, что сил оставалось только лечь и заснуть. Опустившись на лежак, он собирался так и сделать, но лекарь Лавр ему не позволил.

— Ты очи то не закрывай! Тебе сейчас в самый раз подкрепиться. Я принес тут кое-чего.

Сняв с жаровни бронзовый котелок, он наполнил из него глиняную чашку и поставил ее на деревянную колоду заменявшую стол.

— На-ка вот отведай варево из мяса! Жидко, да сытно. Тебе в самый раз.

Горячую и вкусную похлебку из говядины, чуть-чуть портил привкус лекарских снадобий. Жилята пытался в них разобраться, но тщетно. Запахи различных трав, смешиваясь, сливались в густом и терпком аромате.

— Что ты мне в хлёбово добавил? — Напрямую спросил он лекаря, едва покончив с содержимым чашки. Тот в ответ лишь неопределённо пожал плечами.

— Настой из нужных трав. Тебе от их названий нет никакого проку. Ещё трижды чёл молитвы за здравие.

— Знаю я твои молитвы! — Ухмыльнулся Жилята. — Ведовские наговоры, поди, свои бубнил?

— Да господь с тобой! — Невозмутимо возразил Лавр Кудесник. — В воинстве Христовом, какие же наговоры? — Видимо для большей убедительности, он достал из-под рубахи нательный крестик и, поцеловав его, торжественно вознес молитву.

— Верую во Единого Бога отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного…

Растянувшись на своей постели Жилята вспоминал ночевку в лесу. Когда он лежал на куче лапника и чувствовал, как его спину пронизывает холод. Очень хотелось перевернуться, что бы отогреть ее в тепле костра. Боль в раненой ноге не позволяла это сделать. Звать же на помощь он не захотел. Кое-как уснул, переживая еще и о том, что назавтра его разобьет лихорадка. Сейчас же он, сколько к себе не прислушивался, не ощущал ни каких признаков хвори.

«Должно Господь не попустил!» — Подумал Жилята, прислушиваясь к словам молитвы, читаемой Лавром.

— … и нашего ради спасения сошедшего с небес и воплотившегося от Духа Свято и Марии девы вочелочшася.

В этом походе Мечеслав решил жить в одном шатре со своими дружинниками. Он предпочел их общество, обществу старшего брата, Суздальского воеводы, поставившего свой богатый и более удобный шатер, рядом с княжескими шатрами. Сейчас его лежак располагался в углу напротив постели Жиляты и пустовал. Мечеслав, вместе с дружиной, остался, где-то в мордовском лесу, приказав самому Жиляте спасаться. Тот спасся и спас еще четверых воинов. От них же он узнал о том, что их дружина пробиться через войско эрзян не смогла. Вопреки этому, Жилята надеялся на то, что с Мечеславом ничего плохого не случится.

«Господь не попустит!» — Подумал он невольно в след, за Лавром шевеля губами:

— И паки грядущего со славою судите и живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца.

«Русь почти все время ратится с погаными!» — Размышлял Жилята. Он сам неоднократно принимал участие в войнах с язычниками. Русские дружины чаще побеждали, но иногда бывало — терпели поражение и воины князей попадали в плен. Потом же их обменивали, или выкупали.

«Только бы Мечеславу в битве уцелеть, а там как-нибудь найдется спасение» — Подумал он и услышал последние слова из прочтенного Лавром Символа Веры.

— Чаю воскресение мертвых, и жизни будущего века. Аминь. — Закончив, лекарь посмотрел на дружинника и, улыбнувшись, спросил:

— Ну что, теперь ты веришь мне?

Жилята не глядя на него, и отвечая собственным мыслям, немного невпопад ответил ему:

— Верую! — К его удивлению — раненая нога совсем не беспокоила. Хотя совсем недавно, во время короткой прогулки, она болела так, что он скрипел зубами. И это притом, что Лавр и Векша его почти, что несли на руках. — Спаси тебя Бог! — Посмотрел он на лекаря. Тот удовлетворенно хмыкнув, снова наполнил чашку похлебкой.

