Незадолго до полудня у ворот биржи на площади Дам нарастало возбуждение. После разговора Мигеля с Гертрудой прошло две недели. Сегодня на бирже был расчетный день, и сегодня наступал срок инвестиций Мигеля. Он стоял в толпе, ожидающей открытия больших ворот, и изучал лица окружающих: все напряженно смотрели вдаль. Голландец, еврей и иноземец — все они застыли, сжав зубы, в боевой готовности. Все, кто провел на бирже достаточно времени, чувствовали это, как чувствуют приближение дождя. Сейчас раскроются грандиозные планы, которые затронут каждого, имеющего отношение к торговле. Каждый расчетный день был напряженным, но сегодня должно произойти что-то особенное. Все это знали.

Собираясь в этот день утром, Мигель ощущал странное умиротворение. В течение нескольких недель у него от волнения сжимался желудок, но теперь он чувствовал спокойствие и решимость, как человек, идущий на виселицу. Он спал на удивление крепко, но тем не менее выпил четыре больших чашки кофе. Он хотел, чтобы кофе сделал его неукротимым. Он хотел, чтобы кофе управлял его страстями.

Он подготовился, но знал, что некоторые вещи не поддаются его контролю. Пятеро человек — и некоторые из них, не зная об этом, — должны были выполнять его волю, и он целиком зависел от того, как они сыграют свои роли. Все было так хрупко. Грандиозное сооружение могло в один миг обратиться в пыль.

Он подготовился как мог. Перед Шаббатом во время миквы он очистился и посвятил священный день молитвам. На следующий день он продолжал молиться и соблюдал пост с восхода до заката солнца.

Два краха он не переживет. На первый люди могли бы закрыть глаза и списать на невезение. Два краха уничтожат его навсегда. Ни один серьезный купец не доверит свою дочь неудачнику. Ни один деловой человек никогда не предложит Мигелю стать его партнером. Если сегодня его постигнет неудача, он должен будет попрощаться с жизнью купца.

Со вкусом молотого кофе во рту Мигель вышел из дому и вдохнул свежий утренний воздух. Он чувствовал себя скорее конкистадором, чем торговцем. По небу плыло всего несколько облаков, и легкий ветерок дул с канала. Суеверный голландец сказал бы, что ясное небо — это хороший знак, но Мигель знал, что над головой Паридо также раскинулось ясное небо.

На площади Дам Мигель ждал в непривычно тихой толпе. Не было слышно ни споров, ни смеха. Никто не начинал предварительного торга. Люди говорили шепотом.

В конце дня наступал срок как опционов Паридо на покупку, так и опционов Мигеля на продажу. Это означало, что Паридо должен был удерживать высокую цену, и чем выше будет цена, тем больше будет его прибыль. Точно так же чем ниже будет цена, тем больше будет прибыль Мигеля. Если Мигель ничего не предпримет, Паридо увеличит свой капитал, а Мигель потеряет свой. Поскольку у Паридо был груз кофе, предназначенный для Мигеля, до завтрашнего дня он не станет расставаться со своим товаром. После этого он может без спешки продавать свой запас по взвинченной цене.

— Если бы вы были на месте Паридо, — рассуждал Алферонда, — вы бы захотели использовать ваше торговое объединение. Вы могли бы распространить слух, будто это объединение планирует избавиться от своих ценных бумаг, что привело бы к падению цены. Но у вас нет такого инструмента. Он есть у Паридо.

— Почему он не может просто пустить слух, что его объединение собирается покупать, взвинтив этим цену еще больше?

— Игра со слухами чрезвычайно тонкая вещь. Если объединение прибегает к этому слишком часто, никто не станет верить слухам, связанным с ними, и ценный инструмент будет потерян. Эта торговля кофе — дело Паридо, но не его объединения. Другие члены объединения не захотят использовать такой резерв, как слух, ради него. По крайней мере если это не сулит достаточной выгоды. Однако есть другие способы, как можно использовать объединение.

— Он может велеть своим людям не обращать на меня внимания.

