Пока она шла домой, в ней крепла уверенность. Пусть загадочный мужчина и прав относительно мрачного будущего фабрик и угнетения рабочих, чья жизнь была лишь немногим лучше жизни рабов, но Люси могла думать только о собственном мрачном будущем. Странно, конечно, что рабочие велели ей собирать листы, но, возможно, это вовсе ничего не значит. А что касается темных существ, которых она видела, то, скорее всего, это летучие мыши или другие животные, которые нашли теплый кров под крышей фабрики. Ничего фантастического в том, что она испытала, не было, и она не позволит, чтобы разыгравшееся воображение или боязнь выходить замуж за мистера Олсона убедили ее в том, что мир устроен как в детской сказке. Тем не менее Люси поняла кое-что новое для себя. И хотя она вряд ли была готова присоединиться к луддитам, она не могла строить собственную жизнь на фундаменте, которым являются фабрики, подобные той, что она видела. Она не может стать женой человека, который бьет детей, заставляя их работать больше и дольше за меньшую плату. Она не может основывать собственное благополучие на подобном рабстве. Как бы ей ни хотелось забыть или не думать о том, что она видела, сделать это Люси была не в состоянии.

Ей оставалось только одно. Вернувшись к себе, она тотчас написала письмо мистеру Олсону, а закончив, отослала его без промедления, чтобы не дать себе возможности передумать или усомниться в правильности поступка. В письме она просила прощения за нерешительность и сообщала, что больше не может скрывать своего убеждения: их брак не принесет счастья ни одному из них. Она написала, что относится к нему с симпатией (что, безусловно, было преувеличением) и не сомневается, что он сделает счастливой какую-нибудь другую женщину (кто-то обязательно должен найтись). Она же не считала себя такой женщиной, и поскольку она не может быть с ним счастлива, то и он, как она понимает, вряд ли сможет быть счастлив с ней.

В конце письма Люси еще раз попросила прощения, пожелала ему всего наилучшего и умоляла впредь не беспокоить никого из их семьи по этому поводу. Так она надеялась на какое-то время оградить себя от гнева дядюшки. Миссис Квинс знала, что Люси написала письмо-извинение, доставила корзину с угощениями и что все было хорошо. Конечно, через какое-то время они узнают, что она сделала, и будут в ярости, но Люси надеялась, что это уже не будет иметь значения. В любой день, уговаривала она себя, мисс Крофорд может сообщить ей хорошие новости. Люси старалась не думать, что будет, если так и не дождется их. Единственное, в чем она была уверена, — это то, что, как только письмо было отправлено мистеру Олсону, она испытала облегчение и почувствовала себя свободной.

На другой день после так напугавшего ее визита на фабрику Люси посетил лорд Байрон. После того как она совершила огромную ошибку и чуть не сбежала с Джонасом Моррисоном, Люси не разрешалось ходить на прогулки с мужчинами, тем более с лордом Байроном, но ей очень хотелось с ним поговорить. А почему бы и нет? Она сожгла все мосты, отказав мистеру Олсону, так что терять ей было ничего. Поэтому, когда Байрон пригласил ее на прогулку, Люси посчитала необязательным спрашивать разрешения и просто приняла приглашение.

Даже грязный, с потрескавшейся от холода кожей, в лохмотьях и еле живой от изнеможения, лорд Байрон был необыкновенно красив. Теперь же просто не было слов, чтобы описать его красоту. Его лицо было одновременно ангельским, чувственным и насмешливым. Широкоплечий и мускулистый. Щегольски одетый по лондонской моде в стиле Красавчика Браммелла в брюки палевого цвета, сапоги и в темно-синюю визитку. Шейный платок отсутствовал, сорочка была небрежно распахнута на груди. Один сапог, по-видимому, был изготовлен специально для деформированной ноги. Лорд Байрон ступал осторожно, опираясь на трость, чтобы скрыть хромоту.

Они пошли по улицам в сторону замка, и Люси было приятно, что на них смотрят. Люди смотрели, гадая, кто этот неописуемый красавец. А возможно, его узнавали, так как он был хорошо известен в Ноттингеме, хотя и бывал здесь не часто. Люси решила не обращать внимания на то, что люди их видят и начнут судачить. Ей хотелось приключений. Она прекрасно проводит день. Может, у нее больше не будет таких прекрасных дней.

— Вы надолго задержитесь в Ньюстеде? — спросила она. — На следующей неделе городской бал. Было бы приятно увидеть вас там. — Потом, вспомнив о его ноге, поспешно добавила: — Но, вероятно, у такого занятого человека, как вы, не найдется времени на наши провинциальные танцы.

Он засмеялся, очевидно слишком хорошо понимая, что означало бы его появление в подобном месте.

— Я бы с радостью пришел на любой бал, где мог бы встретить вас, но, к моему огорчению, я должен вернуться в Лондон. Меня только в этом году избрали в палату лордов, и, если я хочу добиться популярности, нельзя пропускать заседания.

— У нас много говорили о том, что вы выступили против владельцев фабрик в защиту местных чулочников, — сказала Люси. — Некоторые утверждают, что вы сам луддит.

— Нет, я не способен на такую грубость, как крушение станков, — сказал лорд Байрон. — Я выступил с речью, чтобы привлечь к себе внимание. Приходится высказывать эксцентричные мнения, чтобы не кануть в безвестность.

— Так вы не сочувствуете рабочим в их борьбе против владельцев фабрик? — спросила Люси.

— Дело рабочих ничем не лучше дел других людей, и положение их действительно тяжелое, но я слышал, что этот мистер Олсон, за которого вы собираетесь замуж, владелец фабрики. Достаточно веская причина, чтобы встать на сторону рабочих.

Что он хотел сказать? Люси не знала, что ответить.

— Мне кажется, вы занимаетесь этим не всерьез, но, полагаю, луддиты благодарны вам за поддержку в любом случае.

— Я люблю Ноттингемшир и не хотел бы, чтобы графство населяли разоренные и угнетаемые крестьяне. Я хочу, чтобы мои работники оставались такими, какие есть. — Не дождавшись ответа Люси, он добавил: — Не думайте, что мой отъезд будет означать конец нашей дружбы. Во всяком случае, не с моей стороны.

Это было уже кое-что. Да, он с ней откровенно флиртовал. Люси почувствовала прилив страха, или возбуждения, или желания — она сама не понимала, чего именно. Вполне вероятно, он в самом деле испытывал к ней интерес.

— Вы очень добры, лорд Байрон, — сказала она, довольная тем, как непринужденно звучит ее голос.

— Признаюсь, я закоренелый эгоист и, поскольку это так, не могу отказать себе в обществе такой молодой привлекательной леди, как вы.

Люси отвернулась, чтобы скрыть смущение. Ее не научили, как правильно реагировать на комплименты. Во всяком случае, похоже, Байрон не скрывает своих намерений.

— Я вам не говорил, что я поэт? — В его голосе слышалось равнодушие к собственным достижениям.

— Нет, — ответила Люси, не представляя, что делать с этой новой информацией.

— Ну что ж, сборник «Стихи на случай» вполне неплох, но и только. Два года назад я наделал шуму своим сатирическим произведением «Английские барды и шотландские обозреватели». Умело сделанная вещь, но разве мало людей, пишущих умело? Сейчас я готовлю к печати большую поэму, которую назвал «Паломничество Чайльд-Гарольда». Я написал ее, когда путешествовал по Греции. Поразительная страна. Кажется, мне удалось передать свои чувства в этих прекрасных стихах. Не сомневаюсь, что мои усилия не останутся незамеченными.

— Я рада, — сказала Люси, так и не поняв, что Байрон хотел ей этим сказать.

— Я рассказываю об этом не из хвастовства или в надежде произвести на вас впечатление. Я не верю в ложную скромность и знаю себе цену. Я человек необыкновенный и поэтому знаю, что говорю, называя вас необыкновенной женщиной. Видите, я все вспомнил.

Она вдруг подумала о фабрике и о голосах, которые велели ей собирать листы, как тогда Байрон. Возможно, он сможет объяснить, что это значит?

— Вы знаете, почему говорили тогда все эти странные вещи? — спросила она.

— Нет, этого я не знаю. Но я вспомнил, что вы сделали. Я вспомнил, что только вы одна смогли избавить меня от наложенного проклятья. А потом появилось это существо, так? Темное существо. Помню, я лежал парализованный ужасом, зная, что это нечто сейчас накинется и схватит меня своими… не знаю чем. Не руками, нет. Чем-то другим. А потом вы встали перед ним, бросая вызов, и оно испугалось. Это длилось одно мгновение, но оно сравнимо с часами кошмара, который я пережил. У вас, мисс Деррик, мужество льва. Здесь вас недооценивают, но я-то знаю, чего вы стоите.

Люси не хотелось возражать. Ей хотелось, чтобы он забрасывал ее комплиментами, окутывал своим вниманием, но ей было страшно оттого, что то, что она видела тогда в комнате для гостей и потом на фабрике, было реальным. Ей очень хотелось, чтобы все это оказалось лишь плодом ее воображения, но, если он тоже это видел, разве можно отрицать, что это существует на самом деле?

Какое-то время они шли молча, но, когда подошли к центру города, лорд Байрон сказал Люси:

— Не могу сообщить, откуда я знал, что должен вас предупредить, но должен согласиться со своим вторым сумасшедшим «я». Вы не должны выходить замуж за этого Олсона.

Первым порывом было сказать: «Тогда у меня для вас чудесная новость — я ему отказала!» Но Люси поборола это желание. Она хотела рассказать ему все, что она сделала и почему, но не могла. Нужно, чтобы он объяснил свои намерения яснее. Она отчаянно этого хотела. Хотела всем сердцем, и оттого, что он этого не делал, ей хотелось кричать от досады.

— Вы его не знаете, — наконец сказала Люси, довольная собой, что нашла расплывчатый ответ.

— Я знаю, что он вас недостоин.

Вдруг Люси разозлилась — на себя и на Байрона. Почувствовала себя в глупом положении. Да что он возомнил, этот пэр с имением и местом в палате лордов, который пишет стихи и путешествует по Греции? Кто он, чтобы говорить, что она может, а чего не может делать? Ему известно, что у нее нет средств, чтобы жить независимо. Как он может советовать ей не выходить за мистера Олсона, если сам ничего не предлагает. Также и Джонас Моррисон тогда с легкостью пренебрег обязывающими ее нормами приличия. Она была ребенком, когда позволила себе поддаться его уговорам. Теперь она больше не ребенок, она сердилась на себя, что по-детски поверила в возможность любви и счастья.

— Я не в том положении, чтобы выбирать достойного, — сказала Люси, даже не скрывая раздражения.

— У вас выбор больше, чем вы думаете, — уклончиво ответил Байрон.

* * *

Когда они вернулись к дому мистера Лоуэлла, Люси была в полной растерянности. Пригласить его войти она не могла. Дядя и миссис Квинс не должны были его видеть. И отослать Байрона она тоже не могла, это было бы невежливо с ее стороны. Ей не пришлось долго терзаться сомнениями, поскольку миссис Квинс поджидала ее на пороге.

— Вы только посмотрите на это, — произнесла она, стоя руки в боки. — Как говорится, вода сама находит свой естественный уровень. В данном случае это уровень сточной канавы.

Люси не знала, что ответить, но Байрон низко поклонился миссис Квинс:

— Миссис Квинс, если мне не изменяет память, а она редко мне изменяет, когда речь идет о красоте.

Та фыркнула:

— Ваши пустые слова меня не проведут. Мне нет толку от титулованных развратников. Пойдем, девочка. Дядя хочет тебя видеть, и этого джентльмена тоже.

Байрон прошел в дом вслед за Люси. Их ждал не только дядя, но и мистер Олсон. Похоже, он не удивился, увидев Байрона, и Люси догадалась, что кто-то из соседей сообщил ему, с кем она пошла на прогулку.

Олсон вскочил со своего места с поспешностью, которая свидетельствовала о его воинственном настрое.

— Лорд Байрон, — сказал он, делая ударение на слове «лорд», как будто титул был ненастоящим, — требую, чтобы вы прояснили свои намерения относительно этой леди. Что означают ваши прогулки с мисс Деррик?

Байрон учтиво поклонился:

— Это означает, что я хотел поговорить с мисс Деррик, и, поскольку погода стояла хорошая, мы решили сделать это на свежем воздухе. Однако должен отметить, мне неприятно отвечать на ваши вопросы, так как мы не были представлены.

Мистеру Олсону ответ не понравился.

— Я мистер Олсон и знаю, вам известно о моем намерении жениться на этой леди.

— Но мне не известна причина, по которой ваши намерения могут касаться меня, — ответил лорд Байрон.

— Тогда поговорим о ваших намерениях относительно мисс Деррик, — сказал мистер Олсон.

Люси видела, что Байрон с трудом скрывает, насколько положение для него неприятно. Теперь он либо должен сделать предложение руки и сердца, либо тотчас сообщить, что не собирается жениться. Конечно, нельзя требовать, чтобы мужчины оправдывались перед всеми женщинами, на которых не хотят жениться, но также нельзя заставлять их говорить женщине в лицо, что ее не выбрали.

— До сегодняшнего дня мы с мисс Деррик едва обменялись несколькими словами. Нелепо задавать мне подобный вопрос.

Конечно, он прав, но Люси разочаровал такой скромный ответ. Он не был школьником, он был пэром, членом палаты лордов, поэтом. И он сам считал себя — и Люси была с этим согласна — ярким человеком, но почему-то предпочел скромность. Она понимала почему, но ей хотелось бы услышать нечто иное.

— И, кроме того, — прибавил Байрон, — мои намерения — это мое дело и мисс Деррик. Вас это не касается. Никоим образом.

Люси с большим трудом сдержала улыбку. Это было именно то, на что она надеялась. Намек, всего лишь намек на то, чему суждено быть. Но пока этого было достаточно.

— Похоже, вам нечего предложить моей племяннице, кроме романтической чепухи, — подвел итог дядя Лоуэлл, восседая в кресле с важностью античного судьи. — Прошу меня простить, но нам надо обсудить личные дела, и нам не хотелось бы делать это в присутствии посторонних.

Люси пришла в ужас. Байрон сказал, что уезжает в Лондон через день или два, и неизвестно, увидятся ли они снова.

— Позвольте, я провожу лорда Байрона, — сказала Люси.

— Ангстон проводит, — ответил мистер Лоуэлл. — Ты можешь сесть, Люси.

Люси трясло от гнева, но она была готова подчиниться. Байрон подошел и взял ее руки в свои ладони:

— Поскольку мы не можем проститься наедине, придется это делать публично. — И, словно угадав ее мысли, прибавил: — Я дам вам знать о себе до отъезда. — Затем поклонился присутствующим и вышел.

Люси доставил удовольствие этот холодный вызов, брошенный дяде. Ей передалось спокойствие Байрона, и она села в кресло.

Дядя Лоуэлл вздернул голову и приготовился изречь очередную истину.

— Мистер Олсон, — проговорил он, — хочет кое-что сказать.

Мистер Олсон кивнул:

— Мисс Деррик, я получил ваше письмо. Насколько я теперь понимаю, оно написано без ведома и без разрешения вашего дяди. Молодые девушки часто не понимают, что делают, и вы тоже теряли голову. Задолго до того, как я сделал предложение, мне было известно, что вы чуть не сбежали с распутником, но мне казалось, вы с тех пор повзрослели. Пора позабыть детство, Люси, поэтому я решил не придавать значения вашему отказу. Мы с вашим дядей назначили день свадьбы — через шесть недель.

Миссис Квинс встала и обняла Люси:

— Я так рада за вас, мисс Деррик!

Люси отвернулась от миссис Квинс. У нее закружилась голова, будто пол зашатался под ногами. Она порвала с мистером Олсоном, написав ему, потому что не хотела выяснять отношения с глазу на глаз, но теперь приходилось это делать, и единственное, что ей оставалось, — принять условия. Возможно, это был лучший способ сохранить спокойствие на эти полтора месяца. К тому времени у нее будут новости от мисс Крофорд по поводу завещания. Как только у нее появятся собственные средства, она сможет поступать как захочет.

Нет, Люси не будет настолько двуличной. Настало время заявить о себе. Она поднялась и взглянула на миссис Квинс, которая уже не обнимала ее, но по-прежнему стояла рядом. Люси повернулась к мистеру Олсону:

— Простите меня, но мое решение окончательно. Я уверена, что наш брак не принесет нам обоим ничего, кроме разочарования.

Повисла тишина, которую в конце концов прервала миссис Квинс:

— Похоже, девица полагает, что у нее есть выбор.

Дядя Лоуэлл кивнул и посмотрел на Люси:

— Ты напрасно думаешь, что можешь противиться нашему решению выдать тебя замуж.

Люси настолько ошеломили его слова, что она чуть не задохнулась.

— Я совершеннолетняя, — сказала она так тихо, что засомневалась, слышат ли они.

Они слышали.

— И что из этого? — спросил дядя. — У тебя что, есть деньги на жизнь? Есть средства, чтобы быть независимой?

Люси ничего не сказала. Ей нечего было сказать. Ей некуда было идти, у нее не было никого, кто мог бы ей помочь. Если только она не получит отцовское наследство.

— Свадьба состоится как намечено, — резюмировал дядя. — Ты можешь теперь идти.

Люси была в ярости и покинула гостиную с мрачным видом. Если бы она не выразила протест, ей оставалось бы только впасть в отчаянье. На пороге она хотела обернуться и бросить гневный взгляд на мистера Олсона, но подавила в себе это желание. Вдруг ей показалось, что она заметила что-то в углу. Оно скрывалось под лепным карнизом и блеснуло в свете пламени камина. Намек на тень, которая двигалась. Тень изогнулась, потом исчезла.