— На-ка вот еще! Запасайся силушкой! Сам князь наш, Юрий Всеволодович сюда прийти намерился. Векша как раз к нему побежал, сказать, что ты уже можешь разговаривать.

Рука Жиляты остановилась на полпути к чашке.

— Князь желает со мной говорить?

— Да. Он, как только тебя привезли, сюда сразу наведался. Спросить, хотел о чём-то. Но ты тогда лежал как мертвый. Я и сказал ему…

— Погоди! — Перебил его Жилята. Есть ему уже не хотелось. Он понимал, о чем князь будет спрашивать.

«Как на его вопросы ответить? Сколько можно открыть ему правды? Что он уже знает от моего боярина?» — Тут его осенило.

— Где Путислав? Он с князем придет?

— Нет. Он все время со своим сыном. Говорят от него совсем не отходит. — Лавр помолчал и, вздохнув, добавил. — Сказывают, что Изяслав совсем плох.

— Беда! — Возникшая, было, надежда исчезла. — А что там с Изяславом? И ты чего не там?! Лекарь!

— А что мне там делать?! — Лавр досадливо отмахнулся и взял с колоды бронзовый светильник. — С князем в походе монах — лекарь из Владимира. Вот князь Путиславу и присоветовал, чтобы тот лечил его сына. Я сунулся ему помочь, да тот монах гнал меня из шатра. Уж чем не угодил? — Он погасил светильник, накрыв огонек бронзовой крышкой. — А так-то я сразу туда прибежал. Как только меня отыскал ваш мордвин.

Поступок Путислава Жиляте показался странным.

«Доверил сына чернецу, отринув помощь Лавра Кудесника! С чего это?» — В другое время он обязательно порассуждал бы об этом, хотя бы с тем же Лавром. Сейчас было не до того.

«Что мне великому князю рассказывать? А что он уже знает? И от кого?» — Тут его от размышлений о собственной судьбе, отвлекли мысли о своих воинах.

— Лавруха, а что, сыновец-то твой? Мезеня с другом его Коченем, в стан когда вернулись?

Лекарь отвернулся, убирая светильник в суму.

— Нету Мезени. Запропал где-то. — Голос его дрогнул. — Наши-то когда вас встретили, узнали все про них от твоего мордвина. Авдей вызвался их дожидаться. Прождал дотемна и вернулся ни с чем. Говорит не пришли.

— Вот ведь! — Жилята нахмурившись, посмотрел на лежанку Авдея. — А где он теперь?

— Так князь Ярослав и другие князья, с дружинами ушли вашу твердь воевать. Авдея приставили к княжичу Всеволоду. Может по пути, и встретили Мезеню.

Жилята даже в сумраке шатра, освещаемого только светом лучин и углей в жаровне, увидел, как у Лавра в глазах блеснули слезы.

— Ты раньше срока не горюй! — Сказал ему, стараясь утешить. — Даже если наши их и не встретят, Мезеня и Кочень сюда доберутся. Парни удачливы — я сам это видел! — Он придумывал, что бы еще сказать такого же, но тут полог закрывавший вход, одернулся. В шатер, вместе с холодом зимнего вечера, твердо, по-хозяйски, вступил великий князь Владимирский. Первым делом, взглядом отыскав в красном углу икону, он, сняв с головы соболью шапку, трижды перекрестился. Лишь после этого обернулся к застывшим в ожидании Лавру и Жиляте.

— Ну, здравы, будьте воины христианские! — Выслушав ответное приветствие, он, величаво ступая, вышел на середину шатра.

— Жилята, как ныне твое самочувствие? Достанет ли сил со мной побеседовать? — Благосклонно кивнув на заверения дружинника о готовности ради князя, к чему угодно, он перевел взгляд на лекаря. Поинтересовавшись у него состоянием раненого, узнал, что Жилята из-за потери крови еще очень слаб.

— Молитва и отвар сил ему придали, но это ненадолго. Как утомится, так и сомлеет. — С этими словами, лекарь отошел от своего подопечного.

