Библиосфера
Мемуарная вытяжка
ПРОЕКЦИЯ
Павел Фокин – автор проекта «Без глянца» издательства «Амфора», кандидат филологических наук, заместитель директора Государственного литературного музея по научно-методической работе.
– Зачем при невыносимом обилии мемуаров вокруг каждого из гениев русской литературы нужен мемуарный дайджест под названием «Без глянца»?
– Мне кажется, «дайджест» – не совсем точное слово. Дайджест – это информационный фастфуд для обывателя. Я же вижу своего читателя иным – внимательным, думающим, творчески отзывчивым и свободным, готовым к самостоятельному анализу и сочувствию. Если говорить о жанре книг в серии «Без глянца» – то это, скорее, некий экстракт мемуарной литературы, как говорят фармацевты, вытяжка. Он возник как ответ на, как вы справедливо заметили, невыносимое обилие разного рода информации, которая поглощает современного человека. Мемуарная литература, как и сама жизнь, перенасыщена разного рода второстепенными и третьестепенными подробностями и деталями (без которых рассказчику не обойтись!), мнениями, оценками, догадками. В их месиве порой теряется не только читатель, но и сам предмет рассказа. Я в своих книгах пытаюсь, насколько возможно, отфильтровать этот разнообразный «информационный мусор», оставив лишь то, что напрямую касается главного лица. И конечно, придать полученному остатку некую осмысленную форму. Книги серии «Без глянца» – не просто набор «очищенных» свидетельств, но сюжетно выстроенная и композиционно завершённая реконструкция личности. Кроме того, большой массив мемуарных текстов в советское время не переиздавался, множество ярких и выразительных свидетельств сохранились только на страницах периодики столетней (и более!) давности. Да и то, что издавалось, доступно порой только специалистам. В связи с этим можно сказать, что ещё одной целью серии является возвращение в культурный оборот забытых и затерянных фактов.
– А как бы вы определили жанр своих книг?
– Это, скорее, документальные романы особого типа, нежели традиционные жизнеописания великих людей, своеобразные литературные портреты, цель которых – показать личность избранного писателя с разных точек зрения. Выражаясь языком современного кинопроката, можно сказать, что читателю предлагается портрет классика в формате 3D. Облик, характер, особенности поведения и творческого процесса, свойства ума, привычки, склонности, взаимоотношения с окружающей средой, предметным миром, природой, родными и близкими, возлюбленными и друзьями, ключевые эпизоды биографии – всё это составляет динамичный сюжет книг. В них отсутствует линейность изображения, композиция их, скорее, носит характер концентрических кругов – разного диаметра и охвата, но идущих от одного центра – личности, которая показана и в её индивидуальном своеобразии, и в плане её отношений с социумом, и на фоне большого времени. Читатель видит героя как бы сквозь разную оптику: и в максимальном приближении, и на фоне исторического пейзажа.
– Название серии «Без глянца» – отсылка к Маяковскому: «…Навели хрестоматийный глянец». Но и в этом названии неизбежно возникает некая двусмысленность.
– Название, кстати, пришло от безысходности. Издатель предложил мне сделать книгу о Пушкине. Это должен был быть разовый продукт. Никто тогда и не помышлял о серии. Я был, наверное, стотысячным, кто выпускал книгу о Пушкине, и естественно, что выбор названий был крайне ограничен. Варианты вроде «Живой Пушкин», «Пушкин в жизни», «Пушкин глазами современников» и т.п. были попросту невозможны! И вдруг в какой-то момент выскочило: «Без глянца». И так прижилось. И даже вытянуло вдруг целую серию. Её, кстати, углядел в «Пушкине» именно издатель – Вадим Назаров, которого я охотно готов считать соавтором этого «проекта» (равно как и научного редактора серии Евгения Трофимова). Некоторых действительно смущает название. Почему-то иногда серия воспринимается как некая гламурная жёлтая история. Хотя, наоборот, глянец как раз и есть жёлтая история. И каждой своей книгой я протестую против такого отношения к людям, чьи имена и судьбы дороги русской культуре. Разоблачать их я не имею ни права, ни охоты. Кстати, это не только моя позиция, но и позиция издателя, которая, в частности, нашла отражение и в оформлении книг, где главный цвет – белый. «Без глянца» – это и без грязи.
