Портфель "ЛГ"
Подвезло
Из повести «Одиссея Кости Косолапова»
Владимир ПШЕНИЧНИКОВ
Он стоял на обочине, вцепившись в лямки вислого, казавшегося на его спине маломерным рюкзака, а его головастую тень терзали – давили и разрезали – пролетавшие автомашины.
– На газелю опоздал? – спросили его пару раз перебегавшие с той стороны дороги, со старой слободки.
– Ну, – отвечал он и перехватывал лямки.
– Прально, вали на халяву! – поддержал дядя в галошах. – Не генералы, чтоб-с по билетам ездить.
– Ну…
Наконец притормозил перед ним пыльный фургон, додавивший жидкую укоротившуюся тень, и дверца его распахнулась.
– К-караулишь ты или т-ты голосуешь? Влезай!
Через час он стоял на привокзальной площади, но по-прежнему пялился себе под ноги. За всю дорогу им были сказаны три ну, два нет и да на переезде. Если б он точно знал, что денег с него не спросят, может, и разговорился бы, а так…
Звали его Костя, Константин Михайлович Косолапов, паспорт у него был образца 1997 года, просроченный, но, чтобы двигаться дальше, не было и денег. В райгородке он намеревался подзаработать, сменить аусвайс, а потом ехать до Саратова. Зять наконец забурел, и сестра позвала его письмом: будешь Васе помощник и сам пробьёшься. Мать была согласна давно: нечего меня сторожить.
Дома работу он после армии не нашёл. Изредка выпадала шабашка у знакомых пенсионеров, да разгружал эти фургоны, в две недели раз освежавшие ассортимент в ларьке и центральном магазине…
– Домой, Кость? Поехали! – вдруг прозвучал голос односельчанина Егорова, осадившего зелёного москвича прямо перед носом.
– Только что оттуда, – проговорил он и наконец огляделся.
– Так это ты на трассе маячил, – обрадовался чему-то Егоров. – Я с конца выезжал, Самсоновых к поезду подвозил. И за сколь, интересно, доехал?
– За час… В смысле бесплатно, на будке.
– Подвезло! И я на заправку с походом срубил. Ты куда теперь?
– Сюда. Где тут жить-то?
– Жи-ить? – Егоров заглушил мотор и выбрался из машины. – Давай вкратце: ты сюда зачем?
Он сказал, зачем.
– А на хрена тебе паспорт? Военник есть? Вот и катись куда хошь! Выдумал ещё… Две тыщи у него лишние, завалялись!
– Нет, точно?
Он верил и не верил.
– Куда ж точней! Звягин со справкой об освобождении две области объехал и сейчас живёт. Тебя-то кто надоумил?
Он не сказал, кто, у него в голове теперь всё перепуталось.
– Только на Саратов ты нынче не уедешь, завтра чётный будет, к ночи. На товарняке я не советую рыпаться – отстрелят. Помнишь Серёгу Зайцева?
Он вспомнил, что у него всех денег в кармане двести рублей.
– А до Саратова сколько билет стоит?
– Пятьюстами не обойдёшься, – заверил Егоров. – А может, дома переночуешь? Я даром домчу, тут ждать больше некого.
Домой хотелось, конечно, а толку? В долг не даст никто, матери самой помогать надо… да и простились уже.
– Я хотел на базе какой-нибудь подработать.
– Так-то правильно – куда ещё нашему брату, – измерив его взглядом, поразмыслил вслух Егоров. – Ну давай, испробуем вариант, хоть и непопутно… Матери потом расскажу, куда пристроил.
Выехали с привокзальной площади, и Егоров допрос продолжил.
– А у тебя прав нет случайно? Ну да, ты же школу не докончил… Отца я часто вспоминаю: корешили. Не усни он тогда… А матери я сегодня же… О! Ну-ка прочитай, кто требуется. – Он притормозил напротив зелёного щитка и почти тут же тронулся дальше, не дал дочитать. – Лом закупают, вот и требуют сварных. Ох, они, Кость, и загребают на сортировке! – Потянулся частный сектор, и Егоров прибавил скорость. – А где, ты говоришь, служил?
– Мост охраняли.
– Ну, тоже… Военник покажешь – в охрану и возьмут. – Егоров снова притормозил, пропуская голопупых молодок с пакетами. – С городскими не связывайся, потом возьмёшь какую-нибудь с села.
Он хотел сказать, что наверняка эти и есть село, но промолчал. Ему и без того сделалось смешно – легко и весело; подумал, ещё чуть – и что-то действительно начнётся, может, и в Саратов незачем будет ехать, потому что он сам перемудрил с этим своим отъездом.
– Мать-то не пьёт? – вдруг спросил Егоров.
– Ты что? Не-ет…
– Да я сам знаю, что нет. Эх, не заспи отец твой всё на свете…
Все так считали: Михаил Косолапов заснул, котёл взорвался, и Костя остался без отца. Мать же говорила, что всё дело в медвежьей волосатости: сам взялся тушить пожар по пояс голым, пламя лизнуло правую руку, и он вспыхнул весь – медицина оказалась бессильной. Три дня отец был живой, курил в палате, вспоминал, где что лежит и кому кто должен, а напоследок сказал: Костю во сне вижу… голый, как лягушонок, остался… жалко, плавать не научил… виноват. На этом месте мать всхлипывала, утирала слезу и вздыхала: повинился – значит, прощения попросил…
Они проехали четверть транспортного кольца и свернули к промзоне. Глухой бетонный забор тянулся, наверное, целый километр. В одном месте мелькнула верхушка ржавого козлового крана, но движения там не чувствовалось. Забор закончился обрушенной бетонной плитой, они свернули направо, и за короткой лесной полосой потянулись цеха, склады с высокими эстакадами, трансформаторные будки, трубы и кабели – всё ржавое, облупленное, выцветшее…
– Так, сюда нам… За мной не соваться!
Они остановились возле серой конторы с широкими немытыми окнами, завешанными изнутри листами бумаги и шторами. Пять или шесть путей проходили мимо, и на каждом вразнобой стояли и крытые вагоны, и открытые контейнерные. Пахло креозотом, угольным дымком, железной окалиной – на службе, на охраняемом мосту и в караулке, он такого нанюхался, казалось, на всю жизнь, но теперь вдыхал с удовольствием.
Голова повалилась на бок, скользнула слюнка на подбородок, но Костя тут же встряхнулся, потёр глаза и увидел, что Егоров уже возвращается вдоль путей с каким-то чернявым дядькой.
Чернявый носил фамилию Капитонов, звался Сергей Григорьевич, но ни сыном, ни племянником деду Капитонову не приходился, а был ему зятем.
Пока он бегал в контору, Егоров охотно пояснил:
– Меньше всего на Капитана надеялся, думал, на пенсии! Сам он откуда-то из Бессарабии, фамилия то ли цыганская, то ли запрещённая – потому Анна Петровна обоих на себя переписала. Не помнишь её? В семидесятом в город уехала – откуда действительно. А ведь матери твоей двоюродная сестра, могли бы и плотней родниться…
Костя не знал, что говорить, – слушал и запоминал.
Насчёт предстоящего ночлега всё вроде срослось, но дядька мог запросто ещё и работу пробить. Подвезло – обнадёжил Егоров и как сглазил: работы на путях не оказалось.
– Чтобы его принять, надо сегодня же кого-нибудь прибить, – не шутя сказал дядя Сергей. – А получка только через три дня. Придётся ждать, кто-нибудь да сорвётся… насчёт этого.
Егоров готов был уже и отчалить, но ввиду оконцовки рабочего времени как бы передумал и повёз их до дома, до хаты.
Улица Линейная, на которой жили Капитоновы, шла рядом с главной, а походила на деревенскую.
– О, да ты и правда всё помнишь! – удивился дядя Сергей, когда москвич уверенно пристыковался к зелёным воротам.
– Мы посидим пока, а ты уж сам объяснись с хозяйкой, – предложил Егоров.
– Да, не мешало бы, у нас сто лет ничего такого… я быстро.
– Завсегда подход нужен, – наставительно сказал Егоров, когда они остались вдвоём. – Тем боле када платить тебе нечем. И не обесчай ничего – это закон номер один. Оглядись, а там мы с матерью сообразим, какой гостинец подбросить.
Тут из калитки выглянул дядька и трижды показал руками знак подгребай.
– Сидор возьми, – напомнил Егоров. – Не быкуй тут, но и лишнего не встревай. Во, ноги мой на ночь! – приказал напоследок и засмеялся.
На веранду круто поднимались ступеньки, на последней Костя оглянулся и запомнил подзапущенный сад-огород хозяйский, отгороженный от тесного дворика штакетником, заброшенную соседову голубятню, дверь которой косо держалась на одной нижней петле.
Только что он был на вокзале, в промзоне, ехал по городским улицам, видел сотни машин, светофоры и широкие зазывные щиты на главной, а тут город будто бы отступил, отпрянул в разные стороны, словно дал ему передышку, время привыкнуть хотя бы к своему шуму, всё-таки долетавшему и сюда.
Он пристроил рюкзак на ступеньках, стянул свои армейские ботинки и вступил на веранду, отодвинув тюлевую занавеску.
– Зато вот тебе помощник! – произнёс Егоров, придерживая за плечо небольшую остроносую женщину. – Приболела, Кость, наша тётя Аня.
Он сказал драсти и остался у двери. У тётки оказались соломенного цвета волосики на голове, мелко-мелко завитые, и через них просвечивалась голубоватая кожа. Тёмно-синее платье висело на ней балахоном, а на ногах он увидел вязаные носки – наверно, и правда болела. С матерью он никакого сходства не заметил.
– Вы сидите, а я приляжу пойду, – тяжело и скрипуче проговорила тётка и, ни на кого уже не глядя, прошла в дом.
– Мне сидеть некогда, – решительно сказал Егоров. – Выздоравливайте, живите, а я поехал. Машу обязательно повидаю.
Костя остался где стоял.
– Вот, это… Костян, значит, – пробормотал дядя Сергей, оглядывая как бы впервые собственную веранду. – Такие дела…
– Ну.
На веранде ему точно не было места. Здесь умещались только узкая тумбочка, столик, похожий на откидной вагонный, две табуретки на трубчатых ножках… низкий скошенный потолок.
– Дяинк… дядь Серёж в смысле… есть у вас погребка, сарай какой-нить? Лето – я бы там стал ночевать.
– А-а, точно! – обрадовался дядя Сергей, живо вставился в разношенные тапки и первым выбрался на крыльцо. – Я бы и сам, слушай… И ведь есть, есть уголок! Пошли, пошли-ка…
Затея с надворным ночлегом заметно развлекла и расшевелила хозяина. Он пораскрывал двери четырёх тесно слепленных построек и пошёл нырять из одной в другую, вытаскивая каждый раз во дворик какую-нибудь залежавшуюся и наконец-то востребованную бытовую вещицу.
Из самой отдалённой двери раздавалось кудахтанье нескольких кур, через ближнюю было видно помещеньице, заставленное бочками и ящиками, а ночлежный гаражик мог располагаться за второй, самой широкой и даже обитой жестью. Костя приблизился, чтобы разглядеть внутренность, и тут же отпрянул, чуть не припечатанный спинкой от железной кровати, которую дядя Сергей выносил впереди себя.
– Вот так вот! – произнёс тот с огорчением и бросил спинку на землю. – Веришь, Костян, совсем туго бывало, но я и ведра дырявого в лом не сдавал. Видно, зятёк наш первый, студент прохладной жизни, кровать разрознил – одна спинка осталась!
– Ну а просто пара досок найдётся? Чурбаки…
Дядя Сергей мелко взглянул на него, пошевелил пальцами и снова ожил:
– Мысль понята! Найдётся – дверь! Старинная, выше нас ростом… Только, друг ситный, тебя ж переодеть надо!
Он пробежался по закуткам и вскоре вынес стопку спецодежды и брезентовый мешок. Встряхнув, развесил на штакетинах явно ненадёванные оранжевую желетку и чёрные штаны, из мешка, покопавшись, достал пару кожаных ботинок, а из кармана – чёрную стёганую панаму-шляпу, которую обколотил о колено и самолично нахлобучил Косте на макушку.
– Вылитый кацап… это – гусар! Или турист…
– Ну! – Косте головной убор понравился, и ботинки на вид были легче его подкованных, а штаны хоть и оказались коротковаты, зато просторны и действительно дышали.
– Теперь – за дверью, – хозяин по-бригадирски взмахнул рукой.
С дверью Костя управился один.
– Да-а, действительно, – только и сказал дядя Сергей. – Дальше правь по-домашнему, а я курам насыплю, тётку твою покормлю и нам ужин сготовлю. Яешню подбавлю к кулешику!
Оставшись один, Костя развернулся во всю силу возникшего представления о нечаянном надворном ночлеге. Дома он натаскал бы сена, шелковистой ячменной соломы, но дом был далеко сейчас…
Поужинав, они устроили постель на нарах, хозяин ушёл, заверив, что утром будить не станет, и Костя остался один в ночлежке. Посидел не раздеваясь и вдруг вообразил себе, как берёт с верстака сотовый, находит дом или мама и просто так говорит: не спишь? а я у тёти Ани Капитоновой, ложусь – и отключается.
Костя разделся, устроил одежду на гвоздях, сунул панаму под подушку и выключил лампу. В тот же миг где-то неподалёку просигналил и газанул тепловоз, и он засмеялся в потёмках. А потому что сотовый не сотовый, но Егоров-то наверняка доехал до их дома, заглушил мотор и идёт через двор. Мать выходит на крыльцо и кричит оттуда: кто? чего? А Егоров говорит: да ничего, Косте твоему подвезло – пристроился… или он уже сказал это часа три назад, а то и сразу, как вернулся из города.
Жизненный ресурс своего кормильца Борис Петрович Егоров продлевал с первых дней эксплуатации сам. Вовремя менял накладки и прокладки, масло и тосол, и вот уже двадцатый год пошёл, а капитальным ремонтом и не пахнет. В салоне запах тот же, что и десять лет назад: кожзаменитель плюс два процента тормозухи. И всё потому, что отечественные конструкторы главный тормозной цилиндр присобачили так, что если уж начнёт подтекать, то прямо под ноги. А сальники год от года всё дерьмовей и гаже, и последний из купленных оказался просто прессованной сажей. Пришлось задружить с приёмщиками лома и выходить на их шефа Димона. И вовремя: вскоре москвичи и запорожцы потекли в скупку валом, и почти все – своим ходом! За сезон Борис Петрович обеспечил себя мелкими ремкомплектами, а заодно и сменные двигатель с коробкой скомплектовал. Теперь случись что, час-полтора на замену – и снова в строю…
За размышлениями он чуть не проскочил мимо попутчиков, неизвестно откуда нарисовавшихся на довольно пустынном участке дороги, но повод, маршрут и плату они предъявили до того жалобно и внятно, что Борис Петрович, взяв деньги вперёд, согласился на незначительный крюк. Дорогой пришлось вникать в чужие проблемы, но ему это было не впервой и даже нравилось, честно сказать.
Оказалось, нечаянный клиент Гена в прошлом году взял да и нанялся к местному фермеру в комбайнёры на лизинговый ньюхоланд. Успел даже первую зарплату домой принести, а под конец уборочной комбайн возьми да и заглохни в небольшом, как уверял бедолага, овражке. И нет бы ему оставить всё как есть и тут же дать знать хозяину, но – нет! Даже то, что на холанде привычного набора инструментов не оказалось, не остановило этого кулибина-попова – достал инструменты из собственного мотоцикла и полез канадцу под капот… Дальше Борис Петрович мог бы и сам продолжить, но до поры терпеливо слушал, давал Гене свободно высказаться. Жена его помалкивала, а дочери-подростка словно и вовсе в машине не было… Короче, ни один из выстраданных диагнозов не подтвердился, зато следы вскрытия – от сорванного болта, перепутанных проводов до многочисленных царапин и нечистых следов на блоке двигателя – остались, и этого с лишком хватило для убийственного заключения эксперта. Гарантии отлетели, а двигатель пришлось брать новый.
– Значит, на дороге след не только от тормозухи остался, но и от маслица, – утвердительно предположил Борис Петрович.
– Ну, я не знаю, – на секунду сбился рассказчик.
Вызванная бригада сменила двигатель, сделали пробный выезд, и хозяин подбил бабки. За вычетом заработанного с бедолаги причитался без двух тысяч миллион. Почему? А вот почему…
– Договор, – догадался Борис Петрович. – Небось под полную свою ответственность машину принимал? Всё своё движимое и недвижимое подписал? Вот когда тебе думать надо было, уважаемый! Да ещё глядеть, с кем связываешься…
Но ничего плохого о бывшем хозяине Гена сказать не мог. Кто ж знал, что так выйдет? Тот, видишь ли, и о долге лишний раз напоминать не стал: подождал сколько-то, подал на суд, и с напоминанием приехал судебный пристав. После нового года описали кое-что по мелочи, свезли и вроде как отстали: дом, земля не оформлены – неликвид, значит. А месяца полтора назад хозяин предложил выход. На постоянную работу он принял со стороны толкового паренька с опытом и корочкой, поэтому должнику оставалось освободить обставленный свой дом, – и все в расчёте. Вчера как раз оформление закончилось…
– Курей сменщику оставили, а крупную скотину распродали по-быстрому. Думаю, на первое обзаведение хватит, – со значением закончил Гена, и настал черёд Борису Петровичу речь держать.
– И теперь, значит, в Берёзовке обживаться будете? Ну-ну. Домик какой-никакой родня вам, конечно, укажет, там это не проблема, даже хозяев искать не придётся: заходи и живи! Газа, правда, нет и электричество отрезано, но, я так думаю, начального капитала вам хватит, чтобы к электричеству подключиться и кур с десяток себе завести. Остальное придётся на хлеб-соль, на школьное обмундирование дочке приберечь. Помереть вам родня не даст, надеюсь, но будущее ваше представляется мне туманным и серым. О причине переезда соврать как-нибудь так не сумеете, на бирже разговаривать с вами не станут, пособии-рапсодии, как добровольные переселенцы, забудьте… и что в остатке?
– Ну, подвернётся же какая-нибудь работёнка…
– Не подвернётся, – заверил Борис Петрович. – Никакой там работы никому в целой округе никогда уже не будет: земли занял синдикат, наезжают сезонно отряды, да и сеют-то в основном семечку. Разве что тебе, Геннадий, на какую-нибудь стройку податься, к туркам, к узбекам в подручные? Некоторые наши подались, но как сгинули…
Ещё какое-то время нагонял он жути на попутчиков, но вскоре дорога совсем разладилась, и пришлось поберечь хоть язык на ухабах.
Домой Борис Петрович возвратился на закате солнца с привычным ощущением толково и прибыльно прожитого дня. Он уже запирал гаражные ворота, как вспомнил вдруг о Маше Косолаповой. Можно было, конечно, сейчас же доехать и доложить вкратце обстановку в городе, но неясные предварительные соображения следовало обмозговать детально и не спеша. Главное, совсем неизвестно, как её увалень в городе приживётся…
Статья опубликована :
№30 (6332) (2011-07-27)
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 4 чел. 12345
Комментарии: