Человек

Неисполненный долг

СОКРОВЕННОЕ

Где поклониться отеческим гробам

Мысль поехать в Вязьму зародилась давно, поскольку мы с тётей предполагали, что мой отец погиб на подступах к этому городу. Нет, мы не надеялись найти его имя на стеле одной из братских могил, но хотели посетить те места, где, может быть, ступала его нога.

При жизни тёти это желание не осуществилось, но я пообещала ей побывать в Вязьме и привезти землю с братского захоронения к нам, на Введенское кладбище. Когда тётя ушла, я поставила на могиле гранитную плиту, и на ней высекли и имя папы. В июле нынешнего года ему исполнилось бы сто два года. На истфаке МГУ имя отца написано на мраморной доске среди десятков других имён – студентов и преподавателей университета, не вернувшихся с войны. Мы каждый год отправлялись в университет 8 мая и ставили перед ней цветы. В середине 90-х тётя уже не могла совершать такой длинный путь, дочка утратила к этому интерес, и я привозила цветы одна. Потом перестала ездить и я…

После войны мы ежегодно посылали запросы в архив Министерства обороны и всегда получали один и тот же ответ: пропал без вести. Надеждой повеяло только в начале перестройки, когда стали открываться многие до того засекреченные архивы и поисковики массово занялись погибшими и пропавшими без вести. Увы, о моём отце никаких вестей не было.

Четыре года назад я оставила заявку в фонде «Народная память», попросив выяснить, где находился между 17 и 21 февраля 1942 года штаб 1290-го стрелкового полка 113-й стрелковой дивизии, входившей в 33-ю армию, которой командовал генерал М.Г. Ефремов. Отец служил переводчиком при штабе, то есть, по моему разумению, постоянно был в поле зрения начальства. 17 февраля он написал родителям последнюю открытку. Поскольку вести от него приходили каждые 3–4 дня, я предположила, что он погиб не позднее 21 февраля под Вязьмой.

Конечно, я понимаю, что штаб полка перемещался в соответствии с ходом боевых действий. Но хоть какие-то сведения о нём должны остаться! Мне казалось, что я не прошу ни о чём запредельном. Как выяснилось, только казалось. Ответа не последовало.

В мае прошлого года, хотя мне было уже под 70, я сама отправилась в Вязьму. Электричка с Белорусского вокзала идёт туда четыре часа. Смотрю в окно. Затянутое пеленой небо, безотрадные пригороды, заросшие подлеском лесополосы. В промежутках между лесополосами огромные незаселённые пространства «ничейной» земли. Эта «ничейность» всегда поражала меня. Сколько людей, готовых обрабатывать землю и продавать её плоды, можно было бы расселить на этих пространствах!

Странно, почему меня одолевают эти прагматические мысли, и я почти не думаю о том, зачем еду в Вязьму? А ведь я так долго предвкушала эту поездку…

После Голицына рядом со мной садится женщина, просто-таки источающая какое-то претящее мне благолепие. Выхожу в тамбур покурить. Когда возвращаюсь, соседка, фальшиво улыбаясь, спрашивает, получила ли я удовольствие от сигареты. Холодно отвечаю, что ради удовольствия и курю. Затем выслушиваю нравоучение о вреде табака и узнаю, что курильщики портят экологическую обстановку в стране. Бросаю несколько коротких банальных возражений. И тут, зацепившись за что-то, соседка начинает «вещать о божественном». Говорит, что принадлежит к «братству» свидетелей Иеговы, открывает сумку и предлагает мне «литературу». Железным тоном сообщаю, что я вне конфессий. Понимаю, что совершила ошибку: для сектанта нет ничего соблазнительнее, чем заманить в свои сети заблудшую овечку. К счастью, следующая остановка – её.

До Вязьмы ещё далеко. Испытываю безотчётный, но сильный порыв тоже выйти из электрички. Даже приподнимаюсь. То и дело смотрю на часы. Время остановилось. Оно и впрямь относительно! Наконец приезжаем. Спрашиваю на станции, где мемориал павшим воинам. На меня смотрят с непониманием: «Каким – павшим?» Отвечаю: «Тем, кто погиб в этих местах во время Отечественной войны». Разводят руками. Подхожу к милиционеру. Памятник генералу Ефремову, объясняет он, – в центре города. И добавляет, что мне нужно сесть на маршрутку.

Добираюсь быстро. Дошла бы и пешком, но у провинциалов непостижимое уму представление о пространстве. Две автобусные остановки кажутся им непреодолимым расстоянием. Вышла из маршрутки напротив сквера, в центре которого, видимо, на рукотворном холме стоит памятник защитникам Вязьмы. В честь праздника местные власти возложили к его подножию венки. Живых цветов почти нет. Для молодёжи 9 Мая – просто лишний выходной.

Эта дата – праздник ветеранов и их семей. Для родственников погибших и пропавших без вести – это ещё и день скорби. Уже несколько лет 9 Мая погружаюсь в безысходную тоску и, побывав с утра на могиле тёти, мечусь потом по дому, как зверь в клетке. И всегда хочу одного: чтобы этот день поскорее закончился. Как будто прикована к нему невидимыми цепями, и мне не удаётся разорвать их.

От пожилой женщины узнала, что на кладбище есть мемориал погибшим воинам. Там же похоронен и генерал М.Г. Ефремов, командовавший 33-й армией. Узнала и о том, что в сорока и семидесяти километрах от города есть ещё два мемориала, но до них мне не добраться, даже если бы у меня были деньги на такси. До отправления электрички в Москву осталось всего четыре часа.

Лермонтов писал, что Тамань – самый скверный городишко России. В Тамани не была, возможно, поэтому самой скверной мне показалась Вязьма. Всё – запущенное и унылое, как старые вещи, траченные молью. Мостовые и тротуары даже на центральной улице давно уже непригодны ни для транспорта, ни для пешеходов. Ни одной урны и ни одной скамейки. Нарастало желание как можно скорее покинуть этот город. Свернув с магистрали, очень скоро оказалась на тихих, почти деревенских улочках, столь же неприглядных, как и центральная. Их оживляли только жёлтые одуванчики и пышно цветущая черёмуха, удушливый запах которой распространялся повсюду.

Узнав у местных жителей, где кладбище, направилась к нему. Неподалёку от входа увидела церковь – без дверей, с пустыми чёрными глазницами окон, забранными внизу ржавыми решётками. Оглядевшись, поняла, что живая здесь только я, поэтому о мемориале спросить не у кого. Но кладбище оказалось небольшим, поэтому мемориал нашла быстро. Это примерно восемнадцать высоких цементных стел, выкрашенных белой краской. К ним прикреплены белые мраморные доски с фамилиями павших воинов. С удовлетворением отметила, что фамилии добавляют (уже не в алфавитном порядке) по мере того, как поступают сведения от поисковиков. Земля вымощена крупной серой квадратной плиткой, которую оживляют несколько цветников с уже распустившимися тюльпанами и нарциссами. Возле памятника солдату со склонённой головой пять венков из искусственных цветов, очевидно, доставленных сюда 9 Мая посланцами городских властей. Живых цветов почти нет и здесь. Справа от памятника могила генерала Ефремова, погибшего 19 апреля 1942 года. Он подошёл к Вязьме ближе, чем мой отец. Недаром меня здесь томит мысль, что я приехала не туда, и отравляет жизнь ощущение формально выполненного долга.

Беру немного земли возле церкви на обратном пути. Какая, в сущности, разница! Ведь вся земля, вплоть до подступов к Москве, залита кровью наших солдат! Среди них нет чужих отцов, как не бывает и чужих детей.

Ирэна ПОДОЛЬСКАЯ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: