Литература

Завертелось колесо наших дней

«ЛГ»-ДОСЬЕ

К истории переписки А.М. Горького и А.А. Болотникова

Ольга БЫСТРОВА, кандидат филологических наук, ИМЛИ РАН

В конце 1933 года ответственным редактором «Литературной газеты» стал Алексей Александрович Болотников. Он уроженец Костромы, родился в 1894 году; член ВКП(б), образование высшее, профессор философии. Арестован 28 июня 1937 года; приговорён к высшей мере наказания 1 октября 1937-го по обвинению в участии в антисоветской террористической организации. Расстрелян 1 ноября того же года; реабилитирован 4 августа 1956 года.

Несмотря на занимаемые им высокие посты – ответственный редактор «ЛГ», помощник заведующего Отделом школ при ЦК ВКП(б), – про его жизнь мало что известно. Однако есть источник, который помогает в определённой степени восстановить эти «белые пятна». Это письма Болотникова периода его редакторства в «ЛГ», отправленные Горькому.

С Горьким его связывали и деловые, и чисто человеческие отношения. Одним из первых горьковских проектов, которым заинтересовался Болотников, была «История женщины». В 1933 году Горький, начиная заниматься проектом, просит своего секретаря П.П. Крючкова присылать ему книги о положении женщины в России до и после революции, а также литературу об участии женщины в социалистическом строительстве. Болотников не остался в стороне от начавшейся работы. В своём письме от 14 ноября 1933 года он писал Горькому:

«Я прочитал Ваш интересный проспект (пока, правда, не весь, т.к. только сейчас получил вторую часть с машинки) и считаю, что если отвлечься от деталей, – он представляет собой документ огромной значимости, именно в таком разрезе следует создавать у масс вкус к истории (выделено автором), которую у нас, кстати, игнорируют до сих пор. Учреждение, где мы начнём работу, есть, есть там и народ. Это Госуд. Академия Истории Материальной Культуры (ГАИМК) в Ленинграде с отделением в Москве (МоГАИМК). Учреждение это за последнее время, нащупав нужные пути в движении истории докапиталистических формаций, сделало немало. Сколочен круг дельных специалистов по основным формациям. Сам я веду здесь бригаду по истории арабской культуры. Есть недурные знатоки первобытного общества и т.д. Учреждение это тесно связано со мной по Культпропу, так что проект вполне осуществим. Тем более что такая тема, которую Вы выставили, это как раз то, чего недостаёт ГАИМКу в работе. Список работников, равно как и календарный план, подробно разработанный небольшой пока группой под моим руководством, а также замечания по Вашей записке, мы представим Вам через 10–12 дней. Было бы неплохо поговорить по этому вопросу с Вами лично…»

4 апреля 1934 года в «ЛГ» (№ 41) был дан анонс будущей книги, посвящённой истории женщины, в частности указывалось, что в труд войдут «несколько разделов: женщина доклассового общества, античной Греции и Рима, Востока, Западной Европы, России и женщина Октябрьской революции». Эта заявка была, по мнению Горького, преждевременной, ему самому пока было не очень ясно, каким именно будет это издание. Но в том, что оно состоится, сомнений у него не было. 15 апреля 1934 года Горький опубликовал свою статью «О женщине» в журнале «Большевик», которую можно считать проспектом будущей серии. Однако занятость Болотникова не позволила ему в полной мере участвовать в работе над серией.

1934 год для редактора «ЛГ» был особенно насыщенным. Во-первых, это был год подготовки к Первому съезду советских писателей. А.А. Болотников понимал, что в ходе подготовки съезда «роль «ЛГ» не последняя». Во-вторых, это был год творческого смотра всей советской литературы и критики. Газета не раз отдавала свои полосы для статей, печатавшихся в дискуссионном порядке. Одна из таких дискуссий – дискуссия о языке 1934 года. В том, что редакция «ЛГ» проявила себя твёрдой и последовательной в своих убеждениях и решениях, заслуга её главного редактора. Болотников лично поддержал Горького в его стремлении очистить литературу от «словесной шелухи и хлама»; более того, он принял активное участие в этой работе от имени Организационного комитета Союза писателей. 17 марта 1934 года в ходе подготовки к Первому съезду ССП секретариат Оргкомитета провёл заседание. Среди многих вопросов по плану подготовки к съезду писателей был вопрос о языке художественной литературы. Было принято решение разработать доклад о языке для дальнейшего обсуждения в литературных кругах, главным исполнителем намечался Болотников, но при обязательном участии В. Десницкого, В. Жирмунского, М. Пришвина, Ю. Тынянова и К. Федина. Кстати, участие писателей и их отклик на дискуссию – это тоже заслуга редактора газеты. Редакционные статьи газеты «За культуру языка» (20 марта), «Наши задачи» (24 марта), «Ответ оппонентам» (18 апреля) и другие являлись продолжением борьбы за качественность литературы.