Еще раз кивнув, Юрий Всеволодович, попросил Лавра сделать в шатре немного светлее.

— Чего сидеть впотьмах? Вон хоть полешко в жаровенку брось. — Когда тот исполнил его просьбу, князь поблагодарил его.

— Вот эдак-то лучше. Спасибо тебе. Теперь же оставь нас с Жилятой одних. Хочу я с ним кое о чем перемолвиться. — Со значением взглянув на раненого, великий князь посоветовал лекарю уйти в соседний шатер.

— Это чтобы зря не мерзнуть. Векшу я туда же отправил.

Лавр, было, замешкавшись, суетливо засобирался, сказав, что ждать будет снаружи.

— Все же таки Жилята слишком истощен. Ты меня княже, покличь, коли что!

Убедившись что лекарь ушел, Юрий Всеволодович постоял немного на том же месте обводя взглядом внутреннее убранство воинского шатра. Потом подошел к ближайшему лежаку.

— Чья это постель? — Спросил у Жиляты.

— Воина Авдея.

— Я, пожалуй, тут усядусь. — Князь, опустившись на лежак, с заметным облегчением вытянул вперед ноги в сапогах. — Оно, правда, негоже так, не спрося хозяина…

— Княже, ты устраивайся, где тебе удобно! — Сумел оказать радушие Жилята. — Авдюха это примет за честь.

— И то, правда! — Великий князь улыбнулся одними губами и поинтересовался. — А где здесь место Мечеслава? — Проследив кивок воина, вдруг спросил. — А сам-то он где?

Жилята подготовился к этому вопросу. Он подробно поведал князю о попытке дружины прорваться и о том, что из этого вышло, а закончил так:

— Так что, по всему, пробиться он не смог. Где он теперь — то я не ведаю.

Юрий Всеволодович, слушавший очень внимательно, после этих слов, устремил прицельный взгляд на рассказчика. — А как так случилось, воин Жилята, что ты сейчас вот здесь, а твой воевода, ты не ведаешь где?

Жилята был готов и к этому вопросу. Благо и врать, пока нужды не было. Он вдохнул в грудь воздуха, собираясь с силами, и стал повествовать о том, как Мечеслав, велел ему спасать своего племянника. Он намеренно начал с того, как увидел Изяслава истекающим кровью, но держащимся в седле. В этом месте, в темных глазах великого князя, казалось, будто даже затеплилось участие. Жиляту это очень воодушевило, он принялся с жаром рассказывать дальше. Неожиданно князь его оборвал. Выставив перед собой правую руку раскрытой ладонью к собеседнику, он сказал.

— Погоди! Ты должно быть не правильно понял. Про раны Изяслава расскажешь в свой черед. Сейчас начни-ка лучше с самого начала. С того — в голосе князя послышался стук ударившего по щиту меча — как начинался этот ваш поход.

Жилята ждал, что князь об этом спросит. Но отвечать не был готов, так как не знал, о чем можно рассказывать. Очень опасаясь навлечь княжий гнев на своего боярина, он рассчитывал на его помощь. На то, что тот подскажет, что нужно говорить. Но Путислав сюда не пришел.

«Как теперь быть? Вот бы понять, что и от кого князь уже проведал?» — Ответа не было, и он предпринял робкую, безо всякой надежды попытку уйти от разговора.

— Да ты, поди, все уже знаешь…

— Это так — кивнул князь — многое знаю, от разных людей. Теперь я желаю послушать тебя.

Жилята, снова вздохнув, принялся рассказывать с самого начала. Теперь он был менее словоохотлив. Повествовал скупо, многое не упоминая вовсе, и всем нутром чувствуя, что говорит, не то, что Юрий Всеволодович желает от него услышать. Он уже подробно, надеясь, что великому князю это будет интересно, расписывал укрепления эрзянской тверди, когда тот его опять перебил.

— Постой! — Сделав тот же знак рукой, он вернул рассказчика к самому началу. — Вы когда к походу готовились, кто… — Юрий Всеволодович сделал паузу, во время которой Жилята вдруг почувствовал тяжесть в животе, и снова захотелось уйти от разговора.

«Князь что-то почуял, теперь не отпустит». — Внезапно он вспомнил. Был у них конь, возил одно время телегу в обозе. Тот если его тяжело нагружали, умел притвориться лишившимся сил. Падал, и казалось, что он лежит без чувств. Говорили, пару раз ему поклажу облегчали. Правда, потом выучились лечить его кнутом.

«Может быть, и мне так же притвориться?» — Мелькнувшая мысль показалась постыдной.

— Кто искал охотников среди ростовских воинов? — пауза наконец-то закончилась.

Жилята еле удержался от вздоха облегчения.

«Ну, это князь и сам уже знает. Было кому ему рассказать».

— К ростовцам ходил сам Мечеслав. Он и Ероха, давние приятели, ну и сговорились. А вот ярославских, прельстил уже Ероха. Он, как говорят, средь них в большом почете. Когда-то был в знакомцах у самого их князя. Да вроде и отец его…

— Стой! — Великий князь опять прервал повествование, которое Жилята намерен был приправить обилием подробностей, в надежде отвлечь князя от сути разговора.

— Выходит Мечеслав сам собирал дружину? — Уточнил Юрий Всеволодович и был вынужден еще раз перебить Жиляту, который было вновь, завел сказ про Ероху.

— Да что ты про него заладил? Ростовским воина судья Василько Константинович. — В голосе князя послышались отзвуки нетерпения. — Теперь меня слушай! Скажу я тебе о делах Мечеслава. О том, как их вижу, с твоих Жилята слов. — Великий князь посмотрел на дружинника взглядом, который тот с трудом выдержал, борясь с желанием спрятаться под служившую ему одеялом овчину.

— Мечеслав своевольно поднял дружину. — Изобличая, принялся перечислять Юрий Всеволодович. — Припасы на два дня, не спрося взял в обозе. Тайком от меня! — понизив голос выделил последнее слово. И тут же, что бы усилить впечатление, повторил. — Тайком от меня, увел войско из стана! — Сделав паузу, спросил. — Все так?

Жилята, придавленный княжеским взглядом, нашел в себе силы только кивнуть.

«Как-то не честно оно получилось. Вину одного, возложил на другого. Мечеслава подвел под княжеский гнев. Теперь он даже если жив, не оставь его господи, долго домой не сможет вернуться». — Мучаемый начавшей грызть его совестью, Жилята все же по-прежнему был уверен, что спасать в первую очередь нужно своего боярина. — «А там Путислав и сам порадеет перед князем за младшего брата».

Тем временем Юрий Всеволодович поднялся на ноги. Какое-то время молча, думал о чем то. Потом, не глядя на Жиляту, как бы отстраненно, поинтересовался.

— А твердь вы эту как нашли? — Услышав о том, как помог провожатый, князь покивал и все так же, как будто о чем-то не важном, спросил:

— А этот мордвин, откуда он взялся?

Жилята сначала сильно замялся, но вспомнив свой разговор с провожатым у костра в ночь перед битвой, нашелся.

— Он служит преподобному отче Дамиану. Ну, то есть, как служит? Мирята ему жизнью обязан, вот и пособляет попу по мере сил.

— Стой. — Князь приложил руку ко лбу, видимо, что-то припоминая. — Преподобный Дамиан — это тот самый иеромонах, что ездил учиться к грекам в Никею? Служит при монастыре Пресвятой Богородицы в Новгороде Низовской земли. Он сейчас в свите архиерея Митрофана. Давеча владыка о нем отзывался. Хвалил за усердие в служении Господу. Он?

— Он самый княже. Его долг пособить христианскому воинству! Вот и прислал своего человека. А уж тот расстарался, благослови его Господи! Да кабы не он… — Жилята осекся. Великий князь смотрел с каким-то хищным интересом. Так, точно оценивал возможности Жиляты и измерял до него расстояние. Совершенно другим, лишенным какого бы то ни было радушия, тоном спросил:

— А как же этот поп прознал о ваших нуждах? Или Мечеслав сам его просил? Но как он узнал, кого нужно просить? Или его кто-нибудь надоумил? — Тут князь недобро улыбнулся. — Или кто сам просил за него?

Жилята безмолвствовал. Теперь он увидел, куда клонит князь.

«Мечеслав с преподобным не знают друг друга. А княже видать проведал об этом. И как теперь быть?» — Снова вспомнился тот самый конь.

«Сделать как он? Прикинуться сомлевшим? Подумают, что я от раны ослабел». — От этой мысли он отмахнулся. — «Позор это для воина! Холопы эдак делают». — Собравшись с духом, он впервые, за весь этот разговор и всю свою жизнь осмелился солгать великому князю.

— Как там они меж собой столковались, я того не ведаю.

— Не ведаешь?! — Воскликнул Юрий Всеволодович, выказывая этим безмерное изумление. — Ты, десница Путислава! Верный человек во всех его делах! Недаром же из всех его ближников, в этом набеге был ты один! Братья во всем тебе доверяют! И ты о них можешь чего-то не знать?!

Жилята молчал заедаемый совестью. Терзаясь собственной неспособностью выгородить своего боярина, и казня себя за то, что так подвел его младшего брата, он более не осмеливался смотреть в глаза великому князю. Бесцельно глядя в дальний угол на сваленные там, видно за ненадобностью, и едва различимые во тьме, какие-то предметы походного скарба, он уже почти с безразличием ожидал прямого вопроса об участие во всем этом деле самого Путислава.

«Князь-то, видать, все уже знает. А коли так, то на кой он меня взялся пытать? А, все одно, запираться нет проку».

— Сколько Мечеслав увел с собой суздальцев? — Неожиданно спросил Юрий Всеволодович и Жилята без запинки назвал ему число, которое последнее время ни как не шло из его головы.

— Пятьдесят шесть.

— А вернулся ты один! — Указав на воина пальцем, обличающее провозгласил великий князь. — А прочие где? Не ведаешь ты! Полсотни христиан, и это только суздальцев. Кто их загубил? Кому ответ держать?! Молчишь?

Жилята, вдруг разглядев в сваленных в углу вещах, седло снятое с Гнедого. Вспомнил бой. Вспомнил поединок. Вспомнил что, как и для чего делал последние дни. Сразу же, будто оттуда, из глубин памяти, стала подниматься злость на всё вокруг.

— Так Мечеслав может статься, уже и ответил. За все их души разом, да перед самим Господом! — Стараясь сдерживаться, произнёс он, но князь, видимо уловив перемену в настроении собеседника, посмотрел на него с удивлением:

— Так это перед Господом! А что перед людьми? Перед родней полста с лишним воинов? Перед наилучшими семьями Суздаля. Перед ними кто ответит? С кого они спросят? Мечеслава тут нет. А есть ты Жилята! Так что тебе ответ и держать! — Великий князь помолчал, отмечая отразившуюся на лице Жиляты муку, и сильно смягчив голос, добавил, почти ласково. — Или может быть твоему боярину?

Жилята молчал, оторопело глядя на великого князя. К нему запоздало, но с тяжкой неотвратимостью пришло понимание.

«Он хочет, что бы я сам, указал на Путислава перед вятшими людьми Суздаля. Он ведь прочил Жирослава нам на воеводство. Но бояре ему отказали, Жирослав де недавно живет в нашем городе. Чужак! Воеводой назвали опять Путислава. Князь же тогда не стал с ними спорить. Воеводу он признал, да видать скрепя сердце. А ныне-то вон как оно обернулось. Ежели не сделаю, так как он желает, князь выставит меня перед нашим боярством». — Жилята вдруг еще сильнее почувствовал усталость. — «Погубить своего боярина, что бы спасти себя?» — Так плохо ему, никогда еще не было. Откуда-то опять навалилась слабость. Точно такая же, как та в лесу, с которой он тогда боролся, с немалым трудом оставаясь в сознании. Теперь же, ощутив ее липкое касание, он тот час же ему поддался, потянувшись навстречу, и скоро почувствовал, как летит куда-то…