Ровное место между шатрами, было утоптано так, что снег под сапогами здесь не скрипел. Торопливые шаги стучали по нему как по мерзлой земле. Услышав их, из одного из шатров вышли два молодых воина. В кольчугах и шлемах и с мечами на поясе. Увидели бегущих, почтительно поприветствовали Лавра, и скрылись. Больше на пути никто не попался. Дружинников, вместе с Авдеем и княжичем, нигде видно не было. Стан суздальцев, обычно многолюдный и шумный, сейчас был пустынен и тих. У своего шатра Лавр задержался. Лютобор подумал, что им сюда и тоже остановился. Лекарь тревожно глянул по сторонам и на самого Лютобора. Не говоря ни слова, продолжил свой бег по утоптанной тропке вниз к речному берегу. Лютобор решил, что Лавр для чего-то бежит к табуну и удивился — пешими они добрались бы быстрее.

«Куда же это он? Мы зря тратим время! Нам надо к Изяславу!» — От страшной досады во рту стало кисло. Он уже собирался окликнуть лекаря, но тот вдруг свернул, скользнув между двумя обозными телегами. Последовав за ним, Лютобор оказался среди палаток, шалашей и еще каких-то убогих и временных жилищ. Ничего подобного он раньше здесь не видел. Даже не предполагал, что в строгой красоте воинского стана, можно отыскать и такое место. Зато здесь были люди. Глядя на мужичков в засаленной, прокопченной и местами прожженной одежде, он сообразил, где находится.

«Мы в обозе. Это челядь, что прислуживает воинам в походе». — Кое-кого он даже узнал, а когда не молодые мужики, кланяясь до земли, стали его приветствовать:

— Здрав буде господине!

Хотел было ответить, но услышав величание, тотчас спохватился, принял достойный боярича вид и более не удостаивал челядь вниманием. Тут перед ним снова появился Лавр и сунул Лютобору свою суму.

— На вот! — Сам он бережно, обеими руками, прижимал к груди сверток из кожи. Более ничего не сказав, торопливо зашагал, но не обратно к проходу между телегами, а куда-то вглубь обоза. Лютобор, теперь уже совсем ничего не понимая, замешкался. Будто бы увидев это, Лавр обернулся.

— Поспешай боярич! — И скрылся за ближайшей палаткой. Лютобор чтобы не отстать, припустил следом. Стоянку суздальского обоза, проскочили в мгновение ока. Лавр прекрасно знал дорогу. Попадавшиеся холопы, едва завидев их, торопились убраться с пути. Так выскочили на широкую улицу за которой начинался обоз владимирцев. Далее пути не было, так как десятка полтора воинов стояли плотной группой, мешая пройти. Их кони, ища тепло, жались друг к другу. Во вздыбившейся шерсти виднелись крупинки прилипшего грязного снега. Лютобор понял, что воины только что с дороги и дорога эта была не близкой. Пара услышанных слов о скором и долгожданном отдыхе в тепле, подкрепили его уверенность. Стояли они к ним спиной, чего-то ожидая и видеть их, не могли. Лютобор хотел было их окликнуть, но Лавр неожиданно обернувшись, сказал.

— Погоди! — Жестом подозвал мёрзшего у телег холопа. Приказал ему взять у Лютобора лекарскую сумку и нести следом. Тот жалостливо затряс клочковатой седой бородой, запричитав о том, что ему велено караулить въезд на стоянку, но встретившись с взглядом Лавра, быстро-быстро закивав, с поклоном принял у боярича его ношу и покорно поплелся следом за лекарем. Тот окрикнул преградивших путь конников.

— Эй, православные, дайте пройти! — Несколько воинов с недовольными лицами обернулись. Отметив у приближавшихся добротную одежду и наличие оружия, нехотя сдвинулись. По узкому проходу между ними и обозными телегами пришлось идти гуськом. Лютобор вышагивал с гордо поднятой головой, проклиная досадные помехи на пути к страдающему Изяславу. Все же проходя мимо конных, он по привычке обратил внимание на их броню и оружие. Заметил, что воинская справа этих воинов уступает той, что носили суздальцы Путислава.

«Так кто же это?» — Подумал и тут же увидел их предводителя.

Могучий воин, ростом не уступавший Авдею, блестя чешуйчатой броней, сидел на огромном жеребце. Глядя в другую сторону, Лютобора он не видел. Впрочем, тот узнал соперника своего дяди даже со спины. Боярин Жирослав увлеченно беседовал с каким-то монахом. Тот стоял и держал своего коня за уздечку. Его лицо с крупными и жесткими очертаниями, было обращено к земле под ногами. Голосом полным смирения, монах что-то растолковывал собеседнику. Заметив спешащих мимо суздальцев, он обратил на них внимание, и Лютобор совершенно неожиданно для себя, столкнулся с его тяжелым, оценивающим взглядом. Стало не по себе. С трудом заставив себя выдержать этот взгляд, Лютобор даже не заметил, как ускорил шаг, едва снова не перейдя на бег, и чуть не столкнулся с тем самым мордвином, что привез раненого Изяслава и дурные вести об отце. Тот учтиво уступив дорогу, направился прямо в сторону Жирослава. Лютобору это показалось интересным. Поднимаясь по косогору, он несколько раз оглядывался и увидел, как от группы воинов отделился один. Поравнявшись с Мирятой, он спешился, и они радостно и очень тепло друг друга приветствовали. Отметив их внешнее сходство, Лютобор догадался, что перед ним отец с сыном. Спохватившись, рванул было дальше и чуть не налетел теперь уже на Лавра. Тот стоял, прижимая к груди сверток и хмуря лохматые брови, смотрел туда же, куда только что смотрел он сам. Заметив удивление во взгляде Лютобора, Лавр то ли обращаясь к нему, то ли, отвечая собственным мыслям, кивнул поверх голов боярина и его воинов.

— Жирослав не с пустыми руками вернулся. — Лютобор почувствовав, что речь о чем-то очень важном, обернулся, прослеживая его взгляд.

Под самым берегом, иногда скрываясь за его неровностями, иногда едва проглядывая через заросли густого, но по-зимнему голого ивняка, растянулась вереница поставленных на полозья телег. Влекомые лошадьми, они скользили по льду в сторону стана. Передние уже втягивались в улицу с трудом преодолевая подъём по косогору. Лютобор видел, что возы тяжко нагружены и неказистые лошадки тянут их с трудом. Им помогали шедшие рядом люди. Дружно навалившись, они толкали возы в гору. Ехавший чуть в стороне воин, придержал коня, обращаясь к ним. Лютобор подумал, что он хочет помочь им советом, или просто приободрить. Воин взял в руку притороченное к седлу копьё и кончиком его древка ткнул одного из толкавших сани людей. Тот упал, но тут же вскочил. Широко расставив руки, пошел на обидчика и снова упал от удара копейным древком по голове. Остальные, глядя на происходящее, бросили работу и лошадь встала. Воин замахнулся на них копьем и рявкнул так, что даже Лютобор со своего места услышал, хотя и не разобрал слов. Сани быстрее прежнего поползли в гору. Воин, убирая копье, сказал что-то людям, толкавшим следующий воз. Двое из них подбежав, помогли упавшему подняться и улечься на сани поверх поклажи.

— Поживы-то набрали! Рухлядь, скотина, люди… — Лавр смотрел на обоз и Лютобор не мог понять предназначены ли эти слова ему, или просто лекарь вслух размышляет.

Саней было не менее сорока. Сколько с ними шло людей, Лютобор не мог даже предположить. Сопровождали это все десятка два воинов. Еще сколько-то, но явно не меньше, гнали коров. Десятки буренок, подгоняемые погонщиками, шли плотным стадом, и время от времени, оглашали округу жалобным ревом.

— Где же они столько набрали? — Спросил Лавр, опять непонятно к кому обращаясь. — Это же, поди, все четыре веси… — Он еще сильнее прищурился, приглядываясь к пленным. — Неужто Жирослав всех переловил?

Лютобор снова глянул на боярина. Тот так и стоял на месте, но теперь смотрел уже на него. По его широкому, заросшему рыжеватой шерстью лицу, ползла глумливая улыбка. При этом Жирослав что-то говорил монаху. Тот, отвечая, держал взгляд в землю. Вдруг, в какой-то момент он поднял его, устремив на Лютобора. Тот не желая его встретить, обернулся к Лавру. Лекарь неотрывно смотрел на очередные, начавшие свой подъем сани. Рядом с ними, людей было особенно густо. Двое, или трое помогали идти старику, опиравшемуся на палку.

— Вот лихо-то! — Непонятно чем огорчился Лавр, и более не говоря ни слова, зашагал дальше.

Аромат сгоревшего ладана наполнял тяжёлый воздух шатра фимиамом, в котором, истаивал уже почти не различимый запах крови. Массивное, оправленное серебром кадило, истекало ароматным дымком на столешне, рядом с сосудом наполненным елеем. Здесь же, в свете семи свечей установленных на серебряном блюде, желтыми страницами вверх, лежало евангелие.

— … Сам Владыко, освяти елей сей, якоже быти помазающимся от него в исцеление. И в применение всякия страсти, скверны плоти и духа…

Отче Парамон, по воле великого князя, врачевавший раны Изяслава, не глядя в священную книгу, сильным, густым голосом, нараспев молил Господа об освящении елея. Ему вторили двое молодых монахов. Путислав истово крестился перед иконой Божьей Матери. Постель Изяслава, в дальнем от входа углу, почти терялась в темноте едва освещенная скудным светом лучины. Как он — разглядеть было не возможно и Лавр едва успел схватить за руку рванувшегося туда Лютобора.

— Тихо! — Зашипел, взглядом указывая на происходящее.

Лютобор страшно смутившись от того, что чуть было, не осквернил священное таинство, не зная как теперь поступить, мялся у входа. Из всех присутствовавших в шатре, их появление заметил только Парамон. Не прерывая молитву, он на миг обратил взор на вошедших и вновь возвёл очи горе.

— … да и в сем прославится Твое пресвятое имя, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков аминь.

Выручил Лавр. Подтолкнув отрока, он бесшумно скользнул в шатер. Встав за спиной боярина, аккуратно положил свой сверток на пол и обратился к иконе. Лютобор, правильно поняв его, последовал за ним. Стоя одесную дяди, он смотрел на лик Божьей матери и, крестясь, почти беззвучно шевелил губами, вторя священнику.

— … всесильным заступлением Твоим помоги мне умолить сына Твоего, Бога моего, об исцелении раба Божия…

Его слова часто попадали не в лад со словами остальных. Мысль всё время сбивалась. То на лежащего во тьме, безмолвного и неподвижного Изяслава. То на Лавра, молящегося за спиной. На сверток, которым Лавр, судя по всему, обязательно должен воспользоваться, что бы скорее излечить раны. Распаленное забегом тело, требовало действий. Мысль вновь возвращалась к раненому. Лютобор напрягал слух, силясь расслышать его дыхание. Но слышал священника, который соблюдая канон, семь раз творил одну, и ту же молитву. А прочтя её, приступал к следующей, а за ней к следующей… Лютобор, с трудом укрощая собственный порыв, стал успокаиваться. Слово, за словом повторяя за дядей, он понемногу, вслед за ним, наполнялся светом Богооткровенной Истины. Строки из евангелия, которые он как добрый христианин, к своим годам должен был бы знать наизусть, звучали для него так, будто он их услышал впервые. С каждым новым прочтением, Лютобор проникался сакральностью изреченного в них Слова и мысли о суетном, отступая, терялись.

Совершив все положенные молитвы, Парамон направился к постели страждущего. Помазывая елеем лоб, щеки, губы, запястья и раны Изяслава, он вновь и вновь повторял молитву об исцелении. Монахи в это время пели псалом, остальные продолжали молиться пока не настал и их черед. После Путислава священник подошел к Лютобору. Взял в руки скрученный в жгут кусочек холста и обмакнул в сосуд с елеем.

— Услыши нас Боже. Услыши нас Владыко. Услыши нас святый. — Прочел распевно, и после того как Лютобор повторил за ним эти слова, дважды коснулся его лба, оставляя на коже знак креста, начертанный благоухающим елеем. Тут же аккуратно промокнул масляный след чистой холстиной и вручил её Лютобору. Тот с поклоном принял. До самого окончания таинства он прижимал к груди этот кусочек ткани, вдыхая исходящий от него аромат и чувствуя, как вместе с ним его душа наполняется радостью, благостью и верой. Когда священник коснулся его макушки листами раскрытого евангелия, он уже точно знал, что с Изяславом, как и со всеми остальными, всё будет хорошо…

Судя по всему, похожие мысли были в голове и у его дяди. По окончании таинства, Путислав несколько раз истово перекрестился иконе и оглянулся на тот угол шатра, где сгустившуюся тьму едва рассеивал крохотный светоч. В этот момент Лютобор посмотрел на него и увидел в глазах этого большого и могучего человека слёзы. Удивление было таким сильным, что отрок не смог его удержать…

— Дядя, ты… — Кое-как совладав с чувствами, Лютобор не отпустил с языка ненужное слово, но Путислав уже услышав, повернулся к нему и вдруг, заметил лекаря. Посмотрел на него с каким-то удивлением, будто с трудом припоминая, для чего же тот здесь. Затем коротко с ним поздоровавшись, направился к сыну. Лавр смотрел ему вслед, и было видно — хочет что-то сказать, но не решается заговорить первым. При этом он настороженно косился на священника. Тот, тем временем отпустив помогавших ему монахов, сам из шатра уходить, не спешил. Стоял у стола, на котором только что лежало евангелие, и сливал остатки елея в крохотный глиняный кувшинчик. Лавр подобрав с пола свой свёрток, снова прижал его к груди.

— Воевода! — Он вдруг решился. — Путислав Всеславич! — И после того как тот остановился, усилил дрогнувший вдруг голос. — Ты звал меня?

Путислав нехотя обернулся.

— Да, я звал тебя.

— Тебе нужна моя помощь? — Лекарь подошел вплотную к боярину. Тот посмотрел на него с сомнением. Вдруг, вместо него, ответил Парамон.

— И чем же ты, сын мой, можешь помочь? — Он стоял на том же месте, и голос его был полон смирения. — Мы уже сотворили всё нужное. Провели обряд, прочли молитвы, попросили Господа. Всё в руце Его! Так положимся на волю Его с молитвою и сыновним смирением! — Он замолчал, глядя на Лавра. Тот, смутившись такой отповедью, мялся не в силах ответить монаху и, не решаясь взглянуть на воеводу. Путислав, какое-то время смотрел на сомнения своего лекаря. Потом вдруг неодобрительно хмыкнув, выпрямившись и расправив плечи, шагнул к нему.

— Говори уже Лавруха!

Близость человека, под началом которого, когда-то приходилось идти в бой, воодушевила Лавра. Лицо его приняло обычное свое выражение, и он с легким прищуром посмотрел в глаза монаха.

— Мы все во власти Его и уповаем только лишь на милость Его. Дозволь же спросить тебя отче! Не будет ли противно Его неизреченной воли, если я всего лишь, взгляну на раны страждущего?

Взгляд монаха медленно наполнялся недоверием и неприязнью. Но возражать Парамон не стал.

Подойдя к Изяславу, Лавр первым делом попросил больше света. Лютобор взял со стола блюдо с семью церковными свечами. С великим тщанием, так чтобы не задуть ненароком ни одного огонька, он перенёс эти свечи к постели раненого. Ставя блюдо на скамью у изголовья, он посмотрел на Изяслава и даже вздрогнул, удивившись тому, как сильно тот переменился. Лицо, в последние дни становившееся то багровым и горячим, то бледным и усыпанным бисеринками пота, сейчас обрело цвет старого воска, казалось высохшим и будто постаревшим. Удивившись и даже испугавшись этой мысли, Лютобор поспешно перевёл взгляд на лекаря. Тот к принесённым свечам, зажёг от лучины ещё и небольшой бронзовый светильник. Только после этого, склонившись, принялся осматривать раненого. Осматривал долго, ощупывая пальцами повязки на ранах и даже нюхая воздух над ними. Потом разогнувшись, поднялся. Обернувшись к Путиславу, заговорил с ним, вполголоса.

— Монах-то лекарь добрый. Чистые раны. — И видя облегчение на лице боярина, торопливо и сокрушенно посетовал. — Но у него огонь в нутре. В том месте, где в бок железко ужалило. Злой то огонь. Хочет он по жилам с кровью растечься, чтоб во всём теле пожар распалить тогда… — Лавр замолчал, глядя как стремительно, каменеет лицо воеводы. Вздохнув, продолжил совсем уже шёпотом.

— Есть у меня средство от этого! Отвар, коим я не раз уже прежде гасил тот огонь. Вот он. — Лекарь почти ласково погладил свой заветный свёрток. — Нужно испить его Изяславу. Но — лекарь кивнул на монаха — позволит ли такое отче Парамон? — И закончил совсем тихо сбивчивой скороговоркой.

— Дать страдающему зелье после совершения на ним священного таинства.

Путислав посмотрел на священнослужителя. Тот, вышел на середину шатра, в своём ярком торжественном одеянии похожий на какую-то невиданную птицу. Его сухое костистое лицо выражало неодобрение и подозрительность.

Путислав вздохнул и вдруг хмыкнул.

— Да в нашем деле, в воинском, одними-то молитвами…

Лавр всё правильно поняв, вынул из свертка глиняную баклажку, заткнутую пробкой. Сковырнув воск, саму пробку вытянул за кусочек жгута. Аккуратно наполнил глиняную чашу.

Лютобор, во все глаза смотрел на действия лекаря. Увидев жидкость в чаше, он подивился её мутному, зеленовато — бурому цвету. Про себя решил, что сам бы он никогда такое не выпил. Лекарь поднял чашу, чтобы влить её содержимое в Изяслава и едва не расплескал, вздрогнув от окрика.

— Грех! Страшный грех на тебе воевода! Сына своего, душу христианскую, отдаёшь во власть силы нечистой! — Парамон обеими руками прижимал к груди распятие. При этом, обращаясь к Путиславу, взирал на Лавра так, словно в разгар пасхальной трапезы, прямо на столе увидел крысу. Тот в нерешительности замер, уставившись в чашу с отваром. Воевода пару мгновений смотрел на лекаря, потом резко посуровев, не оборачиваясь, ответил монаху.

— Преподобный, это лекарь. Он хвори врачует, да раны исцеляет. — Говорил Путислав спокойно и размеренно, лишь в самом конце голос его дрогнул от сдерживаемого гнева. — Нету нигде здесь силы нечистой!

Парамон сверкнул на него очами.

— Ты глаз, или разума лишился? Колдун ворожит на твоего сына! Душу его бессмертную губит! А ты козням бесовским его потакаешь! В сговор вступаешь с силой нечистой!

От такого напора священной ярости, Путислав замешкался. Парамон же, воздев над головой руки с распятием, рявкнул так, что у Лютобора заложило в ушах.

— Покайся! Покайся воевода! Очисти душу от скверны! А ведуна поганого на костер! И немедля! Слышишь? Немедля!

