Клуб 12 стульев

Деятель

ИРОНИЧЕСКАЯ ПРОЗА

Этот политический деятель, возглавлявший в своё время правительство, сейчас забыт настолько, что многие с уверенностью скажут, что не было такового вообще. Увы, доказать обратное невозможно. Свидетельств существования Терентия Васильевича Трещёткина, к сожалению, нет. Мощнейшая макулатурная кампания, прокатившаяся по стране, унесла в бумагоделательные машины все физические подтверждения его бытия и жизнедеятельности. Не сохранилось ни одного правительственного циркуляра за его подписью, исчезли газеты, украшенные его докладами, и журналы, пестрящие красочными изображениями премьера, умерли все бывшие с Терентием Васильевичем накоротке, и даже «Песня о Гордом Терентии», сложенная в честь Трещёткина народом, уже никак не связывается ныне с этим очень конкретным в своё время человеком.

Терентий Васильевич был небольшого роста, однако же сутул, взгляд имел острый, брил до синевы щёки, но отпускал по моде времени брови, занимавшие едва ли не половину огромного, начинённого государственными проблемами лба. Ходил Терентий Васильевич в неизменных двубортных костюмах, рубашку менял каждые сорок минут, носил предписанную по должности именную шашку, от которой имел на бедре большую твёрдую мозоль, той же шашкой собственноручно рубил к обеду пшеничный каравай, а под горячую руку мог отходить темляком вообще кого угодно.

Обеду полагалось быть готовым без одной минуты двенадцать.

Терентий Васильевич приезжал домой ровно в полдень.

На улице рявкали сирены, в квартиру, разматывая кабель правительственного телефона, вбегал фельдъегерь специальной связи, на лестничной площадке ухал в пол прикладами почётный караул, и тут же в трапезной появлялся сам Трещёткин. Испуганный белоснежный повар выносил плаху с огромным свежеиспечённым караваем. Терентий Васильевич, неуловимо выхватив шашку, рубил хлеб на шестьдесят четыре ломтя, после чего усаживался за стол и трижды хлопал в ладоши. Спрятанные в стенах динамики тут же выдавали задорного «Гопака», под звуки которого в комнату въезжала полевая мини-кухня о двух дымящихся котлах. В одном – бесновался огненный краснознамённый борщ, в другом – ярилась и клокотала коричневая духмяная пшёнка.

Никого не допуская до котлов, Трещёткин сам черпал еду, ел тяжко, насыщался истово, до смертной истомы в глазах. Наконец ложка выпадала из его ослабевших пальцев, голова премьера закатывалась на надетый поверх стула ватный в чехольчике валик, челюсть Терентия Васильевича отвисала, изо рта вылетал мощный всхрап. Зная, что в этот момент хозяин ничего не чувствует, камердинер бросался менять на Трещёткине рубашку. Освежающий сон длился ровно пятнадцать минут, после чего премьер вскакивал и с ещё закрытыми глазами шёл к двери. Следом, сматывая шнур телефона, семенил фельдъегерь. Ухал на площадке почётный караул, рявкали под окнами сирены, и всё стихало.

Работал Терентий Васильевич на износ, возвращался домой за полночь, падал без чувств на руки камердинера, который раздевал его и переносил в постель. Трещёткин и во сне продолжал раздавать команды и распекать нерадивых.

– Продналог,– кричал он, сбрасывая одеяло. – Продналог, а не продразвёрстка, болваны! Три экземпляра проекта с угловатым штампом! Министра финансов – под суд! Саботажников – к ответу! Всех – в Сибирь! Встать! Лечь! Смирно! По номерам рассчитайсь!..

Погорел Трещёткин на ерунде.

Всерьёз взявшись за сельское хозяйство, он подготовил неслыханно смелый по тем временам проект восстановления в стране крепостного права и с указкой в руке доказал, что только такой поворот дела может набить под завязку эти проклятые закрома Родины. Соратники, однако, струсили. Трещёткина свалили прямо на заседании. Двое подкрались сзади, четверо навалились с боков. Ёрзая лопатками по ковру, жилистый премьер разбросал всех шестерых, но на поверженного деятеля навалились новые оппоненты. Всё было кончено, следующим днём в газетах появился некролог, извещавший граждан республики о политическом трупе.

Терентий Васильевич принял произошедшее с весёлой яростью.

Теперь он жил в коммуналке и занимался сапожным делом, к которому издавна имел тайную страсть. Сидя в маленькой зловонной комнатке, он страшно стучал молотком, бурно хохотал, поминутно отпивал что-то из металлической карманной фляги, задирал в форточку прохожих, устраивал свалки и потасовки с соседями.

Вызывали милицию.

Терентий Павлович, прошедший школу партизанского сопротивления, легко разбрасывал квёлых деревенских парней в измятой синей форме и баррикадировался в комнате, угрожая зарубить первого, кто сунется. Приезжали пожарные в медных касках, выкидывали из машины лестницу, лезли с брандспойтом в окно. Трещёткин защищался до последнего, и только ближе к ночи его удавалось взять. Растерзанного и мокрого, его заталкивали в машину.

– Прощайте, товарищи! – кричал Терентий Васильевич зевакам. – Я ничего не скажу им! Наше дело правое, мы победим!

Трещёткин сгинул в одночасье – с каждым днём он становился тоньше, суше, невесомее, однако же ярости в нём не убавлялось, пожарные, привычно поливая буяна пенной струёй, однажды смыли его начисто так, что и следов никаких не осталось.

Эдуард ДВОРКИН

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии: 08.12.2010 15:29:34 - Алексей Фёдорович Буряк пишет:

Что ж, довольно интересно и привлекательно написал про старые добрые времена... Только и от сегодняшних деятелей ничего не останется... Алексей Буряк, Днепропетровск [email protected]