В-третьих, с 18 января по декабрь 1934 года газета выходила каждые два дня. Насыщенный ритм объяснялся не только подготовкой к съезду, но и поиском своего «лица», которое должно выделять центральную литературную газету из возникающего множества подобных ей в других городах и областях.

17 августа 1934 года открылся Первый всесоюзный съезд советских писателей. Его работа продолжалась две недели, и «ЛГ» полностью переключилась на освещение работы съезда. На страницах газеты публиковались доклады, выступления, Устав Союза советских писателей СССР, давались подборки читательских писем. Болотников был делегирован на съезд, имея мандат с решающим голосом; после завершения работы съезда был введён в состав правления Союза советских писателей.

Съезд только подтвердил правильность избранной линии редакцией «ЛГ». Болотников писал Горькому: «Алексей Максимович, что для меня Ваше слово о литературе советской является решающим, и знать ваше мнение по ряду вопросов сегодняшней литературной жизни – мне, как редактору, чрезвычайно необходимо».

Прозвучавший на съезде призыв Горького – учиться и овладевать историко-литературным наследием – был воспринят редакцией «ЛГ» как руководство к действию. Целые номера газеты посвящаются русской классической литературе и критике – М.Ю. Лермонтову, Н.Г. Чернышевскому, Н.А. Добролюбову, Д.И. Писареву и другим.

Однако, следует заметить, Болотникова всё-таки тяготила работа в газете. Он признавался Горькому: «по самому складу своему я не подхожу к газетной работе, что моя стихия – серьёзная научная работа… меня следует «пересадить» на такого конька, на котором бы я дал максимум эффекта и чувствовал себя в своей тарелке». Но была и другая причина: он устал от «всей этой окололитературной кутерьмы дьявольски». Горький, как никто другой, прекрасно это понимал и потому на просьбу А. Щербакова, озабоченного поиском редактора альманаха «Творчество народов СССР», незамедлительно порекомендовал Болотникова. Этому в немалой степени способствовало и знание последним арабского и персидского языков. Теперь Болотников оказался на своём месте – он занимался наукой, собирал и редактировал альманах, организовывал Центр по изучению национальностей Советского Востока. В 1935 году под общей редакцией А.А. Болотникова вышел двухтомный сборник «Восток», посвящённый литературе Китая, Японии и Ирана. Эту книгу Болотников подарил Горькому; с его пометами она хранится в Личной библиотеке Горького в московском Музее писателя.

В 1935 году Болотникова приглашают на работу в ЦК ВКП(б); времени на занятия любимой персидской литературой практически не остаётся…

Добавим: в 1956 году после политической реабилитации журналист А.А. Болотников был восстановлен в Союзе советских писателей.

В Архиве Горького хранятся письма Болотникова Горькому, из которых вниманию читателей предлагаются пять, публикуемых впервые.

14 марта 1934 г.

Дорогой Алексей Максимович!

Посылаю Вам статью Ильенкова1, переданную мне вчера Панфёровым2 на заседании Бюро фракции Оргкомитета. Панфёров просил напечатать статью в очередном № Литгазеты. Причём т. Юдин3 и другие признали политической ошибкой редакции ЛГ помещение А.Н. Толстого без разносного редакционного ответа4. Юдин официально квалифицировал статью Толстого как кадетскую.

Сегодня Панфёров звонил мне по поводу статьи и согласился снять «троцкизм» (см. стр. 2), отчего, правда, смысл статьи не меняется.

Кстати, заседание Бюро фракции О<рганизационного> К<омитета> было посвящено работе Литгазеты и её линии. Пётр Петрович5 Вас об этом информирует.

Привет

Болотников

14/III. 34.

_______

1 Статья писателя Ильенкова Василия Павловича (1897–1967) «Откровения Алексея Толстого» была опубликована в «ЛГ» (1934, № 38, 28 марта).

2 Панфёров Фёдор Иванович (1896–1960), писатель, редактор журнала «Октябрь»; член Оргкомитета ССП.

3 Юдин Павел Фёдорович (1899–1968), главный редактор журнала «Литературный критик»; член секретариата Оргкомитета ССП.

4 Статья Алексея Николаевича Толстого (1883–1945) «Нужна ли мужицкая сила?» была опубликована в «ЛГ» (1934.

№ 28. 6 марта).

5 Крючков Пётр Петрович (1889–1938), секретарь Горького.

26 июня 1934 г.

Дорогой Алексей Максимович!

Совершенно недопустимые явления происходят за последнее время с «Лит. газетой». На днях тов. Стецкий1 мне случайно сообщил, что «ЛГ» с июля переводится на 3-дневный выпуск. Никаких мотивов при этом не было приведено. Даже ни слова не сказано об общем недостатке бумаги. И в самом деле, едва ли это обстоятельство могло быть мотивом. Ведь у нас сейчас имеется больше десятка литературных газет, я уже не говорю о множестве литературных листков и вновь открываемых периодических изданий.

Сам т. Стецкий объяснял на украинском съезде писателей2 перенос съезда на август необходимостью более тщательной подготовки его, в чём роль «ЛГ» не последняя. Всё это я высказывал Стецкому, но безрезультатно. Удивительна, чтоб не сказать больше, сама случайность такого решения. Ни разу никто из Культпропа не предъявлял «ЛГ» никаких требований. И вот решение, о котором я узнаю стороной и которое т. Стецкий лишь вскользь подтвердил мне во время поездки в Харьков. Между тем технически самостоятельная газета, выходящая через два дня, трудно осуществима. Уже лучше сделать по-старому, шестидневку, скажем, на 10 или 12 полосах. Но всё это надо было бы предварительно обсудить, но вместо этого произошло какое-то тайное решение, смысл которого я до сих пор не могу понять. Если газета плоха, то необходимо указать на ошибки и сменить редактора. Ничего подобного пока нет. Забываются, наконец, 50 тысяч подписчиков-читателей, которые в течение года дважды должны изменять свою подписку.

Прошу Вас дать указание, как поступать в дальнейшем, так как следующий номер газеты не может выйти из-за отсутствия бумаги.

С приветом

А. Болотников

26/VI. 34.

________

1 Стецкий Алексей Иванович (1896–1938), зав. Агитпропом ЦК ВКП(б).

2 Первый Всеукраинский съезд советских писателей Украины проходил с 17 по 20 июня 1934 г., о чём сообщала «ЛГ» (№ 78 от 20 июня).

[До августа 1934 г.]

Дорогой Алексей Максимович!

За все 10 месяцев напряженнейшей и вообще кляузной работы в «Литературной газете» и литературном движении у меня ещё ни разу не было такого подъёма, как сейчас. А между тем достаётся мне за последнее время и в хвост и в гриву, достаётся так, как никогда, достаётся так, как никогда, пожалуй, не доставалось. Объясняю я этот свой подъём, достойный мучеников ересиархов далёких времён прошлого, исключительно тем, что сейчас мне стало адекватно ясной вся картина нашего литературного движения. Адекватное знание приводило Спинозу в восторженное умиление, которое он называл amor dei intellectuali (интеллектуальная любовь к богу-природе). Так вот я, видимо, переживаю сейчас подобный amor.

Вопрос стоит так: что происходит сейчас в нашей литературной политике? Кратко ответ можно формулировать следующим образом. Тактически наметились две линии: одна – господствующая и представляемая секретариатом Оргкомитета – сводится к администрированию работой писателя, к администрированию всем литературным движением. Другая линия, объявленная еретической и представленная официально Лит. газетой, идёт, во всяком случае пытается идти, в направлении тщательного изучения литературного процесса, основательного знакомства с книгами и модами. Различие в линиях, разумеется, только тактическое. Я никак не могу заподозрить П. Юдина в дурных намерениях, плохом характере или ещё в чём-нибудь подобном. Он, как и Кирпотин1, как и я, искренне хотел бы украсить литературу достойными образцами. Даже в оценках большинства книг мы с ними не расходимся. Но мы, секретариат и ваш покорный слуга, решительно разошлись в тактике и приёмах работы. Мне не только органически чужд административный пыл, но я считаю своим долгом решительно бороться с ним, когда речь идёт о литературе. И, разумеется, нельзя сказать, чтобы я был в этом деле одинок. Несмотря на все попытки секретариата Оргкомитета «изжить» меня, я процветаю, к их огорчению. (Боюсь, что стиль мой уже напоминает стиль протопопа Аввакума). Не дальше, как вчера на партийной группе пытались меня снова и снова проработать. Увы, большинство коммунистов объявило заговор молчания, и вопрос обо мне был смазан. И это далеко не единственный случай. Ни у т. Стецкого, ни у т. Жданова2, которым Юдин писал пасквили на «Л. Г.» и на меня, секретариат Оргкомитета не получил должного удовлетворения. Меня не сняли с руководства газетой, мне не сделали даже порицания, а только предложили исправить некоторые ошибки, тенденциозно «вскрытые» П. Юдиным. Между тем я решительно ставил вопрос об освобождении меня от должности редактора перед т. Стецким и у т. Жданова. Получается, что я выступаю теперь в качестве как бы легализованного еретика. Вот здесь-то и зарыта собака.