— Вот так! — В проеме входа, искрясь на солнце богато расшитым кожухом, стоял великий князь. Поведя взглядом и с некоторым трудом высмотрев во тьме шатра Путислава он, сдвинув брови, обратился к нему.

— Ну, здрав будь, воевода! А я вот к тебе нежданно-негаданно. — С этими словами Юрий шагнул в шатер. — Рад ли ты гостю?

Путислав приосанившись, сделал шаг ему навстречу и степенно преклонил русую голову.

— Здрав буде княже! Дорогой гость всегда в радость хозяину. — Обернувшись в темноту шатра, зычно позвал.

— Прокл, ты спишь там? Меду неси, да кубки злащенные!

Лютобор только сейчас вспомнил про дядиного слугу. Тот всё это время был здесь же в шатре и не позванный к священному таинству, тихо сидел в своём углу. Услышав волю господина, Прокл явился перед ним, неся в руках мед и кубки. Во время недолгого ожидания, Путислав выказывая заметное нетерпение, посматривал в его сторону, при этом, не сказав Юрию Всеволодовичу ни слова. Лютобор удивился такому невниманию к князю, отметив как тот, хмуро косится на воеводу и даже кубок из рук Путислава, принял, чуть помедлив будто бы раздумывая. Отхлебнув, он скупо, словами обычными для такого случая, похвалил мед и гостеприимство боярина. От предложения пройти к столу, который Прокл тем временем уставлял, какими нашел яствами, князь отказался.

— Да я и к тебе-то зашёл невзначай. Мимо проходил, да услышал, как в шатре твоём кого-то огнём жечь собираются. — Князь снова хмуро сдвинул брови. — Над кем это ты суд вершишь воевода?

Путислав от этих слов сначала замешкался, настороженно глядя на Юрия. Потом, вдруг просветлев лицом, принялся рассказывать великому князю и про решение соборовать раненого сына и про сам обряд и про то, что после священного действа он обратился за помощью к лекарю, известного своим искусством. Речь его, вначале степенная и размеренная, постепенно наполнялась жаром, слова звучали со всё большей горячностью. Последние он произнёс почти, что с яростью, при этом рукой указывая на монаха.

— А он лечца велит жечь огнём! За то, что тот хочет помочь тяжко страждущему. Грех говорит! Но есть ли в том грех? Разве не делали прежде такого?! — Путислав замолчал, и какое-то время стоял, прижав правую руку к сердцу и с ожиданием глядя на князя. Тот долго не отвечал, о чём-то размышляя. Пройдясь по шатру, он остановился возле столешни, на которой лежало евангелие. Проведя рукой по переплёту священной книги, Юрий Всеволодович обратил внимание на Лавра продолжавшего стоять над раненым. Кивнув на его земной поклон, он едва задержал взгляд на лице Изяслава и перевёл его на Лютобора. Тому сегодня впервые в жизни довелось так близко лицезреть великого князя. Юрий оказался меньше чем был в его представлении, и ростом и статью плеч уступая дяде, и рядом с ним не выглядел кем-то, очень значительным. Лютобору было странно видеть устремлённый к нему просительный взор Путислава. Теперь же, ощутив на себе тяжёлый взгляд князя, он сразу почувствовал себя перед ним очень и очень маленьким. И вдруг понял — от того, что скажет этот человек, зависит судьба обвинённого в ворожбе Лавра, а вместе с ним и судьба двоюродного брата. Великий князь сейчас одним своим словом решит, жить Изяславу, или нет. Потрясённый таким могуществом, Лютобор испугался, но при этом и уверовал, что великий князь может спасти Изяслава.

«Да ведь ему нужно только сказать!» — Эта мысль металась в его мозгу и рвалась наружу. — «Только сказать». — Лютобор плотнее сжал губы, сдерживая готовые вырваться мольбы. Строгий взгляд смотревшего на него князя смягчился. Обернувшись к замершему в ожидании Путиславу он, убрав руку от евангелия ответил.

— Мне тоже доводилось слышать, о том, что лечца допускали к страждущему уже после свершения над ним священного таинства. Греха в том не вижу. — Поведя рукой, указал на лекаря. — Это ведь Лавр? Я о нём слышал. — После этого, Юрий Всеволодович, видимо решив, что разговор окончен, ни с кем не прощаясь, направился к выходу. Лютобор от преисполнявшего его чувства благодарности, готов был рухнуть на колени.

— Хитёр слуга Антихристов! Искусно заплёл козни поганые! — Молчавший до этого Парамон, с распятием в руках выступил вперёд, обращаясь к великому князю. — Ложью едучею кропит твоё сердце! Очи застлал дьявольским мороком! Ты уже также как твой воевода, не видишь что в нём — указующий перст был направлен на Лавра — под шкурой овечьей зверь лютый таится! И зверь этот, уже оскалил пасть готовый пожрать душу его! — Монах указал пальцем на Изяслава и сразу же перевел на его отца.

— И его! — И сузив глаза, посмотрел на князя, так, будто мог увидеть в нём, что-то невидимое другим. — И твою, сын мой, тоже. Но ничего! — Парамон принялся осенять крестным знамением всех перечисленных. — Ничего! Я, раб смиренный Господа нашего, не допущу этого! Не дам чтобы скверна прошла в ваши души! Открою вам очи! Вы же узрите! — С этими словами монах прошел к ложу Изяслава и, схватив принесённый Лавром сосуд, торжественно предъявил его князю.

— Вот чем он собрался раны исцелять! Зелье колдовское, что в неурочный час на капищах поганых, варят ведуны для своего владыки! Владыко их не кто-нибудь — враг рода человечьего велит им люду христианскому вредить, где только можно! И силою, для того, наделил их чёрной!

Голос священника с каждым словом понижаясь становился всё глуше и закончил он таким зловещим шепотом, что Лютобор почувствовал как на его спине и плечах съёживается кожа. Парамон шагал по шатру, подняв над головой сверкающее в отсветах огня распятие. Остановившись в шаге от великого князя, он тихо, но так что услышали все, произнёс:

— Вот оно! Здесь сатанинское зелье! — Парамон протянул баклажку, едва не коснувшись ею лица князя. Юрий Всеволодович, принял её. Неотрывно и настороженно глядя в расширившиеся зрачки монаха, он повертел в руках, слегка встряхнул и принюхался.

— Травой вроде пахнет. — Взгляд князя сделался недоверчивым. — Полынь и ива, или еще что-то. Прелое будто бы. — Возвращая бутыль Парамону, он заявил.

— Не вижу и не чую здесь что-либо злокозненное. — Князь глянул на застывшего Путислава. — Но мне лицу мирскому, невмочно судить в этих делах. Посему… — И жёстко, одним лишь гневным взглядом осадив порывавшегося заговорить монаха, провозгласил.

— Посему, велю немедля обратиться к тому, кто более нас с вами в этом понимает. — Князь немного помолчал, размышляя, и продолжил. — Владыка Митрофан в этот час занят. Готовится служить панихиду по павшим нашим воинам. — Князь многозначительно взглянул на воеводу и продолжил. — С ним почти вся церковная братия. Но тут недалеко, слава Богу, ждёт нас преподобный отче Дамиан. Он только что из похода вернулся. Сопровождал дружину боярина Жирослава. — Отметив, как изменился в лице Путислав, князь кивнул чему-то и перевёл взгляд на монаха.

— Дамиан говорят, очень сведущ в науках. Всё же таки даже у греков учился. И в очень большой чести у владыки. Пусть он теперь же вас и рассудит. — Не обратив внимания на слова Парамона заговорившего о том, что с Дамианом они в равном сане, Юрий Всеволодович приказал воеводе послать человека за преподобным. Тот отправил Прокла. Остальные ждали не двигаясь с места. Только Парамон отступив, встал за столешню, опустив взгляд на святое евангелие. Все хранили молчание. Путислав посматривал на великого князя и Лютобор догадывался, что его дядя хочет, но не решается о чём-то заговорить. Юрий Всеволодович делал вид, что ничего не замечает.

