Несколько дней спустя Люси проснулась оттого, что дядя Лоуэлл громко кричал. Накануне она поздно легла, пытаясь вчитываться в Агриппу, что было поистине непросто, но осознание того, что текст настоящий, что она познает истинную мощь тайн вселенной, было достаточным стимулом. Иногда ее внимание рассеивалось, но не из-за того, что материал был сложен, а потому, что она вспоминала отца. Вспоминала, как сидела и читала у него в библиотеке. После нескольких часов занятий Люси переставала что-либо понимать и приходила в себя, только когда в дальнем конце комнаты возникала фигура отца, который смотрел на нее поверх очков. Вспоминала, как он сиял от радости и как ее сердце тоже наполнялось радостью оттого, что она доставила отцу такое удовольствие. Интересно, как бы отец отнесся к ее нынешнему чтению?

Пытаясь удержать в памяти все теоремы, рассуждения и доводы, она второпях оделась и спустилась вниз. Дядя Лоуэлл в ярости кричал на миссис Квинс.

— Довольно, — сказал он с серьезностью, которая не давала усомниться, что разговор окончен. Но это было не так.

— Она одобряет визит, — сказала миссис Квинс. — Сэр, если вы полагаете, что покой вашего дома нарушит незначительное вторжение, подумайте, что будет, если она станет вашим врагом.

— В чем дело? — спросила Люси на пороге столовой.

— Вы, все из-за вас! Вы все сговорились с целью лишить меня того, что я ценю превыше всего, — покоя, — сказал мистер Лоуэлл. — Я не потерплю.

Миссис Квинс повернулась к Люси, ноздри экономки затрепетали, как у лошади, которая учуяла ветер.

— Ваша сестра Марта приезжает с ребенком.

— А с ней ее муж, и, конечно, нянька и служанка, и всякие там шуты, — сказал дядя Лоуэлл.

Люси была в полном восторге. Марта родила несколько месяцев назад, и Люси тогда навестила ее, но после этого короткого визита она не видела ни сестру, ни племянницу, которую назвали Эмили.

Люси пронзила мрачная мысль.

— Леди Харриет ведь не приезжает?

— Полагаю, нет, — сказала миссис Квинс, — после оскорблений, которые вы ей нанесли.

Обуреваемая избытком чувств, Люси обратилась к дяде Лоуэллу:

— Я так счастлива. Маленькой Эмили почти полгода. Такой чудесный возраст для ребенка.

— Дети в таком возрасте постоянно хнычут. От них сплошной беспорядок, — сказал дядя Лоуэлл. — Надеюсь, кормилица обо всем позаботится. — Он явно примирился с визитом.

— Марта сама кормит ребенка, — сказала Люси. — Это новая мода.

— Какая наглость рассуждать о подобных вещах! — рассердился дядя Лоуэлл.

До прибытия Марты, мистера Баклза и маленькой Эмили оставалось меньше недели, хотя точная дата не была оговорена, поскольку леди Харриет еще не объявила, когда ей будет удобно освободить мистера Баклза от исполнения его многочисленных обязанностей. Жизнь Люси теперь наполнилась ожиданиями, как чудесными, так и внушающими ужас. Вскоре она увидит свою племянницу. Она будет вынуждена встретиться с мистером Баклзом, впервые после того, как Мэри поделилась с ней своими подозрениями. Что касается мистера Олсона, они не получали от него никаких новостей, хотя во всем графстве было известно, что он лишился видов на будущее, поэтому дядя Лоуэлл полагал, что женитьба отменяется. Он по-прежнему винил во всем Люси, но его гнев кипел на медленном огне и не взрывался. Люси научилась ходить по тонкому льду; зная, что затишье продлится недолго, она предпочитала довольствоваться тем, что ей выпало.

* * *

Тем временем, казалось, мир вокруг меняется. Восстания в Ноттингемшире продолжались. Луддиты ломали вязальные станки, поджигали дома. Однажды даже подожгли дом хозяина фабрики, когда тот сидел за ужином с женой и детьми. Всякий раз они оставляли записки, в которых говорилось, что они последователи Неда Лудда, их генерала и короля. Графство захлестнула волна насилия, хаоса и мятежа, но многие опасались, что худшее еще впереди. Ведь и во Франции революция началась с бунта низших слоев общества, и некоторые полагали, что похожее назревает и в Англии. Совсем недавно английский король был объявлен сумасшедшим, не способным занимать трон, и теперь страной управлял беспутный принц-регент.

Война с Францией наложила на страну непосильное налоговое бремя, ослабления которого в ближайшее время не предвиделось. Оттого что Англия оказалась отрезанной от многих рынков в Европе, колониях и бывших колониях в Америке, чрезвычайно страдала внутренняя торговля. Второй год подряд в самой стране были страшные неурожаи. Даже старейшины не могли припомнить такой нужды. И при всем при этом — экстравагантные выходки Георга, принца Уэльского, прозванного Принцем Удовольствий, известного своим пристрастием к азартным играм, невоздержанного в вине и еде, его связи с женщинами со скандальной репутацией и мужчинами возмутительного поведения. Он правил с потрясающим равнодушием к бедам простых людей. Люси не хотелось думать о подобных вещах, но она понимала, что сложились условия для бунта и восстания.

Джонас Моррисон сказал, что у него дела в Ноттингеме и что они имеют какое-то отношение к мистеру Олсону. Люси опасалась, что снова может встретить его, но по прошествии времени стала относиться к этому спокойнее. Он произвел неизгладимое впечатление на балу, и она слышала, как ее подруги судачат о том, на каком постоялом дворе он мог остановиться. Люси старалась не думать о предполагаемых местах его ночлега. Они не встретились, и вскоре Люси поняла, что проще делать вид, будто они вообще никогда не встречались.

Люси проводила за книгами, которые ей дала Мэри, все свое время. Иногда она занималась, пока у нее не начинали гореть от боли глаза, но она читала и перечитывала, конспектировала, давала себе немного отдыха и перечитывала снова, пока до нее не доходил смысл плотного, как овсяная каша, абзаца. Никогда еще ей не приходилось прикладывать столько труда, чтобы понять то, что поначалу казалось непостижимым, но никогда ранее у нее не было такого стимула. Власть и независимость и все, что необходимо для достижения этого, заключалось в знаниях, которые содержались в этих книгах. Она обнаружила, что может вынести все, потому что для этого был повод.

* * *

В один из вечеров в доме Норы Гилли на Каслгейт давали званый ужин. Приглашенных было несколько десятков, все хотели воздать почести мистеру Гилли перед его отъездом в Лондон. Предполагались закуски, пунш, танцы и, конечно, самолюбование клана Гилли. У Люси не было никакого желания идти, но миссис Квинс настояла.

— Вы же не собираетесь до конца жизни прятаться дома, — сказала она. — Будете выглядеть жалкой. И мы не знаем наверняка, сбросил ли мистер Олсон вас со счетов окончательно. Лучше показываться на людях и делать вид, что вам нечего стыдиться, несмотря на то что вели себя постыдно.

Семейство Гилли проживало в десяти минутах ходьбы от дома дяди Лоуэлла, поэтому экипаж не вызывали, хотя знали, что вернутся поздно. Люси была на попечении миссис Квинс, и этого должно было быть достаточно.

По обыкновению, среди приглашенных были ноттингемские мужчины и барышни на выданье, для разнообразия — несколько супружеских пар. Зал для игры в карты предназначался для матрон. Убедившись, что нет поводов для беспокойства, и взяв с Люси обещание, что на этот раз она будет вести себя пристойно, миссис Квинс удалилась играть в карты со своими знакомыми.

