Мигель и Гертруда встречались в "Трех грязных псах", таверне близ доков, где швартовались огромные корабли, груженные товарами со всего света. День был теплым и на удивление солнечным, и Мигель остановился посмотреть на корабли, сверкающие в отраженных от воды бликах. Некоторые были великанами, пришедшими из заморских портов, судами, чьи капитаны молились на коленях, когда их лоцманы маневрировали в предательских водах амстердамской бухты. Владеть таким кораблем было замечательно, но, с точки зрения голландцев, не столь замечательно, как владеть меньшими по размеру флиботами — небольшими проворными кораблями, которыми было легче управлять меньшей командой и которые вмещали больше груза, чем громоздкие корабли других стран. Отчасти благодаря этим морским чудесам голландцы занимали ведущее положение не только в торговле, но и в транспорте, ибо кто не пожелает доставлять свои товары в трюмах голландских судов, когда это сокращает расходы в три раза.

Евреи в таверне "Три грязных пса" бывали редко. В основном ее посещали рабочие и хозяева складов, и Мигель знал, что, если встретит там кого-нибудь из своих единоверцев, тому наверняка тоже есть что скрывать. Гертруда, чей муж был когда-то совладельцем одного из этих гигантских зданий на Броуверсграхт, бывала в этой таверне регулярно.

Окна в "Трех грязных псах" располагались странно высоко, под потолком, и яркие солнечные лучи пересекали полутемное помещение под прямыми углами. Большинство столиков было занято, но давки в таверне не было. Мужчины сидели за столами небольшими группами. Рядом с дверью кто-то громким голосом читал вслух газету, около дюжины мужчин слушали и выпивали.

Гертруда сидела в задней части таверны, в серой юбке и синем корсаже она выглядела скромно и неброско. Сегодня она пришла в таверну не веселиться, а по делу и не надела яркого платья, чтобы не привлекать внимания. Она курила трубку и сидела рядом со своим телохранителем, Хендриком, который прошептал что-то заговорщически, увидев Мигеля.

— Добрый день, Еврей, — сказал голландец с почти неподдельной сердечностью. От него можно было ожидать чего угодно. Он мог вести себя как злодей, а через минуту быть добрейшим человеком на свете. — Присоединяйтесь. И как мы умудрялись обходиться без вас все это время? Без вашего общества мы пересохли, как пустыня.

Мигель сел. Знание о своем грядущем богатстве боролось в его душе с неприятным ощущением, что Хендрик смеется над ним.

— У вас радостный вид, — сказала ему Гертруда. — Надеюсь, месяц окончился для вас удачно.

— Невероятно удачно, мадам. — Мигель не смог сдержать улыбку.

— А я надеялась, эта улыбка означает, что у вас есть твердые планы заняться со мной коммерцией.

— Возможно, и это тоже, — ответил Мигель. В присутствии Хендрика он не рискнул бы назвать даже свое имя или день недели. — Но лучше мы не будем говорить об этом сейчас.

— Ой, что это? — Хендрик с улыбкой наклонился, приставив ладонь к уху. — Кто-то меня зовет? Ну, тогда я оставлю вас вдвоем, ибо коммерция меня совсем не интересует. Коммерция — удел евреев, а у меня полно христианских дел.

— Увиваться за юбками или пить?

Он засмеялся:

— Это я скажу только своему Создателю.

— Тогда увидимся завтра, — сказала ему Гертруда, легонько пожимая ему руку.

Хендрик с трудом встал, и его качнуло так, что он чуть не свалился на Гертруду. Он ухватился за край стола, чтобы не упасть.

— Да будут прокляты эти чертовы полы, эй, Еврей. Я говорю, да будут они прокляты. — Он замолчал, словно ждал, пока Мигель не проклянет полы.

Женщина, которая видит своего слугу или любовника в таком виде, обычно сердится или краснеет от стыда, но Гертруда даже не посмотрела в его сторону: ее внимание привлекла история из газеты, которую читали вслух. Она не видела, как Хендрик с трудом сделал несколько шагов в сторону двери и развернулся так быстро, что чуть не упал, но удержался на ногах, ухватившись за плечо Мигеля.

Дыхание у этого крепкого мужчины было на удивление свежим, принимая во внимание тот факт, что он пил пиво и закусывал луком, но усы лоснились от жира, и Мигель отпрянул, уклоняясь от неприятной близости.

— Когда мы виделись в последний раз, — прошептал он Мигелю прямо в ухо, — после того как я вышел, ко мне приблизился человек и спросил, знаю ли я вас. Думаю, это был еврей, как вы. Спросил, не хочу ли я оказать ему кое-какую помощь.

Мигель взглянул на Гертруду, но она не обращала на них никакого внимания. Она смеялась над чем-то забавным в газете, и почти все посетители таверны смелись вместе с ней.

— Думаю, это был какой-то жулик, решивший обмануть и меня и вас, — солгал Мигель.

Кто бы это мог быть? Паридо? Его шпион? Даниель? Иоахим, выдающий себя за еврея?

— Я так и подумал. Кроме того, я не стану обижать друга моего друга. Это не по-моему.

— Рад это слышать, — прошептал Мигель.

Хендрик еще раз похлопал его по плечу, на этот раз гораздо сильнее, почти ударил, и пошел прочь, шатаясь и натыкаясь на столы.

Мигель подумал, что следовало бы поблагодарить Хендрика за сведения и за то, что он, как выразился, не стал его обижать. Однако Мигель не собирался благодарить таких, как Хендрик, за то, что они не причинили вреда.

— Итак, прекрасная дама, — сказал Мигель, чтобы привлечь внимание Гертруды, — нам есть что обсудить, не так ли?

Она повернулась к Мигелю, и на ее лице было удивление, словно она забыла, что кто-то сидел за ее столиком.

— О сеньор, я сгораю от нетерпения услышать, что вы хотите мне сказать. — Гертруда сжала руки. У нее подергивался левый глаз. — Очень надеюсь, что вы думали о кофе так же часто, как и я.

Мигель заказал пива, а Гертруда достала маленький кожаный мешочек со своим любимым табаком.

— Так и было, — сказал он. — Вы соблазнили меня своим предложением.

— Неужели? — просияла она.

— Я уснуть не мог, думая об этом.

— Никогда не подозревала, что мои идеи так на вас подействуют.

Мальчик-прислужник поставил перед Мигелем кружку с пивом.

— Давайте обсудим детали.

Гертруда набила трубку, зажгла ее с помощью масляной лампы и наклонилась к нему.

— Обожаю обсуждать детали, — сказала она хрипловатым голосом. Она затянулась и выпустила клубы дыма. — Но не буду делать вид, будто удивлена, что вы согласились. Я с самого начала знала, что не ошиблась в вас.

Мигель засмеялся:

— Прежде чем продолжить, я хотел бы кое-что прояснить. Если я вступаю в дело с вами, то хотел бы знать, на каких условиях.

— Условия будут зависеть от вашего плана. У вас ведь есть план, не так ли? Без хорошей идеи какой толк от моего капитала.

Мигель засмеялся вполне искренне, но на самом деле его радость была намного больше, чем он показал. У Гертруды есть капитал. Именно это он хотел услышать.

— Мадам, я придумал план, и такой хитроумный, что вы подумаете, будто я сошел с ума. Эта моя идея… — Он покачал головой. — Я сам с трудом верю.

Гертруда отложила трубку. Она оперлась обеими руками о стол и наклонилась к Мигелю:

— Так расскажите мне все.

И Мигель ей все рассказал. Он говорил о своей идее с ясностью, которая его самого удивила, — от деталей подготовки и нескольких уровней выполнения плана до окончательного завершения, чрезвычайно сложного и одновременно потрясающе простого. Его речь лилась легко, возможно из-за пива, но он ни разу не запнулся, не замялся и не споткнулся. Он говорил, как оратор, и, не закончив всех объяснений, уже знал, что завоевал ее.

После того как он закончил, Гертруда сидела молча какое-то время. Наконец она очнулась:

— Поразительно. — Она отхлебнула пива. Отхлебнула еще раз и подняла голову. У нее был такой вид, будто она только что проснулась. — Вы превзошли мои самые смелые ожидания. Думаете, это возможно? Я имею в виду масштабы, не могу представить…

Мигель улыбался как идиот. Его жизнь менялась у него на глазах. Сколь часто приходится человеку глупо наблюдать, как меняется его жизнь, не понимая, что изменения обязаны повседневным вещам! А если человек стоит на пороге величайших свершений благодаря его собственному плану и точно знает, что они начинаются в этот самый момент, — этим стоит насладиться.

Она ударила по столу, не очень сильно, но с достаточной силой, чтобы задребезжала пустая кружка Мигеля.

— Господи боже, этот ваш план… у меня нет слов.

— Однако… — Мигель прочистил горло, прежде чем продолжить, стараясь не улыбаться. В конце концов, тема была серьезная. — Однако потребуются деньги. Этот момент необходимо прояснить.

Минуты этой он ждал со страхом. Гертруда просто хотела произвести впечатление, или в ее распоряжении действительно есть достаточный капитал? Без денег они бессильны что-либо сделать.

Она взяла его за руку, осторожно, словно боясь, что, если она ее выпустит, рука упадет и разобьется.

— Я достаточно долго была сама себе хозяйкой, чтобы понять: капитал лишь одна составляющая коммерции. Не думайте, что, если я вкладываю деньги, вы должны от этого пострадать. Я предлагаю пятьдесят процентов. Даже если бы у меня был капитал всего мира, без вас я бы ничего не смогла сделать. Разве не так принято поступать в Амстердаме, разве не это сделало Амстердам великим городом? Мы правим миром, потому что мы придумали акционерные компании, корпорации и торговые ассоциации, чтобы делить риски. — Она сильно сжала его руку. — И богатство.

— Дело в том, — неуверенно начал Мигель, — что я не могу ничего предпринимать от своего имени, поскольку на мне висят некоторые долги. Если эти мелочные кредиторы узнают о деле, они станут мне докучать, и нам это помешает.

— Значит, мы будем пользоваться моим именем, непорочным, как у дитя. Какая разница, какое имя использовать.

— Конечно, — согласился он. — Мы должны договориться о степени единения и обещать держать наше дело в тайне от всех, включая наших близких друзей.

— Вы имеете в виду Хендрика. — Гертруда засмеялась. — Он не способен понять даже такой сделки, как покупка сливового пирога. Я бы не рискнула утомлять его мозг ничем подобным, даже не будь это тайной. Не стоит беспокоиться на этот счет. Даже если бы он узнал о нашем плане, даже если бы он понял его, он бы никому не сказал. Трудно отыскать более преданного человека.

Он задумался, не зная, как сформулировать еще одно свое опасение.

— Мы еще не говорили о том, каких вложений требует этот план, и о масштабе ваших возможностей.

— Мои возможности ограничены, — согласилась Гертруда. — Сколько нам потребуется?

Мигель говорил быстро, желая покончить с самой трудной темой:

— Полагаю, чтобы осуществить наши планы, потребуется не более трех тысяч гульденов.

Он выжидал. На три тысячи гульденов человек может жить припеваючи в течение года. Могли у Гертруды быть такие деньги? Муж оставил ей кое-какое состояние, но могла ли она легко собрать три тысячи гульденов?

— Это не просто, — сказала Гертруда, подумав, — но это возможно. Когда понадобятся деньги?

Мигель пожал плечами, изо всех сил стараясь скрыть свое ликование:

— Через месяц.

Лучше всего было вести себя так, будто сумма в три тысячи гульденов не представляла ничего необычного. Фактически, видя, как легко она согласилась на эту сумму, он сразу же пожалел, что не запросил больше. Попроси он четыре тысячи, можно было бы пустить дополнительные деньги на уплату долгов и чувствовать себя немного свободнее, что, в конце концов, представляло собой вполне законные издержки.

Гертруда очень серьезно кивнула:

— Я переведу средства на ваш счет в банке биржи, чтобы вы могли начать действовать и чтобы ни одна душа не знала, что мы с вами связаны.

— Я знаю, что никому из нас не нравится, когда суют нос в чужие дела, но, поскольку мы теперь партнеры, а не просто друзья, хотелось бы кое-что прояснить.

— Меня это не удивляет, — радостно сказала Гертруда. — Вы хотели бы узнать, как я смогу собрать такую значительную сумму так скоро.

Она сказала это весело, чтобы Мигель не почувствовал и намека на горечь. В конце концов, вопрос был вполне уместен.

— Поскольку вы подняли этот вопрос, не буду скрывать, что меня это интересует.

— Я не закапывала в погребе клада, — сказала Гертруда. — Я предполагаю продать часть моих вложений. На это уйдет несколько недель, чтобы получить лучшую цену, но я могу собрать нужную сумму, не разоряя себя.

— Вы хотите, чтобы я выступил в качестве вашего посредника?

Она хлопнула в ладоши:

— Я была бы чрезвычайно рада, это избавило бы меня от уймы хлопот. — Потом она прищурилась. — Но все же поступим иначе. Я знаю, вы опасаетесь этого своего злостного совета. Стоит ли открыто делать то, что может выдать наше партнерство?

— Я бы не назвал совет злостным, он скорее чересчур усердный, но я с вами согласен. У вас есть на примете кто-то другой?

— Я позабочусь об этом сама. — Гертруда запрокинула голову и посмотрела в потолок. Потом она снова посмотрела на Мигеля. — Должно быть, сам Господь свел нас вместе, сеньор. Я благоговею перед вами.

— Скоро весь мир будет благоговеть перед нами, — сказал он.

План Мигеля, плод его ума, был настолько прост, что он не понимал, как это не пришло никому в голову раньше. Конечно, для осуществления плана требовались определенные условия. Человек должен действовать в определенный момент жизни товара, и он знал совершенно точно, что наступал нужный момент в жизни кофе.

Прежде всего Мигель организует крупную поставку кофе в Амстердам, такую крупную, что кофейный рынок, до настоящего времени специализированный и чрезвычайно узкий, будет наводнен. В город поступит девяносто баррелей. Никто не будет знать о прибывшем грузе. Поэтому на первом этапе важен элемент неожиданности. Пользуясь своим преимуществом, Мигель скупит большое количество фьючерсов, гарантирующих ему право продавать по заранее определенной цене, примерно по тридцать три гульдена за баррель.

Когда дойдут слухи о поступлении большой партии кофе, цена на него упадет — и Мигель получит значительный доход от разницы в цене. Но эти прибыли только возбудят его аппетит, как небольшая закуска перед предстоящим пиршеством. К этому моменту Мигель с Гертрудой уже наймут агентов, которые будут работать на десятке самых важных товарных бирж Европы: в Гамбурге, Лондоне, Мадриде, Лиссабоне, Марселе и в других городах, тщательно отобранных Мигелем. Каждый агент будет знать лишь свое задание, но не тот факт, что является частью большего плана.

Через несколько недель после прибытия их груза в Амстердам вся Европа узнает, что рынок кофе наводнен, и цены на всех биржах упадут. Тогда агенты начнут действовать. Они начнут скупать кофе по искусственно заниженной цене. И все они начнут действовать одновременно. Эта часть плана была настолько гениальна, что Мигель даже не мог думать о ней, не опорожнив предварительно мочевой пузырь. Если бы до Лондона дошел слух, что кто-то хочет скупить весь кофе в Амстердаме, цена в Лондоне подскочила бы — и покупать кофе стало бы невыгодно. Поэтому Мигель считал, что самым сильным элементом его плана была одновременность. Прежде чем кто-то успеет сообразить, что произошло, он будет владельцем всего кофе в Европе. Он сможет диктовать любые цены и ставить любые условия импортерам. У них с Гертрудой будет то, к чему все стремятся и что редко кому достается, — монополия, вещь, благодаря которой создаются немыслимые состояния.

Сохранение монополии потребует определенной сноровки, но они, вероятно, с этим справятся, по крайней мере на какое-то время. Ост-Индская компания, импортирующая кофе, будет мешать Мигелю контролировать цены, но ей это удастся, только если она значительно увеличит поставки кофе на европейский рынок. Конечно, у компании есть плантации на Цейлоне и Яве, но пройдет несколько лет, прежде чем на них удастся собрать достаточный урожай, а опустошить склады на Востоке означало бы пожертвовать намного более важным направлением торговли. Какое-то время у компании не будет мотива что-либо предпринимать, и она будет наблюдать и выжидать. Она будет выращивать кофе и копить его запасы. Только накопив запасы, которые превысят контролируемые им объемы, компания нанесет удар.

Ну и пусть, подумал Мигель. Прежде пройдет пять, десять, а может быть, и пятнадцать лет. Компания обладает терпением паука, и, когда она решится действовать, Мигель и Гертруда будут уже несметно богаты.

Возможно, задолго до этого маамаду станет известно о партнерстве Мигеля и Гертруды. Но что он сможет сделать, когда Мигель пожертвует десятки тысяч гульденов на благотворительность? Всего через несколько месяцев Мигель будет обладать богатством, о котором большинство людей даже не мечтают, а он познает его вкус. Этот вкус будет упоительным.

Мигель настолько увлекся, что когда, уже лежа в постели, вспомнил, что совершенно забыл о встрече с Иоахимом Вагенаром, то почувствовал лишь легкое сожаление.