Наконец полог на входе снова откинулся, и сразу же в шатре стало многолюдно. Появившийся первым князь Ярослав, шумно поприветствовал хозяина шатра, выражая надежду на его гостеприимство.

— Продрогли на морозе то! Самое время испить нам горячего сбитня!

Следовавший за ним Прокл, поспешил исполнить его пожелание. Последним в шатёр вошел Дамиан. Поклонившись иконе и сотворив молитву, он благословил каждого присутствующего. После этого, всем своим видом выражая смирение и учтивость, встал перед великим князем. Тот, скосил глаза на хозяина шатра. Дамиан даже не повёл бровью. При этом наблюдавшему за ним Лютобору показалось, что очи иеромонаха блеснули лукавыми искрами. Юрий Всеволодович еще, какое-то время молчал, потом привычно хмыкнул.

— Вот так. — И повторил для Дамиана свою уже изреченную ранее волю. Тот учтиво выслушав, уточняя, стал переспрашивать и тяжёлые, будто высеченные из камня черты его лица, пришли в движение:

— Я, верно, понимаю, что вот этот добрый человек — плавный жест руки в сторону Путислава, позвал лекаря к своему чадо?

Князь подтвердил, и Дамиан продолжил, обернувшись к Парамону.

— А ты мой добрый брат во Христе, и прежде лечца гнал вон из шатра, а ныне и вовсе велишь его сжечь?! — К удивлению Лютобора, голос Дамиана звучал не громко, но обладал той же силой, что и голос дяди перед строем суздальцев. Еще он вдруг понял, что этому иеромонаху, уже известно обо всём, что успело произойти между двумя лекарями. И сегодня и ранее. Поражённый, он так над этим задумался, что не расслышал, не привычно тихий и невнятный, и прозвучавший с большой задержкой ответ Парамона. Дамиан посмотрел на брата во Христе, своим тяжёлым взглядом:

— Оставим же брат мирян ненадолго.

Парамон не ответив, стал нехотя натягивать поверх торжественного одеяния простой, без какой-либо вышивки кожух. Когда они вышли, все безмолвно провожали их взглядами. Только Ярослав посмотрев на брата, наполовину опустевшим кубком, указал в сторону входа.

— Ты это видел?

Юрий хранил задумчивое молчание. Ярослав не дождавшись ответа, хотел было сказать что-то еще, но в этот момент монахи вернулись.

— Мы с братом, рассудив, в делах лекаря, колдовства, либо ворожбы не увидели. — Дамиан говорил, глядя на великого князя. Каждое его слово звучало так значительно, что Лютобору, почему-то вспомнились отесанные глыбы камня, которые он видел на строительстве нового храма в Суздале. На Лавра он посмотрел, ожидая увидеть радость, или хотя бы облегчение. Лекарь стоял прямой как древко копья и равнодушный к происходящему. Только в тёмных глазах его, обращённых к монаху, проглядывало недоверие, и даже настороженность.

— Посему, он немедля сотворя молитву, может заняться лечением. — Сказал Дамиан, и в шатре установилась тишина. Все с ожиданием смотрели на Юрия Всеволодовича. Наконец тот, обведя собравшихся взглядом, сказал, что раз тут наконец-то всё разрешилось, им с братом самое время вернуться к делам.

— Хотим посмотреть на полон Жирослава. — Великий князь задержал взгляд на Путиславе и со значением добавил. — Говорят, он в поход сходил очень удачно.

Первыми шатер покинули монахи. Парамон, терявшийся где то в тени Дамиана, стал было что-то ему говорить. Тот не глядя на него, ответил так, что услышали все:

— Отмолим!

Князь Ярослав, задержавшись проводил Дамиана долгим, задумчивым взглядом и Лютобору этот взгляд, почему-то очень не понравился…