Легализованная ересь уже не совсем ересь, а если разобраться внимательнее, то моя работа ничего еретического в себе не содержит. Но по-настоящему вопрос о литературной политике сейчас не ставится и получается естественное, но едва ли диалектическое противоречие: газета Оргкомитета впала в еретическую по отношению к О<организационному> К<омитету> скверну, можно сказать, «отпала» от лоно О<рганизационного> К<омитета> (св. отцы Юдин, Кирпотин, Ставский3 и иже с ними).

Однако, моё философское «блаженство» происходит не от сознания, что я – новоявленный ересиарх. Отнюдь нет. Дело в том, что сейчас мне стала вполне ясной вся беспочвенность и никчёмность механики группового руководства литературой. До сих пор мне казалось, что в Оргкомитете может создаться сильная группа, которая при поддержке ЦК «устроит» дело нашей литературы и устранит всякую групповщину. На «данном этапе», как говорится, это исключено. В Оргкомитете сейчас администрируют Юдин плюс Кирпотин плюс Ставский, перекрывающие собой А. Фадеева4, который по существу и является хозяином Оргкомитета. Отношение широких кругов писателей, партийных и беспартийных, к руководству Фадеева известно и лучше здесь не цитировать резких слов некоторых писателей коммунистов на сей счёт. Но Фадеев, поддерживаемый св. Троицей (Юдин, Кирпотин, Ставский), хочет во что бы то ни стало разрешить квадратуру круга.

Здесь-то и начинается мой amor, моё философское «блаженство». Отчаянные попытки разрешения неразрешимых задач в истории всегда приводили к новой эре в науке, в культуре вообще. Необходимость исторического процесса нашей литературы, так замечательно предусмотренная И.В. Сталиным, сейчас реально включается в нашем литературном движении и никакие Кирпотины ничем помешать этому процессу не могут. И в этом, на мой взгляд, и смысл съезда писателей, который готовится помимо секретариата Оргкомитета и пройдёт без его участия. Дни администраторов от литературы подошли к концу, и в этом величайшее удовлетворение для всякого, кто понимает сегодняшний день нашей литературы.

Об интересных и поучительных фактах, имевших место за последнее время, – в другой раз. Отмечу пока только один. В последнее время мне больше досталось за статью Мирского о «Последний из удэге» Фадеева5. Оказалось, что ни Юдин, ни Ставский, никто из априоретиков (так в тексте письма. – Прим. авт.) романа этого не читал.

С горячим приветом

Болотников

________

1 Кирпотин Валерий Яковлевич (1898–1997), критик, заведующий сектором художественной литературы ЦК ВКП(б).

2 Жданов Андрей Александрович (1896–1948), секретарь ЦК ВКП(б)

3 Ставский (н. ф. Кирпичников) Владимир Петрович (1900–1943), писатель; после смерти М. Горького стал генеральным секретарем Союза писателей СССР.

4 Фадеев Александр Александрович (1901–1956), писатель; с 1939 года секретарь Президиума Союза советских писателей.

5 Статья Святополк-Мирского Дмитрия Петровича (1890–1939) «Замысел и выполнение» была опубликована в «ЛГ» (1934. 24 июня). Мнение Мирского о романе Фадеева поддержал Горький в статье «Литературные забавы».

13 сентября 1934 г.

Дорогой Алексей Максимович!

Так как вопрос мой не терпит отлагательства, то принуждён обратиться к Вам с этой запиской. События после съезда складываются так, что есть все необходимые и достаточные условия для моего освобождения из Литгазеты. Освобождение это тем более необходимо, что работа по Фирдуоси требует большого времени – сбор в Персии 3 октября, мне надо почитать по-персидски – за время работы в газете я отупел изрядно.

В плане большой литературной политики – причины моей настоятельной просьбы об освобождении остаются всё те же. О них нужно было бы побеседовать лично, но, видимо, это сейчас трудно будет для нас.