Нора, в элегантном желто-синем свободном платье, прохладно обняла Люси при встрече, сказав, что ей будет ее не хватать, когда она переедет в Лондон, что все балы, модные друзья и головокружительные развлечения не идут в сравнение с тем, чего она вынуждена будет лишиться. Невероятно ужасно, что ее ждут подобные развлечения, в то время как Люси вынуждена оставаться в тоскливом Ноттингеме, но делать нечего. Нора отпустила Люси, поскольку надо было приветствовать вновь прибывшую подругу и сообщить ей примерно то же самое. Люси решила воспользоваться свободой с толком. Она наполнила тарелку едой, налила себе пуншу и присоединилась к подружкам, которые были заняты тем, что разглядывали мужчин, делая вид, что на них не смотрят, и хихикали.

Люси это не увлекало, ее мысли были заняты недавним разговором с Мэри, но, чтобы не нарушать формальностей, она честно играла свою роль, а когда объявили лотерею, поспешила принять участие, чтобы не танцевать, если ее вдруг пригласят. По пути к столу она обратила внимание на молодого человека, который забавлял девушек фокусами с разноцветными шариками, исчезавшими из виду и вновь появлявшимися в самых неожиданных местах — в перевернутых чайных чашках, под шляпами, в складках шейных платков. Это был Джонас Моррисон.

Мистер Моррисон заметил Люси и, несмотря на протесты со стороны барышень, поспешно объявил, что представление окончено, пообещав показать новые фокусы в скором времени.

Ее захлестнула волна чувств. Гнев, обида и беспомощное смущение, которое она испытала во время их последней встречи. Когда-то она любила этого человека, или думала, что любит, а он разбил ее жизнь ради собственного развлечения. Байрона можно было винить в чем угодно, только не в двуличности. Он говорил о том, во что верил, и жил по собственным законам, какими бы эгоистичными и дикими они ни были. Джонас Моррисон был в тысячу раз хуже — чтобы завладеть невинной молодой девушкой, он делал вид, что испытывает чувства, которых на самом деле не испытывал.

— Мисс Деррик, надеюсь, вы избегаете опасностей?

— Именно это я сейчас и делаю, — ответила она, пытаясь обойти его.

К ее ужасу, он протянул руку и поймал ее за запястье. Сжал не грубо, но решительно и крепко.

— В этом нет необходимости. Здесь и так мало места, где можно поговорить, не вызывая подозрений. Поглядите, я принес вам примирительный подарок.

Он разжал ее ладонь и вложил бутон розы. Очередной глупый фокус.

— Мне неинтересны ваши игры, — сказала Люси громким шепотом, выдергивая руку. Она продолжала сжимать цветок не потому, что он был ей нужен, а просто потому, что не знала, куда его деть. — Вы принесли мне только несчастье, и всем об этом известно. Если бы здесь узнали ваше имя, моя репутация была бы навсегда погублена. Как вы вообще здесь оказались? Вас здесь никто не знает.

— Ах, это. Можно заставить людей забыть, кого они знают, а кого нет. Полагаю, вам уже известно о подобных вещах. И поверьте, я сожалею, что происшедшее между нами причинило вам столько боли, — сказал он, — но это было давно, а мне надо вам сказать, что происходит сейчас.

— И поэтому вы здесь?

— Да, и еще ради еды.

Люси не хотела слушать его глупости:

— Вы говорили, я не должна впутываться в то, что меня не касается, а теперь говорите, что меня это касается.

— Мне стало кое-что известно. Прошу вас, мисс Деррик, потанцуйте со мной. На нас уже смотрят.

И правда. Их разговор был явно напряженным, и это привлекло внимание. Они направились в зал, отведенный для танцев. Люси спрятала бутон розы между пальцами, так как по-прежнему не знала, куда его деть. Вскоре они закружились в танце.

— Вы слышали о луддитах и так называемом «Генерале Лудде»?

— Естественно, — сказала Люси. — О них все слышали.

— А они слышали о вас. Более того, они о вас постоянно говорят.

— Что это значит? — испуганно спросила Люси. Что этим луддитам о ней известно? Почему они ею интересуются?

— Трудно сказать. Возможно, и ничего, но мне и самому интересно. Я выслеживаю их лидера, поэтому меня интересует все, что интересует его.

— Вы хотите сказать, что охотитесь за Недом Луддом? — насмешливо спросила Люси.

Мистер Моррисон, однако, не придал значения ее насмешливому тону:

— Совершенно верно. Я охочусь здесь за Луддом.

Люси была уверена, что он шутит, но лицо его было серьезным.

— Никакого Лудда нет. Его придумали. Все так говорят.

— Я пришел к заключению, что не всегда стоит верить в то, что все считают правдой. Уверяю вас, Лудд существует, и мой орден приказал мне остановить его.

Люси сгорала от любопытства. Неужели мистер Моррисон стал монахом?

— Ваш орден?

— Вы должны понять, я не тот человек, которого вы когда-то знали. Я, по сути, всегда был другим.

— Понимаю, — сказала Люси, пытаясь скрыть отвращение. — Я слышала, вы женились, и удачно.

— Это правда. — Он отвел глаза. — Я убедил молодую, красивую и богатую девушку, что она должна выйти за меня замуж.

— Но танцуете сейчас со мной, а не со своей женой.

— Моя жена умерла, — сказал мистер Моррисон.

У Люси перехватило дыхание.

— Я не хотела вас ранить. Простите.

— Ее убили.

Люси ахнула и отшатнулась от него. Он снова привлек ее к себе. Когда он заговорил, голос был низким и напряженным, но одновременно ласковым:

— Вы не могли этого знать. Не представляете, что я пережил. Она была моей женой, я любил ее, а кто-то отнял ее у меня. Даже думать не могу, что бы я мог сделать, в кого мог бы превратиться, — я мог бы стать величайшим злодеем, мог бы уничтожить себя, если бы не мой орден.

— Вы стали приверженцем какой-то церкви?

— Нет, не церкви. Я служитель знания, брат Розы и Креста.

— Никогда не слышала о таком, — призналась Люси.

— Нас также называют розенкрейцерами, — пояснил мистер Моррисон. — Это братство людей, которые изучают древнее знание и мудрость. Глава моего ордена послал меня уничтожить Лудда. После этого я смогу преследовать собственные цели.

— И какие же?

— Отомстить убийце моей жены. Я из тех, кто верит в месть.

Люси не нашлась что сказать. Ей было неловко говорить о его жене, тем более что было очевидно: он так и не оправился от горя. Поэтому она решила перевести разговор на другую тему:

— Какую опасность представляют луддиты? Может быть, они пытаются спасти Англию от уничтожения природы и спасти души рабочих.

— Значит, так на это смотрят колдуньи? Ну что ж, полагаю, это не совсем лишено смысла, хотя и запутанно. Такие, как вы, всегда сочувствовали людям. Рабочий, который вынужден трудиться дольше, чтобы заработать на несколько шиллингов меньше, чем раньше, — это должно вас печалить. Такие, как я, думают не об отдельных людях, а обо всей нации. Если луддитов не остановить, может начаться революция, как во Франции, и тогда, будьте уверены, улицы Лондона обагрятся кровью, как это случилось в Париже. Вы этого хотите? Если нет, я нарисую вам другую картину будущего, на ней все страны на земле осуществляют технический прогресс. Все, кроме нас. Появляются новые способы производства, новые товары, которые нам пока неведомы, но луддиты не дадут Англии участвовать в этом процессе, и мы отстанем. Тогда мы лишимся торговых партнеров, и Англия впадет в нищету. А это означает страдания, голод, нужду и невзгоды. Вот такое будущее предлагают луддиты.

Музыка закончилась, и мистер Моррисон повел Люси к столу с пуншем, чтобы освежиться. Люси собиралась задать еще много вопросов, в особенности почему он решил, что она как-то связана с луддитами, но их разговор был внезапно прерван. Чья-то рука схватила ее за плечо и развернула. Это был мистер Олсон, за ним спешила миссис Квинс, которая безуспешно пыталась его остановить.

— Это недоразумение, мистер Олсон, — говорила миссис Квинс. — Молодая девушка может танцевать, если ее пригласили.

Олсон обернулся к Люси. Его лицо было мрачным и жестким, не сулящим прощения. Люси не видела его со дня уничтожения его фабрики, и все, что ему довелось пережить за это время, отразилось на его лице. Он выглядел постаревшим, под покрасневшими глазами набрякли тяжелые мешки. Волосы немытые, шейный платок помят и испачкан. Под ногтями чернела грязь, лицо небрито.

— Я надеялся встретить вас здесь! — громко сказал он срывающимся голосом. — Но не ожидал, что вы так скоро найдете мне замену.

— Это всего лишь танец, — ответила Люси. Потом, сочтя, что ее голос дрогнул от испуга, добавила: — Разве вас это касается?

— Меня это касается, — произнес мистер Олсон, даже не пытаясь говорить тихо. — Я собираюсь на вас жениться.

— Вот видите, — сказала миссис Квинс. — Все хорошо. Люси, вы должны поблагодарить мистера Олсона за его доброту.

— Мистер Олсон заблуждается, — тихо сказала Люси. — Я не хочу выходить за него замуж.

Мистер Олсон нетвердой походкой шагнул к Люси и схватил ее за руку:

— Мне плевать на ваши желания. Ваш дядя пообещал отдать вас мне, и вы будете моей. А это что такое? Роза? Этот джентльмен дарит вам цветы?

Люси попыталась вырваться, но не смогла. Миссис Квинс что-то ей прошипела, но она не слушала. Мистер Моррисон пошел в наступление, стараясь вклиниться между Люси и мистером Олсоном.

— Сэр, вы должны пересмотреть свою позицию, — сказал он. — И конечно, вы должны отпустить руку леди. Было бы неплохо для начала. Во вторую очередь осмелюсь вас попросить прекратить вести себя так дерзко. Если возникнет необходимость обсудить это, лучше всего будет сделать это наедине. Таким образом, если разговор примет неблагоприятный оборот, не обязательно, чтобы все видели, что вас побили как собаку. Что скажете? Выйдем поговорить?

Мистер Олсон потянул Люси за руку, чтобы она уступила ему дорогу, но мистер Моррисон преградил ему путь. Оба мужчины были примерно одинакового роста, но мистер Моррисон был тоньше, и мистер Олсон рассматривал это как слабость.

— Меня не запугает денди, который посягнул на то, что принадлежит мне. Кто вы, сэр?

Мистер Моррисон сдержанно поклонился, собираясь дать ответ.

Люси показалось, что время остановилось. Она обвела взглядом зал — закуски, напитки, гости, которые сгрудились, с восторгом наблюдая за скандалом. Что она может сделать, чтобы не дать ему говорить? Если миссис Квинс узнает, что перед ней стоит Джонас Моррисон, тот самый Джонас Моррисон, ее незамедлительно могут выгнать из дома дяди. И никакое заклятие ей не поможет. Если бы у нее в руке был бокал, она бы плеснула пуншем ему в лицо. Если бы была тарелка, она бы ударила ею его по голове. Но в руках у нее ничего не было, кроме цветка, и ей оставалось лишь с ужасом наблюдать, как мистер Моррисон называет свое имя.

Она ожидала, что миссис Квинс либо разинет рот от удивления, либо завизжит от восторга, либо будет злобно скалиться. Чего она не ожидала, так это того, что миссис Квинс попятилась в ужасе и ударилась о стол, на котором стоял кувшин с пуншем. Стол зашатался, пунш пролился и замочил ее платье сзади. Миссис Квинс обрела равновесие, и Люси увидела, как побледнело ее лицо, а зрачки расширились. Миссис Квинс замерла не двигаясь, пунш стекал по спине на пол, образуя лужу, будто она помочилась на пол, а затем она бросилась прочь в состоянии, которое Люси не могла охарактеризовать иначе как ужас.

Пока происшедшее с миссис Квинс занимало гостей, мистер Моррисон не преминул напомнить о себе. Он сказал презрительно мистеру Олсону:

— Мисс Деррик не ваша собственность. Вам здесь не место, пока вы не научились разговаривать с дамой.

Ссора между мужчинами, происшествие с миссис Квинс и тот факт, что теперь все знают, что она танцевала с Джонасом Моррисоном, — слишком много обрушилось на Люси. Она не могла больше здесь оставаться. Люси решительно направилась к выходу, не обращая внимания на то, что ее провожают любопытными взглядами. Ей показалось, что мистер Моррисон ее окликнул. Люси вышла на темную улицу и пошла быстрым шагом, думая лишь о том, как поскорее вернуться в дом дяди. Ни о чем больше она думать не могла, иначе пришлось бы размышлять о том, что сейчас обсуждают этот скандал, что говорят о ней в связи с грубостью, которую продемонстрировал мистер Олсон, и неловкими попытками мистера Моррисона проявить благородство.

Падал снег, мороз щипал щеки, обледеневший тротуар был скользким и не позволял идти так быстро, как ей хотелось бы. Люси успела дойти лишь до Францисканских ворот, когда заметила, что ей навстречу направляется группа мужчин. Их было семь или восемь, суровых работяг. С такими ей не хотелось бы встречаться ни при каких обстоятельствах, в особенности ночью. Они громко переговаривались и смеялись, всем своим видом демонстрируя пьяную удаль и браваду. Это были такие люди и в таком состоянии, которое позволяло им сделать то, о чем впоследствии они будут жалеть. Люси испугалась, но решила, что, если повернется и побежит, они заметят и бросятся за ней, даже если ей удастся бежать по таким скользким улицам.

Люси направилась в сторону церкви и Пеппер-стрит. Она чувствовала себя птичкой, которая старается не привлекать внимание кошки. Пока они не проявляли к ней интереса. Мужчины были одеты в домотканую одежду, и все несли на плечах ношу — какой-то рабочий инструмент и материалы. Возможно, это были просто рабочие, довольные, что у них есть работа. Возможно, у них закончился трудовой день и они спешат домой к женам и детям погреться у очага. Возможно, ее страх напрасен. Люси обернулась, чтобы лучше рассмотреть их, и в тусклом свете фонарей увидела, что на плечах мужчины несут жерди, колы, молоты и колотушки, и поняла, что это луддиты.

Люси бросилась наутек, но вместо того, чтобы расстояние между ней и рабочими увеличилось, оно странным образом сократилось. Они были всего в квартале от нее, а потом они ее окружили, преградили путь — высокие и грозные, источающие запах земли и старого пота.

— Вот и она, — сказал один из них. — Мисс Люси Деррик.

— Что вам от меня надо? — спросила Люси звенящим голосом. Она чувствовала, как ее сердце бьется громко и учащенно, грозя выскочить наружу. Ей показалось, что мир изменился. Правила, которые она знала, утратили силу в один миг.

— Мы не хотим причинять вам вред, барышня, — сказал один. — Вы ведь не враг рабочего люда.

— С чего бы я должна? — запинаясь, сказала Люси. — У меня причин нет.

— Так на чьей вы стороне? — задал вопрос тот же мужчина. — На стороне человека, который хочет заработать на хлеб, или на стороне тех, кто строит станки, которые уничтожают таких, как мы? Вы ведь замуж собирались за такого.

— Она не собирается выходить за него, — сказал другой мужчина. — Она свой выбор сделала, так что не надо ее пугать.

— Я и не хотел ее пугать, — сказал первый, — но пусть она ответит. Барышня, вы правда порвали с этим Олсоном? Скажите нам.

— Это вы сломали его вязальные станки? — спросила она.

Тот засмеялся:

— Конечно мы. Кто же еще? У вас что, сердце защемило, видя, как он страдает?

— Довольно! — раздался голос из заднего ряда. Человек говорил негромко, но авторитетно, и все замерли.

Никто не обернулся, но все застыли и ждали. Люси тоже почувствовала себя скованной. Ее встревожил этот голос. Было в нем что-то неестественное, отчего у нее кровь застыла в жилах. В нем было что-то нечеловеческое, неправдоподобное.

Люси видела этого человека неподалеку от фабрики мистера Олсона. Сейчас он казался еще выше. Ее объял ужас, будто она увидела что-то, что не предназначалось для ее глаз. Таких высоких и широкоплечих людей она никогда не встречала, но он не был похож на гиганта из бродячего цирка. Он был сложен пропорционально. Его окутывала тьма, будто тень падала на лицо или была частью его лица. На мгновение стали видны глаза, рот, лоб. Потом он пошевелился, и тени вновь сгустились вокруг него, как металлические опилки вокруг магнита.

— Мы здесь не для того, чтобы пугать вас, — сказал он громким низким голосом. — Мы вас знаем, теперь вы знаете нас. Вы понимаете, за что мы боремся, так?

— С кем я разговариваю? — громко спросила Люси, надеясь, что выглядит бесстрашной.

— Вы говорите с нашим королем и генералом, — ответил первый разрушитель станков. — С тем, кто уничтожит прогнившие основы этой страны и выстроит ее заново. Вы говорите с Недом Луддом.

Люси поняла: кем бы ни было это существо, оно не человек. Это было что-то другое, что-то страшное.

— Сэр, я знаю о вашей борьбе и сочувствую вашим страданиям, но не могу присоединиться к революционерам, выступающим против моего короля.

Странный, скрытый тенью человек сделал шаг вперед, но потом остановился и замотал головой, как собака, получившая удар. Его глаза были широко раскрыты и блестели, почти горели. Внезапно он бросился к Люси и схватил ее за запястье. Другой рукой он разжал ее пальцы, и во второй раз цветок мистера Моррисона оказался у нее в ладони.

Люси успела забыть о нем, но, по-видимому, он был значимой вещью. Лудд взял цветок, поддел один лепесток большим и указательным пальцем, будто сжимать его в ладони, как это делала она, было слишком опасно. Он что-то прошептал над цветком и переложил в другую ладонь. Сжал руку в кулак и разжал через секунду. В ладони оказалась горстка пыли. Это напомнило Люси один из фокусов мистера Моррисона. Но то был не фокус. То была магия, древняя и непостижимая.

— Дело рук розенкрейцеров, — сказал Лудд.

— Тогда она из стана врагов, — выплюнул один из его сторонников.

— Она не может выбрать стан, — ответил Лудд, — она еще не знает. Мы не просим вас вступать в наши ряды, мисс Деррик. Мы бы только хотели, чтобы вы не выступали против нас и играли свою роль. Мы можем просить вас об этом?

— Я не знаю, — ответила она, — но я буду делать то, что считаю правильным.

— Смотрите не подведите, — сказал один из луддитов.

— Не забывайте об этом разговоре, когда будете собирать листы, — сказал другой.

Опять.

— Что это означает? — спросила Люси. — Почему вы говорите мне это и не объясняете, что имеете в виду?

— Узнаете, — ответил Лудд. — Когда будете готовы, вы отправитесь в Ньюстед. Но не приближайтесь к аббатству, пока не будете готовы сражаться за то, что вам дорого.

Лудд и его соратники ушли, растворились в темноте, не сказав больше ни слова, оставив ее, потрясенную, одну на улице, гадать, сомневаться и изумляться.