— Совершенно верно. Паридо исходит из того, что вы попытаетесь продать то количество кофе, которое у вас есть, делая вид, будто у вас его больше, чем на самом деле, и снижая таким образом цену. А вы тем временем будете продавать то, чего у вас нет. Он знает, что это не так просто, так как, если вы сможете вызвать бум продаж на бирже, у вас будет возможность покупать по более низкой цене то, от чего избавляются другие, и что, если кто-то оспорит продажу, вы сможете предъявить обещанное. Но он, безусловно, велит своему объединению распространить слух, что у вас якобы нет того, что вы продаете, — и никто не станет у вас покупать.

— Все так просто? — улыбнулся Мигель.

— Паридо чрезвычайно могущественный человек, — сказал Алферонда. — Он разбогател не потому, что был очень умен, а потому, что уделял внимание простым вещам. Известно, что вы работаете в одиночку, что у вас нет особой стратегии, что вы скорее следуете интуиции, чем тщательно разработанному плану. Я вижу, вы обиделись, но не можете отрицать, что это правда. Вы наделали ошибок, Мигель, но эти ошибки на сей раз вам помогут, когда вы переступите порог биржи. Паридо придется иметь дело с совершенно другим оппонентом по сравнению с тем, что он ожидает.

Часы на башне ратуши пробили двенадцать, и ворота биржи распахнулись. Все разом заговорили, и гул эхом отдался на площади Дам. Мигель протиснулся вместе с сотнями других торговцев и направился, не обращая внимания на остальное, в угол двора, где торговали товарами из Ост-Индии.

Вокруг торговцев товарами из Ост-Индии собралось больше народа, чем обычно. Многие были членами объединения Паридо. На них была яркая одежда и шляпы с перьями, как это принято в Португалии, и они вели себя как надменные идальго. Они явно оказывали услугу своему другу. Им ничего не стоило следить за торговлей кофе, ничего самим не продавать и отстранять тех, кто захотел бы откликнуться на предложения Мигеля. Именно этого они с Алферондой и ожидали.

Чуть в стороне Мигель заметил Нунеса, беседовавшего с торговцами, которых Мигель знал в лицо. Он кивнул Мигелю. Мигель кивнул ему в ответ. Время для обвинений еще не настало, сейчас Мигель сделал вид, что все в порядке. Что Нунес ожидал увидеть на лице Мигеля? Конечно, разочарование. Он знал об опционах на продажу. Тем не менее следовало продемонстрировать и некую решимость.

В открытой части двора, где собирались купцы из Гамбурга, Алферонда беседовал с группой тадеско, которых на бирже было немного. Эти длиннобородые евреи кивали своими мудрыми головами, а ростовщик что-то объяснял им пространно и, возможно, с излишними подробностями.

Мигель поднял голову и увидел перед собой Паридо.

— У меня сегодня какое-то знакомое ощущение. Вам это не напоминает тот день, когда упали цены на сахар?

— Нет. — Мигель улыбнулся. — У меня какое-то совершенно новое ощущение сегодня.

— Уж не думаете ли вы, что способны вызвать падение цен на кофе? Вас предупреждали не связываться с торговлей кофе, но вы предпочитаете поступать по-своему. Вот как все будет. Я предусмотрел ваши действия и принял меры, чтобы они не увенчались успехом. Самый лучший совет, какой я могу вам дать, — это уйти. Признайте свои убытки в конце дня. По крайней мере вы избежите публичного унижения.

— Благодарю за совет. Но могу вам пообещать, что к концу дня вы будете целовать мою задницу.

— Вы забываете, с кем разговариваете. Я лишь пытаюсь спасти то, что осталось от вашей репутации. Другой, ниже меня рангом, просто промолчал бы.

— Нет человека ниже вас, сеньор.

Паридо фыркнул:

— Вы действительно полагаете, что способны перехитрить меня?

— У меня все под контролем.

Мигелю не понравилась нерешительность в своем голосе. Паридо казался слишком уж самоуверенным. Вдруг ему известны детали плана Мигеля? Вдруг он предпринял меры, чтобы сорвать умный план Алферонды перехитрить Паридо? Вдруг Иоахим оказался изменником?

— Насколько в самом деле у вас все под контролем? — спросил Паридо.

— Я не понимаю вашего вопроса.

— Все очень просто. Если вы в самом деле настолько уверены, что добьетесь успеха и снизите цену, может, заключим пари?

Мигель посмотрел врагу прямо в глаза:

— Назовите ставку.

Паридо по глупости предлагал заключить пари. Мигель уже поставил все на кон.

— Сейчас кофе продается по семь десятых гульдена за фунт, значит, я поднял цену до сорока двух гульденов за баррель. Чтобы получить прибыль, мне достаточно удерживать ее выше тридцати восьми гульденов. Чтобы получить хоть какую-то прибыль от ваших опционов, необходимо, чтобы цена опустилась ниже тридцати семи гульденов. При цене тридцать семь и выше вы ничего не заработаете, и ваш брат будет отвечать за потерянные инвестиции.

Мигель почувствовал, что краснеет.

— Вы думали, никто не знает, как безрассудно вы использовали его имя? Думали, от меня можно скрыть хоть что-то на бирже? И вы надеетесь перехитрить меня, когда я полон решимости не дать себя перехитрить? Ваш оптимизм меня восхищает.

Это ничего не значит, убеждал себя Мигель. Он мог узнать о хитрости Мигеля от своего маклера. Это не означало, что Паридо известно все.

— Вы хвастун, сеньор, и только.

— Очень хорошо, вы увидите, что я не хвастун. Если вам удастся снизить цену до тридцати гульденов за баррель или ниже, я позволю вам купить у меня девяносто баррелей но цене двадцать гульденов.

Мигель попытался изобразить скептицизм:

— Откуда вы возьмете девяносто баррелей кофе? На всех складах Амстердама не найдется такого количества.

— Склады Амстердама таят неожиданности, которых такие люди, как вы, и представить не могут.

— Мне кажется, ваше пари одностороннее. Что вы получите, если я не смогу вас победить?

— Поскольку вы будете полностью разорены, думаю, вы ничего не должны мне, кроме самого себя. Поэтому скажем так: если вы проиграете, вы признаетесь маамаду, что солгали о своих отношениях с Иоахимом Вагенаром. Вы скажете парнассам, что обманули совет, и примете соответствующее такому серьезному обману наказание.

Черем. Соглашаться с этим было бы безумием, но, если он проиграет, ему так или иначе придется покинуть Амстердам. То, что его отлучат, не будет иметь значения.

— Я согласен. Давайте составим соответствующую бумагу, но мое обещание должно остаться между нами, на случай если бумага попадет не в те руки. Однако мне необходима какая-то гарантия. Видите ли, мне не хотелось бы выиграть пари и обнаружить, что вы занимались виндбанделом, то есть что у вас нет обещанных девяноста баррелей.

— Что вы предлагаете?

— Всего лишь следующее. Я принимаю ваше пари, и мы запишем его на бумаге. И если по какой-либо причине вы не сможете предоставить мне кофе по указанной цене, вы заплатите мне столько, сколько эти баррели стоят в данный момент. То есть, — он стал подсчитывать, — три тысячи восемьсот гульденов. Что вы скажете?

— Это пустое пари, так как я никогда не продаю то, чего у меня нет.

— Так вы согласны?

— Конечно нет. С какой стати мне соглашаться на глупое пари, по которому я должен заплатить почти четыре тысячи гульденов?

Мигель пожал плечами:

— Иначе я не согласен. Мне нужны гарантии.

— Ладно, — вздохнул Паридо, — я принимаю ваши дурацкие условия.

Он тотчас составил контракт, настояв на том, что сам напишет оба экземпляра. Из-за этого Мигелю пришлось тратить время на его чтение, дабы удостовериться, что его оппонент не придумал никаких ловушек в формулировках. Однако все оказалось в порядке, и контракт был заверен одним из друзей Паридо, стоявших поблизости. Каждый положил свой экземпляр к себе в карман. Часы на башне показали, что он потерял четверть часа. Пора было начинать.

Мигель отошел немного назад и выкрикнул на латыни:

— Кофе! Продаю двадцать баррелей кофе по сорок гульденов за баррель.

Цена едва имела значение, ибо у Мигеля не было никакого кофе. В конце концов, это же виндбандел. Цена должна была быть достаточно низкой, чтобы привлечь внимание, но не слишком низкой, чтобы вызвать подозрение.

— У меня кофе по сорок! — снова крикнул он, потом повторил свое предложение по-голландски и по-португальски.

Никто не откликнулся. Люди Паридо стали угрожающе приближаться к Мигелю, как свора собак. Мелкий маклер из Влойенбурга посмотрел на Мигеля, готовый купить, но, встретившись взглядом с Паридо, поспешно отвернулся, бормоча что-то себе под нос. Было ясно, что никто из португальских евреев не захочет навлечь на себя гнев Паридо, нарушив блокаду.

Оглядывая биржу, Мигель увидел Даниеля, прогуливающегося неподалеку. Сегодня на нем был лучший костюм, недостаточно яркий, чтобы надевать его на Шаббат, но достаточно нарядный: малинового цвета камзол и шляпа, голубая сорочка, черные бриджи и блестящие красные туфли с огромными серебряными пряжками. Он взглянул на людей Паридо, потом на Мигеля и потупил взор.

В их маленьком секторе биржи наступила тишина. Вдалеке слышались возгласы участников других сделок, но торговцы товарами из Ост-Индии молчали, все как один. Сражение началось, и зрители были уверены, что Мигель уже его проиграл. Паридо улыбнулся и шепнул что-то на ухо члену его объединения, который разразился смехом.

Мигель снова выкрикнул свою цену. Несколько голландцев посмотрели на него с любопытством, но, увидев толпу грозных евреев, не стали подходить. Мигель не мог предложить ничего такого, что соблазнило бы португальских евреев, или заставило их ослушаться Паридо, или привлекло бы христиан, не хотевших вмешиваться в то, что со стороны выглядело как поединок врагов. Мигель стоял один в центре круга, как потерявшийся ребенок.

Он снова повторил свое предложение. И снова никто не откликнулся. Паридо встретился с ним взглядом и, улыбнувшись, проговорил одними губами: "Ты проиграл".

И тут Мигель услышал, как кто-то выкрикнул на ломаной латыни:

— Покупаю двадцать по тридцать девять!

Алферонда призвал на помощь своих знакомых тадеско. Один из них, обычно занимающийся дисконтированием банкнот, вышел вперед и повторил свое предложение. Он был в черных длинных одеждах, и его седая борода качалась из стороны в сторону, когда он выкрикивал:

— Двадцать баррелей по тридцать девять!

— Продано! — крикнул Мигель.

Он не мог сдержать улыбки. Это был не обычный маклер, который надеялся, что его покупатели будут продолжать снижать цену. Но сегодня его задачей было продавать по дешевке.

— Покупаю двадцать пять по тридцать восемь с половиной, — выкрикнул другой тадеско, в котором Мигель узнал торговца необработанным золотом.

Мигель протиснулся к нему сквозь стену из людей Паридо:

— Двадцать пять баррелей по тридцать восемь с половиной, продано!

Блокада была прорвана. Началась распродажа, и Паридо знал, что остановить Мигеля, окружив его своими людьми, он не мог.

— Покупаю тридцать баррелей кофе, — выкрикнул Паридо в свою очередь, — по сорок гульденов!

Тадеско были бы глупцами, если бы не обратились к нему и не продали свой кофе, получив моментальную прибыль. Они не обещали вести себя как члены объединения

Мигеля. Они обещали прорвать блокаду, когда им сказали, что их помощь будет вознаграждена возможностью получить прибыль во время торгов. Мигель видел, что они готовы продать, и это стабилизировало бы цену для Паридо. Португальские евреи стояли и ждали, куда пойдет цена, чья группировка окажется сильнее. Преимущество было, безусловно, у Паридо. Единственное, что ему угрожало, — это массовая распродажа. Если многие ринутся продавать, он в одиночку не справится с наплывом, а люди из его объединения ради него не станут жертвовать собственными деньгами.

Наступал поворотный момент кофейной операции, и все на бирже почувствовали это.

Мигель поднял голову и неожиданно встретился взглядом со своим братом. Даниель стоял в задних рядах зрителей. Он молча шевелил губами, пытаясь прикинуть шансы массовой распродажи. Даниель отвел глаза, но Мигель не оставит его в покое. Он хотел, чтобы брат понял это. Он хотел увидеть это понимание в глазах брата.

И Даниель понял. Он знал, что, если решит в этот момент поддержать Мигеля, стать на его сторону, начать продажу дешевого кофе, план Мигеля будет реализован. Участие Даниеля качнет чашу весов в пользу Мигеля. Наконец наступил момент, когда интересы семьи могли перевесить. Даниель мог бы сказать Паридо, что ценит его дружбу, но семья — это совсем другое дело и он не может безучастно смотреть, как его брат стоит на краю гибели, причем безвозвратной гибели, когда в его силах не допустить этого.

Они оба это понимали. Мигель видел, что брат понимает. Однажды он спросил Даниеля, кого он выберет, брата или друга, но Даниель тогда не ответил. Теперь ему придется дать ответ. Тот или иной. По лицу Даниеля Мигель видел, что брат тоже вспомнил их разговор. Он увидел на лице Даниеля стыд, когда тот отвернулся, решив не принимать участие в этой сделке с кофе.

Над биржей нависла странная тишина. Конечно, в любом другом месте на земле это нельзя было назвать тишиной, но обычный оглушительный грохот биржи превратился в еле слышный гул. Торговцы столпились вокруг, словно смотрели на петушиный бой или на драку.

"Они получат удовольствие", — сказал Мигель про себя. Когда Паридо решил покупать, он тем самым дал Мигелю сигнал, что пора делать следующий шаг, шаг, которого парнасс не ожидал.

— Продаю кофе! Пятьдесят баррелей по тридцать шесть, — прокричал Иоахим.

Паридо открыл рот, отказываясь верить. Он не видел, как Иоахим появился на бирже, или, возможно, не обратил на него внимания. Сбросив свой крестьянский наряд, он был снова одет как человек со средствами и выглядел как истинный голландский маклер в черном костюме и шляпе. Никто из тех, кто не был с ним знаком, не догадался бы, что еще месяц назад он нищенствовал. Теперь его окружала толпа покупателей, на чьи жадные выкрики отвечал по очереди, без спешки, как любой другой опытный торговец на любой европейской бирже.

Этот шаг придумал Алферонда. Паридо было легко оказывать давление на торговцев родом из Португалии. Все они знали о его вражде с Мигелем, и не многие отважились бы перейти дорогу мстительному члену маамада. Алферонда знал, что сможет уговорить нескольких тадеско вступить в торги, но этого было недостаточно, чтобы обеспечить распродажу. Кроме того, большинство из них не хотели инвестировать серьезные средства в совершенно незнакомый товар или боялись слишком разозлить Паридо. Однако Иоахим мог показать голландским игрокам, что конфликт имел сугубо коммерческую природу и не был внутренним делом выходцев из Португалии. Он мог привлечь голландских торговцев, желающих заработать на этом новом продукте. Они могли постесняться вступить в стычку еврея с другим евреем за товар, о котором почти никто и не слышал. Но как только они увидят, что к торгам подключился их соотечественник, они выстроятся в очередь, боясь потерять свой шанс получить прибыль.

Другой голландец объявил о продаже. Мигель не видел его раньше. Это был незадачливый торговец, который просто хотел попытать счастья с новым товаром, но оказался под перекрестным огнем. Отчаянно желая избавиться от своего товара, прежде чем цена упадет еще ниже, он предложил свои пятнадцать баррелей за тридцать пять. Теперь Мигеля отделяли всего два гульдена за баррель от цены, которая была ему необходима, чтобы выжить, и пять гульденов, чтобы победить Паридо. Но даже если бы ему удалось снизить цену до тридцати, ему пришлось бы удерживать ее на этом уровне до двух часов, когда заканчивался торговый день.

Новый человек выкрикнул свое предложение по-голландски, но с французским акцентом. После него еще один, датчанин. Тридцать пять. Тридцать четыре. Мигелю оставалось лишь наблюдать и следить. Он продал восемьдесят баррелей, которых у него не было. Это не имело значения. Из рук в руки уже перешло больше баррелей, чем могли бы вместить все склады Амстердама.

Теперь Мигелю надо было ждать и смотреть, насколько низко упадет цена, а потом купить достаточное количество, чтобы защитить себя. Покупатель мог, если хотел, написать прошение, по которому он не будет обязан покупать кофе по высокой в данный момент цене — тридцать восемь и тридцать девять, но это едва ли волновало Мигеля. Пусть их деньги останутся при них. Сейчас имела значение только цена за баррель.

Паридо наблюдал с каменным лицом. Он перестал отдавать приказы, так как одному человеку купить все было не под силу, во всяком случае не разорившись полностью. Он сам искусственно поднял цену и прекрасно понимал, что, если выкупит достаточное количество баррелей для того, чтобы снова поднять цену до тридцати девяти, он потеряет много денег, даже невзирая на прибыль от своего опциона.

Цена начала стабилизироваться, и Мигель купил по тридцать одному и тотчас продал по тридцать. Потеря была минимальной, но это вызвало новый бум продаж.

Мигель улыбнулся Паридо, который с отвращением отвернулся. Но Мигель не даст ему уйти. Он протиснулся сквозь толпу. Он слышал предложения продать за двадцать девять и за двадцать восемь. Он посмотрел на башню с часами. Половина второго. Осталось только тридцать минут.

— Думаю, сегодня победа осталась за мной, — сказал Мигель.

Паридо обернулся:

— Еще нет, Лиенсо. Еще есть время.

— Время, может быть, и есть, но, мне кажется, вы исчерпали свой арсенал.

Паридо покачал головой:

— Вы полагаете, ваши трюки смогут вас спасти? Наслаждайтесь моментом, Лиенсо. Вы скоро узнаете, что вовсе не так умны, как вам кажется.

— Наверное, я не так уж умен. Но я действительно получил сегодня удовольствие оттого, что оказался умнее вас. Сгораю от желания получить эти баррели кофе, которые вы мне обещали, завтра в это же время.

— У вас нет денег, чтобы заплатить за них! — зло сказал Паридо. — Если посмотрите в свой контракт, вы увидите, что там сказано, — расчет должен быть произведен в течение семидесяти двух часов после сегодняшнего закрытия биржи. Откровенно говоря, я не думаю, что вы сможете достать деньги. На самом деле через семьдесят два часа в глазах маамада вы перестанете быть евреем.

Итак, Паридо решил использовать совет, чтобы избежать долгов. Совет не пойдет на это.

— Можете так думать, если хотите, но я переведу сумму на ваш счет ровно через сутки. Надеюсь, вы передадите собственность с такой же пунктуальностью, иначе вам придется соблюсти условия контракта и заплатить мне дополнительно три тысячи восемьсот.

Мигель отошел и бросил взгляд на толпу покупателей и продавцов. Цена установилась на отметке двадцать шесть, а до закрытия торгов оставалось совсем мало времени. Если цена останется на этом уровне, он заработает почти семьсот гульденов только на своих опционах и еще две тысячи на фьючерсах. Он был слишком взволнован, чтобы просто стоять и наблюдать, и поэтому решил, что пора уладить еще одно дело.

Исайя Нунес тихо разговаривал со своими знакомыми, притворяясь, будто ему нет дела до бума продаж. Мигель улыбнулся и попросил его отойти на минуту. Они удалились за колонну.

Мигель надел свою самую лучшую деловую улыбку:

— Будь так любезен перевести собственность на кофе, который ты обещал мне поставить. Мне нужны бумаги на собственность не позднее завтрашнего утра.

Нунес выпрямился, словно хотел добиться абсолютно вертикального положения по отношению к земле, а потом шагнул вперед:

— Мне жаль, что ты оказался в затруднительном положении, Мигель, но я ничем не могу тебе помочь. Я тебе говорил, что груз не прибыл, и сделать с этим ничего нельзя, несмотря на твои нужды. И, честно говоря, в любом случае ты не в том положении, чтобы требовать быстрых действий. Заставить тебя заплатить то, что ты был мне должен, оказалось трудной задачей, и мне кажется, ты непростительно злоупотребил моей дружбой.

— Странное замечание от человека, который продал предназначенные мне товары Соломону Паридо.

Нунес пытался сохранять невозмутимость:

— Не понимаю тебя. Ты говоришь как умалишенный. Я не потерплю оскорблений.

— Вы переигрываете, сеньор. Вы должны быть смущены, а не напуганы до смерти.

— Ты не можешь ничем меня напугать. — Он шагнул вперед. — Когда-то я считал тебя другом, но вижу, что ты лгун, и не желаю ничего обсуждать с тобой.

— Тебе придется обсуждать это или со мной, или в суде, — сказал Мигель. Было видно, что угроза подействовала на Нунеса. — Ты взял кофе, который я заказал, и отдал его Паридо. Потом ты солгал, сказав мне, что груз поставить нельзя. Полагаю, потом ты организовал другую поставку, но мне известно, что груз, принадлежащий мне по праву, прибыл на корабле "Морская лилия". У меня есть свидетели, которые подтвердят, что слышали, как Паридо обсуждал это дело. Если ты не подчинишься, я подам на тебя в голландский суд или отдам на суд маамада, этого я еще не решил. Возможно, я сделаю и то и другое. Я заставлю тебя не только отдать мне кофе, но и заплатить компенсацию за то, что я не получил свой заказ вовремя. — Мигель показал Нунесу контракт, который он заключил с Паридо. — Если я потеряю деньги по этому контракту, то смогу подать на тебя иск за понесенные убытки, так как, если бы ты не обманул меня, я бы, несомненно, победил. Ты понимаешь, что, как только дело попадет в суд, твоей репутации надежного коммерсанта настанет конец.

Нунес вспыхнул:

— Если я отберу кофе у Паридо, то стану его врагом. Какой мне тогда прок от моей репутации?

— А это уже твои проблемы. Если ты не переведешь на меня собственность до утра, с тобой будет покончено.

— Если я сделаю, как ты просишь, ты ничего не скажешь? Ты никому не расскажешь об этом?

— Я не обязан молчать, но сделаю это в память о нашей дружбе. Я от тебя такого не ожидал.

Нунес покачал головой:

— Ты должен понять, насколько трудно противостоять Паридо, когда он чего-то хочет. Я не осмелился отказать ему. У меня семья, и я не мог позволить себе рисковать, защищая тебя.

— Я понимаю, как он силен и влиятелен, — сказал Мигель, — и мне приходится противостоять ему точно так же. Кроме того, он не просил тебя отказаться меня защищать, он попросил тебя солгать мне и обмануть меня, и ты согласился. Я никогда не считал тебя отважным человеком, Исайя, но степень твоей трусости меня ошеломила.

Уходя, он услышал, как часы на башне пробили два. Он спросил у стоящего рядом, как закончились торги кофе: двадцать пять с половиной гульденов за баррель.

Мигель сразу подумал о том, чтобы снять роскошный дом на берегу Хоутграхта. Он свяжется со своими кредиторами и заплатит небольшие долги самым нетерпеливым из них. Теперь все будет по-другому.

И тут он увидел своего брата. Он отвернулся. Даниель стоял в двух шагах от него. Даниель пытался поймать взгляд брата, но Мигель не мог заставить себя сказать ему хоть слово. Время для примирения прошло, прощения не могло быть. Даниель сделал ставку на собственное будущее против будущего брата — и проиграл.

Мигель пошел прочь. Вокруг него толпились люди. Слух уже разошелся, и все присутствующие на бирже понимали, что Мигель одержал огромную победу. Даже если они не знали, что именно он выиграл или кого именно победил, все понимали, что перед ними торговец на вершине славы. Люди, которых он не знал даже по имени, хлопали его по плечу, или жали ему руку, или обещали связаться с ним в скором времени, чтобы обсудить проект, в стоимость которого было трудно поверить.

И тут в густой толпе он увидел худощавого, хорошо одетого голландца, который широко улыбался ему.

Иоахим. Мигель избавился от троих итальянских евреев, которые хотели поговорить с ним о фигах, пробормотав вежливые извинения и пообещав встретиться с ними в таверне, название которой тотчас забыл. Он протискивался сквозь толпу, пока не оказался перед Иоахимом, который выглядел и более значительным, и более хрупким по сравнению с тем временем, когда он пребывал в нищете и безумии. Его улыбка была не столько торжествующей, сколько грустной. Мигель улыбнулся ему в ответ.

— Я вам говорил, что сделаю все правильно, — сказал он, — если вы мне только доверитесь.

— Если бы я вам доверился, и только, — ответил Иоахим, — я бы по-прежнему пребывал в нищете. Вы одержали эту победу только потому, что я ненавидел и преследовал вас. Отсюда следует извлечь полезный урок, но, черт побери, в чем он заключается, я не знаю.

Мигель рассмеялся и шагнул вперед, чтобы обнять человека, смерти которого еще совсем недавно желал от всей души. Кто знает, может быть, он снова будет желать его смерти, и совсем скоро. Однако в этот миг ему было все равно, что сделал или что может сделать Иоахим. Ему также было все равно, знал ли кто-нибудь об их ненависти и их дружбе. Он был счастлив, что смог исправить свои ошибки и предотвратить казавшийся неминуемым крах. Мигель был готов обниматься хоть с самим дьяволом.