Очень прошу поддержать мою просьбу об освобождении из Литгазеты. Это основное.

С горячим приветом

А. Болотников

18 ноября 1934 г.

Дорогой Алексей Максимович!

Как-то – месяцев 5–6 тому назад – Вы справедливо заметили насчёт меня, что по самому складу своему я не подхожу к газетной работе, что моя стихия – серьёзная научная работа. Из этого мы сделали с Вами вывод, что меня следует «пересадить» на такого конька, на котором бы я дал максимум эффекта и чувствовал себя в своей тарелке. Увы, много воды утекло с тех пор. Но ничего не изменилось и Гераклит посрамлен в конец.

Я по-прежнему сижу в «Литературной газете», подобно Прутковскому барону Гринвальусу, который многие годы «всё в той же позицьи на камне сидит».

Прошёл съезд, о результатах которого, а равно и о моих собственных переживаниях и впечатлениях мне так и не удалось с Вами поговорить.

На записку мою, посланную Вам после съезда, Вы тоже не реагировали, если не считать довольно прохладного и, главное, никак не мотивированного ответа П.П. Крючкова, что я должен остаться в газете.

И вот снова начался производственный год. Съезд давно отзвучал; я успел уже побывать в Персии на юбилее Фирдуоси – много интересных впечатлений, о которых пишу, – литературный мир принялся за дело, завертелось колесо наших дней. А я, повторяю, «всё в той же позициьи на камне сижу». Дело в том, что расстановка и соотношение сил нашего фронта существенно не изменились. Тот же Юдин в роли «начальства» и целым штабом Кирпотиных из Культпропа, Волиных из Главлита1.

Тот же Ставский в секретариате правления Союза, ибо для меня вполне доказана формула Щербаков2 + Ставский +

Кулик3 + Лахути4 = Ставский.

Со Щербаковым я имел две продолжительные беседы – одну в сентябре, другую в начале ноября. Беседы эти показали, во-первых, что за период, протёкший между первым и вторым разговором, Щербаков изменил ко мне отношение в худшую сторону, заняв по существу позицию Юдина. А во-вторых, и по существу на поддержку Щербакова рассчитывать трудно. Он очень хороший мужик, как не плохой парень и Юдин, но в литературном образовании и вкусах у него… целая школа впереди. Наконец, я для него просто назначенный ЦК работник, находящийся в субординации к Секретариату Правления, – и только. Отсюда всяческие требования и претензии ко мне и никакой реальной помощи газете.

Вы чувствуете, что сидеть на камне рыцаря Гринвальюса очень жёстко. Вот почему я обращаюсь к Вам, Алексей Максимович, со следующей дилеммой: Или 1) Вы поможете мне вернуться «в первобытное состояние», выражаясь солдатским жаргоном, как «помогли» Вы же «воззвать меня из ничтожества» и пустить мой утлый кораблик по тому самому морю литературному, про которое ещё папаша Белинский сказал:

«В пространное пускаешься ты море,

В котором гадам несть числа.

Смотри, чтоб не постигло горе

Тебя от сего ремесла».

Или 2) Вы считаете, что я ещё должен оставаться в Литгазете и тогда мне необходимо по возможности скорее повидать Вас и поговорить о газете всерьёз. Вы знаете, Алексей Максимович, что для меня Ваше слово о литературе советской является решающим, и знать ваше мнение по ряду вопросов сегодняшней литературной жизни – мне, как редактору, чрезвычайно необходимо.

Вы, конечно, понимаете и верите, что дилемму я ставлю не из соображений личного порядка – хотя устал я от всей этой окололитературной кутерьмы дьявольски – а главным образом по мотивам наибольшей целесообразности моего использования Вами. Моя преданность и любовь к Вам пребывают pour tous les temps, – как эталоны метра и килограмма в Парижской палате мер.

Жду с нетерпением Ваших указаний.

Искренний привет

А. Болотников

____________

1 Волин (н. ф. Фрадкин) Борис Михайлович (1886–1957), критик; в 1931–1935 гг. начальник Главлита.

2 Щербаков Александр Сергеевич (1901–1945),

1-й секретарь Союза писателей СССР; с 1935 г. зав. Отделом культурно-просветительской работы ЦК ВКП(б).

3 Кулик Иван Юлианович (1887–1941), украинский поэт;

с 1934 г. председатель Правления СП Украины.

4 Лахути Абольгасем Ахмедзаде (1887–1957), иранский поэт; член Оргкомитета ССП.

Пунктуация и орфография автора сохранены.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: