В середине 1950-х годов геологическая партия, в которую я был направлен на практику, базировалась в Худатском районе Азербайджана. Снабжение партии шло из города Баку и осуществлялось обычно на грузовых машинах того времени — ГАЗ-51 или ГАЗ-63. На них же часто ездили сотрудники партии, когда была необходимость добраться до Баку или, наоборот, приехать из Баку на базу партии.

Вот и я, вместе с еще четырьмя сотрудниками партии выехал из Баку в Худат. Среди нас была одна женщина, и ей, естественно, уступили место в кабине машины. Остальные четыре человека ехали в кузове, сидя на доске позади кабины.

Хотя дорога, по которой мы ехали, считалась важной автомагистралью, соединявшей Баку с Москвой, она далеко не везде была хорошо заасфальтирована, а местами вообще были объезды по неровной грунтовой дороге. В какой-то момент, увидев перед собой неглубокую яму, водитель резко затормозил. Это привело к тому, что всех четверых, сидевших в кузове пассажиров, бросило вперед, они вынужденно поднялись с доски, на которой сидели, и уперлись руками в крышу кабины.

Как оказалось, среди груза машины была большая стеклянная бутыль с концентрированной соляной кислотой. Эта кислота в геологической партии использовалась в качестве консерванта, который добавлялся в пробы воды, отбиравшейся из родников, скважин и других источников. Пробы затем отправлялись в химическую лабораторию в город Баку. По безграмотности или недобросовестности работник лаборатории, который готовил бутыль к перевозке, заткнул ее куском тряпки. Естественно, что соляная кислота быстро разъела тампон, закрывавший горлышко бутыли, и, когда машина резко затормозила, из нее вырвалась струя кислоты, которая попала на доску, с которой в этот момент поднялись сидевшие на ней люди. В следующее мгновение водитель машины прибавил газу, и машину резко дернуло вперед. Все четверо пассажиров грохнулись обратно на скамью.

Концентрированная соляная кислота действует мгновенно. Задняя часть брюк и трусов у всех четверых сразу же почернела, обуглилась, а затем просто исчезла. Мало того, зады у всех были обожжены, сразу же покраснели, на коже появились пузыри.

Машину остановили, и все четверо кинулись к ближайшему роднику, благо их вокруг было множество. Надо сказать, что на многих родниках для измерения дебита устанавливали водосливы, которые представляли собой небольшие плотины с вертикально вмонтированными металлическими пластинами, через которые переливалась вода (получалось, что-то вроде всем известной «Стеклянной струи», расположенной в парке города Кисловодска). Выше плотин образовывались небольшие озерки. Именно к такому озерку и кинулись пострадавшие. Женщину, ехавшую в кабине, попросили на нас не смотреть. Все залезли по пояс в проточную воду, что несколько облегчило наши страдания.

Что делать дальше, никто не знал. Бутыль с кислотой заткнули новым матерчатым тампоном, хотя все понимали, что кислота снова его разъест. Запасной одежды с собой ни у кого не было. До базы оставалось ехать еще около часа. Сидеть на скамейке было невозможно, она пропиталась кислотой. Приходилось дальше ехать стоя. Несмотря на довольно длительное сидение в ледяной родниковой воде, филейные части у всех горели огнем.

Проблема осложнялась еще и тем, что в вечернее время, когда мы должны были приехать, на базе партии слонялось довольно много народу, остаться незамеченными было просто невозможно. Решили снять рубашки и обвязать ими талии так, чтобы они закрывали дыры в трусах и брюках. Все остались в одних майках.

— Что это вы, как спортсмены, в одних майках, или вам очень жарко вечером, да еще в пасмурный день? — спрашивали люди на базе.

Мы не отвечали, каждый быстро прошел к дому, в котором жил, чтобы смазать кожу каким-нибудь кремом и поменять одежду. Но, конечно, удержать происшествие в тайне не удалось. И водитель машины, и женщина, сидевшая в кабине, которая, видимо, все-таки не отворачивалась, как мы ее просили, взахлеб со смехом рассказывали всем, как мы с голыми задами галопом бежали к роднику. Весь коллектив партии долго обсасывал эту историю, люди смеялись, а некоторые женщины, к нашему удивлению, сочувствовали.

Трое из пострадавших были простыми техниками, геологами, или практикантами, как я. А вот четвертый был главным инженером партии. Ему пришлось хуже всех. Это был пожилой азербайджанец, не очень компетентный в геологических вопросах, но очень заботившийся о своем авторитете и престиже. Поддерживать этот авторитет после происшествия ему стало гораздо труднее. Встречаясь с ним, все пытались взглянуть на него пониже спины и часто вежливо спрашивали, не прорвались ли пузыри на коже?