– Сколько уже выпущено книг в серии?
– Четырнадцать томов. Первым был Пушкин. Потом Достоевский, которым я занимаюсь много лет. А дальше – Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Чехов, Бунин, Блок, Гумилёв, Маяковский, Цветаева, Ахматова, Булгаков, Твардовский.
– Какая книга оказалась для вас самой сложной?
– О Твардовском. Советские мемуары, тем более мемуары о «писательском генерале», носят очень специфический характер. Они написаны с большой оглядкой, каким-то плакатным, вымученным языком. Или уж так были отредактированы (воспоминания Трифонова, кстати, были полностью напечатаны лишь в перестройку в «Огоньке»). Сборник собирала вдова Александра Трифоновича, которая боготворила мужа и всячески хотела сделать его если не глянцевым, то бронзовым. Спасло меня издание дневников Твардовского, в юбилейный год выпущенных в виде двухтомника. И конечно, «Бодался телёнок с дубом» Солженицына. В итоге книга сложилась.
– Согласны ли вы с тем, что мемуаристы характеризуют эпоху не менее, чем её гении?
– Абсолютно. Мемуары XIX века, Серебряного века, советского времени, эмигрантов, наших дней – это разные литературные вотчины, хотя внутри себя образуют некое стилистическое и мировоззренческое единство. Эпоха отражается и в отборе материала, и в его подаче, и в смысловых акцентах. Большое впечатление на меня, например, производят тексты мемуаристов XIX века. Я говорю не о профессиональных литераторах, а о тех, кто составлял общую культурную среду. Боже мой, как это написано! Прекрасный язык! Какой ясный синтаксис, какая логика мысли, какая точность в выборе слов! Удивительно, какая высокая была культура в средней массе образованных людей. Уровень гуманитарного образования просто поражает.
– Будет ли продолжение серии? И над чем сейчас работаете?
– Серия будет продолжаться. Сейчас в работе том о Толстом. Сложность в том, что объём литературы о нём превышает все разумные пределы. Он сам вёл дневник, Софья Андреевна, дочки, секретари, лечащий врач – все писали. Каждый гость, а их были тысячи в Ясной Поляне, считал своим долгом запечатлеть в мельчайших подробностях свою встречу с Толстым. Каждый поворот головы и взмах бровей описан как минимум тремя, если не пятью свидетелями!.. Поэтому книга о Толстом будет несколько отличаться от всех, да и сам «толстовский сюжет» я уже понемногу развиваю в других томах. Например, в книге о Достоевском есть глава о невстрече Толстого и Достоевского. В книге о Тургеневе – история взаимоотношений Тургенева и Толстого. Появляется Толстой и в книге о Чехове: удивительно трогательный сюжет! А похороны Толстого представлены в книге о Цветаевой.
– Самый толстый том – «Цветаева без глянца», а самый тонкий – Лермонтов. Обидно за гения.
– Лермонтов и прожил немного, да и с мемуаристами ему не повезло. Он жил в среде нелитературной. Офицеры-однополчане не понимали его как художника – ну да, пишет стихи, но мы все тоже стихи пишем. Большинство не воспринимало Лермонтова как крупную фигуру. Не могло не сказаться и отношение к нему государя. Это сейчас Лермонтов – гений русской литературы и фигура, равновеликая Пушкину. А для современников это было совершенно непонятно. Тем более с его характером – очень странным, непредсказуемым. Он мог быть и душевным, но часто был и язвительным, и злобным, и вредным. Вот эпизод, когда его командируют в соседнюю кавказскую часть и он едет с тремя офицерами. За время дороги ссорится со всеми так, что все трое назначают ему дуэль. Абсолютно д’артаньяновская ситуация. А в середине пути они его изгнали из экипажа, и дальше он шёл пешком. Какие уж тут мемуары!
– Что бы вы хотели пожелать молодым читателям вашей серии?
– Не только молодым – всем: самостоятельности.
Беседовала Елена ЕЛАГИНА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии: