Я слишком много говорю о себе. Знаю, знаю. Я просмотрел написанные мной страницы, и что я там увидел, кроме Алферонды и Алферонды? Однако мои читатели наверняка мне возразят: "Дорогой Алонсо, что может быть интереснее твоей жизни и твоих взглядов?" Вполне справедливо, дорогие читатели. Вы убедили меня своими благосклонными доводами. Но есть другие вещи, о которых стоит написать, и в первую очередь то, из-за чего я начал эти мемуары. Прежде всего это кофе.

Не так давно, во времена моего детства, кофе, как и другие экзотические порошки или сушеные зерна, можно было найти лишь в пахнущем плесенью шкафу аптекаря. Его давали в малых дозах при болезнях крови и кишечника. Тогда считали, что в больших количествах это яд. Даже сейчас, когда этот эликсир захлестывает Европу наподобие темного прилива, аптекари предостерегают его любителей, пытаясь сохранить свое влияние. Они говорят, что, если употреблять это лекарство в больших количествах, оно приведет к слабости. Оно высушивает кровь и приводит к импотенции и бесплодию. Не слушайте их. Я вас уверяю, кофе ни к чему подобному не приводит. Я употребляю кофе в больших количествах, и моей крови мог бы позавидовать человек вдвое моложе меня.

К этому несчастному напитку, чье предназначение сделать нас лучше, всегда относились неоднозначно. Сначала он получил известность на Востоке, где его удивительные свойства восприняли с подозрением. Магометанская вера запрещала употребление алкоголя, поэтому люди на Востоке не знали напитков, которые меняли характер человека. Около ста лет назад в Египте наместник царя созвал главных имамов, чтобы решить, запрещен или разрешен кофе в соответствии с правилами питания, изложенными в их священных писаниях. Один имам заявил, что кофе подобен вину и поэтому его следует запретить. Но как было можно соглашаться или спорить, ибо все эти благочестивые люди никогда не пробовали вина и могли только гадать. Они знали, что вино делает человека сонным. Но кофе, напротив, бодрит. Следовательно, кофе не мог быть подобен вину.

Другой имам кричал, что кофе черного цвета, а обжаренные зерна похожи на грязь. Магомет запрещал есть грязь, значит, кофе следует запретить. Третий говорил, что, поскольку огонь очищает, в процессе обжаривания зёрна кофе перестают быть нечистыми и, напротив, очищаются от всего, что было в них нечистого. В результате они могли только сказать, что кофе ни запрещен, ни разрешен. Они сочли, что кофе мекруб, то есть нежелателен.

Конечно, они ошибались. Слово «нежелательный» вовсе не подходит к кофе. Все стремятся приобрести его силу, а когда он только появился, были люди, хотевшие приобрести богатство, которое он сулил. Одним из таких людей был, конечно, Мигель Лиенсо, благодетель моих юных дней. Как добр он был по отношению к нашей семье, предупредив вовремя об инквизиции, когда никто другой не подумал нас спасать! Разве он это сделал из выгоды? Нет, никакой выгоды в этом не было. Он сделал это из любви? Мы были едва знакомы. Он сделал это, я уверен, потому что он справедливый человек, которому доставляет удовольствие разрушать планы злодеев.

Я не хотел ставить его в неловкое положение, поэтому, когда подружился с Лиенсо в Амстердаме, не стал напоминать ему о добре, сделанном для моей семьи. Вместо этого я иногда совершал с ним небольшие сделки, составлял ему компанию в тавернах и харчевнях и учился с ним вместе в синагоге Талмуд-Тора, пока не был отлучен.

Встречаясь, мы разговаривали о разных пустяках. А потом однажды он сказал мне, что хочет заняться торговлей кофе. Я знал о кофе, поскольку несколько лет прожил на Востоке. Я знал, что человек, который пьет кофе, вдвое сильнее, вдвое мудрее и вдвое хитрее, чем человек, который его не пьет. Я знал, что кофе обостряет ваш ум.

Я знал и другие вещи. Я знал вещи, о которых не был готов рассказать своему другу сеньору Лиенсо. Не потому, что я желал ему неудачи. Вовсе нет. Напротив. Я не поделился с ним секретами потому, что желал ему удачи. Вдобавок у меня были все основания полагать: это новое кофейное предприятие — именно то, что мне нужно.