В Советском Союзе профсоюзные путевки распределялись по месту работы. Поэтому, если вы не занимали высокой должности, которая позволяла вам иметь особые преимущества, мужья и жены, работавшие обычно в разных организациях, ездили на курорты порознь. Это благоприятствовало возникновению большого числа «курортных» романов. Мой товарищ, Миша, приехал в подмосковный Дом отдыха в самое хорошее время — ранней осенью. Красота вокруг была неописуемая: деревья стояли покрытые желто-красной листвой, она же устилала землю там, где не было асфальта. Три раза в день надо было идти в столовую — завтракать, обедать и ужинать. Первые знакомства завязывались, естественно, за столом. Миша оказался за одним столом с пожилым мужчиной, доктором каких-то наук, рядом с ним сидела пожилая учительница математики в школе. Они обсуждали вопросы политики, образования, иногда похваливали хорошую теплую погоду и замечательный лес, который окружал Дом отдыха. Оба оказались большими любителями собирать грибы и часто не являлись к обеду, увлекшись прогулками по лесу. А вот третьей соседкой, с которой Миша часто оказывался вдвоем за столом, была молодая женщина лет 30, очень миловидная и веселая. Естественно, он сразу же начал уделять ей все свое внимание. «Курортный» роман быстро набирал обороты, и вскоре они почти не расставались. У Миши был отдельный номер, без соседей, так что вскоре, к взаимному удовольствию, Миша со своей новой подругой стали проводить там по нескольку часов в день.

Молодая женщина оказалась весьма просвещенной в вопросах секса, так что Мише доставляло удовольствие притворяться лишь ее способным учеником. Однако в их отношениях, как он потом рассказывал, был один совершенно непонятный запрет, с которым она ознакомила его, когда они первый раз остались наедине. Раньше чем позволить Мише раздеть ее, она поставила условие:

— Все можно, кроме одного — мою левую грудь трогать нельзя!

Миша очень удивился, но, придерживаясь роли усердного ученика, решил сделать вид, что воспринимает это как один из очень важных элементов близких отношений, в которые она его посвящала. Но, в то же время, он был заинтригован. По виду левая грудь выглядела ничуть не хуже правой, во всяком случае никаких внешних недостатков заметно не было. В голове у Миши бродили всевозможные догадки, но ни одна из них не помогала понять этот странный запрет. Иногда он пытался ненароком нарушить его, делая вид, что просто позабыл о нем, но такие попытки ею сразу же резко пресекались. Так продолжалось все время их пребывания в Доме отдыха. В общем-то Миша не очень страдал и не чувствовал себя обделенным, правая ее грудь была пышной, ее было приятно ласкать и целовать, что нравилось не только ему, но и ей. И вот, наконец, настал последний день пребывания в этом идиллическом месте. Миша сказал ей, отступая от своей роли:

— Ну, хорошо, твой запрет я соблюдал все эти недели, несмотря на это нам обоим было хорошо, мы замечательно провели время. Но я не понимаю, завтра мы расстаемся и, хотя мы наверняка обменяемся адресами и номерами телефонов, но живем мы в разных, далеких друг от друга, городах и вряд ли когда-нибудь снова встретимся. Объясни мне все-таки, что это значит, почему я не должен был притрагиваться к твоей груди и почему именно к левой?

Она ненадолго задумалась, а потом сказала:

— Ну, хорошо, я тебе объясню. Когда я ехала в Дом отдыха, мой близкий друг сказал мне: «Я уверен, что как бы я тебя не просил, ты все равно будешь мне изменять там, но я тебя прошу — к той груди, что ближе к твоему сердцу, не давай никому притрагиваться, хоть в этом сохрани мне верность, пусть эта грудь останется только моей!»